Александра Георгиева
В первые годы начавшегося века в центре внимания научной, медицинской и просто широкой общественности, безусловно, находится все, что связанно с возможностями лечения стволовыми клетками (СК).
Во многих публикациях помимо раскрытия медицинских аспектов новых технологий, которые получили название клеточных регенеративных (восстановительных) технологий (КРТ), упоминается о существовании ряда этических проблем, как объективных преградах на пути развития методов лечения эмбриональными стволовыми клетками.
В нашей статье мы попытаемся раскрыть содержание собственно этических проблем лечения стволовыми клетками, и предложить начать в России дискуссию о границах допустимости и возможностях применения терапии стволовыми клетками, как цивилизационного условия для принятия закона об использовании СК. Собственно этические проблемы
Этика, как известно, — это система знания о человеческих взаимоотношениях. Одна из этических проблем новейших исследований в области клеточных регенеративных технологий (КРТ) — существование разногласий между учеными, политиками, юристами, философами о возможностях применения человеческих СК.
Можно или нельзя применять человеческие СК для лечения болезней? Оправдано ли использование одной человеческой жизни ради другой? Правильно ли стремиться к собственному здоровью за счет разрушения другой человеческой жизни? Можно ли разрушать жизнь человеческого эмбриона для получения СК?
Возникновение вопросов предполагает возможность двух основных ответов — «да» и «нет». Разные ответы и противоположные интересов порождают конфликты, сложнейшие социально-политические ситуации, этически непростые задачи.
Для того чтобы выйти на уровень их решения, нам необходимо иметь представление о сути самих КРТ.
Взрослый человеческий организм включает 250 типов клеток. Все это многообразие возникает из одного источника — стволовых клеток эмбриона (СК), которые в своем развитии проходят стадии тотипотентности, полипотентности, малопотентности, достигая, наконец, монопотентности, т.е. клеток-предшественниц того или иного типа клеток, например, печени и т.п. По определению Ю.М. Лопухина «стволовые клетки — это клетки, способные трансформироваться в более чем одну форму человеческих тканей».
Где находятся эти клетки? Во-первых, они являют собой человеческий эмбрион на ранней стадии развития, во-вторых, они сконцентрированы в пуповинной крови, в-третьих, они находятся в костном мозге взрослого человека (стромальные СК).
Каковы методы их получения? При получении СК из пуповинной крови, особенно при информированном согласии родителей, и из костного мозга пациента (так называемые аутологичные СК клетки) опять же при его информированном согласии, этических проблем практически не возникает.
Вся острота этических проблем концентрируется вокруг получения СК из человеческих эмбрионов и фокусируется на методах извлечения СК из эмбрионов ранних стадий развития, связанных с его разрушением. Именно здесь встает вопрос: правомерно ли уничтожение человеческой жизни для использования продуктов ее разрушения для другой человеческой жизни? Каково соотношение целей и средств подобного действия? Можно ли благими целями (развитие науки и лечение болезней) оправдать средства их достижения (уничтожение человеческой жизни или использование продуктов ее уничтожения)?
Соломонова мудрость, как вершина мудрости человеческой, предостерегает от ошибочного “… пути всякого, кто алчет чужого добра: оно отнимает жизнь у завладевшего им” (Притч.,1,19). Классическая этика так же отвечает на эти вопросы отрицательно. Согласно категорическому императиву Канта использование человека в качестве средства для достижения цели другого человека аморально. Известна и другая формулировка: свобода действий любого человека ограничена свободой другого человека.
Этот классический этический принцип лежит в основе Федерального закона «О науке и государственной научно-технической политике» (1996г.). Статья 3, п.2 «гарантируют субъектам научной и (или) научно-технической деятельности свободу творчества, предоставляя им право выбора направлений и методов проведения научных исследований и экспериментальных разработок; признают право на обоснованный риск в научной и (или) научно-технической деятельности», с одной стороны. А с другой стороны, согласно статье 4, п.6 «научный работник имеет право на мотивированный отказ от участия в научных исследованиях, оказывающих негативное воздействие на человека, общество, и окружающую природную среду». А согласно п.7 «Научный работник обязан: осуществлять научную, научно-техническую деятельность и (или) экспериментальные разработки, не нарушая права и свободы человека, не причиняя вреда его жизни и здоровью».
Как ни специфична медицинская профессиональная этика, но и ее основной принцип — «не навреди!»- есть ничто иное, как приложение классического этического принципа к профессиональной медицинской деятельности. Нанесение вреда регенеративными технологиями, уничтожающими человеческую жизнь на ранних стадиях развития, — реальность. Нанесение вреда регенеративными технологиями больному человеку — возможность, так как врач-исследователь не в состоянии сегодня дать ответы на вопросы:
— как определить или задать нужную специализацию клеток и избежать их нежелательных превращений?;
— как будут вести себя СК, попав в больной (а не здоровый) организм?;
— как они найдут необходимую локализацию или попадут туда, куда требуется?
— приживутся ли они или вызовут в будущем нежелательные клеточные новообразования?
Под тяжестью этих вопросов возникает проблема — какова мера и цена научно-технической деятельности и экспериментальных разработок, насколько необходимы медицинские исследования, рассчитанные на извлечение СК из человеческих эмбрионов?
Тем не менее расчетливый и прагматичный человеческий рассудок, опираясь на благородные цели регенеративных технологий — лечение болезней, и попирая средства (человеческую жизнь) вышел на уровень практики использования человеческих эмбрионов.
Каковы же существующие методы получения эмбриональных СК? К основным можно отнести следующие три:
— получение СК из зародышевых клеток, выделенных из абортированных человеческих плодов;
— получение СК из внутренней клеточной массы бластоцист человека, полученных оплодотворением in vitro;
— получение СК из эмбрионов, созданных с помощью перенесения в человеческий ооцит соматического ядра (терапевтическое клонирование).
Весьма интересна этическая оценка данных методов немецкими исследователями Томасом Хайнеманом (Tomas Heineman) и Людгером Хонефельдером (Ludger Honefelder). Из трех перечисленных методов абсолютно этически неприемлемы последние два, так как СК извлекаются в данных случаях из тотипотентных клеток, т.е. клеток, из которых может сформироваться человеческий организм, человек может быть рожден и быть усыновлен.
Получение клеток, выделенных из абортированных человеческих плодов, оценивается как менее проблематичное в этическом отношении. Хотя аморальность самого аборта не вызывает сомнения, в частности в Германии, где принят «Акт о защите эмбриона человека», по которому налогается строгий запрет на любую манипуляцию над человеческим эмбрионом, за исключением манипуляции, целью которой является сохранение и спасение эмбриона.
Использование (утилизация) абортивных человеческих эмбрионов — еще одна этическая проблема. Можно ли выйти на уровень морального одобрения использования абортивных человеческих эмбрионов для терапии и для научных исследований?
Для ответа на этот вопрос — можно или нельзя — мы попытаемся спрогнозировать последствия утилизации. Ведь прежде чем признать или разрешить что-либо, особенно то, что вызывает сомнения и вопросы, необходимо проанализировать возможные последствия нашего признания, чтобы предохранить человека и общество от возможных угроз и бед. Допустим, мы признаем, что можно одобрить использование абортивных человеческих эмбрионов для терапии. Чем это для нас обернется? Согласно статистике в США проводились первоначальные эксперименты лечения диабета с помощью пересадки эмбриональных клеток. Для одной операции требовалось — 8 абортированных эмбрионов в возрасте 14-20 недель. В США 1,5 миллиона человек страдают диабетом. Сколько понадобится абортированных эмбрионов для «излечения» всех, страдающих диабетом? 12 миллионов. Однако в год в США абортируется только 120.000 эмбрионов. Продолжим наши подсчеты. Если к больным диабетом прибавить больных, страдающих болезнями, которые уже сегодня рассматриваются как области клинического применения стволовых клеток, как то: болезни Паркинсона, Альцгеймера, рассеянный склероз, инсульты, повреждения спинного мозга, инфаркты миокарда, врожденные пороки сердца, остеоартриты, иммунодефициты, лейкемии, опухоли, врожденные болезни крови, гепатиты, циррозы, ожоги, незаживляющиеся раны, остеопорозы, макулярную дистрофию, мышечную дистрофию, то требуемое для «лечения» число абортных эмбрионов должно возрасти в миллионы раз. Что следует из этого? Ситуация конфликта «спроса и предложения» в условиях рыночной экономики способна породить ситуацию, когда за аборт женщине будут платить большие деньги. Подобное предложение неизбежно порождает коммерцилизацию способности женщины быть источником яйцеклеток для производства стволовых клеток, а так же неизбежную практику продажи матери своего умерщвленного ею же ребенка. Что может быть более безнравственным в человеческом обществе? Более нет ничего. Перед этой практикой меркнут все человеческие преступления.
По истине, «не хвались завтрашним днем, потому что не знаешь, что родит тот день»( Притч. 27,1)
Ситуация, которую мы описали, — пример действия морального правила «наклонной плоскости», согласно которому малое отступление от морального принципа неуклонно влечет за собой все большие. Но если наш пример — это идеальная, в смысле воображаемая ситуация, то реальным примером действия этого морального правила является следующая реальная ситуация. Всего лишь тридцать лет легальной абортной практики в Европе (70-ые годы ХХ века) привели врачей к началу европейской легализации эвтаназии, т.е. умерщвления врачом больного и к обсуждению возможной легализации эмбриональной терапии, в основе которой лежит извлечение и использование стволовых клеток эмбриона. Даже если положительные результаты эмбриональной терапии не будут вызывать сомнений, даже при этих предполагаемых условиях, ограничения на ее использования необходимы в том случае, если общество заботит проблема его самосохранения и безопасности. «Благоразумный видит беду и укрывается, а неопытные идут вперед и наказываются» (Притч.22,3). Что может защитить жизнь человеческих эмбрионов от цунами «наклонной плоскости»?
Должна ли существовать форма защиты человеческих эмбрионов и что какой она может быть?
Подлинной и единственной защитой для человеческих эмбрионов оказывается защита моральная. Этой формой защиты является собственно человеческое достоинство человеческого эмбриона, т.е. то, что это живое существо принадлежит к человеческому роду. Понятие «достоинство» неразрывно связано с понятиями «достижение», «достигнуть», «достойный», которые прежде всего четко фиксируют планку, место, или уровень отношения в человеческих отношениях. Как же человек должен относится к человеку? На этот вопрос отвечает уникальное и единственное в своем роде знание — мораль. Компетенция морали — формулировка правил поведения человека, принципов отношений к человеку, норм, регулирующих отношение «человек — человек». Этот уровень отношений формирует человеческое достоинство. Человеческое достоинство эмбриона непосредственно определяет его моральный статус, как субъекта моральных отношений между ним и другого субъекта. Моральный статус человеческого эмбриона
Действительно, любое моральное отношение предполагает наличие, по крайней мере, двух субъектов для того, чтобы это отношение могло состояться (S+S).
Первый субъект морального отношения — это тот человек, кто относится к кому-то. Второй субъект — это тот человек, к кому кто-то относится. Например, моральное отношение благодарности, безусловно, предполагает того, кто испытывает чувство благодарности и того, к кому относится эта благодарность. Или, например, такое моральное отношение, как ненависть, опять же не может быть бессубъектной. Как правило кто-то ненавидит кого-то. И любовь — это отношение, предполагающее того, кто любит и того, на кого это чувство направлено.
Моральное отношение, в отличие от каких-либо отношений другого рода, например, производственных, как правило, всегда эмоционально окрашено, имеет четкую направленность, напряженность, намеренность, устремленность.
Именно эта эмоциональная и целевая направленность к другому человеку, как субъекту или цели нашего отношения, фиксируется понятием «интециональность» (от английского intention — намерение, стремление, цель).
В контексте обсуждаемой проблемы статуса эмбриона, понятия «мать» и «отец» уникальны тем, что представляют собой понятия, содержащие морально-интенциональное содержание. Каждое из этих понятий предполагает наличие ребенка, существа, родителями которого они являются. «Мать» чья? «Отец» кого? Понятия «ребенок», «дитя», также морально-интенциональны, ибо предполагают, включают наличие родителей, их зачавших и родивших. Само русское слово «беременность» уходит своими корнями в древние слова «бремя», «беру», в которых сохраняется значение «нести» и «сохранять». Смысл этих слов раскрывается в дополнении — «кого», «что» нести и сохранять. Неудивительно, что в «Конвенции о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин» ГА ООН 1979г. (ст.5) утверждается «понимание материнства как социальной функции и признание общей ответственности мужчин и женщин за воспитание и развитие своих детей…» При этом, «во всех случаях интересы детей являются преобладающими».
Однако новое человеческое существо, растущее в теле женщины, еще не дитя, а эмбрион. Тем не менее этот организм имеет свои биохимические, биофизиологические параметры, отличные от материнских. Во-первых, геном зачатого существа всегда уникален и отличен от генома женщины. Зачатое существо представляет собой индивидуальный на генетическом уровне субъект, которого никогда ранее в мире не существовало, и которого никогда в будущем не будет существовать. Во-вторых, тела матери и ребенка могут иметь разные биохимические показатели крови. В-третьих, он в половине случаев беременностей является существом другого — мужского — пола. В-четвертых, субъект бремени может существенно обременять женщину, вплоть до явных ощущений принципиальных изменений своего физического состояния в широком диапазоне проявлений этого изменения — от прекращения менструального цикла до различных форм токсикоза, сопровождающихся изнуряющей рвотой.
Жизнь любого человеческого существа зависит от окружающей его среды и пищи. Жизнь развивающегося ребенка зависит от среды и пищи, которые обеспечивает ему вынашивающая его мать. Во всех других отношениях — это полностью отличное от матери, уникальное существо. Или, другими словами, уникальный биофизиологический субъект. Данный факт — это «биологическое» основание моральной субъектности человеческого эмбриона. Выявленное нами «биологическое» основание моральной субъектности человеческого эмбриона достаточно, но не необходимо для констатации морального статуса начавшейся человеческой жизни. Необходимое основание и моральный признак начавшейся человеческой жизни — уникально прост. Это факт самой реальности нашего обсуждения этого вопроса. Факты обсуждения, факты принятия решения о сохранении жизни или лишения жизни существа, говорят о том, что это существо — реальное действующее лицо морального отношения и действия. И от нашего морального к нему отношения — любви, милосердия, справедливости — зависит быть или не быть его жизни, зависит то, сохраним ли мы его в качестве субъекта нашего к нему морального отношения, или уничтожим его, или, точнее, дадим, предоставим «право» его уничтожить, т.е. преступить моральную заповедь «не убий». Или совершим действие, которое, словам христианского богослова св. Иоанна Златоустого, «хуже убийства». Действие, которое оценивается как то, что «хуже убийства» — это нарушение моральной заповеди любви — любви матери к своему ребенку. Вряд, кто в состоянии подвергнуть сомнению то, что любовь это моральное чувство, характеризующее отношение между людьми. Вряд ли можно сомневаться в том, что моральное отношение предполагает наличие, по крайней мере, двух субъектов, для того, чтобы моральное отношение могло состояться. По этому основанию, вряд ли разумно отрицать то, что зачатый плод, судьбу которого мы здесь и сейчас решаем, является реальным моральным действующим лицом нашего нравственного к нему отношения и действия. Эмбрион человека является реальным субъектом моральной рефлексии. Как таковой, он может быть подвергнут моральному или аморальному действию и, следовательно, его включенность в моральные отношения и его статус морального субъекта не может вызывать сомнение.
Однако необходимо отметить одну особенность морального статуса человеческого эмбриона, которая отличает его от морального статуса взрослого человека. Эта особенность — беззащитность формирующейся жизни. Она не может ответить на насилие, она не может сопротивляться несправедливым решениям, она не может остановить преступление. Однако именно эта особенность начальной стадии человеческой жизни, повышает меру нашей моральной ответственности за нее. Чем беззащитней существо, тем более оно нуждается в защите.
Проблема различий моральных, законадательных, культурных, политических и религиозных традиций.
Моральная защита, приведенная нами, многими может быть оценена как одномерная. Она может быть подвергнута критике со стороны этиков-прагматистов, аргументы которых концентрируются вокруг принципа пользы. «Повторю, — утверждает Дж.Харрис, директор Института медицины, права и биоэтики, директор по науке Центра социальной этики и политики Университета Манчестера, — что этот принцип призывает приносить пользу людям, если это в наших силах. Если есть возможность использовать ресурсы ради выгоды, неправильно упускать такую возможность и растрачивать ресурсы впустую. Трудно найти аргументы в пользу то, что более этично позволить эмбриональному материалу пропасть, чем использовать его ради благой цели. Без сомнения лучше сделать что-то хорошее, чем ничего не делать; лучше использовать что-то с выгодой, чем позволить пропасть зря.» Если речь идет о «ресурсах», о ” материале”, то действительно лучше использовать их с выгодой. Практика превращения в выгодные «ресурсы» человеческие отходы (кожу, волосы и т.п.) уже известна европейской истории. Данная историческая аналогия многих отрезвляет. Важен при этом и ответ сторонников «выгод» на вопрос: если речь идет о человеческом достоинстве и человеческой жизни, например, лично вашей, ваших детей, которую кто-то захочет использовать с выгодой, не изменится ли ваше мнение? На принцип пользы для людей делается акцент в этой аргументации. Но в этой «полезной ситуации» люди разделяются по крайней мере на две группы. Одна — это те, кому будет принесена польза. Другая — те, кто будет ее приносить. И здесь важен вопрос: как? И отвечая на этот вопрос нельзя не привести слова Соломона о шести вещах, «что ненавидит Господь», одна из которых «руки, проливающие кровь невинную» (Притч.6, 16-17). Именно эта позиция обнаруживает всю несостоятельность открытого Харрисом этического принципа, который, по его мнению, позволяет использовать зародышевые ткани, которые по разным причинам остаются «лишними» и разрушаются. Этот принцип превращает всех тех, кто пользуется естественным сексуальным воспроизводством, в сторонников терапии эмбриональными стволовыми клетками. При каждой успешной беременности, которая приводит к рождению ребенка, теряется или самопроизвольно абортируется несколько эмбрионов. Значит жизнь одного человека есть как бы результат гибели многих эмбрионов. Значит допустимо рассматривать жизнь и здоровье одного человека, как результат, приобретенный ценою уничтожения эмбрионов и получения из них искомого целебного «материала». Ошибка Харриса заключается в том, что он не различает естественного процесса, независимого от сознания, мотивов действующих лиц, от процесса искусственного, действия осознанного, намеренного, просчитанного и умышленного.
Ошибка Харриса заключается именно в том, что он не различает естественную, самопроизвольную, по его же выражению, гибель некоторых эмбрионов, от гибели эмбрионов от «рук, проливающих кровь невинную».
Чьими же «руками», хочет приносить пользу и расчленять человеческие эмбрионы в промышленных масштабах Дж.Харрис? Это руки врачей, медиков. Неудивительно, что большинство из них не согласны с принятием такой участи. К большинству относится общественность Германии, Франции, Ирландии, где исследования на эмбрионах запрещены. К ним можно отнести и страны, где есть запреты на аборты — это Польша, Словакия, Литва, Венгрия, Словения, Чешская Республика, Мальта. В Португалии, где аборт запрещен, нет запрещающего законодательства, но и нет подобных исследований. Признают ценность человеческой жизни независимо от целей других людей или их исследований в Австрии. Исследования на жизнеспособных эмбрионах запрещены в Испании, Финляндии, Швеции. В США запрещена какая-либо поддержка любого исследования, в котором эмбрионы разрушаются. Последняя международная позиция — это позиция ООН, утвердившая в начале 2005 года запрет на терапевтическое клонирование человеческих эмбрионов, как возможного источника для получения стволовых клеток. А что же делается в России?
Действительно, разные страны, имея свои юридические основы, историю, политическую систему, по-разному решают и этические вопросы. По сути основной этический вопрос для России — это как согласовать международные критерии, аргументы, решения и с тем, что делается у нас?
В России активно проводят на эмбрионах, исследования по терапевтическому применению эмбриональных стволовых клеток при отсутствии специального законодательства.
Законодательными рамками, допускающими проводимые исследования, является разрешение абортов по желанию женщины, по социальным и медицинским показаниям.
Моральными основаниями, одобряющими исследования, являются принципы прагматизма. Мировоззренческими — принципы атеизма и материализма.
Аргумент о человеческом достоинстве, способный ограничить манипуляции над человеческой жизнью, а именно то, что человек — это «образ и подобие Божие», в лучшем случае для большинства экспериментаторов неясен и непонятен. по этому и не является «рабочим». Наши ученые-соотечественники хорошо учились в школе, а в школе учили, что человек — это вершина биологической эволюции, а потому скорее буквально «образ и подобие обезьяны». В этом плане весьма показателен доклад сотрудников Института биологии развития РАН, Института акушерства и гинекологии РАМН, Института мозга РАН «Исследование молекулярно-генетических механизмов развития глаза плода человека» во главе с Р.Д. Зиновьевой на конференции «Стволовые клетки и перспектива их использования в здравоохранении»(27.05.2004г. г. Москва). В докладе, посвященном исследованиям механизма развития глаза плода человека, была приведена таблица, состоящая из двух частей- одна называлась «Глаз тритона», другая — «Глаз млекопитающего» и именно она была посвящена строению глаза человека. Человек — это млекопитающее. Эта мировоззренческая позиция для наших ученых является основанием для допустимости практической деятельности по уничтожению эмбриона человека и извлечению из него клеточного материала, допустимости из уже уничтоженного эмбриона человека, извлекать из него клеточный материал, допустимости любого прагматического использования абортированных плодов человека, допустимости использования абортированных плодов человека в интересах развития науки. Действительно, какая разница между тритоном и млекопитающим? Но разница все же есть: тритон не может себе позволить все вышеперечисленное — это преимущество млекопитающего-человека.
Несмотря на политические особенности, Россия все же не одинока. Бельгия и Нидерланды при отсутствии регулирующего законодательства. А в Великобритании проводят исследования на эмбрионах при действующем разрешающем законодательстве с 1990 года («Акт о человеческом оплодотворении и эмбриологии»). В 2000 году обе палаты парламента Великобритании большинством голосов одобрили исследования со стволовыми клетками и терапевтическое клонирование. Если Россия предпримет попытку создания законодательных актов, регулирующих исследования и использование эмбриональных стволовых клеток, силами медицинского сообщества, где лидерами неизбежно будут заинтересованные в развитии данного направления, то Россия так же неизбежно пойдет путем Великобритании. Но если законодатели будут действовать в рамках Федерального закона «О науке и государственной научно-технической политике»(1996г.) а именно согласно статье 13, п.3 — ” определение основных направлений государственной политики, научно-техническое прогнозирование, выбор приоритетных направлений развития науки и техники, разработка рекомендаций и предложений о реализации научных и научно-технических программ и проектов, об использовании достижений науки и техники осуществляются в условиях гласности, с использованием различных форм общественных обсуждений, экспертиз, и конкурсов”, и согласно статье 14, п.4, по которой ” органы исполнительной власти Российской Федерации и органы исполнительной власти субъектов Российской Федерации обязаны заблаговременно информировать население о безопасности, в том числе экологической, экономической, и о социальной значимости создаваемых производств и объектов, использующих достижения науки и техники”, то у России появляется шанс присоединиться к европейскому большинству и США к выбору позиции защиты человеческой жизни и человеческого достоинства. Этика как общественно-политическая проблема
Ставя вопрос о защите человеческой жизни и человеческого достоинства, мы должны понимать, что речь идет одновременно о защите традиционных для европейской культуры и христианской цивилизации моральных ценностях. Защите от кого? Прежде всего от старых как мир нигилистически-прагматических «новаций».
Как правило, разработчики новых научных направлений, специализирующихся на обсуждаемой проблематике, ощущают моральный дискомфорт и нуждаются в социальном одобрении своей деятельности. К сожалению, господствующая «элита», стремящаяся любой ценой, включая «потребление» человеческих эмбрионов, продлить свое существование, берет на себя решение задачи о социальном «признании» и внедрении человекопотребительских технологий. Они стараются навязать собственные взгляды всем, подобно известному приему ветхозаветных губителей, закосневших во зле (Пс.,1,1). Те, чтобы избежать поношения, разглашали о своих пороках, тем самым распространяли его, старались многих приобщить к пороку, сделать себе подобными. Испытанное и верное средство распространения «новых идей» сегодня — современные средства массовой информации. Прикоснувшись к одному человеку, информация переходит к другому, особенно когда значение новой «панацеи» для здоровья без каких-либо еще реальных научных оснований буквально «раздувает» лукавая пресса. Неслучайно ведущие специалисты в области изучения стволовых клеток Р.Ланца и Н. Розенталь полагают, что «прежде чем методы терапии, основанные на применении стволовых клеток войдут в медицинскую практику, придется преодолеть множество преград, как научных, так и общественно-политических».
Знает ли история медицины случаи, когда использование лекарств требовало общественно-политических мер? И что это за ситуации, когда применение лекарств требует мер такого уровня? Это, как правило, ситуации, требующие кардинального морально-мировоззренческого изменения общественного и индивидуального сознания. Самый близкий пример — легализация аборта как «медицинского» средства против беременности. Что же именно надо изменить в морально-мировоззренческом сознании сегодня? Во-первых, надо изменить убеждения в недопустимости «потребления» человека человеком в диапозоне от уничижения чести и достоинства человека (морального насилия) до людоедства. Во-вторых, внедрить установку о возможности этого в целях достижения и укрепления здоровья кого-либо. При этом опускается информация, что по причине небывало высокой себестоимости подобных методик, эти «кто-либо», как правило, конкретные «кто», а именно: финансово-политическая «элита».
Как же можно изменить общественное морально-мировоззренческое сознание? Известным общественно-политическим путем — принятием закона, разрешающего использование и применение эмбриональных стволовых клеток. Ведь, как известно, «закон показывает нам, что разумно и приемлемо, а не просто говорит о том, что разрешено юридически. Таким образом, закон не только отражает, но и изменяет нашу жизнь».
Удастся ли общественно-политическим «элитам» изменить нашу жизнь, этически корректно, т.е. получив наше согласие, или это изменение будет носить характер насилия, т.е. действия, направленного на человека и (или) общество, не дающих согласия на это действие?