МОРАЛЬНЫЙКРИЗИС И МЕТАТЕХНИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ
Сомненияотносительно тождества метафизики и онтологии
Преждевсего, мне хотелось бы указать на общую тенденцию к отождествлению метафизики сонтологией. На мой взгляд, это первый симптом того факта, что теоретическийавторитет метафизики был в недавнее время поставлен под сомнение. Другимисловами, метафизика как онтология теперь вызывает всестороннее подозрение. Этуточку зрения мы можем осмыслить двумя путями, defakto и dejure.
а)De facto:Сочинения Хайдеггера и Сартра в целом считаются современными метафизическимиизысканиями, но в действительности их собственные поиски не были направленыонтологически, потому, что их изначальная тема — не всегда бытие (toon ), как субъект онтологии, нонапротив, «отрицание бытия» ( mhon ), например перечеркнутое Seinили Nichtsals Nichtenв поздних работах Хайдеггера или neant,neantisation в случае Сартра. Посколькуясно, что конечный вывод многих современных мыслителей — не бытие, но ничто илинепостижимое, как в случае Кэйдзи Ниситани, или абсолютное Ничто как Отрицание,как в случае Китаро Нисида, постольку фактически на место онтологии, изначальнойтемы метафизики, теперь постепенно становится нигилология. Более того,танотологическая или мориологическая мысль (Moriorergo sum)процветает в кругу многих экзистенциальных философов. Смерть как принциптанатологически рассматриваемой историчности есть, без сомнения, конец жизникак некой феноменальности, и у многих философов этим обозначается предел бытия.Теперь предел бытия — это либо начало «Ничто», либо начало Того, что«По ту сторону бытия (epeceinathz oysiaz)».Последнее есть более чем «действительно существующее» ontozon”, и это — имя Бога второйполовины нашего столетия, как у Левинаса или в моей собственнойкалонологической теодицее. Так на место онтологии и в противоположностьнигилологии вводится метафизика как деонтология, как супра-онтология, или, вболее подходящей терминологии, метонтология как гиперонтология. Так, находясьмежду нигилологией и гиперонтологией, традиционная онтология сожалеет о своейбылой неубедительности и недостаточности. Оставив онтологию, метафизикапревращается теперь либо в нигилологию, либо в метонтологию.
Сравнительноерассмотрение языков в отношении глаголов со значением бытия
Впределах того круга проблем, который намечается отклонением от отождествленияметафизики и онтологии, мы продвинулись так далеко лишь в отношении defakto. Однако, как мызаметили выше, нужно рассмотреть это и dejure.
б)De jure:Одно из важнейших обоснований примата онтологии дает лингвистический характериндоевропейских языков, специфически двусмысленный характер глагола«быть». Эта двусмысленность мыслилась как универсальная в высказыванииАристотеля «toon ltgttaipollacwz»(«бытие» говорится во многих смыслах) или у Фомы Аквинского «Ensdicitur dupliciter»(«бытие» говорится двояко). Но эти высказывания, как исходный пунктустановления логической возможности, так называемой analogiaentis, не могут считатьсявсеобщими для характеристики всех человеческих языков, а Analogiaentis, обоснованнаяпосредством двусмысленности глагола «быть», не может более считатьсяуниверсальной в свете компаративных студий в философии. Повторяю, одни изнаиболее важных онтологических принципов классической западной метафизики есть analogiaentis, стоящая на лингвистическомосновании «toon legetaipollacwz», однакоформальное тождество между обозначением экзистенции (онтическим глаголом) иобозначением грамматической связки (категорическим глаголом) есть не что иное,как локальное грамматическое явление в пределах индоевропейской языковой семьи.Ens diciturdupliciter вернолишь постольку, поскольку речь идет об индоевропейских языках. Можно сослатьсяна китайский язык, где нет грамматической необходимости в связке, и такимобразом нет также и возможности для analogiaentis в аристотелевскомсмысле. И в японском языке, совершенно другим образом, чем в китайском,(«быть» не может быть сказано двояко), но «быть»классифицирован действительно более сложно, в соответствии с японским взглядомна мир.
Здесьесть профессор Коко-ни Кедзю- га иру.
Here is a professor.
Здесь есть коробка. Коко-ни Хако- гаару.
Here isa box.
Он(есть) профессор. Карэ-ва Кедзю (дэ ару).
He isa professor.
Он(есть) черный. Карэ-ва курой (без связки).
he is black.
Здесь есть Бог. Коко-ни Ками имасу (овасу).
Here isGod.
Виндоевропейских языках. В японском языке экзи-экзистенция, категорическая стенцияобычно обозначается трояко, поскольку связка и существование высшего бытияобозначаются глаголы со значением совершенно одинаково, «быть»различаются для одушевленных и неодушевленных существ и более того глагол «быть»для высшего бытия (Бога), для императора и особо почитаемых лиц отличается отглагола «быть» для обычных существ.
Следовательно,в восточных языках грамматика не дает оснований для философской возможности analogiaentis. Напротив, имеется дваочень интересных грамматических совпадения в отношении лингвистической формы. Первое- это отсутствие различия между единственным и множественным числом в отношенииформы глагола «быть», второе — отсутствие различия междуположительной и отрицательной формами глагола: отрицание выражается тем, чтопосле позитивной формы глагола всякий раз употребляется особая частица«най». Возможно, это — «аналогия ничто» или analogianegationis, существующая почти вовсех языках Востока.
Метафизикакак первая философия?
Первоначальнымназванием сочинения Аристотеля, относящегося к «бытию как бытию» и квысшему бытию как первой причине было, насколько мы знаем, hpqwthfilosofia, первая философия. Всоответствие авторитету традиции метафизика всегда отождествлялась с первойфилософией. С этой точки зрения и онтология как метафизика причислялась кпервой философии. Но, как мы видели в предыдущих параграфах, в настоящее времяу большинства философов метафизика отделяется от онтологии. Метафизика былапервой философией потому, что метафизика, будучи онтологией, учила о первомбытии. Но постепенно метафизика стала отходить от онтологии. И с течениемвремени метафизика утратила авторитет первой философии. Мы можем еще раздоказать это defacto иde jure.
а)De facto:Гуссерлевская «Первая философия» не может в точном смыслерассматриваться как онтология или метафизика. Если мы хотим сохранить слово«метафизика» в этом контексте, «Первая философия» — это вбольшей степени метафизика познания, где феноменология составляет первоначальныйметод познавания (Erkennen).В случае Левинаса первая философия — это этика. Если мне будет позволеносослаться на мою собственную философию, первая философия есть калонология, таксказать, аксиология прекрасного или философия прекрасного. К тому же сейчас мыисследуем, может ли место метафизики занять метатехника. Первых философийстолько же, сколько мыслителей. Имя первой философии — разрыв с метафизикой.
б)De jure:0Философские интересы все в большей степени привязываются к человеческойэкзистенции, человеческой культуры и человеческой деятельности. Поэтому вместоприроды в физическом смысле первичным объектом философской рефлексии становитсяистория в авторитативном измерении. Как хорошо известно, уже у Гегеля природастановится одной из ступеней истории развития духа (Geist).Таким образом, так называемая гегелевская метафизика, была на самом деле неметафизикой, а метаисторией.
Метафизикакак theologianaturalis?
Каквсем известно, другим названием для ” protephilosophia” варистотелевском сочинении, получившем впоследствии имя «Та мета тафюсика», было theologike,или, в полной форме, epistemetheologike — это знание котороеотличается от теологии как мифологической истории. Аристотелевское понятие theologikeв латинской христианской традиции переводилось как theologianaturalis, поскольку создаетсяона посредством lumennaturale как естественногоразума, а не посредством откровения. Может быть, только последователь ФомыАквинского отважится сегодня сказать, что доказательство существования Богадействительно возможно средствами традиционной метафизики и даже в светесовременных естественнонаучных исследований. Но кто решится утверждать этувозможность перед лицом технологического преобразования и разрушения природы? Каксказал Вико, theologiacivilis какtheologia historicaпоправу может занять место старой — theologianaturalis. Мы можем сноваобсудить эту проблему двумя способами.
а)De facto:Начиная с Фабро предпринимались многочисленные попытки исследоватьдинамические, платоновские элементы в метафизике Фомы, то есть, скажем так, элиминироватьиз томистской системы характер theologianaturalis. Теодицея Шелера,основывающаяся на чувстве отчаяния, в большей степени скомпрометировала древнийавторитет theologianaturalis.
б) De jure: Lumen naturale имеет свою логику. Ноэта логика не только силлогистика «Органона», а еще и диалектика,открытая Гегелем, как логика истории. Но на Востоке существует несколько другихтипов логики, как, например,- у Лао-Цзы или в особенности у Чжуан-чжоу, доказывавшихЕдиное по ту сторону бытия (наличия) и ничто как высшую Трансценденцию. (Ср. в моейкниге: Betrachtungenuber dasEine, chs.V11-ХI.Р. 82-130).
Метафизикаесть метафизика, рефлексия над половиной мира
Метафизикав ее конкретной форме, как мы видели выше, подвергается всесторонней и строгойкритике. Метафизика как онтология, метафизика как рефлексия над analogiaentis, метафизика как перваяфилософия, метафизика как theologianaturalis,- все этокритиковалось с точки зрения многих серьезных мыслителей современности. Здесьмы должны задать вопрос, в чем же на самом деле состоит существо метафизики. Онаесть метафизика. Она должна быть философским метаноэсисом природы как физики. Метафизикадолжна пониматься в ее эссенциальной форме, она должна быть, так сказать, философиейperites physeosне в смысле науки о природе, как физика, но в смысле «философииприроды».
Фундаментальнаярефлексия над природой
а)Натура как physis, по моемумнению, относится строго к греко-римской традиции, пересмотреннойиудео-христианской верой. Китайский эквивалент для перевода слова«природа», возможно, удивит вас всех. Это не «сясянь» (яп.сидзэн), которое мы по-японски употребляем для перевода слова«природа», natura,но ” тянь ” (Небо). Как всем известно, на Западе Небо — одно из словдля трансцендентного Бога, во всяком случае, это касается после эллинистическойтерминологии. Небо — символ над-природного, противопоставленного природе,которая, согласно иудео-христианской традиции, сотворена Сверхприродным. Такимобразом, на Западе существует противопоставление — вертикальное — Сверхприродногои природы.
b) Какое понятие противоположноприроде как «тянь», Небу на Востоке, где сверхприродное невозможно,как невозможно сверхнебесное, где сверхприродного не существует вообще? Внаправлении ответа на этот вопрос скажем, что нельзя назвать в качестве такогопротивоположного «землю», поскольку иногда Небо-и-Земля как космическоецелое означают то же самое, что и Небо. Что же на Востоке противопоставляется Небуили Небу-и-Земле как природе? Отвечая на этот вопрос, мы должны ввести второеслово, применяемое для перевода слова «природа», а именно«сясянь» (само-по-себе-такое”, некоторое состояние само посебе). Это естественное состояние сущего, космического целого, ипротивопоставляется ему искусственное, техническое, то есть сделанноечеловеком. Таким образом, на Востоке существует горизонтальноепротивопоставление природы «1 тянь 0» и сделанного человеком, технического.В японском мифе, в «Кодзики» мы можем встретить уже в «векбогов» сосуществование природы и техники в противопоставленных друг другу «куни»(земле) и «хара» (поле) как внешней природе и — «яхиродо-но»(великом дворце, «я» — «восемь», «хиро » — «сажень», длина вытянутых рук, «доно» или «тоно»- «дворец», т.е. «яхиродоно» буквально значит «залплощадью восемь квадратных саженей») технического сооружения, где богиработают и отдыхают.
с)Я должен здесь заметить, что в собственно западной традиции нет такогопротивопоставления природы и техники. На Западе техника относится к природе. Дляясности я процитирую первые слова первой метафизики, а именно метафизикиАристотеля. «Pantes anthropoi tou eidenai oregontaiphysei (Omnes homines scire desiderant naturaliter)». Этозначит, что «все люди по природе стремятся к знанию». Следовательно,каждый вид знания есть форма осуществления естественного желания человека. Атехника (htecnh) — это одна из формчеловеческого познания, которая относится к природе. После этих слов онперечисляет разные виды знаний, к которым относится и техника. Техникаотносится к природе. Следовательно, в западной традиции техника — это одна измодификаций природы.
d) Итак, и на Востоке и на Западеобнаруживается два мира. На Западе это мир природных явлений и сфера Сверхприродного,к которой относится и сфера сущности. Феноменология должна быть здесь понятакак редукция духа к сущности в семантической ностальгии по Сверхприродному.
НаВостоке два противоположных мира — это явленный мир природы самой по себе, иявленное механическое измерение сделанного человеком. Каждый из двух представляетвнешнюю явленность. Здесь феноменология требуется в качестве средствасохранения феноменального. К примеру, некоторые буддийские философы говорят,что явление есть само по себе истинное, что, так сказать, явленное само естьсущность. Наиболее важная ценность не всегда находится внутри, какуниверсальная структура, но может быть индивидуальным внешним явлением, какпрекрасный облик. Здесь имеет ценность внешнее, само явление. Внешнее имеетисключительную значимость для человеческой морали. Иными словами, и дляприродных, и для технических феноменов наиболее важно — именно внешнее. Сейчастакже и в случае морали имеются природные феномены, подобные физическимсоотношениям, поскольку иногда даже в моральном измерении внешнее должно бытьоценено как нечто, имеющее большую ценность.
е)В современных гуманитарных исследованиях два типа теории двух миров более нерассматриваются как локальные, но относятся ко всему человечеству. Сегодня мыстоим перед фактом, что эти два мира, природный и мир технологическихобразований, являются для нас внешней средой обитания. И если необходима метафизикакак метафизика, мета-природа, то так же необходима и метафизика какметатехника.
Чтотакое метатехника?
Этотвопрос не вполне аутентичен. «Что такое метатехника?» может бытьвопросом по существу дела только тогда, когда мы продумаем метатехнику с точкизрения ее логической возможности. Мы должны развить базис для метатехники. Чтоявляется предметом метатехники? Это техника как вторая среда обитания для нашегочеловеческого существования. Первый шаг в размышлении о среде — это описание. Дляописания нам необходима классификация. Как мы можем отыскать принципклассификации технического мира? Прежде чем мы сможем ответить на этот вопрос,мы должны спросить, что было принципом классификации природного мира. Принципвидообразования есть форма как внешний вид. В природном мире форма вещейпоказывает их функцию, как, например, острие шипа указывает на то, что он остроколется; таким образом, форма может быть решающим принципом классификации. Вэтом смысле морфология чрезвычайно важна для естественных наук. Корень греческихслов «эйдос» или «идея», как хорошо известно, значит«форма». Но несет ли «форма» такую функцию видообразованияв технической среде? Ведь в нашем техническом мире так много аппаратов, которыеизоморфны но гетерофункциональны. Форма более не имеет значения дляклассификации. Теперь метатехника указала точку расхождения с традиционнойметафизикой, мыслящей только в терминах природы. В технологических образованияхпринципом классификации вместо формы выступает функция. В природе кошки илиптицы считаются животными, и таким образом относятся к той же самой категории, чтои человек, который есть также животное. Но на современной железнодорожнойстанции автомат для продажи билетов и человек-кассир относятся к однойкатегории, тогда как кошки и птицы полностью исключены из этого функциональноготождества, из этой функциональной категории. Следовательно, животные, которые вприроде родственны человеческому существу, теперь в технологическом измеренииотчуждаются от природного родства и относятся в разряд неэффективных вещей, подобносломанным инструментам, отдаляются от человеческих существ дальше, чембезжизненная машина, которая функционирует согласно человеческому плану. Такимобразом, метатехника реализована как относящаяся к самосознанию человечества всвоем мире.
Измененияв характере техники
Ив греческой, и в китайской древности техника была прагматическим знанием илимастерством. И только с течением времени она была воплощена материально. Следовательно,помимо знания, слово «техне» вызывает образ различных эффективных инструментовдля человеческой деятельности. Но более того после эпохи изобретения машин, «техне»была воплощена в процессе индустриальной революции и в металл как в материю, ив невидимую силу внутренней энергии, такую, как пар или электричество. Ноэнергетические системы должны быть сконструированы с помощью научного знания,если мы хотим, чтобы эта внутренняя энергия была действительной и эффективной.
Сэтого времени «техне», как техника стала называться технологией. Как известно,технология экстенсивно распространяется над миром как наиболее эффективноесредство для организации человеческой среды обитания. Несмотря на это,«техне» как технология оценивалась только как эффективный инструмент.Технология остается только посредником или средством до конца первой половиныХХ в.
Теперь,во второй половине ХХ в. технология перестала быть средством достижениячеловечеством своих целей и превратилась в нечто совершенно иное. Чем же этообозначить? Что же — это иное?
Технологиястала теперь нашей средой обитания, нашей «циркумстанцией». Подобноприроде, технология стала нашей новой средой обитания, имеющей свои собственныецели, которые независимы от человеческих, поскольку технология как среда, какбытийственная тотальность машинных образований, сама определяет своенаправление развития.
Информационноеобщество и изменение состава памяти
Технологическиеобразования имеют свою собственную семантическую коммуникационную систему, основнымэлементом которой являются буквы алфавита и числа: например, ежедневное деловоеобщение возможно только при помощи номеров телефонов или телексов: чтобы войти всвой собственный дом, оборудованный электронной системой безопасности, мыдолжны знать шифр. Если мы не знаем кода для исполнения некоторых функций, мыне можем ничего сделать даже с собственными вещами. Не только наше имя, но иномер нашего паспорта или идентификационный служебный номер является средствомидентификации и опознания.
Такиеситуации требуют знания серий чисел или знаков алфавита, которые нам нужны длявключения в общественную деятельность. Поэтому память меняет свою природу.Раньше память была направлена в прошлое, в историческую перспективу, наклассические тексты и основные принципы умственной деятельности. Содержаниепамяти имело свой собственный смысл, свои собственные обозначающие ее суждения.Таким образом, для культуры функция памяти заключалась в том, чтобы оживлятьобразы или значения, которые в данный момент мы не можем видеть или осязать. Нов представленной нами общественной ситуации память не имеет отношения ккультуре. Это оперативная сила, способная открыть дверь при помощи шифра илиделающая возможным общение в нашей повседневной жизни при помощи знаниятелефонных номеров. И в гигантской системе технологических образований знаниенеобходимого секретного шифра дает решающую силу для совершения как крайнехороших, так и крайне плохих дел на расстоянии. Число — безличный деятельнашего века. Память — для этих чисел.
Словокак коммуникативный знак
Словав смысле коммуникативных знаков являются общественным достоянием. Здесь неможет быть кражи слова, за исключением плагиата в случае литературных творений.Теперь имеются записывающие устройства и «жучки», посредством которыхможно тайно записать разговоры на конференции или митинге. Таким образом, языккак общественное достояние в технологическом обществе есть также и объект длякражи. Оперативный язык шифра в мире технологических образований является ужене общественным достоянием, а частным инструментом в технико-оперативномизмерении. Следовательно, имеется опасность кражи чьего-то частного знаниятаких чисел или знаков. Новый тип кражи, внутренняя кража, возможен, такимобразом, в нашем урбанистическом окружении. Это выглядит похожим на плагиат. Ноесть существенное различие между ними. Плагиат — это ментальная кражапубличного эффекта, а кража памяти — это ментальная кража частной силы. Этопредставляет новый тип кризиса человеческой нравственности в технологической цивилизации.Мы можем перечислять и многие другие важные приметы кризиса из этой категории.
«Тоаутоматон » (toaytomaton) и автомат
Втексте аристотелевской «Та мета та фюсика» есть загадочное слово — «то аутоматон». Это слово сбивало с толку многих комментаторов. В.Д. Россвысказал предположение, что это — автоматическая кукла, — механическая игрушка.В любом случае это чудесный маленький инструмент, с которым играл ребенокбогатых родителей. Их было немного даже в процветающих Афинах, посколькуАристотель пишет о них как о чем-то удивительном.
Внашей урбанистической ситуации имеется много автоматов, которые дают возможностьполучить желаемый нами предмет — такой, как напитки или сигареты, стоит толькоопустить монету или нажать соответствующую кнопку. Каждый человек пользуетсяими без особого удивления. Сколько автоматов имеется сейчас в Японии? Согласнодокладу Министерства индустрии, их свыше 5500000, включая билетные автоматы нажелезнодорожных станциях. Численность же населения Японии — около 120000000человек. Следовательно, на каждые 20 человек приходится по одному автомату. Поменьшей мере, в городских центрах численность автоматов превышает численностьбольших деревьев.
Этосимвол того факта, что технологические образования являются нашей средойобитания. Я почти уверен, что, по крайней мере, в некоторых городских районах насчитываетсябольше автоматов, чем деревьев.
«Тоаутоматон» греческой античности дарил человеческому существу удивление ирадостное утешение, поскольку «то аутоматон» был диковинныминструментом. Что дают нам автоматы в нашей технологической среде? Нашиавтоматы представляют нам удобные и эффективные вещи для повседневной жизни.Они функционируют согласно необходимости, заложенной в механической структуре.Обычно в отношении автомата не возникает удивления. Удивление возникает толькоесли он не функционирует, когда мы бросили в него монетку и нажали правильнокнопку. Следовательно, автомат является символом не только того факта, что нашеокружение — некие технологические образования, но и символом технологическогофункционирования. Он символизирует идолопоклонство перед механическойнеобходимостью, но также служит зеркалом технологического функционирования,своего рода технологией в миниатюре.
Никтоиз нас не говорит «спасибо», получая желаемую вещь из автомата. И втом, что мы не можем сказать «спасибо», есть определеннаянеобходимость. Если мы опустили монету и нажали на кнопку, желаемая вещь должнавыйти из автомата. Если желаемую вещь мы не получаем, мы выражаемнеудовольствие. В наше время языковая активность перед лицом автомата — неблагодарность, а жалоба.
Ввек автоматов мы можем получить желаемую вещь без слов благодарности. Большеавтоматизма — меньше благодарности. И эта психическая реакция нашего временичрезвычайно любопытна — мы забываем поблагодарить, получив желаемый предмет,поскольку человеческие отношения здесь отсутствуют. И я имею в виду не толькочеловеческие отношения, но и отношения лицом-к-лицу в случае полученияжелаемого предмета. Таковы расстояние (portee),пройденное религией и предел (tragweite),до которого дошла религиозная духовность. Сегодня в каждой религии требованиечего-либо от Бога или Будды считается самым существенным для молящегося. Хотяизначально во всех религиях первичным элементом молитвы была благодарность.Этот социо-психологический феномен чрезвычайно важен в сфере воспитания с точкизрения эко-этики, которая должна принять функцию нравственного воспитания вбудущем. Если такая ситуация будет продолжаться и далее, с течением временипридет поколение, не знакомое с чувством благодарности, какое возникает, когдамы получаем необходимые нам предметы в нашей повседневной жизни. Для такогорода людей будет необходим другой способ воспитания, нежели тот который предполагаетсястарой ментальностью. И это — также проблема эко-этики.
Вместоаккузатива — датив!
Недостаток«дативных» отношений и монополизирование склонения «аккузативнымотношением» в отношениях с Другим увеличивает дефицит благодарности в межличностныхконтактах повседневной жизни, поскольку благодарность, вызываемая чьим-тодаром, предполагает «дативные отношения» «номинатива Другого»ко мне.
Теперьмы можем быть уверены, что имеется иной тип воздействия технологии на людей, чемтот, что описывается в классических терминах отчуждения. Мы не отчужденымашинами, технологией, но внутренне изменились под ее воздействием, мы — существа вырожденные. Таково господство «аккузативных отношений: опуститьмонету (аккузатив), нажать на кнопку (аккузатив); действующая персона (номинатив)проделывает все это, желая иметь некоторую вещь (аккузатив). Кажется, что притаком отношении форму датива принимает машина, однако это датив — не собственнодатив, но, скорее, локатив. Таким образом, следует признать важность осмысления»номинативно-дативных” отношений в межличностных контактах, поскольку«давать» и «быть благодарным» — первичные этические акты.
«Вокатив»как побуждение
Конечно,чтобы вступить в «дативные отношения», Я и Другой должны быть вотношении «лицом-к-лицу». И в порядке бытия в отношении«лицом-к-лицу» с каждым Другим, Я должен соотнести Другого со Мной, Ядолжен, так сказать, повернуть Его лицо ко Мне, и Другой должен повернуть своелицо ко Мне. В порядке реализации этого типа соотношения, Я должен позвать Егов вокативном падеже. Как я уже писал, вокатив имеет важное значение в этическомизмерении. Без вокатива, без его призывающей силы, Другой существует только вонтическом равновесии со всеми другими предметами вне меня. Что вытягиваетДругого из этого равновесия, что заставляет Другого сломать поверхностьсегодняшнего безразличия, так это вокативный призыв.
Втехнологическом измерении современного общества более всего механистическойрутины. Механическое окружение, технологическое единообразие как новый способколлективной идентификации — это искусство уничтожения личностных характеристик,поскольку ультрасовременные технологические аппараты управляются не чьей-толичностью, а только пальцами.
Вравновесии и изоморфной перспективе технологического общества вокативный призывесть нечто реально оживляющее метатехнические и онтологические мотивациичеловеческой жизни, жизни, для которой эко-этика — необходимость. Или лучше сказать,эко-этические размышления об онтическом равновесии проясняют важностьдательного и звательного падежей в сфере человеческой межличностнойдеятельности.
Наяпонском языке мы говорим «благодарю» с дативом, как и в латыни«gratiastibi». В современных европейскихязыках «Thankyou» или «jevous remercie»требует аккузатива. Но в этих языках нет различия между дативом и аккузативом вотношении формы. В немецком «Ichdanke Ihnen»требует датива. Таким образом, мы имеем смелость сказать, что «you»в «thankyou» и «vous»в «jevous remercie»есть некоторого рода полудатив. В любом случае без «дативногоотношения» нет акта givingto aperson. В порядке прояснения важности«дативного отношения», я использую здесь «thanksbe to»(быть благодарным (кому?)).