Переоценка всех ценностей Фридриха Ницше Фридрих Ницше является одним из выдающихся философов конца XIX века. Его философия часто вызывает неоднозначные оценки, так как считается, что Гитлер свои взгляды во многом основывал на суждениях Ницше. Однако не вызывает сомнения тот факт, что Ницше шагнул настолько далеко вперед, что актуальность
его идей начинает находить понимание в полной мере только сегодня. Жизнь Ницше – воплощение самой его философии во всей ее суровой величественности и трагичности. Не зная первую, трудно понять вторую. И не поняв вторую, невозможно постичь то исключительно сильное воздействие, которое оказало учение Ницше на ушедший ХХ век. К концу жизни Ницше стал сумасшедшим и много раз делались попытки истолковать жестокий душевный
недуг, отравивший последнюю четверть жизни Фридриха Ницше, как праведную божественную кару за его часто считающееся нечестивым вольнодумство, как достойное искупление его гордыни. Однако это всего лишь жалкое боязливое толкование, сделанное последователями христианской морали и навязанное послушному большинству. Это толкование нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть, поэтому оставим этот факт для самостоятельной
интерпретации. Философию Ницше часто связывают с понятием сверхчеловека, это связано с большой известностью и популярностью его произведения "Так говорил Заратустра" (1883-1884 гг.). Идея Сверхчеловека несомненно, является одной из центральных у Ницше, однако все произведения Ницше настолько едины, что упоминая сверхчеловека нельзя не упомянуть о "переоценке ВСЕХ ценностей", основные мотивы которой
Ницше изложил в работе "Антихрист" ("Der Antichrist", первое издание 1895 г.). Шокирующее на первый взгляд название "Антихрист" не скрывает на самом деле за собой ничего "сатанинского", ничего призывающего к разрушению, упадку, смерти. Наоборот, это произведение наполнено жизненной силой, взрывами новых взглядов, оно направлено только лишь на разрушение навязанных христианской моралью мнимых ценностей, не имеющих с реальным миром ничего общего, кроме тотального отрицания и порицания всех естественных стремлений человека. Вообще более точный перевод на русский язык должен звучать "Антихристианин", он более соответствует произведению по сути. Название "Антихрист" предполагает некоторое противопоставление Иисусу Христу, однако напрямую против него Ницше не высказывается.
Он только лишь ставит под сомнение интерпретацию действий Христа как "Спасителя" в произведении "К генеалогии морали": "Этот Иисус из Назарета, как воплощенное Евангелие любви, этот "Спаситель", приносящий бедным, больным, грешникам блаженство и победу, — не был ли он самим соблазном в наиболее жуткой и неотразимой его форме, соблазном и окольным путем,
ведущим именно к тем иудейским ценностям и обновлениям идеала?" Именно поэтому часто встречается альтернативное, и более правильное на мой взгляд, название "Антихристианин", которое обозначает отказавшегося от христианства вместе с его ценностями и догмами человека. В работе "Антихристианин" Ницше свои идеи высказывает всегда от первого лица, однако вместо "Я" всегда используется "Мы".
Очевидно, имеется в виду тип "сверхчеловека", коллективное "Мы" сверхлюдей, которых так хотел воспитать Ницше произведением "Так говорил Заратустра". Если "Заратустра" постулирует понятие сверхчеловека, определяет, говорит о том, что "человек есть нечто, что должно превзойти", то "Антихристианин" – это уже часть рецепта от Ницше "как стать сверхчеловеком", как "
превзойти человека". И эта часть состоит в отказе от всех прошлых ценностей и принятии новых, многие из которых до сегодняшнего дня считались "греховными". "Лучше жить среди львов, чем под теплыми веяниями современных добродетелей. Мы достаточно смелы, мы не щадили ни себя, ни других, но мы долго не знали, куда нам направить нашу смелость.…Нашим фатумом было: полнота, напряжение, накопление сил". При этом Ницше прекрасно понимает, какую тяжелую он поставил себе задачу: "Я пытался отрицать все, но, увы! Как легко разрушать и как трудно созидать!" Ницше воспевает сильного человека, волевого человека, свободного человека. "Слабые и неудачники должны погибнуть: первое положение нашей любви к человеку. Им должно еще помочь в этом". Именно здесь заключается один из центральных конфликтов идей
Ницше с идеями христианской морали. Будущее человечества Ницше видит за неким "высшим типом" (сверхчеловеком), "более достойным жизни, будущности", христианство же "объявило смертельную войну этому высшему типу человека, оно отреклось от всех основных инстинктов этого типа; из этих инстинктов оно выцедило понятие зла, злого человека: сильный человек сделался негодным человеком, "отверженцем".
Христианство взяло сторону всех слабых, униженных, неудачников, оно создало идеал из противоречия инстинктов поддержания сильной жизни; оно внесло порчу в самый разум духовно-сильных натур, так как оно научило их чувствовать высшие духовные ценности как греховные, ведущие к заблуждению, как искушения". Все творчество Ницше объединяется идеей абсолютной ценности человеческой жизни. Именно с этим тезисом связан ницшеанский идеал человека –
Сверхчеловек. Этот идеал, по замыслу Ницше может быть реализован лишь при условии, если человечество возвратится к истокам своей истории, когда бал жизни будут править люди высшей расы – "хозяева", люди, представляющие собой совершенство и в физическом и в моральном отношении. Они не будут отягощены ни бытовыми, ни социальными, ни религиозными ограничениями и предрассудками и потому будут абсолютно свободны. Биологически обусловленным, считает Ницше, является все, считается добром, что составляет для людей ценность, включая и ценность моральную. Соответственно, нет и быть не может объективно обусловленной морали. Каждый имеет такую мораль, которая в наибольшей мере соответствует требованиям его жизни, которую он заслуживает: мораль одного оправдывает все, к чему он стремится; мораль другого делает его умиротворенным; мораль третьего призывает к мщению врагам и т.д. Те кто говорит об объективно обусловленной морали
заслуживают лишь навязанной обществом морали, для них центральной ценностью является одобрение или хотя бы неосуждение с внешней стороны. Люди могут даже не осознавать, каков на самом деле источник их моральных убеждений и представлений, но это не меняет дела. Всякий имеет тот тип морали, который больше всего соответствует его природе. Наиболее существенное различие между людьми, по мнению Ницше, состоит в том, что некоторые из них от природы слабы, другие сильны опять-таки по природе.
Соответственно различается и их мораль. Сильные ("хозяева", по терминологии Ницше) ценят личное достоинство, решительность, настойчивость, самоуверенность, несгибаемую волю и неистощимую энергию в достижении поставленной цели. Слабые ("рабы" по той же терминологии) ценят то, что в большей мере выражается в их слабости – сострадательность, мягкосердечие, альтруизм, и рассудительность и т.п. Некогда хозяева господствовали в жизни. У них была своя мораль, свои понятия и представления
о добре и зле. Но со временем их одолели рабы, но победили они не силой, а числом. Добром стало признаваться то, что в большей мере соответствует их интересам; мягкосердечие, любовь к ближнему, покорность, доброта – все эти и им подобные качества возвышены до уровня добродетели. В эпоху после восстания рабов господствующей стало и продолжает оставаться рабская мораль. В оценке господствующей морали Ницше хотел занять беспристрастную, научно обоснованную, натуралистическую позицию. Он отмечал, что все идет так, как и должно идти в условиях, когда рабы приемлют мораль рабов. Одно тут плохо: даже хозяева начинают подчиняться этой морали. Однако Ницше не мог удержаться на этой объективной, беспристрастной позиции, так как ощущал себя принадлежащим к расе хозяев и признавал их мораль не только более высокой, но и единственно достойной этого названия. Релятивистская этика с ее тезисом: "каждый имеет тот тип морали, который подходит ему" оказывается
только внешней видимостью. В ее основании лежит этика абсолютизма, согласно которой правильной является только одна мораль – мораль хозяев. Предоставив возможность выбирать себе мораль самостоятельно, отказавшись от фантома объективной морали, Ницше сразу пытается навязать выбор, доказывая правильность своей морали хозяев. Для того чтобы дать обществу новые ценности сначала необходимо преодолеть старые, и если попытаться проанализировать различные оценки, которые Ницше давал господствующей морали, то из них можно выделить
три основные позиции, по которым Ницше высказывает свое несогласие. Господствующая мораль, имеющая христианские корни, по мнению Ницше, своим основанием имеет предположение, во-первых, о всеобщем равенстве; во-вторых, о свободе – каждый должен быть свободен в той мере, в какой он не посягает на свободу других; в-третьих, об абсолютности моральной ценности, которая якобы не требует никаких доказательств, поскольку она не средство, а цель.
Основанная на этих предположениях мораль вполне закономерно включает в себя принципы сострадания, милосердия, справедливости, альтруизма или любви к ближнему, превосходства духовных ценностей над материальными, преимущество общественного блага перед личным и так далее. Свое отношение к состраданию Ницше выражает следующими словами: "Слабые и неудачники должны погибнуть". Деятельное сострадание к этим неудачникам и слабым считается вреднейшим из всех пороков. Олицетворением этого порока для Ницше является как раз христианство, религия сострадания. Ницше открывает истинную сторону сострадания: "Оно действует угнетающим образом. Через сострадание теряется сила. Состраданием еще увеличивается и усложняется убыль в силе, наносимая жизни состраданием".
Сострадание порой наносит даже больший ущерб жизни и жизненной энергии, чем само страдание. Кроме того, опасность сострадания для жизни заключается в противоречии естественным законам развития: "Сострадание вообще противоречит закону развития, который есть закон отбора. Оно поддерживает то, что должно погибнуть, оно встает на защиту в пользу осужденных и обездоленных жизнью….этот угнетающий и заразительный инстинкт уничтожает те инстинкты, которые исходят из поддержания
и повышения ценности жизни: умножая бедствие и охраняя всё бедствующее, оно является главным орудием decadence – сострадание увлекает в ничто Не говорят "ничто": говорят вместо этого "по ту сторону", или "Бог", или "истинная жизнь", или нирвана, спасение, блаженство…". "…Зачем бросаться за человеком, упавшим в воду, если к нему не чувствуешь расположения? Из сострадания: тогда думают только о другом говорит бессмыслица.
Почему испытывают боль и неприятное чувство, когда видят, что кто-нибудь кашляет кровью, хотя бы к этому больному были расположены враждебно? Из сострадания: при этом не думают о себе говорит та же бессмыслица. И правда: в сострадании я разумею здесь то, что ошибочно называется обыкновенно состраданием – мы уже не думаем о себе сознательно, но очень бессознательно, подобно тому, как, оступаясь, мы – бессознательно – стараемся удержать равновесие, действуя при этом, по-видимому, всем нашим умом. Несчастье другого оскорбляет нас, оно изобличает нас в нашем бессилии, может быть, в нашей трусости… Мы стараемся удалить от себя ослабление, стараемся избавиться от болезненного состояния, заглушая их поступком сострадания – в нем мы ищем и защиту себе и месть за себя… Исполняя дело сострадания, мы избавляемся только от того страдания, которое испытывается исключительно нами… И в то же время мы ищем удовольствия, того удовольствия, которое ощущается нами при виде противоположности
нашего положения… при представлении о том, что мы можем помочь, если захотим, при мысли, что нас будут хвалить, будут признательны нам, если мы поможем…" То есть, на самом деле, когда мы помогаем кому-то не из расположения к нему, нами руководит не сострадание в чистом виде, а, как и следовало ожидать, удовлетворение собственных потребностей. И тогда встает вопрос о существовании сострадания как такового, в чистом виде.
И Ницше утверждает, что оно существует. Однако под состраданием как таковым понимается переживание того же страдания вместе с тем, кто страдает. Само по себе страдание не только бесполезно – оно, скорее, вредно. Пользы же от этого варианта страдания не видно. "Сострадание, если оно действительно порождает страдание — есть слабость, оно увеличивает страдание в мире". "Сострадание, как принцип поступков, выставляя требование: страдай о несчастии другого
так, как он сам страдает, производит то, что личная точка зрения… должна сделаться и точкой зрения другого – страдающего: так что мы должны были бы страдать одновременно от нашего "я" и от "я" другого; следовательно, вместо того, чтобы облегчить, по возможности, тяжести собственного безумия, мы добровольно стали бы обременять себя двойным безумием". Итак, с точки зрения Ницше, одна из фундаментальных основ морали – "сострадание – это хорошо" – не более чем – и не менее чем – безумие: "Ах, где в мире совершалось больше безумия, как не среди сострадательных? И что в мире причиняло больше страдания, как не безумие сострадательных? Горе всем любящим, у которых нет более высокой вершины, чем сострадание их! Так говорил мне однажды Дьявол: "Даже у Бога есть свой ад – это любовь его к людям" И недавно я слышал, как говорил он такие слова: "
Бог мертв; из-за сострадания своего к людям умер Бог"… Итак, я предостерегаю вас от сострадания: ОТТУДА приближается к людям тяжелая туча! Поистине, я знаю толк в приметах грозы… …Все созидающие – тверды. Так говорил Заратустра" Теперь перейдем к рассмотрению позиции Ницше относительно всеобщего равенства. Вспомним на каком фоне творил
Ницше. До революции в России оставалось несколько десятков лет, по Европе уже бродил небезызвестный признак и Ницше не мог не обратить внимание на новое веяние, на появление "рабочего вопроса": "Глупость, т.е. вырождение инстинкта, составляющее в настоящее время причину всех глупостей, выразилась и в появлении рабочего вопроса. Относительно некоторых вещей не может быть и вопроса – это первый императив инстинкта.
Я совершенно не понимаю, что намерены сделать из европейского рабочего, если из него создали вопрос… Теперь уже нет надежды, что у нас образуется новая порода людей, вроде китайцев, скромная и вполне довольствующаяся своим положением, что было бы разумно и даже необходимо. Но что же для этого сделали? Все, чтобы в самом зародыше уничтожить даже подобную возможность… Рабочего сделали воинственным, дали ему политическое право голоса, право устройства союзов.
Что же удивительного, если рабочий в настоящее время считает свое положение до крайности бедственным?… Но чего же хотят, однако? … если хотят рабов, то глупо воспитывать из них господ" Заметим еще раз, что до революции в России оставалось несколько десятков лет и сейчас, после семидесяти с лишним лет "диктатуры пролетариата", можно оценить, насколько хорошо Ницше понимал происходящее и что за этим последует. Пресловутый "рабочий вопрос" это лишь частный случай общей проблемы, проблемы равенства для всех и свободы для всех. "Учение о равенстве… Да ведь нет более ядовитой отравы, чем это учение! Проповедуя справедливость, оно на самом деле стремится к гибели справедливости… Равным – равное, неравным – неравное – вот что говорит истинная справедливость, а отсюда следует, что
низкое нельзя сравнять с высоким. Но… люди эту "современную par exceelence идею" постарались окружить ореолом славы, так что революцией, как зрелищем, увлекались даже самые благородные умы…" Из революции ничего хорошего не вышло – сейчас это очевидно. Даже сейчас, имея на руках страшный опыт семидесяти лет пролетарской власти, многие, глядя на свой пустой кошелек, имеют наглость говорить о справедливости всеобщего равенства.
Ницше причисляет таковых к лишним людям: "…Посмотрите же на этих лишних людей! Они крадут произведения изобретателей и сокровища мудрецов: культурой называют они свою кражу — и все обращается у них в болезнь и беду! Посмотрите же на этих лишних людей! Они всегда больны, они выблевывают свою желчь и называют это газетой. Они проглатывают друг друга и никогда не могут переварить себя.
Посмотрите же на этих лишних людей! Богатства приобретают они и делаются от этого беднее. Власти хотят они, и прежде всего рычага власти, много денег – эти немощные!…" Ницше презирает стадо, презирает серость. Идеология, создающая стадо, читай идеология, провозглашающая всеобщее равенство, убивает свободу мышления: "…в присутствии морали нельзя мыслить, еще менее можно говорить: здесь должно — повиноваться. Критиковать мораль, брать мораль как проблему – это признак безнравственности!…" Повиноваться нуждам стада – для Ницше нет, ничего более противного. Идея всеобщего равенства as it is возможно не так уж и плоха, однако не в том извращенном и попросту глупом смысле, как ее понимают. Идея абсолютного всеобщего равенства создает серую толпу, она на самом деле приводит к упадку. Правильная трактовка вопроса о равенстве – равенство начальных возможностей.
Различие возникает позже, когда сильные люди реализуют свои возможности, а слабаки прячутся по углам. А потом высовываются и кричат о всеобщем равенстве. Почему у одного дом на Канарах, а у другой бомжует на вокзале? Да потому что первый реализовал свой потенциал, а второй – нет! И глупо отнимать у первого то, что он заслужил, в пользу "лишнего" второго!
Именно так Ницше понимает равенство: "равным – равное, неравным – неравное". Перейдем теперь к тесно переплетающемуся с понятием о всеобщем равенстве понятию свободы. Устами Заратустры Ницше говорит: "Из тех ли ты, кто имеют право сбросить ярмо с себя? Таких немало, которые потеряли свою последнюю ценность, когда освободились от рабства…" Свобода – не для всех, но лишь для достойных. Право — не всем, но лишь тем, кто умеет им распорядиться.
Здесь Ницше совершенно четко разделяет людей на "господ" и "рабов". Действительно, какое право имеет "раб" с его рабской моралью даже заикаться о свободе, которую не заслужил и которой не умеет распорядиться, если всю жизнь шел на поводу у толпы? А какое право имеет ничтожный "раб" сравнивать, приравнивать себя к "господам"? Именно здесь кроется декадентность идеи о всеобщей свободе и равенстве: освободив "рабов" мы освободим серую ничтожную толпу; провозгласив равенство мы не поднимем "слабаков" до уровня сильных и достойных людей, а опустим последних до уровня первых, бросим духовно-сильные натуры на съедение безмозглой толпы. Именно здесь Ницше видит корни христианской морали. Как удержать серую толпу слабаков в узде? Прежде всего сохранить их в толпе, поставив общественное благо выше личного. Дать им ценности, сохраняющие status quo господ – то есть мнимые ценности вроде
бессмертия души и тому подобных, что означает поставить духовные ценности выше материальных. Для сохранения статуса необходимо также устрашить толпу "страшным судом", "карой божьей", "адским пламенем" и фиктивным "грехом". Грехом провозглашается все, что делает человека сильнее и увереннее – все естественные стремления. Добродетелью считается подавление таковых стремлений, то есть ослабление человека: "
Ни мораль, ни религия не соприкасаются в христианстве ни с какой точкой действительности. Чисто воображаемые причины ("Бог", "душа", "Я", "дух", "свободная воля", — или даже "несвободная"); чисто воображаемые действия ("грех", "искупление", "милость", "наказание", "прощение греха"). Общение с воображаемыми существами ("
Бог", "духи", "души"); воображаемая наука о природе (антропоцентрическая; полное отсутствие понятия о естественных причинах); воображаемая психология (явное непонимание самого себя, толкование приятных или неприятных всем общих чувств – как, например, известных состояний nervus sympathicus – при помощи символического языка религиозно-моральной идиосинкразии "раскаяние", "угрызение совести", "искушение дьявола", "близость Бога"); воображаемая телеология ("Царство Божье", "Страшный суд", "вечная жизнь") Этот мир чистых фикций сильно отличается не в свою пользу от мира грёз именно тем, что последний отражает действительность, тогда как первый извращает её, обесценивает, отрицает. Только после того, как понятие "природа" было противопоставлено понятию "
Бог", слово "природный", "естественный" должно было сделаться синонимом "недостойный" – корень всего этого мира фикций лежит в ненависти к естественному (действительность!); этот мир есть выражение глубокого отвращения к действительному… И этим всё объясняется. У кого единственно есть основание отречься от действительности, оклеветавши её? — У того, кто от неё страдает. Но страдать от действительности – это значит самому быть неудачной
действительностью Перевес чувства неудовольствия над чувством удовольствия есть причина этой фиктивной морали и религии, а такой перевес даёт содержание формуле decadence…" Как уже упоминалось, Ницше пытается постулировать относительность морали, хотя вернее будет сказать, что он отрицает возможность абсолютной морали. Как обсуждалось выше, тезис относительности вообще присущ суждениям Ницше. В подтверждение приведу еще одну цитату: "
Добродетель должна быть нашим изобретением, нашей глубоко личной защитой и потребностью: во всяком ином смысле она только опасность. Что не обусловливает нашу жизнь, то вредит ей: добродетель только из чувства уважения к понятию "добродетель", как хотел этого Кант, вредна. "Добродетель", "долг", "добро само по себе", доброе с характером безличности и всеобщности – всё это химеры, в которых выражается упадок, крайнее обессиление жизни, кёнигсбергский китаизм. Самые глубокие законы сохранения и роста повелевают как раз обратное: чтобы каждый находил себе свою добродетель, свой категорический императив. Народ идёт к гибели, если он смешивает свой долг с понятием долга вообще. Ничто не разрушает так глубоко, так захватывающе, как всякий "безличный" долг, всякая жертва молоху абстракции Разве не чувствуется категорический императив
Канта, как опасный для жизни!… Только инстинкт теолога взял его под защиту Поступок, к которому вынуждает инстинкт жизни, имеет в чувстве удовольствия, им вызываемом, доказательство своей правильности, а тот нигилист с христиански-догматическими потрохами принимает удовольствие за возражение… Что действует разрушительнее того, если заставить человека работать, думать, чувствовать без внутренней необходимости, без глубокого личного выбора, без удовольствия? как автомат "долга"
? Это как раз рецепт decadence, даже идиотизма…" Разрушив все ценности господствующей морали и сорвав вуаль с лица устаревших добродетелей Ницше провозглашает новые ценности: "Что хорошо Все, что повышает в человеке чувство власти, волю к власти, саму власть. Что дурно Все, что происходит из слабости. Что есть счастье
Чувство растущей власти, чувство преодолеваемого противодействия. Не удовлетворенность, но стремление к власти, не мир вообще, но война, не добродетель, но полнота способностей" Собственная моральная позиция Ницше, что должно уже стать очевидным уважаемому читателю, прямо противоположна основанной на христианстве господствующей в обществе морали. Ее краеугольными камнями служат: во-первых, ценность жизни в ее биологическом смысле – только жизнь имеет абсолютную ценность и порождает все то, что имеет ценность; во-вторых, свобода сильного – свобода принадлежит только тому, кто имеет достаточно силы, чтобы завоевать и отстоять ее; в-третьих, неравенство – люди не равны, они лишь лучше или хуже, в зависимости от того, сколько жизненной силы заключено в каждом из них. Естественно, этим устоям соответствуют и принципы морали. Справедливость в том виде, как ее понимает господствующая мораль есть ложь.
Истинная справедливость, считает Ницше, основана отнюдь не на равенстве – каждый имеет столько, сколько заслуживает, а заслуги его измеряются количеством жизни, волей к жизни, волей вообще. Сильный человек лучше слабого, "господин" лучше "раба", сильный заслуживает большего, слабый – меньшего. И в высшей степени глупо считать слабака несправедливо обделенным – вот справедливость Ницше. Равенство – это признак упадка, и основанная на равенстве справедливость приводит к упадку.
Ложным является и принцип полезности – назначение жизни состоит не в увеличении добра. Сама жизнь есть высшее и величайшее добро, и только это имеет значение. Соответственно, и полезным является то, что увеличивает жизнь, жизненную силу. Основным увеличивающим жизненную силу мотивом Ницше считает волю к власти. Не к власти в узком понимании управления (людьми, страной, миром и. т. п) – это только частный случай,
это обужение идеи Ницше, ошибочное толкование сделанное, например, Гитлером, за что, как уже упоминалось часто несправедливо осуждают Ницше. Ницше понимает власть гораздо шире – стремление к творчеству, к познанию – это тоже стремление к власти. Стремление к власти над искусством, наукой, техникой, самим собой в конце концов. Сила воли есть ничто иное, как контроль, власть над собой – именно потому ее ценит Ницше, что это частное проявление стремления к власти, есть основного стремления сильных натур. Принцип альтруизма Ницше также считает ложным: если и может у кого-либо быть великая цель, то она наверняка важнее благополучия ближнего. Дело не в любви к ближнему; уважения и поклонения достойны лишь лучшие, а лучшие – это наиболее сильные. Кроме того, альтруизм есть не что иное, как эгоизм, но только эгоизм слабого. Не видит Ницше каких-либо достоинств и у принципа милосердия – оно есть пустая трата энергии
на слабых и вырождающихся. Требованием жизни является не спасение и даже не помощь слабым. Лозунгом, достойным подлинной жизни, должен быть: "Падающего подтолкни!". То же и в случае с принципом общественного блага – только великие индивидуальности имеют ценность. Что касается массы, то она может представлять интерес или как копия великого, или как сила, сопротивляющаяся ему, или как орудие в его руках.
Кроме всего прочего, господствующая мораль, считает Ницше, базируется на ложной психологии, а это значит, она не почитает и не может почитать природных инстинктов, обрекая тем самым людей на следование принципам, несовместимым с их природой. Она говорит об альтруистических поступках, свободе воли, моральном порядке, но на деле ничего подобного нет и быть не может. О каком моральном порядке и свободе воли может быть речь, когда эта прогнившая
мораль постоянно требует от человека подавления естественных стремлений? Наибольший вред господствующей морали состоит в том, что она культивирует посредственность, и тем самым разрушает единственное ценное – жизнь. Она разрушает жизнь в корне, превознося серую немощь и называя достойных людей грешниками. Своей главной заслугой Ницше считает то, что он предпринял и осуществил переоценку всех ценностей: все то, что обычно признается ценным, на самом деле не имеет ничего общего с подлинной ценностью. Нужно все поставить на свои места – на место ценностей мнимых поставить истинные ценности. В этой переоценке ценностей, по существу своему составляющей собственно философию Ницше, он стремится встать "по ту сторону добра и зла". Обычная мораль, сколько бы ни была она развитой и сложной, всегда заключена в рамки, противоположные
стороны которой составляют представление о добре и зле. Их пределами исчерпываются все формы существующих моральных отношений. Что касается Ницше, то согласно его мнению мораль, ограниченная этими рамками есть ложь. Подлинный человек должен строить всю свою жизнь в пространстве, границы которого пролегают не там, где находится добро и зло господствующей морали. Ограничивать себя в некие рамки дозволенного является
имманентным свойством человека, но при этом руководствоваться следует не объективной моралью, которая есть ложь, а своей собственной – своими собственными целями и стремлениям. Именно в этом смысле Ницше называет себя имморалистом. Однако возможна ли в принципе точка зрения абсолютного имморализма? Разумеется, речь идет не об отдельных поступках, противоречащих требованиям общественной морали, не
о преступниках в обычном смысле, а о морали как системе взглядов, представлений, предписаний, требований и т.п. С этой точки зрения моральные рамки, провозглашаемые Ницше, так сказать, сдвинуты, поставлены на непривычное место. Точнее говоря, у него принят иной критерий добра и зла: "Обе противопоставленные ценности – "хорошее и плохое", "доброе и злое" — бились
на земле тысячелетним смертным боем; и хотя несомненно то, что вторая ценность давно уже взяла верх, все-таки и теперь еще нет недостатка в местах, где борьба продолжается вничью. Можно бы было сказать даже, что она тем временем вознеслась все выше и оттого стала все глубже, все духовнее: так что нынче, должно быть, нет более решающего признака "высшей натуры", натуры более духовной, нежели представлять собою разлад в этом смысле и быть все еще действительной ареной борьбы для названных противоположностей… " Таким образом, по сравнению с предшествующей традицией, позиция Ницше характеризуется тем, что если вся европейская философская традиция претендовала на создание или перестройку этики, не посягая при этом на самое мораль, то Ницше претендует на создание не только новой или подновленной системы этики, но и новой морали. Ни один из философов прошлого – ни Платон, ни Аристотель, ни
Августин Блаженный, ни Фома Аквинский, ни Кант – не заходил столь далеко: каждый из них претендовал на создание новой этики как философии морали, но не самой морали. Иными словами они стремились концептуализировать мораль своего времени, выявить ее основные черты, фундаментальные основы и показать вытекающие из них следствия. Провозглашенная Ницше мораль своим фундаментом имеет жизнь как первую и абсолютную ценность.
Соответственно ее движущий механизм включает не столько размышление и осмысление, сколько инстинктивные реакции. Инстинкты этого рода в наибольшей мере развиты у Сверхчеловека – созданного философией Ницше идеала человека. Его еще нет в реальности. Залогом его появления служат те единицы, вроде самого Ницше, которые живут жизнью провозвестников. "
Мы, те, кто мыслит и чувствует, единственные, кто действительно и постоянно делает нечто, чего еще нет: весь постоянно растущий мир ценностей, красок, веса, перспективы, лестницы утверждений и отрицаний. Найденные нами поэтические вымыслы становятся руководством для так называемых практических людей (наших актеров), призванных превращать их в плоть и действительность, даже в повседневность". " … вокруг творцов новых ценностей вертится мир; он вращается неслышно". "моя задача подвигнуть человечество к решениям, которые определят все будущее". "я хочу научить вас устремляться вслед за мной в далекое будущее". Заключительным аккордом горячего осуждения основанной на христианских ценностях господствующей морали в произведении "Антихристианин" Ницше окончательно разрушает все сомнения относительно правомерности существующей морали: "- Этим я заканчиваю и высказываю мой приговор.
Я осуждаю христианство, я выдвигаю против христианской церкви страшнейшие из всех обвинений, какие только когда-нибудь бывали в устах обвинителя. По-моему, это есть высшее из всех мыслимых извращений, оно имело волю к последнему извращению, какое только было возможно. Христианская церковь ничего не оставила не тронутым в своей порче, она обесценила всякую ценность, из всякой истины она сделала ложь, из всего честного – душевную низость.
Осмеливаются ещё мне говорить о её "гуманитарных" благословениях! Удалить какое-нибудь бедствие – это шло глубоко вразрез с её пользой: она жила бедствиями, она создавала бедствия, чтобы себя увековечить… Червь греха, например, таким бедствием впервые церковь обогатила человечество "Равенство душ перед Богом", эта фальшь, этот предлог для rancunes всех низменно настроенных, это взрывчатое вещество мысли, которое сделалось наконец революцией, современной идеей и принципом
упадка всего общественного порядка таков христианский динамит…" И если этот христианский динамит в один прекрасный момент не взорвется и не унесет с собой все шесть миллиардов, то у человечества еще есть шанс