Муза мне была подруга

О, память сердца! Ты сильней Рассудка памяти печальной… К. Батюшков Творческое наследие Константина Николаевича Батюшкова невелико, но историко-литературное и художественное значение его поэзии огромно. Его воображение, поэтическое чутье, изысканный вкус, остроумие вызывали восхищение современников. Им восторгались Н. М. Карамзин, П. А. Вяземский, В. А. Жуковский. Юный Пушкин с восторгом приветствовал Батюшкова: Философ резвый и пиит, Парнасский счастливый ленивец… “Никто в такой мере, как он, не обладает очарованием благозвучия. Одаренный блестящим воображением и изысканным чувством… он дал нам подлинные образцы слога… Его талант пресекся в тот момент, когда его мощь должна была раскрыться во всей своей полноте”, — писал о своеобразии поэтического творчества Батюшкова В. А. Жуковский. Судьба Батюшкова замечательна и трагична; участник войн с Наполеоном, путешественник, секретарь русской дипломатической миссии в Неаполе, член многих литературных обществ, образованнейший человек своего времени, в пору расцвета поэтического дара застигнутый душевной болезнью. “Я похож на человека, который не дошел до цели своей, а нес на голове красивый сосуд, чем-то наполненный. Сосуд сорвался с головы, упал и разбился вдребезги. Поди узнай, что в нем было!” —сказал Батюшков в одну из минут просветления Вяземскому. Давно и безнадежно больной Батюшков не узнал посетившего его в 1830 году Пушкина. Не тогда ли начали складываться в голове великого поэта эти строчки: “Не дай мне бог сойти с ума…”? Тем поразительней звучит роскошная поэзия молодого Батюшкова— “энтузиаста всего прекрасного”: О, пока бесценна младость Не умчалася стрелой” Пей из чаши подвой радость И, сливая голос свой В час вечерний с тихой лютней, Славь беспечность и любовь!.. Для поэзии раннего Батюшкова характерны дух вольнодумства и критического отношения к традициям, которым он противопоставлял идеалы независимой личности, находившей смысл жизни в наслаждениях ума и сердца, а не в роскоши и светской суете: Но и я счастлив и богат, Когда снискал себе свободу и спокойство, И от сует ушел забвения тропой. “Мечтанье есть душа поэтов и стихов” — так впервые выразил сущность своего романтического мировоззрения поэт. Одна из особенностей романтизма Батюшкова, в отличие от Жуковского, заключается в том, что его мечта воплощается всегда в реальных образах земной человеческой жизни, а не в порывах в потустороннюю, беспредельную даль. Как патриотично, мужественно и совершенно звучит гармония батюшковского стиха, в котором отзывается гордость победителя: Стеклись, нагрянули за честь твоих граждан, За честь твердынь, и сел, и нив опустошенных, И берегов благословенных, Где расцвело в тиши блаженство россиян… Откликом на 1812 год были исторические элегии “Переход через Неман” и “Переход через Рейн”. В первой элегии, проникнутой патриотическим воодушевлением, прославляется героизм и военное могущество русского народа, вдохновлявшие лучших людей России и вселявшие в них веру в будущее. А в “Переходе через Рейн” уже ощущается назревающий глубокий духовный кризис: наряду с военными картинами, даны скорбные раздумья автора об исчезнувших временах героического прошлого. Автор не может примирить свое жизнеутверждающее мировоззрение с сознанием кратковременности человеческого счастья и трагизма участи поэта, которого даже народное признание не спасает от безрадостной личной судьбы. “Скажи мне, к чему прибегнуть, чем занять пустоту душевную; скажи мне, как могу быть полезен обществу, себе, друзьям!” — с болью писал Батюшков Жуковскому. Поэт говорил о черном пятне, которое росло с летами и чуть было не зачернило душу, и о том, что в нем живут два человека: черный и белый. Уже в прошлом веке биографы заговорили о Батюшкове как о первом онегинско-печоринском типе в русской жизни. В его записной книжке есть поразительная запись, заставляющая вспомнить о лермонтовском Печорине: “Недавно я имел случай познакомиться со странным человеком, каких много!.. Он то здоров, очень здоров, то болен, при смерти болен. Сегодня беспечен, ветрен, как дитя; посмотришь завтра — ударился в мысли, в религию и стал мрачнее инока. Лицо у него точно доброе, как сердце, но столь же непостоянно… Он перенес три войны и на биваках был здоров, в покое — умирал…” Со страниц его творений встает перед нами человек со сложным противоречивым характером: жизнерадостный и склонный к глубоким депрессиям, страстный и меланхоличный, беспечный и страдающий — таким Батюшков изображен на памятнике скульптора В. М. Клыкова в центре Вологды, где он прожил последние двадцать два года. Неподалеку знаменитый Софийский собор, как и при Батюшкове, золотит небо куполами. Глядя.на них, осознаешь, каким живым историческим чувством обладал Батюшков: его поэтического прикосновения было достаточно, чтобы прошлое зазвучало, пришло в движение, чтобы древние соборы предстали как “свидетели протекшей славы и новой славы наших дней”. Эти стихи в числе многих других нашли отклик у Пушкина. По этому поводу Белинский писал: “Батюшков много способствовал тому, что Пушкин явился таким, каким явился в действительности. Одной этой заслуги со стороны Батюшкова достаточно, чтобы имя его произносилось в истории русской литературы с любовью и уважением”.