23
Работа на тему:
Кризис современной цивилизации. Экология культуры.
2004
План
Введение.
Кризис цивилизации и его последствия.
Устойчивое развитие
Кризис и обратные связи
Конфликт культуры.
Пути примирения.
Экология культуры
Заключение.
Список литературы
Введение.
Вопрос вопросов нашего времени – соотношение между цивилизацией и культурой. Если цивилизация на «перекате» от одного тысячелетия к другому представляет собою грандиозную и еще недавно совершенно фантастическую мысль – и рукотворную картину техногенной «второй природы», то остается открытым вопрос: служит ли это беспрецедентное творение его созидателю – творческому человеку? Ответить на него возможно лишь при условии обращения к истокам современной цивилизации – ценностям и смыслам фундаментальной социокультурной революции, которая обусловила прорыв человечества на качественно новый уровень технологической свободы и создание нового, индустриального социума. Ценности и смыслы нашей цивилизации сформулированы европейским Возрождением и Просвещением. Социокультурный смысл Возрождения подтверждает принципиально важную идею французского историка и культуролога Ж. ле Гоффа о том, что Возрождение не есть возвращение. Тенденция такого возврата к античным ценностям была лишь «кажимостью» для мыслителей и творцов Возрождения. Они вернулись к гуманистическому принципу Протагора: «Человек – мера всех вещей», но оказалось, что дважды в одну реку войти нельзя. Античный человек был, по определению Н. Бердяева, объектно-космическим, одним из феноменов многоликого, но неизменно антропоморфного, одухотворенного земного и небесного космоса. Следуя Сократу, он познавал себя именно во внешней ипостаси, и все его ценности были ее выражением – фатальный круговорот вещей, застывшая гармония архитектурных шедевров страсти олимпийских боголюдей и мудрость созерцательного отстранения от страстей, возврата вспять, к великим духовным праматерям.
Кризис цивилизации и его последствия.
К началу третьего тысячелетия человечество подошло в состоянии проявляющегося со всей очевидностью кризиса своей цивилизации, который складывается из экологического, социального, демографического и еще скрытого, но уже обретающего черты экономического кризиса; этот комплексный, многоаспектный кризис можно назвать эколого-социальным. Современная цивилизация, отнюдь не однородная, но, несомненно, единая, каким бы конгломератом осколков когда-то независимых или почти независимых цивилизаций она нам ни представлялась, уже давно и полностью перешла на единые технологии все более изощренного разрушения экосистем и естественных сообществ организмов, деформации и направленных изменений окружающей среды. Научно-технический прогресс, скорость которого на 5 порядков превышает скорость создания новых “технологий” биосферы (новых видов биологических организмов), порождает все более мощные источники возмущения, а направляемая по преимуществу силами рынка экономика воплощает создаваемые человеком природоразрушающие технологии в хозяйственной практике. Жестокое столкновение человека с биосферой происходит по всем направлениям и выражается в упомянутых аспектах общего эколого-социального кризиса. Это столкновение цивилизации с биосферой – следствие того, что цивилизация не принимает во внимание законы целого, законы биосферы, поскольку учет их действия требует долгосрочных и сверхдолгосрочных мер, противоречащих краткосрочным и среднесрочным интересам. Конечно, последние всегда воспринимаются (не значит – осознаются) гораздо более остро, чем отдаленные негативные явления, связанные с удовлетворением этих интересов. Биосфера – система, которая 4 млрд. лет сосуществовала с меняющейся окружающей средой, – всегда находила способы выживания, перестраивая генетическую программу биоты и с ее помощью саму окружающую среду (вспомним хотя бы возникновение кислородной атмосферы). В новых условиях посредством особых механизмов она всякий раз обрезала пути развития тех видов, которые не способствовали ни стабилизации жизни, ни стабилизации окружающей среды.
Возможно, в прошлом дестабилизаторами окружающей среды стали крупные динозавры, и жизнь обрезала эту тупиковую ветвь. Сейчас такие механизмы, без сомнения, задействованы против человека. Человек является разрушителем не только окружающей среды, но и самой жизни, так как на себя и небольшую группу организмов, его окружающих (домашних животных и “домашних” паразитов), он перевел около 40% чистой первичной продукции биоты, обрекая, таким образом, на голод и вымирание огромное количество биологических видов. Кроме того, он разрушает и деформирует естественные экологические ниши организмов и собственную экологическую нишу. В разрушенной экологической нише в результате нарушения конкурентного взаимодействия превышается допустимый предел скорости накопления вредных соматических мутаций у млекопитающих. Этот предел превышен у домашних животных и у видов, живущих в искаженных внешних условиях, в том числе у человека, а у лошади эта скорость приблизилась к летальному пределу. Кроме разрушения экологических ниш биота и человек дополнительно несут сейчас тяжкий груз выбрасываемых в процессе хозяйственной деятельности токсикантов, канцерогенов и мутагенов, которые вносят дополнительный вклад в разрушение генома организмов и человека. Следствие этого – быстрый рост числа генетических заболеваний, врожденных отклонений, снижение иммунного статуса организма человека, появление новых заболеваний, носители которых (микробы, вирусы и грибки) и раньше циркулировали в отдельных небольших человеческих популяциях и группах, но сейчас в связи с ростом плотности населения, его быстро растущей подвижностью, распадом защитной иммунной программы они выходят из своих ограниченных очагов и становятся глобальным явлением. Вновь активизируются также “старые” инфекционные заболевания, вспышки которых становятся все чаще и обширнее. Мощные системы санитарно-гигиенических и медицинских технологий помогают увеличить продолжительность жизни человека, но не сократить число больных людей, которое непрерывно возрастает. Это ведет к исключительно быстрому росту потребления лекарств, подавляющее большинство которых требует индивидуального дозирования и обладает побочными эффектами, о значительной части которых нет точных сведений. Системы медицинского обслуживания стали непомерно дороги даже для развитых стран, поэтому в последние два десятилетия в США и Великобритании постепенно отказываются от государственных систем медицинской помощи и перестраивают их таким образом, чтобы основные расходы несли сами больные. Распад генома домашних животных и культурных растений, а также расширяющееся использование в животноводстве и растениеводстве биотехнологий и биоинженерии создают еще одну, на этот раз генетическую, “черную дыру”, которая определяет грозную дополнительную опасность для здоровья человека. Как и в других случаях, “всем одаренный”, кроме возможности предвидеть последствия своих поступков, человек снова и снова открывает ящик Пандоры (Пандора по-гречески – “всем одаренная”).
Кроме подобных жестких обратных связей, которые уже начинают регулировать численность человечества и, скорее всего, приведут к глобальному катастрофическому снижению его численности, нащупываются и не столь очевидные связи. Так, гордая научно-техническая мысль тщится представить себя в качестве совершенно автономного, самостоятельного генератора новых идей и теорий. На самом деле этот генератор чрезвычайно зависим от экономики и военных структур, которые, во-первых, дают ему (и оплачивают) заказы на все, что им нужно, во-вторых, процесс выполнения этих заказов имеет существенно большее значение, чем собственно удовлетворение желаний заказчика, в-третьих, экономика и военные структуры выступают как очень жесткий селектор всего, что производит данный генератор, чем бы ни определялось появление инноваций. Глубинная основа милитаристского уклона научно-технического прогресса – распад генома: в генетической программе человека, как и у всех родственных ему видов (крупных передвигающихся растительноядных млекопитающих), записан запрет на убийство особей своего вида. Ощущение этого запрета реализовано в библейской заповеди “не убий”, о которой все знают, но которая слишком часто не соблюдается, так как у многих ответственная за это часть генома распадается.
В геноме человека имеется также запись об оптимальной плотности населения. По всей видимости, эта запись еще не стерта, так как современный цивилизованный человек, в особенности, живущий в городской среде, испытывает сильные стрессы, разрушающие его здоровье. Таким образом, в биосфере и в цивилизации (которая является подсистемой биосферы, возникла в ней и существует благодаря биосфере) уже действуют отрицательные обратные связи, направленные на ликвидацию источника возмущения. Человек пока еще противодействует этим связям, опираясь на свою энергетическую мощь, но и здесь уже проявляются какие-то механизмы, которые все больше ограничивают мощь современной цивилизации.
Но обратные связи возникают и в других областях. Производство постепенно дорожает, хроническим стало сокращение инвестиций, в том числе в развитых странах, в оборудование и новые технологии, зреет продовольственный кризис. Это тоже следствие отрицательных обратных связей, возникших в результате разрушения и деформации окружающей среды, которую биота уже не в состоянии воспроизводить в прежнем ее качестве. Как отмечает Г. Дейли, если в прошлом, когда присутствие человека в биосфере было незначительным, созданный им капитал был ограничителем роста, то теперь, после беспрецедентного увеличения этого капитала, ограничителем стал природный “капитал”: в рыболовстве – это репродуктивные возможности популяций рыб, а не число рыболовных судов и их мощность, при лесоразработках в большинстве стран – оставшаяся залесенная территория, а не число и мощность технических средств для вырубки и вывозки леса и его переработки, в нефтяной промышленности – доступные запасы, а не мощность предприятий по добыче, транспортировке и переработке и т.д. Сейчас, например, Коста-Рика и Малайзия импортируют древесину для своих деревообрабатывающих предприятий вместо ее экспорта, как было длительное время, когда они вырубали свои тропические леса. Приведенный пример – один из весьма многих – показывает, что растут потоки природных ресурсов между странами и регионами. Но эти потоки тоже не могут поддерживаться вечно, так как рост экспорта ограничен теми же природными причинами, что и рост производства (которое предшествует всякому экспорту). Другой фактор, лимитирующий рост экономики, – возрастающие затраты на очистку, восстановление и сохранение окружающей среды, в связи с ограниченной емкостью естественных поглотителей загрязнений. Очистка среды ведется не только под нажимом населения, которое почувствовало на себе давление нарушений окружающей среды, но и по чисто экономическим соображениям: для сохранения и обеспечения максимального эффекта от трудовых ресурсов, который определяется здоровьем этих ресурсов, а последнее сильно зависит от состояния окружающей среды в поселениях и местах отдыха.
Рассматривая указанные ограничения, связанные с природной средой, многие ведущие экономисты – Г. Дейли, Я. Тинберген, Т. Хаавелмо, С. Хансен и др. пришли к выводу о необходимости переноса инвестирования с хозяйственного капитала в сферу природного капитала; они отмечают, что эра “пустого” мира окончилась и наступила эра “заполненного” мира. Они также показали, что многие ресурсные пределы достигнуты. Г. Дейли отмечает, что Всемирный банк, ЮНЕП и ЮНДП начинают инвестировать нерыночный природный капитал: защита озонового слоя, снижение выбросов парниковых газов, защита международных водных ресурсов и охрана биоразнообразия. Но это все равно, что лечить больного раком легких средствами от кашля. Абсолютно ясно, что человек столкнулся с общесистемным “заболеванием” биосферы, но поскольку цивилизация – часть биосферы, находится внутри нее и не может без нее существовать, системное “заболевание” поразило и нашу цивилизацию в том смысле, что включились жесткие обратные связи, которые будут разрушать цивилизацию, ставшую источником системной “болезни” биосферы. Еще в начале второй половины ХХ века экологи “диагностировали” развитие экологического кризиса, а затем и эколого-социального кризиса. Мировое сообщество отреагировало на этот “диагноз”: была создана весьма внушительная природоохранная инфраструктура, затрачены огромные средства (около 1,5 трилл. долл. за последние 25 лет), разработаны ресурсосберегающие технологии. Однако глобальные показатели окружающей среды продолжают непрерывно ухудшаться, появились новые экологические угрозы. Все это привело к осознанию необходимости смены траектории развития. начало
Устойчивое развитие
Итак, причина эколого-социального кризиса – столкновение цивилизации с внешними границами. Первоначально доминировала точка зрения, что это – ресурсные ограничения (она восходит к Т. Мальтусу), и развивалась в докладах Римскому клубу. Однако последовательный и беспристрастный анализ привел к выводу, что подлинные границы, столкновение с которыми представляет действительно угрожающую опасность для человечества, определяются не хозяйственной емкостью биосферы, что критичными являются не ресурсы недр, не запасы пресной воды и не доступные для освоения источники энергии. Главная проблема именно в том, что расширяющееся, причем в геометрической прогрессии, воздействие цивилизации на биосферу угрожает экологической катастрофой. В результате катастрофы окружающая среда изменится таким образом, что человечество как биологический вид существовать в ней не сможет. Биосфера будет деградировать до тех пор, пока не исчезнет причина деградации – цивилизация, не сумевшая нормализовать свое воздействие на окружающую среду. Биосферная катастрофа может произойти раньше, чем реально скажется ресурсный кризис хотя бы по какому-нибудь виду ресурсов. Конечно, по некоторым ресурсам (например, пресной воде) дефицит жестко коррелирует с экологическими проблемами и даже обусловлен ими – тем более, первична именно экологическая, биосферная проблематика. Поэтому понятие устойчивое развитие родилось у экологов, именно они произвели его на свет. Но сейчас, по прошествии двадцати лет после этого события, о нем все меньше и меньше говорят в экологическом плане и все больше в каких-либо иных аспектах.
Наверное, именно поэтому раздаются голоса о том, будто мы не знаем, что такое устойчивое развитие. Если не забывать, по каким причинам и для каких целей это понятие было введено, то знаем прекрасно. Согласно экологическому подходу, устойчивое развитие – это такое развитие, которое не выводит систему за пределы хозяйственной емкости биосферы. Оно не вызывает в биосфере процессов разрушения, деградации, результатом которых может стать возникновение принципиально неприемлемых для человека условий. Предупреждения о том, что экспоненциальное расширение мировой экономики и взрывной рост населения не могут продолжаться бесконечно, звучали давно (например, в книге “Пределы роста”). Однако не только в массовом сознании, но и практически у всех политиков господствовали наивные представления о том, что все как-нибудь само собой образуется, переход к новому пути развития будет бескризисным и не потребует коренной ломки всех сформировавшихся структур цивилизации – экономических, политических, институциональных, социокультурных, религиозных. Все это нашло отражение в разнообразных стратегиях, программах, планах УСТОЙЧИВОГО РАЗВИТИЯ, разрабатывавшихся на национальных уровнях. Однако время наивно-прагматического подхода к решению экологических проблем прошло, как и время стихийного развития. Попытка же придать развитию цивилизации новое направление, названное устойчивым развитием, пока слишком слаба и не дает положительных результатов начало
Кризис и обратные связи
Анализ проблем устойчивого развития в нерешительности останавливается перед неопределенностью истории. Теория биотической регуляции окружающей среды, конечно, дает ответы далеко не на все экологические вопросы. Но теорий регуляции исторического процесса, или регуляции общественного развития, или регуляции социальных систем у нас вовсе нет. При экологическом кризисе (это особенно важно) биосфера в духе принципа Ле Шателье “защищается”, поскольку переход антропогенных возмущений за предел ее хозяйственной емкости разрушает систему биотической регуляции окружающей среды, вынуждая биосферу к поиску новой устойчивости. У человечества были бы развязаны руки, если бы наука вполне достоверно, убедительно для большинства знала, какие обратные связи должны возникнуть по мере углубления экологического кризиса, какие явления в системе современной цивилизации следует интерпретировать как сигналы развития экологического кризиса. В первом разделе дан лишь самый общий очерк таких связей, так как пока о них известно слишком мало. У нас почти нет сведений, позволяющих достоверно говорить о том, как экологический кризис будет разрастаться в биосферную катастрофу, какими будут реакции человека в биологическом и социальном аспектах, как будет реагировать цивилизация в целом, отдельные страны и т.д. Пока сделаны только первые шаги для статистической оценки воздействия неблагоприятных экологических условий на здоровье людей. Ведь на здоровье в том же направлении влияют низкий уровень благосостояния, плохое качество продуктов питания, неудовлетворительные условия труда, стрессы, алкоголь, курение и многое другое. Все эти факторы, однако, взаимозависимы и в современных условиях представляют собой проявления одного феномена: эколого-социального кризиса. Их взаимозависимость – принципиальное препятствие для разработки корректных статистических оценок и в будущем. То, что трудно для статистики, трудно и для обыденного сознания: оно тоже не может понять истинную роль экологического фактора в жизни человечества не только на перспективу, но и в данный момент, адекватно выделить этот фактор из синкретической массы всевозможных островоспринимаемых обстоятельств своего бытия.
Этот фактор подобен радиационному воздействию, его последствия ощущаются много времени спустя после самого воздействия и нередко у будущих поколений. Под угрозой оказалось сохранение нормального генома человека. Доля распадных особей вида Home sapiens в его современном состоянии намного выше, чем для стабильных биологических видов. Экономически это требует огромных и притом непрерывно возрастающих социальных затрат, а по биологическим критериям означает, что человек – быстро вырождающийся вид, несмотря на все свои “победы” вытесняемый из биоты. Каким образом уже начавшаяся деформация генома скажется на социальных, политических и экономических структурах, представители соответствующих наук пока всерьез даже не пытаются прогнозировать. Можно только предполагать, что кровавость, массовая жестокость, разрушение этических норм, наблюдающиеся в XX веке, несомненно, связаны с этим явлением. В экономической сфере также формируются обратные связи, обусловленные разрушением биосферы. Экологические издержки цивилизации уже сегодня начали прямо конвертировать в экономические издержки, породив тенденции к снижению рентабельности мировой экономики, уменьшению инвестиционной активности, падению уровня жизни, росту бедности и т.п. В своих взаимодействиях с природой человечество до настоящего времени остается в границах “присваивающего хозяйства”, не только получая природные дары практически бесплатно, но и безоглядно разрушая естественные экосистемы – основу своего существования. Эпоха “экологического собирательства” заканчивается. Человечество вынуждено радикально пересмотреть отношение к производству: на смену описанию разомкнутого производственного цикла, безвозмездно изымающего из природы сырье и безвозмездно и неограниченно возвращающего в нее отходы, должно прийти замкнутое описание, включающее в воспроизводственный процесс характеристики взаимодействия хозяйства с биосферой, причем для допустимых значений последних будут устанавливаться жесткие нормативы. “Прогресс”, таким образом, станет не только гораздо менее рентабельным, но и существенно ограниченным, что не может не отразиться на самой его идеологии и насаждаемых ею социальных ожиданиях. В стратегиях устойчивого развития многих развитых стран (например, США, Германия, Швеция и др.) в неявном виде проводится идея строительства устойчивого развития для избранных стран с сохранением “золотого миллиарда” процветающей части человечества. Тут возможны две схемы. Вот очень простая схема: “золотой миллиард” живет за счет нескольких миллиардов людей, составляющих “остальное человечество” – удовлетворяя свои потребности за счет материальных ресурсов всей планеты. Но это не сценарий, а совершенно невероятная гипотеза, у которой нет никаких шансов осуществиться.
Не может миллиард до бесконечности эксплуатировать остальную часть человечества при тех социальных структурах, которые сейчас имеются и развиваются. Либо эти социальные структуры будут сломлены вместе с ценностями и идеалами, либо форма эксплуатации будет принципиально иной, чем предполагает эта гипотеза. Не может и биосфера выдержать существование такого “человейника” (находка А. Зиновьева). Ни о каких обратных связях в этой гипотезе и речи нет, их и приткнуть-то при таком примитивизме некуда. Вот еще одна гипотеза с “золотым миллиардом”: только он выживет после экологической катастрофы, все остальное человечество погибнет. Спрашивается: как он выживет, если доминирующая часть его ресурсной базы останется без рабочей силы? если его экономическая система столкнется с утратой столь значительной части рынка, что последствия вынужденной “перестройки” непредсказуемы?
Подобным гипотезам превратиться в сценарии не дано. Только заведомо грубые, совершенно нереальные предположения могут позволить растянуть их во что-то сценароподобное, но в это никто не поверит, как только будет сделан хотя бы один шаг в сторону детализации, хотя бы малейшая попытка показать действие обратных связей в процессе трансформации человеческого общества под воздействием расширяющегося и углубляющегося эколого-социального кризиса. Нелишне напомнить, что экологическая защищенность отдельной страны или группы стран на самом деле – иллюзия, поскольку в экологической угрозе доминирует глобальный фактор. Более того, локальные улучшения окружающей среды, достигаемые за счет разрушения экосистем и бесконтрольного использования природных ресурсов других регионов, приводят к дальнейшей деградации глобальной экосистемы и усилению экологической опасности для всех стран. Современный кризис цивилизации есть результат 10 тысяч лет свободного развития человечества, когда оно само строило свою историю, не ощущая того коридора, который ему предоставляла биосфера. Только в начале XХ века человечество достигло границ “коридора” в результате непрерывной экспансии. Перечисленные кризисы – это сигналы о том, что человечество больше не может свободно строить свою историю, как оно делало 10 тысяч лет. Оно должно согласовывать ее с естественными законами биосферы, и прежде всего, с законом распределения в ней потоков энергии, который и определяет “коридор” существования цивилизации
Конфликт культуры.
Драма тотального конфликта между культурой и цивилизацией современности лишь по видимости имеет анонимный характер и напоминает «театр теней». Если исход из тупика необходим и спасителен, следует ясно определить совокупного субъекта – автора и актера нашей самодостаточной цивилизации.
Профессор Э. Шиллз в книге «Массовое общество и его культура» отмечает, что в индустриальном обществе культура подразделяется, по меньшей мере, на три уровня качества, которые устанавливаются с помощью эстетических, интеллектуальных и моральных критериев. Это так называемая «высшая» или «изысканная», «средняя» или «посредственная», и «низшая» или «вульгарная» культуры.
Отличительным признаком высшей культуры является серьезность избираемой темы и затрагиваемых проблем, глубокое проникновение в сущность явлений, ценность, утонченность и богатство выраженных чувств. К этой культуре принадлежат лучшие образцы литературы и искусства, философия, научные теории и исследования естественного, технического и социального характера. Такая культура не связана с социальным статусом, и ее содержание определяется не общественным положением ее создателей, а лишь совершенством их творении. В отличие от «высокой», «средняя» культура менее оригинальна и более репродуктивна, хотя внешне оперирует теми же жанрами и формами, к которым прибегает «высокая» культура. На третьем уровне находится «низшая» культура, которую отличают поверхностность и вульгарность, крайнее обеднение символического содержания и форм!
Удел «высокой» культуры, как аутсайдера, и роль средней», «посредственной» культуры, как фаворита современного общества, не объяснимы в чисто социологизаторском ключе как совпадение социальных интересов большого бизнеса и среднего класса. Этот феномен лишь следствие более фундаментальных сдвигов, которые требуют понимания в ином – социокультурном измерении и ключевого понятия «посредственность».
Есть, – писал А. Экзюпери, – в Европе двести миллионов человек, чье существование, лишено смысла люди, погрязшие в рутине различных профессий, люди, которым недоступны радости первооткрывателя-поднимателя целины, радости веры, радости ученого. Кое-кому думалось, что достаточно одеть их, накормить, удовлетворить все их насущные потребности, чтобы возвысить душу. И вот мало-помалу из них создали мещан сельских политиков, техников, лишенных внутренней жизни. Им дают неплохое образование, но это не культура. Тот, кто думает, что культура – это набор вызубренных формул, невысокого мнения о ней Посредственный ученик специального класса лицея знает больше о природе и о ее законах, чем Декарт или Паскаль. Но разве такой ученик способен мыслить, как они?… меня мучает, что в каждом человеке, может быть, убит Моцарт.
Социокультурному портрету мещанской посредственности придал классическую законченность Х. Ортега-и-Гассет. Он констатировал величайший парадокс нашего времени: «Нынешний хозяин мира – примитив, первобытный человек, внезапно появившийся в цивилизационном мире. Цивилизован мир, но не его обитатель. Он даже не замечает цивилизации, хотя и пользуется ее плодам как дарами природы.
Психическая структура этого «человека-массы» характеризуется рядом черт. Во-первых, ему присуща глубокая уверенность в том, что жизнь изобильна и легка, в ней нет ограничений, и она – лишь арена власти и побед. Во-вторых, такое мироощущение порождает иллюзию его полной интеллектуальной и моральной самодостаточности. В третьих, он экспансивен, и повсюду, не считаясь ни с чем и ни с кем, навязывает свое примитивное мнение путем «прямого действия», в том числе в самых «изысканных уголках нашей культуры». В-четвертых, продолжает
Х. Ортега-и-Гассет, эти «люди не заботятся о будущем, предоставляя все механизму вселенной. И прогрессистский либерализм, и социализм Маркса предполагают, что их стремление к лучшему будущему осуществляется само собой, неминуемо, как в астрономии. Защитившись этой идеей от самих себя. они выпустили из рук управление историей, забыли о бдительности, утратили живость и сил убежденный, что мир пойдет по прямой, без поворотов, без возвратов назад, он откладывает всякое попечение о будущем и целиком погружен в утвержденное настоящее. Нужно ли удивляться, что сегодня в нашем мире нет ни планов, ни целей, ни идеалов. Последняя черта – редукция «горнего» мира творческой жизни, утрата ее перспективы и идеалов – самая опасная для культуры.
Такова общая закономерность финала «любви-ненависти» между культурой и цивилизацией.
Культура Возрождения и Просвещения требовала устранить феодальный провинциализм и своеволие привилегированных слоев – и пришла к индустриальному обществу с его универсальной мерой купли-продажи и усредненным человеком-массой Рациональный разум хотел видеть «народ свободный на земле свободной», и действительно освободил его от физической нищеты, создал общество потребления, но ценой конвейерного варианта труда обезличенного, стандартизованного человека.
Этих причин достаточно для формирования человека-массы и его самодовольства. Но для «восстания масс», их «вертикального нашествия» требовался некий фермент и одновременно социально-технологический механизм. Их роль сыграла реализованная заветная мечта ранней буржуазии о синтезе свободы и равенства демократия. Расценивая ее как романтическое детище политических и идеологических революций XVIII века,
Х. Ортега-и-Гассет писал «Торжественное, в теории, провозглашение прав человека на деле обернулось торжеством прав доброго буржуа. Когда в борьбе за существование людям предоставляются равные условия, наверняка восторжествуют худшие из людей, ибо их большинство.
H Бердяев был не вполне согласен с такой демократией и вместе с тем подчеркивал вызванное ею фундаментальное противоречие «В культуре, писал он, – есть начало аристократическое и начало демократическое.
Без начала демократического, без подбора качеств высота и совершенство никогда не были бы достигнуты. Но вместе с тем культура распространяется вширь, к ней приобщаются все новые социальные слои. Этот процесс неизбежный и справедливый». Однако массы легко усваивают себе вульгарный материализм и вещную техническую цивилизацию.. массами владеют идеи-мифы, верования религиозные или верования социально-революционные, но не владеют идеи культурно-гуманистические. Конфликт аристократического и демократического начал, количества и качества, высоты и широты неразрешим на почве без религиозной гуманистически культуры».
Такой конфликт – фатальная данность, если демократия рассматривается не как технология власти, а как абстрактный идеал. Тогда она становится «удобна для всех употреблений» (H Бердяев), и общество превращается в объект манипуляций разномастных «типов» или конгломератов «увеличивающегося числа людей, которые по видимости становятся участниками осведомленности и действиях, а в действительности и более чем пригодными для использования рабами.
Человек-масса – продукт нашей индустриально-демократической цивилизации, и в своем логическом завершении он тоталитарен и катастрофе не только для культуры, но и цивилизации. Он – современный варвар.
Печально, но в наш просвещенный век человек-масса напоминает собаку в библиотеке: она все видит, но ничего не понимает.
Подлинная культура не может быть высшей, «высоколобой», средней, «посредственной» или тем более низшей, «низколобой» подобно тому, как нельзя быть более или менее честным или влюбленным. Попытки определения степени культурности – это некорректный перенос методики оценки товара, имеющего цену, на феномены, в принципе не поддающиеся такой оценке. Культура либо есть – в абсолюте своего творческого смысла и напряженности форм – от «Ave Maria» до народной мелодии, от Гомера до Джойса, от Растрелли до крестьянского лубка, либо ее вовсе нет – от откровенного китча до изощренных имитаций бесценных творений. И это не максимализм автора, а категорический императив сущности культуры, которая всегда – горняя духовная высота. На ее величественном и прекрасном фоне и короли, и пигмеи масс культа – одинаково голые. Это – не просто декаданс как глубокое переживание и самовыражение кризиса культуры, давшее по-своему великолепные творения – ее самокритику. «Массовая культура» – это вырождение и тупик культуры, глум над ней.
Пути примирения.
Если воссозданная картина тотального конфликта между современной цивилизацией и культурой достоверна, и авторы и актеры этой драмы установлены, возникают кардинальные вопросы о глубинных причинах их «любви-ненависти» и альтернативах исхода из этого лабиринта.
Возможно, разгадка – в фундаментальном несоответствия между функцией человека как главной производительной силы и его призванием как главной социально-творческой силы.
Ключ к несовершенству современного общества – не только в эгоцентризме его «титанов» или человека-массы. Это – лишь основные ипостаси несовершенства, инфантильности родового человека, извечного и непреодолимого в парадигме абстрактного гуманизма разрыва между целями и средствами, неспособности к их ко эволюции. Но лучшие умы человечества все более сознают это противоречие и ищут исход из него.
«Выдающийся гуманист XX столетия, испанский философ М. Унамуно в эссе «Вглубь!» отметил «перевернутый» характер соотношения цивилизации и ее творца – человека. «Нет, – писал он, – я не отрицаю ни громадную социальную энергию, ни мощь цивилизации, все это имеется: наука – в изобилии, искусство – в изобилии, мораль – в изобилии, но через какое-то время, заполнив мир чудесами индустрии, огромными заводами, дорогами, музеями, библиотеками, мы в изнеможении упадем у подножия сотворенного нами, и кому тогда все это будет нужно? Что для чего: человек для науки или все же наука для человека?
Если прогресс – цель, для кого мы работаем? Кто этот Молох, который, по мере приближения к нему тружеников, вместо награды пятится, и в утешение изнуренным и обреченным на гибель толпам… только и умеет ответить горькой насмешкой, что после их смерти все будет прекрасно на земле вы обрекаете современных людей на жалкую участь быть несчастными работниками, которые, по колено в грязи, тащат барку со смиреной надписью «прогресс в будущем» на флаге. Цель бесконечно далекая – не цель, а уловка».
В. Розанов усматривал в этом явную аномалию: «В нормальном процессе всякого развития благоденствие самого развивающегося существа есть цель; так дерево растет, чтобы осуществить полноту своих форм. Из всех процессов, которые мы наблюдаем в природе, есть только один, в котором этот закон нарушен, – это процесс истории. Человек есть развивающееся в нем, и, следовательно, он есть цель; но это лишь в идее, в иллюзии: в действительности он есть средство, а цель – это учреждения, сложность общественных отношений, цвет наук и искусств, мощь промышленности и торговли. Все это неудержимо растет, и никогда не придет на мысль бедному человеку хоть когда-нибудь не дать передушить себя всему этому, не лечь перед торжествующей колесницей Ваала и не обрызгать колес кровью. Коренное зло заключается в неправильном соотношении между целью и средствами: человеческая личность, признанная только средством, бросается к подножию возводимого здания цивилизации».
Н. Бердяев полагал, что и кажущийся антипод социализма – анархизм – лишь «предельное течение в судьбах европейского общества. Внешне он производит впечатление учения, которое претендует на утверждение человеческой личности и ее свободы. Но в действительности он возник из того же комплекса, что и социализм – уравнительного, усредняющего чувства зависти и мести. Поэтому «радости свободного творчества, свободного избытка анархизм не знает и знать не может… Это какая-то предельная, угрюмая и мучительная свобода», которая «обращается в насилие». «Анархизм, – подчеркивал мыслитель, – в конце концов, есть форма реакционного восстания против культуры, неприятие культуры с ее неравенствами,… неприятие ее во имя процесса уравновешивающего, сглаживающего и сметающего все возвышающееся». Духом анархизма пронизаны и новейшие течений в искусстве. Здесь господствуют аналитически расчленяющие процессы,… глубокое потрясение и расчленение форм человека, гибель целостного человеческого образа, разрыв с природой… погибает человек как величайшая тема искусства». И парадоксальным образов такой человек вовсе не освобождается, а «погружается и проваливается в социальные и космические коллективности».
Новые философско-религиозные течения также обнаруживают более или менее скрытые антигуманные начала. «В них человеческая индивидуальность подчиняется космическим иерархиям духов. Человек перестает играть ту центральную и обособленную роль, которую он играл в ренессансный, гуманистический период истории».
Аналогичную судьбу претерпевает «контр культура» на новом витке, начиная условно с 1968 года, когда Т. Роззак дал ей ставшее нормативным собственное имя. Он определял ее как протестующее мировоззрение и разъяснял «Старая культура склонна предпочитать права. собственности – правам личности, требования НТР – человеческим потребностям, конкуренцию – сотрудничеству, формальное общение – самовыражению Контр культура склонна предпочитать обратное».
«1968» – конкретная дата, но и символ цельности взаимосвязи ряда социокультурных явлений, которые свертывались до и после этого года. Они включали в себя: протест против аристократической системы образования во Франции; «вьетнамский синдром» американских солдат, швырявших боевые награды к подножию Капитолия; «Пражскую весну» как стремление к социализму «с человеческим лицом», оппозицию советской интервенции в Афганистане; широкое участие молодежи «культурной революции» в Китае; оживление националистических движений в «благополучных» государствах; ряд неформальных инициатив в сфере искусства; популярность альтернативных стилей жизни, и т. п. Это было, по словам французского социолога Ж. Гурвича, «время бурных совместных действий, меняющих социальную сальность. Это было время духовного Причастия».
Экология культуры
Воспитание любви к родному краю, к родной культуре, к родному селу или городу, к родной речи – задача первостепенной важности. Но как воспитать эту любовь?
Она начинается с малого – с любви к своей семье, к своему жилищу. Постепенно расширяясь, эта любовь к родному переходит в любовь к своей стране, а затем ко всему человечеству, к человеческой культуре. Человек живет в определенной окружающей среде. Загрязнение среды грозит гибелью человечеству. Всем известны те гигантские усилия, которые предпринимаются отдельными странами, учеными, общественными деятелями, чтобы спасти от загрязнения воздух, водоемы, леса, чтобы сохранить животный мир нашей планеты. Человечество тратит миллиарды не только на то, чтобы не задохнуться, не погибнуть, но чтобы сохранить также ту окружающую нас природу, которая дает людям возможность эстетического и нравственного отдыха. Целительная сила природы хорошо известна.
Наука, которая занимается охраной и восстановлением окружающей природы, называется экологией и как дисциплина начинает уже сейчас преподаваться в университетах.
Но экологию нельзя ограничивать только задачами сохранения природной биологической среды. Для жизни человека не менее важна среда, созданная культурой его предков и им самим. Сохранение культурной среды – задача не менее существенная, чем сохранение окружающей природы. Если природа необходима человеку для его биологической жизни, то культурная среда столь же необходима для его духовной, нравственной жизни. А между тем вопрос о нравственной экологии не только не изучается, он даже и не поставлен нашей наукой как нечто целое и жизненно важное для человека. Изучаются отдельные виды культуры, но не изучается нравственное значение и влияние на человека всей культурной среды во всех ее взаимосвязях.
Человек воспитывается в определенной, сложившейся на протяжении многих веков культурной среде, незаметно вбирая в себя не только современность, но и прошлое. История открывает ему окно в мир. Жить там, где жили поэты, прозаики, философы, ежедневно впитывать впечатления, которые получили отражение в великих произведениях русской литературы, посещать музеи – значит постоянно обогащаться духовно.
Улицы, площади, каналы, дома, парки напоминают, напоминают… Ненавязчиво и ненастойчиво творения прошлого входят в человека, становятся мерилом прекрасного. Он учится уважению к предкам, чувству долга перед потомками. И тогда прошлое, и будущее становятся неразрывными для него, ибо каждое поколение – это как бы связующее звено во времени. Любящий свою родину человек не может не испытывать нравственной ответственности перед людьми будущего, чьи духовные запросы будут все множиться и возрастать.Если человек не любит хотя бы изредка смотреть на старые фотографии своих родителей, не ценит память о них, оставленную в саду, который они возделывали, в вещах, которые им принадлежали, – значит, он не любит их. Если человек не любит старые улицы, старые дома, бывшие “участниками” его юности, свидетелями исторических событий, – значит, у него нет любви к своему городу. Если человек равнодушен к памятникам истории своей страны, он, как правило, равнодушен и к своей стране.
Итак, в экологии есть два раздела: экология биологическая и экология культурная, или нравственная. Убить человека биологически может несоблюдение законов биологической экологии, убить человека нравственно может несоблюдение законов экологии культурной. И нет между ними пропасти, как нет четко обозначенной границы между природой и культурой.
Новое нынешнее экологическое мышление применительно к культуре включает в себя и историческое измерение. Однако отличие его в том, что последний оказывается теперь не столько феноменом внешней социально-экономической жизни социума (по афористичному высказыванию одного из хранителей горизонтов современной культуры Ж. Деррида, сегодня “внешнее <оказывается> внутри”). В постмодерной культуре история признается внутренним дестабилизирующим фактором человеческой субъективности, имманентным условием существования разума, определяющим его пределы. Историзм социально-экономической и семиотической ткани проявляется, прежде всего, в изменчивости хозяйственных и ментальных укладов, наслоении жизненных различных миров, но не менее важным является и изменение политик визуальной репрезентации среды. Ибо сегодня по преимуществу цивилизация концентрирует производство образов, в значительной степени по-иному провоцирует работу воображения, раскручивает машину желания к другому – будь то мыслительный горизонт или образ жизни. Экология культуры означает признание цивилизации как сложной самоорганизующейся и исторически изменчивой во времени системы. На практике это означает допущение сосуществования в ней жизненных различных миров, подобно тому, как наслоение различных архитектурных стилей классицизма и конструктивизма воплощает застывшую в городском пространстве кристаллизацию жизненных разновременных укладов. Экологично видеть в этом разнообразии источник сегодняшнего и завтрашнего не только ландшафтного, но и экономического богатства.
Резюмируя сказанное, мы приходим к выводу о том, что экология культуры означает сознательные и целенаправленные усилия, как властей, так и гражданского общества, и бизнес-сообществ по воспроизводству разнообразия культурной среды обитания. Более того, само различие природы и культуры, естественного и искусственного, публично-символического и банально-повседневного сегодня утрачивает свою чистоту, образуя единую природно-семиотическую среду. Именно в воспроизводство ее и вкладывают инвестиции страны, вступившие на стадию постиндустриального развития. Рано или поздно этим придется заняться и нам, если мы хотим придать цивилизации инвестиционно-привлекательный облик.
Заключение.
Центральный вопрос нашего времени – состояние культурно-цивилизационного комплекса, степень соответствия грандиозных цивилизационных достижений интересам их созидателя – творческого человека – может быть разрешен компаративно, путем сравнения этого состояния с фундаментальной социокультурной революцией эпохи Возрождения и Просвещения.
Сущность Возрождения и Просвещения – торжество гуманизма, однако, он не был простым возвратом к объектно-космическому гуманизму античности. Новая эпоха требовала динамики человеческой природы, нового человека, ориентированного на ценности. И смыслы субъектно-психологического гуманизма. Главный из них – человек как высший смысл бытия, его само ценность, освобождение от руин средневековых отношении и пут схоластики церковных авторитетов, неограниченное самоутверждение в мире.
Великая освободительная миссия европейского гуманизма Нового времени и вместе с тем его глубокая противоречивость были раскрыть крупнейшими мыслителями – Дж. Вико, Ж. -Ж. Руссо, К. Марксом, Ф. Ницше, Ф. Достоевским. Главное в этой противоречивости – несоответствие идеала свободного человека, абстрактно-гуманистического Проекта антагонистическому состоянию созданного согласно ему общества, его «бесовскому» характеру, все более очевидное обнаружение пределе! человеческой свободы как самоцели. В результате – декаданс, упадок и деформация всего культурно – цивилизационного комплекса.
Самые тревожные для судеб культуры процессы развертываются в духовной жизни общества. Знание и его главная институциональная сила – наука создали великую утопию идеального общества, в котором будут царить свобода, равенство и братство. Реального же потенциала этому проекту хватило лишь на то, чтобы воспроизводить человека как всеобщую, но обезличенную и производительную нетворческую силу, а эволюция общества приобрела катастрофный, сориентированный на различные формы тоталитаризма, характер. Поле гуманизма неуклонно сужается по мере успехов рационального знания. Этот парадокс привел к оживлению и торжеству иррационализма, который нормален и необходим в синтезе с рациональным мышлением, но опасен воинствующей оппозицией рациональному видению мира. Рациональное стремится познать мир под знаком не коего смыслового интеграла, но оно оказывается нечувствительным к многомерное мира, его нелинейности. Иррациональное – это не только распад такого смысла, но и отрицание его объективного содержания, засилье формалистических технологий. Это уже не творчество, а производство, в котором всему есть цена, но ничему, включая человека и его творения, – само ценности.
В культурологической мысли отмеченные процессы расцениваются как «фаза цивилизации, а на культуры» (О. Шпенглер), завершения и «смерти» исторически определенного типа культуры в данной цивилизации. Это обессмысление и утрата ценностей творчества как способа бытия человека в мире и мира человека.
Глубокие изменения индустриального общества во многом совпали с марксистским предвидением исчерпания творческих функций производительного капитала, передачи этих функций высококвалифицированным работникам и вместе с тем удержания плутократией власти и собственности, контроля за львиной долей общественного богатства. Капитал по-прежнему утилизирует творчество и его плоды, но отныне он – лишь его «захребетник».
Воссозданная панорама противоречивого взаимодействия современной цивилизации и культуры требует смыслового синтеза – выявления причин этой «любви-ненависти» и альтернатив исхода из лабиринта. Исследование метаморфозы человеческой деятельности под абстрактно-гуманистическим интегралом – ключ к решению первой задачи и одновременно – постановке второй. Диагноз, поставленный классиками культурологической мысли, таков: абстрактный гуманизм, как одна из конкретно-исторических форм антропологического мировоззрения и практики, не содержит надежных табу для перерождения в антропоцентризм, абсолютизацию свободы, культ своемерия человека, подмены Богочеловека человекобогом.
Список литературы
1. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М., 2000.
2. Каганский В. Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство. М., 2001.
3. Кропотов С. Л. Экономика текста в неклассической философии искусства Ницше, Батая, Фуко, Деррида. Екатеринбург, 1999.
4. Андреев Д. А. Умберто Эко: взгляд в 21 век. // ОНС, 1997, № 5
5. Бердяев Н. Смысл истории. М. 1990
6. Левяш И. Я. 20 век: глобальный конфликт цивилизации и культуры. // Человек, общество, мир. Вып. 1. Мн 1995
7. Лем С. Модель культуры. Пермь. 1993
8. Эрме Г. Культура и демократия. МН. 1995