Симбиоз и адаптация или автономия и трансценденция выбор личности в непредсказуемом мире Леонтьев Дмитрий В свое время Джордж Келли описал феномен, который он назвал онтологической акселерацией: человек не остается неизменным, он меняется, причем быстрее, чем изучающие его психологи успевают модифицировать свои теории и подходы. В результате наши теории описывают вчерашнего человека, а сегодняшний человек оказывается за пределами понимания (Kelly, 1969). В последние годы бросается в глаза не столько изменение
человека, сколько радикальное изменение мира, в котором мы живем; что касается человека, то на первый план стало выходить осознание того, что человек может быть очень разным не только в плане разброса индивидуально-психологических особенностей, но и в плане коренного различия основных системообразующих принципов, на которых строится его поведение и личность в целом. Сфера адекватной применимости традиционной психологии, описывающей статичного человека в системе статичных
условий существования, все больше сужается. Необходима принципиально новая психология, психология "изменяющегося человека в изменяющемся мире" (Асмолов, 1990), которая бы смогла описать направление и вариативные механизмы личностного развития, а также не-развития, подвести единую объяснительную основу под разные сознательно или бессознательно выбираемые людьми стратегии жизни. Эта статья затрагивает в первом приближении ряд самых главных, самых ключевых
вопросов, которые связаны с новым пониманием личности в современном мире – личности в движении. В силу многогранности проблемы статья отличается повышенной степенью субъективности – ведь по вопросам, которые в ней подняты, мало о чем можно утверждать с достоверностью. Тем не менее откладывать разговор об этом до получения достаточного количества объективных данных было бы еще большей ошибкой, и поэтому я с осознанием полной ответственности за высказываемые ниже суждения ступаю на эту территорию. Современный мир: вызов психологии Главная характеристика современного мира заключается, пожалуй, в том, что это мир, находящийся в нестабильном, переходном состоянии. Этот мир непредсказуем гораздо в большей степени, чем это было раньше. ХХ век начался с "заката Европы" (О.Шпенглер), а кончился "концом цивилизации" (Ф.Фукуяма) – кризис все расширяется и расширяется, уже не ограничиваясь одной
Европой. Прошедший век оказался веком титанических разломов практически во всех сферах существования человека. Помимо грандиознейших войн, мы наблюдаем еще массу не столь брутальных по своим внешним проявлениям, но ничуть не менее серьезных стычек, расколов, несовместимостей в сферах, связанных с сознанием, менталитетом, образом жизни людей. Неужели мир стремительно регрессирует из стабильного состояния? Скорее всего, дело не в этом и мир не стал существенно хуже, чем раньше.
Конфликтное состояние человечества, которое мы сейчас наблюдаем, является следствием того, что все то, что раньше было друг от друга изолировано, в ХХ веке вошло в мощное соприкосновение. Чтобы два вещества вошли в химическую реакцию, надо, чтобы они соприкоснулись. Раньше было ничуть не меньше нетерпимости и агрессии, ничуть не больше терпимости и любви. Просто раньше было меньше горячих точек и конфликтных зон, потому что все гораздо в меньшей степени
друг с другом соприкасалось, зоны соприкосновения культур и ценностей были сравнительно невелики. Сейчас мир стал маленьким, и людям стало тесно. Во-первых, людей стало больше и им все труднее стало держать свою особость, свою уникальность, свою неповторимость в каких-то локальных границах. Она стала выплескиваться повсюду. Во-вторых, люди стали мобильнее, они начали двигаться в поисках своих интересов, пересекать весь земной шар, причем это уже давно массовое явление. ХХ век начался как раз с массовой экономической миграции. Бедные люди отправились в поисках лучшей доли на другой конец света. Вследствие того, что людей стало больше, им стало тесней, они стали мобильнее и стали больше соприкасаться друг с другом, назрела в гораздо большей степени необходимость сопряжения разных точек зрения, разных ценностей. Раньше они существовали по отдельности на своих территориях и в большинстве случаев не было
необходимости искать какой-то общий радикал, скажем, между исламской культурой и европейской культурой. Сейчас границы между государствами становятся все более и более условными. Максим Соколов в "Известиях" писал по поводу ситуации в мире после террористических актов 11 сентября, что государства во многом потеряли свои свойства, потому что, как показали теракты, оказалось "приватизированным" последнее монопольное достояние государства – право объявлять войну.
Многое из того, что когда-то входило в функции государства, постепенно вышло из-под его контроля; теперь и война перестала быть чисто государственной прерогативой, оказавшись приватизированной. Смысл государства вообще в этой ситуации начинает становиться призрачным. То же самое происходит с самыми разными социальными категориями, по которым люди всегда традиционно делились, определяли свое своеобразие, свою идентичность.
Политические, этнические, религиозные и другие отличия становятся чем-то, что все труднее и труднее сохранять в неприкосновенности, делать так, чтобы собственные убеждения и взгляды на мир не вступали в сложную реакцию со взглядами на мир, требованиями, ожиданиями, ценностями и нуждами других. Следствия, которые вытекают из этих химических реакций, абсолютно непредсказуемы и порождают ту самую нестабильность, которую мы наблюдаем сейчас. Отличие современного мира – невозможность уклониться от этих реакций, от этих взаимодействий. От социальной идентичности к личностной Один из самых главных интеллектуальных популярных бестселлеров прошлого года – книга А.И.Солженицына "Двести лет вместе" про историю взаимодействия русских и евреев в Российской Империи. При всем моем искреннем уважении к Солженицыну и признании важности его оригинальной и глубоко выстраданной позиции, я считаю массовый
интерес к этой книге признаком глобального заболевания современной цивилизации. Речь идет о том преувеличенном, болезненно раздутом акценте и внимании, которое сейчас – и отнюдь не только в нашей стране – уделяется большим социальным группам, общностям как целым. Субъектами жизни считают этносы, религиозные общности, "большинства", "меньшинства", мифические "народы", говорят про интересы одной и другой нации, одного и другого народа,
интересы большинства или меньшинства:. Это уже вышло за пределы просто разговоров. Пресса сообщает: вице-спикер Любовь Слиска заявила, что в политике на первый план должны выходить права народов, а не права гражданина . Однако права и интересы народа или любой социальной группы производны от прав и интересов личности. Создатели Конституции США в свое время сформулировали как общий принцип, что государство и общество вторичны по отношению
к личностям, и именно права личности являются первичной, исходной, неоспоримой реальностью. Сейчас в политической практике США мы видим совершенно другое: то, к чему это общество пришло в результате необходимости разрешения конфликтов и противоречий идеология "политкорректности" – как раз подразумевает полное игнорирование личности. На место личности встали паспортные данные, что порождает еще большие тупики, чем те, которые были раньше. Раньше структура общества было проще, сейчас общество не просто социально, а полисоциально. Я вхожу не в одну группу, не в две группы, которые входят друг в друга как матрешки: я в семье, семья моя в общине, община – часть всей России, и все эти три вещи легко обозримы, как матрешка друг в друга вкладываются и не противоречат друг другу. Сейчас каждый человек оказывается в состоянии идентифицировать себя в терминах социальной принадлежности с множеством разных социальных общностей, которые, как правило, отнюдь не входят одна
в другую непротиворечивым образом. Они пересекаются. Что, в конце концов, важнее – мои интересы как специалиста определенной профессии, мои интересы как представителя определенной религии, мои интересы как жителя определенного региона или мои интересы как мужчины или женщины? Во всех случаях возникают какие-то свои интересы, ценности. В качестве кого я должен себя осознавать прежде всего, в каком именно социальном измерении и с кем
прежде всего блокироваться? Ведь по каждому из этих оснований общество членится на совершенно разные группы, и одни и те же люди разделяются по-разному в зависимости от того, на какой основе мы выстроим баррикаду между ними. Задача социальной идентичности, социального структурирования в современном мире уже так просто не решается, как раньше. Результат такой множественной социальной идентичности – это невозможность четко себя определить, как раньше, в терминах социальной идентичности.
Известно, что ответ на вопрос: "кто я?" можно дать двумя главными способами: либо в терминах моей личной идентичности (я ищу уникальный ответ для себя и нахожу это определение), либо в терминах социальной идентичности (психолог, православный, болельщик "Спартака" и так далее). Первое – обретение личностью собственной идентичности без помощи социальных ярлыков – требует очень непростой интеллектуальной работы, требует определенных личностных предпосылок. Второе, с одной стороны, проще, а с другой стороны, в условиях множественности социальной принадлежности возникает либо расщепленная идентичность, когда я приклеиваю на себя много-много социальных ярлыков и не могу их собрать по кусочкам в единое целое ("так кто же я, в конце концов"), либо возникает некое ригидное самоопределение, которое в условиях нашей сравнительно динамичной жизни начинает все время вступать в конфликт с социальным бытием, которое этому самоопределению не вполне соответствует,
и я, определив себя только в терминах какой-то одной категории, начинаю сталкиваться с тем, что эта категория недостаточна во многих сферах жизни, как только я чуть-чуть выхожу за калитку. Если раньше социальная самоидентификация выполняла функции обеспечения личностного самоопределения сравнительно успешно, то теперь она с этой функцией не справляется и обретение личной идентичности становится как никогда насущным. Эмансипация как путь становления личности
Исторически личность возникла через выделение из социума. В свое время (Д.Леонтьев, 1989а), рассматривая, откуда берется личность, как она возникает, я выделил в качестве главного критерия личности ее автономию, отдельность и показал, опираясь на исторические, историко-психологические и историко-философские материалы, что в процессе формирования человечества первичным являлся такой феномен как коллективная личность.
Изначально не было отдельной, автономной личности, поскольку способность автономии, способность самостоятельного поведения основывается на общечеловеческом опыте, который люди постепенно приобретают через доступ к общему социальному фонду через передачу опыта небиологическим путем, по отношению к которому используется понятие "социальное наследование", через культуру, внешние артефакты, язык, общение и т.д. Первоначально субъектом такого опыта, который служит опорой для самостоятельного, автономного, независимого поведения, была только социальная группа, общность; человек не мог действовать как человек, по-человечески; в одиночку, отдельно от социальной группы. Человек не мог самостоятельно нести свою человечность в себе. По мере исторического развития, люди все больше и больше сами совершенствовали механизмы накопления, восприятия и усвоения общегруппового опыта, его индивидуализации и обретали возможность физически отделяться от группы, при этом не теряя связь с человечеством, неся свою личностность в себе.
Они обрели способность уходить далеко, и возвращаться, и при этом оставаться людьми, интериоризировав человечность в соответствии с теми закономерностями, которые открыл Л.С.Выготский (1983) по отношению к человеческому онтогенезу, к развитию ребенка. Сначала человеческие формы поведения проявляются во внешних, открытых отношениях между людьми, а потом человек их сворачивает, вбирает в себя и становится способным осуществлять их один, без помощи других.
Сам ребенок поначалу не является личностью, автономным субъектом. Эрих Фромм первый ввел понятие "психологический симбиоз", характеризуя отношения младенца с матерью. "Биологическая модель симбиотического союза – это взаимоотношения между беременной женщиной и ее плодом. Их двое, и все же они – одно:.При психологическом симбиозе тела не связаны друг с другом, но существует сходная психологическая привязанность" (Фромм,
2001, с.89). Эти два организма отчасти взаимодействуют с окружающим миром как единый организм, строят сложную функциональную систему, в которой одно звено осуществляется одним, другое – другим, а вместе получается нормальный цикл. В 1970-е гг. под руководством Джона Шоттера проводились очень интересные исследования британских психологов, посвященные тому, каким образом человек эмансипируется из этого психологического симбиоза, каким образом в раннем онтогенезе формируется представление о себе как о личности, представление о своем имени, ориентация на смысл собственных действий (Shotter 1976; 1978; 1984). Все это происходит через взаимодействие с матерью. Например, для ребенка его действия изначально не имеют смысла, в том отношении, что они не служат какой-то цели. Смысл они начинают приобретать по мере того, как мать интерпретирует их как имеющие смысл, и тогда они для него самого тоже начинают приобретать смысл.
Он понимает, что они имеют смысл, и начинает ориентироваться на смысл уже более или менее последовательно и произвольно. В процессе разрушения психологического симбиоза происходит постепенная эмансипация, отделение человека от этой психологической пуповины. Когда мы родились физически, психологически мы еще не родились; хотя физическая пуповина разорвалась, остается еще несколько других пуповин, разные формы симбиотической психологической зависимости. Эмансипация, выделение человека из изначального симбиоза идет постепенно,
поэтапно. Сначала происходит биологическая эмансипация – разрыв пуповины, знаменующий рождение нового существа. Далее идет физическая эмансипация на уровне тонической мускулатуры. Известно, что когда младенец еще не может ходить и ползать самостоятельно, важно его носить на руках, перемещать в пространстве, потому что при этом работает тоническая мускулатура, отвечающая за фоновую подготовку движений (А.Н.Леонтьев, 1993). Следующие этапы эмансипации связаны с постепенным преодолением
психологического симбиоза. Отношения в симбиотической паре "младенец-мать" В.И.Слободчиков (1986) характеризовал как со-бытие, а я в одной из статей, развивая понятие совместно распределенной деятельности, ввел понятие со-субъектов единой деятельности (Д.А.Леонтьев, 1989б). Мать с младенцем находятся в позиции со-субъектов по отношению к деятельности, хоть их позиции и неравноправны, асимметричны. Эти понятия позволяют ответить на вопрос, как младенец, не являющийся личностью, может включаться и осуществлять человеческую деятельность. В симбиотической диаде деятельность совместно распределена. Вначале только один из со-субъектов, т.е. мать, взрослый определяет характеристики этой деятельности в целом, а младенец может быть в нее только включен. Поскольку он пытается что-то по мере сил делать, он развивает какие-то силы – сначала на уровне тонической
мускулатуры, затем общей моторной активности, затем на уровне операций, потом постепенно начинает сам ставить цели, наконец формировать смыслы и глобальные ориентации. А. Н. Леонтьеву (1977) принадлежит идея о двух рождениях личности. Личность, писал он, рождается дважды: первый раз в возрасте трехлетнего негативизма, феномена "Я сам"; второй раз – в подростковом возрасте, когда возникает самосознание, свои интересы.
Фактически, первое рождение личности можно охарактеризовать с психологической стороны как операциональную эмансипацию ребенка от взрослого. Ребенок к этому времени обретает уже полную свободу физических действий, он в достаточной степени владеет своим телом, он быстро бегает, моторно достаточно ловкий, активный. Таким образом, с точки зрения операциональной структуры действий он уже самостоятелен. Но он еще не достиг эмансипации в области интенциональной, ценностно-смысловой.
Он находится в полной зависимости от родителей. Как показывают исследования возрастного развития личности, до того этапа, который характеризуется как второе рождение личности, смысловые ориентации ребенка определяющим образом обусловлены воспитательными воздействиями и характеристиками среды в семье, где он растет. Но эти связи, прямые и недвусмысленные, разрушаются, перестают действовать с момента второго рождения личности, когда самосознание и самовоспитание, собственная активность субъекта начинает играть определяющую роль в выработке смысложизненных ориентаций (Немировський, 1987). Второе рождение личности – это интенциональная, смысловая эмансипация; личность становится в состоянии не только выполнять самостоятельно какие-то действия, но и самостоятельно относиться к ним, самостоятельно решать вопросы о том, что нужно, что важно, а что неважно. С этого момента начинаются расхождения с родителями, начинается "кризис родительского отношения"
(Калитеевская, в печати). Родителям очень трудно перенести, что их ребенок был хорошим и послушным, и вдруг начинает спорить, дерзить, противоречить. С психологической точки зрения, это неизбежная, необходимая и очень важная точка развития. Интенциональная эмансипация, выработка собственной позиции – последнее звено в последовательном процессе эмансипации от материнского организма и родительской семьи.
Только в результате этой эмансипации человек может стать действительно самостоятельным, автономным, стать, в конечном счете, личностью. Конечно, для этого необходима не только эмансипация от собственной семьи, но и рефлексивная критическая самостоятельная позиция по отношению к другим социальным группам и общностям, членом которых человек является. Последовательная эмансипация от всех форм симбиотической зависимости предстает, таким образом, как единый вектор личностного развития, на разных его этапах предстающий
в разных конкретных проявлениях. Бегство от ответственности Еще одним подтверждением идеи эмансипации от симбиотических связей как магистрального пути личностного развития служат многочисленные иллюстрации феноменологии регресса, отказа от личности, стремления вновь слиться в единую коллективную личность. К ним, в частности, относятся описанные разными исследователями феномены паники, феномены толпы. То, что происходит в ситуации толпы, в ситуации паники, многие авторы описывали через психоаналитическое понятие регрессии, то есть возвращения к ранее пройденной стадии, эволюционно более древней, более примитивной. Человек в этой ситуации как бы отбрасывает свои характеристики как личности, отказывается от своей эмансипации, сливается с другими в единую толпу, которая бежит неизвестно куда (см. Д.А.Леонтьев, 1989а). Прямое отношение имеют к этому криминальные и паракриминальные подростковые группировки. На определенном возрастном этапе, когда человек еще недостаточно созрел для того, чтобы
почувствовать себя личностно полноценным и уверенным в одиночку, он может чувствовать себя хорошо, уверенно, нормальной, полноценной личностью, только сливаясь с какой-то группой. Ему хорошо, он ощущает себя личностью как часть единой коллективной личности. Он не принимает решения вне группы. Есть известный феномен сдвига риска: как показывают эксперименты, группа делает более радикальные, более экстремальные выборы, чем выбор любого члена группы, опрашиваемого
по отдельности. Причина этого в том, что принятие решений всегда основано на принятии некой ответственности. Высказывая мнение от себя, человек взвешивает следствия, принимает на себя ответственность. А когда принимает решение группа, происходит отказ от ответственности, диффузия ответственности, потому что ответственность может быть только личной. Исследования, посвященные альтруистическому поведению, приводят к однозначным выводам: если что-то произошло, если вам стало плохо, вам нужна помощь, вокруг
идут люди, не останавливаясь, нельзя звать на помощь просто, ни к кому не обращаясь. Выберите любого человека, смотрите на него и обращайтесь лично к нему – и вероятность того, что к вам придут на помощь, возрастает в разы (см. Росс, Нисбетт, 1999). Ключевым звеном оказывается эффект группы, толпы, распределения, или диффузии, ответственности, противостоящий принятию личной ответственности, являющемуся ключевым для характеристики личности в целом. Массовая потребность слиться в группу и чувствовать себя хорошо в группе своих с возрастом теряет такую актуальность, насущность, неизбежность, принципиальность. Собственная личность человека уже успела созреть в такой степени, что вопрос нормального самоощущения человека перестает зависеть от слияния с группой. Поскольку эффекты толпы возникают, прежде всего, в ситуации какой-то угрозы, опасности, неуверенности, понятно, почему сейчас, в ситуации неустойчивого
мира, опасного мира, переходного мира все более массовый характер принимает феномен бегства от личности, который еще 60 лет назад Эрих Фромм описал как бегство от свободы (Фромм, 1990). Бегство от свободы, писал Фромм это бегство от ответственности. Никто не возражал бы особенно против свободы, если бы не ответственность. В 1980-е гг. Ролло Мэй сходным образом объяснял колоссальную популярность утопического романа
Б.Ф.Скиннера "Уолден 2", утопии операционально обусловленного общества, где все люди контролируются, реагируют на стимулы правильным образом и получают нужные подкрепления. Мэй говорил, что большинство людей только мечтают о том, чтобы им сказали, что свобода – это фикция, сознание – это фикция, успокойтесь, расслабьтесь и делайте то, что вам говорят, и все будет хорошо. Это мечта для большинства людей, поэтому они с таким воодушевлением и реагируют на утопическую модель
Скиннера (May, 1981). Личную ответственность можно стимулировать, пробуждать или, наоборот, усыплять. Есть масса способов, с помощью которых мы можем в человеке его собственно человеческие, главные, сущностные характеристики либо усиливать, либо, наоборот, ослаблять и отодвигать на задний план. Вспомним бурные дискуссии в конце прошлого года вокруг передачи "За стеклом". Ее авторы и создатели говорили: "Мы что? Мы только отражаем. Это просто зеркало. Мы ничего не создаем, ничего не придумываем. Мы показываем человека, каков он есть". Однако человек может быть разным: в зависимости от того, о чем вы спрашиваете (в широком смысле слова), вы получите совершенно разный ответ. Психотерапевты давно знают: к какому "Я" в клиенте вы обращаетесь, от того "Я" вы и получите ответ. Обращение к определенному "
Я" в человеке, условно назовем его "низшим Я", практически гарантирует что человек ответит с этой низшей позиции, а если вы обратитесь к другому "Я" в человеке, построите другую ситуацию, будете задавать другие вопросы вы получите совершенно другого человека. Аргументы телевизионщиков, что их подопытные – свободные люди, имеющие возможность выбора и несущие ответственность за свои действия, сочетаются с молчаливым отказом создателей передачи
от собственного выбора и собственной ответственности за то, к какому слою в человеке они обращаются и что из его многомерного содержания они вытаскивают наружу. Массовое бегство от личности, связанное с неустойчивостью мира, встречает полную поддержку со стороны людей, имеющих власть и реализующих эту власть на всех уровнях, во всех структурах, потому что им намного легче на всех уровнях политического, экономического правления иметь дело с русскими, белорусами, евреями,
православными, мусульманами, кавказцами, югославами, бюджетниками, предпринимателями, бандитами, военными и так далее, чем с личностями. Этот феномен не нов. В нынешних исторических условиях он оборачивается немножко иными сторонами, чем раньше. Единственный шанс разрешить многие тупиковые конфликты, состоит не в "переходе от прав личности к правам народов", а наоборот, в "переходе на личности". Существует масса объективных проблем и противоречий, вследствие которых никак не могут придти к общему мнению палестинцы и израильтяне, азербайджанцы и армяне и многие другие народы. Но личности – Хаим и Али, Арам и Мамед – всегда при желании могут договориться, исходя из личных интересов. Речь не о том, что надо отбросить, стереть, забыть этнические особенности и корни, хотя непомерно раздутое их место в сознании людей и во всей современной цивилизации является корнем многих бед и тупиков.
Истинное спасение в возврате к личности и к полному спектру ее ценностей. Национальные, культурные, этнические корни относятся к важнейшим ценностям любой личности, но они не могут исчерпывать личность целиком. Личность не сводима ни к одному из своих корней и социальных определений – иначе это будет не личность. Что такое личность. Многообразие человеческих логик Каждый ли человек – личность?
Если не считать, что каждый человек личность, то психологии личности вообще быть не может, как раздела психологической науки. С другой стороны, эмпирически для нас совершенно очевидно, что это слово неодинаково применимо к разным людям. Недавно В.П.Зинченко на одной из конференций говорил, что современное понимание слова "личность" – это недоразумение, неправильный перевод с английского языка, и то, что сейчас называется словом "личность", точнее было бы перевести как "индивидуальность"
. Действительно, произошло смешение личности и индивидуальности и личность, как правило, определяют через индивидуальные особенности. В этом случае мы тогда никогда не поймем, что такое личность; более того, именно из этого смешения личности с индивидуальными особенностями вытекает грустных последствий, в частности в области массового сознания и массовой культуры. Самое четкое и однозначное разведение личности и индивидуальности принадлежит Мартину Буберу (1993), который определяет индивидуальность через отличия, а личность через ее бытие в мире. Индивидуальность говорит: "Я такова", а личность говорит: "Я есть". Характеристика личности не связана с ее внешне наблюдаемыми отличиями. Вообще личность нельзя, в строгом смысле слова, определить просто с позиции внешнего наблюдателя, что-то зафиксировать. Сутью личности является как раз то, как человек строит свои отношения с миром.
В каждом человеке есть что-то от личности, что дает основание применить аппарат психологии личности, но не в одинаковой степени. Потому что, с одной стороны, действительно, можно рассматривать каждого человека с точки зрения личности, с другой стороны, не в каждом человеке личность занимает одинаково много места. Главный вопрос психологии личности и, может быть, главный вопрос психологии – почему люди делают именно то, что они делают. На этом вопросе основана мультирегуляторная модель личности (Д.
А.Леонтьев, 1999). Мы можем дать на него разные ответы, и все они будут правильными в каких-то определенных границах, в определенных ситуациях. Можно дать, по крайней мере, 6 разных ответов на этот вопрос, и в соответствии с этими шестью ответами можно говорить о шести разных логиках поведения. Каждая из этих логик поведения опирается на какую-то одну систему регуляции нашей деятельности. Первая – логика удовлетворения потребностей: люди делают что-то, чтобы удовлетворить свои
потребности. Вторая – логика реагирования на стимул: люди делают что-то, потому что что-то их спровоцировало, заставило; зажегся красный свет – встал, зажегся зеленый – пошел. Третья логика: люди делают так, потому что они всегда так делали – логика воспроизведения выработанных стереотипов. Четвертая логика – "потому что все так делают" – соответствие социальным требованиям, социальным нормативам, социальным ожиданиям. Пятая логика – "потому что для меня это важно" – логика смысла, логика жизненных отношений: "я делаю что-то, потому что для меня из этого вытекают какие-то важные следствия для моих отношений с миром". Шестая логика – логика свободного выбора: "почему бы и нет?"; подробнее о ней пойдет речь ниже. В поведении реального человека эти все логики переплетены. Фактически любые наши действия можно разложить на эти шесть векторов и определить удельный вес в нашем
поведении каждого из этих компонентов. При этом первые три уровня общие у человека с животными, четвертый уровень специфичен для человека, но характеризует не личность, а скорее то, что описывалось понятием "социальный индивид" (Петухов, Столин, 1989). Пятый уровень характеризует и конституирует личность; это смысловой уровень, и личность, собственно, можно определить как орган, обеспечивающий соответствие жизнедеятельности человека его жизненным отношениям,
его смыслам. А шестой уровень – это уровень самых сильных индивидуальных различий, не у всех людей он вообще есть. Эта мультирегуляторная модель личности опирается на более общий антропологический образ "пунктирного человека" (Д.А.Леонтьев, 2001а). Смысл этого образа заключается в том, что человек не проявляет себя как человек на протяжении всей траектории своей жизни. Животное существование, растительное существование это не метафоры, а реальные
уровни существования человека. Имея возможность переключаться с одних регуляторных систем на другие, которые функционируют на других уровнях, человек часто пользуется возможностью функционировать не на уровне, который включает человека в его высших человеческих проявлениях, а на уровне более низком, субчеловеческом. Сущность человека заключена в этой возможности переключаться с одного уровня на другой. Человек часть своей траектории проходит на человеческом уровне, потом на субчеловеческом, потом опять человеческом, потом опять на субчеловеческом – траектория его жизни есть пунктирная траектория. У разных людей в разных ситуациях эта траектория может иметь разную конфигурацию, но практически ни у кого не бывает сплошной. Искушение субчеловеческим заключается, в основном, в том, что субчеловеческие формы существования оказываются менее энергозатратными, более легкими, более привлекательными как путь наименьшего сопротивления; человеческие же проявления – путь наибольшего сопротивления.
Поэтому не все стремятся во всем быть людьми, платя за это соответствующую цену. Смыслы во всех случаях выводят нас за пределы ситуации, за пределы реагирования на стимулы и непосредственные импульсы. В этом специфика человека, специфика личности. Однако смысловой уровень регуляции поведения человека, который характеризует собственно человеческую форму поведения, может быть и чисто адаптивным, если я принимаю готовые смыслы, которые я получаю от
окружающей меня действительности, от значимых других, от общества и не делаю попытки к ним отнестись. Для того, чтобы быть полностью человеком, нужно что-то еще. Спор о природе человека Переходя к вопросу о природе человека, я излагаю здесь не теоремы, которые можно доказать, а базовые аксиомы, которые доказать невозможно. Из них, однако, вытекает очень много разных следствий.
Когда я читал в МГУ курс экзистенциальной психологии, меня на одной из лекций спросили: "А почему вы считаете, что экзистенциальный образ человека правильнее и больше объясняет, чем, скажем, психоанализ. Вы не доказали нам, что психоанализ неправ, и человек устроен не так, как Фрейд говорил, а так как вы говорите. Докажите". Я ответил: это доказать невозможно, это вопрос того образа человека и образа мира, в котором человек предпочитает жить. Если вам больше нравится жить в том мире, который построил Фрейд живите. Мне интереснее жить в мире более сложном и более многообразном, который строится через экзистенциальный подход к действительности. В психоанализе человек рисуется довольно мизантропически – именно поэтому мне бы не хотелось жить в мире психоанализа. Гуманистическая психология, сформировавшаяся в 1950-е гг пришла к выводу прямо противоположному: природа
человека не зла, не эгоистична а наоборот, добра и позитивна в своей основе: если человеку создать хорошие условия, то он разовьется до невиданных высот. И эта мировоззренческая установка сработала в общественном сознании, принеся очень позитивные результаты по механизму самоосуществляющегося пророчества: если не ждать от человека ничего, от него ничего и не дождешься, но если от него ждать, то есть шанс много чего дождаться. При этом базовое допущение не обязательно должно быть истинным, чтобы оно дало позитивный
эффект. Тот миф, который создала гуманистическая психология, сработал по тому же принципу. Но было бы очень неправильно отождествлять гуманистическую психологию в целом с какой-то конкретной теорией. Это широкое социальное движение, которое вобрало в себя много разного на основе протеста против бихевиоризма и психоанализа, которые отказывались принимать всерьез и включать в сферу рассмотрения специфические человеческие качества, которые делают человека человеком, отличая его от белой крысы и
компьютера. Гуманистическая психология объединила всех тех, кто интересовался прежде всего тем, что существует только у человека, то, что делает человека человеком (см. Д.А.Леонтьев, 1997а). В 1980-е гг. пришло осознание глубочайших внутренних противоречий внутри самой гуманистической психологии, противоречий методологических, прежде всего, которые существовали с самого начала, но были отрефлексированы в виде журнальных дискуссий в 1980-е гг. (См.Д.А.Леонтьев, 1997б). Это противоречия между двумя направлениями, одно из которых можно, вслед за В.Франклом (1990), обозначить как потенциализм, а другое – экзистенциализм. Потенциализм предполагает, что в человека изначально заложены в виде потенциальных возможностей принципиальные для его природы ценности, мотивы, способности и свойства. Человек с этим рождается и само развитие, разворачивание этих свойств, становление человека человеком
обусловлено тем, чтобы создать ему благоприятные условия; тогда эти свойства развернутся сами. Эта модель была основой того, что делал и как представлял человека Карл Роджерс. Противоположная позиция, позиция экзистенциалистская, заключается в том, что, согласно классической формуле Ж П.Сартра, существование предшествует сущности. Нет той заранее заложенной сущности, которая предопределяла бы, какими мы будем.
Все, что с человеком происходит это результат "самостроительства", тех выборов, которые мы делаем, которые ничем не предопределены. Человек сам себя строит и изначально, может быть, что-то и заложено биологически, но оно не играет принципиальной роли, потому что нет однозначной связи между тем, что заложено, и тем, что получается в результате. В этом отношении грандиозный переворот в психологии личности и мотивации совершил
Гордон Олпорт своей идеей функциональной автономии мотивов (Олпорт, 2002). Функциональная автономия мотивов означает, что мотивы взрослого, зрелого человека, вырастающие на основе каких-то исходных базовых мотивов, которые были заложены в самом начале, становятся полностью функционально автономными от них и полностью теряют связь с теми исходными побуждениями, из которых они когда-то выросли и от которых когда-то отделились. В итоге совершенно теряет смысл разговор, что является базовым истоком всей мотивации – в свете функциональной автономии это никакой роли не играет. Все внимание смещается с того, что было изначально заложено на то, что и как становится в процессе индивидуального развития. Потенциалистская позиция была представлена идеями Карла Роджерса; экзистенциалистская позиция получила наиболее заостренные формулировки в работах
Ролло Мэя. Абрахам Маслоу при жизни занимал наиболее сбалансированную позицию, сглаживая противоречия. Однако как сейчас видно, в частности, с учетом его последних посмертно опубликованных работ, Маслоу на протяжении всей жизни дрейфовал от потенциалистской к экзистенциалистской точке зрения – медленно, но неуклонно. И в интервью, которое он дал за 1,5 года до смерти известному историку гуманистического движения Уилларду Фрику (Frick, 2000), он недвусмысленно заявил: он всю жизнь провозглашал, что если
создать человеку хорошие, идеальные, оптимальные условия, удовлетворить все его базовые потребности, снять все давления, то человек начнет автоматически двигаться в строну совершенства и безграничного развития, разворачивать все самое лучшее, что в нем заложено. Реальность показывает: это не так. Кто-то действительно начинает двигаться, а кто-то и не думает. Нет такого однозначного уравнения, где можно было бы подставить вместо независимой переменной совокупность
условий и на выходе автоматически получить личностный рост и счастье. Homo transcendens Экзистенциальная психология дает третий ответ на вопрос о человеческой природе. Она не является злой и эгоистичной, как считали бихевиористы. Она не является доброй и замечательной, как говорили потенциалисты из гуманистического лагеря. Человеческая природа беспредпосылочна. Формула экзистенциализма "Человек есть то, что он из себя делает" нашла неожиданное преломление в посмертно опубликованных заметках А.Н.Леонтьева: "Проблема личности: это – исследование того, что, ради чего и как использует человек врожденное ему и приобретенное им" (1983, с.385). Значимость этой формулы трудно переоценить. Человек рождается с определенными "индивидными свойствами": способностями, потребностями, конституцией и так далее.
На него оказывается масса влияний, которые давят, впечатывают, формируют что-то. Но все это, по большому счету, неважно. Это может быть важно, но это не обязательно должно быть важно. Человек приобретает опыт в процессе своей жизни. И это тоже не главное. Главное – не то, что человек имеет, а то, что человек с этим делает. Можно с этим вообще ничего не делать. Но если человек ничего не делает со всем тем, что ему дано –
биологически, социально, в индивидуальном опыте – человек ли это? Ответ на этот вопрос дает оригинальная теория потребностей Сальваторе Мадди (Maddi, 1971). Согласно Мадди, у человека есть три группы потребностей: биологические, социальные и психологические. К психологическим относятся потребности в символизации, суждении и воображении. Именно они позволяют человеку относиться к тому, что ему дано, относиться к своему биологическому и
к своему социальному. Мадди описывает 2 типа развития личности. Человек, у которого доминируют биологические и социальные потребности (неважно, одни или другие, главное – внешние по отношению к личности), воспринимает себя как воплощение биологических нужд и социальных ролей, отождествляет себя с ними и соответствующим образом себя ведет, плывя по течению, что Мадди обозначает как конформистский путь развития личности. Когда у человека доминируют психологические потребности, он начинает относиться к своему биологическому и социальному, строит образ будущего, он ставит цели, у него возникает временная перспектива, опора на культурные символы и т. д. Возникает тип человека, который сам строит свою жизнь. Выражаясь языком одного из клиентов психотерапевта И.Подчуфаровой (личное сообщение), вопрос в том, я живу или жизнь меня живет.
Конформистский тип – это человек, которого жизнь живет. Индивидуалистский тип – человек, который живет сам. Человек есть человек в той мере, в которой он преобразует то, что ему дано. Одному может быть дано много, одному может быть дано мало, но он человек в той мере, в какой он это преобразует. Можно сказать, что человек есть личность в той мере, в какой он преобразует свою индивидуальность.
Крупнейший представитель феноменологического направления в психологии Амедео Джорджи пытался в 1980-е гг. заложить методологию того, что он назвал словами "человеческая наука" которая бы более глубоко, философски продуманно преследовала те же цели, которые ставила в свое время гуманистическая психология. В начале 1990-х гг оценивая путь, пройденный за 40 лет гуманистическим движением, он говорил о том, что одна из главных проблем, почему гуманистическая психология не смогла
выполнить основные свои обещания, заключается в том, что она так и не смогла нормально, глубоко и серьезно проработать вопрос о том, в чем состоит природа человека, подходя к этому вопросу поверхностно, легкомысленно, недостаточно серьезно. Анализируя работы главных философов ХХ века, которые внесли основной вклад в философскую антропологию, изменение образа человека, Джорджи делает вывод, что единственная, главная, универсальная характеристика человека, человеческой природы, которая, не находила отражения ни в психоанализе, ни в бихевиоризме, но не нашла отражения и в гуманистической психологии, по крайней мере в раннем варианте это способность человека к трансценденции, что связано с его интенциональностью, то есть направленностью на что-то вне себя (Giorgi, 1992). В.Франкл (1990) выражает ту же идею интенциональности через образ бумеранга. Разве бумеранг – это предмет, который должен возвращаться обратно?
Наоборот, это оружие, которое делается для того, чтобы поражать цель. Возвращается обратно тот бумеранг, который не попал в цель. Точно так же и мы, говорит Франкл, обращаемся к самим себе, когда мы промахнулись мимо целей и смыслов в мире. Направленность на мир, а не на себя самого это основная характеристика человека, лежащая в основе его способности трансформировать любую ситуацию. Для человека, обладающего способностью трансценденции,
не годится никакой бихевиористский эксперимент. Бихевиорист исходит из своих представлений о том, что означает для человека та или иная лабораторная ситуация. Человек, находясь в лаборатории, переосмысливает эту ситуацию и оказывается психологически в совершенно иной ситуации, чем считал бихевиорист. Правильное определение человека было бы не homo sapiens, a homo transcendens – человек превосходящий, выходящий за пределы.
В этом и заключается сущность человека. Есть и другая, "народная" формула – более простая и доступная -человеческой способности к трансценденции. Это формула, которая в свое время выступала у нас как формула неодобрения: "Ему больше всех надо". На самом деле, это и есть формула человека. Тот, кому "больше всех надо" это человек, который не довольствуется выживанием и адаптацией, который не довольствуется соответствием тем требованиям, которые ему выдвигают и удовлетворением тех прямых и непосредственных потребностей, которые у него возникают. Он выходит за пределы того, что ему дано – не только внешних требований и ожиданий, но и собственных потребностей. Эволюционный вызов индивидуальности. Человек отличается от всех тварей тем, что к моменту зачатия и даже к моменту рождения он еще не определен
как человек. Любое другое существо к моменту зачатия уже полностью определено во всех своих специфических видовых свойствах, но не человек. Это не просто вопрос созревания. Дело в том, что к моменту своего рождения человек еще не произошел как человек. Его задача – продолжить только начавшийся процесс его индивидуальной эволюции, происхождения от обезьяны не решена еще не только к моменту рождения, но и к моменту совершеннолетия.
Происходить от обезьяны – это основная задача, основной вызов и основное занятие нашей жизни. Можно жизнь каждого человека оценить под углом зрения того, насколько он в своей жизни эту цель преследует. Это глобальная цель человека. Вместе с тем быть человеком, происходить – это труд, затрата усилий. В этом и заключается основная человеческая трудность, проблема, вызов, который бросает нам наша жизнь: быть человеком – значит не расслабляться. Я не люблю понятие "личностный рост" за то, что
оно содержит в себе некоторый соблазн, что что-то будет расти само. И этот соблазн сделал эту идею привлекательной для громадного числа людей, многие из которых недооценивают тот момент, что само ничего расти не будет. На самом деле, личностное развитие – это нелегкий труд. Абрахам Маслоу в 1965 г. писал, что к нему приходит очень много людей, которые хотели бы вместе с ним работать над вопросами самоактуализации. Эти люди часто вызывали довольно странное впечатление, и он выработал довольно простой подход к ним: дать такому человеку задание сделать некое дело, достаточно трудное, скучное и неувлекательное, но при этом довольно полезное, осмысленное и нужное. Этот тест отсеивает 19 из 20 человек. Маслоу констатирует, что этот тест является самым надежным индикатором того, стоит ли иметь дело с этим человеком или нет. "Чтобы выяснить, является ли яблоней дерево, которое находится перед вами, нужно посмотреть, дает ли
оно яблоки" (Maslow, 1965, p.5). Становление человека – это самостановление, активный процесс, связанный не столько с вызреванием чего-то заложенного, сколько с работой. Не столько с работой над собой, сколько с работой над чем-то в мире, что имеет смысл. Нет такого эскалатора, на который можно было бы встать, и он будет сам возносить вас к вершинам личностного развития. Экзистенциалист говорит: "Лифт не работает – поднимайтесь пешком".
Впрочем, подниматься не обязательно, можно оставаться там, где вы есть. Нет условий, которые автоматически порождали бы человеческое в нас. Нет состояний, в которых можно было бы расслабиться, и дальше развитие пойдет само: "Солдат спит, а служба идет". Как некая необходимая предпосылка, чтобы быть человеком, и чтобы развиваться, необходимо то, что можно было бы обозначить понятием "экзистенциальный тонус".
Это понятие соответствует понятию усилия, о котором говорил М.К Мамардашвили (1990; 1995; 1997), уделявший очень большое внимание таким феноменам человеческой жизни, которые не имеют причинного объяснения и автоматически порождающих их механизмов. Нет причин, порождающих эти феномены, кроме того усилия, которое мы держим сами. Есть причины, порождающие зло, но нет причин, порождающих добро. Только наше личное усилие порождает добро. Как только мы это усилие ослабляем, добро перестает существовать. Свобода, мысль тоже относятся к тем антропологическим феноменам, которые порождаются только человеческим, личностным усилием. Свобода и понимание Первый вопрос, который встает в связи с проблемой личностного развития это вопрос о его смысле и цели. Ответ на этот вопрос может быть дан в терминах формулы свободной причинности, данной В. А. Петровским (1997, с.125): "
За-не-зачем, а потому что не-иначе-как!". При пристальном рассмотрении эта формула открывает принципиальные глубины. Из нее следует, что нет причин, но есть внутренняя необходимость, которая является своеобразным императивом. Это необходимость совершенно особого рода, и, скорее всего, именно ее имел в виду Фридрих Энгельс, определивший свободу как осознанную необходимость (эту гениальную формулу до сих пор понимают совершенно искаженно), а в другом месте, более развернуто, как способность принимать решение
со знанием дела (Энгельс, 1966, c.112). Это не та необходимость, о которой мы говорим: необходимо сделать то-то и то-то. Речь идет об иной, экзистенциальной необходимости. Эта ситуация, с которой человек сталкивается на очень высоком уровне развития, представлена в последних романах Аркадия и Бориса Стругацких в форме кажущегося парадокса: чем свободнее человек, тем меньше у него выбор. Этот парадокс, однако, разрешается, если понять что высший уровень регуляции – это уровень,
на котором человек принимает решения в соответствии с сутью вещей. Его выбор доброволен, но не произволен, потому что суть вещей не произвольна, а императивна. Он принимает свободное решение ориентироваться на нее, делать то, что суть вещей требует. И это его свободное решение, потому что он не обязан этого делать. Он может жить, как жил всю жизнь – и плевать ему на суть вещей ("своя рубашка ближе к телу", "моя хата с краю"). Но если он пришел к этому, он добровольно подчиняет свой путь новому, высшему регуляторному императиву, добровольно несет свой крест, как Христос и другие просветленные представители человечества, "homo transcendens", глубоко познавшие суть вещей. В языке одними и теми же словами "свобода", "необходимость", "долг" называются совершенно разные вещи на разных уровнях существования.
Кроме просто свободы, есть экзистенциальная свобода; кроме просто необходимости, есть экзистенциальная необходимость; кроме просто долга, есть экзистенциальный долг. Мы привыкли использовать одни и те же слова для обозначения совершенно разных вещей. Вспомним разведение "свободы от" и "свободы для", которое восходит к Ницше. "Свободным называешь ты себя? Твою господствующую мысль хочу я слышать, а не то, что ты
сбросил ярмо с себя. Из тех ли ты, что имеют право сбросить ярмо с себя? Таких не мало, которые потеряли свою последнюю ценность, когда освободились от рабства. Свободный от чего? Какое дело до этого Заратустре? Но твой ясный взор должен поведать мне: свободный для чего? Можешь ли ты дать себе свое добро и свое зло и навесить на себя свою волю, как закон?
Можешь ли ты быть сам своим судьею и мстителем своего закона?" (Ницше, 1990, с.45). "Свобода от" – это свобода от тех ограничений, которые мешают мне делать выбор из разных вариантов, которые принуждают меня делать что-то одно, а я, может, хотел бы делать что-то другое. "Свобода для" – это ценностное обоснование, которое, казалось бы, ограничивает мою свободу, но на самом деле оно дает мне истинное понимание сути вещей, истинное знание. Поняв что-то, человек не может жить так, как если бы он этого не понимал. Понимание отличается от простого познания тем, что оно сопровождается более или менее заметным переструктурированием картины реальности, плавное накопление новой информации приводит к скачкообразному изменению структурного порядка. Понимание всегда знаменует прогресс личностного развития. Но правдоподобно и более радикальное предположение: прогресс в нашем понимании реальности есть та единственная,
уникальная, специфическая форма, в которой мы субъективно воспринимаем то, что при взгляде со стороны предстает как наше личностное развитие, личностный рост. Иными словами, прогресс в понимании мира и личностное развитие есть один и тот же процесс, рассматриваемый с двух разных позиций: самонаблюдения и внешнего наблюдения. Это положение выступает методологическим обоснованием нового подхода к фасилитации личностного развития,
а именно через стимулирование процессов понимания. Я характеризовал этот подход через понятие жизнетворчества, как определенной психологической практики расширения жизненного мира людей (см. Д.А.Леонтьев, 2001б). Общее, чем занимаются психотерапевты, педагоги и священники – это то, что они помогают человеку расширить свой жизненный мир, проникнуть в суть вещей.
Человек, понимающий суть вещей, уже не может жить по-другому. Но за это понимание приходится платить большую цену. Ролло Мэй (2001) дал нетрадиционную экзистенциальную трактовку мифа об Эдипе. Путь Эдипа – это путь человека, который идет вопреки всем трудностям к познанию истины, какой бы неприятной она ни была. Эдип – человек, который хочет знать правду, пусть даже это познание оказывается
таким, что он в конце концов, себя ослепит. Главный результат – это его победа над Сфинксом, то есть над злом. Мы стремимся отгонять от себя зло, помещая его где-то за городскими воротами, снаружи. Это зло, которое находится за городскими воротами, все время требует от нас жертв и мы все время приносим ему жертвы. Но можно отважиться увидеть зло в самом себе. Когда Эдип понимает, что зло внутри него, когда он осознает, что убил своего отца и спит со своей матерью – он тем самым принимает зло в себя и одерживает победу над Сфинксом. Развитие, говорит Мэй в другом месте (May, 1981), не означает, что человек становится добрее он становится более чувствительным по отношению к добру и злу в себе, более ответственным за это. Аномальное распределение Быть человеком сегодня гораздо сложней, чем во времена
Ренессанса. Философ и культуролог Михаил Эпштейн дает в одной из статей очень любопытный анализ развития человека в современном мире за последние 500 лет. Человек в своем развитии, как известно, должен усвоить в основных чертах то, что человечество аккумулировало в культуре, и через это он становится человеком. Но, отмечает Эпштейн, объем этого общечеловеческого культурного багажа в последние столетия возрастает такими темпами, причем все более ускоряющимися, что усвоить его и обогатиться общечеловеческим опытом
становится для отдельного человека все более и более неразрешимой задачей. Возникает разрыв между общечеловеческой сущностью, которая аккумулирована в культурном багаже, и сущностью отдельного человека, выраженной в том, что он сам смог из этого присвоить и реализовать. Этот увеличивающийся по мере информационного взрыва отрыв человека от общечеловеческого порождает у человека тревогу и специфические расстройства, которые описываются в терминах посттравматических стрессовых
расстройств (Эпштейн, 1999). Действительно, титаны Возрождения были на передовых рубежах в науках, Леонардо да Винчи был не только художником, но и теоретиком живописи, искусствоведом и ученым, инженером и конструктором! Микеланджело в меньшей мере отмечен в науке, но он был гениальным поэтом. Сейчас же невозможно быть на переднем крае даже одной научной дисциплины, поскольку владеть профессиональной информацией становится все труднее. Можно ли обойтись без этой безнадежной гонки наперегонки со всем человечеством? Личностное развитие и трансценденция – это путь наибольшего сопротивления, тернистый и тяжелый путь. В нашем мире немало возможностей прекрасно выживать и адаптироваться без них. В каком-то смысле, развиваться или нет, эволюционировать к человеку или прилечь рядом с обезьяной – это вопрос вкуса. А.Маслоу (1999а) говорил про усеченную, урезанную человечность, имея в виду людей,
которые далеко не полностью проявляют свой человеческий потенциал. Побуждения разных людей лежат на совершенно разных уровнях. Пытаясь разрешить эту проблему, Маслоу предлагал так построить систему поощрения, чтобы удовлетворять именно те потребности, которые разные люди стремятся удовлетворить (Maslow, 1996) – каждому по потребности. В конечном счете, каждый добивается того, к чему он больше всего стремиться.
Те, кто стремится больше всего к деньгам, часто этого добиваются, хотя расплачиваются за это нередко дорогой ценой. Те, кто стремится к познания и самопознанию, добиваются познания и самопознания. Можно понять, почему во власти оказываются большей частью малопривлекательные люди – ведь те, кто стремится к власти, власти и добиваются. Из двух людей, один из которых стремится к власти постольку поскольку, а другой всей душой, естественно, скорее добьется цели второй.
В статье "О низких жалобах, высоких жалобах и метажалобах", которая подытожила его опыт работы в бизнес-консультировании (Маслоу, 1999а), Маслоу приходит к выводу: по мере улучшений условий труда степень удовлетворенности людей своим предприятием не меняется, меняется содержание жалоб. Если они жалуются, что в цехе сквозняки и люди простужаются это говорит о низком уровне организации. Если люди жалуются, что слишком малые премии платят за рациональные предложения – это уже другое. Люди всегда будут неудовлетворены в одинаковой степени, но качество жалоб меняется. Люди начинают по мере улучшения условий переходить к новым запросам. Потребность – это не только то, чего недостает. Потребности человека сложны и включают качественные различия. Для кого главное – потребность в безопасности, того бессмысленно тащить к самореализации. Тому, кому хочется непременно осчастливить человечество, надо дать возможность это сделать, следя,
чтобы не много при этом разрушил. М.М.Зощенко говорил, что смысл жизни человека не в том, чтобы удовлетворять свои потребности, а в том, чтобы иметь их. Однако люди равны в предпосылках, но не равны в итоге – каждый достигает того, что ему интересно. Каждый из нас определяет сам себя на шкале человечности через свои потребности, через то, что ему нужно, через то, к чему он стремится. Это проективная ситуация: во что вкладывает человек свои ресурсы, свое время, свои деньги, свое здоровье.
К сожалению, распределение людей на этой шкале в соответствием с их собственными притязаниями весьма далеко от нормального – как в статистическом смысле, так и в смысле нормы полноценного здорового функционирования. Даже если скорректировать на порядок оценку, данную Маслоу полвека назад – здоровые самоактуализирующиеся люди составляют около 1% популяции (Maslow, 1999б) предстает неутешительная картина аномального распределения людей на шкале человечности.
Все же сохранить оптимизм на фоне этого аномального распределения позволяет следующее обстоятельство: хотя самоактуализирующиеся, духовные, творческие люди, которым "больше всех надо", составляют и будут составлять в обозримом будущем незначительное меньшинство населения, история показывает, что все существенные дела и изменения в мире осуществляются незначительным меньшинством. Здесь мы сталкиваемся с проблемой равенства и неравенства, элиты и массы. Маслоу критикуют за то, что он своей теорией расставляет людей по ранжиру: одни люди более совершенны, другие менее совершенны; одни более полноценны, другие менее полноценны. Эта проблема, действительно, относится к числу неразрешимых конфликтов современного мира. С одной стороны, уважение человеческого в человеке подразумевает, что мы ко всем людям должны относиться одинаково – видеть в них те же потенциальные возможности.
И это реальность философская, антропологическая и психологическая, которая вытекает из всего опыта человечества. Но с другой стороны, тот же опыт приводит к тому, что разные люди хотят разного. Их эмпирическое неравенство связано с тем, как неравно мы себя определяем через наши потребности, через наши интересы. Надо уважать то, как сам человек себя определяет и не требовать от него больше, чем ему самому нужно. Хотя надо всегда предоставлять ему возможность определить себя как-то иначе, поскольку
ни одно из определений не может быть окончательным. Человек всегда может стать иным – он не обязан оставаться таким, какой он есть. Это еще одно из проявлений присущей человеку трансценденции. Автономия личности как ответ неопределенности мира На человека постоянно воздействует очень много факторов, которые толкают его в том или ином направлении,
иногда в разных направлениях. Тело толкает нас в одном направлении. Адаптивные структуры, через которые преломляются внешние социальные требования, толкают в другом направлении. Для человека существует много возможностей не задумываться, а прислушиваться только к внешним требованиям или к своему внутреннему голосу, к своим желаниям. Однако еще одна особенность современного мира заключается в том, что в нем остается все меньше и меньше стабильных условий существования человека. Вся традиционная психология, включая гуманистическую, была психологией существования человека в сравнительно стабильных условиях, когда поведение человека детерминировано. Такая психология действительно, позволяет вывести закономерности и предсказывать на основе этих закономерностей поведение 90% людей в 90% случаев, при условии предсказуемости и стабильности ситуации. В ситуации, которая постоянно меняется, ничто предсказать нельзя, и никаких закономерностей вывести
нельзя, потому что любые закономерности, как показал еще Курт Левин (2001), должны учитывать конкретные характеристики ситуации. Если законы, выведенные нами, не действуют в каком-то конкретном случае по отношению к конкретному человеку, значит в данной ситуации не выполняется то условие, в котором данная закономерность действует. Сейчас жизнь людей становится все менее устойчивой, все менее детерминированной.
И поведение человека становится все труднее объяснить, исходя из четкой закономерности того, как влияет среда, наследственность, как действуют законы. Возникает все больше ситуаций, в которых требуется рассматривать человека иначе, ситуаций, когда человеку ничто не подсказывает, как действовать и когда он должен принимать решение сам. Прежде всего, это относится к двум группам ситуаций, которые становятся все более актуальными. Первое – это ситуация краха сложившихся структур, распада жизненных ценностей, когда разрушено все,
что было, и человек обнаруживает себя "в чистом поле". Вторая ситуация – это ситуация трансценденции, не вызванная какой-либо внешней необходимостью, ситуация, когда человеку "больше всех надо", когда он стремится к постоянному развитию, выходя за пределы того, что от него требуется.