«Крейцерова соната» в контексте взглядов Л. Н. Толстого на искусство в 1880-1890 гг

«Крейцерова соната» в контексте взглядов Л.Н.Толстого на искусство в 1880-1890 гг. В своем исследовании я обращаюсь к проблеме понимания Толстым сущности искусства в период 80-90-х гг. 19 в. Вопрос о влиянии искусства на человека, его функциях волновал Толстого всегда. Эта проблема рассматривалась им как в художественных произведениях («Альберт» (1857 – 1858), «Люцерн» (1857), «Анна Каренина» (1875 – 1875), «И свет во тьме светит» (1896 – 1897), «Воскресение» (1889 – 1899), «Крейцерова соната» (1887-1989)), так и в его теоретико-философских трактатах («О Шекспире и драме» (1903), «Наука и искусство» (1891); «О науке и искусстве» (1891); «О том, что называют искусством»(1896); «Что такое искусство?» (1898); «Об искусстве» (1891) и др.). Для нас важно рассмотреть повесть «Крейцерова соната» в контексте взглядов Толстого на сущность искусства и его роль в жизни общества в 1880-1890 гг. Данная проблема исследовалась в научной литературе достаточно полно. Отметим, что ряд монографических работ о Толстом дают подробный анализ как мировоззрения писателя в данный период, так и взаимосвязей «Крейцеровой сонаты» с предшествующими произведениями Толстого, связанными с темой искусства. Среди таких работ – исследования Н.Н.Арденса [9], Б.И.Бурсова[14], С.П.Бычкова[15]. Более пристальный взгляд на тему искусства в творчестве Толстого мы обнаруживаем в исследованиях Э.Г.Бабаева[10-12], К.Н.Ломунова[24], Г.Н.Ищука[21]. Эти работы объединяет понимание творчества Толстого как соединение сложных, противоречивых идей, вследствие чего в них вскрываются причины такой особенности мировоззрения писателя. Так, например, Г.Н.Ищук указывает на то, что противоречие эстетики позднего творчества Толстого не может правильно понято без ретроспективного изучения эстетических представлений писателя. В ходе исследования мной были рассмотрены и те работы, которые своей задачей ставят разрешение вопроса об интерпретации Толстым темы семьи в «Крейцеровой сонате». И.Мардов[25] в аспекте этой темы рассматривает мотив «мнимодушевности», которая распространяется прежде всего на внутрисемейные отношения. Т.Касаткина[22] затрагивает проблему философии пола и женской эмансипации в повести и приходит к выводу, что у Толстого мировоззренческий кризис всегда оказывается тесно связан с кризисом в восприятии проблемы пола. В исследовании я попытаюсь дать объяснение противоречивым взглядам Толстого на искусство. Цель работы: рассмотреть повесть «Крейцерова соната» в контексте взглядов Толстого на искусство 1880-1890 гг. В ходе исследования ставились следующие задачи: Указать причины переоценки Толстым сущности искусства в 1880-1890 гг. Обнаружить связь «Крейцеровой сонаты» с более ранними произведениями Толстого, включающими тему искусства. Рассмотреть взаимодействие в творчестве Толстого темы искусства и темы семьи. Перечислить важные идеи Толстого в понимании психологии творчества и искусства как способе сохранения нравственных основ человечества. Метод исследования: историко-функциональный. Материал исследования: повесть «Крейцерова соната», трактат «Что такое искусство?». Начиная с 80-х гг. тема искусства занимает всё более важное место в размышлениях писателя. Об истинности и ложности искусства спорили в Ясной Поляне, мысли об этом присутствуют в переписке Толстого со Страховым, Чертковым, Бирюковым… Главные положения писателя отразились и в его произведениях. В этой связи представляет интерес повесть «Крейцерова соната», которая была написана в 1887-89 гг. и в трактовке темы искусства перекликается с трактатами Толстого. «Я пишу «Крейцерову сонату» и даже «Об искусстве» – и то и другое – отрицательное, злое»,[11; 16] – говорил Толстой. Общеизвестно, что уже в «Анне Карениной» Толстой затронул важнейшие проблемы, которые будут развиваться в его творчестве в 80-90-х гг. Так своих героев Толстой проверяет искусством. Анне и Левину, которых писатель наделяет чертами высшего интеллектуального и сердечного разума, он доверяет свою концепцию возникновения натурализма во французском искусстве как своеобразной реакции на декадентские течения в живописи и литературе. Образ Вронского связан с темой дилетантизма. Его отношение к искусству противоположно подлинному творческому началу: и отсутствие художнической страсти, и дилетантская всеядность, и позерство, и даже богатство, которое, по убеждению Толстого, всегда способно только вредить истинному таланту. Раскрывая же душевный мир Михайлова, Толстой вторгается в психологические проблемы творческого акта, показывает связи искусства с жизнью. Подобно тому, как прозорливо искусство, сам Михайлов отличается большой проницательностью: он сразу сумел увидеть заурядность Голенищева, дилетантизм Вронского и даже как-то выделить Анну. В образе Михайлова Толстой показывает, что художник в момент творчества становится совсем другим человеком, тогда как в жизни в нём нет ничего величественного, необыкновенного. В «Анне Карениной» Толстой говорит ещё об одном удивительном свойстве искусства: оно требует особого сочувствия воспринимающих. Здесь выражена особая позиция художника-творца, который должен быть чужд духовной отгороженности от мира. Настоящий художник счастлив лишь тогда, когда его творения, чувства и мысли поняты людьми, когда они становятся их достоянием. Искусство, по мнению Толстого, это не столько чувство наслаждения, сколько одно из могучих средств связи с жизнью. Художник творит для людей, тянется со своим искусством к людям. Сам Толстой часто заявлял о своём равнодушии к успеху своих романов, но это было именно равнодушие к успеху, славе. Однако его волновало, понято ли его произведения, стало ли оно близко как можно более широкому кругу людей. Отметим, что в «Анне Карениной» Толстой затрагивает вопрос и о влиянии образования на творческую силу художника. Он не признаёт этого влияния, для него важно лишь особенное гуманистическое образование, вырастающее в художнике вместе с его человеческой сущностью и способностью творить великие произведения искусства. Толстой считал, что наиболее полно мировоззрение художника отражается в его творчестве. Следует заметить, что в «послепереломное» время этот вопрос станет центральным и самым противоречивым в его эстетике. Примечательно и то, что уже в «Анне Карениной» Толстой развивает мысль об отсутствие человеческих скреп между людьми. Толстой негодует по поводу того, что искусству приходится существовать в предрассудках сословной, религиозной розни, осуществляя свою объединительную функцию. Наконец, в романе затрагивается вопрос о программности в музыке, которую он считал результатом непозволительного смешения искусств. Роман «Анна Каренина» явился отправной точкой в изменении взглядов Толстого на художественность. Время его написания совпадает со временем творческого кризиса Толстого, вследствие которого, по замечанию многих исследователей творчества писателя, в нем проявилась противодействующие качества морализатора и художника. Толстой всегда был самим собой. Он говорил, что перемена в его взглядах произошла не сразу и что те же идеи, которые ясно выражены в его произведениях, «находятся в зародыше более ранних: «эта перемена показалась мне неожиданной, потому что я неожиданно ее сознал»[8;188]. Как отмечает Э.Г.Бабаев, есть глубокая связь между романом «Анна Каренина» и позднейшим трактатом «Что такое искусство?»: «В таком большом и многоплановом романе, как «Анна Каренина», вопросы искусства проходят по периферии сюжета. Но они проявляются на первом плане в трактате «Что такое искусство?». Уже это одно свидетельствует о том, каким обдуманным и точным был у Толстого выбор и отбор материала в каждом произведении, в философском не менее, чем в художественном, потому что и то и другое в равной мере выражало его мировоззрение»[11, 170]. Такой исследователь, как Г.Н.Ищук, также подчеркивал, что причины противоречивости мировоззрения позднего Толстого имеют свои источники в прошлом и что эстетика у Толстого «не сделалась просто приложением к нравственности».[21;183] Нужно сказать, что усиление «злого» морализаторского начала в творчестве Толстого после «Анны Карениной» многими литературоведами и философами рассматривается как отрицательная сторона его творчества, в частности, теоретических трудов. Закрепилось мнение о мировоззрении Толстого как о тотальном историко-культурном нигилизме. С этой позиции теоретические труды писателя трактуются как крайне радикальное явление, раскрывающее нечуткость Толстого-художника и мыслителя к вопросам сущности и ценности искусства. Между тем, писатель высказал много ценных идей, и они не ограничиваются справедливыми, на наш взгляд, замечаниями о сущности элитарного искусства, ставшего главной темой его трактата «Что такое искусство?». Как известно, в высказываниях Толстого о творчестве русских и западноевропейских художниках доминирует высокая требовательность нравственного долга, что было высшим критерием в его оценках произведений искусства. Ещё в начале 70-х гг., когда Толстой чувствовал себя «писателем всеми силами души», он говорил: «Добро и зло – суть только матерьялы, из которых образуется красота… Поэтому вместо понятия добра – понятия относительного – я прошу поставить понятие красоты» [7; 24]. 80-е же годы стали для Толстого временем духовного перелома, вследствие которого писатель отрекся от своего творчества. В своем дневнике Толстой писал, что занялся темой искусства «по личным мотивам», главный из которых состоял в том, что он счел свою литературную карьеру оконченной. В 1894 году в «Предисловии к сочинениям Гюи де Мопассана» он писал: «Время это, 1881 год, было для меня самым горячим временем внутренней перестройки всего моего миросозерцания, и в перестройке этой та деятельность, которая называется художественной и которой я прежде отдавал все свои силы, не только потеряла для меня прежде приписываемую ей важность, но стала прямо неприятна мне по тому несвойственному месту, которое она занимала в моей жизни и занимает вообще в понятиях людей богатых классов» [3;3-4]. Именно в период написания трактатов Толстой не только хотел отказаться от литературной карьеры, но и от права собственности на свои литературные произведения. Однако он продолжил писательскую деятельность, не в силах перестать быть художником, а свой поиск определения искусства выразил в трактате «Что такое искусство?», над которым он работал в течение 15 лет. Рассмотрим же некоторые положения Толстого, выраженные им в данном трактате. Основная часть этой работы посвящена резкой критике современного искусства: изысканного, элитарного, непонятного народу: «Для огромного большинства всего рабочего народа наше искусство, недоступное ему по своей дороговизне, чуждо ему ещё и по самому содержанию, передавая чувства людей, удалённых от свойственных всему большому человечеству условий трудовой жизни» [3; 83]. Толстому важно показать, какой ущерб общественные несовершенства нанесли искусству. Предназначенное для украшения досуга праздных бездельников, искусство становится просто развлечением: отсюда обеднение содержания, сложность и неясность форм; искусственность вытесняет настоящее искусство, либо путём заимствования сюжетов, либо копированием действительности, либо поисками эффектности и занимательности. Условия же, которые благоприятствует деградации современного искусства, по Толстому, таковы: его профессионализация, развитие художественной критики и профессиональных школ, которые отучают от понимания настоящего искусства и приводят к общему искажению вкуса. Кроме того, в трактате Толстой прослеживает эволюцию реального мира, который во второй половине 19 века превращает искусство в предмет повседневного потребления, зависимого от законов рынка. В первой части трактата «Что такое искусство?» он противопоставляет рационалистическую эстетику всем традициям философской эстетики. Он упрекает философскую эстетику в определении понятия искусства как красоты, так как, будучи чистой метафизической абстракцией, это понятие является не более чем выражением мистифицированного понятия субъективного удовольствия: «На вопрос о том, что такое искусство, в жертву которому приносятся труды миллионов людей, самые жизни людские и даже нравственность, мы получили из существующих эстетик ответы, которые все сводятся к тому, что цель искусства есть красота, красота же познаётся наслаждением, получаемым от неё, и что наслаждение искусством есть хорошее и важное дело. То есть что наслаждение хорошо потому, что оно наслаждение. Так что то, что считается определением искусства, вовсе и не есть определение искусства, а есть только уловка для оправдания как тех жертв, которые приносятся людьми только во имя этого воображаемого искусства, так и эгоистического наслаждения и безнравственности существующего искусства. И потому–то, как ни странно это сказать, несмотря на горы книг, написанных об искусстве, точного определения об искусстве до сих пор не было сделано. Причиною этому то, что в основу понятия искусства положено понятие красоты» [3; 62]. Таким образом, Толстой приходит к выводу, что понятие прекрасного относительное и часто сопряжено с понятием наслаждения, и за основу своих размышлений о сущности искусства берёт понятие добра. В ноябре 1896 г. он пишет: «Эстетика есть выражение этики, т. е. по-русски: искусство выражает те чувства, которые испытывает художник. Если чувства хорошие, высокие, то и искусство будет хорошее, высокое, и наоборот. Если художник будет нравственный человек, то искусство его будет нравственным, и наоборот» [5;119]. Или: «…духовная красота, или добро большею частью не только не совпадает с тем, что обыкновенно разумеется под красотой, но противоположно ему» [3;79]. Из «Крейцеровой сонаты»: «Удивительное дело, какая полная бывает иллюзия, что красота есть добро». [2;89]. Как можно видеть, к 80-90-м гг. во взглядах Толстого происходит противопоставление и даже взаимоисключение этического и эстетического, вследствие чего и проявилась в его творчестве такая черта, как тенденциозность. Чтобы отдать должное искусству, считает Толстой, надо исходить из его жизненной функции: «Для того, чтобы точно определить искусство надо прежде всего перестать смотреть на него, как на средство наслаждения, а рассматривать искусство, как одно из условий человеческой жизни».[3; 63]. Рассматривая таким образом искусство, Толстой подчеркивает, что оно является одним из средств общения людей между собой. Так писатель даёт своё определения искусства, усиливая его роль в создании духовных скреп между людьми: «Вызвать в себе раз испытанное чувство и, вызвав его в себе, посредством движений, линий, красок, звуков, образов, выраженных словами, передать это чувство так, чтобы другие испытали то же чувство, – в этом состоит деятельность искусства». [3; 65]. Истинное искусство должно обладать заразительностью, то есть эмоциональной действенностью. Этот критерий, по мнению Толстого, может быть не понят современниками, вкус которых извращён мнимым искусством, к которому они привыкли. Однако «признак этот для людей с неизвращённым и неатрофированным относительно искусства чувством остаётся вполне определённым и ясно отличающим чувство, производимое искусством, от всякого другого». [3; 148-149]. Заразительность художественного произведения непосредственно вытекает у Толстого из искренности художника: заразительности достаточно для того, чтобы убедиться в эстетическом качестве, которое сводится к оригинальности и ясности в произведении, «так как человек не похож на другого, то и чувство это будет особенно для всякого другого и тем особеннее, чем глубже зачерпнёт художник, чем оно будет задушевнее, искреннее. Эта же искренность заставит художника и найти ясное выражение того чувства, которое он хочет передать». [3; 150] Критерий эстетичности получается полностью поглощённым моральным критерием искренности, с одним существенным дополнением: истинное искусство, содержание которого оригинально и ясно выражено, может быть хорошим или плохим в зависимости от чувства, которое оно передаёт; «оценка же чувств…совершается религиозным сознанием известного времени». [3; 152] Для современного общества, считает Толстой, оно выражается в христианстве. Следовательно, для того чтобы быть хорошим, современное искусство должно быть христианским. Оно понимается у писателя как искусство, которое «соединяет всех людей без исключения – или тем, что вызывает в людях сознание одинаковости их положения по отношению к Богу им ближнему, или тем, что вызывает в людях одно и то же чувство, хотя и самое простое, но не противное христианству и свойственное всем без исключения людям». [3; 157]. Так Толстой различает искусство религиозное, которое выражает чувства братской любви между людьми, их стремления к божественному совершенствованию, и искусство всемирное, которое является таким потенциально, в силу своей универсальности, искусство, передающее чувства, доступные людям всего мира. И в том и в другом случае искусству отводится значительная роль в сохранении опор нравственности в современном мире. На основе своих наблюдений о сущности искусства Толстой в трактате «Что такое искусство?» выделил произведения новых течений литературы, которые он считал не отвечающими высокому предназначению искусства. В искусстве рубежа веков он увидел решительное преобладание идеи наслаждения и красоты, которые не только не могли участвовать в воспитании общества, но свергали идею нравственного возрождения. В этом плане важно еще одно дополнение к теории заразительности , сделанное Толстым. По его мнению, заражение чувством действенно в том случае, когда это чувство самостоятельно пережито художником: « художественное впечатление, то есть заражение, получается только тогда, когда автор сам по-своему испытал какое-либо чувство и передает его, а не тогда, когда он передает чужое, переданное ему чувство»[3;141]. Отсюда – искусство помогает человеку как бы перевоплотиться в художника и чувствовать так, как если бы он был тем самым художником. В трактате «Что такое искусство?» он говорит о том, что «воспринимающий до такой степени сливается с художником, что ему кажется, что воспринимаемый им предмет сделан не кем-либо другим, а им самим, и что все то, что выражается этим предметом, есть то самое, что так давно уже ему хотелось выразить. Настоящее произведение искусства делает то, что в сознании воспринимающего уничтожается разделение между ним и художником…» [3; 180]. «Благодаря способности человека заражаться посредством искусства чувствами других людей ему делается доступно в области чувства всё то, что пережило до него человечество…чувства, пережитые другими людьми тысячи лет тому назад, и делается возможным передача своих чувств другим людям» [3; 87]. И.Виноградов указывал на то, что Толстым была высказана одна из уникальных особенностей психологического процесса, происходящего в человеке при восприятии искусства, которая была мало замечена другими мыслителями и художниками. Он приводит цитату из А.Н.Островского, наиболее близкую мыслям Толстого: “Первая заслуга великого поэта в том, что через него умнеет все, что может поумнеть. Кроме наслаждения, кроме форм для выражения мыслей и чувств поэт дает и самые формулы мыслей и чувств… Отчего с таким нетерпением ждется каждое новое великое произведение от великого поэта? Оттого, что всякому хочется возвышенно мыслить и чувствовать вместе с ним… Вот отчего и любовь и поклонение великим поэтам; вот отчего великая скорбь при их утрате; некем думать, некем чувствовать”[16; 367]. Роль искусства и художника как личности, оказывающей воздействие мыслями, выраженными в художественном произведении, на общество, очень ясно и подробно осмысливалась Толстым. Ведь писателем отрицалось искусство нового времени, отразившее перемены человеческого сознания, и искусство таких классиков, как Шекспир и Пушкин, не исключающих из своего творчества категорию прекрасного и не ставящих своей целью перевоспитать общество. В одном из своих педагогических сочинений Толстой говорит: «Пушкин и Бетховен нравятся нам не потому, что в них есть абсолютная красота, но потому, что мы так же испорчены, как Пушкин и Бетховен, потому что Пушкин и Бетховен одинаково льстят нашей уродливой раздражительности и нашей слабости» [1;114]. Тенденциозность его творчества, рассматриваемая в свете этих мыслей писателя, понимается нами как явление, вытекающее из сложности толстовского определения сущности искусства и его роли . Э.Г.Бабаев, определяя причины и условия «эстетического эксперимента» Толстого, подчеркивал, что многое, в чем писатель сомневался (определение красоты и добра, их взаимосуществование и др.), он перенес в трактат «Что такое искусство?» в догматической форме. В этом отношении интересны мысли Толстого о понятии «тенденциозности»: « Как глубокомысленны кажутся многим…рассуждения об объективности в искусстве! А между тем трудно найти более смешное недоразумение, как именно учение об объективности в искусстве. Поэт, отдаваясь вдохновению, отдается ему весь. …если поэт – поэт, то он всегда необъективен»[4; 70]. Толстой утверждает, что настоящий художник в выражении свой позиции всегда тенденциозен. Но, признавая тенденциозность искусства в высоком значении этого слова, Толстой в то же время выступал против такой тенденциозности, огрубляет и искажает действительность: «Произведение искусства только тогда настоящее, когда воспринимающий не может себе представить ничего иного, как именно то самое, что он видит, или слышит, или понимает» [6;151]. Толстой подчеркивает, что авторская преднамеренность легко угадывается читателем и тем самым снимается возможность духовного воздействия на него. Перечислив общие положения трактата Толстого «Что такое искусство?» и причины переосмысления писателем сущности искусства, перейдем к рассмотрению повести «Крейцерова соната», все темы и образы которой пронизаны эстетической проблематикой. Г. Н. Ищук замечает, что социальная окраска повести от редакции к редакции становилась всё более яркой. Так, например, даже в третьей редакции ещё нет рассуждений о развращающих свойствах музыки, а образ самого музыканта к окончательному варианту повести становится всё более «зловещим». Влияние искусства тоже не сразу стало таким, каким оно было показано в окончательном варианте повести. Подмечая в третьей редакции симптомы настоящей духовной связи между будущими супругами, Толстой обращается к благотворному влиянию литературы (чтение Достоевского), однако, когда возможность духовного общения оказалась снятой, искусство стало пониматься писателем только в его «развращающей», губительной роли. Как известно, в повести Толстой вновь показывает силу влияния искусства на человека, однако действие это имеет отрицательные результаты. Позднышев говорит о музыке так: «Страшная вещь эта соната… И вообще странная вещь музыка… Что она делает? И зачем она делает то, что она делает?.. Она действует ни возвышающим, ни принижающим душу образом, а раздражающим душу образов… Музыка заставляет меня забывать себя, моё истинное положение, она переносит меня в какое-то другое, не своё положение: мне под влиянием музыки кажется, что я чувствую то, чего я , собственно, не чувствую, что я понимаю то, чего не понимаю, что могу то, чего не могу…. Она, музыка, сразу непосредственно переносит меня в то душевное состояние, в котором находился тот, кто писал музыку. Я сливаюсь с ним душою и вместе с ним переношусь из одного состояния в другое, но зачем я это делаю, я не знаю…» [2; 61]. Такое возбуждение чувств, по Толстому, опасно, так как несёт моральную дезориентацию. Искусство превращается людьми в орудие соблазна и похоти, становится причиной человеческих трагедий. Музыка выступает орудием зла, потому что она (если не связана с нравственно-этическими началами) разъединяет людей, приводит их к одинокому эгоистическому наслаждению. Поэтому в современном обществе, по мнению Толстого, её используют как орудие духовного порабощения. Музыка гениального композитора производит в рассказе Толстого, как отмечает И.Мардов, «грандиозный обман души»[25]. Соната звучит как гипноз, отнимающий волю и силу человека и помогающий пробуждению глубинных чувств. Но тогда, когда люди уже развращены: Позднышев не раз говорит о том, что брак только закрепил его «положение» блудника и сделал блудницей его жену и что между ними давно уже лежала пропасть отчуждения, – музыка не доходит до человеческого сознания своим очищающим действием, а отвечает тем порывам души, которые владеют человеком. Она отрывает от реальности и даёт иллюзию счастья: жена Позднышева будто обретает себя в новой любви, а сам Позднышев вновь видит в жене возвышенный идеал, воплощение своих прежних представлений о любимой женщине. В автобиографической трилогии, в «Альберте» Толстой ещё не отделяет эстетических качеств музыки от её нравственно-этического потенциала, в «Крейцеровой сонате» он, напротив, выражает свою тогдашнюю концепцию свободного от нравственности искусства, но делает это для того, чтобы показать, какая страшная участь ожидает его, если оно не озарено моральной целью. Яркие противоречия, конечно, в известной степени деформировали тему искусства в «Крейцеровой сонате», но Толстой вместе с тем по-прежнему уверен в его возрождающих духовность возможностях. Поэтому целесообразно утверждать, что объектом обвинения у Толстого является не музыка, а социальный строй, вызывающий искажение лучших человеческих чувств. Можно сказать, что Толстой показывает испорченное общество, которое не может почувствовать ту полноту нравственных переживаний, которую даёт искусство. В повести нет ни одного положительного героя в полном значении этого слова. Толстым намеренно показано, как заблуждается человек в определении истины и как происходит нравственное нисхождение героев. На наш взгляд, проблема развращения общества связывается Толстым с его сомнением в возможностях семьи и брака в сохранении нравственных основ души человека. Заметим, что в «Анне Карениной», которая знаменует момент перелома мировоззрения Толстого, тип личного, эгоистического сладострастия противостоит типу семейной любви, освящённый требованиями рода. Семейная любовь у Толстого – священная основа бытия, эгоистическая любовь, свободная от семьи – разрушительное начало. (Смерть Анны Карениной лишь следствие «убийства», совершенного в сцене обладания.) В «Крейцеровой сонате» эта двойственность исчезает, Толстой обнаруживает личные сладострастия в семейной любви. В Послесловии к «Крейцеровой сонате» он пишет: «Вступление в брак не может содействовать служению Богу и людям даже в том случае, если бы вступающие в брак имели целью продолжения рода человеческого… Идеал христианина есть любовь к Богу и ближнему, есть отречение от себя для служения Богу и ближнему. Плотская же любовь, брак, есть служение себе и потому есть во всяком случае препятствие служению Богу и людям, и потому с христианской точки зрения – падение, грех»[22; 214]. Между «Крейцеровой сонатой» и его трактатами об искусстве существует связь именно в наличии утверждения высокого нравственного начала, сохранить которое призвано истинное искусство. В повести показано разрушение идеала добра в современном обществе, а главное, разрушение опоры этого идеала – семьи. Причиной этого является подмена ценности добра ценностью красоты, то есть наслаждения внешним, как в понимании искусства, так и в отношениях между мужчиной и женщиной. Нужно отметить, что к такому пониманию семьи Толстой приходил очень тяжело. Тесную связь между воззрениями Толстого и его личными переживаниями замечала С. А. Толстая, которая после прочтения «Крейцеровой сонаты» сказала: «Какая видимая нить связывает старые дневники Левочки с его «Крейцеровой сонатой». А я в этой паутине жужжащая муха, случайно попавшая, из которой паук сосал кровь»[20; 145]. Жена Толстого как никто чувствовала мотивы, побудившие его к написанию такой повести. Вопрос о греховности человека рассматривался Толстым в «Дьяволе» и «Отце Сергии», которые писались параллельно с «Крейцеровой сонатой». Он «боролся с соблазном похоти в продолжение всей своей жизни и знал всю силу этого соблазна»[20; 130], – замечает А. Л. Толстая. Взятого из жизни Толстых в повести немного, но именно борьба писателя с собственной греховностью была важной чертой, которая отразилась в его «Крейцеровой сонате». Т. Л. Толстая объясняла: « Единственная причина, почему книги, взгляды и жизнь отца настолько выше общего уровня и приковали к нему внимание всего света, это та, что он всю жизнь искренно сознавал и изо всех сил боролся со своими страстями, пороками и слабостями. …ни одного греха, ни одной слабости он не пропустил, не осудив ее и не постаравшись ее побороть. Натура же у него была не лучше многих, может быть, хуже многих. Но он никогда в жизни не позволил себе сказать, что черное – белое, а белое – черное или хоть бы серое»[20; 148]. Никогда не прекращавшиеся попытки подавить плотское и обрести истинную духовность в 80-90-х гг. привели Толстого к тому, что духовное освобождение и совершенство стало мыслиться им как разрыв с ценностью семьи, которая, по его мнению, порождает сладострастие, т. е. всякую зависимость от женщины. Только через такой разрыв видит Толстой возможность осуществления духовной жизни. В «Крейцеровой сонате» он дает представление о человеке свободном – это человек целомудренный. В том, что Толстой в своей повести описал действие, производимое на душу человека, именно на примере сонаты Бетховена, отразился кризис Толстого в отношении семьи и сомнении в ее способности к сохранению человеческой духовности и бессмертия. Если в рассказе «Семейное счастье», написанном в 1960-е годы, музыка композитора явилась фоном в рождении семьи, то уже в «Крейцеровой сонате» эта музыка ознаменовала ее распад. Соната Бетховена становится символом неустроенности мира, неспособности человека обнаружить высшую ценность искусства. Композиция, ритм, смена тональностей, постановка голоса рассказчика, его главная тема с вариациями ориентированы, как много раз об этом писалось, не только на структуру «Крейцеровой сонаты», но вообще на жанр сонаты.Итак, подытожу все вышесказанное. Тема искусства так или иначе затрагивалась Толстым в его произведениях на протяжении всей его жизни. В автобиографической повести оно показано как просветляющее, одухотворяющее начало, в повестях «Альберт» и «Люцерн» Толстой рисует образы художников, близких «чистому искусству», и говорит об огромном влиянии искусства на человека. Роман «Анна Каренина», отразивший перелом в мировоззрении Толстого интересен для нашего исследования потому, что в трактовке темы искусства он близок творчеству Толстого 1880-90-х гг., а изображение темы семьи уже в этом романе наметил те тенденции, которые наиболее ярко были выражены Толстым в «Крейцеровой сонате». Кризис творчества и отрицание ценности семьи, в которой ранее он видел способ духовного возрождения и бессмертия, отразились на изменении эстетики Толстого, результатом чего стало усиление морализаторского начала его творчества. Это повлияло на оценку писателем искусства, поэтому Толстым отвергались произведения писателей прошлых лет, которые отходили в своём творчестве от такого понимания искусства, и искусства рубежа веков, отражающие преобладание эстетического начала над этическим; но не изменило его понимания значимости искусства для человека. И в «Крейцеровой сонате» Толстой показывает, что искусство должно нести положительные идеалы в общество, служить проводником культурных и духовных ценностей из эпохи в эпоху, реализуя сохранение нравственных идей, заложенных ещё в Библии. Повесть «Крейцерова соната», в которой взаимосвязаны тема семьи и тема искусства, не только вместила в себя всю сложность исканий Толстого, но и продолжила отражение его понимания искусства как главного способа сохранения духовно нравственных основ человечества.Список литературыИсточники: Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. В 90 т. Т. 8. / Л. Н. Толстой. – М.: ГИХЛ, 1931. Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. В 90 т. Т.27. / Л. Н. Толстой. – М.: ГИХЛ, 1931. Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. В 90 т. Т.30. / Л. Н. Толстой. – М.: ГИХЛ, 1931. Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. В 90 т. Т.35. / Л. Н. Толстой. – М.: ГИХЛ, 1931. Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. В 90 т. Т.53. / Л. Н. Толстой. – М.: ГИХЛ, 1931. Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. В 90 т. Т.57. / Л. Н. Толстой. – М.: ГИХЛ, 1931. Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. В 90 т. Т.62. / Л. Н. Толстой. – М.: ГИХЛ, 1931. Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. В 90 т. Т.66. / Л. Н. Толстой. – М.: ГИХЛ, 1931.II . Научно-критическая литература: Арденс. Н. Н. Творческий путь Л. Н. Толстого / Н.Н. Арденс. – М. : Пушкин. Дом, 1962. – 678с. Бабаев Э. Г. Толстой об искусстве/ Э. Г. Бабаев. – Тула: Приокское книжное издательство, 1966. – 48 с. Бабаев Э. Г. Л. Толстой и музыка: Хроника. Нотография. Библиография. / Э. Г. Бабаев. – М., 1977. – 325 с. Бабаев Э. Г. Очерки эстетики Л. Н. Толстого/ Э. Г. Бабаев. – М.: Издательство Московского Университета, 1981. – 198 с. Бурмейстер А. О построении «Крейцеровой сонаты» / А. Бурмейстер// Яснополянский сб. ст. – Тула, 2000. – С. 57-64. Бурсов Б.И.Идейные искания и творческий метод Л.Н.Толстого /Б.И.Бурсов. – М.:ГИХЛ, 1960. – 408 с. Бычков С. П. Л. Н. Толстой. Очерк творчества. / С. П. Бычков. – М. : ГИХЛ, 1954. -480 с. Виноградов И. «Ну-ка, что ты за человек?..»: По поводу двух определений искусства у Л. Толстого// Континент – 2004. – №121 – С. 359-393. Гладкова Л. Об истинном искусстве: По переписке Л. Н. Толстого с Ф. Ф. Тищенко/ Л. Гладкова // Октябрь – 2000. – №9. – С. 173-177. Гусев Н. Н. Л. Н. Толстой о музыке / Н. Н. Гусев // Яснополянский сб. ст. – Тула, 1986. – С. 144-157. Зайцева Н. В. Л. Н. Толстой и художественная жизнь Москвы 1860 гг./ Н. В. Зайцева // Яснополянский сб. ст. – Тула, 2000. – С. 198-217. Зверев А. М. , Туниманов В. А. Лев Толстой/ А. М. Зверев, В. А. Туниманов// ЖЗЛ, 2006. Ищук Г. Н. Социальная природа литературы и искусства в понимании Л. Н. Толстого / Г. Н. Ищук. – Калинин: Калинин. гос. ун-т, 1972. – 273 с. Касаткина Т. Философия пола и проблема женской эмансипации в «Крейцеровой сонате» Л. Н. Толстого/ Т. Касаткина// Вопросы литературы – 2001. – Вып. 4. – С. 209-222. Клех И. «Любовь под подозрением»/ И. Клех// Новый мир –2005. – №12. – С. 145-151. Ломунов К.Н. Эстетика Л.Н.Толстого/ К.Н.Ломунов. – М.: Современник, 1972. – 478 с. Мардов И. Лев Толстой: прозрение в мнимодушевность / И. Мардов// Вопросы литературы – 2000.– Вып. 1. – С. 161-172. Окутюрье М. И всё-таки искусство / М. Окутюрье// Яснополянский сб. ст. – Тула, 2000. – С. 97-101. Порудоминский В. И. Предисловие к «Крейцеровой сонате» / В. И. Порудоминский // Человек – 1993. – №2. – С. 117-133. Свирина Н. Музыкальные штрихи к портрету Толстого. / Н. Свирина// Литература – 2008. – №5. – С. 15-18IV.Справочная литература: Гусев Н. Н. Летопись жизни и творчества Л.Н. Толстого (1828-1890) / Н. Н. Гусев. – М. :ГИХЛ, 1958.-836 с. Краткая литературная энциклопедия : в 9 т.-М. : Сов. энциклопедия 1962-1978, т. 3. Литературная энциклопедия: в 11 т. М. : Изд-во Коммунист. Акад., 1921 -1939, т. 8. Литературный энциклопедический словарь / под общ. ред. – В. М. Кожевникова, П. А. Николаева. – М. : Сов. энцикл., 1987. -750 с. Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред. А. Н. Николюкина. Институт научной информации по общественным наукам РАН.- М. : НПК «Интелвак», 2003. – 1600 стб.