Понятие, структура и значение политической культуры 2

–PAGE_BREAK–

Вывод.Суммируя сказанное выше, можно предложить сле­дующее определение. Политическая культура — это способ поиска и нахождения социальным субъектом своих пространственно-временных социальных координат в иерархически и горизонтально функционально упоря­доченном территориальном сообществе в связи с нали­чием в этом сообществе верховной публичной власти и конкуренцией с другими социальными субъектами. В процессе этого поиска социальный субъект определен­ным образом осмысляет реальность, задает ей и себе смыслы, упорядочивает их в свою смысловую сеть, пре­вращает внешний мир в свой, а свой внутренний мир выносит вовне, пытаясь ему придать всеобщее значение. Такое конструирование реальности и представляет собой функционирующую культуру. Политичность культуре придает контекст государства, включающий отчужден­ные властные иерархии, социальную дифференциацию и вражду, заданность норм, социальной идентичности и социальных границ.
Политико-культурный комплекс. Виды политической культуры.
Политическое освоение реальности не может осуще­ствляться вне какого-либо регулирования. Это регулиро­вание существует в виде ориентации поведения и дея­тельности субъектов политической культуры, с одной стороны, на эталоны и нормы, выработанные в процессе политической практики той или иной общности (или в целом общества), а с другой стороны, на цели и задачи, встающие и поставленные перед данной общностью.

Первые регуляторы ориентированы на прошлую по­литическую деятельность и по сути представляют собой саму эту прошлую деятельность в опредмеченном (институализированном, зафиксированном в определенных правилах, традициях, обычаях, законах) виде, и они яв­ляются не только результатом освоения, но и самим ос­воением в специфической форме. Освоение в данном слу­чае будет заключаться в определении границ деятельности субъектов политической культуры и, соответственно, ос­мыслении этих границ как необходимых и единственно возможных в данных условиях для данных субъектов. Основанные на такого рода политических нормах образцы поведения в политической сфере и составляют норматив­ную политическую культуру, которая направлена на со­хранение существующего политического общества, при­дание ему устойчивости, стабильности. В современных обществах нормативная политическая культура в значи­тельной степени ориентирована на писаные, правовые нормы поведения в политике. В доиндустриальных об­ществах традиции и обычаи играют гораздо более значи­тельную роль и фактически они зачастую выполняют роль норм права.

Нормативная политическая культура, как уже отме­чалось, основывается на политических нормах, представ­ляющих собой требования к субъектам политики (граж­данам, социальным группам, политическим институтам), имеющих цель регулировать отношения между ними, возникающие в процессе функционирования и использо­вания политической власти в обществе.

Спецификой структуры нормативной политической культуры является то, что различные ее элементы обла­дают различной степенью формализации. Наиболее жес­тко регулируются практические формы освоения реаль­ности.

В нормативной политической культуре общества мож­но выделить ту часть, которая направлена на регулиро­вание политического освоения реальности всеми члена­ми общества, а также ту, которая имеет своими адресата­ми определенных политических субъектов. К общим политико-правовым нормам относятся положения кон­ституций (в основном это нормы положительного регу­лирования), статьи уголовных кодексов, уложений, от­носящихся к деятельности в политической сфере (право­охранительные нормы). Но в зависимости от нахождения субъекта на определенной ступени политического управ­ления к нему, естественно, будут предъявляться различ­ные требования по компетентности, а также его непо­средственная политическая деятельность (зачастую про­фессиональная) будет определяться особыми нормативными положениями (например, административное право, цере­мониал и этикет).

Таким образом, можно сказать, что нормативная по­литическая культура представляет собой систему взаимосвязанных моделей обязательного поведения в сфере политики. Каждая из моделей соответствует некоторой релевантной структуре определенных социальных групп в обществе, и знание о политических нормах социально распределено.

Следует различать нормативную политическую куль­туру и нормативную систему политической культуры. Последняя — более широкое понятие. Она представляет собой систему действующих норм политической культу­ры данного общества. Так, в нее входят неправовые уни­версальные нормы (традиции и обычаи). Несмотря на их большую роль в регулировании поведения полити­ческих субъектов, они не обладают той степенью жест­кости, обеспечиваемой политико-правовыми санкциями, которая есть у законодательно закрепленных норм. Кро­ме того, нормы, связанные с традициями и обычаями, подчас трудно бывает однозначно зафиксировать. Поэто­му в нормативную политическую культуру они не вхо­дят. Нормативная система политической культуры вклю­чает также групповые, индивидуальные нормы, нормы морали. И если нормативная политическая культура в основном имеет непосредственные формы выражения, то нормативная система, скорее, выражается опосредо­ванно.

Идеальная политическая культура. Другой вид регу­лирования политического освоения реальности связан с заданностью его целей. Ориентированное на определен­ные будущие формы, это регулирование также задает границы политической культуры. Но эти границы упо­рядочивают уже не столько реальную деятельность, сколь­ко предполагаемые ее результаты в форме образцов этой деятельности в предполагаемом будущем, а тем самым, конечно, и саму деятельность. Эти регуляторы также выступают формой освоения реальности и не только в идеальном виде, но и вполне реально. Они одновременно являются и освоенным, и освоением в специфической форме.

Идеальная политическая культура может также ос­новываться на идеализации прошлого. Или мифического прошлого, или исторического прошлого. К примеру, про­паганда гражданских доблестей античности во времена Великой французской революции. В современное время — это, например, деятельность сторонников движения «ис­ламского возрождения», рассматривающих принципы организации раннемусульманского общества в качестве образца, к которому надо стремиться. Прошлое может браться не только целиком, в массовом проявлении по­литических субъектов, но и индивидуально, когда при­мером, достойным подражания, берется конкретная ис­торическая личность в каком-то конкретном своем про­явлении: «для нас идеал патриота — Петр Великий» (Н. Г. Чернышевский).

В действительном политическом освоении реальности тем или иным политическим субъектом одновременно сосуществуют его реальная практическая и духовная де­ятельность и регуляция этой деятельности, выступаю­щая и как освоение данной реальности. В принципе, только условно можно расчленить политическое освое­ние действительности на реальное, проявляющееся в не­посредственной деятельности политического субъекта, и на регулятивные два его вида. Но несмотря на такое нерасчлененное единство, регулятивные моменты поли­тической культуры могут восприниматься и фиксировать­ся как внешние по отношению к субъекту политической культуры регуляторы, тем более что они в институализированном виде обладают собственной историей и видимо­стью независимого существования от реальной полити­ческой деятельности субъектов.

Особенно это наглядно проявляется в деятельности законодателя, который вроде бы только из собственного разумения издает те или иные нормативные акты, регу­лирующие политическую активность различных субъек­тов. Это вполне естественно, так как зачастую регулято­ры задаются извне и волевым образом навязываются субъектам политической культуры. Являясь следствием отчуждения политической власти и относительной ее са­мостоятельности по отношению к гражданскому обществу, нормотворчество становится как бы независимой от ре­альной политической жизни деятельностью. Причем, это характерно в той или иной степени для всех типов об­ществ (социальности), но в наибольшей степени такой отрыв проявляется в период быстрых социально-полити­ческих изменений и в авторитарных режимах.

Однако, независимое существование регуляторов по­литической культуры не только видимость, но и реаль­ность. Выступая формой существования политического освоения реальности в прошлом и будущем, регулятив­ные политические культуры в процессе своего функцио­нирования становятся формой действительности. И именно в этой форме регулятивные политические культуры су­ществуют в сознании субъектов политической культуры.

Политико-культурный комплекс представляет собой единство идеальных, нормативных и реальных полити­ческих субкультур данного общества.

Вывод. Суммируя сказанное выше, можно предложить сле­дующее. Существует два вида политической культуры: нормативная и идеальная.
Типология политической культуры.
В политической науке существуют многочисленные типологизации политической культуры. Первое глубокое исследование, типов политической культуры было осуществлено Г. Алмондом и С. Вер­бой. С 1958 по 1962 г. они предприняли широкомасштабное срав­нительное исследование политических культур Великобритании, Западной Германии, Италии, Мексики и США. Полученные в ходе исследования результаты и сформулированная на их основе кон­цепция была представлена в работе «Гражданская культура». В ней выделялись три типа политической культуры: патриархальный, подданнический и активистский.

Для патриархального типа характерны ориентации граждан на местные ценности — общину, род, клан, деревню, племя и т.п. Таким образом, индивид с патриархальной культурой ориентирован на конкретные личности — вождей, шаманов. Знания о политичес­кой системе у членов сообщества полностью отсутствуют, полити­ческие ориентации не отделены от экономических и религиозных. Поэтому у личностей с патриархальной культурой нет никаких ожи­даний, связанных с политической системой.

Подданнический тип культуры характеризуется пассивным от­ношением граждан к политической системе. Здесь личность уже ориентирована на политическую систему, связывает с ней свои ожидания, но в то же самое время опасается санкций с ее стороны.

Активистский тип или политическая культура участия отличается активным включением индивидов в политическую жизнь. Граждане умело артикулируют свои интересы и через выбо­ры, группы интересов, партии оказывают влияние на процесс выработки политики. В то же самое время они демонстрируют лояль­ность к политической системе, законопослушность и уважение к принятым решениям.

Однако в реальной политической жизни, замечает Алмонд, по­литическая культура любого общества, представляет собой комби­нацию, «смесь» из нескольких типов политических культур. Особое внимание он уделил трем типам таких комбинаций. Для демократической индустриальной политической системы характерно следую­щее сочетание: 60% представителей активистской культуры, 30% — подданнической, 10% — патриархальной; для авторитар­ной переходной системы соответственно — 30, 40 и 30%; для де­мократической доиндустриальной— 20, 20 и 60%. Указанные про­порции, конечно же, достаточно условны, могут колебаться, но они выражают характер соотношения различных типов политических, культур в разнообразных обществах.

Демократической индустриальной политической системе, по Алмонду, соответствует гражданская политическая культура, которая носит смешанный характер. Автор концепции гражданской культу­ры утверждает, что она опирается на античную традицию «смешан­ного правления», представителями которой являлись Аристотель, Полибий, Цицерон. Этот тип культуры предполагает, во-первых, наличиетрех фрагментов политической культуры в обществе (пат­риархальный, подданнический и активистский), во-вторых, наличие качеств подданных и патриархалов даже у активных участников. Ал­монд и Верба подчеркивали, что патриархальные и подданнические ориентации уравновешивают активность и политическое участие индивида, обеспечивая тем самым устойчивость и стабильность де­мократической политической системы. Таким образом, «идеальный гражданин» должен одновременно: стремиться оказать влияние на иметь и в то же самое время сохранять к ней лояльность; быть потенциально активным, но не проявлять активность постоянно.

Основными чертами гражданской политической культуры вы­ступают: консенсус относительно легитимности политических институтов; терпимость по отношению к другим ценностям и интере­сам; компетентность. Безусловно, это черты нормативной модели политической культуры. Однако несмотря на идеализированность концепции гражданской культуры, многие политологи признают, что именно «гражданская культура» является прочным фундамен­том демократических политических режимов. Исторический опыт свидетельствует, что «трансплантация» демократических моделей в страны незападной цивилизации чаще всего заканчивается неуда­чей: либо прямым возвратом к авторитаризму, либо постепенной «гибридизацией» режима. Именно поэтому одним из важнейших условий успешного перехода к демократии является формирование гражданской политической культуры. Естественно, что прямое копирование политической культуры западных стран невозможно. В каждой стране формирующаяся гражданская политическая культу­ра будет дополняться своими специфическими национальными чертами, в которых воплощается исторический и политический опыт предыдущих поколений.

Значительный вклад в изучение политической культуры был внесен американским политологом Р. Инглхартом, разработавшим концепцию «бесшумной революции». Согласно ее основным поло­жениям, наиболее устойчивые ценностные ориентации и настроения массовых слоев общества являются важнейшими элементами политической культуры. Специфические сочетания этих ориентаций и настроений определяют устойчивость и жизнеспособность демократии. Инглхарт предположил, что в индустриально развитых странах под влиянием социально-экономического развития происходит переход от материальных к постматериальным ценностям, которые начинают играть ведущую роль в жизни людей. Ряд этих ценностей — удовлетворенность жизнью (работой, досугом, семейной жизнью) и склонность доверять другим — непосредственно включены, согласно Инглхарту, в структуру гражданской культуры. «Доверие к другим» — это элемент культуры, предопределяющий возможность объединения граждан в ассоциации и группы по интересам, без деятельности которых, в свою очередь, становится невозможной демократия. Настроения же, выраженные формулой «удовлетворенность жизнью», оказывают сильное влияние на отношение граждан к политической системе в целом.

Сравнительные исследования, проведенные Инглхартом, выявили, что наименее удовлетворенными жизнью в Западной Европе оказались итальянцы и французы (доля удовлетворенных жизнью не превышала соответственно 15 и 17%). Лидировали же по этому  показателю датчане и голландцы (47 и 36%). Промежуточное положение занимали немцы. Аналогичная картина сложилась и при изучении такого показателя, как «степень доверия к другим». Так,  например, наибольший процент склонных доверять был выявлен в  Дании, Великобритании, странах Бенилюкса (от 85 до 95%), на  последнем месте вновь оказались итальянцы. Анализ полученных  результатов позволил сделать вывод, что между уровнем социаль­но-экономического развития и степенью удовлетворенности жизнью, а также степенью доверия существует тесная связь. Чем выше уровень социально-экономического развития, тем большая доля населения оказывается удовлетворенной жизнью и склонной к доверию. Напомним, что данные показатели являются важнейшимичертами гражданской культуры. Таким образом, социально-экономическое развитие влияет на сдвиги в гражданской культуре, обу­словливает укрепление демократии.

Спустя несколько лет, в начале 90-х гг., в большинстве стран Европы, США и Канады были проведены повторные аналогичные исследования, а еще через три года к ним подключились отечественные ученые, включившие Россию в состав международного исследования. В результате было выявлено, что наиболее удовлетворены жизнью жители Дании, Исландии, Нидерландов, Швеции, Канады, США (от 80,6% в США до 85,7% в Дании); несколько отставали Бельгия (78,4%), Великобритания (71,5%), ФРГ (Западная Германия) (71,5%); наиболее низкий уровень удовлетворенности жизнью в Западной Европе был зафиксирован в Италии (71,1 %), Португалии (63,4%), Испании (77,0%) и Франции (58,9%). В странах Восточной Европы этот уровень оказался еще ниже: 57,9% — в Восточной Германии и Словакии, 52% — в Польше, 43,9% — в Венгрии. Перечень стран замыкает Россия. Здесь самый низкий показатель степени удовлетворенностью жизнью — 20%, т.е. только 1/5 часть россиян довольна своим нынешним состоянием.

Уровень межличностного доверия оказался наиболее высок в Швеции, Норвегии, Дании, Нидерландах, США, Канаде (от 61,1 % в Швеции до 51,5% в США); чуть ниже — в Ирландии, Исландии, Великобритании. Самый низкий уровень доверия в Западной Европе наблюдался во Франции (22,8%) и Португалии (21,4%). Несколько выше он оказывается в восточноевропейских странах: в Словакии — 21,6%, Венгрии — 24,6%, Чехии — 26,1 %. Неожиданно оказалось, что уровень межличностного доверия в России составляет 57% (по данному показателю Россия оказывается сопоставимой с наиболее развитыми индустриальными странами и занимает положение даже выше, чем Канада, США, Нидерланды). Это показатель дал повод для оптимистических выводов социологов и политологов о том, что в российской политической культуре суще­ствуют предпосылки для ее демократизации и формирования граж­данской культуры.

В рамках проводимого исследования были предприняты усилия для выявления некоторых моделей политического поведения и их распространенности в массовом сознании. Внимание ученых было привлечено к степени готовности населения различных стран к участию в различных формах массовых акций в защиту своих прав. В таких странах, как Исландия, Норвегия, Швеция наиболее распространенными моделями оказались акции гражданского неповиновения, а также митинги и забастовки. Так, например, в Швеции, 61,6% населения готовы участвовать в акциях гражданского неповиновения и 58,9% — в митингах и забастовках, защищая свои права. В Норвегии соответствующие показатели составляют 51,7 и 55,5%, в Исландии — 52,7 и 52,5%. Менее распространенной оказалась такая модель участия, как подписание петиций. Последнее место заняли такие модели, как занятие помещений (19,4%), блокада путей сообщения (10,2%) и т.п. Схожая картина наблюдалась и в других странах. В России готовность принять участие в де­монстрациях выражает 37% населения, в актах гражданского не повиновения — 32%, в забастовках — 23%, в подписании петиций — 60%, в захвате помещений и блокировании путей сообщения — 8%. Как видно из приведенных выше данных, в российской политической культуре существуют представления о мирных и демократических способах политического участия масс. Самой распространенной моделью (и в этом специфика российской политической культуры) оказалось участие в подписании петиций и,     продолжение
–PAGE_BREAK–