КОНЦЕПЦИЯ ОТЧУЖДЕНИЯ
ЛИЧНОСТИ И ОБЩЕСТВА В ФИЛОСОФИИ АЛЬБЕРА КАМЮ
(на примере повести «Посторонний»)
Научное сочинение студентки 3-го курса факультета иностранной филологии группы 341 Молдован Елены
Херсонский
государственный педагогический университет
МИНИСТЕРСТВО
ОБРАЗОВАНИЯ УКРАИНЫ
Херсон
-1998
ВСТУПЛЕНИЕ
Альбер Камю – один из моралистов в
современной французской литературе ХХ столетия
1.0. С давних пор культура Франции была щедра на «моралистов», то
есть назидателей, нравоучителей, проповедников добродетели.
Прежде всего это мастера пера и мыслители, обсуждающие в своих книгах загадки
человеческой природы с остроумной прямотой, подобно Монтеню в ХVIв., Паскалю и Ларошфуко в ХVIIв., Вальтеру, Дидро,
Руссо в XVIII в. Франция XX столетия выдвинула очередное созвездие таких
моралистов: Сент-Экзюпери, Мальро, Сатр… Среди первых в ряду этих громких
имен должен быть по праву назван и Альбер Камю. В своем творчестве он
рассмотрел концепцию отчуждения личности и общества. Он – глашатай множества
разрозненных фишочек, которые в мире, расколотом на лагеря, ведут судорожные
поиски собственного серединного пути.
В своих произведениях он придерживался умозаключений «философии существования»,
экзистенциализма. Понять жизнь – значит, по Камю, различать за ее изменчивыми
малодостоверными обликами лик самой
Судьбы и истолковать в свете
последней очевидности нашего земного удела. Все книги Камю претендуют на то,
чтобы быть трагедиями метафизического прозрения: в них ум тщится пробиться
сквозь толщу преходящего, сквозь житейско-исторический пласт к прямоугольной
бытийной правде существования личности на земле.
1.1. К одной из таких книг относится и произведение Камю «Посторонний», о
котором уже написаны тысячи станиц. Он вызвал живой интерес как во Франции, так
далеко за ее рубежами. Но и сегодня, более сорока лет после его выхода а свет,
книгу продолжают читать, она остается во Франции бестселлером. «Посторонний»
прочно вошел в лицейские и университетские курсы, где трактуется как
«капитальная дата» в истории французской литературы. Эта книга Камю называется
и «лучшим романом поколения Камю», и
«одним из больших философских мифов в искусстве этого века» и даже одним
из наиболее захватывающих, убедительных и наилучшим образом построенных романов
в мировой литературе.
1.2. Литература о «Постороннем» настолько разнообразна, что знакомство с
ней дает довольно полное представление о
возможностях различных направлений в методологии современного западного
литературоведения. Повесть подвергалась разного рода прочтению –
метафизическому,
экзистециалистическому,
биографическому, политическому и социологическому. К ней обращались представители
многих областей знаний.
ГЛАВА І. Общие положения
2.1. Творческая история «Постороннего» довольно легко прослеживается по
«Записным книжкам» Камю. Он отмечает,
что главный герой повести –
человек, не желающий оправдываться. Он предпочитает то представление, которое люди составили о
нем. Он умирает, довольствуясь собственным сознанием своей правоты.
Примечательно, что уже в этой первой
записи как ключевое звучит слово
«правда», в июне 1937г. появился набросок темы о человеке, приговоренном к смертной казни. Узник
парализован страхом, но не ищет никаких утешений. Он умирает с глазами, полными
слез. В июле 1937г. вновь появляется запись о человеке, который всю жизнь
защищает некую веру. Умирает его мать. Он все бросает. В августе 1937г. в его дневниках появляется запись: «человек,
который искал свою жизнь там, где она обычно и проходит (женитьба, положение в
обществе). Однажды он осознал, насколько чужим был по отношению к собственной
жизни. Ему свойственен отказ от компромиссов и вера в правду природы». (4, 135)
2.2. По запискам Камю, герой – хранитель правды, но какой? Ведь этот
человек странный, на что некоторым
образом намекало название романа – «Посторонний».
Когда
«Посторонний» вышел в свет, целое поколение с жадностью прочло эту книгу –
поколение, жизнь которого не покоилась на традиционных основах, была замкнутой,
лишенной будущего, совсем как жизнь «Постороннего». Молодежь сделала из Мерсо
своего героя.
2.3. Как писал Камю, основной проблемой был абсурд. Главное, что
определяет поведение Мерсо, считал писатель -это отказ от лжи.
Психология Мерсо, его поведение, его правда – результат долгих
размышлений Камю над эстетикой абсурда,
которая по-своему отражала его собственные жизненные наблюдения.
2.3.1. «Посторонний» – произведение сложное, его герой «ускальзывает» от
однозначной трактовки наибольшая сложность
в повести заключается в ее двуплановости. Повесть разбита на две равные,
перекликающиеся между собой части.
Вторая – зеркало первой, но зеркало кривое. Однажды пережитое в ходе
судебного разбирательства, и «копия» до неузнаваемости искажает натуру. С одной
стороны, Камю стремится показать столкновение «обычного человека» лицом к лицу
с судьбой, от которой защиты нет – и это метафизическая плоскость романа. С
другой стороны, своим негативизма Мерсо
поверяет общепринятые ценности, чтобы своей внутренней правдой осудить внешнюю
ложь.
2.3.2. Жанр романа близится к моралистическому роману, поэтому
философско-эстетическая система автора не отделима от его личности. Полноту
«Постороннему» придает его философский подтекст. В «Постороннем» Камю стремится
придать истории универсальный характер мифа, где жизнь изначально отмечена
печатью абсурда. Действительность здесь является скорее метафорой, необходимой
для раскрытия образа Мерсо.
2.3.3. Механически размеренно течет жизнь молодого героя на городской
окраине Альшера. Служба мелкого клерка
в конторе, пустая и монотонная, прерывается радостью возвращения Мерсо к
пляжам «залитым солнцем, к краскам вечернего южного неба». Жизнь и здесь под
пером Камю предстает своей «изнанкой» и своим «лицом». Сама фамилия героя содержит
для автора противоположность сущности:
«смерть» и «солнце». Трагизм удела человеческого, сотканный из радости и
боли, и здесь с недоступностью закона охватывает все круги жизни героя». (1,
140)
Мерсо не требует много от жизни и по-своему он счастлив. Следует
отметить, что среди возможных названий романа Камю отметил в своих черновиках
«Счастливый человек», «Обыкновенный человек», «Безразличные». Мерсо – скромный,
уступчивый и благожелательный, правда, без особого радушия, человек. Ничто не
выделяет его из числа обитателей бедных предместий Алжира, кроме одной
странности – он удивительно бесхитростен и равнодушен ко всему, что обычно
представляет интерес людей.
2.3.4. Жизнь алжирца сводится Камю до уровня непосредственно чувственных
ощущений.
Он не видит оснований менять свою жизнь, когда хозяин конторы предлагает
ему подумать о карьере, где для него нашлась интересная работа. В Париже Мерсо
уже бывал, у него нет не малейшего честолюбия никаких надежд. Ведь жизнь,
считает он, не поменяешь, та или иная жизнь в конечном счете равноценна.
Но, когда-то в начале жизни Мерсо учился, был студентом и, как все,
строил планы на будущее. Но ученье пришлось оставить, и тогда он очень скоро
понял, что все его мечты в сущности не имели смысла. Мерсо отвернулся от того,
что прежде казалось преисполненным значения. Он погрузился в пучину равнодушия.
2.3.5. Вероятно, именно здесь надо искать причину поразительной
безчувственности Мерсо, секрет его странности, Но об этом Камю молчит до
последних страниц, до той ключевой сцены в романе, когда выведенный из себя
домогательствами священника Мерсо лихорадочно выкрикивает слова своей веры в
лицо служителю церкви: «Я был прав, я и теперь прав, я всегда прав. Я жил вот
так, а жил по-другому. Я де лал то, и не делал этого. Ну и что? Я славно жил в
ожидании той минуты бледного рассвета, когда моя правда обнаружиться. Из бездны
моего будущего в течение всей моей абсурдной муки подымалась во мне сквозь еще
не наставшие годы дыхание мрака, оно все уравнивало на своем пути, все, что доступно
моей жизни, – такой ненастоящей, такой призрачной жизни». (2, 356). Занавес над
тайной Мерсо приподнят: смерть неотразимый и бессмысленный факт, лежит на
основе правды.
2.3.6. Секрет «индивидуума» героя заключается в выводах, которых он
уехал, осознав конечность и абсурдность жизни. Он желает просто быть, жить и
чувствовать сегодня, здесь на земле, жить в «вечном настоящем». Все же
остальное, что связывает человека с другими, – мораль, идеи, творчество, – для
Мерсо обесценено и лишена смысла. Спасение для героя может быть в том, чтобы
погасить сознание, не сознавать самого себя, разорвать формальную связь с
другими Мерсо выбирает отрешенность, отделяется от общества, становится
«чужаком». Его рассудок, кажется, поддернут легким туманом, и уже при чтении
начальных глав романа создается впечатление, что герой пребывает в состоянии
полусна.
Хотя, слово
«абсурд» встречается в романе всего лишь один раз в конце последней главы, уже
первые страницы «Постороннего» поручают читателя в атмосферу абсурда, которая
не перестают сгущаться до последней сцены.
2.4. Рассказ ведется от первого лица, и в то же время он парадоксально
безразличен. Разговорную заурядность и оголенную прямоту этого вызывающе
бедного по словарю, подчеркнуто однообразного по строю, с виду бесхитростного
нанизывания простейших фраз один из истолкователей «Постороннего» метко
обозначенный как «нулевой градус письма». Повествования тут дробится на
бесчисленное множество предложений, синтаксически предельно упрощенных, едва
соотнесенных друг с другом замкнутых в себя и самодостаточных, – своего рода
языковых «островов» . (Сартр) (1, 390)
2.5. «Посторонний» Камю служит примером для всех, кто склонен судить о
произведении, о писателя исходя из рассказывания, стиля, из формы, если она
усложнена, «разорвана», значит это модернист, а если проста, если присуща ей
некая цельность-реалист. К тому же если все так просто таким прозрачным языком
написано.
Какова же основная идея повести? Безмятежно-равнодушный, инертный Мерсо –
это человек которого не вывело из сонного равновесия даже совершенное им
убийство, однажды все-таки впал в неистовство. Случилось это именно в ключевой
сцене романа, когда тюремный священник попытался вернуть героя в лоно церкви,
приобщить к вере, будто все вертится по воле божьей. И Мерсо вытолкал
священника за двери своей камеры. Но почему этот пароксизм ярости вызвал у него
именно священник, а не жестокий, загонявший его в тупик следовать, не скучающий
судья, вынесший ему смертный приговор, не бесцеремонная, пялившаяся на него,
как на одинокое животное, публика? Да потому, что все они лишь утверждали Мерсо
в его представлении о сущности жизни и только священник, призывал уповать на
божественное милосердие, довериться божественному промыслу, развернул перед
ними картину бытия гармонического, закономерного, предопределенного. И картина
эта угрожала поколебать представление о мире – царстве абсурда, мире –
первозданном хаосе.
Взгляд на жизнь как на нечто бессмысленное – модернистический взгляд.
Поэтому «Посторонний» – произведение для модернизма классическое.
ГЛАВА II. Непосредственный анализ произведения
3.1. Примечательно, что развитие действия в романе почти не наблюдается.
Жизнь Мерсо – скромного обывателя из пыльного предместья Алжира – мало чем
выделяется из сотни ей подобных, так как это жизнь будничная, невзрачная,
скучноватая. И выстрел явился толчком в этом полудремном прозябании, это было
своеобразной вспышкой, которая перенесла Мерсо в другую плоскость,
пространство, в другое измерение, разрушившим его бессмысленное растительное существование.
3.2. Следует отметить главную особенность Мерсо – это полное отсутствие
лицемерия, нежелание лгать и притворяться, даже если это идет в противовес его
собственной выгоде. Данная черта проявляется прежде всего тогда, когда он
получает телеграмму о смерти матери в богадельне. Формальный текст телеграммы
из приюта вызывает у него недоумение, он не совсем понимает и принимает, то,
что его мать умерла. Для Мерсо мать умерла намного раньше, а именно: когда он
поместил ее в богадельню, представив заботу о ней служащим заведения. Поэтому
горестное событие и отрешенность, безразличие, с которым оно воспринимается
главным героем усиливает чувство абсурда.
3.3. В приюте для престарелых Мерсо снова не понимает необходимость
следовать положенному принципу и создать хотя бы видимость, иллюзию
сострадания. Мерсо смутно чувствует, что его осуждают за то, что он поместил
свою мать в богадельню. Он пытался оправдать себя в глазах директора, но он его
опередил: «Вы не могли взять ее на иждивение. Ей нужна была сиделка, а вы
получаете скромное жалованье. И в конце концов ей жилось здесь лучше». (1,
142). Однако в приюте для престарелых поступают не сообразно с желаниями,
просьбами, привычками стариков – только лишь со старым распорядком и правилами.
Шаг в сторону был неприемлим, исключения были только в редких случаях, да и то
с предварительными отговорками. Как это произошло в случае с Пересом, когда ему
позволили участвовать в похоронной процессии, так как в приюте он считался
женихом умершей.
Для Мерсо голоса стариков, зашедших в приютский морг звучат «приглушенной
трескотней попугаев», у сиделок вместо лица – «белая марлевая повязка», на
старческих лицах вместо глаз среди густой сетки морщин – «лишь тусклый свет».
Перес падает в обморок, как «сломавшийся палец» Участники похоронной процессии
похожи на механических кукол, стремительно сменяющих друг друга в нелепой игре.
Механическое
соседствует в «Постороннем» с
комическим, что еще более подчеркивает отчуждение героя от окружающего:
распорядитель процессии – «маленький человек в белом одеянии», Перес –
«старичок актерской внешности», нос Переса – «в черных точках», у него
«огромные дряблые и оттопыренные уши, к тому же багрового цвета». Перес
суетится, срезает углы, чтобы поспеть за сопровождающими гроб. Его трагикомический
вид контрастирует с преисполненной достоинства внешностью директора приюта,
столь же нелепого в своей нечеловеческой «официальности». Он не делает не
единого лишнего жеста, даже не вытирает пот со лба и с лица». (4, 172)
3.4. Но Мерсо как непричастен, отрешен от происходящего на его глазах
действа, обряда похорон. Ему чужда эта ритуальность, он просто исполняет
обязанность, всем своим видом показывая, что он делает именно это, не пытаясь
даже скрыть свой отрешенный, безразличный взгляд. Но отрешенность Мерсо носит
избирательный характер. Если сознание героя не воспринимает социальный ритуалы,
то оно очень живо по отношению к миру природы. Герой воспринимает окружающее
глазами поэта, он тонко чувствует краски,
запахи природы, слышит едва уловимые звуки. Игрой света, картиной пейзажа,
отдельной деталью вещного мира Камю передает состояние героя. Здесь Мерсо –
самозабвенный поклонник стихий – земли, моря, солнца. Пейзаж также таинственным
образом связывает сына с матерью. Мерсо понимает привязанность матери к местам,
где она любила гулять. (2, 356)
Именно благодаря природе возобновляется связь между людьми – обитателями
приюта, – которая непостижимо рвется в быту.
3.5. Во второй части повести происходит перестановка жизненных сил героя
и перелицовка его заурядной, обыденной жизни в житие злодея и преступника. Его
называют нравственным уродом, так как он пренебрег сыновним долгом и отдал мать
в богадельню. Вечер следующего дня, проведенным с женщиной, в кино, в зале суда
истолковывают как святотатство; то что он был на короткой ноге с соседом, у
которого было не слишком чистое прошлое, свидетельствует о том, что Мерсо был
причастен к уголовному дну. В зале
заседаний подсудимых может отделаться от ощущения, что судят кого-то
другого, кто отдаленно смахивает на знакомое ему лицо, но никак не на его
самого. И Мерсо отправляют на эшафот, в сущности, не за совершенное им
убийство, а за то, что пренебрег лицемерим, из которого соткан «долг». (4, 360)
3.5.1. Создается впечатление, что суд над Мерсо происходит не за
физическое преступление – убийство араба, а за нравственное преступление над
которым не властен земной суд, суд человека. В этом человек – сам себе судья,
только сам Мерсо должен был ощутить меру ответственности за содеянное. А вопрос
о том, любил ли Мерсо свою мать не должен был открыто обсуждаться,
дебатироваться в зале суда, а тем более самым веским доводом для вынесения
смертного приговора. Но для Мерсо не существует абстрактного чувства любви, он
предельно «заземлен» и живет ощущением настоящего, быстротекущего времени.
Доминирующим влиянием на натуру Мерсо являются его физические потребности,
именно они определяют его чувство.
Следовательно, слово «любить» для «Постороннего» не имеет никакого смысла, так как
принадлежит к словарю формальной этики, он знает о любви лишь то, что это смесь
желания, нежности и понимания, соединения его с кем-нибудь». (4, 180)
3.5.2. «Постороннему» не чужд разве что вкус к телесным «растительным»
радостям, потребностям, желаниям. Ему безразлично почти все, что выходит за
пределы здоровой потребности в сне, еде, близости с женщиной. Это
подтверждается тем, что на следующий день после похорон он отправился купаться
в порт и встретил там машинистку Мари. И они спокойно плавают и развлекаются и,
в частности Мерсо, не испытывает никаких угрезений совести, которые должны были
естественно возникнуть у него по поводу смерти матери. Его индиффирентное
отношение к этому переломному в жизни каждого человека момента и составляет
постепенно нагнетающееся чувство абсурда на первый взгляд реального
произведения.
3.5.3. Итак бездумно, не зная цели, отрешенный Мерсо бредет по жизни,
глядя на нее, как человек абсурда.
В преступлении Мерсо решающими являлись силы природы, которым Мерсо так
поклонялся. Это «нестерпимое», палящее солнце, которое делало пейзаж
бесчеловечным, гнетущим. Символ мира и покоя – небо становится враждебным
человеку, являет собой соучастника, пособника в преступлении.
Пейзаж здесь, то есть на арене преступления, и раскаленная равнина, и
замкнутое пространство, где Мерсо отдан во власть жестоких лучей солнца и
откуда нет выхода, поэтому главный герой чувствует себя в западне, пытаясь
прорваться сквозь эту пелену и безысходность. Враждебная стихия испепеляет тело
и дух Мерсо, создает атмосферу рокового насилия, затягивает жертву в свою
бездну, откуда нет пути назад. В аллегорическом смысле солнце стает палачем
Мерсо, насилует его волю. Мерсо чувствует себя на краю безумия (данный момент
является характерной чертой человека в произведениях модернистов). Чтобы
вырваться из круга насилия и зля нужен взрыв, и он происходит. И взрыв этот –
убийство араба.
Сцена убийства араба является поворотным моментом в композиции
«Постороннего». Эта глава делит роман на две равные части, обращенные одна к
другой. В первой части – рассказ Мерсо о его жизни до встречи с арабами на
пляже, во второй – повествование Мерсо о своем пребывании в тюрьме, о следствии
и суде над ним.
«Смысл книги, писал Камю, –
состоит исключительно в параллелизме двух частей». Вторая часть – это зеркало,
но такое, которое искажает до неузнаваемости правду Мерсо. Между двумя частями
«Постороннего» – разрыв, вызывающий у читателей чувство абсурда, диспропорция
между тем, как Мерсо видит жизнь и как ее видит судьи, становиться ведущей
ассиметрией в художественной системе «Постороннего». (1, 332)
3.5.4. В зале суда следователь яростно навязывает Мерсо христианское
покаяние и смирение. Он не может допустить
мысли, что Мерсо не верит в Бога, в христианскую мораль, единственной
моралью для него действенной и справедливой является рацио и окружающие его
явления и процессы. Он не верит в то, что нельзя проверить, увидеть, ощутить.
Поэтому в зале суда Мерсо предстоит в личине Антихриста. И вот звучит приговор:
«председатель суда объявил в довольно странной форме, что именем французского
народа мне на городской площади будет отрублена голова». (1, 359)
В ожидании казни Мерсо отказывается от встречи с тюремным священником:
духовник – в стане его противников. Отсутствие надежд на спасение вызывает
неодолимый ужас, страх смерти неотступно преследует Мерсо в тюремной камере: он
думает о гильотине, об обыденном характере экзекуции. Всю ночь, не смыкая глаз,
узник ждет рассвета, который может быть для него последним. Мерсо бесконечно
одинок и бесконечно свободен, как человек у которого нет завтрашнего дня.
Загробные надежды и утешения не поняты и не приемлемы для Мерсо. Он
далеко от отчаяния и верен земле, за пределами которой ничего не существует.
Тягостная беседа со священником заканчивается внезапным взрывом гнева Мерсо. В
жизни царствует бессмысленность, никто не в чем не виноват, или же все виноваты
во всем.
Лихорадочная речь Мерсо, единственная на всем протяжении романа, где он
раскрывает душу, как будто очистила героя от боли, изгнав всякую надежду. Мерсо
чувствовал отрешенность от мира людей и свое родство с бездуховным и как раз,
поэтому прекрасным миром природы. Для Мерсо уже нет будущего, есть лишь
сиюминутное настоящее.
Круг горечи в финале романа замкнулся. Затравленный всесильной механикой
лжи «Посторонний» остался со своей правдой. Камю, видимо, хотел, чтобы каждый
поверил, что Мерсо не виновен, хотя он и убил незнакомого человека, и если
общество послало его на гильотину, значит совершило оно преступление еще более
страшное. Жизнь в обществе организована не праведно и бесчеловечно. И
Камю-художник немало делает чтобы внушить доверие к негативной правде своего
героя. (4, 200)
3.5.5. Существующий косный миропорядок подталкивает Мерсо к желанию уйти
из жизни, так как он не видит выхода из сложившегося порядка вещей. Поэтому
последним словом романа все-таки остается «ненависть».
В судьбе Мерсо ощущается абсурд: молодой и влюбленный в «яства земные»,
герой не мог найти ничего, кроме бессмысленной работы в какой-то конторе;
лишенный средств, сын вынужден поместить свою мать в богадельню; после похорон
он должен скрывать радость близости с Мари; судят его не за то, что он убил (об
убитом арабе по существу речи нет), а зато, что он не плакал на похоронах своей
матери; на пороге смерти ему навязывают обращение к богу, в которого он верует.
ВЫВОД. Вклад Камю в мировую литературу,
раскрытие «экзистенциалистической» личности при создании «Постороннего»
4.0. Выходя за пределы понятий, которые были нужны Камю для создания
экзистенциалиского типа «невиновного героя», мы сталкиваемся с вопросом: можно
оправдать убийство только на том основании, что произошло оно случайно?
Концепция абсурда не только уживала художественное видение писателя, но и не
освобождала героя от присущего ему порока нравственной индиффирентности. В
трактате «Человек блуждающий» Камю строго оценит то, что со временем ему
прийдется преодолевать. Чувство абсурда если пытаться извлечь из него правило
действия, делает убийство по меньшей мере безразличным и, следовательно,
возможным. Если не во что верить, если ни в чем нет смысла и нельзя утверждать
ценность чего бы то ни было, то все допустимо и все неважно Нет «за» и
«против», убийца ни прав ни неправ. Злодейство или добродетель – чистая
случайность или прихоть» .
В «Постороннем» Камю сделал попытку встать на защиту человека. Он освободил
героя от фальши, если вспомнить, что свобода для Камю – это «право не лгать».
Чтобы выразить чувство абсурда, у него самого достижение высшей ясности, Камю
создал типичный образ эпохи тревог и разочарований. Образ Мерсо жив и в
сознании современного французского читателя, для молодежи эта книга служит
выражением их бунта.
И вместе с тем Мерсо – это свобода бунтаря, замкнувшего вселенную на
самом себе. Окончательной инстанцией и судьей остается определенный человек,
для которого высшим благом является жизнь «без завтрашнего дня». Борясь с
формальной моралью, Камю поставил алжирского клерка «по ту сторону добра и
зла». Он лишил своего героя человеческой общности и живого проживания морали.
Любовь к жизни, поданная в ракурсе абсурда, слишком очевидно вызывает смерть. В
«Постороннем» нельзя не почувствовать движение Камю вперед: это
жизнеутверждающий отказ от отчаяния и упорная тяга к справедливости.
Работая над романом Камю уже решил проблему свободы в ее связи с
проблемой правды.
Список литературы
1. Камю Альбер. Избранное. Вступительная статья Великовского С., Москва.
Издательство «Правда», 1990 год.
2. Камю
Альбер. Избранное. Сборник. Предисловие Великовского С., Москва. Издательство
«Радуга», 1989 год.
3. Камю Альбер. Избранные произведения. Послесловие Великовского С.,
«Проклятые вопросы» Камю. Москва. Издательство «Панорама», 1993 год.
4. Кушкин Е.П., Альбер Камю. Ранние годы. Ленинград. Издательство
Ленинградского университета, 1982 год.
5. Затонский Д. В наше время. Книга о зарубежной литературе ХХ в. Москва.
Издательство «Просвещение», 1979 год.