–PAGE_BREAK–1.1. Буддийская теория «я»
Учение говорит, что если мы захотим проанализировать, что же такое наша индивидуальность, наша личность, мы не сможем ее найти, т.к. телесная форма, восприятия, чувства, склонности и интеллект являются непостоянными. Рис Дэвидс указывает: «Не может быть индивидуальности без сочетания, не может быть сложения и соединения без становления; не может быть становления различным без распада, исчезновения, которое раньше или позже будет неизбежно полным». Это вечный процесс, в котором нет ничего постоянного. Здесь нет ничего постоянного, ни названия, ни формы.
«Бодхисаттва сказал некоему паломнику: «Ты хочешь выпить воды Ганга, благоухающей запахом леса?» Паломник отвечает так: «Что такое Ганг? Песок ли Ганг? Вода ли Ганг? Ближний ли берег Ганг? Дальний ли берег Ганг?» Бодхисаттва отвечал: «Если ты исключишь воду, песок, ближний берег и дальний берег, где ты найдешь какой-нибудь Ганг?» (Из Джатак). Когда мы представляем себе реку, мы воображаем себе что-то, лежащее в основе сочетания двух берегов и воды; в такой же мере неправильно мы воображаем себе некое индивидуальное «я» (душу), лежащее в основе духовных состояний. Понятие индивидуального «я», если его проанализировать, сводится именно к этому, к тому, что некоторые качества сосуществуют. Как «тело» есть название для системы качеств, точно так же и «душа» есть название для суммы состояний, составляющих наше духовное существование. Без качеств нет души, как нет реки без двух берегов.
Теорию несуществования индивидуального «я» прекрасно иллюстрирует Юм: «Что касается меня, когда я самым близким образом вхожу в то, что я называю самим собой, я всегда спотыкаюсь о то или иное частное восприятие, восприятие тепла или холода, света или тени, любви или ненависти, боли или удовольствия. Я никогда не могу поймать себя самого без восприятия и никогда не могу наблюдать что-либо кроме восприятия. Когда мои восприятия на какое-то время удаляются, как в здоровом сне, все это время я не ощущаю себя, и можно поистине сказать, что я не существую. А если бы все мои восприятия были удалены смертью и я не мог бы думать и чувствовать, не мог бы видеть, любить и ненавидеть после распада моего тела, то я был бы целиком уничтожен, и я не представляю себе, что еще нужно для того, чтобы сделать меня совершенно несуществующим. Если кто-нибудь после серьезного и беспристрастного размышления будет думать, что у него другое понятие о себе самом, я должен буду признаться, что я с ним больше не могу спорить. Все, что я могу допустить, это то, что он, может быть, точно так же прав, как я, и что мы существенно расходимся по этому частному пункту. Он, может быть, воспринимает что-то простое и непрерывное, что он называет собой, но во мне, я уверен, такого начала нет. Однако, если не считать некоторых метафизиков подобного рода, я осмеливаюсь утверждать относительно всего остального человечества, что все люди представляют собой только пучки или собрания различных восприятий, которые следуют одно за другим с невообразимой быстротой и находятся в постоянном течении и движении. Наши глаза не могут повернуться в глазницах, не меняя наших восприятий. Наше мышление еще более изменчиво, чем наше зрение; все наши другие чувства и способности также участвуют в этом изменении; нет ни одной душевной силы, которая оставалась бы неизменно одной и той же, если только не на одно мгновение».
Если сравнить индивидуальность взрослого человека и ребенка, из которого он вырос, мы найдем очень мало общего между ними. Здесь уместно привести запись из дневника Андрея Платонова, сделанную им незадолго до смерти: «…Если бы мой брат Митя или Надя – через 21 год после своей смерти вышли из могилы подростками, как они умерли, и посмотрели б на меня, что со мною сталось? – Я стал уродом, изувеченным и внешне и внутренне. – «Андрюшка, разве это ты?» – «Это я – я прожил жизнь». Из положений буддизма следует, что единственное, что реально связывает ребенка и взрослого, это цепь причин и следствий, соединяющих мгновенные комбинации элементарных групп психофизических состояний из которых и состоит личность.
Несмотря на отрицание индивидуального «я» как некой неизменной, самообусловленной субстанции, позиция Будды не является простой и определенной как кажется на первый взгляд. Будда говорит, что мы выходим за пределы опыта, утверждая, что за пределами явлений имеется постоянная душа. И так как понятие «души» лежит за пределами опыта, о ней нельзя сказать ничего определенного. Поэтому Будда молчит в ответ на вопрос: «Существует ли душа или не существует». Из его молчания различные школы буддизма впоследствии сделали противоположные выводы. Но для получения более объективного представлении о буддийской теории «я» следует раскрыть понятие одно из ключевых положений буддизма – «Срединный Путь» как метод познания бытия, как путь ведущий к освобождению – нирване.
1.2. Благородный восьмеричный путь
Благородный восьмеричный путь представляет собой буддийскую мораль и предполагает для достижения освобождения следовать следующим правилам: 1) правильное воззрение – знание четырех благородных истин; 2) правильное намерение – отказ от мира, ненасилие и непричинение вреда; 3) правильная речь – воздержание от лжи, сквернословия, грубости, скабрезностей, глупостей; 4) правильное действие – воздержание от воровства, убийства и другого недолжного поступка; 5) правильный образ жизни – праведное поведение в соответствии с пятью моральными принципами: не убий, не укради, не прелюбодействуй, не лги, не опьяняй себя; 6) правильное усилие – состоит из четырех фаз: усилие к уничтожению зла, уже возникшего в нашем разуме; усилие в предотвращении зла, которое еще не возникло; усилие к созиданию блага, которое еще не возникло; усилие к развитию блага уже возникшего; 7) правильное самообладание – постоянное самоосознание и самонаблюдение, интроспекция (даже во сне); 8) правильная концентрация – специальная практика медитации, направленная на достижение освобождения, посредством устранения противопоставления субъекта объекту, или, точнее, создания такого понятийного разграничения.
Как видим, важным для искоренения авидьи и достижения освобождения является соблюдение моральных заповедей. Но моральные заповеди никем не установлены сверху, они не противостоят истинной человеческой природе. «Моральное» поведение возникает естественно, по мере устранения авидьи, иллюзии собственного «я». Как говорил Николай Рерих: «Нет зла, есть лишь несовершенство».
Отделяя себя от мира, мы отделяем себя и от других людей. Возникают противоположности «я» и «он», «мы» и «они». Жажда жизни, ведет к борьбе за жизнь, в которой другие существа часто рассматриваются (сознательно или подсознательно) как средства нашего удовлетворения или как конкуренты. Даже «добрые» поступки часто совершаются с подспудным намерением получить за них награду.
Когда исчезает неведение, исчезает «я» и «другой». Исходя из всего вышесказанного, становится понятно, почему в буддийской практике центральная роль в достижении освобождения отводится медитации. В общих чертах, медитация – психическая техника, состоящая в сосредоточении сознания на собственном внутреннем мире, проникновение в глубины собственного «я», чтобы достигнув «дна» увидеть иллюзорность «самости», ощутить себя единым с миром, прозреть. Медитация предполагает не только регулярные «погружения» во внутренний мир, но и постоянное наблюдение за собой, постоянный анализ своих мыслей, впечатлений и действий в повседневной жизни, с одновременным памятованием о непостоянстве, иллюзорности (пустотности) окружающего мира и собственного «я», скрывающего истинную реальность. Но не надо забывать, что Будда говорил, что для достижения освобождения одной медитации без морального поведения недостаточно, также как недостаточно для этого одного морального поведения без медитации.
Упор на центральной роли медитации в буддийской практике давал оппонентам повод для упреков буддистов в своего рода аморализме. Тем более что в некоторых источниках утверждалось: архат – буддийский святой, искоренивший в себе все несовершенства человеческой натуры и достигший высшей цели – нирваны, может совершать любые преступления и при этом не оскверняться, поскольку они не будут иметь для него кармических последствий (т.к. цепь причин и следствий разорвана). Подобный взгляд дает основание некоторым школам отказываться от широко известного принципа «не-насилия» (ахинсы). Так один из последователей японской буддийской школы Нитирен говорил: «Недостаточно только воздерживаться от совершения зла, зло должно быть побеждено, а зловредные существа – уничтожены».
Можно сказать, что архат (тот, кто достиг освобождения – Нирваны) находится по ту сторону добра и зла, но не потому, что он аморален, а, напротив, потому, что достиг высшего морального совершенства, при котором все его мысли, речи и поступки являются благими уже чисто автоматически, без каких-либо намерений с его стороны. «У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая». На этом принципе и строится положение, что в действительности важно не «творить», но «быть».
«Солнце не работает. Оно не думает: «Я озарю своими лучами именно того человека, дабы согреть его; я пошлю их именно на то поле, дабы вырос ячмень; именно на ту страну, дабы ее жители могли насладиться светом». Просто потому что оно – Солнце, его сущность – давать тепло и свет, и оно освещает, согревает и дарует жизнь всему сущему».
Также и архат действует не произвольно, а исходя из «высшей необходимости», которую человеку, погрязшему в неведении, не дано понять. У архата не возникает мысли «я делаю то-то» или «я не делаю того-то», все его действия как и он сам вплетены в общий поток мироздания и не отличны от него.
В буддизме нравственные поступки индивида в конечном итоге оцениваются не столько с позиций добра и зла, справедливости и несправедливости, сколько с позиций «омраченности» или «неомраченности» сознания. Дурные деяния осуждаются постольку, поскольку они порождают новые желания и страсти, укрепляют человека в его самомнении и самоутверждении. Что касается хороших поступков, то они становятся таковыми, если «ведут к подчинению страстей и желаний и к искоренению иллюзий».
«Если я и мой ближний в равной мере ненавидим страх и страдание, то в чем же мое превосходство, чтобы искать для себя защиты, а не для другого?»
Какие бы поступки не совершал архат, пусть они кажутся «нравственными» или «безнравственными», все они направлены на «общее благо», так как просветленный преодолел ограниченность собственного «я» и не отделяет себя от мира и других людей. Конечно, такая позиция опасна, так как несведующие люди поймут ее как вседозволенность и т.п. Поэтому она не упоминается в популярном буддизме, где главным для человека считается выполнение моральных заповедей, с тем чтобы «накопить» благие заслуги, «создать» себе «хорошую» карму, чтобы после смерти воплотиться в буддийском раю, или переродиться на Земле в более благоприятных условиях.
продолжение
–PAGE_BREAK–