–PAGE_BREAK–Изменяется не только индивид, но также и общество, в котором он живет. Каждый исторический период накладывает свой отпечаток на людей, особенно на тех, чья личность в это время только еще формируется. Совокупность людей, родившихся в один и тот же момент времени, демографы называют когортой, а сопоставление жизненного пути двух или нескольких когорт называется когортным анализом. Когортные различия очень существенны для возрастной психологии. Нельзя, например, сравнивать поведение и уровень развития современных старшеклассников и их сверстников 1940-х или 1930-х годов, не учитывая влияния акселерации. Возрастные различия можно считать показателями индивидуального развития только в том случае, если они соотнесены с историческими и когортными различиями.
Четвертое измерение, которое должна постоянно учитывать возрастная психология, составляют дифференциально-психологические различия. Психология часто говорит о «среднем», или «типичном» юноше. Но «среднестатистического» юноши на самом деле не существует. Прежде всего налицо существенные половые различия, которые, к сожалению, часто недооцениваются в нашей психологии и педагогике. Описываемая учеными формирующаяся личность порой вообще не имеет пола, не является ни мальчиком, ни девочкой. Между тем возрастные изменения имеют смысл только в соотнесении с полом, и наоборот. Речь идет не о половых и возрастных, а о половозрастных свойствах[6].
Проблема взаимосвязи индивидуально-типологических особенностей и процессов развития и созревания издавна волновала ученых. Уже в 1920-х годах немецкий психолог Э.Шпрангер обсуждая вопрос, всегда ли юность является периодом «бури и натиска», утверждал, что возможны три разных типа развития. Первый тип юности характеризуется бурным, кризисным течением, когда юность переживается как второе рождение, в итоге которого спонтанно возникает новое «я». Второй тип – медленный, постепенный рост, когда подросток приобщается к взрослой жизни без глубоких и резких сдвигов в собственной личности. Третий тип юности – такой процесс роста, когда сам индивид активно и сознательно формирует и воспитывает себя, преодолевая усилием воли внутренние тревоги и кризисы; он характерен для людей с высоким уровнем самоконтроля и самодисциплины. Типология юности связывается, таким образом, с типологией личности[7].
Итак, вместо универсальной схемы, согласно которой возрастная принадлежность раз и навсегда определяет свойства юношеской личности, необходимо постоянно иметь в виду не только хронологический возраст или фазу развития изучаемого индивида, но также: 1) общие свойства культуры и общества, к которым он принадлежит; 2) его социально-экономическое положение; 3) историческую ситуацию, в которой происходит его развитие, и особенности его поколения (когорты); 4) его пол и 5) его индивидуально-типологические свойства.
Одна из самых сложных методологических проблем возрастной психологии вообще и юношеской психологии в частности – вопрос о степени устойчивости и изменчивости индивидуально-личностных черт с возрастом. В сущности, это не один вопрос, а целая серия взаимосвязанных проблем.
Психологическое исследование юношеской психики может быть организовано либо сравнительным, либо генетическим способом. В первом случае качественно разные объекты сопоставляют друг с другом по какой-то совокупности признаков, во втором – прослеживают изменения одного и того же объекта, взятого в разных временных точках[8].
Сравнительный метод выступает в возрастной психологии как метод возрастных, или поперечных, срезов и сводится к сопоставлению свойств двух или более разных групп людей, отличающихся друг от друга хронологическим возрастом или как-то иначе измеренным уровнем развития. Метод поперечных срезов вполне удовлетворительно показывает, как варьирует с возрастом та или иная функция. Например, если мы хотим знать среднестатистический рост детей разного возраста и общее отношение между возрастом и ростом, не нужно изучать весь процесс развития ребенка, достаточно сопоставить соответствующие выборки детей разного возраста. Та же логика действует при сопоставлении физической силы, интеллекта, эмоций или ценностных ориентации пяти- и десятиклассников: нужна лишь достаточная и обоснованная выборка и адекватные способы измерения.
Серьезный недостаток метода поперечных срезов – уравнивание всех индивидов данного возраста. Исследования этого типа не позволяют увидеть, насколько устойчивы или изменчивы с возрастом отдельные свойства личности и как они связаны друг с другом в процессе индивидуального развития. Они дают дискретную картину разных точек развития.
Формой генетического метода в возрастной психологии являются так называемые продольные (лонгитюдные) исследования, прослеживающие изменение свойств одних и тех же людей на протяжении более или менее длительного периода времени. Преимущество лонгитюдного метода перед методом поперечных срезов состоит в том, что будучи более сложным и индивидуализированным, он точнее определяет перспективу дальнейшего психического развития, а также генетические связи между его фазами.
1.3 Теории юности в зарубежной психологии
С известным упрощением можно выделить три главных подхода к юности, каждый из которых имеет множество вариаций. Подход, ставящий в основу биологические процессы созревания — биогенетический. Подход, фиксирующий главное внимание на процессах социализации и тех задачах, которые ставит перед соответствующим этапом жизненного пути общество — социогенетический. Подход, ставящий в основу развитие собственно психических процессов и функций, называется психогенетическим.
Биогенетические теории развития главное внимание обращают на биологические детерминанты развития, из которых выводятся или с которыми соотносятся социально-психологические свойства. Сам процесс развития трактуется главным образом как созревание, стадии которого универсальны. Типы развития и вариации возрастных процессов выводятся из генетически обусловленных конституциональных типов[9].
Яркий представитель этого направления – американский психолог начала XX в. С.Холл. Главным законом психологии развития он считал биогенетический «закон рекапитуляции», по которому индивидуальное развитие, онтогенез, повторяет главные стадии филогенеза. Младенчество воспроизводит животную фазу развития. Период 8-12 лет соответствует концу дикости и началу цивилизации; а юность, охватывающая период с начала полового созревания (12–13 лет) до наступления взрослости (22–25 лет), эквивалентна эпохе романтизма. Это период «бури и натиска», внутренних и внешних конфликтов, в ходе которых у человека появляется «чувство индивидуальности». Хотя Холл свел воедино большой фактический материал, что способствовало дальнейшей разработке возрастной психологии, его теория сразу же подверглась критике со стороны психологов, указывавших, что внешнее сходство детской игры с поведением животных, первобытных людей не означает психологической подоплеки их поведения. Поверхностные аналогии «закона рекапитуляции», мешают понять конкретные закономерности психического развития[10].
Другой вариант биогенетической концепции разрабатывался представителями немецкой «конституциональной психологии». Так, Э.Кречмер и Э.Йенш, разрабатывая главным образом проблемы типологии личности на основе некоторых биологических факторов (тип телосложения и т.п.), предположили, что между физическим типом человека и особенностями его развития должна существовать какая-то связь. Э.Кречмер считал, что всех людей можно разделить на 2 типа: циклоидный (легко возбудимый, непосредственный, крайне неустойчивый по настроению) и шизоидный (замкнутый, неконтактный, эмоционально скованный) типы. Последователь Кречмера К.Конрад предположил, что эти характеристики применимы и к возрастным стадиям: предподростковый возраст с его бурными вспышками является преимущественно «циклоидным», а юность с ее тягой к самоанализу – «шизоидным» периодами. Насколько трудной и болезненной будет юность, зависит от степени совпадения биологически заданных личностных свойств и свойств соответствующей фазы развития. Юность шизоидной личности протекает сложно и болезненно, поскольку возрастные свойства ее усугубляются индивидуально-типологическими, а циклоидная личность переживает юношеские тревоги в мягкой, ослабленной форме, свойства возраста уравновешиваются ее типологическими свойствами.
В.Целлер (ФРГ) в книге «Конституция и развитие» (1952) считает связующим звеном между психическим и соматическим развитием изменения в строении тела ребенка и их осознание. Идея синхронности соматического и психического развития лежит в основе разработанных Целлером тестов определения«школьной зрелости».
Представители биогенетического направления привлекли внимание ученых к изучению взаимозависимости физическогои психического развития. Это имеет важное значение для психофизиологии. Однако попытки понять закономерности развития психики исходя только из биологических законов, естественноне увенчались успехом. Они недооценивают роль социальныхфакторов развития и переоценивают его единообразие.
Такова, например, концепция известного американскогопсихолога А.Гезелла. Как и Холл, Гезелл ориентируется на биологическую модель развития, в которой чередуются циклы обновления, интеграции и равновесия. «Рост» и «развитие» дляГезелла синонимы, обозначающие процесс прогрессивной дифференциации и интеграции способов поведения. Признавая факт культурных влияний, Гезелл подчеркивает, что «культура» моделирует и канализирует, но не порождает этапов и тенденцийразвития». Как ни важно обучение и приобщение индивида ккультуре, влияние аккультурации никогда не может пересилить влияние созревания. Юношеский возраст, т.е. переход от детства к взрослостипродолжается, по Гезеллу, от 11 до 21 года, из которых особенно важны первые пять (11-16)[11].
В противоположность биогенетическому подходу, отправной точкой которого являются процессы, происходящие внутри организма, социогенетические теории стараются объяснить свойства юности, исходя из структуры общества, способов социализации, взаимодействия подростка с другими людьми. Такова, в частности, «теория поля» немецкого психолога К.Левина, где поведение юноши определяется прежде всего маргинальностью (промежуточностью) его положения. Переходя из детского мира во взрослый, подросток не принадлежит полностью ни к тому ни к другому. Эта особенность его социальной ситуации и жизненного мира проявляется и в его психике, для которой типичны внутренние противоречия, неопределенность уровня притязаний, повышенная застенчивость и одновременно агрессивность, склонность принимать крайние позиции и точки зрения. Эта напряженность и конфликтность тем больше, чем резче различия между миром детства и миром взрослости и чем важнее разделяющие их грани. Достоинство концепции Левина в том, что он рассматривает юность как социально-психологическое явление, связывая психическое развитие личности с изменением ее социального положения. Однако эта концепция слишком абстрактна. Эмпирическая проверка теории К. Левина английским психологом Д.Бамбером показала, что понятие юношеской маргинальности расплывчато и не объясняет конкретных вариаций психики и поведения подростков и юношей.
Общая черта био- и социогенетического подхода к юности состоит в том, что источники и движущие силы развития они усматривают главным образом во внепсихических факторах. Психогенетический подход не отрицает значения ни того ни другого, но на первый план выдвигает развитие собственно психических процессов. В нем можно выделить три течения. Концепции, объясняющие поведение главным образом в терминах эмоций, влечений и других внерациональных компонентов психики, называют психодинамическими. Концепции, отдающие предпочтение развитию познавательных способностей и интеллекта, называют когнитивистскими («когнитивный» – познавательный). Концепции, в центре внимания которых стоит развитие личности в целом, называются персонологическими[12].
Ведущим представителем психодинамической теории юности является сейчас известный американский психолог Э. Эриксон. Его философско-методологические позиции представляют собой развитие положений фрейдистского психоанализа. 3.Фрейд считал основной движущей силой развития личности биологически заданное половое влечение («либидо»), вернее, порождаемые им психосексуальные конфликты[13]. Однако Эриксон в значительной мере отошел от такого упрощенного биологизма и пансексуализма. Развитие человека, по Эриксону, складывается из трех взаимосвязанных, хотя и автономных процессов: соматического развития, изучаемого биологией; развития сознательного «я», изучаемого психологией, и социального развития, изучаемого общественными науками. Переход в новую фазу развития возможен только на основе разрешения основного противоречия, свойственного предыдущей фазе. Эриксон подразделяет весь жизненный цикл на восемь фаз, каждая из которых имеет свои специфические задачи (1 фаза – младенчество; 2 — раннее детство; 3 — игровой возраст; 4 — школьный возраст; 5 — юность[14]; 6 – молодость; 7 – взрослость; 8 — зрелый возраст/старость). Работы Эриксона содержат много ценных наблюдений о развитии эмоций и самосознания в юности, о типичной для этого возраста психопатологии (расстройство временной перспективы, кризис идентичности), но он так и не смог преодолеть абстрактных общих принципов фрейдизма, ставящего в основу психосексуальное развитие[15].
По мнению Э. Шпрангера, автора книги «Психология юношеского возраста», главная задача психологии – познание внутреннего мира личности, который тесно связан с культурой и историей. Шпрангер положил начало систематическому исследованию юношеского самосознания и ценностных ориентации. Его теория была существенно конкретизирована и развита Ш.Бюлер[16], которая связывая биологическое и культурное созревание с особенностями протекания психических процессов, выделяет:
— негативная фаза начинается еще в препубертатный период (беспокойство, тревога, раздражительность, диспропорции в физическом и психическом развитии, агрессивность и т.д.). У девочек пик негативности приходится на предменструальный возраст, продолжаясь от 2 до 9 месяцев, и обычно заканчивается с началом менструаций, в среднем негативная фаза развития падает у них на 11–13 лет. У мальчиков предел возрастных колебаний гораздо больше и негативная фаза обычно приходится на 14–16 лет.
— позитивная фаза наступает постепенно и выражается в том, что подросток начинает ощущать близость с природой, по-новому воспринимать искусство, у него появляется новый мир ценностей, потребность в интимной человеческой близости, он испытывает чувство любви, мечтает и т.д.
В отличие от психодинамических и персонологических теорий, связывающих юность главным образом с развитием эмоций или духовного мира и самосознания личности, в центре внимания когнитивно-генетической теории находится развитие интеллекта, познавательные процессы. Эта теория утверждает закономерное развитие умственных способностей, стадии которого строго детерминированы, а ее родоначальник – выдающийся швейцарский психолог Ж.Пиаже выделяет в умственном развитии ребенка 4 главные стадии, каждая из которых, в свою очередь, подразделяется на ряд фаз[17]. Юношеский возраст характеризуется, по Пиаже, тем, что у подростка/юноши созревает способность абстрагировать мыслительные операции от объектов, над которыми эти операции производятся (склонность к теоретизированию). Вторая особенность юношеской психики, связанная с формально-операционным мышлением, – изменение соотношения категорий возможности и действительности. Дальнейшим развитием радей Пиаже является когнитивно-генетическая теория американского психолога Л.Колберга, который совместил принципы генетической психологии Пиаже с некоторыми идеями социальной психологии.
Таким образом были рассмотрены основные теоретические подходы к изучению юношеской психологии. В своих крайних формах они кажутся взаимоисключающими и развивались в острой полемике друг с другом. Однако при всем различии исходных принципов эти теории зачастую описывают одни и те же процессы и периодизируют их примерно одинаково. Нельзя отрицать ни значения поставленных этими авторами теорий, ни правомерности специального изучения психофизиологических процессов, психосексуального развития, эмоций, интеллекта, самосознания и т.д.
2. ПСИХОСЕКСУАЛЬНОЕ РАЗВИТИЕ В ЮНОШЕСКОМ ВОЗРАСТЕ
2.1 Психосексуальная идентификация и усвоение половой роли
Половое созревание – центральный, стержневой процесс переходного возраста. Но процесс этот не сводится к сумме биологических изменений. Человеческая сексуальность – сложное биосоциальное явление, продукт совместного действия биологических и социальных сил. Чтобы стать мужчиной или женщиной, индивид должен осознать свою половую принадлежность и усвоить соответствующую половую роль. Половая идентичность личности предполагает осознание индивидом своей половой принадлежности, усвоение соответствующих навыков и стиля поведения, а также психосексуальных установок и ориентации. Хотя закономерности психосексуального развития личности изучены недостаточно, психологи не сомневаются в том, что половая идентификация – продукт социализации, воспитания и научения. Уже к полутора годам ребенок обычно знает, мальчик он или девочка, хотя и не умеет объяснить эту атрибуцию. 3-4-летний ребенок знает не только собственный пол, но и умеет различать пол окружающих людей, хотя половая принадлежность еще ассоциируется у него с внешними случайными признаками, вроде одежды, и кажется принципиально обратимой. Понятие половой принадлежности как необратимого свойства складывается у ребенка приблизительно в 6–7 лет, когда начинается бурный процесс половой дифференциации деятельности, установок и ценностей, субъектом которой является сам ребенок, а не родители. Мальчики и девочки играют в разные игры, выбирают разных партнеров и т.д. В переходном возрасте стереотипы «маскулинности» и «фемининности» поляризуются особенно резко, а потребность соответствовать им становится как никогда острой. Это распространяется не только на внешность, но и на многие социальные и психические качества.
продолжение
–PAGE_BREAK–Социальное равенство мужчин и женщин, которые получают одинаковое образование и занимаются одной и той же деятельностью, неизбежно ослабляет поляризацию мужских и женских ролей, тем более что индивидуальные различия мужчин и женщин никогда не укладывались в рамки этой поляризации, что не означает полного устранения половых различий в поведении и психике. Но взаимоотношения мужчин и женщин все чаще строятся не в соответствии со стереотипными предписаниями половых ролей, а на основе учета индивидуальных особенностей личности. Это касается и сексуального поведения. Так называемый «двойной стандарт» утверждал разную половую мораль для мужчин и для женщин: мужчина может быть сексуально активным, женщина должна терпеливо ждать, пока ее выберут, и даже после этого проявлять сдержанность. Сегодня такие представления уже не являются безраздельно господствующими; молодежь все больше ориентируется на принцип равенства прав и обязанностей[18].
Все это преломляется в юношеской психологии. Половое созревание заново актуализирует для подростка давно решенный, казалось бы, вопрос о его половой идентичности. Не в том смысле, что подросток начинает в ней сомневаться (патологические случаи), но в том, что усложняются критерии «маскулинности» и «фемининности», в которых все большую роль приобретают собственно сексуальные моменты (вторичные половые признаки, сексуальные интересы). Именно соответствие идеализированному стереотипу «маскулинности – фемининности» служит главным критерием, по которому подросток оценивает свое тело и внешность.
Волнующие переживания вызывает и сам процесс полового созревания. Времена, когда мальчики и девочки были настолько невежественны по части собственной физиологии, что первое семяизвержение у мальчиков и особенно менструации у девочек вызывали панический ужас, к счастью, прошли. Теперь эти события в большинстве случаев встречают с радостью, как знак повзросления. Тем не менее подобные переживания весьма тревожны. Подростки/юноши – настоящие рабы «нормы». Они убеждены в том, что на все случаи жизни должны быть универсальные правила, и очень боятся в чем-то отстать от сверстников[19].
Половые стереотипы распространяются не только на внешность, но и на поведение и черты характера. Особенно сложно обстоит дело с «маскулинностью». Мужская роль и маскулинные качества традиционно ценятся выше. Даже эмансипацию женщин мы измеряем тем, насколько хорошо они справляются с «мужскими» профессиями. Казак-девчонка принимается как нечто вполне естественное, тогда как феминизированный, изнеженный мальчик вызывает осуждение. Кроме того, процесс социализации мальчиков более противоречив. В раннем детстве мальчики, как и девочки, теснее связаны с матерью, чем с отцом. Во многих семьях отцы вообще отсутствуют. Резкое обособление мальчиков-подростков от женщин, равно как и распространенные однополые мальчишеские компании, объективно служат противовесом этой феминизации, помогают мальчику утвердиться в мужской роли. Но одностороннее влияние сверстников плюс внутренняя неуверенность подростка в том, насколько он соответствует завышенным критериям «маскулинности», часто порождают компенсаторное «гипермаскулинное» поведение (агрессивность, грубость, пренебрежение к «женским» чертам характера). Наконец, само определение мужской роли противоречиво, В переходном возрасте «маскулинность» ассоциируется прежде всего с физической силой и спортивными достижениями, взрослые же видят ее в умственных и социальных достижениях. Подросток избегает девочек, а взрослый мужчина должен уметь сотрудничать с женщинами на работе и поддерживать тесный эмоциональный контакт в семье.
В юношеском возрасте все эти проблемы переплетаются. Старшеклассник еще сохраняет подростковую узость и стереотипность ролевых предписаний, стараясь доказать себе и другим его «соответствие» этим требованиям, но он уже чувствует, что его индивидуальность не вписывается в жесткие рамки этой дихотомии, что мужские и женские качества не обязательно альтернативны, а сочетание их может быть разным.
2.2 Психология юношеской сексуальности
Изучение юношеской сексуальности имеет три главных предмета:
— половое поведение, т.е. поступки, в которых проявляется и реализуется половое влечение (когда начинается половая жизнь, каковы стадии ее развития, ее интенсивность и т.д.);
— психосексуальные установки и ориентации, т.е. отношение людей к вопросам пола, нормам половой морали; эти установки различаются по степени осознанности и существуют как на уровне культуры (общественные установки и нормы), так и на уровне индивидуального сознания;
— эротические фантазии и переживания, которые часто бывают неосознанными и изучаются главным образом клиническими методами.
Педагогов и родителей крайне интересуют возрастные нормы полового поведения: когда ребенок начинает интересоваться вопросами пола, в каком возрасте подросток впервые влюбляется, когда юноша вступает в первую половую связь и т.д. Общего ответа на эти вопросы нет и быть не может. Не говоря уже об индивидуальных вариациях и о том, что одно и то же событие (например, поцелуй) может иметь в разном возрасте совершенно разный психологический смысл, статистические нормы полового поведения изменчивы и неодинаковы в разных средах.
В общем и целом можно сказать, что урбанизация, акселерация, научно-техническая революция, усложнение процессов воспитания и большая, чем прежде, автономия подростков и юношей от родителей, женское равноправие, большая доступность информации по вопросам пола и, наконец, появление эффективных контрацептивов способствуют более раннему началу половой жизни и либерализации половой морали. Эти сдвиги отмечены всюду, где имеются систематические исследования[20]. Так, сопоставление полового поведения и моральных установок 16–17-летних школьников в ФРГ 1945/48 и 1953/54 годов рождения показало, что сегодняшние 16–17-летние по половому поведению эквивалентны 19–20-летним 5-10 лет назад. Разумеется, это связано не только и не столько с акселерацией, сколько с распространением коммерческого эротизма и порнографии, стимулирующих подростковую сексуальность. Как показывают данные опросов С.И.Голода, а также социологов других стран, сегодняшние юноши и девушки раньше, чем прежние поколения, начинают интересоваться вопросами пола, раньше влюбляются и начинают половую жизнь. Процесс ухаживания, который некогда воспринимался главным образом как подготовка к браку, теперь приобрел самостоятельное значение. Главным критерием, по которому молодежь оценивает свои первые интимные отношения, служит уже не вступление в брак, а наличие или отсутствие любви, что создает ряд нравственных и практических проблем[21].
Интерес к вопросам пола возникает у детей очень рано, задолго до начала полового созревания. Этот интерес поначалу не связан с эротическими переживаниями, а является выражением обычной любознательности: ребенок просто хочет знать, что представляет собой та сфера жизни, которую взрослые так тщательно скрывают. В переходном возрасте положение усложняется. Интерес подростка к вопросам пола становится напряженным и личным. При этом многое зависит от предшествующего воспитания. В отличие от античной Греции с ее культом человеческого тела, традиционная христианская мораль считает любые телесные проявления грязными, низменными и греховными. Хотя человек непрерывно получает от органов своего тела многообразные ощущения, его с раннего детства приучают не обращать на них внимания и ни в коем случае не говорить о них («это неприлично»). Мы с детства привыкаем думать, что телесные переживания относятся исключительно к компетенции врача: если ты чувствуешь какой-то орган – это признак болезни. Представление это ложное – человек может получать и на самом деле получает от своего тела не только отрицательные, но и положительные эмоции. Например, спортсмен получает физическое удовольствие от согретой, хорошо тренированной мышцы, и это самоощущение более важный психологический стимул для занятий физкультурой, чем рассудочная «забота о здоровье».
Однако стереотипы массового сознания весьма могущественны. Особенно строгой моральной цензуре подвергается нагота и все, что связано с половой сферой. Воспитывая у ребенка чувство стыдливости, родители не всегда разъясняют (да и как разъяснить это малышу?), что некоторые части тела закрываются не потому, что они сами по себе постыдны и грязны, а только потому, что связаны с весьма интимными функциями (необходимость такого разграничения в беседах с подростками подчеркивал А.С.Макаренко). «Пережим» в этом отношении приводит к тому, что все, связанное с полом, отождествляется в сознании ребенка с «постыдным» и «грязным», и когда в период созревания он волей-неволей начинает интересоваться этой сферой жизни, она кажется ему не имеющей ничего общего с возвышенными чувствами. Когда 15-летняя девочка серьезно спрашивает: «Существует ли чистая любовь?» – это уже содержит в себе утверждение, что всякая чувственность, начиная с прикосновений и поцелуев, является «грязной». Надо ли говорить, сколь инфантильна и какими психологическими трудностями чревата подобная установка?[22]
Дуализм «любви» и «секса» проявляется особенно резко у мальчиков. С одной стороны, юношеская мечта о любви и образ идеальной возлюбленной предельно десексуализированы. Когда подростки называют зарождающуюся у них привязанность «дружбой», они не лицемерят; они и вправду испытывают прежде всего потребность в коммуникации, эмоциональном тепле. Прообразом первой возлюбленной бессознательно является для мальчика мать, и мысль о половой близости с ней для него равносильна святотатству. С другой стороны, подросток находится во власти сильного диффузного эротизма, причем образ, на который проецируются эти фантазии, нередко представляет собой только «сексуальный объект», лишенный всех других характеристик. Иногда (в 13–14 лет) это групповой образ, реальный или воображаемый, общий для целой компании мальчиков. Грязные разговоры, сальные анекдоты, порнографические картинки вызывают у многих подростков повышенный интерес, позволяют им «заземлить», «снизить» волнующие их эротические переживания, к которым они психологически и культурно не подготовлены.
Подростковый цинизм не может не коробить взрослых. Но нужно учитывать, что обсуждение запретных вопросов (к ним относится не только секс, но многие другие телесные переживания) со сверстниками позволяет снять вызываемое ими напряжение и отчасти разрядить его смехом. В «смеховой культуре» взрослых также имеется много сексуальных мотивов. Так стоит ли удивляться тому, что у подростка даже пестики и тычинки вызывают эротические ассоциации? Невозможность выразить, вербализовать эротические переживания, например, из-за отсутствия общества сверстников или большой застенчивости, может даже отрицательно повлиять на развитие личности. Поэтому воспитателю следует беспокоиться не только о тех, кто ведет «грязные разговоры», но и о тех, кто молча слушает, именно эти ребята, неспособные выразить и «заземлить» волнующие их смутные переживания, иногда оказываются наиболее впечатлительными и ранимыми. То, что у других выплескивается наружу в циничных словах, у этих отливается в глубоко лежащие устойчивые фантастические образы.
Наряду с юношами, которые гипертрофируют физические аспекты сексуальности, есть и такие, которые всячески стараются отгородиться, спрятаться от них. Психологической защитой им может служить аскетизм, подчеркнуто презрительное и враждебное отношение ко всякой чувственности, которая кажется подростку низменной и «грязной». Идеалом такого юноши является не просто умение контролировать свои чувства, но полное их подавление. Другая типичная юношеская защитная установка – «интеллектуализм»; если «аскет» хочет избавиться от чувственности, так как она «грязна», то «интеллектуал» находит ее «неинтересной». Требования моральной чистоты и самодисциплины сами по себе положительны. Но их гипертрофия влечет за собой искусственную самоизоляцию от окружающих, высокомерие, нетерпимость, в основе которых лежит страх перед жизнью.
Важная особенность подростковой и юношеской сексуальности – ее «экспериментальный» характер. Открывая свои половые способности, подросток с разных сторон исследует их. Ни в каком другом возрасте не наблюдается такого большого числа случаев отклоняющегося, близкого к патологии полового поведения, как в 12–15 лет. От взрослых требуются большие знания и такт, чтобы отличить действительно тревожные симптомы, требующие квалифицированного медицинского вмешательства, от внешне похожих на них и, тем не менее, вполне естественных для этого возраста форм полового «экспериментирования», на которых как раз не следует фиксировать внимания, чтобы нечаянно не нанести подростку психическую травму, внушив ему мысль, что у него «что-то не так». Если нет уверенности в том, что взрослый действительно понимает суть дела и может помочь, ему необходимо неукоснительно руководствоваться первой заповедью старого врачебного кодекса: «Не вреди!»[23].
Это касается, в частности, такого распространенного в подростковом и юношеском возрасте явления, как мастурбация. Спор о вреде или пользе онанизма в значительной мере объясняется неверной постановкой вопроса. Как замечает ведущий советский сексопатолог Г.С.Васильченко, существует не один, а несколько разных типов мастурбации, имеющих между собой весьма мало общего: детский онанизм, не связанный с семяизвержением и оргазмом; онанизм периода юношеской гиперсексуальности; онанизм как временная замена нормальной половой жизни у взрослых; вынужденный, навязчивый онанизм, вытесняющий прочие формы половой жизни, и т.д.
Подростковая и юношеская мастурбация статистически наиболее массовая: по данным разных исследований, ей отдают дань 70–90% мужчин и от 30 до 60% женщин. Такой онанизм служит средством разрядки полового напряжения, вызываемого физиологическими причинами (переполнение семенных пузырьков, механическое раздражение гениталий и т.д.). Вместе с тем он стимулируется психическими факторами: примером сверстников, желанием проверить свои половые потенции, получить физическое удовольствие и т.д. У многих мальчиков именно мастурбация вызывает первое семяизвержение, причем чем раньше созревает подросток, тем вероятнее, что он мастурбирует. Интенсивность, частота мастурбации индивидуально варьирует, но у мужчин она значительно выше, чем у женщин. Как и любая другая форма половой жизни, мастурбация может быть слишком интенсивной, чрезмерной для данного человека, ослабляя как его половую систему, так и организм в целом. Поэтому гигиенические рекомендации избегать факторов, способствующих половому возбуждению подростков, вполне обоснованны. Однако опасность онанизма не следует преувеличивать. Как пишет известный ленинградский сексолог проф. А.М.Свядощ, «умеренная мастурбация в юношеском возрасте обычно носит характер саморегуляции половой функции. Она способствует снижению повышенной половой возбудимости и является безвредной»[24].
Подростковая и юношеская мастурбация – явление не столько физиологического, сколько психологического порядка. Клиницисты указывают, что оргазм, достигаемый при мастурбации, неполноценен в том смысле, что половое удовлетворение замыкается в нем на самого субъекта; он лишен коммуникативного начала, составляющего важный компонент взрослой сексуальности. Мастурбация закрепляет в сознании подростка представление о «сексе» как о чем-то «грязном» и низменном, а доступность этого способа полового удовлетворения может тормозить вступление юноши в более сложные и проблематичные гетеросексуальные отношения.
Мастурбация часто сопровождается яркими эротическими образами и фантазиями, в которых подросток может выбирать себе любых партнеров и ситуации. Условнорефлекторное закрепление этих фантастических образов иногда создает у юноши своеобразный, причем весьма нереалистический эталон, по сравнению с которым реальный сексуальный опыт, на первых порах почти всегда сопряженный с известными трудностями, может разочаровать его, что толкает к продолжению мастурбационной практики. Наконец, самое важное и распространенное: древние табу и представления о порочности и опасности мастурбации глубоко сидят в сознании подростка.
Онанирование оставляет у многих старшеклассников чувство вины и страха перед последствиями. Пытаясь бороться с этой «дурной привычкой» (самое мягкое выражение, употребляемое взрослыми), юноша обычно, как миллионы людей до него (но он-то этого не знает), терпит поражение. Это вызывает у него сомнение в ценности собственной личности и особенно волевых качеств, снижает самоуважение, побуждает воспринимать трудности и неудачи в учебе и общении как следствия своего «порока».
продолжение
–PAGE_BREAK–
продолжение
–PAGE_BREAK–