“Негативная эвристика”
“Негативную эвристику” княжеско-дружинной субкультуры так же,
как и языческой культуры восточных славян, составляют: отсутствие осознания “Я” человека как
специфической духовной реальности; “рефлективности” как деятельности
по самоосмыслению, самоконструированию культуры; высокого авторитета темы
“разума”, наличие которой в духовной культуре является показателем её развитости.
Формирование княжеско-дружинной субкультуры не привело к
развитию индивидуального, духовного начала в человеке. В ней также
отсутствовало представление о ценности человеческой личности как духовного,
неприродного существа. В Киевской Руси IX – Х веков преобладало
натуралистическое отношение к человеку как существу физическому, материальному.
По мнению В.О. Ключевского: “…Имущество человека в Правде ценится не дешевле, а
даже дороже самого человека, его здоровья, личной безопасности. Произведение труда
для закона важнее живого орудия труда – рабочей силы человека. …Безопасность
капитала закон ценил дороже и обеспечивал заботливее личной свободы человека.
Личность человека рассматривается как простая ценность и идет взамен
имущества”. Владимир Мономах о себе говорил: “И с коня много падал, голову
себе дважды разбивал, и руки и ноги свои повреждал – в юности своей повреждал,
не дорожа жизнью своею, не щадя головы своей”.
В отличие от западноевропейской культуры, в которой рыцарство,
углубленный анализ внутреннего мира человека в христианской религиозной и
художественной литературе и др. способствовали нарастанию индивидуалистических
процессов, в древнерусской культуре в ІХ–Х вв. в целом практически отсутствовал
интерес к субъективному миру человека, сама рефлексивная установка, что нашло
выражение в отсутствии рыцарства и лирической литературы, и в частности любовной лирики. В русском героическом эпосе очень слабо звучит
мотив борьбы за спасение, освобождение отдельного человека. Между тем, одной из
главных целей рыцарского движения в Западной Европе была защита слабых и
обездоленных, несчастных и потерпевших от властолюбия и корысти сильных. В
клятве рыцаря после защиты веры и религии, короля и отечества третьим пунктом
стоит: “Щит рыцарей должен быть прибежищем слабого и угнетенного; мужество
рыцарей должно поддерживать всегда и во всем правое дело того, кто к ним
обратится”. Одной из главных задач странствующих рыцарей была защита
угнетенных и несчастных, наказания насилия и несправедливости. Былинные же
богатыри сражаются с чудовищами (змеем, Идолищем, Соловьем-разбойником),
обладающими большой физической силой, татарами и побеждают их, благодаря
преимуществу в физической мощи, но в этой борьбе гуманизм богатырей носит
абстрактный характер. В их подвигах больше выражены их стремление служению
князю и преодоление злой силы, чем спасение конкретных людей.
В древнерусской культуре (как в языческой славянской, так и в
княжеско-дружинной) не звучит тема разума, “высокого” авторитета мудрости, в то
время, как в наиболее развитых мировых цивилизациях уважение и преклонение
перед мудростью уходит в глубокую древность.
В древнерусской литературе мудрость, знание, разум выступают не в чистом
виде, а в значительной степени с налетом ведовства, магии, волхования.
Основатель государства Киевская Русь Олег называется вещим. Традиционно мудрой
правительницей считается княгиня Ольга. Однако “мудрость” её
заключается в хитрости, коварстве, неверности слову, т.е. в «добродетелях»
варварского, языческого порядка, которые
уже христиански мыслящие писатели продолжают рассматривать в качестве
высоких достоинств.
Как и языческая славянская, княжеско-дружинная представляет
собой субкультуру, духовная реальность которой ограничивалась наличным бытием.
Если в западноевропейской культуре в Х–XI вв.
разворачивается “рефлексивная” деятельность по ее самоосмыслению,
преодолению варварства, творению более совершенной, возвышенной духовной
реальности, то в древнерусской культуре подобного рода процессы практически не
просматриваются.
Однотипность языческой славянской и княжеско-дружинной
субкультур определяется их “экзистенциальным” характером. Однако различие между
ними выражалось не только в построении тематического пространства, но лежало
гораздо глубже. Славянская языческая – это земледельческая культура,
“привязанная” к земле, “погруженная” в природу. Княжеско-дружинная – это
субкультура воинов-торговцев и по существу паразитическая культура. Рост
благосостояния князей, бояр, дружинников происходит преимущественно за счет усиления
эксплуатации, ограбления зависимого и свободного населения крестьян. В силу
оторванности от земли, равнодушия к её благоустройству княжеско-дружинная
субкультура открывала ограниченные перспективы материального, социального и
культурного развития Древнерусского государства. Деятельность управления
выражалась преимущественно в совершенствовании социального механизма выбивания
дани. Защита от внешних врагов преследовала цель не столько охраны славянского
населения, сколько обороны земель, с которых князья и дружинники кормились.
Таким образом,
ментальное пространство древнерусской культуры к концу Х в. представляло собой
сложное образование, состоящее из двух субпространственных конфигураций,
частично налагающихся конструкций и частично разорванных ценностно-мыслительных
систем, земледельческой языческой славянской и княжеско-дружинной субкультур. К
сожалению, формирование княжеско-дружинной субкультуры как культуры элитарной
не привело к духовному всплеску. Напротив, языческий натурализм получил дальнейшее
развитие, стал более чувственно насыщенным и многообразным. В княжеско-боярской
элите проявилась не столько созидательно-продуктивная, сколько
потребительско-разрушительная способность. Изменения в тематическом пространстве происходили в рамках языческих,
натуралистических ценностно-мыслительных ориентаций. Универсалиями,
окрашивающими все духовное пространство , являлись темы “добычи”,
“натуры “,”вольности”, “рода”, “князя”
и “физической силы”. Поэтому в структуре объяснения духовных
процессов в древнерусской культуре IX – Х вв. в объясняющей части
(“экспланансе”) следует использовать эти
темы в функции законов (в противном случае объяснение будет неполным).
Существенную роль в преодолении варварства германских племен в Западной Европе
сыграло внешнее воздействие античной культуры. Относительная обособленность
территории Киевской Руси, агрессивность и “натуралистический русоцентризм”
древнерусской культуры препятствовали расширению культурных связей с Византией
и Западной Европой, включению её в единый европейский культуро-творческий
процесс.
Необходимо обратить также внимание на то, что исследование
становления и развития древнерусской культуры до XI в. не дает оснований для
утверждения существования белорусской, украинской и русской культур как специфических ценностно-мыслительных
реальностей. Фундаментальным, исходным, определяющим критерием существования
некоторой культуры является наличие специфической ценностно-тематической
реальности (“духа” культуры). Язык народа, этнос как выражение органического единства народа являются сопутствующими, но все-таки
вторичными образованиями, потому что при отсутствии специфической ментальной
реальности существование языка как ее
отражения и этноса невозможно. Поэтому
можно утверждать, что выделение этих культур не представляется возможным.
Следовательно, существование их не имело места, впрочем, также, как и языка, и
этносов.
Между тем, утверждение существования древнерусской культуры,
состоящей из земледельческой языческой славянской и княжеско-дружинной субкультур,
не дает оснований для утверждения существования и древнерусской народности.
Преимущественно натуралистическое, “племенное” мышление доминировало на
протяжении всей истории Киевской Руси, на огромных пространствах которой жило
множество народов. Возникновение Киевского государства существенно не изменило
их жизнь. Племенные образования стали землями, но в основе своей племенная
самоидентификация оставалась прежней. Даже разноплеменной народ Переяславской
земли, вероятно, осознавал себя переясловцами или более того, представителями
того или иного города или населенного пункта. Тонкий слой князей, бояр,
дружинников представлял собой в большой степени замкнутое образование, в
значительной степени был оторван от местного населения. Поскольку централизующая,
интегрирующая государственная деятельность этого слоя была невелика (фактически
сводилась к получению дани), то о возникновении духовного единства говорить не
приходится. Нельзя смешивать единство уровня существования, анализ которого был
осуществлен, и единства самосознания, сознания “Мы”. Сознания
“Мы”
– росы как совокупность всех народов
Киевской Руси, безусловно, не было. Разве что спорадически, во время походов на
Византию росы были объедены единым
духом. Поэтому в этом смысле и распадаться было нечему. Было стойкое сознание
“Мы” – киевляне, черниговцы, новгородцы, полочане, владимирцы,
галичане и т.д. При отсутствии письменности следует иметь в виду условность
употребления словосочетания
“древнерусский язык”. Этим словосочетанием обозначается язык
не единого народа, а множества племен, сохранивший в языке, образе жизни
родство от праславянского единства.
Причем
эта общность в IX–Х вв. выходит
за границы Киевского государства. В
развитом полиэтническом государстве возникает надэтнический уровень единства: в
Римской империи – римляне, в Византии – ромеи, в СССР – советский народ. При
этом сохраняется этнический уровень сознания (у римских и византийских
историков он прослеживается очень четко). В аморфном, варварском государстве
Киевской Руси надэтнический уровень не образовался вообще. Поэтому нет
необходимости и нецелесообразно
использовать в анализе термина
“древнерусская народность”, что было бы, в противном случае, очевидной
модернизацией.
Таким образом, приход варягов на Русь и
социально-экономическая дифференциация древнерусского общества привели к
формированию сословия дружинников, а в ментальном плане – княжеско-дружинного
субпространства, которая существенно не отличалась своей ценностно-тематической
структурой и возникла посредством трансформации ФТС языческой
восточнославянской культуры. Образовалось две генетически и тематически
связанные ментальные субпространственные конфигурации, имеющие общий
ценностно-тематический центр (ФТС).
Древнерусская культура, состоящая из земледельческой языческой
славянской и княжеско-дружинной субкультур, накануне принятия христианства
оставалась языческой, варварской культурой, духовное пространство которой
ограничивалось натуралистическими ценностями. “Экзистенциальный” способ
функционирования культур препятствовал возникновению профессиональной культуры,
формирующей “рефлексивную” установку и, таким образом, выводящей за
пределы наличного бытия в область “чистого духа”, конструирования
многослойной ценностно-мыслительные реальности и т.д.
При подготовке этой работы были использованы материалы с сайта
www.studentu.ru