Ocr: Rock Mover посвящается с. А

www.koob.ru Томас Эдвард Лоуренс. Семь столпов мудростиOCR: Rock MoverПОСВЯЩАЕТСЯ С. А.Я любил тебя и потому взял в руки людские волныи волю свою написал во все небо средь звезд,чтобы стать достойным тебя, Свобода,гордый дом о семи столбах, чтоб глаза могли воссиять, когда мы придем к тебе.Смерть, казалось, была мне служанкой в пути, пока еще не дошли;ты нас ожидала с улыбкою на устах,но тогда в черной зависти смерть обогнала меня,забрав тебя прочь, в тишину.Любовь, утомившись идти, нашла твое тело на миг,безысходное это касанье во тьме нам было наградой,пока нежная длань земли твои черты не узнала;и вот ты стала поживой безглазым червям.Люди просили возвысить наш труд, воздвигнуть памятник нашей любви,но его я разрушил, едва начав; и теперьиз нор выползают мелкие твари, спеша укрытьсяв тени твоего оскверненного дара.^ ОТ АВТОРАМистер Джеффри Доусон убедил колледж Олл-Соулз предоставитьмне в 1919–1920 годах отпуск, с тем чтобы я написал обарабском восстании. Сэр Герберт Бейкер позволил мнепоселиться и работать у него в Вестминстере.В 1921 году был отпечатан сигнальный экземпляр этой книги,и ей посчастливилось стать объектом критики со стороны моихдрузей. Я особенно благодарен мистеру и миссис Бернард Шоуза многочисленные и разнообразные, неизменно ценные советыи замечания, в частности, касательно употребления точки сзапятой.Эта книга не претендует на беспристрастность. Прошурассматривать ее как заметки сугубо личного свойства,основанные на отдельных воспоминаниях. Я не имелвозможности делать сколько-нибудь систематические записи:если бы я бесстрастно собирал гербарий впечатлений, в товремя как арабы сражались, это стало бы изменой моему долгуперед ними. Любой из моих старших начальников. будь тоУилсон, Доуни, Ньюкомб или Дэвенпорт, мог бы сказать то жесамое. В равной мере это относится к Стерлингу, Янгу,Ллойду и Мейнарду, или к Бакстону и Уинтертону, или же кРоссу, Стенту и Сиддонсу, Пику, Хорнби, Скотт-Хиггинсу иГарланду, к Уорди, Беннету и Мак-Индоу, к Бассету, Скотту,Гослетту, Буду и Грею, к Хинду, Спенсу и Брайту, к Броудии Паско, Гилмену и Гризентуэйту, Гринхиллу, Доусетту иУэйду, к Гендерсону, Лисону, Мейкинсу и Нанену.Было много других офицеров и простых солдат, кому это оченьличное повествование могло бы показаться недостаточнообъективным. Разумеется, еще менее беспристрастным, как,впрочем, и любые рассказы о войне, его сочтутмногочисленные безымянные воины, потерявшие веру, — чтонеизбежно, покуда они сами не возьмутся описать пережитое.Крэнуэлл, 15 августа 1926 года.Т. Э. Ш.*[* Известно, что Лоуренс делал попытки взять себепсевдоним, в частности, фамилию Шоу. (Примеч. пер.) *]^ ПРЕДИСЛОВИЕ А. У. ЛОУРЕНСАСемь столпов мудрости впервые упоминаются в Библии, в книгеПритчей Соломоновых (IX, 1):”Премудрость построила себе дом, вытесала семь столбовего”.Первоначально такое название автор дал своей книге о семигородах. Эту свою первую книгу он решил не издавать, сочтяее незрелой, но в память о ней сохранил название.Для тех, кто приобрел или же получил в подарок книгуиздания 1926 года, мой брат выпустил брошюру в четыре листапод названием НЕКОТОРЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ ПО ПОВОДУ НАПИСАНИЯ”СЕМИ СТОЛПОВ МУДРОСТИ” АВТОРОМ ЭТОЙ КНИГИ Т. Э. ШОУ. Онасодержит следующую информацию:РУКОПИСИТекст 1Книги 2, 3, 4, 5, 6, 7 и 10-ю я написал в Париже в периодмежду февралем и июнем 1919 года. Введение было написано напути из Парижа в Египет во время моей поездки в Каир черезХэндли-Пэйдж в июле и августе 1919 года. После этого, уже вАнглии, я написал книгу 1-ю. А потом при пересадке с одногопоезда на другой на железнодорожном вокзале потерял все заисключением введения и планов книги 9-й и 10-й. Этослучилось в предрождественские дни 1919 года.Объем текста 1 в завершенном виде должен был составить250000 слов, несколько меньше напечатанного. Мои заметкивоенного времени, на которых она и была в основномпостроена, уничтожались после завершения каждого раздела.До того как я потерял этот текст, большую часть его прочливсего три человека.Текст IIМесяцем позднее или около того я принялся записывать все,что удавалось вспомнить из первого текста. Разумеется, уменя по-прежнему было первоначальное введение. Другиедесять книг я восстановил меньше чем за три месяца, подолгуне вставая из-за стола и выдавая за один прием по несколькотысяч слов. Так, книга 6-я была написана от начала до концамежду двумя восходами солнца. Стиль, естественно, былдостаточно небрежным. Таким образом, текст II (хотя в негои было включено несколько новых эпизодов) достиг объема400000 слов. Я правил его в течение всего 1920 года,проверяя изложение событий по подшивкам “Эреб булетин”, атакже сверяя его с записями в двух дневниках и с некоторымиуцелевшими полевыми заметками. Этот текст, будучибезнадежно скверным по стилю, оказался достаточно полным иточным. Однако он весь, за исключением всего однойстраницы, был сожжен мною в 1922 году.Текст IIIПоложив перед собою на стол текст II, я приступил в Лондонек написанию текста III и работал над ним в Джидде и Амманев 1921 году, затем в Лондоне до февраля 1922 года. Он былсоставлен предельно тщательно. Рукопись эта существует ипоныне. Ее объем составляет почти 330000 слов.^ ТЕКСТЫ, НАПЕЧАТАННЫЕ В ЧАСТНОМ ПОРЯДКЕОксфорд, 1922Хотя завершенный текст III повествования казался мне всееще достаточно сырым и не удовлетворял меня, тем не менее,из соображений безопасности, в первом квартале 1922 года онбыл напечатан в таком виде в Оксфорде персоналом газеты”Оксфорд таймс”. Поскольку требовалось всего восемьэкземпляров, а объем книги был очень велик, предпочтениебыло отдано не машинописному варианту, а типографическомуоттиску указанного ограниченного тиража. До настоящеговремени (апрель 1927 г.) все еще существуют пятьэкземпляров (переплетенных в виде книги для удобства техбывших офицеров Хиджазского экспедиционного корпуса,которые по моей просьбе согласились ее прочесть и высказатьсвои критические замечания).Текст I,предназначавшийся для распространения по подпискеЭтот текст, выпущенный для подписчиков в декабре 1926 иянваре 1927 годов, представлял собою исправленный вариантоксфордских листов 1922 года. Он был сокращен (в результатечисто литературного упорядочения) в 1923–1924 годах(Королевский танковый корпус) и в 1925–1926 годах(Королевские военно-воздушные силы), чему я урывкамипосвящал свои свободные вечера. Люди, делающие первые шагив литературе, склонны оперировать горсткой прилагательныхдля описания того, что они хотят рассказать читателю, но к1924 году я уже получил первые уроки писательского ремесла,и мне все чаще удавалось делать из двух или трех своих фраз1921 года всего одну.Было всего четыре исключения из этого правила сокращениятекста.I. Один эпизод, занимавший меньше одной страницы, былисключен, поскольку двое старших коллег сочли егонеприятным и необязательным.II. Изменение коснулось двух действующих лиц-англичан;упоминание об одном из них было снято, поскольку не былосмысла в доме повешенного говорить о веревке, а второму попрямой просьбе была дана другая фамилия, так как описанноемною по наивности как недовольство воспринималось какдвусмысленность одним авторитетным лицом, имевшим полноеправо судить об этом.III. Опущена одна глава введения. Мой лучший критик убедилменя в том, что она написана намного хуже всего остального.IV. Книга 8-я, задуманная как некая “грань” междуотносительной “возбужденностью” книги 7-й и книгой 9-й обокончательном наступлении на Дамаск, была сокращенапримерно на 10000 слов. Кое-кто из читавших оксфордскийтекст жаловался на чрезмерную скуку этой вставки, и поразмышлении я согласился с ними.В результате этого снятия трех процентов объема исокращения остального оксфордского текста было достигнутосокращение на 15 процентов, и объем текста для подписчиковсведен всего к 280000 слов. Он динамичнее и острее”оксфордского” текста и мог бы быть доведен до ещебольшего совершенства, будь у меня время на его дальнейшуюдоработку.”Семь столпов” были напечатаны и сброшюрованы так, чтоникто, кроме меня, не знал, сколько выпущено экземпляровкниги. Я предпочел сохранить эту информацию в тайне. Газетыписали о тираже в 107 экземпляров, что можно легкоопровергнуть, поскольку одних подписчиков было больше 107.Кроме того, я роздал если и не столько экземпляров, сколькоу меня было, то сколько смогли выделить мои банкиры тем,кто разделил со мной арабскую кампанию или реальноучаствовал в создании книги.ИЗДАННЫЕ ТЕКСТЫ / Нью-йоркский текстОттиск текста для подписчиков был отправлен в Нью-Йорк итам перепечатан издательской фирмой “Джордж Доуренпаблишинг компани”. Это было необходимо для обеспеченияавторского права на “Семь столпов” в США. Десятьэкземпляров были переданы для продажи по цене достаточновысокой, чтобы исключить возможность того, что ихкогда-нибудь купят. При моей жизни других изданий “Семистолпов” не было.”Восстание в пустыне”Объем этого сокращенного издания “Семи столпов”составляет около 130000 слов. Оно было подготовлено мною в1926 году с минимальными изменениями (может быть, добавленывсего три новых абзаца), обеспечивавшими преемственностьсмысла и последовательность изложения. Его части печаталисьс продолжением в “Дейли телеграф” в декабре 1926 года.Целиком книга была издана в Англии издательством “ДжонатанКейп” и в США “Дореном” — в марте 1927 года.Т. Э. ШоуТомас Эдвард Лоуренс.^ СЕМЬ СТОЛПОВ МУДРОСТИПОСВЯЩАЕТСЯ С. А.Я любил тебя и потому взял в руки людские волныи волю свою написал во все небо средь звезд,чтобы стать достойным тебя, Свобода,гордый дом о семи столбах, чтоб глаза могли воссиять, когда мы придем к тебе.Смерть, казалось, была мне служанкой в пути, пока еще не дошли;ты нас ожидала с улыбкою на устах,но тогда в черной зависти смерть обогнала меня,забрав тебя прочь, в тишину.Любовь, утомившись идти, нашла твое тело на миг,безысходное это касанье во тьме нам было наградой,пока нежная длань земли твои черты не узнала;и вот ты стала поживой безглазым червям.Люди просили возвысить наш труд, воздвигнуть памятник нашей любви,но его я разрушил, едва начав; и теперьиз нор выползают мелкие твари, спеша укрытьсяв тени твоего оскверненного дара.^ ОТ АВТОРАМистер Джеффри Доусон убедил колледж Олл-Соулз предоставитьмне в 1919–1920 годах отпуск, с тем чтобы я написал обарабском восстании. Сэр Герберт Бейкер позволил мнепоселиться и работать у него в Вестминстере.В 1921 году был отпечатан сигнальный экземпляр этой книги,и ей посчастливилось стать объектом критики со стороны моихдрузей. Я особенно благодарен мистеру и миссис Бернард Шоуза многочисленные и разнообразные, неизменно ценные советыи замечания, в частности, касательно употребления точки сзапятой.Эта книга не претендует на беспристрастность. Прошурассматривать ее как заметки сугубо личного свойства,основанные на отдельных воспоминаниях. Я не имелвозможности делать сколько-нибудь систематические записи:если бы я бесстрастно собирал гербарий впечатлений, в товремя как арабы сражались, это стало бы изменой моему долгуперед ними. Любой из моих старших начальников. будь тоУилсон, Доуни, Ньюкомб или Дэвенпорт, мог бы сказать то жесамое. В равной мере это относится к Стерлингу, Янгу,Ллойду и Мейнарду, или к Бакстону и Уинтертону, или же кРоссу, Стенту и Сиддонсу, Пику, Хорнби, Скотт-Хиггинсу иГарланду, к Уорди, Беннету и Мак-Индоу, к Бассету, Скотту,Гослетту, Буду и Грею, к Хинду, Спенсу и Брайту, к Броудии Паско, Гилмену и Гризентуэйту, Гринхиллу, Доусетту иУэйду, к Гендерсону, Лисону, Мейкинсу и Нанену.Было много других офицеров и простых солдат, кому это оченьличное повествование могло бы показаться недостаточнообъективным. Разумеется, еще менее беспристрастным, как,впрочем, и любые рассказы о войне, его сочтутмногочисленные безымянные воины, потерявшие веру, — чтонеизбежно, покуда они сами не возьмутся описать пережитое.Крэнуэлл, 15 августа 1926 года.Т. Э. Ш.*[* Известно, что Лоуренс делал попытки взять себепсевдоним, в частности, фамилию Шоу. (Примеч. пер.) *]^ ПРЕДИСЛОВИЕ А. У. ЛОУРЕНСАСемь столпов мудрости впервые упоминаются в Библии, в книгеПритчей Соломоновых (IX, 1):”Премудрость построила себе дом, вытесала семь столбовего”.Первоначально такое название автор дал своей книге о семигородах. Эту свою первую книгу он решил не издавать, сочтяее незрелой, но в память о ней сохранил название.Для тех, кто приобрел или же получил в подарок книгуиздания 1926 года, мой брат выпустил брошюру в четыре листапод названием НЕКОТОРЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ ПО ПОВОДУ НАПИСАНИЯ”СЕМИ СТОЛПОВ МУДРОСТИ” АВТОРОМ ЭТОЙ КНИГИ Т. Э. ШОУ. Онасодержит следующую информацию:РУКОПИСИТекст 1Книги 2, 3, 4, 5, 6, 7 и 10-ю я написал в Париже в периодмежду февралем и июнем 1919 года. Введение было написано напути из Парижа в Египет во время моей поездки в Каир черезХэндли-Пэйдж в июле и августе 1919 года. После этого, уже вАнглии, я написал книгу 1-ю. А потом при пересадке с одногопоезда на другой на железнодорожном вокзале потерял все заисключением введения и планов книги 9-й и 10-й. Этослучилось в предрождественские дни 1919 года.Объем текста 1 в завершенном виде должен был составить250000 слов, несколько меньше напечатанного. Мои заметкивоенного времени, на которых она и была в основномпостроена, уничтожались после завершения каждого раздела.До того как я потерял этот текст, большую часть его прочливсего три человека.Текст IIМесяцем позднее или около того я принялся записывать все,что удавалось вспомнить из первого текста. Разумеется, уменя по-прежнему было первоначальное введение. Другиедесять книг я восстановил меньше чем за три месяца, подолгуне вставая из-за стола и выдавая за один прием по несколькотысяч слов. Так, книга 6-я была написана от начала до концамежду двумя восходами солнца. Стиль, естественно, былдостаточно небрежным. Таким образом, текст II (хотя в негои было включено несколько новых эпизодов) достиг объема400000 слов. Я правил его в течение всего 1920 года,проверяя изложение событий по подшивкам “Эреб булетин”, атакже сверяя его с записями в двух дневниках и с некоторымиуцелевшими полевыми заметками. Этот текст, будучибезнадежно скверным по стилю, оказался достаточно полным иточным. Однако он весь, за исключением всего однойстраницы, был сожжен мною в 1922 году.Текст IIIПоложив перед собою на стол текст II, я приступил в Лондонек написанию текста III и работал над ним в Джидде и Амманев 1921 году, затем в Лондоне до февраля 1922 года. Он былсоставлен предельно тщательно. Рукопись эта существует ипоныне. Ее объем составляет почти 330000 слов.^ ТЕКСТЫ, НАПЕЧАТАННЫЕ В ЧАСТНОМ ПОРЯДКЕОксфорд, 1922Хотя завершенный текст III повествования казался мне всееще достаточно сырым и не удовлетворял меня, тем не менее,из соображений безопасности, в первом квартале 1922 года онбыл напечатан в таком виде в Оксфорде персоналом газеты”Оксфорд таймс”. Поскольку требовалось всего восемьэкземпляров, а объем книги был очень велик, предпочтениебыло отдано не машинописному варианту, а типографическомуоттиску указанного ограниченного тиража. До настоящеговремени (апрель 1927 г.) все еще существуют пятьэкземпляров (переплетенных в виде книги для удобства техбывших офицеров Хиджазского экспедиционного корпуса,которые по моей просьбе согласились ее прочесть и высказатьсвои критические замечания).Текст I,предназначавшийся для распространения по подпискеЭтот текст, выпущенный для подписчиков в декабре 1926 иянваре 1927 годов, представлял собою исправленный вариантоксфордских листов 1922 года. Он был сокращен (в результатечисто литературного упорядочения) в 1923–1924 годах(Королевский танковый корпус) и в 1925–1926 годах(Королевские военно-воздушные силы), чему я урывкамипосвящал свои свободные вечера. Люди, делающие первые шагив литературе, склонны оперировать горсткой прилагательныхдля описания того, что они хотят рассказать читателю, но к1924 году я уже получил первые уроки писательского ремесла,и мне все чаще удавалось делать из двух или трех своих фраз1921 года всего одну.Было всего четыре исключения из этого правила сокращениятекста.I. Один эпизод, занимавший меньше одной страницы, былисключен, поскольку двое старших коллег сочли егонеприятным и необязательным.II. Изменение коснулось двух действующих лиц-англичан;упоминание об одном из них было снято, поскольку не былосмысла в доме повешенного говорить о веревке, а второму попрямой просьбе была дана другая фамилия, так как описанноемною по наивности как недовольство воспринималось какдвусмысленность одним авторитетным лицом, имевшим полноеправо судить об этом.III. Опущена одна глава введения. Мой лучший критик убедилменя в том, что она написана намного хуже всего остального.IV. Книга 8-я, задуманная как некая “грань” междуотносительной “возбужденностью” книги 7-й и книгой 9-й обокончательном наступлении на Дамаск, была сокращенапримерно на 10000 слов. Кое-кто из читавших оксфордскийтекст жаловался на чрезмерную скуку этой вставки, и поразмышлении я согласился с ними.В результате этого снятия трех процентов объема исокращения остального оксфордского текста было достигнутосокращение на 15 процентов, и объем текста для подписчиковсведен всего к 280000 слов. Он динамичнее и острее”оксфордского” текста и мог бы быть доведен до ещебольшего совершенства, будь у меня время на его дальнейшуюдоработку.”Семь столпов” были напечатаны и сброшюрованы так, чтоникто, кроме меня, не знал, сколько выпущено экземпляровкниги. Я предпочел сохранить эту информацию в тайне. Газетыписали о тираже в 107 экземпляров, что можно легкоопровергнуть, поскольку одних подписчиков было больше 107.Кроме того, я роздал если и не столько экземпляров, сколькоу меня было, то сколько смогли выделить мои банкиры тем,кто разделил со мной арабскую кампанию или реальноучаствовал в создании книги.ИЗДАННЫЕ ТЕКСТЫ / Нью-йоркский текстОттиск текста для подписчиков был отправлен в Нью-Йорк итам перепечатан издательской фирмой “Джордж Доуренпаблишинг компани”. Это было необходимо для обеспеченияавторского права на “Семь столпов” в США. Десятьэкземпляров были переданы для продажи по цене достаточновысокой, чтобы исключить возможность того, что ихкогда-нибудь купят. При моей жизни других изданий “Семистолпов” не было.”Восстание в пустыне”Объем этого сокращенного издания “Семи столпов”составляет около 130000 слов. Оно было подготовлено мною в1926 году с минимальными изменениями (может быть, добавленывсего три новых абзаца), обеспечивавшими преемственностьсмысла и последовательность изложения. Его части печаталисьс продолжением в “Дейли телеграф” в декабре 1926 года.Целиком книга была издана в Англии издательством “ДжонатанКейп” и в США “Дореном” — в марте 1927 года.Т. Э. ШоуВведение. ПРЕДПОСЫЛКИ АРАБСКОГО ВОССТАНИЯГлавы с 1 по 7. Некоторые англичане, чьим лидером былКитченер, верили, что восстание арабов против турокпозволит Англии, воевавшей с Германией, одновременноразгромить ее союзницу Турцию.Имевшиеся сведения о характере, организации власти арабскихплемен, а также о природных условиях территорий, которыеони населяли, позволили считать, что исход такого восстаниябудет для них счастливым, и определили стратегию и тактику.И они сделали все необходимое для того, чтобы такоевосстание началось, заручившись формальными заверениями опомощи со стороны британского правительства. Тем не менеевосстание шерифа Мекки оказалось для большинства полнойнеожиданностью и застало врасплох неподготовленныхсоюзников. Оно породило смешанные чувства и вызвало четкоеразделение на друзей и врагов, чьи взаимныеподозрительность и ревность с самого начала стали угрожатьпровалом операции.ГЛАВА 1Некоторые досадные огрехи этого повествования я не могусчитать ничем иным, как естественным следствием необычныхобстоятельств. Мы годами жили как придется, один на один сголой пустыней, под глубоко равнодушным к людским судьбамнебосводом. Днем нас прожигало до костей пылающее солнце,соревновавшееся с сухим, раскаленным, пронизывающим ветром.Ночами мы дрожали от холодной росы, остро переживая своюничтожность, ибо на мысли о ней не мог не наводитьбесконечно глубокий, почти черный купол неба с мириадамимерцающих, словно объятых каждая собственным безмолвием,звезд. Мы — это занятая самою собой, словно всемипозабытая армия, без парадов и муштры, жертвенно преданнаяидее свободы, этого второго символа веры человека,всепоглощающей цели, вобравшей в себя все наши силы.Свободы — и надежды, в чьем божественном сиянии меркли,стирались прежние, казавшиеся такими высокими, а на делепорожденные одним лишь честолюбием стремления.С течением времени настойчивая потребность бороться за этоидеал превращалась в бескомпромиссную одержимость,возобладавшую над всеми нашими сомнениями — подобно тому,как всадник-бедуин уздой и шпорами укрощает дикого коня. Инезависимо от нас самих он стал верой. Мы продались ему врабство, сковали себя некоей общей цепью, обрекли наслужение его святости всем, что было в нас хорошего идурного. Дух рабства ужасен, он крадет у человека весь мир.И мы отдались не только телом, но и душой неутолимой жаждепобеды. Мы добровольно отреклись от морали, от личности,наконец от ответственности, уподобившись сухим листьям,гонимым ветром.Нескончаемая битва притупила в нас заботу о своей и о чужойжизни. Мы равнодушно терпели петлю на своей шее, а цена,назначенная за наши головы, красноречиво говорила обожидавших нас страшных пытках, если нас схватят враги, ноне производила на нас большого впечатления. Каждый деньуносил кого-нибудь, а оставшиеся в живых понимали, что онине больше, чем мыслящие куклы в театре Господа Бога.Действительно, наш Надсмотрщик был жесток, безжалостен,пока израненные ноги могли хоть как-то нести нас вперед.Слабые завидовали тем, чья усталость приговаривала их ксмерти, ибо успех виделся таким далеким, а поражение такимблизким и неизбежным, таким надежным избавлением от тягот.Мы постоянно жили то в напряжении, то в упадке; то нагребне волны чувств, то накрываемые их пучиной. Нам былагорька эта наша беспомощность, оставлявшая силы жить толькодля того, чтобы видеть горизонт. Нам, равнодушным ко злу,которое мы навлекали на других или испытывали на себе,казалось зыбким даже ощущение физического бытия; да и самобытие стало эфемерным. Вспышки бессмысленной жестокости,извращения, вожделение — все было настолькоповерхностным, что совершенно нас не волновало: законынравственности, казалось бы, призванные ограждать человекаот этих напастей, обернулись невнятными сентенциями. Мыусвоили, что боль может быть нестерпимо остра, печалислишком глубоки, а экстаз слишком возвышен для нашихбренных тел, чтобы всерьез обо всем этом думать.Когда чувства поднимались до этой отметки, ум погружался вступор, а память затуманивалась в ожидании того, когдарутина наконец преодолеет эти неоправданные отклонения.Эта экзальтация мысли, оставляя дух плыть по течению ипотворствуя каким-то странностям, лишала старого пациентавласти над своим телом, была слишком груба, чтобыотзываться на самые возвышенные страдания и радости.Поэтому мы отказывались от своего мыслящего подобия, как отстарого хлама: мы оставляли его где-то ниже нас –предоставленное самому себе, лишенное помощи, беззащитноеперед влияниями, от которых в иное время замерли бы нашиинстинкты. Мы были молоды и здоровы: горячая кровьнеуправляемо заявляла о своих правах, терзая низ животакакой-то странной ломотой. Лишения и опасности распалялиэтот жар, а невообразимо мучительный климат пустыни лишьподливал масла в огонь. Нигде вокруг не было места, гдеможно было бы уединиться, как не было и плотных одежд,которые прикрывали бы наше естество. Мужчина открыто жил смужчиной во всех смыслах этого слова.Араб по природе своей целомудрен, а давний обычаймногоженства почти искоренил внебрачные связи в племенахаборигенов. Публичные женщины в редких селениях,встречающихся на нашем пути за долгие месяцы скитаний, былибы каплей в море, даже если бы их изношенная плотьзаинтересовала кого-то из массы изголодавшихся здоровыхмужчин. В ужасе от перспективы такой омерзительной торговойсделки наши юноши стали бестрепетно удовлетворятьнезамысловатые взаимные потребности, не подвергаяубийственной опасности свои тела. Такой холодный практицизмв сравнении с более нормальной процедурой представлялсялишенным всякой сексуальности, даже чистым. Со временеммногие стали если не одобрять, то оправдывать этистерильные связи, и можно было ручаться, что друзья,трепетавшие вдвоем на податливом песке со сплетенными вэкстатическом объятии горячими конечностями, находили втемноте некий чувственный эквивалент придуманной страсти,сплавлявший души и умы в едином воспламеняющем порыве.Другие в жадном стремлении покарать себя за похоть, которуюне в силах были обуздать в какой-то дикой гордыне,исступленно предавались любым разрушительным привычкам,сулившим им наслаждение физической болью или вызывающейнепристойностью.Меня, чужестранца, не способного ни мыслить как они, ниразделять их чаяния, но исполненного чувства долга, послалик этим арабам, чтобы вести их вперед, поддерживая иразвивая в них все, что было на пользу Англии в войне,которую она вела. Но если мне не было дано постигнуть ихнравы и характер, то единственное, что мне оставалось, –скрывать свои собственные, избегая тем самым трений вобщении с ними, не вызывая разногласий и не подвергаяськритике, но вместе с тем упорно расширяя свое негласноевлияние. Разделяя тяготы их жизни, я стал для них своим, ине мне быть их апологетом или адвокатом. Теперь, сменивэкзотические одежды людей песчаной пустыни на свой старыйпиджак, я, казалось бы, вполне могу довольствоваться рольюстороннего наблюдателя событий, покорного вкусам театранашей жизни… но честнее будет письменнозасвидетельствовать, что тогдашние идеи и событияразвивались естественным путем. То, что сейчаспредставляется бессмыслицей или садизмом, в походе илисражении казалось либо неизбежным, либо не заслуживающимвнимания.Руки у нас постоянно были в крови, и нам дано было право наэто. Мы ранили и убивали людей, едва ли испытывая угрызениясовести, — столь недолговечна, столь уязвима была нашасобственная жизнь. Скорбная реальность такого существованияпредопределяла безжалостность возмездия. Мы жили одним днеми принимали смерть, не задумываясь о завтрашнем. Когдапоявились причина и желание карать, мы вписывали в историюсвои уроки орудийными залпами или же просто вырезалинепокорных, попавших нам под руку. Пустыня не приспособленадля изощренных, медлительных судебных процессов, и там неттюрем, куда можно было бы посадить по приговору этих судов.Разумеется, награды и удовольствия обрушивались на насстоль же неожиданно, как неприятности, но по крайней мередля меня они имели меньшее значение. Бедуинские тропытяжелы даже для тех, кто вырос в пустыне, а для иностранцевпросто ужасны: это настоящая смерть заживо. Когда приходилконец какому-либо переходу или работе, у меня не оставалосьсил ни для того, чтобы записать свои ощущения, ни для того,чтобы в редкие минуты досуга полюбоваться возвышеннымочарованием пустыни, порой нисходившим на нас в нашихстранствиях. Красоты в моих заметках отступали переджестокостью. Мы, несомненно, больше радовались редкиммирным передышкам и возможности ни о чем не думать, носейчас мне вспоминаются скорее ярость сражений, смертельныйстрах и роковые ошибки. Жизнь наша не сводилась к тому, чтовы прочли (есть и такое, о чем говорить хладнокровно простостыдно), но написал я о том, что в ней действительно было,и о ней самой. Дай Бог, чтобы люди, читающие этоповествование, не пустились из ложного романтизма и страстик неведомому проституировать, на службе другому народу.Тот, кто отдается в собственность иноземцам, уподобляетсяйеху из свифтовского “Путешествия Гулливера”, продавшемусвою душу тирану. Но человек — не бессмысленная тварь. Онможет восстать против них, убеждая себя, что на неговозложена некая особая миссия; критиковать их, стремясьпревратить в нечто, чем без него, руководствуясьсобственными желаниями, они никогда не захотели бы стать.Тогда он мобилизует весь свой прежний опыт, чтобы оторватьих от родной среды. Или же, как случилось со мной,подражает им во всем настолько естественно, что они в своюочередь начинают подражать ему. И тогда, претендуя на местов их среде, он отходит от своей собственной, но претензииэти пусты и совершенно несостоятельны. Ни в том, ни вдругом случае он не волен сделать ничего стоящего, ничеготакого, что можно было бы по праву назвать его собственнымпоступком (если, конечно, не думать об обращении в инуюверу), предоставляя им возможность на основании этогомолчаливого примера решать, что делать или как реагироватьна происходящее.В моем случае попытка годами жить в арабском обличье,вжиться в образ мыслей арабов стоила мне моего английского”я” и позволила совершенно иными глазами увидеть Запад инормы его жизни. Мое представление о нем разрушилось безследа. В то же время я был бы не вполне искренен, если быстал утверждать, что готов влезть без остатка в шкуруараба. Это была бы чистая аффектация. Человека нетрудносделать неверующим, обратить же в другую веру кудасложней. Я утратил одно обличье и не обрел другого,уподобившись гробу Мухаммеда из нашей легенды, обрекшисьглубокому одиночеству и чувствуя презрение — нет, не клюдям, — а ко всему тому, что они творят. Такаяотстраненность порой настигает человека, опустошенногодолгим физическим трудом и продолжительной изоляцией. Еготело продолжает машинально двигаться, а рассудок словнопокидает его и критически созерцает из ниоткуда, дивясьтому, что наделало это трухлявое бревно и зачем. Иногда вселучшее, что есть в таких людях, превращается в пустоту, атам недалеко и до умопомешательства, и я верю, что такоеможет постигнуть человека, попытавшегося смотреть на вещисквозь призму сразу двух образов жизни, двух системвоспитания, двух сред обитания.ГЛАВА 2Первой трудностью в понимании сути арабского движения былоопределить, кто же все-таки они такие, эти арабы. Названиеэтого “синтезированного” народа год за годом, медленно,но неуклонно меняло свой смысл. Когда-то арабом называлипросто аравийца: была страна, которая звалась Аравией.Однако сути проблемы такая связь не раскрыла. Существовалязык, который называли арабским, и именно он в данномслучае является критерием оценки. Это был язык, на которомговорили Сирия и Палестина, Месопотамия, а также населениебольшого полуострова, именовавшегося на географическихкартах Аравийским. До арабских завоеваний эти областинаселяли разные народы, говорившие на языках арабскойсемьи. Мы называем их семитскими, но (как бывает сбольшинством научных терминов) это неправильно. Однакоарабский, ассирийский, вавилонский, финикийский,древнееврейский, арамейский и сирийский языки были тесновзаимосвязаны, и сведения об их взаимном влиянии, даже обобщем происхождении, подтверждаются нашим знанием. Еслиоблик и обычаи разных арабоязычных народов Азии имеютоттенки, подобные мелким различиям между головками мака,которым засеяно обширное поле, то в основных чертах ониочень сходны. Их можно было бы с полным правом назватьсобратьями, — собратьями, осознавшими, порой на горькомопыте, свое родство.Области Азии с арабоязычным населением занимали территорию,очертания которой приближались к параллелограмму. Егосеверная сторона простиралась от Александретты наСредиземном море, через Месопотамию, на восток к Тигру.Южной стороной был берег Индийского океана от Адена доМаската. На западе эта территория граничила со Средиземнымморем, Суэцким каналом и Красным морем и простиралась доАдена. На востоке ее границей были Тигр и берег Персидскогозалива до Маската. Эта территория, по площади равная всейИндии, была родиной тех, кого мы называем семитами, и наней так никогда и не осели никакие другие племена, хотяегиптяне, хетты, филистимляне, персы, греки, римляне, туркии франки неоднократно пытались это сделать. Все они вконечн