Первопроходцы экономической теории: У. Петти. Трактат о налогах и сборах

Содержание
1. Петти шагает сквозь века
2. От юнги до помещика
3. Колумб политической экономии
4. Политическая арифметика
5. Эпоха и человек
Список литературы
Современниками Томаса Мана были Шекспир и бэкон — великие новаторы в искусстве и на­уке. Новатор в политической экономии — Уильям Петти — явился через поколение. За­мечательные же люди среднего между ними поколения, родившиеся на рубеже XVI и XVII столетий, были воинами и проповедниками. Вождь и герой умеренной буржуазии Оливер Кромвель и его более левый политический соперник Джон Лилберн выступали с мечом в правой и с библией в левой руке. Политическая и со­циальная революция в XVII в. в силу тогдашних историче­ских условий приняла религиозное обличье, она оделась в суровый костюм пуританства.
В кромвелевском протекторате буржуазия исчерпала свою революционность и в 1660 г. в союзе с новым дворянством опять посадила на престол династию Стюартов в лице Кар­ла II, сына казненного короля. Произошла Реставрация. Но это была уже не та монархия: революция не прошла даром. Буржуазия укрепила свои позиции за счет старого феодаль­ного дворянства.
За революционное 20-летие (1641—1660 гг.) выросло и новое поколение людей, на образ мыслей которых револю­ция наложила сильный, хотя и весьма разный, отпечаток. Политика и религия (а они были неразрывно связаны) в ка­кой-то мере вышли из моды. Людям, юность которых при­шлась на 40-е и 50-е годы, претили схоластические споры, в которых библия служила главным источником аргументов.
От революции они унаследовали другое: дух буржуазной сво­боды, разума и прогресса. Яркое созвездие талантов засияло в науке. Задами первой величины были физик Роберт Бойль, философ Джон Локк и, наконец, великий Исаак Ньютон.
К этому поколению и кругу людей принадлежал Уильям Петти, по выражению Маркса, «отец политической экономии и в некотором роде изобретатель статистики».
1. Петти шагает сквозь века
Петти был если не знаменит, то хорошо известен уже при жизни. Мак-Куллох писал в 1845 г., что «сэр Уильям Петти был одной из самых замечательных личностей XVII столе­тия». Более того, он прямо называл Петти основателем тру­довой теории стоимости и проводил от него прямую линию к Рикардо.
И все-таки Уильям Петти был в полной мере открыт для науки лишь Марксом. Только Маркс, по-новому осветив всю историю политической экономии своим материалистическим и классовым анализом, показал подлинное место, которое за­нимает в ней гениальный англичанин. Петти — родоначаль­ник буржуазной классической политической экономии, кото­рая перешла к анализу внутренних закономерностей капита­листического способа производства, к поискам закона его движения.
Маркса сильно привлекала эта яркая и своеобразная лич­ность. «Петти чувствует себя основателем новой науки .», «Его гениальная смелость .», «Оригинальным юмором про­никнуты все сочинения Петти .», «Само заблуждение Петти гениально .», «Настоящий шедевр по содержанию и по фор­ме» — эти оценки из разных произведений Маркса дают представление о его отношении к «гениальнейшему и ориги­нальнейшему исследователю-экономисту».
Еще Мак-Куллох отметил довольно странный факт в судьбе литературного наследия Петти. При всей важности его роли, сочинения Петти никогда не издавались полностью и существовали лишь в старых разрозненных изданиях, став­ших к середине XIX в. библиографической редкостью. Мак-Куллох заканчивал свою заметку о Петти скромным пожела­нием: «Благородные потомки Петти, к которым перешли как немалая доля его таланта, так и его поместья, не могли бы воздвигнуть лучший монумент его памяти, чем издание пол­ного собрания его трудов».
Но «благородные потомки» Петти — графы Шелберны и маркизы Лэнсдауны — отнюдь не горели желанием выстав­лять на всеобщее обозрение своего предка, который был сы­ном небогатого ремесленника, приобрел богатство и дворян­ство не слишком благовидным способом и, по словам одного нового биографа, имел «громкую, но сомнительную репута­цию». Этот же биограф (Эмиль Страус) отмечает, между прочим, что и в серединеXX в.в фамильном архиве Лэнс-даунов оставалось много неизвестных трудов Петти.
Эта сторона дела свыше двух столетий представлялась на­следникам Петти более важной, чем научная и историческая ценность его сочинений. Только в самом конце XIX в. было издано первое, пока единственное и отнюдь не полное, собра­ние экономических работ Петти. Тогда же один из его по­томков опубликовал первую биографию Петти. В 20-х годах нынешнего века были изданы некоторые рукописи и пе­реписка.
Теперь стали яснее политические взгляды Петти, его об­щественная и научная деятельность, связи с крупнейшими учеными эпохи. Стали известны многие детали его жизни. Великие люди не нуждаются в подмалевке их портретов, в замазывании пороков и недостатков. Это в полной мере от­носится к Уильяму Петти. В истории человеческой культуры он останется не как крупный ирландский землевладелец и ловкий (хотя и далеко не всегда удачливый) придворный, а как смелый мыслитель, открывший новые пути в науке об обществе.
Историческая роль Петти заключается в первую очередь в том, что он выступил зачинателем направления, из которого вышла английская классическая политическая экономия. Современные буржуазные экономисты, признавая Петти большим ученым и яркой личностью, нередко отказывают ему в роли предшественника Смита, Рикардо и Маркса. Место Петти в науке часто ограничивают лишь созданием основ статистико-экономического метода исследований.
Шумпетер утверждает, что у Петти нет трудовой теории стоимости (и понятия стоимости вообще), нет сколько-нибудь заметной теории заработной платы, а следовательно, не может быть и намека на понимание прибавочной стоимости. Своей репутацией он якобы обязан только «декрету Маркса, которым Петти был объявлен основателем экономической науки», а также восторгам некоторых буржуазных ученых, которые, как намекает Шумпетер, так сказать, не предпола­гали, на чью мельницу они льют воду.
В целом ряде работ Петти рассматривается только как один из представителей меркантилизма, может быть, один из самых талантливых и передовых, но не более того. В край­нем случае ему ставится в заслугу помимо открытия стати­стического метода трактовка частных экономических про­блем и вопросов экономической политики: налогообложения, таможенных пошлин. Нельзя сказать, что эта точка зрения абсолютно господствует в современной буржуазной науке. Высказываются и иные взгляды. Роль Петти в экономической науке, связь его теории с теориями Смита, Рикардо и Маркса рассматриваются в более правильной исторической перспек­тиве. Однако ведущей является позиция, которую занимает Шумпетер.
2. От юнги до помещика
Юный Робинзон Крузо, герой романа Дефо, тайком бежал из дома и ушел в море. Так начались все его приключения, уже два с половиной столетия волнующие читателей. Подоб­ная история произошла в семье суконщика Энтони Петти из города Ромси в Хэмпшире (Южная Англия): его 14-летний сын Уильям отказался заниматься наследственным ремеслом и нанялся в Саутхэмптоне юнгой на корабль.
Уход в море был в Англии XVII и XVIII вв. обычной фор­мой протеста юношей против серой, будничной жизни, выра­жением искони присущей молодости тяги к приключениям и независимости. Это не было бунтом против буржуазного об­раза жизни: напротив, тяга к приключениям более или менее сознательно связывалась у этих юношей со стремлением к обогащению и к утверждению ‘своей личности в новом бур­жуазном мире. Такая черта полностью характерна и для мо­лодого Петти.
Через год Петти сломал себе на корабле ногу. По суровым обычаям того времени он был просто высажен на ближайшем берегу. Им оказалось нормандское побережье на севере Франции. Его выручили прирожденная практичность, спо­собности и удача. В автобиографии Уильям Петти с бухгал­терской точностью, опять-таки достойной деловитого Робин­зона, сообщает, с какой незначительной суммой денег он был свезен на берег, как он ее использовал, как увеличил свое «состояние» куплей и выгодной перепродажей разных мело­чей. Пришлось купить и костыли, от которых он, впрочем, скоро отделался.
Петти был своего рода вундеркиндом. Несмотря на скром­ное образование, которое могла ему дать городская школа в Ромси, он настолько знал латынь, что обратился к отцам иезуитам, имевшим свой коллеж в городе Кане, со стихотвор­ным латинским «заявлением» о приеме. То ли бескорыстно изумленные способностями юноши, то ли с расчетом сделать ценное приобретение для католической церкви, иезуиты при­няли его в колледж и взяли на свое содержание. Петти про­был там около двух лет и в результате, по его собственным словам, «приобрел знание латыни, греческого и француз­ского языков, всей обычной арифметики, практической гео­метрии и астрономии, важных для искусства навигации .». Математические способности Петти были замечательны, и он до конца жизни оставался в этой области на уровне дости­жений тогдашней науки.
В 1640 г. в Лондоне Петти зарабатывает на жизнь черче­нием морских карт. Потом он три года служит в военном флоте, где его способности к навигационному делу и карто­графии оказываются весьма полезными.
Эти годы — разгар революции, ожесточенной политиче­ской и идейной борьбы, начало гражданской войны. В прин­ципе 20-летний Петти — на стороне буржуазной революции и пуританской религии, но никакого желания лично ввязы­ваться в борьбу он не имеет. Его влечет наука. Он уезжает в Голландию и Францию, где изучает в основном медицину. Такая разносторонность не только признак личной талантли­вости Петти: в XVII в. выделение отдельных наук только на­чиналось, и ученая универсальность не была редкостью.
Следуют три счастливых года странствий, бурной деятель­ности, напряженного поглощения знаний. В Амстердаме Петти зарабатывает на жизнь в мастерской ювелира и опти­ка. В Париже он служит секретарем философа Гоббса, жи­вущего там в эмиграции. К 24 годам Петти вполне сложившийся человек, обладающий широкими знаниями, большой Энергией, жизнерадостностью и личным обаянием.
Вернувшись в Англию, Петти скоро становится в Оксфор­де, где он продолжает изучать медицину, и в Лондоне, с ко­торым его связывает работа ради денег, видным членом груп­пы молодых ученых. Эти люди сначала в шутку называли себя «невидимой коллегией», а вскоре после Реставрации соз­дали Королевское общество — первую академию наук нового времени. Когда в 1650 г. Петти получил в Оксфордском уни­верситете степень доктора физики и стал профессором ана­томии и вице-принципалом (нечто вроде проректора) одного из колледжей, «невидимая коллегия» стала собираться в его холостой квартире, которую он снимал в доме аптекаря.
Политические взгляды этих ученых, в том числе и Петти, не были особенно радикальны. Но дух революции, которая тем временем привела к провозглашению республики (май 1649 г.), наложил свою печать на всю их деятельность. В нау­ке они боролись против старой схоластики, за внедрение Экспериментальных методов. Петти впитал в себя и пронес через всю жизнь этот дух революции и демократизма, кото­рый в более поздние годы время от времени самым неподхо­дящим образом пробивался в богатом землевладельце и дво­рянине, мешая его успеху при дворе.
Петти, очевидно, был хорошим врачом и анатомом. Об этом говорят его успехи в Оксфорде, наличие у молодого профессора медицинских сочинений и последующее высокое назначение. В это время с Петти произошел случай, который впервые сделал его известным сравнительно широкой пуб­лике.
В декабре 1650 г. в Оксфорде, по варварским законам и обычаям той эпохи, была повешена некая Энн Грин, бедная крестьянская девушка, соблазненная молодым сквайром и об­виненная в убийстве своего ребенка. (Впоследствии выясни­лось, что она была невиновна: ребенок родился недоношен­ным и умер своей смертью.) После установления факта смер­ти она была положена в гроб. В этот момент на месте дейст­вия появился доктор Петти со своим помощником: цель их состояла в том, чтобы забрать труп для анатомических ис­следований. К своему изумлению, врачи обнаружили, что в повешенной теплится жизнь. Приняв срочные меры, они «воскресили» ее! Интересно дальнейшее развитие событий. Петти сделал три вещи, которые с разных сторон характери­зуют его натуру. Во-первых, он проделал серию наблюдений не только над физическим, но и над психическим состоянием своей необычной пациентки и четко зафиксировал их. Во-вторых, он проявил не только врачебное искусство, но и человечность, добившись от судей прощения Энн и организо­вав сбор денег в ее пользу. В-третьих, он со свойственной ему деловой хваткой использовал это происшествие для гром­кой саморекламы.
В 1651 г. доктор Петти внезапно оставил свою кафедру и вскоре получил должность врача при главнокомандующем английской армией в Ирландии. В сентябре 1652 г. Петти впервые сошел с корабля на ирландскую землю. Что побу­дило его так резко изменить течение жизни? Видимо, жизнь оксфордского профессора была слишком спокойной и мало­перспективной для молодого энергичного человека с изряд­ной долей авантюризма в характере.
Петти увидел Ирландию, только что вновь покоренную англичанами после неудачного восстания, опустошенную 10-летней войной, голодом и болезнями, Земля, принадле­жавшая ирландским католикам, участникам антианглийского восстания, подлежала конфискации. Этой землей Кромвель намеревался расплатиться с лондонскими богачами, давшими деньги на войну, а также с офицерами и солдатами победо­носной армии. Чтобы раздавать землю, надо было произвести замеры и составить планы земельных массивов, общая пло­щадь которых составляла миллионы акров. И надо было сделать это быстро, так как армия волновалась и требовала расплаты. Для середины XVII в. это была задача колоссаль­ной трудности: не было карт, не было инструментов, квали­фицированных людей, транспорта. На землемеров нападали крестьяне .
За эту-то задачу и взялся Петти, увидев тут редкостную возможность быстрого обогащения и выдвижения. Ему очень пригодились приобретенные в свое время знания по карто­графии и геодезии. Но понадобилось и другое: энергия, напо­ристость, ловкость. Петти взял у правительства и армейского командования подряд на «обзор земель армии». Платили ему в основном деньгами, собранными с солдат, которые должны были получить землю. Петти заказал в Лондоне новые инст­рументы, набрал армию землемеров в тысячу человек, соста­вил карты Ирландии, которые затем употреблялись в судах при разрешении земельных споров вплоть до середины XIX в. И это было сделано немногим более чем за один год. Поисти­не, все удавалось этому человеку. «Обзор земель армии» оказался для Петти, которому было в это время немного за тридцать, настоящим золотым дном. Приехав в Ирландию скромным медиком, он через несколько лет превратился в одного из самых богатых и влиятельных людей в стране.
Что было законно, а что незаконно в этом головокружи­тельном обогащении? Это вызывало при жизни Петти бур­ные споры и в известной мере зависит от точки зрения. Само ограбление Ирландии было незаконным. Петти действовал на этой основе, но сам всегда оставался в рамках формальной законности: не грабил, а получал от существующей власти; не воровал, а покупал; сгонял людей с земли не силой ору­жия, а по решению суда. Едва ли дело обходилось без взяток и подкупов, но ведь это считалось в порядке вещей .
Огромная энергия Петти, его страсть к самоутверждению, авантюризм — все это на некоторое время нашло свое выра­жение в мании обогащения. Получив, по его собственным данным, 9 тысяч фунтов стер­лингов чистой прибыли от выполнения подряда, он использо­вал эти деньги для скупки земли у офицеров и солдат, кото­рые не могли или не хотели дожидаться своих наделов и занимать их. Кроме того, землей он получил часть причитав­шегося ему вознаграждения от правительства. Точно неизве­стно, какие еще способы применял ловкий доктор для увели­чения своей собственности, но успех превзошел все ожида­ния. В итоге он оказался собственником нескольких десятков тысяч акров земли в разных концах острова. Позже его вла­дения еще более расширились. Одновременно он стал бли­жайшим помощником и секретарем лорда-наместника Ирлан­дии Генри Кромвеля, младшего сына протектора.
Два или три года Петти преуспевает, несмотря на интриги врагов и завистников. Но в 1658 г. Оливер Кромвель уми­рает, положение его сына становится все более шатким. Про­тив своей воли лорд-наместник вынужден создать специаль­ную комиссию для расследования действий доктора. Правда, в комиссию входят многие друзья Петти. К тому же борьбу за свое богатство и доброе имя он ведет с не меньшей энер­гией, блеском и искусством, чем борьбу за свои идеи. Ему удается оправдаться не только перед комиссией, но и перед парламентом в Лондоне (членом которого он был незадолго до этого избран). Из борьбы он выходит если не с триумфом, то, во всяком случае, без потерь. В политической сумятице последних месяцев перед Реставрацией 1660 г. дело Петти оказывается в тени, что его вполне устраивает.
Незадолго до Реставрации Генри Кромвель и его наперс­ник сумели оказать важные услуги видным роялистам, оказавшимся у власти после возвращения Карла II из изгнания. Сыну протектора это позволило с достоинством отойти от государственных дел, а Петти открыло доступ ко двору. В 1661 г. сын суконщика был возведен в рыцарское звание и стал именоваться сэр Уильям Петти. Это вершина его успеха в жизни. Он понравился королю Карлу, он посрамил врагов, он богат, независим и влиятелен .
Достоверно известно из документов и из переписки Петти, что королевская власть дважды предлагала ему пэрство. Од­нако он не без основания расценивал эти предложения как желание отделаться от просьб, которыми он действительно докучал королю и двору: дать ему реальный государствен­ный пост, на котором он мог бы осуществить свои смелые экономические проекты. Очень характерно для личности и стиля Петти объяснение причин его отказа от королевской милости в одном из писем: «Я скорее согласен быть медным фартингом, но имеющим свою внутреннюю ценность, чем латунной полукроной, как бы красиво она ни была отчека­нена и позолочена». При всем его честолюбии и корысто­любии этот человек был иной раз принципиален до упрям­ства!
Лишь смерть сэра Уильяма Петти сняла препятствия. Че­рез год его старший сын Чарлз был сделан бароном Шелберном. Однако это было ирландское баронство, не дававшее право заседать в палате лордов в Лондоне. Только правнук Петти занял это место и вошел в историю Англии как круп­ный политический деятель и лидер партии вигов под именем маркиза Лэнсдауна.
В АнглииXX в. крупнейших экономистов, оказавших важ­ные услуги правящим классам, стали делать пэрами за их научные труды. Первым таким аристократом от политиче­ской экономии стал Кейнс. Ныне в верхней палате заседает несколько видных экономистов.
3. Колумб политической экономии
Как известно, Колумб не собирался открывать Америку, а только искал морской путь в Индию. До конца жизни он не знал, что открыл новый континент.
Петти публиковал памфлеты, преследующие конкретные, порой даже корыстные цели, как все экономисты того вре­мени. Самое большое, что он приписывал себе,— это изобре­тение политической арифметики (статистики). В этом виде­ли его главную заслугу и современники. В действительности он сделал также нечто иное: своими высказанными, как бы между прочим, мыслями о стоимости, ренте, заработной плате, разделении труда и деньгах он заложил основы науч­ной политической экономии. Это и есть подлинная «эконо­мическая Америка», открытая новым Колумбом.
Первое серьезное экономическое сочинение Петти имено­валось «Трактат о налогах и сборах» и вышло в 1662 г. По­жалуй, это и важнейшее его сочинение: стремясь показать новому правительству, каким путем можно (несомненно, при его личном участии и даже под его руководством) увеличить налоговые доходы, он также изложил наиболее полно свои экономические взгляды.
К этому времени Петти почти забыл, что он врач. Его изо­бретательный и гибкий ум все более обращается к экономи­ке и политике. В его мозгу роятся проекты, планы, предложе­ния: налоговая реформа, организация статистической служ­бы, улучшение торговли . Все это находит свое выражение в его «Трактате». Но не только это. «Трактат» Петти можно рассматривать как самое важное экономическое сочинение XVII столетия, подобно тому, как книгу Адама Смита о бо­гатстве народов в XVIII столетии.
Через 200 лет Карл Маркс писал о «Трактате»: «В рас­сматриваемом нами произведении Петти по сути дела опре­деляет стоимость товаров сравнительным количеством содер­жащегося в них труда». В свою очередь, «от определения стоимости зависит и определение прибавочной стоимости». В этих словах Маркса в самой сжатой форме выражена суть научного достижения английского мыслителя. Интересно проследить за ходом его рассуждений. С острым чутьем человека новой, буржуазной эпохи он сразу, в сущности, ставит вопрос о прибавочной стоимости: « .мы должны попытаться объяснить таинственную природу как денежной ренты, называемой процентом, так и ренты с земель и домов». В XVII в. земля — основной объект при­ложения человеческого труда. Поэтому для Уильяма Петти прибавочная стоимость выступает в форме земельной ренты, в которой скрывается и промышленная прибыль. Про­цент он также выводит из ренты. Торговая прибыль мало ин­тересует Петти, что резко отличает его от толпы современ­ников-меркантилистов. Примечательно и выражение о таин­ственной природе ренты. Петти чувствует, что он стоит пе­ред большой научной проблемой, что внешность явления здесь отличается от сущности.
Далее идет неизменно цитируемое место. Предположим, что некто (этот некто будет далее не только героем ариф­метических задачников, но и экономических трактатов!) за­нимается производством зерна. Часть произведенногоимпродукта вновь пойдет на семена, часть будет потрачена на удовлетворение собственных потребностей (в том числе пу­тем обмена), а «остаток хлеба составляет естественную и истинную земельную ренту». Здесь намечено деление про­дукта и его стоимости на три основные части: 1) часть, пред­ставляющую возмещение затраченных средств производства, в данном случае семян; 2) часть, необходимую для поддер­жания жизни работника и его семьи, и 3) избыток, или чи­стый доход. Эта последняя часть соответствует введенным Марксом понятиям прибавочного продукта и прибавочной стоимости.
Любопытно, что в составе издержек средств производства Петти опускает другие затраты, помимо семян: навоз, износ лошади, плуга, серпа и т. и. Эти затраты не возмещаются зер­ном в натуре (поэтому Петти, возможно, и не учитывает их), но должны быть возмещены по стоимости. Скажем, через 10 лет пахарю потребуется новая лошадь. Из каждого годо­вого урожая он должен удерживать какую-то часть стоимости для последующей покупки этой лошади.
Заметим также, что здесь речь идет о производстве без наемного труда. Отчасти это можно объяснить тем, что Пет­ти стремится сделать свою «модель» возможно более простой и наглядной. Но вернее всего то, что простое товарное про­изводство (на своей земле, своими орудиями и без найма рабочих) в его времена имело большое значение, преобла­дая над капиталистически организованным хозяйством.
Далее Петти ставит вопрос: « .какому количеству англий­ских денег может равняться по своей стоимости этот хлеб или эта рента? Я отвечаю: такому количеству денег, которое в течение одинакового времени приобретает за вычетом сво­их издержек производства кто-нибудь другой, если он все­цело отдается производству денег, т. е. предположим, что кто-нибудь другой отправляется в страну серебра, добывая там этот металл, очищает его, доставляет его на место производ­ства хлеба первым, чеканит тут из этого серебра монету и т. д. Предположим далее, что этот индивидуум в течение того времени, которое он посвящает добыванию серебра, приобретает также средства, нужные для своего пропитания, одежды и т. д. Тогда серебро одного должно быть равно по своей стоимости хлебу другого; если первого имеется, на­пример, 20 унций, а последнего 20 бушелей, то унция сереб­ра будет представлять собой цену бушеля хлеба».
Очевидно, что приравнивание по стоимости частей зерна и серебра, представляющих собой прибавочный продукт, рав­носильно приравниванию всего валового продукта. Ведь эти последние 20 бушелей зерна ничем не отличаются от осталь­ных, скажем, 30 бушелей, которые возмещают семена и со­ставляют пропитание земледельца. Это же относится и к 20 унциям серебра, о которых выше идет речь. В другом ме­сте Петти выражает идею трудовой стоимости в чистом виде: «Если кто-нибудь может добыть из перуанской почвы и до­ставить в Лондон одну унцию серебра в то же самое время, в течение которого он в состоянии произвести один бушель хлеба, то первая представляет собою естественную цену дру­гого .»
Итак, Петти, по существу, формулирует закон стоимости. Он понимает, что этот закон действует крайне сложным об­разом, лишь как общая тенденция. Это выражается в следую­щих поистине удивительных фразах: «Я утверждаю, что именно в этом состоит основа сравнения и сопоставления стоимостей. Но я признаю, что развивающаяся на этой осно­ве надстройка (superstructure) очень разнообразна и слож­на».
Между меновой стоимостью, величина которой определяет­ся затратами труда, и реальной рыночной ценой — множе­ство посредствующих звеньев, которые безмерно усложняют процесс ценообразования. С необычайной прозорливостью Петти называет некоторые ценообраэующие факторы, с ко­торыми приходится считаться современным экономистам и плановикам: влияние товаров-заменителей, товаров-новинок, мод, подражания, традиций потребления.
Петти делает первые шаги на пути анализа самого труда, создающего стоимость. Ведь каждый конкретный вид труда создает только конкретное благо, потребительную стоимость: труд земледельца— зерно, труд ткача— полотно и т. д. Но в любом виде труда есть что-то общее, делающее все виды труда сравнимыми, а эти блага — товарами, меновыми стои­мостями: затрата рабочего времени как такового, затрата производительной энергии работника вообще.
Петти был в истории экономической науки первым, кто стал прокладывать путь к идее абстрактного труда, которая легла в основу марксовой теории стоимости.
Было бы странно искать у зачинателя и первооткрывателя какую-то стройную и законченную экономическую теорию. Опутанный меркантилистскими представлениями, он еще не может отделаться от иллюзии, что труд в добыче драгоцен­ных металлов — это все же какой-то особенный труд, наибо­лее непосредственно создающий стоимость. Петти не может отделить меновую стоимость, которая наиболее наглядно во­площается в этих металлах, от самой субстанции стоимо­сти — затрат всеобщего человеческого абстрактного труда. У него нет сколько-нибудь ясного понятия о том, что вели­чина стоимости определяется затратами общественно необхо­димого труда, типичными и средними для данного уровня развития хозяйства. Затраты труда, превышающие общест­венно необходимые, пропадают даром, не создают стоимость. Многое с точки зрения последующего развития науки можно признать у Петти слабым и прямо ошибочным. Но разве это главное? Главное в том, что Петти твердо стоит на избранной им позиции — трудовой теории стоимости — и успешно при­меняет ее ко многим конкретным проблемам.
Мы уже видели, как он понимал природу прибавочного продукта. Но там речь шла о простом товаропроизводителе, который сам присваивает произведенный им же прибавочный продукт. Петти не мог не видеть, что в его время значитель­ная часть производства велась уже на капиталистических началах, с применением наемного труда. Он должен был прийти к мысли, что прибавочный продукт производится не только и не столько для себя, сколько для владельцев земли и капитала. О том, что он пришел к этой мысли, свидетельствуют его соображения о заработной плате. Заработная плата работника определяется и должна опреде­ляться, по его мнению, только необходимым минимумом средств существования. Он должен получать не более, чем необходимо, «чтобы жить, трудиться и размножаться». Петти понимает в то же время, что стоимость, создаваемая тру­дом этого работника,— это совершенно иная величина, и, как правило, значительно большая. Эта разница и является источником прибавочной стоимости, которая у него высту­пает в виде ренты.
Хотя и в неразвитой форме, Петти выразил основное на­учное положение классической политической экономии: в цене товара, определяемой в конечном счете затратами тру­да, заработная плата и прибавочная стоимость (рента, при­быль, процент) находятся в обратной зависимости. Повыше­ние заработной платы при одном и том же уровне произ­водства может происходить лишь за счет прибавочной стоимости, и наоборот. Отсюда один шаг до признания прин­ципиальной противоположности классовых интересов рабо­чих, с одной стороны, и землевладельцев и капиталистов — с другой. Таков последний вывод, который сделает классиче­ская политическая экономия в лице Рикардо. Петти ближе всего подходит к такому взгляду, пожалуй, не в «Трактате», а в написанной в 70-х годах знаменитой «Политической ариф­метике», хотя и там мысль эта имеется лишь в зародыше.
Но в целом увлечение политической арифметикой как-то помешало Петти углубить свою экономическую теорию, по­нимание коренных закономерностей капиталистической эко­номики. Многие гениальные догадки «Трактата» остались не­развитыми. Цифры теперь увлекали его, они казались клю­чом ко всему. Еще в «Трактате» есть характерная фраза: «Первое, что необходимо сделать,— это подсчитать .» Она становится девизом Петти, каким-то заклинанием: надо под­считать, и все станет ясно. Создатели статистики страдали несколько наивной верой в ее силу.
Конечно, содержание главных экономических сочинений Петти не исчерпывается сказанным. Оно гораздо богаче. Сумма его идей — это мировоззрение прогрессивной бур­жуазии. Петти впервые исследует само капиталистическое производство и расценивает экономические явления с точки Зрения производства. В этом его решительное преимущество перед меркантилистами. Отсюда его критическое отношение к непроизводительным слоям населения, из которых он особо выделяет священников, адвокатов, чиновников. Он полагает, что можно было бы значительно уменьшить число купцов и лавочников, которые тоже «не доставляют никакого продук­та». Эта традиция критического отношения к непроизводи­тельным группам населения войдет в плоть и кровь класси­ческой политической экономии.
Стиль — это человек, как гласит старое французское изре­чение. Литературный стиль Петти необычайно свеж и ориги­нален. И не потому, что он владел какими-то литературными красотами и тонкостями. Наоборот, Петти лаконичен, прям и строг. Смелые мысли он выражает в смелой, безоговорочной форме. Он всегда говорит только главное и простыми сло­вами. Самая объемистая его работа не занимает в русском переводе и 80 книжных страниц.
Устав Королевского общества, одним из членов-учредите­лей которого был Петти, требовал, чтобы «во всех отчетах об опытах . излагалась только суть дела, без всяких предисло­вий, оправданий или риторических украшений». Это велико­лепное правило Петти считал применимым не только к есте­ственным, но и к общественным наукам и стремился следо­вать ему. Многие его работы и напоминают «отчеты об опытах». Правило это не мешало бы, впрочем, знать и руко­водствоваться им также современным экономистам и пред­ставителям других общественных наук. Простота не мешает видеть за строчками сочинений Пет­ти его яркую личность, неуемный темперамент, политиче­скую страстность. Этот богатый помещик, с его огромным на­пудренным париком и в роскошном шелковом кафтане (та­ков сэр Уильям на одном из поздних портретов), во многом оставался грубоватым простолюдином и слегка склонным к цинизму медиком. При всем своем богатстве и титулах, Пет­ти всегда неустанно работал — не только умственно, но даже физически. Его страстью было кораблестроение, и он без конца проектировал и строил необычные суда. В чертах его личности отчасти заключается объяснение его антипатий: он нутром ненавидел бездельников и паразитов. К самой коро­левской власти Петти относился строго. Заискивая перед двором, он в то же время писал вещи, которые никак не мог­ли понравиться королю и правительству: короли склонны к агрессивным войнам, и самый лучший способ удержать их от этого — не давать им денег для ведения войн.
4. Политическая арифметика
Английскому королю Карлу II больше всего в жизни хотелось превзойти в чем-то его августейшего родственника — фран­цузского короля Людовика XIV. Он устраивал балы и фейер­верки с оглядкой на Версаль. Но денег у него было гораздо меньше, чем у французского властелина.
Оставалась наука. Вскоре после Реставрации под покро­вительством всей королевской семьи было создано Королев­ское общество (английская академия наук), которым Карл мог гордиться с полным основанием. Такого у Людовика не было! Король сам делал химические опыты и занимался морским делом. Это было в духе времени.
Самым интересным и остроумным человеком в Королев­ском обществе был сэр Уильям Петти. В узком кругу король и высшие аристократы были вольнодумцами, а лучше Петти никто не умел поиздеваться над святошами всех вероиспове­даний. Однажды лорд-наместник Ирландии герцог Ормонд в веселой и, вероятно, не совсем трезвой компании попросил сэра Уильяма показать свое искусство. Забравшись на два поставленных рядом стула, Петти стал под общий хохот па­родировать проповедников разных церквей и сект. Увлек­шись, он начал, якобы устами священников, резко ругать, как пишет очевидец, «некоторых государей и губернаторов» за плохое управление, лицеприятие и корысть. Хохот стих. Гер­цог не знал, как утихомирить вызванного им самим духа.
И король и ирландские наместники любили слушать Пет­ти лишь до тех пор, пока он не начинал говорить о политике и Торговле. А он не мог не говорить об этом! Для него все другие разговоры были лишь поводом, чтобы изложить оче­редной проект. Один его проект был смелее и радикальнее другого. Это казалось опасным, докучным, лишним.
Почему проекты Петти почти всегда оказывались не ко двору? Некоторые из них были, при всей их гениальной сме­лости, просто утопичны. Но многие из них были вполне разумны с точки зрения своей эпохи. Суть, однако, заклю­чалась в том, что все они были сознательно и смело направ­лены на развитие капиталистического хозяйства в Англии и Ирландии, на более решительную ломку феодальных отно­шений. А монархия Карла II и его брата Иакова II, наоборот, цеплялась за эти пережитки, в крайнем случае шла под дав­лением буржуазии на половинчатые меры. Потому-то она и пала через год после смерти Петти.
Петти всегда смотрел на богатство и процветание Англии через призму сравнения с соседними странами. Своего рода Эталоном для него была Голландия. И он многократно воз­вращался в своих сочинениях к сложному вопросу: в чем причины ее успешного развития? Но с годами он все более убеждался, что позициям Англии непосредственно угрожает уже не Голландия, а более крупная и агрессивная держава — Франция. Его экономические идеи приобретают все более явный антифранцузский политический характер. К 1676 г. Петти заканчивает работу над своим вторым главным экономическим сочинением — «Политической арифметикой», но публиковать его не решается. Союз с Фран­цией — основа внешней политики Карла II. сэр Уильям не трус, но рисковать милостью двора у него нет охоты. «Политическая арифметика» распространяется в списках. В 1683 г. кто-то публикует сочинение Петти анонимно, без его ведома и под другим заглавием. Только после «славной революции» 1688—1689 гг. и связанного с ней резкого изме­нения политики Англии сын Петти (лорд Шелберн) издает «Политическую арифметику» полностью и под именем авто­ра. В предисловии он пишет, что издание книги его покойно­го отца было ранее невозможно, так как «доктрины этого сочинения задевали Францию».
Как противник Франции, Петти, конечно, достойный и дальновидный представитель английской буржуазии. Все следующее столетие, вплоть до начала XIX в., Англия будет упорно бороться с Францией и в этой борьбе укрепится как первая промышленная держава мира. Но в «Политической арифметике» важнее всего методы, которыми Петти доказы­вает свои положения. Это первая в истории науки работа, основанная на статистико-экономическом методе исследо­вания.
Можно ли представить себе современное государство без статистики? Очевидно, нельзя. Можно ли представить себе современное экономическое исследование без статистики? Можно, но трудно. Если автор даже оперирует «чистой тео­рией» в литературной или математической форме и не при­водит никаких статистических данных, он все равно неиз­бежно исходит из того, что они в принципе существуют и более или менее известны читателю.
Не так обстояло дело в XVII в. Статистики просто не было (как не было этого слова: оно появилось лишь в конце XVIII в.). Было очень мало известно о численности, разме­щении, возрастном и профессиональном составе населения. Еще меньше было известно об основных экономических по­казателях: производстве и потреблении основных товаров, доходах населения, распределении богатства. Только о нало­гах и внешней торговле были кое-какие данные.
Большой заслугой Петти было уже то, что он первым по­ставил вопрос о необходимости создания государственной статистической службы и наметил некоторые основные ли­нии сбора данных. Многократно возвращаясь в своих сочинениях к созданию статистической службы, он неизменно, как бы между прочим, отводил себе место ее руководителя. Этот придуманный им пост он называл по-разному, более или менее пышно, в зависимости от настроения и оценки своих шансов. К тому же он надеялся не только учитывать, но в какой-то мере и «планировать». Например, он делал удиви­тельные для своего времени расчеты «баланса рабочей силы»: сколько надо в стране врачей и адвокатов (других спе­циалистов с высшим образованием вXVII в., по существу, не было) и сколько студентов надо, следовательно, принимать каждый год в университеты.
Петти не только неустанно проповедовал необходимость статистики, но и блестяще использовал для доказательства своих экономических положений те немногие и не очень на­дежные статистические данные, какими он располагал. Пет­ти ставил перед собой конкретную задачу — доказать на основе объективных цифровых данных, что Англия не беднее и не слабее Франции. Отсюда вытекала более широкая зада­ча — дать в количественной форме оценку экономического состояния Англии его времени.
В предисловии к своей работе он пишет о методе политиче­ской арифметики: «Способ, каким я взялся сделать это, од­нако, не обычный, ибо, вместо того чтобы употреблять слова только в сравнительной и превосходной степени и прибегать к умозрительным аргументам, я вступил на путь выражения своих мнений на языке чисел, весов и мер (я уже давно стремился пойти по этому пути, чтобы показать пример по­литической арифметики), употребляя только аргументы, иду­щие от чувственного опыта, и рассматривая только причины, имеющие видимые основания в природе. Те же, которые за­висят от непостоянства умов, мнений, желаний и страстей отдельных людей, я оставляю другим».
Политическая арифметика Петти была прообразом стати­стики, а его метод предвосхищал целый ряд важных направ­лений в экономической науке. Он прозорливо писал о важ­ности исчисления национального дохода и национального бо­гатства страны — показателей, которые играют в современ­ной статистике и экономике огромную роль. Петти впервые произвел подсчеты национального богатства Англии. Материальное богатство Англии Петти оценивал в 250 млн. фунтов стерлингов, но к этому предлагал добавить денежную оценку самого населения в размере 417 млн. Эта парадоксальная идея глубже, чем может показаться на первый взгляд: Петти искал способ как-то оценить размеры личного элемента производительных сил — трудовых навыков, сно­ровки, потенциала развития техники.
С вопроса о численности и составе населения начинается вся экономическая теория Петти. Маркс записывает, изучая Петти: «У нашего приятеля Петти «теория народонаселения» совершенно другая, чем у Мальтуса . Население — богат­ство .». Оптимистическая точка зрения на рост народонасе­ления характерна для ранних представителей классической политической экономии. Мальтус в начале XIX в., напротив, утверждал, что главная причина бедноты трудовых классов является естественной и состоит в слишком быстром размно­жении.
Петти выполнил подсчеты национального дохода Англии. Из этих начинаний выросла современная система националь­ных счетов, позволяющая в обобщенной форме судить с из­вестной степенью точности о том, каков объем производства в данной стране, как произведенная продукция распределяет­ся на потребление, накопление и экспорт, каковы доходы основных классов и групп в обществе и т. д. Правда, подсче­ты самого Петти страдали существенными недостатками. Он исчислял национальный доход как сумму потребительских расходов населения, иначе говоря, считал, что накопляемой долей дохода, идущей на капиталовложения в здания, обо­рудование, на улучшение земли и т. д., можно пренебречь. Однако это допущение для XVII в. было реалистичным, по­скольку норма накопления была весьма низка и материаль­ное богатство страны возрастало медленно. Кроме того, неточность Петти была вскоре исправлена его последователя­ми в политической арифметике, особенно Грегори Кингом, который осуществил в конце XVII столетия поразительные по своей полноте и основательности расчеты национального дохода Англии. Он делит честь быть основателем демографической стати­стики. Из скромных трудов этих пионеров вырос весь мощ­ный современный инструментарий статистики с регулярными переписями населения, тонкими выборочными обследования­ми и применением электронно-счетной техники.
В каждой науке есть свои споры об авторстве и приорите­те. Иногда эти споры бесплодны и даже вредны для науки. Иногда они помогают уяснению истории науки и этим по­лезны. Такого рода дискуссия в истории статистики велась вокруг «проблемы Петти — Граунт». Суть дела такова. В 1662 г. в Лондоне вышла небольшая скромная книжка под заглавием: «Естественные и политические наблюдения над бюллетенями смертности, имеющие отношение к управлению, религии, торговле, воздуху, болезням и другим изменениям названного города. Сочинение Джона Граунта, гражданина Лондона». Несмотря на довольно мудреное и даже мрачное название, книжка вызвала немалый интерес и за несколько лет выдержала пять изданий, причем второе потребовалось в тот же год. Ею заинтересовался сам король, и по его прямо­му указанию Граунт был принят в только что основанное Королевское общество. Дело в том, что это была первая по­пытка разумно рассмотреть на основе имевшихся в то время скудных статистических данных важнейшие проблемы, зако­номерно волнующие людей: о смертности и рождаемости, о соотношении полов и средней продолжительности жизни, о миграции населения и основных причинах смерти.
Заслуга автора «Наблюдений» заключается в том, что он сделал первые робкие попытки подойти к важнейшему прин­ципу статистики: при достаточно большой статистической совокупности разрозненные явления, каждое из которых слу­чайно, подчиняются в целом весьма строгим и регулярным закономерностям. Рождение и смерть каждого отдельного человека — случайность, но смертность или рождаемость в данной стране (или даже в большом городе, области) — удивительно определенная и медленно меняющаяся величи­на. Сами ее изменения могут быть обычно научно объяснены и даже иногда предсказаны. Строгие математические основы статистики были заложены в следующем,XVIII столетии. Но некоторые исходные идеи содержались в книжке безвестного лондонского лавочника.
Джон Граунт имел галантерейную лавку в Сити, был са­моучкой и занимался научными изысканиями «в свободное от работы время». Петти подружился с ним еще в конце 40-х годов, и в то время Граунт даже покровительствовал ему. В 60-х годах роли переменились, но это не омрачило их дружбу. Граунт был в это время ближайшим другом Петти, его доверенным лицом в Лондоне и посредником между ним и Королевским обществом.
Когда книжка Граунта привлекла к себе интерес, в лон­донских ученых кругах возникли разговоры, что ее подлин­ный автор — сэр Уильям Петти, который по каким-то причи­нам предпочел укрыться за никому не известным именем. Эти разговоры усилились после смерти Граунта. В сочине­ниях и письмах самого Петти можно найти места, в извест­ной мере подкрепляющие эту версию. С другой стороны, он совершенно ясно писал о «книге нашего друга Граунта».
В XIX в. вопрос об авторстве «Наблюдений» вызвал в анг­лийской литературе довольно большую дискуссию. В настоя­щее время «проблему Петти — Граунт» можно считать ре­шенной. Главным автором книги и ее основных статистиче­ских идей и методов был все же Джон Граунт. Но по своим социально-экономическим взглядам он находился под явным влиянием Петти, который, возможно, написал предисловие и заключение, где эти взгляды выражаются. Весьма вероятно, что Петти принадлежит общий замысел работы, но ее испол­нение — несомненно дело Граунта.
Главный аргумент «партии Петти» состоял в том, что Гра­унт, человек простого происхождения, без систематического образования и ничем другим не замечательный, просто «не мог» написать такую книгу. Как отмечает советский исследо­ватель истории статистики М. В. Птуха, этот аргумент напо­минает доводы тех, кто отрицает авторство Шекспира и счи­тает, что его творения написаны не то графом Оксфордом, не то сэром Френсисом бэконом, не то еще кем-то из знат­ных современников 1. Роль Уильяма Петти в истории науки очень велика, он вовсе не нуждается в том, чтобы ему при­писывали чужие заслуги.
Граунт был разорен «великим лондонским пожаром» 1666 г. Вскоре после этого он перешел в католическую веру, что подорвало и его общественное положение. Возможно, все Это ускорило его смерть. Как пишет Джон Обри, друг и пер­вый биограф Петти, на похоронах Граунта «со слезами на глазах был искусный и великий virtuoso сэр Уильям Петти, его старый и близкий друг».
С этим пожаром, который уничтожил половину средневеко­вого Лондона и расчистил место для строительства нового города, связана одна из самых смелых в исторической пер­спективе идей Петти. После пожара неутомимый прожектер представил правительству план расчистки и перестройки го­рода. ззголобок гласил, что план составлен исходя из пред­положения, что «вся земля и развалины принадлежат кому-то одному, имеющему достаточно средств для выполнения ра­боты, а также обладающему законодательной властью, чтобы разрубать все узлы». Иначе говоря, он, очевидно, исходил из идеи государственной или муниципальной собственности на землю и здания в противоположность существующей част­ной собственности, уже тогда мешавшей здоровому разви­тию города.
Достаточно вспомнить, какие проблемы и трудности поро­дила и порождает частнокапиталистическая собственность для роста Лондона и Парижа, Нью-Йорка и Токио, чтобы по достоинству оценить эту мысль, высказанную более 300 лет назад.
5. Эпоха и человек
Крупнейшие мыслители меркантилизма подходили к взгляду, что в экономических процессах действуют определенные за­кономерности, не зависящие в принципе от воли людей. Но вместе с тем они преувеличивали роль государства в этих процессах, а «вульгарные» меркантилисты просто полагали, что абсолютистское государство может по своей воле управ­лять хозяйством. Для них было нередко свойственно то, что мы теперь называем волюнтаризмом в экономике.
Петти одним из первых выразил идею о наличии в эконо­мике объективных, познаваемых закономерностей, которые он сравнивал с законами природы и потому называл естест­венными законами. Это был большой шаг вперед в развитии политической экономии: она получала научную базу.
Сама идея экономического закона могла возникнуть лишь тогда, когда основные экономические процессы — производ­ство, распределение, обмен и обращение — приняли регуляр­ный, массовый вид, когда отношения людей приобрели пре­имущественно товарно-денежный характер. Купля и продажа товаров в, наем рабочей силы, аренда земли, денежное обраще­ние,—лишь при более или менее полном развитии таких от­ношений люди могли подойти к мысли, что во всем этом есть какой-то стихийный порядок.
Меркантилисты занимались по преимуществу одной сфе­рой экономической деятельности — внешней торговлей. Но элементы не подлежащего оценке риска, спекуляции, неэк­вивалентного обмена, внеэкономического обогащения (или, наоборот, потерь) были слишком велики в этой сфере, чтобы из ее описания и зачаточного анализа можно было вывести надежные закономерности.
Напротив, Петти менее всего занимается внешней торгов­лей. Его интересуют повторяющиеся, закономерные про­цессы. Он ставит вопрос о законах, которые естественным об­разом определяют заработную плату, ренту и даже, скажем, налоговое обложение.
К концу XVII в. Англия уже становится самой развитой буржуазной страной. Это была в основном мануфактурная стадия капиталистического производства, когда его рост до­стигается еще не столько путем внедрения машин и новых методов, сколько путем расширения капиталистического раз­деления труда на базе старой техники: рабочий, который специализируется на какой-либо одной операции, достигает в ней большого искусства, в результате чего повышается производительность труда. Прославление разделения труда начинается в политической экономии с отдельных замечаний Петти, показывающего его эффективность на примере изго­товления часов, и завершается Адамом Смитом, который кла­дет его в основу своей системы.
Во времена Петти и в промышленности и в сельском хо­зяйстве производство уже в значительной мере велось на ка­питалистических началах. Подчинение ремесла и мелкого земледелия капиталу проходило медленно и по-разному в от­дельных отраслях и местностях. Еще существовали огромные массивы докапиталистических форм производства. Но тен­денция развития выявилась, и Петти одним из первых отме­тил это.
Наряду с шерстяной промышленностью, которая остава­лась основой английской экономики и торговли, росли такие отрасли, как добыча каменного угля и выплавка чугуна и стали. В 80-х годах XVII в. в среднем за год добывалось уже около 3 млн. тонн угля против 200 тыс. тонн в середине XVI в. (Но уголь еще использовался почти целиком как топ­ливо: процесс коксования не был открыт, металл плавили на древесном угле, истребляя леса.) Эти отрасли с самого на­чала развивались как капиталистические.
Менялась и деревня. Класс мелких земельных собственни­ков, которые вели натуральное и мелкотоварное хозяйство, постепенно исчезал. Как их участки, так и общинные земли все более сосредоточивались в руках крупных лендлордов, сдававших землю в аренду фермерам. Наиболее состоятель­ные из этих фермеров уже вели капиталистическое хозяйст­во, используя наемную рабочую силу.
Напомним, что сам Петти был крупным землевладельцем. Однако в своих сочинениях он, за редкими исключениями, вовсе не выражал интересы земельной аристократии,
Ленин сказал о Льве Толстом, что до этого графа настоя­щего мужика в литературе-то и не было. Перефразируя, можно сказать, что в политической экономии не было настоя­щего буржуа до этого лендлорда. Петти ясно понимал, что рост «богатства нации» возможен лишь путем развития ка­питализма. В какой-то мере он осуществлял эти идеи в своих поместьях. Сдавая землю в аренду, он добивался, чтобы фер­меры улучшали землю и способы ее обработки. На своей земле он организовал колонию английских переселенцев-ре­месленников.
Петти как человек — само кричащее противоречие. Боль­шой мыслитель выступает перед беспристрастным биогра­фом то – как легкомысленный авантюрист, то – как ненасытный корыстолюбец и упрямый сутяга, то – как ловкий царедворец, то – как несколько наивный хвастун. Неуемная жажда жизни была, пожалуй, его самой характерной чертой. А формы она принимала такие, какие диктовали общественные условия. В известном смысле богатство и почести представляли для него не самоцель, а какой-то спортивный интерес. Он, види­мо, испытывал внутреннее удовлетворение, проявляя таким Закономерным для своей эпохи и условий образом энергию, ловкость, практическую сметку. На его образ жизни и мыс­лей мало повлияли богатство и титул.
Джон Эвелин, лондонский знакомый Петти, описывает в своем дневнике за 1675 г. роскошный ужин в доме Петти на Пикадилли и рассказывает: «Когда я, бывая в его великолеп­ном дворце, вспоминаю, что знавал его в неважных обстоя­тельствах, он сам удивляется, как с ним все это случилось. Он не очень-то ценит и любит шикарную мебель и все эти теперешние безделушки, но его элегантная леди (Речь идет о жене Петти, красивой и энергичной вдове бога­того помещика. У Петти было пятеро детей) не может выносить ничего посредственного и такого, что не было бы замечательным по качеству. Сам же он относится ко всему этому весьма безразлично и по-философски. «А что здесь делать? — случается ему говорить.— Я с таким же удоволь­ствием могу поваляться и на соломе». И действительно, он довольно небрежен в отношении своей собственной особы».
Всю жизнь у него были враги — явные и тайные. Среди них были завистники, политические противники и люди, нена­видевшие его за едкие, безжалостные насмешки, на которые он был мастер. Одни пускали против него в ход физическую силу, другие плели интриги. Однажды на улице в Дублине он подвергся нападению некоего полковника в сопровождении двух «помощников». Сэр Уильям обратил их в бегство, хотя сам едва не лишился левого глаза от удара острием трости полковника.
Больше огорчений доставляли враги, строившие ему козни при дворе, у ирландских наместников, в судах. В письмах Петти к друзьям в последние годы жизни много горьких жа­лоб и желчного разочарования. Иногда он становится мело­чен, бранится и жалуется по пустякам. Но природный опти­мизм и юмор превозмогают все. Он снова строит планы, сно­ва представляет доклады и . снова терпит неудачи.
Жизнь его с 1660 г. проходит то в Ирландии, то в Лондоне. Лишь в 1685 г. он окончательно переселяется в Лондон с се­мьей и со всем движимым имуществом, в котором главное — 53 ящика бумаг. В том же году умирает Карл II и на престол вступает Иаков II. Новый король как будто расположен к Петти и благосклонно принимает его проекты, над которыми старик работает с новым приливом сил. Но и это скоро ока­зывается иллюзией.
В декабре 1687 г. Петти умер. Похоронили его в родном го­роде Ромси. Сэр Уильям Петти имел у современников троякую репу­тацию: во-первых, блестящего ученого, писателя, эрудита; во-вторых, неукротимого прожектера и фантазера; в-третьих, ловкого махинатора, человека жадного и не слишком раз­борчивого в средствах. Эта третья репутация преследовала Петти, начиная с его «подвигов» при дележе ирландских Земель и до самой смерти. И она имела под собой осно­вания.
Посмотрим на вторую половину жизни Петти как на био­графию собственника и дельца. Перелом в его жизни наступает в 1656—1657 гг., когда он из интеллигента-разночинца превращается сначала в спекулянта и авантюриста, а затем в богатого помещика. Эта перемена неприятно поразила его лондонских и оксфордских ученых друзей. Петти волнуется и страдает от этого, он пишет Бойлю, мнением которого осо­бенно дорожит, заклиная его не делать поспешных выводов, дать ему возможность лично объяснить ход событий. Время отчасти стирает возникшее отчуждение, но следы его остаются.
Сразу после Реставрации Петти приходится вступить в жестокую борьбу за свои поместья: на них претендуют быв­шие владельцы, из которых иные пользуются поддержкой но­вого правительства. Он бросается в эту борьбу со всей энер­гией и страстью, вкладывает в нее огромные душевные силы и время. Ему удается в основном сохранить свои раз­бросанные по всему острову земли, он торжествует. Но бес­конечные земельные тяжбы преследуют его.
И этого ему мало! Вопреки своим принципам, вопреки увещеваниям друзей он бросается в новую авантюру: всту­пает в компанию налоговых откупщиков — богатых финан­систов, откупавших у правительства право взимать налоги и грабивших страну. Петти в своих сочинениях резко высту­пает против системы налоговых откупов, душивших пред­принимательство и производство, а своих компаньонов он почти открыто называет жуликами и кровососами. И все-таки вносит аванс! Скоро он ссорится с «кровососами», но не мо­жет получить обратно свои деньги. Теперь он вовлечен еще в одну тяжбу — самую жестокую и бессмысленную. Петти запутывается в ней, как в сетях, приходит в ярость, вызы­вает у друзей сожаление, у врагов — злорадство. В 1677 г. он даже попадает на короткое время в тюрьму «за неуваже­ние к суду». Эти скандалы губят последние шансы Петти на политическую карьеру, к которой он постоянно стремится. Ему отказывают в должностях, которых он добивается, что­бы осуществлять свои проекты.
Собственник стал рабом собственности. Петти сам сравни­вал себя в одном из писем с рабом, который прикован к ска­мье галеры и изнемогает, гребя против ветра. Это трагедия талантливого человека, энергия и силы которого растрачи­ваются в волчьем мире денег, рент, откупов: буржуазная тра­гедия.
Современники ощущали эту трагедию, но воспринимали ее, конечно, иначе, чем мы. Их изумлял разрыв между феноме­нальными способностями Петти и его незначительными успехами на политическом и государственном поприще. Эвелин писал, что трудно представить себе человека, лучше пони­мающего государственные дела. Он продолжал: «Во всем мире не найдется человека, столь же способного управлять промышленностью и ростом торговли . Если бы я был госу­дарем, я бы сделал его по меньшей мере своим вторым со­ветником».
Между тем Петти не добился большего, чем пост ничего не решавшего чиновника в морском министерстве . Сам Петти далеко не всегда был слеп к убожеству своих повседневных дел, истощавших его мысль и энергию. Порой он сардонически смеялся над собой. Но выйти из порочного круга не мог. Предельный лаконизм сочинений Петти — их достоинство и выражение его характера. Но вместе с тем это — следствие его занятости другими делами.
В 1682 г. Петти написал по конкретному поводу споров о перечеканке английской монеты небольшую работу под на­званием «Разное о деньгах» (или «Кое-что о деньгах»). Она написана в форме 32 вопросов и кратких ответов. Это «кое-что» как бы стальной каркас научной теории денег, несущая конструкция, которую оставалось заполнять другими мате­риалами — уточнениями, деталями, иллюстрациями, ставить перегородки между разделами и проблемами.
Маркс говорит о скромной записке, адресованной лорду Галифаксу и не увидевшей света при жизни автора, что эта работа является «до конца отделанной, как бы вылитой из одного куска . Последние следы меркантилистских воззре­ний, встречающихся в других сочинениях Петти, здесь совер­шенно исчезли. Эта небольшая работа — настоящий шедевр по содержанию и по форме .».
Петти трактует деньги как особый товар, выполняющий функции всеобщего эквивалента. Стоимость его, как и всех товаров, создается трудом, а меновая стоимость количествен­но определяется размерами трудовых затрат в добыче драго­ценных металлов в сравнении с затратами в других сферах производства. Количество необходимых для обращения де­нег определяется размерами торгово-платежного оборота, т. е. в конечном счете количеством реализуемых товаров, их ценами и частотой обращения денежных единиц в разных сделках (скоростью обращения). Полноценные деньги могут быть в известных пределах заменены бумажными деньгами, выпускаемыми банком.
Теория денег и кредита в течение последующих двух сто­летий во многом развивалась в рамках идей, высказанных здесь (и в некоторых других сочинениях) Уильямом Петти, или в полемике с этими идеями.
Однако вместе с тем это скромное сочинение, где многие мысли лишь конспективны и эскизны, показывает, какие воз­можности теоретического мышления были заключены в этом человеке. Он сделал лишь какую-то часть того, что мог бы сделать. И хотя подобную вещь можно, вероятно, сказать о любом человеке, в отношении Петти это особенно примени­мо и особенно важно.
Список литературы:
Майбурд Е.М. Введение в историю экономической мысли. – М: Дело, 1996.
Аникин А.В. Юность науки. Жизнь и идеи мыслителей-экономистов до Маркса. – М: Политическая литература, 1985.