–PAGE_BREAK–
Дж.Оруэлл
Никакой человек ни при каких условиях и ни по какой причине не может рассматриваться как средство для каких бы то ни было посторонних целей – он не может быть средством или орудием ни для блага другого лица, ни для блага целого класса, ни, наконец, для так называемого общего блага, т.е. блага большинства людей.
Вл.Соловьев
Следующим признаком тоталитарного общества, который единогласно отмечают все исследователи, является то, что основной «несущей» структурой тоталитаризма является политическая партия, сросшаяся с государством.
Дадим определение понятию «партия». Партия (от лат. partis– «часть») в широком смысле – группа единомышленников, стремящихся к общей цели.
По мнению Сталина, “партия есть ядро власти”.Но одно дело, когда она существует как “ядро” и связывает между собой едиными целями различныхъ субъектов политического действия, и совсем другое, когда партия устанавлявает монополию на развитие” (Маркс), становится единственным политическим субъектом и путем сращивания с государственным аппаратом превращается из “ядра” в самодостаточную систему власти.1
В политической жизни советского общества 30-х годов вдохновителем, пропагандирующем классовую борьбу, стала партия «нового типа». Широко известно ныне сталинское сравнение партии с орденом меченосцев. Сталинщина уничтожила всех иных, юридически равноправных с большевистской партией участников политического процесса. «История нашей партии, — с гордостью подводились итоги в фундаментальном труде времен СССР Истории Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков), — есть история борьбы и разгрома мелкобуржуазных партий: эсеров, меньшевиков, анархистов, националистов. Без преодоления таких партий и изгнания их из рядов рабочего класса невозможно было бы добиться единства рабочего класса,…невозможно было бы осуществить победу пролетарской революции,…невозможно было бы сохранить диктатуру пролетариата, победить иностранную интервенцию, построить социализм».1 Ликвидация партийно-политического плюрализма сопровождалась отождествлением диктатуры пролетариата с диктатурой партии, практически и подменившей всякие зачатки самоуправления трудящихся. «Высшим выражением руководящей роли партии…у нас, в Советском Союзе, в стране диктатуры пролетариата, следует признать тот факт, что ни один важный политический или организационный вопрос не решается у нас нашими советскими и другими массовыми организациями без руководящих указаний партии».2
Исходя из общепринятого представления о политике как системе отношений между классами, партиями, иными социальными субъектами по поводу власти, следует признать, что сталинщина в тенденциях своего развития являлась борьбой за тожение всякой политики, политической реальности как таковой, ибо любые деятельные отношения по поводу власти, борьба за власть априорно рассматривалась как антипартийные, антисоветские, антинародные поползновения. О какой политической жизни может идти речь в условиях, когда на все вопросы партия давала ясные и определенные ответы? «Партия знала», «таков был ответ партии», «такова была установка партии»…Универсализация принципа классовой борьбы сделала его не только регулятивом осмысления исторического прошлого партии, но и способом организации ее текущей деятельности, способом понимания встающих перед обществом и партией проблем. Классовая борьба стала сущностью всей партийной работы, на другие проблемы просто не хватало ни сил, ни времени. В результате разложения политических отношений диктартуры пролетариата между революционным классом и партией возникла непреодолимая пропасть: партия превратилась в настолько самостоятельный орган пролетарской диктатуры, что могла осуществлять свои функции совершенно независимо от пролетарской диктатуры. В результате произошло разложение партии на аппарат и простых членов, аппарата – на вождей и исполнителей. И в свою очередь в результате извращения отношений между ними — ожесточается борьба за власть. На каком-то этапе социалистического строительства борьба за власть становится основополагающим принципом партийного строительства и политической деятельности партии. На «обломках» диктатуры пролетариата возникает диктатура государственно-партийного аппарата, которая действует исключительно в собственных интересах, но прикрывается при этом лозунгами и идеалами пролетарсой революции. Этот факт Сталин выразил достаточно четко и определенно: « Диктатура пролетариата состоит из руководящих указаний партии, плюс их претворения в жизнь населением».1
Таким образом, самой характерной чертой политической системы коммунистического тоталитаризма являлась политическая монополия коммунистической партии. Это имело место и в странах с однопартийной системой (СССР, МНР, Албания, Куба), и в странах с многопартийной системой (ГДР, ПНР, НРБ). Фактически во всех странах марксистско-ленинская партия занимала монопольное положение в политической системе. Политичесчкая монополия КПСС – это сложившаяся в Советском Союзе система управления, суть которой заключалась в сосредоточении в ее руках властных политических функций. Реальная власть было перемещена от государства к партии.
Нацистская партия Германии по своему строению, атрибутам, дисциплине во многом была похожа, как ни парадоксльно это звучит, на партию большевистскую. Другое дело, что идеалы и стремления были различны. И, прежде всего, корони различия лежали в идеологии. Национал-социалистическая партия пропогандировала «чистоту» одной – немецкой расы, ее избранность стремление к ее господству во всем мире во имя ее процветания и благоденствия, пусть даже если это процветание будет произрастать на крови и войнах против других народов.
«…В тоталитарной системе партия является каналом вертикальной мобильности, поскольку ей принадлежит эксклюзивное право распределения должностей. Только ее члены могут занимать руководящие посты в государственном, хозяйственном, военном, дипломатическом и других аппаратах. Поэтому лишь принадлежность к партии создает возможность служебного продвижения. Принципиально важно то, что после установления однопартийной диктатуры партия расслаивается на «внутреннюю партию» (привилегированный аппарат) и «внешнюю партию» (рядовые члены), если использовать удачную терминологию Дж. Оруэлла. «Внешняя» партия является, таким образом, резервуаром, из которого политократия черпает партийную, административную, хозяйственную, профсоюзную, культурно-идеологическую, военную и прочую бюрократию. Кроме того, «внешняя партия» нужна для того, чтобы втягивать в свои ряды всех активных членов общества, желающих сделать карьеру; если бы их не абсорбировала партия, то такие активные индивиды представляли бы собой потенциальную угрозу для тоталитаризма.
Таким образом, класс политократии развивается из партии; его основу в большевистской партии составило ядро из ленинских «профессиональных революционеров», в нацистской — партийный аппарат НСДАП. Привилегии и материальные преимущества члена правящего класса прямо зависят от его положения на иерархической лестнице. Этот правящий класс политократии (который в нацистской Германии именовался «корпусом политических руководителей», а в СССР — «номенклатурой») базирует свое существование не на собственности, а на власти. Если в проанализированных Марксом классовых обществах доход члена эксплуататорского класса зависел от размера его собственности, то при тоталитаризме — от степени участия его во власти, от объема власти, которой он располагает»1.
Также, непременным атрибутом такого строя является существование харизматического вождя – сильной личности:
«Именно с существованием класса политической бюрократии связано в первую очередь такое характерное для политической системы тоталитаризма явление, как культ (деификации) вождя партии. Тоталитарному лидеру приписываются сверхъестественные свойства: непогрешимость, всезнание, всемогущество, способность думать за всех и т.д. Главная причина этого явления — необходимость для политократии иметь над собой неприкосновенного суперарбитра, разрешающего конфликты внутри правящей бюрократиии гарантирующего ее власть и привилегии. «Все более назойливое обожествление Сталина является… необходимым элементом режима, — писал Л. Троцкий в 1936 г. — Бюрократии нужен неприкосновенный арбитр, первый консул, если не император, и она поднимает на своих плечах того, кто наиболее отвечает ее притязаниям на господство». Аналогичное мнение высказывал и М.Джилас: «Сегодня я мог бы сказать: обожествление, или, как теперь говорится, «культ личности» Сталина, создавал не только он сам, а в такой же, если не в большей степени — сталинское окружение и бюрократия, которым такой вождь был необходим.».1 Гитлер же сам открыто заявил, выступая перед СА: «Всем, чего вы достигли, вы обязаны мне. Всем, чего я достиг, я обязан только вам».2
Тоталитарный лидер, таким образом, делает себя центром, вокруг которого группируются эгоистические устремления многих людей, составляющих правящую бюрократию, прежде всего именно они и создают ему культ. В нашей стране это произошло на рубеже 20-30-х годов, когда сталинское ядро прочно утвердило свою безоговорочную власть в партии, а партия – в стране. Авторитет Сталина в это время растет семимильными шагами, ибо эта «гениальная посредственность» (Л.Троцкий) нашла свой путь к партийным и беспартийным массам – путь столь необходимого для утверждения тоталитаризма хоризматического вождя. ( «Харизма» в переводе с греческого означает «божественный дар». Первоначально смысл термина имел религиозный характер (носителями данного типа власти были религиоъные деятели Моисей, Давид, Магомед, Будда). Хоризматический тип вождя опирается на веру населения в исключительные способности лидера. Обычно возникновение такого хоризматического вождя связано с нестабильностью в обществе и в переходные периоды развития.
Второй причиной возникновения хоризмы у диктатора является претензия тоталитарной партии на обладание абсолютной истиной и на абсолютную
непогрешимость. Эта «самосакрализация» партии находит воплощение в мессианском культе вождя, приписывании этих качеств тоталитарному лидеру.
«Хоризматический вождь, утверждала Х.Арендт, – важнейший элемент тоталитаризма, его главня задача – выступать в качестве магического защитника
от внешнего мира того массового движения, которое лежит в фундаменте формирующегося тоталитаризма, быть фетишем и символом, сплачивающим это движение воедино. Подобный лидер-вождь представляет массу только ему доступным способом, принципиально отличающимся от действий обычных руководителей партии: он персонально берет на себя ответственность за все поступки, совершенными любым членом или функционером. «Такая тотальная ответственность составляет наиболее важный аспект принципа, согласно которому каждый функционер, назначенный вождем, является его живым воплощением…Полная идентификация со своим подчиненными, который он назначил, а также монополия ответственности за все сделанное являются очевидными признакамирешающего различия между тоталитарным руководителем и обычным тираном или деспотом.»1
Третья причина культа диктатора — жажда подчинения властелину атомизированной массы. Масса хочет подчиняться авторитету, которого она превращает в «живого бога». Например, культ И.Сталина – важнейший элемент тоталитарной власти в СССР, ибо к партийно-государственному воздействию присоединялось нечто мистически-религиозное, связанное с поклонением Сталину, с обожествлением его.
Навязать целому народу что-то, к чему он явно не имеет склонности, достаточно не просто. И здесь стоит вспомнить Маркса, который, отдавая должное сильной личности, учил об определяющей роли в истории широких народных масс. Возможность возникновения тоталитаризма, тенденция к нему, заложена, прежде всего, в народе, в характере нации.
А уж потом, как всегда, находятся эгоистические группы, ставящие под свой контроль тенденции общества.
«Захватившая власть тоталитарная партия переносит принципы своего построения (прежде всего бюрократический централизм) на все существующие государственные, хозяйственные, общественные и тому подобные организации.
Особенно четко эту закономерность можно проследить на примере большевистской партии. В ленинской «партии нового типа» существовал центральный
орган, возглавляемый диктатором, который, по словам Р. Люксембург, «за всех думает, создает и решает» и которому беспрекословно подчиняются все партийные организации. Помимо руководства всей внутрипартийной жизнью из одного центра партия строилась на принципах подчинения меньшинства большинству, суровой дисциплины, безусловной обязательности решений высших органов для низших, подчинения частных интересов интересам общим. Внутрипартийная демократия, конечно, отсутствовала. «В этой армии (т.е. большевистской партии) — должны были господствовать только один ум и одна воля. В ней не было места переговорам, расхождениям, компромиссам»…1 Данные принципы руководства партией Ленин перенес на управление государством. «Целью Ленина, — писал Н.А.Бердяев, — которую он преследовал с необычайной последовательностью, было создание сильной партии, представляющей хорошо организованное и железно-дисциплинированное меньшинство, опирающееся на цельное революционно-марксистское миросозерцание. Партия должна иметь доктрину, в которой ничего нельзя изменить, и она должна готовить диктатуру над всей полнотой жизни. Самая организация партии, крайне централизованная, была уже диктатурой в малых размерах. Каждый член партии был подчинен этой диктатуре центра. Большевистская партия, которую в течение многих лет создавал Ленин, должна была дать образец грядущей организации всей России».
Таким образом, тоталитарная партия еще до захвата власти эмбрионально несет в себе политическую систему тоталитаризма, а внутрипартийный режим предвосхищает будущий политический режим. Тоталитарная партия является зародышем государства, своеобразной «почкой», которая развертывается в новое государство».2
«Все сохраняющиеся при тоталитарном режиме организации (молодежные, профессиональные, спортивные и т.д.) являются на практике ответвлениями партии-монополистки, с помощью которых она держит под контролем мышление и поведение беспартийных. Тоталитарное общество Т. Ригби удачно охарактеризовал как «общество одной организации». В таком обществе нет неза-
висимых организаций. Существующие же организации и ассоциации являются только инструментами партийной бюрократии, «приводными ремнями» от партии к массам. Все эти организации и союзы (в которые при «чистом», классическом тоталитаризме принудительно объединяется почти все население страны)
служат собственно звеньями единой огромной организации, управляемой партийным аппаратом. Сталин в докладе на XII съезде РКП (б) (1923 г.) четко об
рисовал, как выглядит тоталитарное «общество одной организации». «Необходимо, — отмечал он, — чтобы партия облегалась широкой сетью беспартийных массовых аппаратов, являющихся щупальцами в руках партии, при помощи которых она передает свою волю рабочему классу, а рабочий класс из распыленной массы превращается в армию партии».
Интересно, что и сама партия для Сталина была не более чем одним из инструментов управления. В том же выступлении Сталин определил ее в качестве «аппарата, дающего лозунги и проверяющего их осуществление».
Очень удачно сформулировал смысл существования массовых официозных организаций в нацистской Германии в 1935 г. социал-демократически настроенный наблюдатель. «Цель у всех массовых нацистских организаций одна и та же, — сообщал он в ноябре 1935 г. в эмигрантский центр СДПГ в Праге. — Как бы они ни назывались: «Трудовой фронт», «Сила через радость» или «Гитлерюгенд», — задача у них одна:… приглядывать за «товарищами по нации», не предоставлять их самим себе и, насколько это возможно, не позволять им думать…… исключить любую возможность взаимного и добровольного сближения».
Таким образом, тоталитарное общество, с одной стороны, является бесструктурным, поскольку распылены все референтные группы, разрушены горизонтальные связи между людьми, народ превращен в аморфную массу атомизированных индивидов; с другой стороны, общество является одновременно и сверхструктурированным, ибо все или почти все индивиды входят в какую-либо официозную общественную организацию. Возникает жесткая вертикальная иерархическая структура, но составляющие ее организации служат лишь для контроля над людьми, они не выражают их интересов и не защищают своих членов».1
«…Другой характерной чертой политической системы тоталитаризма является слияние всех трех ветвей власти — законодательной, исполнительной и
судебной — в руках диктатора и (или) партийной элиты. Партийная олигархия
сама подбирает состав псевдопарламента (законодательной власти), единогласно одобряющего все ее действия и принимающего необходимые политократии законы. (Так, в гитлеровской Германии 4 июля 1934 г. был принят закон, согласно которому депутат рейхстага утрачивал свой мандат, если он выходил из НСДАП или исключался из нее. Преемник такого депутата назначался председателем национал-социалистической фракции рейхстага.) Политическая бюрократия претворяет свою волю в административные и исполнительные акты через правительство, состоящее из высокопоставленных партийных функционеров. Она же контролирует работу судов, нередко прямо предписывая судьям желательные для партийной элиты приговоры, если судебный процесс имеет для нее какое-либо значение. «Следовательно, все три власти становятся своего рода звеньями… партии, подобно партийным органам».1
«Характерными для политической системы тоталитаризма являются отсутствие равенства всех граждан перед законом и судом, социальная, национальная и политическая дискриминация. При тоталитарном режиме дискриминация, по удачному замечанию французского политолога Ш.Мийон-Дельсоль, происодит «под предлогом того, что одни люди в большей степени принадлежат к роду человеческому, чем другие». Если либеральные революции (революции гражданского общества) провозглашали равенство всех граждан перед законом, то большевистская революция провозгласила их неравенство и лишила «эксплуататоров» всех прав. Уже в первой советской конституции 1918 г. было зафиксировано лишение всяких прав лиц, живущих на «нетрудовые доходы», частных торговцев, предпринимателей, служителей культа, бывших полицейских.2
Конституция 1918г. четко определяла сущность Советского государства как государства диктатуры пролетариата, беспощадно подавляющего и уничтожающего противоположные классы и слои. Ленин говорил о названном Основном Законе как о Конституции «борьбы и организации пролетарских масс против эксплуататоров и внутри страны и во всем мире». Это предопределяло
вводимые в стране принципы правового положения личности, в корне отличающегося от естественно-правовых воззрений. Права и свободы индивида рассматривались не как естественные и неотчуждаемые, а как получаемые от государства и как отнимаемые им же у отдельных лиц или групп, если права «используются в ущерб интересов социалистической революции».
–PAGE_BREAK–