«Роман в письмах»

Муниципальное общеобразовательное учреждение Средняя общеобразовательная школа №36 г. ВладимираРефератпо литературе на тему«Роман в письмах» в контексте творчестваА. С. ПушкинаИсполнитель: Бугайченко Анастасия 10 «Б» класс Руководитель: Егорова Е.А.Владимир 2009План работы. Предисловие 2ГЛАВА I – “Роман в письмах” в сопоставлении с романом в стихах “Евгений Онегин” и ” светскими повестями” 4ГЛАВА II – “Роман в письмах” и поздняя пушкинская проза 17Выводы 22Список использованной литературы 23 ПредисловиеТема моей работы «Роман в письмах» в контексте творчества А.С.Пушкина. Данное произведение относится к числу наименее изученных. Специальных исследований, посвященных этому вопросу, нет, но роман изучался в общих исследованиях прозы Пушкина в некоторых существен­ных аспектах. Известно, что первые строки романа были написаны в 1829 году. В том же году Пушкин прервал работу и более к ней не возвращался. Название романа условно, планы его неизвестны, а о замысле в целом позволяет судить только написанная часть. Тем не менее «Роман в письмах» – это одно из важнейших звеньев в цепи, соединяющей роман в стихах с прозаическим романом из современной жизни. Имея в виду, что «Роман в письмах» – это отдельный момент в пушкинском поиске путей развития для русского романа, важно определить место замысла в пушкинском творчестве при сопоставлении с другими произведениями. При этом следует помнить, что замысел завершен не был, поэтому перед нами будет постоянно стоять вопрос о том, каким образом могло бы пойти развитие сюжета, и почему все-таки работа над романом была прервана. В таком плане произведение рассматривается в работе Л.С.Сидякова «Художественная проза Пушкина», где говорится о возможно эксперимен­тальном характере романа, дается анализ формы, содержания и характе­ров, указывается на связь с “Пиковой Дамой” и “Барышней-крестьянкой». Сидяков отмечает, однако, что роман «обнаруживает тенденции, остающиеся незавершенными в законченных текстах Пушкина». С.Г. Бочаров в книге «Поэтика Пушкина», в главе «Повествование в прозе» останавливается на проблеме поиска путей передачи мыслей автора в прозе. В этом смысле он ставит роман между «Евгением Онеги­ным», «Повестями Белкина» и «Капитанской дочкой». Факт незавершен­ности романа Бочаров объясняет тем, что «умные люди», говорящие от­части за автора… не стали объединяющим кругозором в пушкинской прозе». «Смиренная проза», по мысли исследователя, «как бы искала самоограничения в способах выражения «мыслей». В лице Белкина и Гринева «такое самоограничение было найдено» Краткие замечания о романе есть и в работах других исследовате­лей. Так, В. Я. Брюсов в статье «Незаконченные повести из русской жиз­ни» видит дальнейшее развитие сюжета в столкновении интересов Лизы и Маши в отношении к Владимиру. Брюсов отмечает родство и той и другой героини с Татьяной Лариной. Герой романа видится исследователям как человек средний, «добрый малый», «которому Пушкин предсказал тот «обыкновенный удел», которого так боялся для Ленского». В книге «Проза Пушкина» Н. Н. Петрунина говорит о возможностях эпистолярного жанра, сопоставляет роман с повестью «Гости съезжались на дачу», находя общие вехи в обрисовке героинь, предполагает, что конфликт романа в противостоянии «сложного интеллектуального героя» и общества, вторгающегося в частную жизнь. При этом развязка видит­ся в «победе социального закона над живым человеческим чувством». Чичерин в книге «Возникновение романа-эпопеи» рассматривает «Роман в письмах», как первое звено в цепи произведений русской ли­тературы, связанных с именами Толстого, Достоевского, Чехова, где «душевные трещины» человеческого характера рассматриваются, как след­ствие глубоких социальных конфликтов. На это, считает Чичерин, на­талкивает своеобразие психологизма пушкинского наброска и особенно образ Лизы. В данной работе я опиралась на ряд исследований, посвященных «Евгению Онегину» и общим проблемам поэтики Пушкина. С опорой на эти труды, можно выделить, кроме уже названной проб­лемы незаконченности произведения, ряд аспектов размышления над романом. Из них, на мой взгляд, наиболее существенными являются: 1. Факт прямого присутствия в романе целой вереницы мыслей, тем, формулировок, которые могут быть трактованы как прямые высказывания автора романа (т.е. известны нам в качестве непосредственно пушкинских); 2. Совмещение этих мыслей с эпистолярной формой, в которой они оказываются «собственностью» всех переписывающихся героев; 3. Роль эпистолярного романа в общем развитии пушкинской прозы (как формы эту прозу предваряющей). В этой связи моя работа предполагает следующие повороты темы: 1. Сопоставление героев и сюжетных ситуаций «Романа в письмах» с романом «Евгений Онегин» и замыслами «светских повестей» притом, что мы условно принимаем «Евгений Онегин», как художественную сферу, предшествующую роману, а «светские повести», как одновремен­ную и последующую. 2. Сопоставление с законченными прозаическими произведениями, напи­санными Пушкиным после 1829 года (“Повести Белкина”(1830 г.) и “Пиковая Дама” (1834 г.)). ГЛАВА I – “Роман в письмах” в сопоставлении с романом в стихах “Евгений Онегин” и ” светскими повестями” Обосновывая возможность названного сопоставления, примем как условие мысль о том, что роман в стихах представляет для автора сферу наиболее устойчивых форм русской жизни, взятых реалистически правдиво и одновременно лирически идеально. Это русский национальный дворянский мир, каким он сложился к первой половине 19 века. «Светские повести» – при том, что речь в них идет о людях примерно то­го же круга – пушкинское проникновение в «новые времена». От «свет­ских повестей» путь лежит к «Пиковой даме». «Роман в письмах» по широте охвата действительности, по опоре на деревенскую Русь тяготе­ет к «Евгению Онегину». По специфике содержания, по типу высказыва­ний – к «светским повестям». При этом, как уже отмечалось «Роман в письмах» представляет по­пытку найти новые пути развития для русского романа. Все пушкинские отрывки и наброски этого времени свидетельствуют о тщательном поиске оптимальной прозаической формы для будущего романа (рассказ от третьего лица, записки, письма и др.). Размышления о содержательной стороне нового романа есть уже в «Евгении Онегине». Там они обраще­ны, в основном, к опыту прошлого («роман на старый лад»). Мысли об использовании «старого» европейского романа 18 века ради создания нового, производятся в “Романе в письмах. («Умный человек мог бы взять готовый план, готовые характеры, исправить слог и бессмыслицы, допол­нить недомолвки – и вышел бы прекрасный, оригинальный роман». (5 Лиза – Саше). В соответствии с этим, в моей работе «Роман в письмах» рассмат­ривается, как одна из попыток создания романа, который учитывает прош­лое и смотрит в будущее. На фоне предшествующих пушкинских произведений «Роман в письмах» вносит следующие существенно новые черты:1. Это один из первых опытов создания прозаического романа;2. Одно из немногих обращение Пушкина к эпистолярному жанру. Даже при поверхностном прочтении незаконченного произведения бро­сается в глаза его близость к роману в стихах. Также как и в «Евгении Онегине» намечены линии год-деревня и сохранены практически все приметы этих сфер. Город- «динамика» событийный центр, деревня- очищение, умиротворение героя (выражение В. Непомнящего). В применении к роману в стихах о таком противопоставлении сфер города и деревни подробно говорит В. Непомнящий в книге «На перепутье». Размышления исследователя об «условно-идиллической» подаче мира по­мещичьего семейства с некоторым снижением тона повествования вполне применимо к характеристике семьи Машеньки, родственников Владимира. Интересно, что возможность увидеть «соседей добрую семью» пре­доставляется в сходной сцене именин. И в том и в другом романе среди собравшихся «уланские мундиры», уездные дамы с обязательными поце­луями, мужчины, хохочущие от собственных шуток, и центр внимания все­го общества – гости из Петербурга. Вот что говорит герой «Романа в письмах» о собравшихся: «Эти господа (мелкопоместные дворяне) не служат и сами занимаются управлением своих деревушек, но признаюсь, дай бог им промотаться как нашему брату. Какая дикость! для них не прошли еще времена Фонвизина. Между ними процветают еще Простаковы и Скотинины!». (Владимир – другу V1,73). В черновиках “Евгения Онегина” есть сравнение матери Татьяны с госпожой Простаковой.В чистовом варианте Пушкин снимает это сравнение, и описание ее способа ведения хозяйства становится, по выражению В.Непомнящего, не более чем тяжкой чертой времени и нравов, как и нежеланный брак: «Она езжала по работам Солила на зиму грибы, Вела расходы, брила лбы, Ходила в баню по субботам, Служанок била осердясь – Все это мужа не спросясь…» ( V, II, XXII, 51)В «Романе в письмах» сравнение с Простаковыми не убирается, что должно, казалось бы, сделать повествование о помещиках более жестким. Но устами Владимира Пушкин тотчас же делает оговорку: «Впрочем, это не относится к родственнику, у которого я в гостях». То есть любовно-терпимое отношение к семье уездных помещиков сохраняется автором. Прежде чем перейти к сопоставлению характеров отметим, что, сох­раняя известную близость к «Онегину», проза и эпистолярность, однако, дали возможность для нового изображения действительности. Они позво­лили: 1) усилить детальность, бытовизм, а через них и социальность; 2) развить психологизм, особенно ощутимый на фоне «Евгения Онегина», где герои изображались достаточно обобщенно. Учитывая это коренное отличия «Романа в письмах» обратимся к сопоставлению женских характеров эпистолярного романа (разработанных в нем более подробно, чем мужские) с женскими характерами «Евгения Онегина» и «светских повестей». Очевидно, что героини в «Романе в письмах» должны были играть ведущую роль. Вообще в пушкинских наб­росках 20-30-х годов основное внимание уделялось именно разработке женского характера (отрывки «На углу маленькой площади», «Мы проводи­ли вечер на даче», «Гости съезжались на дачу», с главной героиней которого Зинаидой Вольской мы попытаемся сопоставить главную герои­ню «Романа в письмах», поскольку в этом наброске женский характер раскрыт наиболее полно). В качестве главной героини эпистолярного романа выступает Лиза, дворянка по происхождению, бедная воспитанница в богатом доме. Она бежит от своей любви к некоему Владимиру Р. из Петербурга в деревню, откуда и пишет письма своей подруге. Кроме того, интерес в романе представляет еще один женский персонаж (о ней нам известно лишь со слов Лизы и Владимира). Это Машенька, уездная барышня, соседка Лизы и родственница Владимира. Отметим, что здесь, в отличие от «Онегина», значимы и интересны два женских характера. Принято говорить о двух полярных типах геро­инь у Пушкина. Как, утверждает Анна Ахматова это – женщина-ангел и женщина-демон (или «милый демон»). Такая полярность – наследие роман­тизма (вспомним Марию и Зарину). Но существует она у Пушкина как два конца одной цепи, имеющей множество звеньев. Поэтому можно говорить о том общем, что связывает героинь, включая полярности. Все героини – Татьяна Ларина, Лиза, Маша, Зинаида Вольская, молодые девушки, готовые полюбить или уже любящие. Причем любовь их – с самого момента зарождения «страдательная», движущаяся к катаст­рофе (исключим Машеньку, о которой знаем слишком мало). Воспитание героинь, некоторые особенности их мировоззрения делают это сближение еще более естественным. Характерной чертой воспитания всех названных героинь, хотя и принадлежащих к разным кругам общества, была относительная свобода, предоставленность самим себе, некая отторгнутость от общего мира,- что можно считать предпосылкой к трагедии их судеб. Отсюда – неординар­ность, исключительность их отношения к миру. У Лизы, героини «Романа в письмах» – это «способность смотреть на вещи бог знает с какой стороны». (7. ответ Саши. VI 70). Того же плана и утверждение, что «страсти погубят Зинаиду Вольскую», отданную на воспитание «учителям всякого рода» и «в четырнадцать лет писавшую записки своему танц­мейстеру», и авторская характеристика Татьяны Лариной из 2-ой главы «Евгения Онегина»:«Дика, печальна, молчалива, Как лань лесная боязлива, Она в семье своей родной Казалась девочкой чужой…» ( V, II, XXV, 47 )Маша из «Романа в письмах» идет из дома «на целый день в сад или в поле с книгой в руках» и воспитана, по словам Лизы «на романах и свежем воздухе», (3. Лиза – Саше VI . 63) Сближает героинь и удивительная цельность натур, стремление жить по законам своего миропонимания, способность следовать голосу приро­ды, первым порывам души. Думается, такая способность, с точки зрения Пушкина, очень важное свойство характера, которым обладают далеко не все. Герои-мужчины в гораздо меньшей степени: Онегин обретает эту способность лишь в конце романа, полюбив «новую» Татьяну, а Влади­мир – герой «Романа в письмах», судя по написанной части, вообще не склонен проявить себя подобным образом. Известна пушкинская нелюбовь к повторениям, и все же героиням эпистолярного романа оставлена та же, что и у Татьяны способность к искренним чувствам, естественность проявления этих чувств как, несомненно, положительные качества. Причем даже раскрытие этих ка­честв происходит в сходных ситуациях. Таково поведение Лизы и Татьяны на именинах в том и другом рома­не. Обе не могут скрыть чувства искренней радости при появлении воз­любленного, отсюда замешательство и смущение обеих. В пользу героинь говорит даже «нездоровье» и той и другой, произошедшее от волнения, отличающее их от «красавиц недоступных, холодных, чистых, как зима». («Е. О.» 5 . III. XXII. 65.) Глубину чувства, нравственную чистоту героинь подчеркивает Пушкин, оставляя Лизе скромность Татьяны в хранении «тайны» своей любви, открыть которую они решаются далеко не сразу. Татьяна говорит об этом няне, прежде чем написать письмо к Онегину, а Лиза лишь в 4-м письме к подруге, застигнутая врасплох приездом Владимира, дове­ряет ей свою тайну. Искренность порывов души героинь, естественность поведения как качества редкие, необычные, особенно ценные, подчеркнуты в романе в стихах вниманием остальных собравшихся на именинах к «жирному пи­рогу», в эпистолярном наброске – общим стремлением показаться инте­ресными проезжему офицеру. В отрывке о Вольской противопоставление героини и общества достигает кульминации, ее естественность рассмот­рена как вызов. При наличии ряда общих черт, несомненно, что героини Пушкина очень разные. Говоря о Лизе и Маше, надо отметить, что роль второй героини понималась разными исследователями по-разному. В.Я.Брюсов прямо заявляет, что драматизм повести был бы основан на соперничест­ве Маши и Лизы в любви к Владимиру. Л.С. Сидяков в книге «Художественная проза Пушкина» говорит, что текст не дает оснований для такого предположе­ния. И все-таки я думаю стоит предположить участие Машень­ки в любовном конфликте романа (увлечение обеих героинь Владимиром дает возможность для такого предположения). Маша является перед нами в образе вдохновляющей Пушкина «барыш­ни уездной, с печальной думою в очах, с французской книжкою в руках». («Е.О.», V, VI, V, 167 ). Её стремление к уединению, прогулки в поле и в саду роднят ее с Татьяной. И ещё один момент в характеристике Маши хочется отметить. Она «стройна и странна», говорит Лиза. Слово «странный» в словаре Пушкина часто употребляется для характеристики неординарных героев. Вспомним, что об Онегине Пушкин говорит: «Мне нравились его черты Мечтам невольная преданность, Неподражательная странность И резкий,охлажденный ум». (IV,I,Х V,28 ) О Ленском: «Он из Германии туманной Привез учености плоды: Вольнолюбивые мечты, Дух пылкий и довольно странный….» (V,II,VI, 38-39) «Странность» для Пушкина всегда показатель позитива, интересности, необычности явления. Маша «странна» уже по первой характеристике. Думается, она может претендовать на роль второй героини романа. Но, предваряя вероятное сопоставление или противопоставление героинь, хочется отметить одну существенную особенность обрисовки их характеров. В «Онегине» характер Татьяны – сам факт его зарождения в провинциальной сфере, лишен детальной мотивированности. Отсюда – и неожиданность превращения деревенской девочки в «законодательницу зал» – неожиданность, за которую, по указанию самого Пушкина,- порицал его Катенин. Возможно поэтому в «Романе в письмах» обе героини, Маша и Лиза, так четко обрисованы социально. То есть произошло как бы раздвоение Татьяны-девочки, воспитанной в деревне (это Маша) и светской дамы, равной блестящим дамам петербургских зал (Лиза). О большей социальной обусловленности говорит, прежде всего, выбор имен героинь. Если именем «Татьяна» Пушкин дает простонародную струю, то имя «Maшa» ее еще более усиливает, а «Лиза», наоборот, снимает. В связи с большей привязанностью к своему кругу возникают и новые черты героинь «Романа в письмах». Машенька «окружена дворо­выми собаками говорит, о погоде нараспев, и с чувством потчует вареньем». (3. Лиза-Саше VI, 63) В «Евгении Онегине» быт – сфера Ольги. Окружив им Машеньку,- Пуш­кин несколько снизил характер молодой героини. Вместе с тем меняется и героиня светская, приобретая большую начитанность, знание жизни и света. Лиза напоминает Татьяну послед­них глав. Её характеристику вполне можно отнести к героине восьмой главы «Онегина»: «Тихая, благородная стройность в обращении, прелесть высшего петербургского общества, а между тем – что-то живое, снис­ходительное, доброродное…» (10. Владимир – другу VI 75) Вообще в творчестве Пушкина того времени можно увидеть тему светской женщины, незаурядной, гордой, думающей, пытающейся осоз­нать своё место в обществе. Героиня «Романа в письмах», с этой точ­ки зрения, стоит где-то в середине пути перехода от Татьяны Лариной к Зинаиде Вольской. Татьяна внутренне чужда свету, хотя живет в нем, пользуясь об­щим уважением. Лиза бежит от общества, не хочет принимать условия и нормы, которые диктуются ей положением бедной компаньонки. Жить в чужом доме, чувствуя унизительность своего положения, и «ловить» жениха, чтобы иметь вечера на Английской набережной, от этого насто­ящего и будущего героиня бежит в деревню. Вольская прямо противопоставляет себя обществу. Не заботясь о мнении света, она живет так, как сама считает нужным. Если Татьяну просто тяготит ее положение, то Лизу оно унижает, Вольскую заставляет возмутиться «противу власти несправедливого света». (VI, 654) Все героини личностны, самостоятельны, горды – здесь одно из отличительных качеств их натур. Но гордость Татьяны – это гордость «традиции», гордость русской женщины, воспитанной на здоровой народ­ной морали. Она почти не осознанная, интуитивная. Гордость Лизы совсем другая. Это думающая, сопоставляющая, анализирующая своё положение женщина, не желающая идти на поводу условий общества. Выс­шим проявлением этих качеств является свободная и независимая нату­ра Вольской, которая противопоставляет сознательно свою личность общественному мнению. Закрепленность социальных ролей (Лиза – свет, Маша – деревня) делает совершенно оправданной разницу во взглядах, понятиях, склон­ностях героинь. Говоря об отношении героинь «Романа в письмах» и романа в стихах к своим возлюбленным, вернемся к мировосприятию героинь, их представ­лениям о любви. Татьяна, читая «сладостный роман» с «очарованьем пьет обольстительный обман», воображая себя «героиней своих возлюб­ленных творцов, Клариссой, Юлией, Дельфиной..» (V, III, IX-X, 59) Машенька имеет «целый шкап» тех же самых романов, воспитана на них. Она из тех барышень, которые составляют “истинную публику” Пуш­кина и Вяземского. (5. Лиза- Саше VI, 67) Но не такова Лиза. Её образованность и начитанность, несомненно, выше. Она иронизирует над «Клариссой» Ричардсона, размышляет над сменой идеалов, скучает над теми самыми книгами, с героинями которых отождествляет себя Татьяна. Для Лизы это чтение стало поводом для иронического замечания: «Живу в глухой деревне и разливаю чай как Кларисса Горлов». (3. Лиза-Саше VI 62) Такое различие во взглядах не могло не отразиться на восприятии возлюбленного. Если для Татьяны Онегин – несомненный поэтизированный и романтизированный идеал, от которого даже гибель любезна, а у Ма­ши восприятие Владимира не иначе как восторженное, то для Лизы Влади­мир – не романтизированный герой, а человек с хорошим и дурным, который иногда играет роль (кстати, ни Татьяна, ни Маша даже не думают о возможности неискренности их героя). Кроме того, выбор Татьяны был обусловлен той порой, которая пришла для юной мечтательницы, и неожиданным появлением нового, не­обычного лица в деревне. Пожалуй, то же можно говорить и о Машеньке, ведь приезд Владимира семилетней давности до сих пор жив в ее памяти. Выбор Лизы обусловлен, вероятно, иными причинами, чем внешняя ориги­нальность героя (живя в свете, она имела возможность встречать немало молодых людей). Давая оценку Владимиру, она склонна предполагать, что он для нее «не пожертвует богатой невестою и выгодным родством». (5. Лиза-Саше VI, 66.) То есть в то время, когда Маша и Татьяна влюблены в свой идеал, Лиза занята придирчивым анализом своего героя. Кроме перечисленных черт, так или иначе сближающих героинь «Романа в письмах» с героинями «Евгения Онегина» у Лизы есть одна особенность – которая появится затем в «Пиковой даме» – положение бедной воспитанницы. Впервые герои Пушкина загово­рят о социальном неравенстве и разнице в материальном положении, как основном препятствии не только для заключения брака, но даже для воз­никновения чувств. Думается, что мотив появляется не случайно. Это черта нового времени. Ее несут в себе современные Пушкину герои. Еще большие основания для подобного предположения дает характеристика главного героя незаконченного романа. Отметим, что если в характерах героинь «Роман в письмах» и «Евгений Онегин» много общего, то мужские характеры, напротив, довольно сильно отличаются друг от друга. Перед нами два совершен­но разных типа героев. Если Онегин, по замечанию Тархова, в романе все время как бы под вопросом,… само существо его многосоставно, оно скрывает в себе самые разные возможности». Два полюса этого образа: скептицизм и гений любви как бы хранят потенцию всего романа, то характер Владимира позволяет говорить о боль­шей определенности, социальной заданности героя. Брюсов характеризует Владимира, как «тип человека среднего, не слишком дурного, не слишком хорошего, не слишком «нового», не слиш­ком старозаветного, в общем «доброго малого» и предсказывает ему «тот обыкновенный удел», который Пушкин так боялся для Ленского: «В деревне, счастлив и рогат Носил бы стеганый халат… Подагру б в 40 лет имел, Пил, ел, скучал, толстел, хирел». Однако стоит задуматься, не является ли характер Владимира первой попыткой Пушкина нарисовать тип «нового» человека, уже уви­денный им в обществе, отраженный затем в характере героя «Пиковой дамы». Имея это в виду, проведем сопоставление Владимира с Евгением Онегиным по следующим линиям: а) отношение героев к обществу, их окружающему; б) отношение к собственности; в) отношение к женщинам. Владимир и Евгений – оба неглупые, отлично образованные свет­ские молодые люди, имеющие собственный взгляд на окружающее. Если для героинь Пушкина характерна некоторая отстраненность от жизни общества, то герои отличаются большей вписанностью в этот мир. В самом деле, Владимира, судя по всему, в целом устраивает положение его в свете, привычный образ жизни. Воспитание Онегина, положение и описанное в 1-ой главе течение жизни говорят о казалось бы, полной и ненарушимой гармонии его судьбы с миром, в котором живет Евгений. Однако, одной из важнейших черт характера героя романа в сти­хах является то состояние «хандры», разочарования, одновременно мнимого (модного, внешнего), и подлинного, внутреннего разочарования в свете, в искусстве, в чувстве. Это состояние – одна из главных причин, по которым герой покидает Петербург, убегая от скуки и ханд­ры в деревню. Владимиру тоже надоела петербургская жизнь, он «отдыхает» от нее в деревне. Но мотивы приезда другие. Он едет, как мы уже отмеча­ли, за Лизой, без которой ему «было скучно не на шутку». В отличие от Онегина, приехавший в деревню Владимир жизнелюбив, деятелен, це­леустремлен. Известно отношение Онегина к окружающим, нежелание сходиться с людьми, не интересующими его, равнодушное презрение, переходящее в оскорбление к соседским помещикам: «Сначала все к нему езжали; Но так как с заднего крыльца Обыкновенно подавали Ему донского жеребца, Лишь только вдоль большой дороги Заслышит он домашни дроги,- Поступком оскорбясь таким, Все дружбу прекратили с ним?» (V,II,V, с. 38) Владимир, хотя и пишет другу: «Какая дикость! для них (для поме­щиков) не прошли еще времена Фонвизина. Между ними процветают ещё Простаковы и Скотинины!» хотя и позволяет себе достаточно грубо высмеять отношение здешнего общества к нему, заезжему офицеру и «нахалу», как сам он определяет манеру своего поведения – все это, однако, не мешает ему «ездить на порошу с здешними помещиками и играть с старухами в бостон по копейке». Глубокое презрение к мелко­поместным дворянам безболезненно уживается с подобным, занимающим героя времяпровождением с ними же. Существенно отличает Владимира от героя романа в стихах и отно­шение к практической стороне жизни. Когда, после смерти отца, перед Онегиным собрался «заимодавцев жадный рой» «Евгений, тяжбы ненавидя, Довольный жребием своим, Наследство предоставил им, Большой потери в том не видя,(!) Иль предузнав издалека Кончину дяди старика». (V,III, с.31) Владимиру такое легкомыслие явно чуждо. Не будучи сам родовым аристократом, он считает прискорбным «унижение исторических родов». Ратуя за укрепление старого дворянства, Владимир говорит и об ук­реплении своего класса. Причиной быстрого упадка и разорения Влади­мир считает «небрежение, в котором мы оставляем наших крестьян… на произвол плута приказчика, который их притесняет, а нас обкрады­вает». Герой намеревается «положить этому преграды» выйдя в отстав­ку. И исходя из сказанного, мы можем надеяться, что планы его глуб­же и мотивированнее действий Онегина в этом направлении: «Один среди своих владений, Чтоб только время проводить,(!) Сперва задумал наш Евгений Порядок новый учредить…» и т.д. (V,II,IV, с.37) Не случайно Лиза с самого начала романа почти уверена относи­тельно выбора Владимиром богатой невесты и выгодного родства. Заметим, кстати, что Германн из «Пиковой Дамы» тоже связывает укрепление своего положения с материальным благополучием (существен­но, что «новый» герой не аристократ по происхождению). Владимир и Евгений пользуются благосклонностью женщин. Но оне­гинское разочарование коснулось и этих отношений: «Красавицы недолго были Предмет его привычных дум; Измены утомить успели…» (V, I, XXXYII, с.26) Владимира же, напротив, чрезвычайно занимают представительни­цы прекрасного пола. Он влюблен в Лизу, «для развлечения» имеет Ма­шеньку, а по выражению друга «вечно волочится за женщинами». Волею судьбы, приехав в деревню, Онегин, сам того не желая, «влюбляет в себя» Татьяну. Владимир же сознательно едет в деревню за Лизой, упорно добиваясь ее любви. Характерно, что герои влюбляются (Владимир в Лизу, Онегин в Татьяну 8 гл.) не просто в женщину своего круга, хотя и это немало­важно, но в характер совершенно особенный, отличающийся от большинст­ва светских красавиц, что свидетельствует о неординарности самого героя. Вообще можно отметить, что по сравнению с Онегиным, герой эпистолярного романа в гораздо большей степени наделен волей, целе­устремленностью, стремлением достичь своей цели, и это особенно сближает его с героем «Пиковой Дамы». ГЛАВА II – “Роман в письмах” и поздняя пушкинская проза При сопоставлении «Романа в письмах» с завершенными прозаичес­кими произведениями в центре внимания оказываются «Пиковая дама» и «Повести Белкина». На связь с этими произведениями указывал в част­ности Сидяков, который характеризует эпистолярный роман следующим образом: «Роман в письмах» оказывается произведением, связанным с «Пиковой дамой» равно как и с «Повестями Белкина», реализующими раз­личные тенденции в последующем развитии пушкинской прозы». Связь «Пиковой дамы» и «Романа в письмах» видится исследователя­ми (Чичерин, Сидяков) прежде всего как поиск Пушкина в создании пси­хологического направления в русской литературе, которое затем сильно разовьется в творчестве Толстого, Достоевского, Чехова. Однако, на мой взгляд, сопоставление эпистолярного романа с по­вестью возможно и на уровне сюжета и проблематики. В этом отношении необходимо вспомнить историю создания «Пиковой дамы», до сих пор не выясненную до конца. Практически всеми исследователями отмечен факт резкого изменения характера Германна, по сравнению с первоначальным характером (имеется в виду герой отрывка «Теперь позвольте ближе познакомить вас»). Основ­ные черты характера последнего, скорее всего, отразились в образе героя поэмы «Медный всадник», работа над которой шла параллельно. При этом остается неизвестным, какую роль отводил Пушкин в пла­нах повести старой графине, и была ли среди героев ее бедная воспитанница. Учитывая, что творческая история «Пиковой дамы» охватывает вре­менный промежуток с 1828 по 1833 гг., а также появление в окончатель­ном варианте фигуры компаньонки, представляется возможным связать из­менение характера Германна с обращением к незаконченному эпистолярному роману 1829 г. и Факт его непосредственного влияния на повествование о трех картах. Рассмотрим подробнее данное предположение. И в том и в другом произведении перец нами своеобразная, опосредованная перекличка веков. Собирательный (по Сидякову) образ графини воплотил для Пушкина черты старой аристократии, хранительницы заветов русского общества 18 столетия. Уже в 1-ой главе приоткрыт ее мир – романтические нравы ее моло­дости, где стреляются от жестокости дам, проматывают миллионы и таин­ственный граф может подарить чудесную способность выигрыша. Иное дело современный мир, мир «молодых людей, расчетливых в сво­ем тщеславии», героями которого становятся люди с «душой Мефистофеля», а в романах торжествует порок. Меняется эпоха, меняются нравы – под­черкивает Пушкин. Постояв перед мертвой старухой, ужасаясь лишь «невозвратной по­терей тайны, от которой ожидал обогащения», идет по потайной лестнице Германн, «волнуемый странными чувствованиями». По этой самой лестнице, думал он, может быть лет шестьдесят назад, в эту самую спальню, в та­кой же час, в шитом кафтане, причесанный a l’oiseau royal («журавлем»), прижимая к сердцу треугольную свою шляпу, прокрадывался молодой счастли­вец, давно уже истлевший в могиле, а сердце престарелой его любовницы сегодня перестало биться». (т. VI ст. 396). Иронический конец фразы подчеркивает неизбежное отступление ста­рого перед новым. Об этом же свидетельствует и описание спальни старой графини: «Полинялые штофные кресла и диваны с пуховыми подушками, с сошед­шей позолотой стояли в печальной симметрии около стен, обитых китайс­кими обоями». (VI, 337) Та же самая картина представляется взору Лизы из «Романа в письмах», читающей старые романы: «Ты не можешь вообразить, как странно читать в 1829 году роман, писанный в 775-м. Кажется, будто вдруг из своей Гостиной входим мы в старинную залу, обитую штофом, садимся в атласные кресла, видим около себя странные платья, однако же, знакомые ли­ца, и узнаем в них наших дядюшек и бабушек, но помолодевшими. Боль­шей частью эти романы не имеют другого достоинства»… Затем следует совет – написать новый роман, по «старой канве вышить новые узоры” и “представить в маленькой раме картину света и людей». (6. Лиза – Саше VI, 67) С этой точки зрения посмотрим на «Пиковую даму». «Старая канва» в ней отчетливо присутствует, – а именно, схема сентиментального романа: переписка соблазнителя с невинной девушкой и достижение им цели. А далее следует «новый узор»: «Итак, эти страстные письма, эти пламенные требования, это дерзкое преследование, все это было не лю­бовь! Деньги, – вот что желала его душа! Не она могла утолить его жела­ние и осчастливить его!»(VI, 345). Причем, как замечено в «Романе в письмах» – роль женщин не изме­няется: «Наивная мечтательница» Лизавета Ивановна верит в чувство Германна и действует по предложенной им схеме. «Способы же нравиться в мужчине («Роман в письмах») зависят от моды, от минутного мнения». «Портрет, набросанный Томским, сходствовал с изображением, сос­тавленным ею самою (Лизаветой Ивановной), и «благодаря новейшим рома­нам, это, уже прошлое, лицо пленяло и пугало ее воображение». (VI, 344) Отметим, что черты нового героя (единственного, как и образ ком­паньонки в завершенной прозе Пушкина), героя века прозы и расчета, впервые были обозначены в характере Владимира, героя «Романа в пись­мах». Сидяков так характеризует этот тип: «В лице Германна воссоздает­ся психологический тип, уже определившейся в действительности, но еще не достаточно отчетливый в социальном плане. Это тип героя, любой це­ной стремящегося к благополучию, не останавливающийся ни перед чем в достижении своей цели». Исследователи также обращают внимание на связь «Романа в письмах» с циклом «Повести Белкина». При работе над ним Пушкин прямо ис­пользует характеристику помещичьего семейства из «Романа в письмах» (см. начало «Метели»), а также некоторые другие детали, включая и ха­рактеристику уездных барышень и мотив неравенства влюбленных, частич­но перенесенный отсюда в «Барышню-крестьянку», возможно, что и утра­ченная часть 9-го письма, начинающаяся словами: «Чины в России необ­ходимость хотя бы для одних станций, где без них не добьешься лоша­дей…», отозвалась потом в «Станционном смотрителе».(9. Ответ друга VI, 74) Кроме использования намеченных в эпистолярном романе тем, наибо­лее существенное влияние на последующую прозу Пушкина (включая рас­сматриваемые произведения) безусловно оказала форма романа. С этой точки зрения следует признать экспериментальный характер произведения, поиск оптимальной формы повествования. Эпистолярность во многом устраивала Пушкина при переходе от рома­на в стихах к роману в прозе. Этот жанр оптимально сохранял ту свобо­ду художественного пространства, которая была найдена в «Евгении Оне­гине». «Роман в письмах» дал возможность впервые перенести в прозу неко­торые немаловажные для свободы пушкинского повествования детали, ко­торые неоднократно отмеч