Семь смертных грехов Антонио
Сальери
Арсений Волков
Восемнадцатого августа 1750 года в Италии родились
одновременно два персонажа: один из реальной истории музыки, а другой – из
маленькой трагедии Александра Пушкина. По роковому стечению обстоятельств они
до сих пор носят одно и то же имя: Антонио Сальери. Для читающей и не читающей
публики эти два Сальери так и остаются своего рода “сиамскими
близнецами”, хотя один из них просто случайно присвоил себе имя другого и
под ним самостоятельно разгуливает по галерее мифов, придуманных человечеством.
Давно и не нами замечено, что Пушкину для изготовления
мифа о “светлом гении” нужен был некий набор фактов и имен. Вот он и
воспользовался заурядной газетной уткой, в которой фигурировали имена Моцарта и
Сальери, чтобы их устами рассказать (впервые по-русски!) историю про очередного
Орфея в аду, а вернее – про борьбу златокудрого музыкального бога с музыкальным
чертом-отравителем. К тому времени ни “ангела”, ни
“дьявола” в живых не было, сраму мифические персонажи не имут.
Пушкинский Сальери демонстрирует публике не только все 7 смертных грехов, но в
добавление к ним еще и удивительным образом совмещает полную творческую
импотенцию с высшей квалификацией эксперта по шедеврам музыкального искусства и
кровожадностью сказочного дракона.
Согласитесь – если бы один драматический герой не
отравил другого, а, например, предательски заколол его или огрел поленом из-за
угла, в мифе это ровным счетом ничего бы не изменило. Моцарт был в любом случае
обязан ритуально умереть, чтобы сделаться Моцартом, а пара ему –
“убийца”, стало быть, им мог стать любой другой.
Принято считать, что обвинения ритуального характера –
не для нормального суда присяжных, особенно когда один к одному стоят все семь
“смертных грехов” в классической библейской терминологии. Но
формально процедуру рассмотрения его дела мы должны запустить, хотя бы в связи
с круглой датой его рождения. Давайте знакомиться с несчастным юбиляром.
Лень
Итальянец, хваткий провинциал, с 16 лет активно
работавший в имперской столице Вене, он служил капельмейстером в Итальянском
департаменте Венской оперы, не отказывался ни от каких спектаклей – и
пользовался среди певцов репутацией “удобной подставки под голос”:
всегда ждал, никогда не забегал вперед, чутко аккомпанировал и аккуратно
разучивал чужие арии с капризными премьерами и примадоннами. Можно было
спокойно заниматься этим всю жизнь, но тогда бы классический
“трудоголик” Сальери в историю вообще не попал, даже с черного
хода…
Первый самостоятельный и явно успешный шаг в его
творческой деятельности – то, что принято называть либо
“мистификацией”, либо “трудом музыкального “негра”.
Довольно пожилой уже “реформатор” оперного искусства Кристоф Виллибальд
Глюк не смог в срок справиться с заказом из Парижа на оперу “Данаиды”
– и передал работу молодому итальянцу Антонио Сальери. Сальери наняли с
условием, что музыка сначала пойдет не под его, Сальери, именем, а под именем
нанимателя. Потом же, если не провалится, то будет считаться написанной под
чутким глюковским руководством. Сальери согласился. Когда дело открылось, это
дало ему старт для куда более успешной карьеры, где было все – от громовых
триумфов и полного иконостаса австрийских орденов за придворную службу до
смерти в сумасшедшем доме. Не было только одного: лени. Несмотря на то что одна
из первых его комических опер не сходила со сцен Австро-Венгрии лет сорок кряду
(кстати, сюжет тот же, что и в советском фильме с “хитрой простушкой”
Натальей Гундаревой в главной роли – “Трактирщица” Карло Гольдони,
“La Locandiera”), он писал по две-три новые оперы в год и успевал еще
при этом выполнять высочайшие заказы на мессы, хвалебные “Те Деумы” и
прочий католический официоз. Причем именно Сальери установил в этом деле некоторые
стандарты качества и вкуса. Его справедливо считают основоположником нового для
тогдашнего церковного обихода стиля духовной музыки: вместо нагромождения
многоголосных сложностей, в которых голоса хора как бы “перебивают”
друг друга – простая и певучая тема в ажурной “оплетке”
сопровождающих оркестровых украшений. Моцарта в конце его жизни прямо просили
писать для церквей именно так, как Сальери приучил коллег-композиторов: чтобы
нотам было тесно, а голосам просторно.
Гордыня
С 1788 года Антонио Сальери, написавший к тому времени
горы оперной продукции и известный всей Вене, получает пост первого
капельмейстера Императорского двора. Оклад и чин, на который претендовали
многие местные музыканты, а в их числе, разумеется, и “златокудрый ангел”
Моцарт, достался инородцу, выскочке и человеку, говорившему на официальном
языке Империи с заметным акцентом! Не слишком удачные попытки отца Вольфганга
Моцарта, зальцбургского скрипача Леопольда и его влиятельных венских друзей
интриговать против итальянцев, надавливая на мозоль национальной гордости,
успеха не имели. Капельмейстерская (то есть дирижерская и организаторская)
работа синьора Сальери продолжались в общей сложности более 40 лет, из них
ровно 35 – в должности главного музыкального эксперта Двора, причем маэстро
пересидел трех императоров. На вершине славы и почета 73-летнему
действительному статскому советнику Сальери оформили персональную пенсию с
полным сохранением придворного жалованья после одного чрезвычайно странного
происшествия, случившегося с ним в 1823 году.
Гнев
Самый искусный царедворец и знаток “коридоров
музыкальной власти” (уже не говоря о композиционных правилах венской
классической школы, которые он, собственно, и доводил до их окончательного,
теперешнего вида), маэстро Антонио Сальери неожиданно для всех порезал себе
вены бритвой, и только чистая случайность спасла его от смерти вследствие
чрезмерной кровопотери. Никто не получил вразумительных объяснений от пациента
Сальери, ставшего “персональным пенсионером в смирительной рубашке”.
Его поместили в особую палату в доме умалишенных, под присмотр опытных врачей и
санитаров, где он тихо и скончался в мае 1825 года.
Чревоугодие и похоть
Из пары пушкинских реплик вроде “обед хороший,
славное вино…” или “постой, постой, ты выпил… без меня!”
хорошо виден не только гурман, но и узнаваемый “надувной
демон-искуситель”. Реальный Сальери описывается теми, кто его видел и
говорил с ним, как человек маленького роста, с приветливой улыбкой и большой
педант по части костюма, который не блистал дорогими или вычурными деталями, но
как раз этим весьма эффектно выделялся из среды придворных
“павлинов”. Элегантный, подтянутый итальянец, в парике и безупречно
выбритый.
Отменный семьянин, отец семерых дочерей. Однако есть
одно английское выражение, описывающее карьерные амбиции творческих работников:
a lust to fame – похоть к славе. Да, тот, кто не имеет этого смертного греха,
рискует никогда не попасть на страницы газет, но надо признать, что наибольшую
славу Антонио Сальери снискал не как композитор, не как капельмейстер или
организатор, а как персонаж истории, рассказанной репортерам венских газет
двумя санитарами той самой психиатрической больницы, где он находился на
излечении в последние два года жизни. Странности поведения заслуженного маэстро
они объясняли, с его собственных слов, правда, никем и ничем не подтвержденных,
угрызениями совести по поводу смерти одного из музыкантов, давно работавших
вместе с ним при дворе. К тому моменту далеко не все читатели венских газет
могли хорошенько припомнить, кто такой Вольфганг Моцарт, но сообщенные
санитарами факты совпали: действительно, в конце 1791 года, за 32 года до
попытки самоубийства, предпринятой Сальери, его коллега и подчиненный
неожиданно умер. Никто, кроме тех пресловутых двух санитаров, не слышал
самооговора Сальери, но этого оказалось довольно, чтобы тема начала широко
обсуждаться в печати и в салонах, где, собственно говоря, один венский
острослов и поставил в шутку тот самый “пушкинский” вопрос о
совместимости гения со злодейством.
Скупость
Видимо, из-за чрезмерно высокого жалованья на венской
придворной должности наш “дьявол во плоти” занимался с учениками
почти всегда бесплатно и удовлетворял свою скупость исключительно тем, чтобы
коллекционировать их численно и качественно. Биографы отмечают его
“старорежимный”, несколько авторитарный стиль преподавания, но
признают и добротность его методы в смысле опоры на логику и простые правила
красоты и вкуса. Кроме Бетховена, который не только брал у Сальери уроки, но и
посвятил учителю первые три свои скрипичные сонаты (и еще примерно полутора сот
крепких профессионалов), из знаменитостей последующих эпох у него брали уроки
гармонии и контрапункта король песен Франц Шуберт, поставщик австрийских
салонных шлягеров Иоханн Непомук Гуммель, Франц Лист и даже… сын покойного
неудачника Моцарта Франц Ксавер, которому Сальери лично выдал рекомендательные
письма другим учителям как человеку, вполне способному достичь в искусстве
сочинения музыки тех же высот, до которых дошел его отец.
Зависть
Моцарт впервые столкнулся с искушенным в сочинении
опер итальянцем в середине 1780-х годов, когда имела место одна курьезная
премьера в Придворном венском театре. В один вечер шли два одноактных
комических представления с музыкой – и интересно, что сюжет был практически
один и тот же: производственный. Действие происходило за кулисами театра, где
две оперные актрисы отчаянно ссорились из-за распределения ролей в новом
спектакле. Там и там дамы колоратурами хотят переспорить друг друга. В обоих
случаях их мирит ловкий импресарио. Разница была только в том, что зингшпиль
“Директор театра” (немецкая опера с разговорными диалогами) был
сочинен Моцартом и не имел успеха, а маленькая итальянская опера “Prima la
musica, pоi le parole!” (“Cначала музыку, потом слова!”) лишь
подтвердила, что его соперник Сальери гораздо лучше умеет угождать вкусам
публики: всем очень понравилось, даже Моцарту.
Так что реальному Антонио Сальери в связи с завистью
достается одна возможность: быть ее объектом со стороны коллег, а особенно Моцарта,
которому постоянно не везло именно там, где везло Сальери. Во всех справочниках
и именных словарях музыкантов рубежа XVIII-XIX веков Сальери указан как
“гордость и украшение европейского оперного искусства, мастерски владеющий
правдивостью музыкального выражения, умением подчеркнуть и выявить страстные
акценты оперной риторики”. Моцарта там или нет вовсе, или он указан как
автор не слишком удачных подражаний итальянским комедиям, таких, как
“Свадьба Фигаро” или “Дон Джовании”.
Во всем, что касается музыки для инструментов (то есть
такой музыки, где не поют), Сальери открыто признавал первенство за своим
коллегой Моцартом, а про себя неоднократно говорил, что ему в этом ремесле не
хватает практики, поэтому квартеты или сонаты он писать не берется, а клавирные
концерты пишет только для великосветских дам, которые его очень об этом просят.
И последнее: первым исполнителем знаменитой теперь
повсеместно Сороковой – или соль-минорной – симфонии Вольфганга Моцарта
(которая, как известно, одна из немногих его вещей, что при жизни автора
прозвучали в хорошем исполнении, и была благосклонно принята) был именно
Антонио Сальери. Он был тем дирижером, который смог достойно и качественно
познакомить венцев с этой вещью.
Вывод из приведенных фактов очевиден. Для того чтобы
не попасть в столь крупную “переделку” после смерти, Сальери должен
был все делать наоборот: лениться, гневаться (на других, а не на себя!),
ссориться с коллегами, не давать никому уроков, не разговаривать с санитарами в
больнице, не сходить с ума, а главное – мучительно завидовать всем, с кем
встречался. Но – с другой стороны – если знать, что в прикупе лежит, то нет
смысла и карты сдавать.
Список литературы
Для подготовки данной работы были использованы
материалы с сайта http://www.testan.ru