«Проблема политического в философии Фридриха Ницше»

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ – ВЫСШАЯ ШКОЛА ЭКОНОМИКИФакультет прикладной политологииКафедра общей политологииКурсовая работа по дисциплине «История политических учений» на тему «Проблема политического в философии Фридриха Ницше»Выполнил: студент 2-го курса группы 241 Князев Григорий Андреевич Научный руководитель: доктор философских наук профессор Поляков Леонид ВладимировичМосква, 2007. Паникин А. Ельцин и Ницше – Практика и философия [Электронный ресурс] http://www.nietzsche.ru/around/a7_1.htm, свободный 36 Введение Интерес к Ницше является сейчас очень большим – намного большим, чем при его жизни и, наверное, даже после Второй Мировой Войны, когда на его философию легла тень вдохновителя фашизма и нацизма. Само его позиционирование себя как философа «послезавтра» заставляет сейчас обращать на него не меньшее внимание, чем в начале XX века, когда его философия была только открыта массовым читателем и превратилась в массовый философский бестселлер. Нельзя сказать, чтобы Ницше сам обрадовался такой массовости своих книг – при том условии, что, как и каждый философ, он воспринимался как новая редакция истины, причём логично, что его, как и всякую новую философию читали буквально, пытаясь увидеть дионисийские, сверхчеловеческие силы в том общечеловеческом волнении, которое набирало силу накануне Первой Мировой Войны. В известном смысле на Ницше и его последовательный нигилизм была мода, не прошедшая после войны – что позволило фашизму и нацизму провести беспримерную операцию по аннексии его философии. После денацификации Ницше стал достоянием не столько прикладной, сколько фундаментальной науки – но конец XX и особенно начало XXI века заставляют политических исследователей как на Западе, так и в России обращать на Ницше и его политические прогнозы пристальное внимание, несмотря на возможные споры о том, является ли его философия действенным руководством к проведению политики – успела устояться точка зрения, что, безусловно, случившаяся мода на Ницше не может перейти в действие по заветам его «большой политики», так как в ней, как и во всякой философии, слишком мало действия1. Тем не менее, такой взгляд оспаривается, что только подтверждает (как и прорыв нацизма) значимость Ницше и актуальность тех проблем, которые ставила его философия – а также актуальности тех направлений решения проблем, которые он сам же и указывал. В частности, это касается вопросов политического развития человечества и его перспектив. Обзор источников Поскольку у Ницше не было какого-то отдельного произведения, посвящённого проблеме политики, для большинства его политических интерпретаторов основной задачей как раз и становится выделение в качестве центральной исследовательской проблемы вопроса о том, как же сам Ницше понимал политику. Для того чтобы понять, чем являлась политика для Ницше, нужно ответить на несколько вопросов, неизбежно появляющихся при анализе подобной проблемы. Во-первых, постановка проблемы требует изначально оговорить методологию, с помощью которой проблема, собственно, и исследуется. Поэтому важно понять, какую методологию предлагал или выбирал исследователь – а также то, что его не устраивало в иных методологиях. В случае с политикой это во многом означает постановку вопроса из области психологии о том, что побуждает человека к его поведению. Уже ответив на этот вопрос, исследователь получает возможность Второй задачей является понять, что было для Ницше в иных концепциях и современных ему политических практиках неприемлемого и ошибочного, из которых, как известно, Ницше не принимал ни одной, видя практически все из них противящимися тому, что, по его мнению, означала подлинная политика. Обозначение самих границ ницшевской теории политического – по его терминологии, «большой политики» – является уже третьим вопросом. Как и всякая теория политики, он должен включать в себя не только объяснение того, как человек поступает в политике – и какое поведение является политическим – но и предложение своего проекта идеального в политическом отношении общества и объяснения средств к его достижению. Наконец, последним вопросом, впрямую обычно не относящимся к самому политическому либо философскому учению, является вопрос о том, как эти идеи воплощались на практике – а также о том, какие преспективы это политическое течение имеет в будущем. В данном случае нас интересует судьба учения Ницше как в тоталитарных режимах, так и в демократических – а в какой-то степени и того, какая практика его учения возможна к применению в России. Если говорить о базе источников, то среди работ самого Ницше первоочерёдную важность для нас представляет несколько работ, среди которых нельзя не выделить «Волю к власти. Опыт переоценки всех ценностей», которую сам Ницше полагал своим главным фундаментальным трудом, и над которым работал все последние годы своей жизни. Как источник, она ценна для нас тем, что там впервые полностью проработана и завершена (пусть не в литературном, но в концептуальном смысле) ницшевская методология понимания политической реальности и критика иных методологий. Однако многие важные для понимания политического у Ницше аспекты в «Воле к власти» не отражены и неотделимы от понимания Ницше таких вопросов как иде появившего появившегося издания “оды своей жизним трудомк применению в России.а Ницше и . имамстоянием науки – мораль, культура, задачи философии как таковой. В этом смысле для нас представляют интерес несколько более ранних произведений. Это, во-первых, «К генеалогии морали. Полемическое сочинение», в котором для обозначения и объяснения повеления масс (в том числе политического поведения) был введён термин «рессентимент», обозначающий зависть слабых и подчинены индивидов к более сильным и успешным как в физическом, так и в духовном отношении. Во-торых, ценность для нас представляет его ранняя работа «Рождение трагедии из духа музыки, или Эллинство и пессимизм», где наиболее полно отражено ницшевское понимание культуры и её места в человеческой жизни (по его мнению, утраченное с появлением Сократа и его диалектики) – что важно в рамках понимания культуры как основной цели и ценности политики (как считал сам Ницше). Наконец, это «По ту сторону добра и зла. Прелюдия к философии будущего», в которой окончательно оформляется понимание Ницше задач философии и методологической этики философа как человека, ответственного за политическое развитие человечества. Из исследовательской литературы, которая на данный момент издана в России, особый интерес представляет, во-первых, фундаментальная монография профессора философского факультета Санкт-Петербургского Университета Бориса Маркова «Человек, государство и Бог в философии Ницше». Во многом, это исследование ценно для нас тем, что в нём прямо была поставлена задача понять, что означал термин Ницше «большая политика» – под рассмотрение этого вопроса автор уделил сразу несколько параграфов главы «Философия Ницше и современность». Вторым из основных исследовательских трудов, который представляет для нас особенный интерес в рамках нашей темы, мне представляется статья Николая Орбела «Esse Liber. Опыт ницшеанской апологии», в которой впервые приводится попытка реабилитации такой книги как «Воля к власти», к которой в российском философском сообществе сохраняется настороженное отношение как к фальсификации.Методология изучения политического: Ницше против Руссо Любая научная проблема начинается с освещения методологии, которая будет применяться при исследовании проблемы. Вопрос о методологии стоял и перед Ницше. И, надо сказать, в его текстах её рассмотрение, хотя и не дано во всех подробностях и строгой научной форме, является тщательно проработанным. Однако прежде чем говорить о собственной методологии Ницше старательно исследует методологию предшественников и приходит к выводу, что основная парадигма политического мышления – та, в которой политики и теоретики политики мыслят в XVIII-XIX веке – в корне неверна. И первую половину своих истолкований Ницше посвящает как раз разбору методологий и критике парадигмы XVIII века. В качестве основного объекта критики Ницше выбирает Руссо, потому что он является не просто сыном своего века, но мыслителем, доведшим прежний методологический подход к политике до окончательного превращения в теорию. А зёрна его теории, будучи брошены в землю, дали всходы в 1789-1799 годы. В центре того, необходимо вспомнить два важнейших постулата либерализма – постулата касающихся разумности и доброты человеческой природы. Для Руссо данные принципы всегда были само собой разумеющимся, о феодальном правлении он пишет как о чём-то противоречащем принципам естественного права и «всякой доброй политики»2. То есть, так или иначе, Руссо верит в доброту человека и возможность его самого разумно определять свою судьбу. А если разумных людей становится много – либералы старались рассуждать логически – то и систему своих политических и иных общественных отношений они в состоянии разумно организовать, дабы быть максимально свободными и равными. Как Ницше критиковал выводы либералов и их идеи – будет сказано ниже. Пока же для нас важным является его анализ предпосылок, в рамках которых выстраивают свою логическую структуру либералы. По Ницше общей проблемой XVIII века и либерализма в частности стало стремление исправить человека в соответствии с собственной рационалистической утопией, к которой хотят подогнать реальное положение дел3 – вместо того, чтобы изучать человека таким, какой он есть в реальности – как то было, например в XVII веке. Причём Ницше обвиняет XVIII в сознательном отказе от того, что наука узнала о человеке в XVII веке. Логика, вторит Ницше консерваторам, работает не всегда. И есть вещи, которые больше отражают реально положение дел, не вписываясь ни в какую идеальную модель. Точно так же не вписывается в существующую в разуме Руссо конструкцию, из которой он и вывел позднее идею общественного договора. Однако когда идеи начали реализовывать, столкнулись как раз с тем, что люди далеко не всегда поступали так, как казалось разумным, и не вписывавшихся в логику развития революции пришлось исключать из созданного порядка путём якобинского террора. У Ницше существует довольно сильный аргумент насчёт того, почему Руссо стал думать именно так, и почему именно такой подход к человеку был им предложен. Всё дело, говорит Ницше, в… происхождении. Руссо – сын часовщика, и одно упоминание об этом всегда сильно его задевает4. Ровно в этом же ключе Ницше рассматривает противостояние Руссо Вольтеру – аристократу не только по духу, но и по крови, миссионеру культуры, как определил Ницше место Вольтера в философском дискурсе XVIII века. Однако так случилось, что именно руссоистский подход к человеку победил – возможно, тут сыграло роль и то, как каждый из них относился к церкви и Богу. Вольтер всегда являлся убеждённым антиклерикалом и противником христианского понимания бога, считая, что оно рисует нам тирана, которого мы принуждены ненавидеть (притом, что сама религия должна сохраняться как средство удержания низших людей в повиновении). В отличие от него Руссо в Боге нуждается, причём именно в том Боге, каким его трактует христианство – человек и природа сотворены Богом, а, значит, потому и добрые и хорошие5. Но для нас сейчас не так важно то, кому Ницше противопоставил критикуемого им Руссо. Намного важнее понять, что сам Ницше выдвигал в качестве альтернативного подхода. Подобно Гоббсу Ницше выделяет в существующей действительности некое state of nature, описывающего те условия, в которых берёт начало политическое поведение. Ницше назвал его «европейским нигилизмом», полагая, что такое состояние надо искать в современной ему Европе. Смысл нигилизма – в утрате ответа на вопрос «зачем?», на который ранее давался ответ христианской моральной гипотезой. Процесс этот не является результатом внезапного натиска неких внешних антихристианских сил, это закономерный итог развития человеческого представления о себе и мире, начиная, по крайней мере, с Коперника6. Шоком для людей (не только для церковников) стал сам факт того, что прежний центр Вселенной сдвигается на периферию сознания. Человек перестаёт видеть самого себя венцом творения, которому суждено слиться с богом. Но нигилизм – это не просто пессимистическая констатация факта, что вопрос «зачем?» остаётся без ответа. Нигилизм означает и непосредственное участие в свержении прежних ценностей, причём оно может быть пассивным – от недостатка силы, зависти, творческой импотенции – либо активным – творческим и направленным на создание новых ценностей вместо старых7. А раз политические решения сродни творческому, разуму как основному стимулятору политических решений в прежних теориях необходимо найти замену. Вслед за Шопенгауэром Ницше посчитал, что мир инстинктов, мир «животного» является фактором, сильнее всего влияющим на поведение человека и те решения, которые он принимает8. Позаимствовав у Шопенгауэра термин «воля» для обозначения инстинктивных позывов, Ницше, однако, вступил с ним в полемику, не соглашаясь с доводом о том, что эту волю необходимо преодолеть, потому что она является явлением негативным и злым. Ницше как раз считал (полемизируя сразу с обоими – Руссо и Шопенгауэром), что преодолевать инстинкты бессмысленно и губительно. Во многом, потому что творческая энергия человека питается как раз ими, а не разумом. Соответственно, в условиях нигилизма именно максимальное проявление инстинктов становится показателем физического и духовного здоровья, а, значит и способности осуществлять политику в дальнейшем. Степень способности каждого человека к осуществлению своих инстинктов Ницше назвал, конкретизируя Шопенгауэра, «волей к власти». Итак, мы видим, что Ницше отверг руссоистский подход к политическому, и подверг его критике9. Сутью критики Руссо является то, что он, как истинный сын своего века старается не строить свою доктрину в соответствии с имеющимися знаниями о человеке, а прилаживает его к своей утопии, считая его разумным и добрым. В противовес данной доктрине Ницше выдвигает человеческие инстинкты как основной регулятив поведения человека. Таковы итоги того, как Ницше рассмотрел теоретическую сторону вопроса. О практической стороне ницшеанского исследования политики (и, в частности о критике современных Ницше политических практик) речь пойдёт в следующей главе. Критика существующих политических практик В предыдущей главе мы увидели то, как Ницше раскритиковал господствовавшую руссоистскую методологию изучения политики и человека как её субъекта в частности. Сутью данной главы будет критика существующих политических практик, порождённых данным методологическим подходом. Три идеи торжествовали к моменту, когда политические мысли Ницше оформились окончательно – либерализм, социализм, национализм. Однако Ницше не нашёл ни одной из них ничего такого, что заставило бы его примкнуть к одной из них. Любая политическая форма, рассматривавшаяся Ницше, была подвержена разгрому как проявление того, что Ницше сам назвал ressentiment10. Термин этот обозначает духовное истощение в сочетании с завистью, которое объединяет одновременно тех, кто находится посередине социальной пирамиды и на самом её дне. Ницше с очень большой тревогой наблюдал, как эти рессентиментные категории человечества берут верх. И проявляются, как я уже сказал, во всех господствующих идеологиях. Если говорить о либерализме, то, наверное, закономерным будет предположить, что критика их практики напрямую сопряжена с методологией, о разгроме которой говорится выше. Основным посылом любой либеральной практики оставалось то, что человек представлялся разумным и добрым, к тому же за XIX век немалым прибавлением к этим принципам стал утилитаристский принцип того, что каждый человек стремится к счастью, следователь, необходимо дать максимальному количеству людей счастье. Либерализм становился всё более оптимистичным и всё более обращённым на сглаживание страданий у всего человечества. Критикой подобных идей Ницше, как ни странно, серьёзнее всего занимался в своём первом труде «Рождение трагедии из духа музыки». Сама суть ницшевской философии с самого начала строилась на том, что недопустимо полное изгнание страдания из человеческого бытия. Ницше увидел корни постепенного увядания Греции именно в этом торжестве оптимистического жизненного начала – сначала в качестве постепенного отступления трагедии и замены её комедией, а затем уже в виде победы оптимистической диалектики Сократа. Отношение Ницше к либерализму, как мне кажется, было построено примерно по такой же логике, как и отношение к Сократу и его диалектике11. Я имею дерзость даже проследить некие аналогии: примерно такое же место, какое в античности занимает Сократ, в развитии либерализма занимает современный Ницше утилитаризм с его оптимистическими выводами о том, каким будет итог развития человечества. Мир полагался лишенным страдания (по крайней мере – страдания большинства добродетельных людей, поскольку и в либерализме существую свои добродетели) и потому совершенно не требующим размышлений над страданиями. Если говорить и дальше аналогиями, то получается не менее удивительная вещь. Как вслед за торжеством античности произошло торжество христианства, так вслед за победой либерализма маячит призрак «нового христианства». В случае современных Ницше политических доктрин таковой выступал едва обеспечивший себе место в мировом политическом дискурсе социализм. Сама логика его развития и его целей крайне напоминает ту логику, по которой развивалось христианство. Критиковавший ту окружающую обстановку, которая сложилась в мире после победы либерализма, социализм, однако, вышел из той же мыслительной парадигмы о разумности человека даже в случае, когда не полагал человека добрым. Подобно христианству и заповеди Павла «несть для Бога ни эллина, ни иудея», социализм полагает изначальное равенство людей и отсутствие у них прав на какие-либо привилегии. Равно социализм, как и христианство в начале своего пути, не признаёт никаких возможных существующих условий существования, полагая на возможность революции (если рассматривать именно марксистскую трактовку социализма), приводящей к установлению подлинно справедливого и счастливого общества12. Уже позднее Фридрих Август фон Хайек в своей книге «Пагубная самонадеянность», по сути, подтверждая опасения Ницше, проведёт параллель между религиями и социализмом, тем более парадоксальную, что социализм считает себя в принципе антирелигиозным13. Суть социализма – именно в неприкрытом выражении своего рессентимента, прямом обозначении экономического равенства как наиболее желательной формы существования14 и отношении к уже завоёванным политическим свободам как к чему-то недостаточному и только как к средству к достижению подлинного счастья. Пускай даже сейчас счастье не достигнуто, причина этого – всего лишь в том, что ему мешают установиться некие силы (дьявольские силы, греховная натура человека, правящие классы, которым выгодно удерживать в подчинении страдающее большинство), с их же свержением всё пойдёт на лад. Всё это было для Ницше очень похоже на те методы и ту логику мышления, которую применяли иудеи, стремясь отомстить за поражение на поле боя с помощью духовной экспансии. Важным было только найти способ подобраться к тем, кто мог бы послужить средством для победы. Поскольку в аристократии такое средство найти закономерно не удаётся, взгляд обращается в сторону рабов и иных подчиненных людей. Им невозможно прямо навязать иудаизм, не предназначенный кому-то кроме евреев, поэтому прорывным становится появление такого отрицателя Израиля как Иисус Назарей. А, как и в случае с христианством, в XIX веке рессентимент не нашёл другого выхода как прорываться с помощью движения и учения, какое отвергает сам рессентимент. В данном случае таковым стал социализм, причём социализм в его марксистской редакции, признающей и приветствующей политические свободы (в отличие от обещавшего обращаться со своими противниками «как со скотом» Сен-Симоном)15. Рессентимент постепенно берёт власть в условиях развивающегося оптимистического взгляда на мир, вдохновлённого утилитаризмом. И на моменте, когда сильные мира принимают его идеи дабы удержать своё господство над своими рабами, происходит, собственно, крушение прежней культуры. Подобное было с античностью, когда христианизировавшийся Рим пал, не найдя силы сопротивляться варварам с севера и востока. Подобное грозило, по ожиданиям Ницше современному ему миру. Прежде всего – Германии и национализму дома Гогенцоллернов. Последняя запись Ницше перед его шагом в безумие стало «Уничтожив тебя, Гогенцоллерн, я уничтожу ложь». Эти слова были недвусмысленно обращены к уже вступившему на престол Вильгельму II Неистовому, самому агрессивному и амбициозному из кайзеров. Ницше не дожил до того, как новый кайзер удалил от двора Бисмарка, не желая делиться с ним властью. Вильгельм отказался продлевать закон о запрете социалистических партий и стал с ними откровенно заигрывать16. Но и оценка Ницше политики Бисмарка была крайне нелестной, хотя к личности железного канцлера он относился двояко. С одной стороны – Ницше в «Воле к власти» отвёл ему место среди примеров сильного немецкого типа, жёстких, волевых фигур17 (хотя и годных больше для описания типа политика-«лисы» у Макиавелли). И одновременно в последних записях он иронически намекал, что «нашего-то консорта там [в Вене и Петербурге] знают как парвеню, из уст которого до сих пор не вылетело ни одного удачного слова даже по недосмотру»18. Можно, конечно, много говорить, что Ницше уже был на подступах к безумию. Но не стоит, по моему мнению, отрицать и того, что он видел буквально на своих глазах то самое «вечное возвращение» и повторение истории, о котором он писал. Иначе как стремлением взять в свои руки новое христианство (то есть социализм) в условиях новой сократовской оптимистической диалектики (в роли которой выступали либеральная парадигма мышления и методология подхода к человеку) Ницше не мог объяснить складывавшуюся вокруг него политическую обстановку (и это несмотря на то, что последние годы своей жизни он намного чаще проводил в Италии). В русском языке есть поговорка о том, что соседская жена всегда красивее. Примерно так же Ницше трактовал тот национализм, который стал главным политическим курсом при Гогенцоллернах. Это был откровенно рессентиментный, завистливый национализм, требовавший себе колоний и новых территорий – особенно на Востоке, где жили славяне, занимавшие немецкое «жизненное пространство». Позднее именно этот же рессентимент (который, впрочем, был столь же характерен и для Франции, и для Турции и для иных европейских держав) взорвётся в июле 1914 года и приведёт к мировой войне. Итак, современная Ницше политическая ситуация была им подвержена активной критике по принципу «вечного возвращения» – победа оптимистических настроений, появление «религии рабов», подчинение этой религии расы господ. Признавая такой порядок как закономерный и повторяющийся, Ницше, однако, полагал, что такое состояние политики губительно, и его вредное воздействие каждый раз по времени приходит чаще – если от Сократа до победы христианства в Западной Европе прошло (учитывая последние очаги сопротивления язычества на острове Рюген) больше полутора тысяч лет, то от победы методологии Руссо до Первой Мировой Войны – полтора столетия. Поэтому для Ницше очевидной становилась необходимость разработать политический дискурс, более способствующий порядку в мире и предотвращению катастроф подобных крушению Рима (или второго Рейха). В чём состояла эта система, мы посмотрим в следующей главе.«Большая политика»: чистый Ницше как теоретик политического Если нашей задачей в предыдущих главах было осветить критическую сторону политического учения Ницше, то теперь нашей задачей будет понять, что же сам Ницше понимал под теорией настоящей, «большой» политики. Сюда нам имеет смысл отнести не только определение того, какую сферу человеческой деятельности охватывает политика, но и описание идеального общества по Ницше, и вопрос о месте морали в политике. Также, отдельным вопросом хотелось бы рассмотреть в контексте этого проблему о будущем государства (и национального государства в частности), отношение к которому у Ницше не было однозначным. В первую очередь, говоря о теории политики, нас интересует вопрос о том какую человеческую деятельность считать политической. Закономерно, что в политике человек точно так же реализует свою «волю к власти», однако просто говорить о подобном не имеет смысла в силу того, что понятие «реализация «воли к власти»» слишком широко. Для нас важно очертить чёткие границы того, что составляет непосредственно политический смысл этой реализации. Следует оговорить, что в моём понимании политический смысл «воли к власти» стоит толковать как волю к «господству» в том смысле, который дал этому термину Макс Вебер. Как мы помним, «господство» по Веберу означает то, что навязываемая кем-то воля принимается как максима собственного поведения в силу того, что у навязывающего свою волю есть право так поступать19. Если допустить трактовку понятия «воли к власти» в политическом смысле как стремления именно к такому господству, то наше исследовательское поле сужается, и мы получаем два основных вида деятельности, которые тесно связаны с господством – управление и принятие решений.Собственно, искусством принятия решений и управления и являлась для Ницше «большая политика»20. В первой главе мы уже говорили, что позитивным нигилизмом будет нигилизм творческий, стремящийся не просто свергать старые ценности, но устанавливать при этом новые. Рискну предположить, что Ницше примерно так и представлял себе тех, кто должен быть подлинным «большим политиком» – как людей, занятых созданием новых ценностей, а потому направляющих весь свой управленческо-децизионистский талант на службу этой цели.Закономерно, что далеко не каждый, кто умеет управлять либо принимать решения может быть отнесён к категории «больших политиков». В описаниях Ницше довольно чётко обозначал, что для него намного более интересным и ценным будет тип политика-«льва», если применять терминологию Макиавелли. Та теория политики, которую расписывает Ницше, больше следует правилу, что «войны нельзя избежать, можно лишь оттянуть её – к выгоде противника»21, поскольку политический деятель Ницше не обязан принимать популярных решений, скорее наоборот – его как человека творческого менее всего волнует оценка его деятельности. Он действует, руководствуясь далеко не близкими целями (ценности не появляются и не уничтожаются быстро, на разгром прежних античных ценностей ушло полторы тысячи лет22). В этом смысле Ницше поступает очень интересно с политическим учением Макиавелли, у которого Ницше явно приветствует многие методы управления и принятия решений – причинения зла по необходимости и добра по возможности. Другое дело то, для чего они могут применяться.Для Макиавелли совершенно очевидным было то, что государь дожжен удерживать власть и, так или иначе, захватывать новые территории, дабы упрочить свою власть и постепенно её расширять. Нетрудно предположить, что государь предстаёт человеком, во-первых, чувствующим стремление к собственности ради собственности («люди скорее простят смерть отца, чем потерю имущества»), и, во-вторых, озабоченным своей популярностью.Как мы помним, Ницше выступал резко против таких целей, являющихся, по его мнению, откровенным рессентиментом, который поразил сословие государей и воинов, когда мораль рабов была ими взята в качестве средства господства над ними (рабы стремятся к собственности своих хозяев ради неё самой). «Большой Политик» (которого Ницше представлял альтернативой, если не антиподом «государю»), как уже сказано, озабочен скорее строительством иной системы ценностей как творческой самореализацией23. Поэтому его решения могут быть непопулярны или даже оборачиваться в краткосрочной перспективе очень большими потерями (неважно – людскими, материальными, финансовыми, территориальными). Возможно, поэтому Ницше явно отдавал предпочтение типу «государя-льва» в противовес «государю-лисе». Хотя, надо признать, «государь-лиса» не был у Ницше полным аутсайдером в поле «большой политики», поскольку, опять-таки, зависит от целей. Перед Ницше был пример Гая Юлия Цезаря, скорее «лисы», чем «льва» и именно хитростью и умением лавировать между конфликтующими сторонами. Однако мы не имеем права однозначно относиться к личности Цезаря, поскольку переход Рубикона Ницше явно трактовался бы как поступок «льва»24. В любом случае, поведение Цезаря немало содержало в себе «лисьего» и построенного на хитрости. Другое дело, что Ницше усматривал в его поведении стратегический замысел величия Рима, нежели некие рессентиментные сиюминутные интересы.Такова точка зрения Ницше на то, какой должна быть личность политика. Но человек не находится в вакууме и во многом его поведение определяется тем, в каком обществе он находится и какого он стремится достичь. По сути, любая политическая мысль как раз и занимается описанием того, как в реальности действует индивид, какая реальность его окружает и какой реальности он стремиться достичь. Был подобный вариант идеального общества освещён и Ницше.Сомнительно, что буквальное прочтение этого варианта привело бы к его одобрению, поскольку в упрощённом и буквальном смысле общество это может быть описано известной фразой Е.Л.Шварца «Тень, знай своё место». Ницше считал своим долгом напомнить о необходимости восстановления чёткой иерархии рангов и аристократического правления, схожего с проектом Платона, где существует чёткая градация в виде философов (добавление Ницше – гениев и творцов) во главе общества (и являющихся теми самыми «большими политиками», которые призваны творить новые ценности), воинского сословия как его защитников и прочих людей как основного источника материального существования всего общества. Для Ницше в этом смысле близки к идеалу были аристократические общества Древней Греции (вроде Афин VI века), созданной Александром эллинистической Ойкумены, имперского Рима, в какой-то степени империй Византии и России. Не без интереса он смотрел и на общество Средневековья с его относительно чётким сословным делением.Однако всесилие главенствующей аристократии слишком опасно понимать буквально, равно как и антидемократический и антисоциалистический пафос Ницше, ибо мы рискуем прийти к тому, что только избранные «сверхчеловеки»25 имеют право на реализацию «воли к власти», в силу каких-то биологических либо наследственных причин. Но это означало бы давление на человека и всевластие, ничуть не менее рессентиментное, чем стремление социалистов и либералов к нивелированию социальных границ. Потому что в таком случае власть становится точно такой же собственностью ради собственности, которую боятся потерять – с одной стороны, и которую желают отнять – с другой.В этом смысле интересным будет эссе философа Мишеля Лакруа26, в котором Ницше призывает задавшегося вопросом о потере вкуса к жизни автора наполнить жизнь энергией и до конца следовать своему призванию.Я рискну предположить, что такую максиму поведения Ницше предполагал для всякого человека вне зависимости от его ранга в иерархии. Человек, с полной самоотдачей занимающийся своим делом, будь то ремесло гарсона или же полководца, и был для Ницше примером человека, занятого максимальной реализацией своей «воли к власти»27. Соответственно, в политике подобное поведение означает реализацию собственной воли к господству – ровно в том смысле, что каждый является вовлечённым в политику и имеет право влиять на неё и задавать правила игры. Человек, отказывающийся от участия в политике, тем самым, открывает шанс как собственным, так и чужим рессентиментным движениям души, поскольку другие получают право использовать отданную им чужую власть как собственность всё так же ради собственности. Так что в этом смысле Ницше можно назвать человеком, не чуждым некоторым идеям демократии (в том числе и в том, как её понимал Руссо) – многие исследователи отмечают, что Ницше был знаком с трудами Токвиля, так же немало говорившего критического в адрес демократии как власти посредственностей, но понимавшего неизбежность её наступления28.Ницше это тоже понимал. Но простое принятие демократии как данности означало бы признание поражения перед той самой пугавшей Ницше рационалистической парадигмой рессентимента, которую несут в себе либерализм и социализм и которая, в итоге, приходит к своей крайности при национализме (знаменующем собой вырождение аристократии). Следовательно, демократия должна была быть преобразована в нечто более способствующее развитию человека и его «воли к власти».В этом случае для Ницше была замечательным примером античность, и, в частности, Рим, в котором власть равно была сосредоточена в руках демократического института народных трибунов, сената и консулов (либо принцепсов, если, по терминологии Гиббона, говорить о «пяти хороших императорах» и династии Антонинов), не позволявших друг другу узурпировать власть в государстве29. Уже в новое время подобные идеи обсуждались философами, которым приходилось не просто размышлять о политике, но воплощать её на практике – я имею в виду североамериканских «отцов-основателей». Они были столь же озабочены проблемой потери человеком его политической свободы, а потому не абсолютизировали идею всеобщего избирательного права, угрожавшую появлению в Америке абсолютной монархии, которая только что была свергнута. Поэтому в США был введён принцип двухступенчатых выборов президента, избирать которого предоставляется коллегии выборщиков, которых и предстоит выбирать гражданам США.Ницше, безусловно, знал о таком опыте предотвращения как единоличной или олигархической тирании, так и охлократии. И, надо полагать, размышляя о таком неизбежном зле, как демократия, он подразумевал, что, позволяя всем людям реализовывать как можно активнее свою «волю к власти», нельзя одинаково оценивать их голоса. В этом смысле он был близок не только к «отцам-основателям», но и к современному ему британскому философу Джону Стюарту Миллю, поскольку все они так или иначе полагали то, что разные люди должны оказывать на политику разное влияние. Не исключено, что подобно предложению Милля Ницше явно предлагал сделать намного более котируемыми голоса тех, кто обладает высшим образованием. Впрочем, Ницше опасался того, что в условиях демократизации высшего образования и его превращения из аристократической добродетели в разночинную, обесценивает подобное деление. Тем не менее, обладание профессиональными знаниями, доступными не каждому, позволяет дать голосу такого человека оценку, отличную от оценки голоса того человека, который таким воспитанием не обладает.Однако Ницше казалось недостаточным прописать принцип разно оценки голосов где-то в формальных правилах. Гораздо более важным вопросом для него было воспитать это чувство различия по ценности каждого политического голоса у каждого человека.Огромную ценность в данном процессе играла бы культура. Её задачей в воспитании как раз и становилось подготовить человека к его месту в жизни и чёткому знанию своего дела так, чтобы он чувствовал стремление максимально реализовать себя, обрести на своей позиции самоуважение и достоинство человека на своём месте. И, одновременно с этим, стремился бы реализовать и свою узкую политическую «волю к власти», прекрасно понимая, во ско