На тему: Культура как социальный феномен.
Содержание работы:
Введение. 3
Пути эволюции. 3
Современная цивилизация. 5
Конфликт культуры. 11
Пути примерения. 14
Заключение. 17
Список используемой литературы: 19
Введение.
Вопрос вопросов нашего времени – соотношение между цивилизацией и
культурой. Если цивилизация на “перекате” от одного тысячелетия к другому
представляет собою грандиозную и еще недавно совершенно фантастическую,
мысле – и рукотворную картину техногенной “второй природы”, то остается
открытым вопрос: служит ли это беспрецедентное творение его созидателю –
творческому человеку? Ответить на него возможно лишь при условии обращения
к истокам современной цивилизации – ценностям и смыслам фундаментальной
социокультурной революции, которая обусловила прорыв человечества на
качественно новый уровень технологической свободы и создание нового,
индустриального социума.
Ценности и смыслы нашей цивилизации сформулированы европейским Возрождением
и Просвещением. Социокультурный смысл Возрождения подтверждает
принципиально важную идею французского историка и культуролога Ж. ле Гоффа
о том, что Возрождение не есть возвращение. Тенденция такого возврата к
античным ценностям была лишь “кажимостью” для мыслителей и творцов
Возрождения. Они вернулись к гуманистическому принципу Протагора: “Человек
– мера всех вещей”, но оказалось, что дважды в одну реку войти нельзя.
Античный человек был, по определению Н. Бердяева, объектно-космическим,
одним из феноменов многоликого, но неизменно антропоморфного,
одухотворенного земного и небесного космоса. Следуя Сократу, он познавал
себя именно во внешней ипостаси, и все его ценности были ее выражением –
фатальный круговорот вещей, застывшая гармония архитектурных шедевров
страсти олимпийских боголюдей и мудрость созерцательного отстранения от
страстей, возврата вспять, к великим духовным праматерям (Платон).
Пути эволюции.
Сменившая античную христианская система ценностей сформировала человека,
который бренно и суетно страдает в земном мире, но может обрести подлинный,
“терний” мир при условии осознания первородного греха, покаяния и смирения,
неустанного духовного напряжения сопричастности к своему творцу-
богочеловеку. Свободомыслие, социальный активизм, творчество подавлялись не
только инквизицией, но и всем консервативным устройством общества,
основанного на рутинном производстве, традиции и борьбе за выживание.
Такие жизненные ориентации поощрялись господствующим христианским
мировоззрением.
Однако “долгая ночь” пассивности и страдания, отчуждения от ближних и
ожидания Страшного суда не могла быть бесконечной. Развитие общественных
потребностей, а с ними – и производительных сил (“наук и ремесел”, как
выражались тогда) потребовало динамики человеческой природы – нового
человека Возрождение было первым ответом на эту потребность. Еще не
отвергая внешних символов христианства, оно совершило революционный
переворот в мировоззрении устранило дуализм миров, гением Данте очеловечило
ад и упразднило веру в рай, по библейски потребовало от человека
действовать “здесь и сейчас”, и “если не я, то кто же?”
Таково идейное завещание Возрождения Новому времени и его великому
духовному феномену – Просвещению. “Внутри истории Нового времени, –
отмечает М. Хайдеггер, – человек пытается – и эти попытки составляют
историю новоевропейского человечества – во всем и всегда опереться на
самого себя в качестве всеобщего средоточия и мерила в господствующем
положении. Для этого нужно, чтобы он все больше и больше удостоверялся в
собственных способностях и средствах господства и всегда снова и снова
приводил их в состояние безусловной готовности. Это – история
новоевропейского человечества, которая лишь в XX веке впервые в полном
согласии со своим внутренним законом выходит на простор сознательного
порыва необоримой воли и неуклонно достигает цели.
Этот “внутренний закон” Нового времени – освобождение человека
философия сосредотачивается на таких вопросах’ “Что такое человек? Что он
может знать? Что он должен делать? На что смеет надеяться?
Ж. Ж. Руссо, блистательно доказавший, что прогресс “наук и ремесел”
приводит скорее к падению, чем к подъему нравов.
Но К. Маркс был первым, кто не просто указал на бесовскую сущность
наличного общественного строя, но и обнажил его социально-историческую
анатомию. В наше время, – писал он, – все как бы чревато своей
противоположностью. Мы видим, что машины, обладающие чудесной силой
упрощать и делать плодотворнее наш труд, приносят людям голод и изнурение.
Новые, до сих пор неизвестные источники богатства благодаря каким-то
странным, непонятным чарам превращаются в источники нищеты. Победы техники
как бы куплены ценой моральной деградации. Кажется, по мере того, как
человечество подчиняет себе природу, человек становится рабом других людей
или же рабом собственной подлости. Даже чистый свет науки не может, по-
видимому, сиять иначе, как только на мрачном фоне невежества. Этот
антагонизм между современной промышленностью и наукой, с одной стороны, и
современной нищетой и упадком, с другой, этот антагонизм между
производительными силами и общественными отношениями новой эпохи есть
осязаемый, неизбежный и неоспоримый факт.
Иными словами, народ свободный на земле свободной” оказался очередной
социальной мифологемой.
Поставленный Ж. Ж. Руссо вопрос “Становится ли человек лучше благодаря
целивизации “ – он считал “смешным, так как противоположное ясно как день.
Мыслитель усматривал в этом скорее не особенность, а общую закономерность в
соотношении цивилизации и культуры. “Высшие точки подъема культуры и
цивилизации не совпадают, – писал он, – не следует обманываться в вопросе о
глубочайшем антагонизме между культурой и цивилизацией… Цивилизация
желает чего-то другого, чем культура: быть может, даже противоположного”.
Триумф современной цивилизации для Ф. Ницше очевиден: “Человек не
приблизился к природе, но сделал шаг вперед к той цивилизации, которую он
отвергал. Мы возросли в силе”. Однако эта сила – “механичность,
обезличивающая сила механического процесса человек отучается от активности,
все сводится к реагированию на внешние раздражения”. Тенденция к
нивелировке личности – глубоко характерный феномен для общества всеобщей
купли-продажи. “Всякого рода деловые люди и стяжатели – словом, все, что
должно давать в кредит и брать в кредит, вынуждены стоять за одинаковый
характер и одинаковые основные ценности.
В итоге вся эта сутолока так называемой “цивилизации” – измельчание,
беспокойство, торопливость, суета постоянно воз растают порок, душевные
больные, преступники все это не угнетенные классы, а отбросы всех классов
бывшего до сих пор общества.
Общий приговор над нашим столетием, над всей современностью, над
достигнутой цивилизацией, или “самый общий признак современной эпохи”
невероятная убыль достоинства человека в его собственных глазах”,
“девятнадцатый век – сила бессилия”; “мы не в силах вообразить, куда нам
направляться. Теперь все насквозь лживо, все – “слово”, все – спутано,
слабо или чрезмерно”. Поэтому “вся наша европейская культура уже с давних
пор движется в какой-то пытке напряжения, растущей из столетия в столетие,
и как бы направляется к катастрофе – беспокойно, насильственно, порывисто,
подобно потоку, стремящемуся к своему исходу, не задумываясь, боясь
задуматься”.
Современная цивилизация.
Известные инварианты взаимосвязи социальной свободы и отчуждения:
а) отношение человека к природе;
б) Опальное общение и стратификация;
в) соотношение между материальным и духовным началами личности;
Наиболее зримо предстает “вторая природа” человека, его техногенный мир. Он
– воплощенная способность человекобога к творению и вместе с тем утрата его
человекотворческого смысла.
Сегодня технологический потенциал человечества в принципе сравнялся с
планетарным и становится потенциально космическим.
Пафос этого бездушного и торжествующего мира вдохновенно выразил социолог и
моралист начала нашего столетия Ф. Маринетти: “Пришла новая религия –
мораль скорости. Человеческая энергия, во много раз повышенная скоростью,
будет господствовать над Временем и Пространством. Скорость – естественно
чиста Медленность – естественно порочна. Взамен рухнувших добра и зла
древности мы создали новое. Добро – скорость, новое Зло – медленность
Скорость = синтезу всякой отваги. Медленность = анализу всех бездеятельных
осторожностей. Скорость = презрению препятствий, жажде нового,
неизведанного. Медленность = отдыху, тоске по знакомому, идеализации
усталости и покоя.
Человек как господин сущего – это действительно его бесовская гордыня. Но
если бы он мог лишь созерцать природу или быть ее “соседом”, не возникла и
не обострилась бы до глобальных масштабов самая проблема “человек-природа”
что культура, если она развивается стихийно, а не направляется сознательно,
оставляет после себя пустыню. Поэтому в объяснении нуждается не единство
живых и деятельных людей с природными условиями их обмена веществ с
природой и в силу этого присвоение ими природы, а разрыв между этими
условиями человеческого существования.
Такой разрыв оказался жестко детерминированным отношениями; “Мы ставим
экономическую задачу, – констатировал писатель С. Залыгин, – и подчас
говорим “Любой ценой”. А что такое любая цена? Это самая примитивная цена.
Очень страшные фразы вошли в наше сознание- “единоборство с природой” какое
единоборство с природой? Человек часть природы, что же мы боремся сами с
собой без конца.
Наш общий Дом – планета Земля – достаточно тесен. Длина его окружности по
экватору чуть более 40 тыс. км, поверхность – 510 млн. км, из них менее
трети – суша. Сумма потребления природных ресурсов в килокалориях на
каждого человека в сутки составляла в доисторические времена – 2-4 тысячи,
в феодальном обществе – 20-25 тысяч, сейчас в США – 200-250 тысяч. Между
тем амплитуда демографического роста человечества такова, что во времена
Римской империи она составляла 150 млн. человек, за девяносто лет – с 1840
г по 1930 г. – население мира выросло на миллиард и на столько же – за
последние пять лет. Прогноз численности населения земного шара к середине
следующего столетия – 12-14 млрд. человек. Всего за последние полвека было
разрушено 11 % плодородной поверхности Земли, и это больше, чем общая
площадь Индии и Китая. К 2010 году необратимые потери могут достичь 1/3
всех биологических видов.
Становится понятным, почему в воззвании “Предупреждение человечеству” (1992
г.) 1500 ученых из 68 стран подчеркивается: “Мы, члены мирового научного
сообщества, настоящим предупреждаем все человечество о том, что грядет.
Необходимы глубокие изменения в нашем обращении с землей и жизнью на ней,
если мы хотим избежать глубочайшей нищеты человечества и того, чтобы наш
глобальный дом на этой планете был непоправимо изуродован.
Сегодня очевидно, что генераторами такого плачевного состояния экзосферы
являются организационно-экономические механизмы неограниченного активизма,
обусловленные аппетитами приращения капитала.
Причиной глобальной экодрамы является реализация антиэкологического
принципа конструирования, функционирования и развития современной
технологии.
Удастся ли и в какой мере обуздать на пути культурного развития влечение к
агрессии и самоуничтожению, ведущее к разрушению человеческого
существования. Ныне люди настолько далеко зашли в своем господстве над
силами природы, что с их помощью легко могут истребить друг друга до
последнего человека.
Мы – стоим перед основным парадоксом без техники невозможна культура, с нею
связано самое возникновение культуры, и окончательная победа техники в
культуре, вступление в техническую эпоху влечет культуру к гибели. В
культуре всегда есть два элемента – элемент технический и элемент природно-
органический. И окончательная победа элемента технического над элементом
природно-органическим означает перерождение культуры во что-то иное, на
культуру не похожее Человек делается орудием производства продуктов. Вещь
ставится выше человека. Человек, подчеркивал Н. Бердяев, переходит опасный
рубикон – от организма к организации. Организм рождается из природной
космической жизни, и он сам рождает. Признак рождения есть признак
организма Организация же совсем не рождается и не рождает. Она создается
активностью человека, хотя творчество это и не есть высшая форма
творчества. Организм не есть агрегат, он не составляется из частей, он
целостен и целостным рождается. Организм растет, развивается Механизм,
созданный организационным процессом, не может расти и развиваться. В
организме есть целесообразность, имманентно ему присущая. В организации
есть целесообразность совсем другого рода, она вкладывается в нее
организатором извне. Господство техники и машины есть, прежде всего переход
от органической жизни к организованной жизни. Творение восстает против
своего отца, более не повинуется ему, машина хочет, чтобы человек принял ее
образ и подобие это новая зависимость человека от природы, технически
машинная зависимость. В этом вся мучительность проблемы.
Еще Гете предупреждал, что человечество станет умнее и рассудительнее, но
не лучше. Я предвижу время, когда человечество не будет более радовать
Бога, и он будет вынужден вновь все разрушить для обновленного творения.
Уже в середине прошлого века власть имущие в развитых капиталистических
странах поняли, что “дикая” форма сверх эксплуатации не только экономически
перестала быть рентабельной, но и социально стала взрывоопасной и капитал
обратился к эксплуатации.
После культурно-цивилизационного взрыва – кризиса мировой капиталистической
системы конца 20-х – начала 30-х гг., едва не ставшего для него
апокалипсисом, капитал поставил задачу “гуманизации” производственных
отношений.
Предприятие интересуется не человеком как личностью, а только занимаемой им
должностью. Человек сам по себе для предприятия – ничто, функция же,
которую он сможет выполнить, – все.
Корабль всей современной цивилизации явно сбился с пути, и его компас
ориентирует на псевдоценности М. Вебер убедительно показал, что своим
восхождением капитализм обязан, прежде всего, культу труда, созидания как
высшей, религиозно освященной, ценности. Ныне же – всеобщая “деградация
идеи труда”, которая “знаменует отступление на второй план всех стимулов к
труду, кроме денег” (М. Лернер). В этом – основной генератор нашей
тотальной несвободы “Настоящая свобода, – писал А. Экзюпери, – заложена в
творческом усилии. Свободен рыбак, чья интуиция направляет лов. Свободен
скульптор, ваяющий лицо.
В реальности само понятие “свобода” означает категорию, до некоторой
степени пустую в философском смысле. Иначе говоря, на Западе оно для очень
многих означает попросту увеличение материального уровня потребления,
гедонизм, всякое само ублажение без ответственности перед теми, кто
оказался менее удачлив. Западный человек сверхозабочен своим материальным и
чувственным удовлетворением и становится все более неспособным к моральному
самоограничению. Но если мы на деле окажемся неспособными к самоограничению
на основе четких моральных критериев, под вопрос будет поставлено само наше
выживание… отсюда – взаимная нетерпимость к позициям друг друга.
Однако пожалуй, самые тревожные для судьбы культуры процессы развертываются
в духовной жизни общества. Можно понять пионеров европейского Просвещения,
которые, восстав против средневековой догматики, провозгласили, что “знание
– сила” (Ф. Бэкон) и “я мыслю, значит, существую” (Р. Декарт). Они еще не
могли знать, что в новом “прекрасном мире” Знание – это амбивалентная сила,
способная служить не только миру, но и злу, и мыслить приходится не столько
о свободе, сколько об отчуждении.
В результате человек, несомненно, стал солее производительным, но стал ли
он более духовным и, следовательно, свободным? Парадокс, писал
К. Маркс, в том, что “материальные силы наделяются интеллектуальной жизнью,
а человеческая жизнь, лишенная своей интеллектуальной стороны, низводится
до степени простой материальной силы”. Дело не только в том, что наука и
поныне по преимуществу функционирует и развивается как частичная и
производительная эволюционная сила, которая преобразует лишь вещные и
организационные моменты труда, но не затрагивает его содержание, функции
человека как придатка машины. Глубинная причина краха тотального научно-
технологического Проекта – в природе самой науки, как рационального знания
о всеобщем, в котором частному, индивидуальному, просто нет места именно в
этом – главный источник не самодостаточности науки как инструмента реальной
гуманизации мира. Все попытки придать ей роль универсальной панацеи в
лучшем случае свидетельствуют о непонимании ее природы и на практике
завершаются усилением отчуждения труда, тупиками тоталитарных режимов, как
воплощенных социальных проектов, и пред катастрофной угрозой
самоуничтожения человеческого рода.
Могут ли производствво, благосостояние и такие чудеса науки, как
исследование космоса, придать смысл человеческому существованию. С точки
зрения К. Ясперса, “есть, следовательно, научный, технический прогресс,
непрерывно расширяющий наши возможности, но нет прогресса человеческой
сущности”
Маятник общественных ценностей двинулся в направлении “с точностью до
наоборот” Разум, наука из всеобщего предмета поклонения и упования на их
роль панацеи от всех бед быстро превратились не просто в козла отпущения,
но и в бесовскою князя мира сего.
Французский социолог Ж Бодрчияр отмечает, что “мы находимся во вселенной, в
которой становится все больше информации и все меньше смысла. Поскольку
там, где, как мы полагаем, информация производит смысл, происходит обратное
Информация пожирает свои собственные содержания. Она пожирает коммуникацию
и социальное.
Мы летим вниз, все рушится, живем в то время, которое лишено загадочности,
нами движет жажда выгоды. Нет больше романтики, все, о чем говорят по
телевизору, это только о презервативах, скромность – это составной элемент
загадочности, таинственность, неопознанность – составной элемент бытия. У
меня такое впечатление, будто я являюсь свидетелем полного загнивания.
На смену традиционным религиозным ценностям и, прежде всего жажде духовного
Абсолюта – Бога как идеальной личности приходит повальное увлечение
тоталитарными сектами типа “Белых братьев”, самосожженцев Д. Кореша,
террористов из “Аум Сенрике” и других “сатанинских” групп.
Жизнерадостная карнавальная стихия сменила гнетущей манией тяжелого рока.
Цивилизация есть неизбежная судьба культуры – писал О. Шпенглер. – Будущий
Запад не есть безграничное движение вперед и вверх, по линии наших идеалов.
Современность есть фаза цивилизации, а не культуры. В связи с этим отпадает
целый ряд жизненных с одержаний как невозможных. Когда цель достигнута, и
идея завершена и осуществлена во внешнем, тогда культура вдруг застывает,
отмирает, ее кровь свертывается, силы ее подламываются – она становится
цивилизацией. И она, огромное засохшее дерево в первобытном лесу, еще
многие столетия может топорщить свои гнилые сучья!
Х.Ортега-и-Гассет полагает, что “крах терпит сам человек, уже не способный
поспевать за своей цивилизацией. Эти эпохи самоудовлетворения – снаружи
такие гладкие и блестящие, внутренне мертвы. Подлинная полнота жизни не в
покое удовлетворенности, а в процессе достижения, в моменте прибытия. Эпоха
удовлетворенности – это начало конца”
Весь мир вступают в катастрофический период своего “развития”. Мы живем во
времена грандиозного исторического перелома. Началась какая-то новая
историческая эпоха нет религиозного критерия, нет “во имя”. Есть
вооружения, человеку дают латы, шлем и щит, но неизвестно, во имя чего и
кого идти в поход и сражаться, нет ни Христа, ни девы Марии, ни гроба
Господня, ни даже прекрасной дамы. В этом ужас дурной бесконечности мировых
эволюции. Старый мир есть период новой истории с его рационалистическим
просвещением, с его индивидуализмом и гуманизмом, с его либерализмом и
демократизмом с его чудовищной техникой и внешними завоеваниями и успехами,
с его безудержной и безграничной похотью к жизни, с безбожием и бездушием,
с разъяренной борьбой классов.
Основная проблема XX века – проблема отношения творчества (культуры) к
жизни (бытию). На вершинах культуры мучит человека противоположность между
тем, чтобы создавать что-то и тем, чтобы быть чем-то.
Цивилизация конца XX столетия, независимо от краха наиболее одиозных
тоталитарных режимов, эти экзистенциальное, на уровне бытийных оснований
человеческой жизни, обесценение и утрата ее “во имя” само ценности и смысла
творческой свободы.
Вышедшая из-под контроля, она обрекает культуру на долю аутсайдера. Это –
не очередной кризис цивилизации, а ее исторический тупик.
Конфликт культуры.
Драма тотального конфликта между культурой и цивилизацией современности
лишь по видимости имеет анонимный характер и напоминает “театр теней”. Если
исход из тупика необходим и спасителен, следует ясно определить совокупного
субъекта – автора и актера нашей самодостаточной цивилизации.
Профессор Э. Шиллз в книге “Массовое общество и его культура” отмечает, что
в индустриальном обществе культура подразделяется, по меньшей мере, на три
уровня качества, которые устанавливаются с помощью эстетических,
интеллектуальных и моральных критериев. Это так называемая “высшая” или
“изысканная”, “средняя” или “посредственная”, и “низшая” или “вульгарная”
культуры.
Отличительным признаком высшей культуры является серьезность избираемой
темы и затрагиваемых проблем, глубокое проникновение в сущность явлений,
ценность, утонченность и богатство выраженных чувств. К этой культуре
принадлежат лучшие образцы литературы и искусства, философия, научные
теории и исследования естественного, технического и социального характера.
Такая культура не связана с социальным статусом, и ее содержание
определяется не общественным положением ее создателей, а лишь совершенством
их творении. В отличие от “высокой”, “средняя” культура менее оригинальна и
более репродуктивна, хотя внешне оперирует теми же жанрами и формами, к
которым прибегает “высокая” культура. На третьем уровне находится “низшая”
культура, которую отличают поверхностность и вульгарность, крайнее
обеднение символического содержания и форм!
Удел “высокой” культуры, как аутсайдера, и роль средней”, “посредственной”
культуры, как фаворита современного общества, не объяснимы в чисто
социологизаторском ключе как совпадение социальных интересов большого
бизнеса и среднего класса. Этот феномен лишь следствие более
фундаментальных сдвигов, которые требуют понимания в ином – социокультурном измерении и ключевого понятия “посредственность”.
Есть, – писал А. Экзюпери, – в Европе двести миллионов человек, чье
существование, лишено смысла люди, погрязшие в рутине различных профессий,
люди, которым недоступны радости первооткрывателя-поднимателя целины,
радости веры, радости ученого. Кое-кому думалось, что достаточно одеть их,
накормить, удовлетворить все их насущные потребности, чтобы возвысить душу.
И вот мало-помалу из них создали мещан сельских политиков, техников,
лишенных внутренней жизни. Им дают неплохое образование, но это не
культура. Тот, кто думает, что культура – это набор вызубренных формул,
невысокого мнения о ней Посредственный ученик специального класса лицея
знает больше о природе и о ее законах, чем Декарт или Паскаль. Но разве
такой ученик способен мыслить, как они? …меня мучает, что в каждом
человеке, может быть, убит Моцарт.
Социокультурному портрету мещанской посредственности придал классическую
законченность Х. Ортега-и-Гассет. Он констатировал величайший парадокс
нашего времени: “Нынешний хозяин мира – примитив, первобытный человек,
внезапно появившийся в цивилизационном мире. Цивилизован мир, но не его
обитатель. Он даже не замечает цивилизации, хотя и пользуется ее плодам
как дарами природы.
Психическая структура этого “человека-массы” характеризуется рядом черт. Во-
первых, ему присуща глубокая уверенность в том, что жизнь изобильна и
легка, в ней нет ограничений, и она – лишь арена власти и побед. Во-вторых,
такое мироощущение порождает иллюзию его полной интеллектуальной и
моральной самодостаточности. В третьих, он экспансивен, и повсюду, не
считаясь ни с чем и ни с кем, навязывает свое примитивное мнение путем
“прямого действия”, в том числе в самых “изысканных уголках нашей
культуры”. В-четвертых, продолжает
Х. Ортега-и-Гассет, эти “люди не заботятся о будущем, предоставляя все
механизму вселенной. И прогрессистский либерализм, и социализм Маркса
предполагают, что их стремление к лучшему будущему осуществляется само
собой, неминуемо, как в астрономии. Защитившись этой идеей от самих себя.
они выпустили из рук управление историей, забыли о бдительности, утратили
живость и сил убежденный, что мир пойдет по прямой, без поворотов, без
возвратов назад, он откладывает всякое попечение о будущем и целиком
погружен в утвержденное настоящее. Нужно ли удивляться, что сегодня в нашем
мире нет ни планов, ни целей, ни идеалов. Последняя черта – редукция
“горнего” мира творческой жизни, утрата ее перспективы и идеалов – самая
опасная для культуры.
Такова общая закономерность финала “любви-ненависти” между культурой и
цивилизацией.
Культура Возрождения и Просвещения требовала устранить
феодальный провинциализм и своеволие привилегированных слоев – и пришла к
индустриальному обществу с его универсальной мерой купли-продажи и
усредненным человеком-массой Рациональный разум хотел видеть “народ
свободный на земле свободной”, и действительно освободил его от физической
нищеты, создал общество потребления, но ценой конвейерного варианта труда
обезличенного, стандартизованного человека.
Этих причин достаточно для формирования человека-массы и его
самодовольства. Но для “восстания масс”, их “вертикального нашествия”
требовался некий фермент и одновременно социально-технологический механизм.
Их роль сыграла реализованная заветная мечта ранней буржуазии о синтезе
свободы и равенства демократия. Расценивая ее как романтическое детище
политических и идеологических революций XVIII века,
Х. Ортега-и-Гассет писал “Торжественное, в теории, провозглашение прав
человека на деле обернулось торжеством прав доброго буржуа. Когда в борьбе
за существование людям предоставляются равные условия, наверняка
восторжествуют худшие из людей, ибо их большинство.
H Бердяев был не вполне согласен с такой демократией и вместе с тем
подчеркивал вызванное ею фундаментальное противоречие “В культуре, писал
он, – есть начало аристократическое и начало демократическое.
Без начала демократического, без подбора качеств высота и совершенство
никогда не были бы достигнуты. Но вместе с тем культура распространяется
вширь, к ней приобщаются все новые социальные слои. Этот процесс неизбежный
и справедливый”. Однако массы легко усваивают себе вульгарный материализм и
вещную техническую цивилизацию.. массами владеют идеи-мифы, верования
религиозные или верования социально-революционные, но не владеют идеи
культурно-гуманистические. Конфликт аристократического и демократического
начал, количества и качества, высоты и широты неразрешим на почве без
религиозной гуманистически культуры”.
Такой конфликт – фатальная данность, если демократия рассматривается не как
технология власти, а как абстрактный идеал. Тогда она становится “удобна
для всех употреблений” (H Бердяев), и общество превращается в объект
манипуляций разномастных “типов” или конгломератов “увеличивающегося числа
людей, которые по видимости становятся участниками осведомленности и
действиях, а в действительности и более чем пригодными для использования
рабами.
Человек-масса – продукт нашей индустриально-демократической цивилизации, и
в своем логическом завершении он тоталитарен и катастрофе не только для
культуры, но и цивилизации. Он – современный варвар.
Печально, но в наш просвещенный век человек-масса напоминает собаку в
библиотеке: она все видит, но ничего не понимает.
Подлинная культура не может быть высшей, “высоколобой”, средней,
“посредственной” или тем более низшей, “низколобой” подобно тому, как
нельзя быть более или менее честным или влюбленным. Попытки определения
степени культурности – это некорректный перенос методики оценки товара,
имеющего цену, на феномены, в принципе не поддающиеся такой оценке.
Культура либо есть – в абсолюте своего творческого смысла и напряженности
форм – от “Ave Maria” до народной мелодии, от Гомера до Джойса, от
Растрелли до крестьянского лубка, либо ее вовсе нет – от откровенного китча
до изощренных имитаций бесценных творений. И это не максимализм автора, а
категорический императив сущности культуры, которая всегда – горняя
духовная высота. На ее величественном и прекрасном фоне и короли, и пигмеи
масс культа – одинаково голые. Это – не просто декаданс как глубокое
переживание и самовыражение кризиса культуры, давшее по-своему великолепные
творения – ее самокритику. “Массовая культура” – это вырождение и тупик
культуры, глум над ней.
Пути примерения.
Если воссозданная картина тотального конфликта между современной
цивилизацией и культурой достоверна, и авторы и актеры этой драмы
установлены, возникают кардинальные вопросы о глубинных причинах их “любви-
ненависти” и альтернативах исхода из этого лабиринта.
Возможно, разгадка – в фундаментальном несоответствия между функцией
человека как главной производительной силы и его призванием как главной
социально-творческой силы.
Ключ к несовершенству современного общества – не только в эгоцентризме его
“титанов” или человека-массы. Это – лишь основные ипостаси несовершенства,
инфантильности родового человека, извечного и непреодолимого в парадигме
абстрактного гуманизма разрыва между целями и средствами, неспособности к
их ко эволюции. Но лучшие умы человечества все более сознают это
противоречие и ищут исход из него.
“Выдающийся гуманист XX столетия, испанский философ М. Унамуно в эссе
“Вглубь!” отметил “перевернутый” характер соотношения цивилизации и ее
творца – человека. “Нет, – писал он, – я не отрицаю ни громадную социальную
энергию, ни мощь цивилизации, все это имеется: наука – в изобилии,
искусство – в изобилии, мораль – в изобилии, но через какое-то время,
заполнив мир чудесами индустрии, огромными заводами, дорогами, музеями,
библиотеками, мы в изнеможении упадем у подножия сотворенного нами, и кому
тогда все это будет нужно? Что для чего: человек для науки или все же наука
для человека?
Если прогресс – цель, для кого мы работаем? Кто этот Молох, который, по
мере приближения к нему тружеников, вместо награды пятится, и в утешение
изнуренным и обреченным на гибель толпам… только и умеет ответить горькой
насмешкой, что после их смерти все будет прекрасно на земле вы обрекаете
современных людей на жалкую участь быть несчастными работниками, которые,
по колено в грязи, тащат барку со смиренной надписью “прогресс в будущем”
на флаге. Цель бесконечно далекая – не цель, а уловка”.
В. Розанов усматривал в этом явную аномалию: “В нормальном процессе всякого
развития благоденствие самого развивающегося существа есть цель; так дерево
растет, чтобы осуществить полноту своих форм. Из всех процессов, которые мы
наблюдаем в природе, есть только один, в котором этот закон нарушен, – это
процесс истории. Человек есть развивающееся в нем, и, следовательно, он
есть цель; но это лишь в идее, в иллюзии: в действительности он есть
средство, а цель – это учреждения, сложность общественных отношений, цвет
наук и искусств, мощь промышленности и торговли. Все это неудержимо растет,
и никогда не придет на мысль бедному человеку хоть когда-нибудь не дать
передушить себя всему этому, не лечь перед торжествующей колесницей Ваала и
не обрызгать колес кровью. Коренное зло заключается в неправильном
соотношении между целью и средствами: человеческая личность, признанная
только средством, бросается к подножию возводимого здания цивилизации”.
Н. Бердяев полагал, что и кажущийся антипод социализма – анархизм – лишь
“предельное течение в судьбах европейского общества. Внешне он производит
впечатление учения, которое претендует на утверждение человеческой личности
и ее свободы. Но в действительности он возник из того же комплекса, что и
социализм – уравнительного, усредняющего чувства зависти и мести. Поэтому
“радости свободного творчества, свободного избытка анархизм не знает и
знать не может… Это какая-то предельная, угрюмая и мучительная свобода”,
которая “обращается в насилие”. “Анархизм, – подчеркивал мыслитель, – в
конце концов, есть форма реакционного восстания против культуры, неприятие
культуры с ее неравенствами, …неприятие ее во имя процесса
уравновешивающего, сглаживающего и сметающего все возвышающееся”. Духом
анархизма пронизаны и новейшие течений в искусстве. Здесь господствуют
аналитически расчленяющие процессы, …глубокое потрясение и расчленение
форм человека, гибель целостного человеческого образа, разрыв с природой…
погибает человек как величайшая тема искусства”. И парадоксальным образов
такой человек вовсе не освобождается, а “погружается и проваливается в
социальные и космические коллективности”.
Новые философско-религиозные течения также обнаруживают более или менее
скрытые антигуманные начала. “В них человеческая индивидуальность
подчиняется космическим иерархиям духов. Человек перестает играть ту
центральную и обособленную роль, которую он играл в ренессансный,
гуманистический период истории”.
Аналогичную судьбу претерпевает “контр культура” на новом витке, начиная
условно с 1968 года, когда Т. Роззак дал ей ставшее нормативным собственное
имя. Он определял ее как протестующее мировоззрение и разъяснял “Старая
культура склонна предпочитать права. собственности – правам личности,
требования НТР – человеческим потребностям, конкуренцию – сотрудничеству,
формальное общение – самовыражению Контр культура склонна предпочитать
обратное”.
“1968” – конкретная дата, но и символ цельности взаимосвязи ряда
социокультурных явлений, которые свертывались до и после этого года. Они
включали в себя: протест против аристократической системы образования во
Франции; “вьетнамский синдром” американских солдат, швырявших боевые
награды к подножию Капитолия; “Пражскую весну” как стремление к социализму
“с человеческим лицом”, оппозицию советской интервенции в Афганистане;
широкое участие молодежи “культурной революции” в Китае; оживление
националистических движений в “благополучных” государствах; ряд
неформальных инициатив в сфере искусства; популярность альтернативных
стилей жизни, и т.п. Это было, о словам французского социолога Ж. Гурвича,
“время бурных совместных действий, меняющих социальную сальность. Это было
время духовного Причастия”.
Заключение.
Центральный вопрос нашего времени – состояние культурно-цивилизационного
комплекса, степень соответствия грандиозных цивилизационных достижений
интересам их созидателя – творческого человека – может быть разрешен
компаративно, путем сравнения этого состояния с фундаментальной
социокультурной революцией эпохи Возрождения и Просвещения.
Сущность Возрождения и Просвещения – торжество гуманизма, однако, он не был
простым возвратом к объектно-космическому гуманизму античности. Новая эпоха
требовала динамики человеческой природы, нового человека, ориентированного
на ценности. И смыслы субъектно-психологического гуманизма. Главный из них
– человек как высший смысл бытия, его само ценность, освобождение от руин
средневековых отношении и пут схоластики церковных авторитетов,
неограниченное самоутверждение в мире.
Великая освободительная миссия европейского гуманизма Нового времени и
вместе с тем его глубокая противоречивость были раскрыть крупнейшими
мыслителями – Дж.Вико, Ж.-Ж.Руссо, К.Марксом, Ф.Ницше, Ф.Достоевским.
Главное в этой противоречивости – несоответствие идеала свободного
человека, абстрактно-гуманистического Проекта антагонистическому состоянию
созданного согласно ему общества, его “бесовскому” характеру, все более
очевидное обнаружение пределе! человеческой свободы как самоцели. В
результате – декаданс, упадок и деформация всего культурно –
цивилизационного комплекса.
Самые тревожные для судеб культуры процессы развертываются в духовной жизни
общества. Знание и его главная институциональная сила – наука создали
великую утопию идеального общества, в котором будут царить свобода,
равенство и братство. Реального же потенциала этому проекту хватило лишь на
то, чтобы воспроизводить человека как всеобщую, но обезличенную и
нетворческую производительную силу, а эволюция общества приобрела
катастрофный, сориентированный на различные формы тоталитаризма, характер.
Поле гуманизма неуклонно сужается по мере успехов рационального знания.
Этот парадокс привел к оживлению и торжеству иррационализма, который
нормален и необходим в синтезе с рациональным мышлением, но опасен
воинствующей оппозицией рациональному видению мира. Рациональное стремится
познать мир под знаком не коего смыслового интеграла, но оно оказывается
нечувствительным к многомерное мира, его нелинейности. Иррациональное – это
не только распад такого смысла, но и отрицание его объективного содержания,
засилье формалистических технологий. Это уже не творчество, а производство,
в котором всему есть цена, но ничему, включая человека и его творения, –
само ценности.
В культурологической мысли отмеченные процессы расцениваются как “фаза
цивилизации, а на культуры” (О. Шпенглер), завершения и “смерти”
исторически определенного типа культуры в данной цивилизации. Это
обессмысление и утрата ценностей творчества как способа бытия человека в
мире и мира человека.
Глубокие изменения индустриального общества во многом совпали с
марксистским предвидением исчерпания творческих функций производительного
капитала, передачи этих функций высококвалифицированным работникам и вместе
с тем удержания плутократией власти и собственности, контроля за львиной
долей общественного богатства. Капитал по-прежнему утилизирует творчество и
его плоды, но отныне он – лишь его “захребетник”.
Воссозданная панорама противоречивого взаимодействия современной
цивилизации и культуры требует смыслового синтеза – выявления причин этой
“любви-ненависти” и альтернатив исхода из лабиринта. Исследование
метаморфозы человеческой деятельности под абстрактно-гуманистическим
интегралом – ключ к решению первой задачи и одновременно – постановке
второй. Диагноз, поставленный классиками культурологической мысли, таков:
абстрактный гуманизм, как одна из конкретно-исторических форм
антропологического мировоззрения и практики, не содержит надежных табу для
перерождения в антропоцентризм, абсолютизацию свободы, культ своемерия
человека, подмены Богочеловека человекобогом.
Список используемой литературы:
Андреев Д.А. Умберто Эко: взгляд в 21 век.// ОНС,1997,№5
Бердяев Н. Смысл истории. М.1990
Левяш И.Я. 20 век: глобальный конфликт цивилизации и культуры.// Человек,
общество, мир. Вып.1. Мн 1995
Лем С. Модель культуры. Пермь.1993
Эрме Г. Культура и демократия.МН.1995