Sai это Вы для горной 3-ки наисали,а он про пешую говорит

sai – это Вы для горной 3-ки наисали,а он про пешую говорит.3-ка пешая кажись следующая должна быть – расстояние на менее 190, дней не менее 10, локальных препятствий не менее 2-х типов из броды, перевалы, вершины, траверс гребней, и протяженных препятствий не менее 2-х типов из р.покров, осыпи/морены, сн/уч.,лед/уч. Причем если рассматривать перевалы, то засчитываются только 1шт -нк, 1шт -1А и 1шт -1Б. вершины, траверсы и лед/уч. могут быть до 1А, броды, р/покров и осыпи/морены до 2А.Начало формы Проза ру произведения авторы рецензии дневники ваша страница вход регистрация о сервере Национальный сервер современной прозы | сделать стартовой | в закладки | разместить рекламу | стихи | классика | литпортал  ^ Версия для печатиЛетопись одного турпохода. Документальная повесть.Б Сибиряк^ НОМИНИРОВАНО НА КОНКУРС ТЕНЕТА-2002.УВАЖАЕМЫЙ ЧИТАТЕЛЬ!ЕСЛИ ВЫ НЕ СКЛОННЫ К ПУТЕШЕСТВИЯМ, ЕСЛИ ВАС МАЛО ИНТЕРЕСУЮТ НАЗВАНИЯ ГОРНЫХ РЕК, ПЕРЕВАЛОВ И ДРУГИЕ ПОДРОБНОСТИ, ВЫ МОЖЕТЕ ПЕРЕЙТИ К СЖАТОМУ ИЗЛОЖЕНИЮ ЭТОЙ ИСТОРИИ – http://www.proza.ru:8004/texts/2003/05/28-47.htmlПролог16 июля 1985 годаВсю ночь в горах бушевал дождь. Такой сильный, что несмотря на подстеленный под палатку полиэтилен и натянутый сверху тент, всё промокло. Мы стоим в самых верховьях горной реки Енгожок недалеко от границы леса на высоте немногим более полутора тысяч метров над уровнем моря. Восточный Алтай…В сыром спальнике становится неуютно, и я вылезаю из палатки до подъёма дежурных. В лицо мягко ударяет ни с чем не сравнимая прекрасная свежесть раннего таёжного утра. На небе – ни единого облачка. Довольно прохладно. Это место мы иногда называем стоянкой у “кедрового камня”. В самом деле, в здоровенных разлапистых корнях могучего кедра невероятным образом разместился камень величиной с приличный сарай, весь покрытый разноцветными лишайниками.Вокруг камня под кроной таёжного красавца приютились четыре маленьких палатки. В каждой – по три человека.Ломаю сухие ветки от кедра, разжигаю костёр. Подвешиваю котелки и вспоминаю, что где-то здесь мы ночевали с Филипповым. Тогда мы не смогли пройти верховья Енгожока из-за белой мглы. Было это 11 мая 1978 года.Андрей Изотов на страховке подходит к краю снежного карниза, но белая мгла не даёт ничего разглядеть. Проходим вдоль обрыва вперёд и назад, такое впечатление, что обрыву конца-края нет. Ничего не остаётся, как вернуться к месту обеда и вставать на ночёвку… Встряхиваюсь от воспоминаний и смотрю на часы. Пора будить дежурных…Я старший инструктор по туризму спортивного лагеря НЭТИ “Эрлагол”. В мои обязанности входит организация работы инструкторов, их стажировка. Кроме того, подготовка, проведение и обеспечение техники безопасности туристических путешествий. В этом походе я руковожу группой в двенадцать человек, включая четырёх стажёров… Накинув рюкзаки, мы отправляемся вверх по тропе слева от реки. Этот верхний приток Енгожока на карте называется Мойноскон. Кроме него есть безымянный приток, ведущий на перевал Сайгонош. По нему мы должны были проходить в том походе с Филипповым, но проскочили мимо…Добираемся до границы леса, и тут мне в голову приходит мысль идти не по стандартному маршруту через верхний левый приточек и седловину, а в лоб, примерно туда, где в мае 1978 года висел снежный карниз. Стажёры глядят на меня непонимающими глазами. Объясняю: если там непроход – обойдём верхами, ну, то есть, исследуем иной путь.Вот мы и наверху. Перед нами очень крутой, но недлинный спуск в один из истоков Малой Сумульты – реку Ижиму. Но что это? Откуда здесь мог взяться тур?Самый младший из стажёров веснушчатый пятнадцатилетний Димка Осипов достаёт из тура записку и, совершенно по взрослому нахмурив брови, начинает читать её вслух. От неожиданности кровь ударяет мне в голову. Отнимаю у Димки записку и читаю сам.На размокшем, разваливающемся клочке бумаги, пролежавшем на хребте почти два года в консервной банке среди камней, с трудом различаю текст.Дорогие друзья!Этот тур сложен в честьодного из старейшихтуристов г. НовосибирскаАлександра МихайловичаФилиппова, трагически погибшеголетом 1983 г.Этот человек впервыеоткрыл нам всю прелестьприроды восточного Алтая.Пусть перевал этот носитимя замечательногочеловека.Мы, ученики А.М.Филиппова,просим всех туристов, проходящихчерез перевал положить свойкамень в этот тур!24 августа 1983г.Если можно, то сохраните эту записку. Подпись неразборчивоВспоминается… В январе 1983 года, капитально простыв, я не пошёл с Филипповым в лыжную “четвёрку” на Восточный Саян. За минуту до отхода поезда он, похлопав меня по плечу, проговорил:– Ну, ничего, мы с тобой ещё сходим… Месяца через два мы встретились на проспекте Дзержинского. Прищурив левый глаз, Александр Михайлович, сообщил:– Слушай, у меня был Чувахин и просил, чтобы ты срочно вернул штормовку, ему её сдавать надо.Эта встреча оказалось последней… В июле 1983 участники предстоящей пешей “тройки” собрались в общаге Сибирского НИИ авиации, в комнате у Ольги Хлебородовой, и руководитель – сорокавосьмилетний сухой и жилистый Геннадий Алексеевич Злобин сообщил, что самая дальняя точка нашего маршрута – Уйменские озёра. Я сказал, что там однажды уже проходил с Филипповым. Гена, рассеянно взглянув в окно, промолвил:– Филиппов… Да-да, вот вчера похоронили…– … ??!– А ты не знал? – спросил Геннадий Алексеевич. Я молчал минуты две, пока Ольга не сказала:– Ну, ты не очень-то расстраивайся … перед походом.Закончился эрлагольский сезон 1985 года. Вернувшись в Новосибирск, я отнёс подсушенную записку из тура вдове Филиппова. Много разговаривали об Александре Михайловиче. (Позже я узнал, кто является автором записки – это участник того похода Владимир Жутяйкин) Выслушал историю его неожиданной и загадочной смерти…Потом, у себя в общежитии, я долго рассматривал фотографии и дневники, вспомнив совет своей школьной учительницы, которой подробно рассказывал о том походе.– Ты это приведи в порядок и сохрани, – рекомендовала мне Любовь Александровна, – пусть это будут “Походные заметки”.Здесь ничего не придумано. К моим девятнадцати годам – это четвёртое серьёзное путешествие по горам. Позади – альплагерь “Талгар” на Заилийском Алатау с его ледниками, трещинами, вершинами, стенами, ледовым глиссированием на крутом склоне и спасательными работами. Потом, в ноябре 1977 года – Каракольские и Буюкские озёра на Восточном Алтае с пожаром в палатке, когда я едва не задохнулся. Затем последовал январский поход под Белуху на Центральном Алтае в сорокашестиградусный мороз с ветром. Но таких вот приключений у меня ещё не было.И вот, уважаемый читатель, перед Вами Летопись туристского похода, который в условиях межсезонья вместо запланированных десяти продлился двадцать три дня. Во время путешествия я вёл дневник кратким перечислением фактов. Например, “снежный карниз, Альбаганский перевал, солнечная река Ижима, сбились с тропы” и так далее.Впоследствии я взял толстую тетрадь и расшифровал свои записи, а потом эта тетрадь долгие годы лежала в чемодане, пока вдруг не пришло решение: взять на себя ответственность и, сохранив подлинные имена и фамилии, эту Летопись опубликовать.Мне безусловно хотелось бы предостеречь некоторых особо “горячих” начинающих туристов и заставить их вспомнить о такой банальности, как безопасность в походах.При написании я провозгласил главный принцип: никаких художественных вымыслов. Постаравшись восстановить многие подробности давно прошедших дней, я хотел донести до читателя дух того времени, остроту и реальность невероятных и странных, смешных и горьких ситуаций. Короче – передать как можно точнее события тех дней. Возможно, первая половина Летописи покажется Вам скучной, неинтересной, с лишними деталями, но именно здесь исподволь, постепенно готовилось то, что произошло позднее, когда наложились и отсутствие точной карты, и ошибки ориентирования, и неправильная раскладка продуктов, и сильнейшее хроническое недосыпание, и погода да и элементарное невезение.Разумеется, моя повесть главным образом будет интересна тем, для кого описанные обстоятельства не просто сюжет, а знакомая по собственному опыту ситуация, пусть даже не столь трагичная. Слегка перефразировав слова одного из моих читателей, повторю: “Горы нужно любить, чтобы туда ходить, и горы нужно уважать, чтобы оттуда приходить”.Итак, в путь.Автор.Поход6 мая 1978 года. Покинув пыльный Бийск, к вечеру мы доехали на автобусе до села Чемал. Завтра выходим на маршрут. Во время почти часовой стоянки автобуса в Горно-Алтайске посетили контрольно-спасательную службу. Наш выход был зарегистрирован весьма неохотно. Бородатый “каэсэшник” Сухов вяло разъяснял, что нынешнее межсезонье выдалось сложное, непогодное, и среди туристов в районе уже есть два трупа. Однако желанная отметка в маршрутной книжке была всё-таки получена, и мы отправились дальше.В Чемале купили хлеб для первого дня похода. Прошли семь километров до горно-спортивного лагеря НЭТИ “Эрлагол”.Лагерь раскинулся на обширной живописной поляне около впадения Кубы в приток Катуни – реку Чемал. Сквозь сумерки на противоположной стороне Чемала просматриваются массивные скалы. Удивительно свежий воздух, напоенный ароматом весенних трав – дышится легко и радостно.Здесь летом мы будем работать инструкторами. А сейчас нам предстоит главная часть инструкторского туристского семинара – пеший поход через Сумультинский хребет до Телецкого озера. Затем останутся экзамены и стажировка.Нас семнадцать человек. Руководитель – кандидат в мастера спорта Александр Михайлович Филиппов. Отряд разбит на две группы со стажёрами во главе каждой: Александром Аляевым и Михаилом Мельниковым.Первая группа: Михаил Мельников, Владимир Коботов, Сергей Дерябин, Сергей Ульянов, Андрей Ефименко, Вера Хвоина, Алексей Шуркевич, Евгений Беляев и Борис Скворцов – автор этой летописи. С нами же Михалыч.Вторая группа: Александр Аляев, Андрей Изотов, Светлана Курбакова, Елена Шибаева, Владимир Жутяйкин, Ольга Черноверская и Виктор Новиков….Темно. Костёр освещает лица ребят, многие из которых мне пока незнакомы. Некоторые участники присоединились к группам в последний момент.Все примерно одного возраста: от семнадцати до двадцати одного года, кроме Филиппова. Ему, наверно, около сорока, он невысок ростом, но коренаст, широкой кости, на голове обширные залысины. С ним я ходил в ноябре в лыжную “единичку”. Александр Михайлович ещё и кандидат в мастера спорта по классической борьбе, преподаватель спорткафедры НЭТИ. Мужик весёлый, постоянно шутит.Вместе с Андреем Изотовым, Леной и Светой прошлой зимой мы дважды ходили в походы. Андрей – четверокурсник, мужественное, слегка тронутое оспинками, лицо. Он играет на гитаре, немного подражая Высоцкому. Лена – очень спортивная девушка, это она меня затащила в зимние турпоходы, заинтересовавшись альпинизмом, которым я к тому времени увлёкся. И, кстати, чувствовала себя в первом походе более уверенно, чем я. Света повыше ростом, немного нескладная, менее спортивная, но старательная. Трудно, наверное, понять, зачем мы вновь отправляемся в путешествие по горам, не сходив, хотя бы раз, самому. Настоящий спортивный туризм – это сильное, радостное ощущение жизни. К тому же нас ведёт опытнейший турист… 7 мая 1978 года. Выспавшись и плотно позавтракав, мы двинулись по лесовозной дороге вдоль Кубы вверх по течению. Жара. Первым раздевается до трусов Мельников. Следом и остальные постепенно снимают с себя почти всю одежду.– Интересно, а мы увидим в этом походе снег? – спрашивает меня невысокий, но коренастенький Женя Беляев, который идёт в горы первый раз. Вспомнив прошлое лето на Тянь-Шане, наличие снега в горах ему гарантирую.Обедали на берегу Кубы. Окунувшись в ледяную воду, загорали. К вечеру мы дошли до правого притока – реки Сергезю и остановились на ночёвку. Новички измотаны. С изумлением вижу, что хрупкий Андрюшка Ефименко закурил папиросу. Худой и высокий Шуркевич прилёг, подложив под голову рюкзак, и закрыл глаза. Чёрные, как смоль, усы слегка обвисли, берет на голове залез на нос.– Клещ!!! – раздаётся чей-то вопль. Все встрепенулись, и осматриваются. Буквально каждый находит впившихся в тело одного или нескольких клещей.– А у меня нет! – заявляет Ефименко, и тут же я замечаю клеща, впившегося в его макушку.– А что это у тебя на голове? – спрашиваю я вкрадчивым голосом. Глаза Андрюшки округляются. Замедленно он дотрагивается до клеща и вздрагивает…Для меня появление клещей не было новостью. На альпинистских слётах приходилось не раз вытаскивать их как из себя, так и из других. Для большинства же новичков – это неприятное открытие…Прошли двадцать два километра. Некоторые участники успели набить на подошвах кровавые мозоли. Особенно жаловался Женя Беляев.Первый день всегда очень тяжёлый: рюкзаки максимально наполнены, а мы ещё не втянуты в нагрузку. Но тот, кто уже ходил в горы, знает это заранее и к такому стрессу готов.Стоило развести костёр и поужинать, как за круто заваренным чаем все вновь ожили, зазвучала гитара… Затем мы уснули здоровым сном физически уставших людей в объятиях замечательной природы Горного Алтая. 8 мая 1978 года. Наутро, уже более спокойно сняв с себя по нескольку клещей, отправляемся дальше по лесовозной дороге. Через несколько километров, взглянув на карту, Михалыч кричит:– Эй, впереди! На первом повороте давай направо! – и вскоре мы переходим по мостику на противоположный берег. В нешироком распадке идёт такая же дорога. Распадок – тенистый, влажный. Путь раздваивается, и Михалыч вновь командует повернуть вправо. Очень скоро, повернув ещё правее и вспугнув неожиданно выскочившего нам навстречу зайчишку, у ручья становимся на обед. Дежурный Серёга Ульянов, которого друзья почему-то зовут Пром, варит, как он выразился, “блевонтин”.– Мы идём в противоположную сторону, точно на 180 градусов! – вдруг слышу я. Это Михалыч и стажёры наклонились над развёрнутой картой:– Нам нужен Абаш, а это другой приток – Каяс!– До Абаша ещё пять километров! – Если мы сейчас перевалим, то попадём на Кубу, ниже по течению!– Чёрт побери! – резюмирует круглолицый Аляев, – забурились не в ту степь, потеряли полдня.– Как это? – спрашивает Беляев.– Как накакал, так и смякал! – моментально объясняет кто-то.Спустившись тем же путём к Кубе и пройдя вверх по её течению ещё полтора часа, пока не начало смеркаться, встаём на ночёвку.9 мая 1978 года.По урочищу Абаш снова идёт лесовозная дорога. Вскоре подъём становится круче, и ещё километров через пять показалась избушка. Жара не спадает, шагаем полураздетые.Распадок раздваивается. Уходим влево. Затем ещё раз влево. Через километр выходим на пятачок для разворота машин.Дальше пробираемся без тропы, прямо по кустам, достигающим человеческого роста. На границе воды, где мы устраиваемся на отдых, лежит мокрый, сугробистый снег. По моему предложению обе группы готовят обед на одном костре, а Оля Черноверская – скромная, усердная девушка, замечает:– Видно, что раньше вы уже ходили вместе.Потом, забравшись по крутому подъёму на гребень, мы увидели, что поднялись не по тому истоку и находимся вообще непонятно где.– Ну, что, – ничуть не смутившись, говорит Филиппов, – ручей же вон внизу, пошли к нему.Спуск очень крутой и каменистый, далеко внизу поблескивает, видимо, приток реки Енгожок. Очень осторожно, то и дело падая на пятую точку, более часа спускаемся к реке. Затем по едва заметным тропкам идём правым берегом вверх по течению Енгожока, пока не упираемся в прижим.Надо переправляться на другую сторону. Около получаса мы рубим мощную сосну, но её уносит потоком, будто щепку.– Михалыч! Давайте, я перейду с шестом и перетащу верёвку, – предлагаю я, вспомнив прошлогоднюю практику в альплагере “Талгар”.– А у тебя меховые плавки есть? – отвечает вопросом на вопрос Михалыч.Продолжаю настаивать, и меня поддерживает подошедшая Лена Шибаева.– А ты за него замуж пойдёшь? – говорит Михалыч, грубо обрывая разговор.Следующая сосна, немного толще уплывшей, подрублена, накреняется и падает слегка наискосок. Неожиданно у неё налету обламывается макушка. Кто-то крякнул от досады, но дерево всё-таки ложится тонким концом на противоположный берег.Пром, привязав булинём один конец верёвки к себе, без рюкзака первым идёт по дереву, доходит до середины и, слегка качнувшись, грозит реке пальцем. Далее идёт быстрее, обламывая мешающие ему ветки. На левом берегу Енгожока он привязывает удавкой к старой пихте верёвку, а Филиппов натягивает её с правого берега. Вторым с рюкзаком прохожу я, а последним, снимая перила, – несуетливый Андрей Изотов. Переправившись, мы замечаем на тропе следы какого-то зверя.– Киска! – мимоходом сообщает Филиппов. Недавно здесь побывала рысь.Берег Енгожока заросший, тенистый. Утомительная жара постепенно отступает. День идёт к закату, становимся на ночёвку. В честь дня Победы Михалыч достаёт фляжку спирта и… несколько сушёных рыбок. Поужинав, поём костровые песни под гитару. Кстати, из трёх взятых с собой гитар, одну уже успели сломать, когда спускались по камням в Енгожок.Оказывается, кроме меня с Изотовым, поют под гитару Ульянов, Мельников, Дерябин, Жутяйкин и особенно душевно – Аляев.10 мая 1978 года. Спалось на редкость комфортно. Палатки были поставлены на мягкий, ровный ковёр изо мха. По соседству одиноко возвышался гигантский камень величиной с трёхэтажный дом. Похоже, до нас здесь никто не ночевал.Вылезая из спальника, случайно заехал Филиппову локтём по скуле.– Ой, извините! – воскликнул я.– Эх, палатку жалко, а то бы сейчас ты у меня выпорхнул отсюда! – великодушно простил Михалыч.“Это преамбула, а где же амбула?” – вспомнил я Стругацких, вылезая из палатки…Уходим, оставляя после себя превосходное кострище.Тропка по Енгожоку очень слабая, часто теряющаяся во мху и в буреломе. Замшелые, глиноватые валёжины – вдоль и поперёк, сверху и снизу. Чтобы обойти забуреломленный участок, довольно высоко поднимаемся по склону. В одном месте приходится использовать скалолазание.Участок пути, заваленный буреломом, продолжается довольно долго. Нескоро мы спустимся к реке, которую сегодня несколько раз пересечём. Сначала – после обеда, когда увидим на правом берегу тропу, затем – когда подойдём к прижимам.Солнце уже садится, когда мы приближаемся к мощному левому распадку. Предположительно это и есть тот распадок, поднимаясь по которому, должны выйти на перевал Сайгонош. Но, посомневавшись, руководитель принимает решение идти дальше вверх по Енгожоку. Переправившись вброд на правый берег, останавливаемся на ночлег.Да, межсезонье – это межсезонье, вода большая. Летом, скорее всего, здесь проходить намного проще. Хотя… Именно при переправе через Енгожок два года назад в двадцатых числах июля, погибло два человека: инструктор “Эрлагола” Владимир Сало и девушка, которую он пытался спасти.“Вот, что такое таёжная речка! Как в книгах у Григория Федосеева,” – подумал я, засыпая.11 мая 1978 года. Проснувшись, сначала решил, что идёт дождь. Но это слегка шумел ветер и пели птицы. Вчера набил приличную мозоль, и теперь пришлось залепить её пластырем. Когда все окончательно расшевелились, то заметили, что стало прохладнее, а кое-где на вершинах лежит снег.Позавтракав, мы двинулись вверх правым берегом Енгожока и тут же заметили медвежьи следы. Топтыгин идёт где-то впереди нас. Филиппов время от времени смотрит на карту и хмыкает. Дело в том, что приток, ведущий на перевал Сайгонош, мы, по-видимому, уже проскочили.Пора становиться на обед, и тут Михалыч насмешливо кричит:– Часа через три будем на Альбагане!Альбаганский перевал – это перевал с верховьев реки Ложа на реку Ижиму – один из истоков Малой Сумульты. Выходит, сделали лишнюю петлю. Недовольно морщится нетерпеливый Мельников. Оживлённо вскидывает голову Аляев, который годом раньше уже побывал на этом перевале.Пообедав, почувствовали, что стало ещё прохладнее, неожиданно появляется туман. То тут, то там виднеются островки снега. Идём дальше, туман сгущается. Вот уже идём по снегу. Лена где-то зацепилась за сучок и порвала штормовые брюки. На голом бедре сквозь здоровенную прореху видно глубокую царапину.– Ну вот, теперь будет шрам через всю ногу, в горах всегда так, – сетует она.Постепенно туман превращается в белую мглу. Белый снег и белый туман сливаются. Видно лишь несколько человек сзади и столько же спереди. Наступаем на ямки, невидимые глазу, но хорошо ощутимые. Вот что-то просматривается впереди и, как будто, далеко. Делаешь два шага и оказывается, что это – камень, причём совсем рядом.Теряется ощущение времени и пространства. Кажется, долго ещё движемся по белой мгле, пока не замечаем, а вернее сказать, не ощущаем, что слева от нас – снежный обрыв. Михалыч достаёт верёвку. Андрей Изотов на страховке подходит к краю, но белая мгла не даёт ничего разглядеть. Мы проходим вдоль карниза вперёд и назад, но такое впечатление, что ему конца-края нет. Приходится вернуться к месту обеда и вставать на ночёвку.– А вот это уже амбула! – усмехнулся я, вспомнив вчерашнее утро.– Сурово! – говорит Вера Хвоина – полная, энергичная девушка. С ней мы учимся в одной группе на втором курсе самолётостроительного факультета НЭТИ.– Не сурово, а хреново! – поправляет Верку Мишка Мельников. – Сроки становятся угрожающими, – добавляет он. Я с ним полностью согласен, но Филиппов – непререкаемый авторитет, и в случае необходимости сам должен принять решение.Порошит лёгкий снег. Раскидываем палатки, у нас их три. В Михалычевой перкальке сейчас ночуют четверо: Михалыч, я, Андрей Ефименко и Лёша Шуркевич. Порядком измотавшись, Лёша после ужина сразу заползает в спальник – поскорее на боковую. Михалыч делает на карте красным карандашом пометки, затем, взяв кинокамеру, залезает в палатку перезаряжать плёнку.“А не пора ли сокращать маршрут?..” – думаю я, но вслух произнести это не решаюсь.12 мая 1978 года. Утро доброжелательно солнечное, ясное. Всюду лежит снег, туман рассеялся. Могучие корни кедра завешаны носками дежурных. Прохладно… Мы отправляемся туда, где вчера стояла белая мгла. Добираемся до снежного карниза, подходим к краю.Вот это да!!!Мало того, что за ним – обрыв метров двести, ещё и сам-то карниз нависает вперёд метров до десяти!!! И по этому козырьку мы вчера топтались! А каково, если бы он под нами оборвался! А?!! Кто-то ошарашено говорит:– Ни себе чего!Оказывается, сами того не ведая, вчера мы подвергались серьёзной опасности.– Кто ещё не видел перевал Альбаган? – спрашивает Аляев, – Вот он – перевал Альбаган!Левее и несколько ниже того места, где сейчас стоим – красивая, почти симметрично обрамлённая двумя гольцами, седловина. А мы, как выясняется, в поисках прохода через карниз забрали влево и вверх. Теперь, найдя более или менее подходящее место, с большой осторожностью сходим вниз. Оглядываюсь. Люди – один над другим.– А ведь вчера мы могли запросто спустить лавину! – констатирует Мельников.Теперь идём вниз по новой речке, совершенно непохожей на прежнюю.– Был Енгожок, а теперь Ижима, – произносит Михалыч. Весело журчит вода. Тепло, но на северных склонах лежит снежок.Идущий первым Мельников потерял тропу, в результате мы выскочили на резкие сбросы высоты слева от основного русла, к тому же ещё и заваленные буреломом.– Больше ты меня на такие штучки не затащишь! – говорит мне Кадет после того, как мы на тропу выкарабкались. Кадет – это мой однокурсник Витя Новиков, так его прозвали потому, что раньше он учился в суворовском училище.Между прочим, я его и не затаскивал в поход. Он просто видел, что я хожу в горы и каждый раз возвращаюсь довольный. Но самое главное, ему нравится моя одногруппница Вера Хвоина, вот он и пошёл. А Верку, пожалуй, я действительно затащил, но не силой, а убеждением и личным примером.Часа через два долина реки расширилась, и на появившейся поляне показались деревянные идолы. Это означает, что мы вышли на плановую тропу всесоюзного туристского маршрута № 77. Предполагается, что дальше пойдем только по ней. Останавливаемся на обед прямо у идолов на готовом кострище.Во время отдыха я попросил Мишку показать мне на гитаре ля-секст-аккорд.– Что-что? – переспросил Мельников, – секс-аккорд? – и расхохотался. Оказывается, Света в купальнике полезла на дерево, а Мишка, достав фотоаппарат со словами:– Вот секс-кадр! – её сфотографировал. А тут я с “секс-аккордом”. Верка хохотала так, что только одним этим веселила всех.После обеда почти сразу приходится переходить вброд ледяную Ижиму. Андрей Изотов переносит девушек на руках. Пройдя примерно километр, мы оказываемся у слияния двух рек.Самоуверенный Мельников, не вняв моему совету приостановиться и подождать всех, повёл народ по мощной тропе влево. С нами увязался и Кадет, оторвавшийся от своей группы, а Михалыч в тот момент, наоборот, шёл где-то сзади. Только километра через два Мишка наконец смекнул, что идём неправильно и повернул обратно. Навстречу без рюкзака шла Лена, которую послали за нами. Тем временем остальные налаживали навесную переправу.– Вроде ведь ясно, – внушает Филиппов, – на карте нужный приток обозначен ровно через километр, а вы куда упиликали?– И я сдуру за вами ушёл, – подхватывает Кадет. Переправившись, двинулись по правому берегу Тюрдема. Тропа раздвоилась. Смотрю: участники сначала идут вправо, но, дойдя до скалы, возвращаются и идут левой тропой. “Интересно, что их заставило изменить направление движения?” – любопытствую я и иду вправо.Приблизившись вплотную к скале, я неожиданно обнаруживаю гладкий прижим, который не позволяет пройти по береговой кромке. Вспомнив прошлогодний альплагерь, лезу по скале, используя при этом очень маленькие зацепочки и уступчики. Так метрах в шести над бурлящей водой, не снимая рюкзака, я проскрёбся по всему прижиму и, вполне довольный собой, догнал Михалыча, который шёл предпоследним передо мной. Группа растянулась, и наш разговор никто не слышал.– Это как называется? – не оглядываясь, негромко спрашивает Филиппов.– Осмотрел прижим! – бойко отвечаю я.Михалыч поворачивается ко мне, и я вижу, что он страшно зол.– А если бы ты… ёкнулся?! Идёшь замыкающим – и лезешь на стену!! Ты что, хочешь, чтобы я тебе по шее дал?!Я ошеломленно моргаю глазами.– Ну, … извините, … я, честное слово, … без задней мысли, – бормочу я растерянно.– Вот так каждый будет “без задней мысли”, а я потом – отвечай. Ты бы сейчас загремел, а мне – тюрьма! – остывая, внушает мне руководитель похода.Поняв, что гроза миновала, виновато поплёлся за ним. И вдруг увидел на тропе маленький блокнотик и авторучку. Наклонился и поднял. Это был хронометраж нашего похода.– Михалыч, это не Вы потеряли? – поспешно спрашиваю я, стараясь загладить вину.– Это Андрюшкин, наверно, – отвечает Филиппов, – он же у нас хронометрист.Вскоре мы с Михалычем сравнялись со всеми.– Я это выронил, что ли? – удивляется Ефименко, принимая свою потерю.Понемногу смеркается, но решено как можно ближе подойти к Тюрдемскому перевалу, чтобы с утра, пока снег на перевале ещё не размякнет, взойти на него с наименьшей затратой сил. Ощутимо холодает. Лес становится реже. Солнце касается своим краешком гор, а мы всё идём, подыскивая подходящее место для палаток. Уже порядком стемнело, когда мы останавливаемся. Почва под ногами твёрдая, замёрзшая.Удачное место для ночёвки своей группы выбрал Аляев. То, что досталось нам, не устроило Филиппова, и он нашёл другую площадку метрах в двухстах от костра, который разводили дежурные.– Холодно спать будет, – предположил он, подойдя к костру, – я там полиэтилен расстелил, можете идти укладываться.Михалыч взял в поход свою компактную перкалевую “памирку” и самодельные складные колья к ней, поэтому ставилась его палатка очень быстро.И тут обнаружилось, что Вера наша что-то загрустила, загрустила, отошла в сторонку, села на камень, и вот уже слёзы у неё навернулись на глаза.– Что случилось? – озадаченно спросил я у Филиппова.– Всё нормально, – усмехнулся тот, – по дому скучает, она ведь первый раз в таких условиях. Это скоро пройдёт.На следующий день предстояло дежурить мне и Лёше, и по моему предложению мы с вечера натаскали здоровенную кучу дров, благо их тут было предостаточно.13 мая 1978 годаМы с Лёшей вскочили на целый час раньше, чем обычно встают дежурные, и работа закипела. Один разводит костёр, другой рубит дрова. Один бежит с котелками за водой, другой готовит продукты. При возникшем дефиците времени нужно было с подобными делами справляться быстро. Никогда ещё так скоро не готовился завтрак, но, к сожалению, сонные участники вылезали из спальников слишком медленно. Одним из первых выскочил Филиппов. С ужасной щетиной на лице, в коричневой шапочке на голове, с заспанными глазами и слегка опухшим лицом.– А-а-а-ха-ха-ха-ха! – кричит он во всё горло, разгоняя сон. Снимаем палатки, отдираем от земли примёрзший полиэтилен. Мишка Мельников отчитал Ульянова за то, что тот “как всегда, слишком медленно собирается”. Пром слегка смутился, но промолчал.Двинулись вверх по Тюрдему. Идём, как мне кажется, слишком медленно. Вскоре вода заканчивается, под ногами – сухое, всё более выполаживающееся русло. Тропа уходит под снег. Смёрзшийся за ночь снежок энергично хрустит под вибрамами.Я и Мельников вырываемся далеко вперёд, оставляя за собой цепочку следов. Лезем, что есть силы на перевал. Чувствуется, что Мишка – мужик волевой и очень упрямый. Между нами завязывается разговор.– Давно туризмом занимаешься? – спрашивает он.– Прошлым летом – альплагерь, потом два зимних похода. А ты? – интересуюсь я.– Ну, я пока сходил только в “единичку” на Караколы в ноябре с Лаврухиным.– Так ты не на втором курсе?– Нет, на первом.Мы на самом верху. Достав карту и компас, Михаил начинает ориентироваться.– Странно, – удивляется он, – что-то не похоже на перевал!Он спускается чуть вниз за перегиб и внимательно смотрит на открывшийся пейзаж, потом на карту и недоумённо пожимает плечами:– Идти-то дальше некуда!Теперь я смотрю на карту. В самом деле, идти некуда, потому что водораздел явно поднимается. Вглядываюсь ещё раз вперёд.Подошли все, и Михалыч спросил:– Ну, что вы там увидели?Взглянув на карту, говорит:– Ха! Проскочили! Ну, давайте спускаться здесь.Спуск не был трудным. Мы просто прошли по верховьям Тюрдема несколько дальше, чем следовало, и перевалили не в самом низком месте.Чем ниже мы спускаемся, тем снег под ногами делается всё более мокрым, и его становится всё меньше. Наконец, в верховье реки Кара-Су появляется тропа. Теплеет, а затем и вовсе наступает жара.У слияния рек Кара-Су и Коный устраиваем обед на стоянке плановиков. Мощные тропа и кострище, в кустах – гора консервных банок и перевернутое проржавевшее ведро.Из зимы с её снегом и холодом мы прибыли в знойное лето. Повеселели. Разделись до пляжного вида. Все мокрые и не очень мокрые вещи, включая палатки и спальники, разложили на солнышке.Мы с Лёшей моментально развели костёр и сварили обед. На это ушло всего минут двадцать. С теплом появились и клещи. Первого обнаружил Женя Беляев, второго – я.Отдохнуть практически не удалось, передышка оказалась короткой, несмотря на то, что хотелось и поспать. Требовалось скорее идти вперёд, навёрстывать упущенное время.Пообедав, упаковали рюкзаки, но произошла задержка: Филиппов вёл разговор о провизии с Мельниковым и Шуркевичем. Последний – завхоз в нашей группе. Похоже, руководитель был крайне недоволен раскладкой продуктов. Когда мы двинулись, Михалыч решил идти замыкающим, и его необычно злое лицо видел каждый, кто его обгонял. Мне стало не по себе. Если у руководителя похода такое настроение, то не жди добра.Лёша выглядит неважно. Небывалые для него нагрузки, история с раскладкой и недоброжелательное отношение к нему некоторых участников, в особенности Верки Хвоиной, делают своё дело. Он, похоже, совершенно измотан.На первой же передышке большинство походников задремало. Собрался подремать и я, но в это время подошёл Филиппов. Он выглядел теперь как всегда полушутливо и был в хорошем настроении. У меня отлегло от сердца.Накапливался недосып, и на каждой остановке мы стремились хоть чуть-чуть поспать.Но вот снова идём по мокрому снегу вверх. Подъём крутой, отдыхаем через каждые двадцать минут. Явно перевал не проглядывается, продвигаемся наобум, а затем по медвежьим следам.Когда мы наконец-то выбрались на водораздел, то сразу же приободрились: к дереву прибита железная табличка с цифрами “77”. Следы медведя вывели нас точно на Акса-Азканский перевал, где проходит плановая тропа 77 маршрута. Спуск с перевала ведёт к реке Акса-Азкан.Вначале было круто, заснежено, с угрозой схода мокрой лавины. Чтобы её не подрезать, Михалыч предложил оригинальный способ прохождения опасного участка. Велел достать весь имеющийся у нас полиэтилен и положить на него рюкзаки. Затем, придерживая, кое-где подталкивая и опираясь на них, бежать рядом.Когда более половины группы выбралось на безопасный участок, несколько человек наверху прямо над нами решили ускорить спуск, не подозревая, что впереди снежная крутизна с большим перепадом высоты. Усевшись на рюкзаки, они “паровозиком” поехали вниз. Увидев это, Филиппов аж подскочил:– Ну, всё б…, сейчас спустят лавину! Э-э-э! – заорал он изо всех сил, – Прекрати-и-ить!Безобразие было моментально прекращено.– Александр Михайлович, а вот я читал, что лавину можно вызвать и громким криком тоже?– Смотря какую, – отвечает мне Филиппов, – вот здесь хоть сирену можешь включить, и ничего не будет – снег мокрый, а подрежешь его, слетит и так утрамбует, что стамеской потом тебя выколачивать…Останавливаемся на ночёвку на первом же удобном месте в зоне леса. Тяжёлый был сегодня день, зато взяли целых два перевала.А вот костёр, несмотря на обилие дров, никак не хотел разводиться. Поленья были слегка сыроваты, да и сидели мы в каком-то непродуваемом месте. В конце концов в процесс вмешался Филиппов:– Ну, что, сделаем по таёжному, – произнес он, разбирая сложенный дежурными “колодец”.Выбрав три самых толстых обрубка, Михалыч сделал топором на них затёсы, затем уложил эти поленья вплотную друг к другу на кострище. Настрогав стружек и щепок, он бросил их кучкой сверху и поджёг. Постоянно поддувая, он подкладывал всё более крупные щепки, пока не образовались угли, на которые он переложил сверху одно из поленьев. Через некоторое время костёр полыхал на славу.Ужинали уже в темноте, и кто-то съел четыре кусочка сахара, предназначенные Филиппову.– Дежурный, выдайте сахар! – возмутился он, и Шуркевичу пришлось доставать новую пачку.Сегодня петь под гитару не хотелось. Устали…14 мая 1978 года Спустившись до основного русла реки Акса-Азкан, мы повернули влево и начали подниматься. Все обратили внимание на резкое изменение рельефа. Он стал более суровым.Долго мы шагали вдоль реки, пока не начала просматриваться граница леса. Остановились на обед у готового кострища на довольно скудн