Социализм и коммунизм как реальность

Социализм и коммунизм как реальность

В. Яцкевич

Во
второй половине ХХ столетия возник термин “постиндустриальное общество”. Его
предложили западные политологи, игнорирующие марксизм, и желающие сказать новое
слово с учетом текущих достижений науки и техники. Этот термин дружно
поддержали “самые верные поборники диалектического материализма”
марксисты-ленинцы. Но что значит “пост” в данном случае? Социальные процессы не
состоят из одной только индустриализации. Поэтому данный термин совершенно
пуст, и в нем нет ни малейшей необходимости. Все то, чем его обычно наполняют,
представляет собой лишь детали, причем весьма второстепенные. Авторам этого
термина можно задать много вопросов, но бессмысленно спрашивать тех, кто
неуверенно говорит. Вообще говорить о социальном будущем вне марксизма – невозможно.

Напротив,
термины “социализм” и “коммунизм” полны глубоко содержания и прежде всего –
философского. Конкретно они означают еще более высокую степень реализации
Марксовой абстракции социальности. Четкой границы между социализмом и
коммунизмом не существует, как не существовало ее никогда ранее, когда общество
переходило от одной общественно-экономической формации к другой. Этот переход
всегда был диалектическим с многочисленными противоречиями и отрицаниями, но в
целом он был эволюционным, имел форму конвергенции.

В
практическом плане сущность общественного прогресса выражается в Ленинском определении
социализма. Вся диалектика социального развития нашла воплощение в тех делах и
решениях, которые относятся к периоду Новой Экономической Политики (НЭП)
истории нашей страны.

Но
прежде всего необходимо отметить, что до 1921 года Ленин был сторонником
экстремистского направления в марксизме. Он полностью разделял отношение Маркса
к частной собственности. Однако после первых лет советской власти стала
очевидной несостоятельность примитивной (ориентированной на пролетариев)
трактовки социализма, которая является доминирующей в “Манифесте”.

“К
весне 1921 г. выяснилось, – писал Ленин (не упоминая имени своего уважаемого
учителя), – что мы потерпели поражение в попытке “штурмовым” способом, т. е.
самым сокращенным, быстрым, непосредственным, перейти к социалистическим
основам производства и распределения”[1]
[1].

В
трудах Ленина в 1921-1923 гг. были существенно уточнены и конкретизированы
представления о социализме. Эти представления были настолько новыми, что он
говорил о коренной перемене “всей точки зрения на социализм”[2]
[2].

Ленин
переосмыслил и Марксовы рекомендации, и весь трагизм ситауции, сложившейся
после ”слома старой машины”. По его предложению была введена НЭП, которая уже
не предусматривала ”уничтожение частной собственности”. Эта политика оставляла
без внимания схоластический вопрос об эксплуатации человека человеком, что
вполне справедливо.

По
мнению Ленина нужно не “уничтожать” частную собственность, а полномасштабно
использовать базирующиеся на ее основе производительные силы и в процессе этого
создавать альтернативные виды собственности. Об этом он пишет в содержательной
и полной глубокого смысла статье “О кооперации”.

“Мы
перегнули палку, переходя к НЭПу, не в том отношении, что слишком много места
уделили принципу свободной промышленности и торговли, но мы перегнули палку,
переходя к НЭПу, в том отношении, что забыли думать о кооперации, что
недооцениваем теперь кооперацию, что начали забывать уже о гигантском значении
кооперации … ”[3]
[3].

Иными
словами, свобода в промышленности и торговле может быть еще большей, и это не
повредит делу.

“Надо
ссужать кооперацию такими государственными средствами, которые хотя бы на
немного, но превышали те средства, которые мы ссужаем частным предприятиям,
вплоть хотя бы до тяжелой промышленности и т. д. ”[4]
[4].

Вот
и вся борьба с частной собственностью. Коренное изменение отношения к ней
Ленина очевидно. В результате этого в центре внимания оказался
человек-труженник с его свободой и инициативой независимо от его социального
положения и классовой принадлежности. (Классовая структура была
проигнорирована, она абсолютно ничего не решала.) Это был пролетарий,
крестьянин, кооператор, инженер, ученый – любой гражданин страны, предлагающий
свой труд. В совокупности все они составили ”творческий потенциал народных
масс”. Приняв его за основу, власть обеспечила еще более эффективное развитие
страны, чем реформы Петра Столыпина. Фактором “ссуживания” государство стало
непосредственно способствовать “обуржуазиванию” (выражаясь языком классиков
марксизма) не только рабочих, но и крестьян. Статистическое выражение данного
процесса состоит в том, что количество состоятельных (материально обеспеченных)
людей на душу населения стало расти. Именно этим обеспечены все успехи НЭПа.

Ленин
непосредственно не говорит о рыночных отношениях, но фактически признает их
необходимость. Глубоко сознавая важность механизма спроса и предложения, он
пишет, что в текущих условиях многое зависит от умения соединить революционный
энтузиазм с умением торговать. “Под уменьем быть торгашом я понимаю уменье быть
культурным торгашом”. Понимая, что ценральной фигурой становится рядовой
российский труженник, Ленин уточняет: “Он торгует сейчас по-азиатски, а для
того, чтобы уметь быть торгашом, надо торговать по-европейски”[5]
[5].

Тем
самым косвенно признается необходимость тех механизмов и отношений в деле
строительства социализма, которые были развиты в условиях капиталистического
способа производства. Поскольку общественные отношения порождаются в процессе
производственной деятельности людей, то культура этих отношений базируется на
взаимном уважении между производителем и потребителем, поскольку в
действительности каждый из них – и то, и другое. Благодаря этому данное
уважение возникает прежде всего в момент обмена продуктами труда, т. е. между
покупателем и продавцом, поскольку последний предлагает результат труда,
являясь в сущности представителем труда. Другими словами, данное уважение (и
связанная с ним культура) является составляющей отношения к труду вообще. К
такому выводу приводит последовательное применение материалистического подхода.

Ленинская
программа перехода к социализму предусматривала множество форм собственности от
частной до государственной. Что означает понятие “государственный капитализм”? Оно
означает капитализм конвергирующий в социализм, а также наиболее активную фазу
этого перехода. Оценивая продолжительнось этой фазы (или эпохи), Ленин писал:
“Мы можем пройти на хороший конец эту эпоху в одно-два десятилетия”[6]
[6].

То
есть, все очень обстоятельно и серьезно. Ленинская статья “О кооперации”
является уникальной подлинно научной работой о подлинном социализме. НЭП была
рассчитана на построение социалистической экономики. При этом осознавалось в
полной мере, что это не может быть короткий отрезок времени, как это казалось
многим революционерам. Предусматривалось использование товарно-денежных
отношений и материальных стимулов в полной мере.

Историк
С. Кульчицкий пишет: “Ленин отказался от идеи сплошной коллективизации,
лишившей колхозников частной собственности, и начал призывать к кооперированию
крестьян-собственников.”[7]
[7]. Он пишет также о том, что Ленин категорически
возражал против организации государственной системы, основанной на тотальном
подчинении партии.

 “Социализм”, ”свобода” и “демократия” – суть
различные понятия, которым соответствуют различные сущности, но первая из них
не существует без двух других. “… социализм невозможен без демократии”[8]
[8]. В соответствие с данным принципом,
столь очевидным с позиций науки, во всех странах Европы социализм уже наступил.
Большевики же нагло его попрали.

Социализм
по Ленину “поставит большинство населения в условия, позволяющие всем без
изъятия выполнять государственные функции”[9]
[9].

Не
трудно видеть, что фактор роста количества людей, обладающих собственностью
(имущих), совсем не противоречит Ленинским определениям.

Весьма
важным является также то, что переход от социализма к коммунизму предполагается
плавным, непрерывным. Замечательно. Но точно также переход от капитализма к
социализму тоже естественно предполагать таким же. Именно так и было в
историческом прошлом. И роль революций (вооруженных восстаний) во всем этом
только второстепенна.

Квинтэссенция
Ленинского подхода содержится в его следующем высказывании: “Социализм – это
советская власть плюс электрофикация всей страны”. Трактовка данного
определения не составляет проблемы. “Советская власть” – это гарант условий
свободы и демократии в стране (не путать с условиями в СССР !), а под термином “электрофикация”
следует иметь в виду весь научно-технический прогресс и базирующиеся на его
основе производительные силы. Слово “кибернетика” в то время еще не было
известно. Особо следует подчеркнуть, что об уничтожении частной собственности
не упоминается. Здесь все необходимо, корректно и точно. Здесь нечего ни
“добавить”, ни “убавить”.

Согласно
данному определению при социализме свободы должно быть только больше, чем в
царской России до событий 1917 года. А в СССР ее было явно меньше. С учетом
одного только этого фактора наше советское общество не было и не могло быть
социалистическим. “Диктатура пролетариата” на деле обернулась диктатурой тотального
невежества, несовместимой с представлениями о свободе и демократии.

Вообще
в связи с Лениным мы пережили две трагедии. Первая состоит в том, что он
родился и, став взрослым, организовал пролетарскую революцию. Вторая – связана
с тем, что он слишком рано умер. Он единственный человек, кто осознал сущность
социализма и марксизма в целом как науки. Как только понял и осознал, утратил
власть и умер. После его смерти научная теория и практика социализма
закончились.

Нельзя
не отметить, что до сих пор так и не появилось исследования Ленинских идей
последних лет его жизни. Известно, что “все познается в сравнении”, однако до
сих пор нет сопоставления концепций социализма Маркса и Ленина. Подобное
сопоставление в науке – более, чем естественно. От этого она всегда выигрывает.
Но сопоставительного анализа работ классиков марксизма нет до сих пор.

Идеи
Ленинского НЭПа успешно реализованы в современном Китае. Успехи социального
развития этой страны удивляют весь Мир. Китайские руководители нашли в себе
мужество для того, чтобы отказаться от догматов и принять решения,
соответствующие требованиям науки и здравого смысла.

Марксисты-ленинцы,
будучи “самыми верными и последовательными марксистами”, не смогли осознать те
успехи, которые пережила наша страна в годы НЭПа. Они отказались от рыночной
экономики и отвергли диалектику. Формально они соглашались с законами
диалектики, но не осознавали значения противоречий для процессов развития
вообще и развития экономики в частности. Они полагали, что экономика социализма
должна развиваться без каких-либо противоречий. Абсурдность данного положения
так никогда и не была осознана нашей официальной наукой. Вместе с этим не была
осознана и диалектика.

Законы
диалектики абсолютны, но данное утверждение вряд ли можно найти в каком-либо
советском учебнике. Бытие противоречиво, а поэтому все человеческое бытие – это
бытие в противоречиях, встающих перед нами нескончаемой чередой проблем. Вот
перечень некоторых из них, свойственных любой общественно-экономической
формации.

 Труд – это процесс, поглощающий жизненные силы
человека и угнетающий его, и это процесс, создающий необходимые жизненные
условия и развивающий человека.

 Труд общественный – это процесс эксплуатации
человека человеком, и это процесс развития общественных отношений. В этом плане
проблема уничтожения эксплуатации – это утопическая проблема.

 Присвоение чужого труда – это угнетение и
эксплуатация человека, и это главная составляющая всех общественных отношений.

 Демократия – это всеобщий свободный доступ к
широкой деятельности и власти, и это многочисленные преграды и ограничения,
создаваемые теми, кто реализует себя, пользуясь демократией. Об этом
замечательно сказал Черчиль: “Черт знает, что такое демократия, но ничего
лучшего никто не придумал”.

 Свобода – это возможность неограниченной
деятельности относительно реальных ограничений, это опосредование ограничений.

 Собственность имеет диалектику средства; она
определяет собой возможности, но вместе с этим и ограничения.

 Товар – это стоимость и потребительная
стоимость.

 Производство – это производство и потребление,
которым соответствуют предложение и спрос.

 Спрос как общественное отношение является
стимулом общественного развития и он же стимулирует преступность и аморализм.

 Бытие всякого индивидуума в развивающемся
обществе характеризуется отчуждением и одиночеством – с одной стороны, а с
другой – это бытие характеризуется возрастающей зависимостью от общества в
целом.

 Бюрократия – это та необходимая формализация
обшественных отношений, без которой не может быть состоятельной ни одна
государственная система. Данная формализация – суть множество законов, которые
являются и ограничениями – с одной стороны, и свободой – с другой. Эти законы
определяет свободу действий их исполнителей, т. е. чиновников. Но соблюдая
формальность, они предусматривают личные интересы в любом государственном деле.
Законы необходимы и как ограничения, и как свобода, и с такой же необходимостью
они порождают взяточничество и коррупцию, которые поэтому не уничтожимы в
принципе в любом государстве.

 В развитых странах производственный процесс
перешел в бизнес-процесс. Противоречие данного явления состоит в следующем.
Бизнес-процесс ориентирован на максимальное удовлетворение человеческих
потребностей с одной стороны, а с другой – всякий бизнес прежде всего
заинтересован в самом себе, в собственном благополучии, и во всем этом
потребитель для него является лишь средством, “рабочим телом” и не более.
Бизнес готов удовлетворить абсолютно любой спрос, если он даже состоит в
уничтожении всего человечества, если за это будет заплачено.

 Государственные секреты охраняет специальная
служба, называемая контрразведкой. Для успешного выполнения своей функции она
должна хорошо знать охраняемые секреты. Но, чем лучше она их знает, тем больше
вероятность того, что они перестанут быть секретами.

 Понятие “государственная тайна в условиях
демократии” вообще не поддается определению и составляет большую проблему с
точки зрения права.

 Очевидно, человечеству необходимы принципы
нравствен-ности, мораль. Но развивающееся знание их разрушает. Врач,
обследующий голое тело, может успешно его лечить только при том условии, что он
отбросит мораль. Так было всегда. К разрушению морали причастны все науки, и в
особенности медицина, кибернетика, генетика. Тем не менее нравственность
существует. На чем она зиждется, за что цепляется ее бестелесная сущность? На
данный вопрос ответа нет.

Этот
список может быть неограниченно продолжен. Каждое из перечисленных противоречий
требует специального рассмотрения. Марксисты-ленинцы лишь упоминали о
противоречиях вообще. Они утверждали, что социальные противоречия свойственны
только капитализму. В советском обществе они никак не могли найти хоть какие-то
противоречия. Они отрицали существование у нас даже противоречия между
производительными силами и производственными отношениями, о котором знают
школьники. С чисто “партийной принципиальностью” они говорили только, что “есть
еще некоторые недостатки”.

Все
противоречия они делили на “антагонистические” и “неантагонистические”. Свой
подход они обосновывали рассуждением о том, что разрешая тот или иной конфликт,
люди не всегда должны прибегать к вооруженным столкновениям. Об этом написано
во всех учебниках по философии и учебниках с названием “Исторический
материализм”.

Но
не трудно видеть, что в этих суждениях только путаница и некомпетентность. Дело
в том, что противоречие как таковое и способ его разрешения – это совершенно
разные вещи. Очевидно, любые кнфликты в обществе должны разрешаться
цивилизованно, но антагонистичность противоречия принципиально не может быть
устранена. Неантагонистических противоречий – не бывает.

“Без
антагонизма нет прогресса, – писал Маркс. – Таков закон, которому цивилизация
подчинялась до наших дней”[10]
[10].

Выше
речь шла о том, что противоречия лежат в основе всякого движения и прогресса. С
учетом данного высказывания Маркса антогонизм неотделим от противоречия.
Поэтому все усилия марксистов-ленинцев, пытавшихся найти неантогонистические
противоречия, представляют собой только демонстрацию невежества, которая
зафиксирована в несчетном множестве публикаций.

Диалектика
труда – это Марксова диалектика, разработанная на основе анализа явлений
капиталистического способа производства. Но она для капитализма, социализма,
коммунизма – суть одна и та же. Различия только в возникновении нового качества
и новых явлений, подчиняющихся одним и тем же законам. Законы логики незыблемы.
Во всех общественно-экономических формациях они одни и те же. Это позволило
Гегелю рассматривать их вне зависимости от состояния общества.

Мы
категорически все это отвергли, полагая, что Марксова диалектика труда – это
диалектика капиталистического труда. Мы пытались разработать свою диалектику
“социалистического труда”. И, конечно же, из этого ничего не получилось. Кроме
социалистического соревнования и стахановского метода ничего придумать так и не
удалось. Поэтому у нас не было научного отношения к труду. Мы уступили
капиталистам прежде всего в сфере труда. В связи с этим у нас не было (и не
могло быть) никакой научно-технической революции (НТР). Наши собственные
тенические разработки успешно функционировали в других странах, но не у нас.
Кроме пустопорожней говорильни у нас ничего не было. В принципе НТР была, но не
унас. У нас только говорили. Мы же пытались строить социализм без капитала.

Маркс
и Энгельс, основываясь на материалистической концепции, убедительно доказали,
что ведущей (стержневой) составляющей общественного развития является тот самый
труд, который “обезьяну превратил в человека”. И этот процесс, включающий в
себя сегодня информационные технологии и последние достижения науки, продолжает
развиваться с нарастающей интенсивностью. Есть основания полагать, что все
подлинные революции совершаются в нашем сознании, в познании и труде. Значение
и роль иных революций более, чем второстепенна.

Обобщенной
формой труда является общественный производственный процесс, субъектом которого
являются производительные силы, прогрессирующие вместе с трудом. Развитие
последнего выражается в развитии взаимодействия всех составляющих
производительных сил и в монотонном росте их мощи. Это влечет значительные
изменения ряда важнейших социальных факторов, имеющих непосредственное
отношение к труду, и воспринимаемых прежде всего как

рост
произведенного продукта на душу населения,

рост
произведенных средств производства на душу населения,

рост
составляющей свободного труда в общем труде,

рост
доли творческого труда по отношению к физической составляющей.

Эти
непосредственно количественные показатели влекут за собой и принципиально новое
качество общественного бытия. Все это безусловно можно найти в отечественной
литературе, однако только в виде абстракций, которые не применяются для анализа
окружающей действительности.

В
основе всех перечисленных факторов лежит труд, его развитие, а также
специфическое явление, состоящее в том, что “труд приходит сам к себе”. Иначе
говоря, социальный прогресс – это прогресс труда и на его основе всей
человеческой деятельности и всех человеческих отношений. Все это обобщается в
понятии рефлексии. Анализируя данный процесс, Гегель не делает различия между
сознанием человека и его деятельностью. В рамках данного обобщения это вполне
оправдано. К сожалению, в современной литературе рассмотрение рефлексии
человеческой деятельности автору удалось найти лишь в книгах Д. Сороса[11]
[11].

Переход
количества в качество сегодня наблюдает каждый человек. Причем для этого даже
не требуется иметь специальное образование. В значительной степени философские
предвидения Маркса во многом сбываются. Но только все его определения не
следует понимать в буквальном смысле. Во многих случаях он также иносказателен,
как Настрадамус.

Мечтая
о ”светлом будущем“, люди прежде всего думали о беззаботной жизни и
материальной обеспеченности. . Последнее в принципе не составляет большой
проблемы. Монотонный рост произведенного продукта в расчете на душу населения
приводит к тому, что материальное обеспечение человека в объеме необходимых
требований перестало составлять проблему. Относительная стоимость той части
общенационального продукта, которую составляют предметы первой необходимости,
стремится к нулю. В этом смысле коммунизм реален уже сегодня. Экономическая
помощь безработным в развитых странах весьма значительна. В США и многих
странах Европы человек уже находится “по другую сторону экономической
необходимости”. Однако, только наивный простак может предполагать “светлое
будущее” в виде нескончаемых удовольствий. Законы диалектики абсолютны.
Противоречия не исчезают. Они только сменяют друг друга, воплощаясь в тех или
иных проблемах.

В
предполагаемом новом обществе самые существенные изменения произойдут в сфере
труда. Вероятно, количество средств производства на душу населения будет таким,
что каждый член общества, пожелавший заняться тем или иным видом общественно
полезной деятельности, сможет получить любое средство на приемлемых для него
условиях. Понятие “иметь” теряет традиционный смысл. При коммунизме можно будет
ничего не иметь в качестве собственности, но можно будет получить любые
средства производства, если будет проявлена инициатива общественно полезной
деятельности. Сегодня широко известна такая проблема, как купить или
приобрести. Вероятно, при коммунизме такой проблемы не будет, если заявитель
докажет серьезность своих намерений. Меновая стоимость или наличие денег у
конкретного лица не будет иметь существенного значения.

Свободный
труд – это труд выбираемый в соответствие с понятием “свобода”. Для этого даже
нет необходимости владеть философским смыслом этого термина. С позиций
официальной идеологии об этом никогда не говорили ясно и вразумительно. В
“Немецкой идеологии” Маркс говорит об “уничтожении труда”. Здесь он
по-пролетарски шокирует читателя словом “уничтожить”. Он прав в том, что
общественный прогресс, обладая поступательностью развития, приводит к тому, что
производство материальных условий, необходимых для нормальной
жизнедеятельности, упраздняется как проблема живого труда. По его мнению живой
труд, имеющий целью производство материальных вещей, должен перейти в
“самодеятельность людей”, имеющей своим источником потребность личности в
универсальном развитии своих способностей. Но такие условия возникают только
после того, как человек окажется “по другую сторону экономическокй
необходимости”. Поэтому освобождение труда – это его развитие и последствия
этого развития. Большевики же трактовали этот термин исключительно как
“освобождение из неволи”, т. е. в высшей степени примитивно. Они полагали, что
как только с человека будут сняты оковы в прямом смысле, он сейчас же приступит
к “свободному труду”.

Марксово
представление о свободном труде в полной мере согласуется с тем, что
наблюдается в наши дни. Уже сегодня американские безработные соглашаются далеко
не на любую работу. Проблема наличия рабочих мест решается в плане расширения
ассортимента производимых вещей и в плане развития видов человеческой
деятельности. Потребность в нетрадиционных видах деятельности и в человеческом интеллекте
неуклонно возрастает. Во многих случаях люди сами создают нужные себе рабочие
места. Необходимое разнообразие в виде новой информации, интеллектуальный
продукт, творческий результат – вот товар, который имеет все возрастающий
спрос. Если сегодня человек ищет себе работу, предполагая оплату, которая
является главным условием, то в будущем, вероятно, человек будет предлагать
некую общественно полезную деятельность, и главное будет состоять именно в
осуществлении этой деятельности, в наличии социальной востребованности.

Говоря
о свободном труде, Маркс замечает о важности наличия свободного времени. Это
очень существенное замечание. Дело в том, что свободный труд – это труд
свободно выбираемый, что практически равнозначно наличию свободного времени.
Кроме этого творческий труд и дефицит времени – явления несовместимые. Поэтому
фактор свободного времени является существенным достижением цивилизации.

Уже
сегодня вполне зримо, что в целом произошло диалектическое отрицание труда в
традиционном понимании, в результате которого человек все меньше и меньше (в
статистическом измерении) занимается собственно производством. Наши усилия в
значительной степени переместились из области физической в область
информационную. За последние годы существенно возросла доля интеллектуального
труда.

Историческая
роль пролетариата, о чем писал Маркс, действительно огромна. Обратив на это
внимание, он правильно определил историческую тенденцию. Но эта роль совсем не
в том, чтобы, вооружившись любым оружием, физически истребить буржуазию. Дело в
том, что пролетариат является самым массовым классом, его представители
являются свободными людьми, принимающими самое активное участие в общественном
производственном процессе. Прогресс труда и прогресс интеллектуального развития
класса пролетариев – в сущности одно и то же.

Выражение
“диктатура (гегемония) пролетариата” совсем не лишено смысла, поскольку
пролетарии – это люди, не связанные с какой-либо собственностью и готовые
взяться за любое дело. Сегодня чрезвычайно трудно в множестве людей, занимающих
наиболее активную позицию в обществе, найти людей знатного происхождения. Все
сколь-нибудь известные люди за редким исключением имеют “пролетарское
происхождение”.

Они
свободны и многочисленны, и без сомнения за ними будущее. В СССР эта диктатура
была реализована идеалистически в виде диктатуры невежества и аморализма. Но,
совсем иное дело в демократических странах. Современные инженеры, ученые,
менеджеры, политики, интеллигенция в основной своей массе – бывшие пролетарии
или их потомки. Сегодня они занимают ключевые посты в каждом демократическом
обществе. Они являются потомками тех, чья убогая, порой граничащая со смертью,
жизнь описана в I-м томе “Капитала”. Многие из тех людей погибли, но те, кто
выжил, дали жизни новым поколениям. В этом процессе пролетариат действительно
стал “гегемоном”, но он перестал быть пролетариатом в традиционном понимании.
Сегодня уже нет тех рабочих, которые описаны в романе Горького ”Мать”. Такова в
данном случае конкретная реализация диалектического отрицания, перехода.

Сегодня
потомки пролетариев стоят на переднем крае науки и общественной жизни. Они
подлинные лидеры общества во всех странах. В этом Маркс, конечно же, прав. В
этом состоит одно из главных его гениальных предречений.

Одно
из самых распространенных представлений о коммунизме связано с предположением о
бесплатном получении материальных благ. Это положение, якобы, имеет обоснование
в науке, поскольку предполагается, что при коммунизме не должно быть
товарно-денежных отношений. Человек, якобы, будет всем обеспечен и совершенно
”бесплатно”. К этой идее сводилась вся сущность коммунизма. Причем с времен
Маркса и вплоть до саморазрушения СССР (т.е. на протяжении целого столетия)
никаких уточнений, объяснений, комментариев не было. Марксисты-ленинцы с
позиций своей “философии” ничего не могли сказать. До сего дня, к сожалению, на
эту тему кроме примитивных и наивных рассуждений в марксизме ничего нет. И этот
примитивизм не щадя человеческих жизней пытались воплотить в жизнь некоторые
коммунистические лидеры, сгоняя миллионные массы людей в коммуны.

Кратко
о данной проблеме можно сказать следующее. Бесплатное удовлетворение “первых
потребностей” – вещь вполне реальная. Но. Деньги не могут быть “отменены”,
поскольку их функция необходима. Они – мера труда, они – суть та информация,
без которой не может быть осуществлено управление, регулирование. В “Теории
научного коммунизма” эти два положения не различаются.

С
учетом непрерывно развивающейся мощи производительных сил проблема бесплатного
материального обеспечения представляется одной из наиболее простых по сравнению
с другими проблемами. Например, еще в Древнем Риме в праздники бесплатно
раздавали хлеб и вино. Но это нельзя считать достижением социального развития.
Известно, что сегодня во всем мире многие миллионы людей умирают с голоду, и
природный ресурсы Земли катастрофически истощаются. Это действительно так. Но
население планеты стабилизируется, и прогнозы Мальтуса не оправдываются. Проблема
материального обеспечения населения во всех отношениях является конечной (!), а
возможности научно-технического прогресса ограничений не имеют. Поэтому можно
не сомневаться в том, что человечество ее решит.

Уже
сегодня для этого есть все предпосылки. Если рассмотреть бюджет любой развитой
страны, то не трудно будет видеть, что величина затрат на собственно
человеческие потребности является относительно малой величиной по сравнению с
затратами на вооружение, исследование космоса, производство и научные
программы. Закономерность, имеющая здесь место, состоит в том, что эта величина
монотонно растет в абсолютном измерении и продолжает монотонно уменьшаться в
относительном измерении. В связи с этим стоимость воспроизводства человеческой
жизни тоже является малой величиной в процентном выражении. То есть, данное
воспроизводство с экономической точки зрения перестает быть проблемой. Это
является следствием того, что, по выражению Маркса, наука является
производительной силой. А поэтому бесплатная медицина, бесплатное образование и
бесплатное многое другое – вещи вполне реальные.


… И если с количественной стороны непосредственный труд сводится к менее
значительной доле, то качественно он превращается в некоторый, хотя и
необходимый, но второстепенный момент по отношению к всеобщему научному труду,
по отношению к технологическому применению естествознания …”[12]
[12]. Замечательно.

Согласно
широко распространенному мнению при коммунизме “будут отменены деньги“. Это
положение считалось очевидным. Материальная обеспеченность человека в условиях
развитых производительных сил действительно перестает быть проблемой. Однако из
этого совсем не следует отмена денежных отношений. Эти отношения необходимы для
управления экономикой и хозяйственной деятельностью. Меры труда и меры затрат,
отраженные в информационных системах, имеют такое же важное значение, как сам
труд. Положение, согласно которому “за все должно быть заплачено“, также верно,
как законы физики.

Деньги
можно определить как товар, предназначенный для осуществления функции обмена
результатами труда. Данная функция в сущности представляет собой управление
экономикой в государстве в целом. Тогда, с абстрактной точки зрения каждая
денежная единица (купюра) должна обладать следующими тремя свойствами:

а)
она должна быть тождественна себе (т. е. ее номинал не должен зависеть от ее
физического состояния);

б)
как продукт некоторого производства она должна иметь потребительную стоимость,
равную нулю (т.е. она только средство обмена и ничто больше);

в)
и как продукт некоторого производства она должна иметь стоимость, стремящуюся к
бесконечности (т.е., ее подделка должна стоит очень дорого).

По
чисто логическим обстоятельствам перечисленными свойствами может обладать
только один товар. Иначе говоря, деньги – это уникальный товар, единственный в
своем роде. Любое государство, производя денежные купюры, стремится в
максимальной степени приблизиться к этой абстракции. Только при этом условии
деньги могут выполнять свою функцию универсального товара. Данная функция,
видимо, всегда будет необходима.

В
наибольшей степени перечисленными свойствами обладает информация, хранящаяся в
компьютерных сетях. Поэтому в настоящее время практика безналичного расчета
получает все большее распространение.

Функция
денег состоит в фиксации стоимости и на этой основе -в обмене стоимостями. То
есть, эта функция чисто информационная, управленческая. В связи с этим деньги
не могут быть отменены даже при том условии, что некоторые материальные блага и
услуги будут распространяться “бесплатно”.

Деньги,
являясь в сущости знаками, сами по себе никакой ценностью не обладают. В них
лишь “отсвечивает“ та или иная стоимость, стоимость иного. Цель “делать деньги“
вряд ли можно считать достойной. Известно, что за все нужно платить. Верно. Но
суждение “за деньги можно купить все, что угодно” ложно.

Перейлем
к рассмотрению ряда особенностей (факторов) современного общества, которое в
развитых странах фактически уже является социалистическим. В свете этих
особенностей возникает весьма сложный вопрос: что есть социальный прогресс с
учетом явлений позитивного и негативного, и что считать таковыми.

Собственно
социальный прогресс и как понятие, и как явление определяется только
положительными (позитивными) изменениями всего социального самодвижения.
Прогресс предполагает отбор (селекцию), удержание, сохранение в обобщенной
памяти позитивных моментов истории. Но что есть позитивное? – на данный вопрос
нет содержательного ответа, как нет и не может быть содержательного ответа на
аналогичный вопрос об отрицательных высказываниях в логике.

В
реальности всякое развитие с необходимостью сопровождается стороной,
составляющие которой оцениваются как негативное, диструктивное, тождественное
деградации прежних достижений. Все это в совокупности представляет собой ту
плату, без которой прогресс не может быть состоятельным. Иначе говоря, всякое
развитие сопровождается моментами как позитивными, так и негативными. Поэтому
прогресс в целом, подчиняясь законам диалектики, только относителен.

Многие
отрицательные аспекты социального развития, обнаруженные в капиталистической
формации, ввиду непрерывности процессов конвергенции сохраняются в течение
длительного времени и имеют тенденцию перехода в социализм и коммунизм. Некоторые
позитивные моменты переходят в негативные. Например, условия свободного
предпринимательства и рыночных отношений обеспечили бурный рост
производительных сил на этапах становления и развития капитализма. Однако эти
же условия имеют множество негативных составляющих. К их числу относится,
например, монополизация и связанные с ней явления. О них много писали
марксисты-ленинцы часто справедливо, но очень редко обстоятельно. Их прежде
всего интересовала политическая сторона, но не принципиально научная, не
диалектическая. В связи с этим большой интерес вызывает критика
капиталистического строя самими капиталистами. В частности, книги известного
финансиста и удачливого предпринимателя Джорджа Сороса представляют собой
весьма глубокий анализ современного капитализма[13]
[13].

Вот
главные идеологические факторы, способствовавшие бурному развитию капитализма,
которые в настоящее время оцениваются скорее негативно, чем позитивно:
идеология прагматизма, экономический экстремизм, неограниченное
потребительство, фетишизм денег. С точки зрения философии все эти факторы
являются реализацией идеалистического подхода. Философия прагматизма
характеризуется прежде всего недальновидностью и примитивизмом. Для такого с
уждения есть все основания.

“Одним
из крупнейших недостатков системы мирового капитализма – пишет Сорос – является
тот факт, что она позволила рыночному механизму и мотиву получения прибыли
проникнуть во все сферы деятельности, даже туда, где им нет по существу места”[14]
[14].

С
учетом этих обстоятельств становится очевидной необходимость регуляции со
стороны государства, поскольку рынок функционирует в условиях неустойчивости,
противоречий и конфликта интересов и инициатив. С одной стороны, рынок – это
форма демократии, а с другой – пользуясь условиями рынка, можно ограничивать и
нарушать демократию. Рынок позволяет эффективно развивать экономику и
общественное производство, внедрять в производство новые достижения науки и
техники. В этом – позитивная роль конкуренции. Но эта же конкуренция подавляет
многие инициативы, которые не достаточно сильны и не имеют поддержки. И здесь
снова нельзя не вспомнить о диалектике: неустойчивость – это предпосылка
развития и поступательного движения. Но она же чревата колоссальными потерями и
даже крахом.

Недостатки
капиталистического способа производства не ограничиваются только перечисленными
явлениями. Сорос справедливо считает, что несовершенство рыночного механизма
бледнеет по сравнению с процессами, ведущими к распаду нравственности.
Общественные интересы и ценности не только не учитываются рынком, но
игнорируются им, разрушаются и обесцениваются. Капиталист Сорос говорит, что
личные интересы могут противоречить общественным, и здесь он рассуждает как
социалист.

Существует
мнение, что развитие человека (и общества, в котором он живет) сопровождается
развитием его потребностей. Это верно. Но здесь анализ снова обнаруживает как
позитивное, так и негативное. Уже сегодня многие состоятельные люди (независимо
от гражданства) стремятся потреблять материальные блага без разумных
ограничений, без оправдания со стороны здравого смысла. Соответствующих
примеров предостаточно.

Лозунг
“каждому по потребностям” на деле только поощряет потребительство. Он стимулирует
идеологию потребительства, которая является формой экстремизма. Это приводит к
тому, что уже сегодня мы потребляем у природы органических ресурсов больше, чем
она может воспроизвести. Есть основания утверждать, что окружающая природа
гибнет под натиском цивилизации, но мы продолжаем потреблять, не задумываясь*
.

В
связи с этим одна из широко обсуждаемых проблем текущего времени связана с
развитием экономик ведущих стран мира, которое характеризуется прежде всего
количественным ростом. Растущие производственные мощности порождают много
негативных явлений. Наше общество в целом продолжает быть потребительским. Мы
говорим о качестве, но количественная сторона продолжает оставаться
преобладающей. Об отрицательной стороне данного подхода пишут многие
исследователи и, в частности, ученые из “Римского клуба”. Принцип спроса и
предложения в сущности остался тем же самым. В рамках всего человечества мы
продолжаем заниматься оптимизацией в традиционном классическом смысле –
осуществляя принятие решения, мы всегда экстремизируем. Мы пишем значки “min”
или “max”, считая их магическими, и считая, что все этим гарантировано. Мы не
можем отказаться от этой, без преувеличения, пагубной традиции. В СССР в
условиях “плановой экономики” мы всегда стремились перевыполнить план,
выпустить продукции “побольше”. Западные ученые критиковали нас за это, но в
сущности делали то же самое – они максимизировали (и продолжают это делать и
сегодня) свой доход. Если наблюдается небольшое снижение темпов роста ВВП, то
это считается трагедией.

Мы
продолжаем максимизировать потребление, не задумываясь об отдаленной
перспективе. Альтернативный подход, вероятно, следует искать в категорическом
отказе от классической оптимизации, которая сегодня, как и несколько столетий
тому назад, рекомендует принимать решения с позиций максимизации или
минимизации.*
*

Сегодня
мы продолжаем эту многовековую традицию. Например, в 1997 году США отказались
подписать Киотское соглашение, предусматривающее ограничение роста
производственных мощностей, от которых непосредственно зависит нагрузка на
окружающую природу. Они нагло заявили: “Нам это не выгодно”. Экологи
предупреждают об опасности, а США, игнорируя интересы мирового сообщества, не
могут отказаться от тенденции количественного развития. От этой тенденции не
могут отказаться и иные промышленно развитые страны.

Часто
оказывается, что нас интересует даже не само количество, а только его рост,
иаче говоря, математическая производная, т. е. величина более абстрактная, чем
материальные условия. Экономическая выгода, коммерциализация часто порождают
сомнительные цели. Что значит “выгодно” и “не выгодно”? Как правило этими
словами выражается недальновидная оценка текущей экономической ситуации. Смысл
этих слов не анализировался с позиций категории “рациональное” и находит
оправдание только в пределах примитивного рассудка.

 С философской точки зрения дальнейшее поступательное
развитие возможно только с переносом собственно развития в область качественных
аспектов. В связи с этим мы должны постоянно задаваться вопросом: что мы хотим?
В плане данного вопроса могут быть сформулированы глобальные цели в виде
некоторых пределов допустимости. В первом приближении они могут быть
представлены в виде интервалов предпочтительных значений существенных факторов.
Колебания внутри пределов не должны нас волновать, но с выходом за их пределы
мы должны бороться со всей той жесткостью, которая допустима конституцией.
Очевидно, это будет противоречить многим частным интересам, но иного выхода не
существует. Конкретные вопросы этого подхода рассматриваются в системной
оптимизации.*
**

Необходимо
ответить на вопрос: что есть рациональное? (В марксизме об этом написано весьма
немного.) И с позиций ответа на него необходимо найти разумную середину между
явлениями прогресса с одной стороны, и явлениями консерватизма – с другой. Это
чрезвычайно сложная проблема, но она в принципе разрешима.

С
позиций философии существует фактор широкого плана, вобравший в себя все
особенности нашего общественного бытия, все наши достижения, всю историю
прошедших веков. Данный фактор обусловлен развитием природы самого человека и
общественных отношений. Его сущность отражена в понятии “социальность”.
Последнее представляет собой философское обобщение, с точки зрения которого
социальный прогресс определяется тем общественным производственным процессом, который
во всех деталях описан у Маркса, и который посредством порождаемых им
общественных отношений создает условия для все той же селекции Дарвина.

С
формальной точки зрения становление общественных отношений и их дальнейшее
развитие подчинено движению абстракций, которые обнаружил гений Маркса.
Подлинно человеческие отношения со временем становятся “вещными отношениями лиц
и общественными отношениями вещей”[15]
[15].
В докапиталистических формациях, указывает Маркс, труд и его продукты еще не
принимают “отличную от их реального бытия фантастическую форму”[16]
[16]. В условиях капитализма товарное
производство обрело форму всеобщности или тотальности (как выразился бы
Гегель).

Таким
образом, социальный прогресс в значительной степени состоит в эволюции
общественных отношений: сначала их основой были отношения, порождаемые
производимыми вещами, затем они стали определяться движением товара, далее –
стоимости. А в наше время эта стоимость является не столько реальной, сколько
абстрактной.

Другими
словами, социальность – это множество всевозможных отношений, в которых
принимает участие человек как социальный субъект, являющихся внешними по
отношению к нему. Это множество всех тех отношений, посредством которых все
люди, составляющие общество, связаны друг с другом в одно целое. С одной
стороны они являются творцами этих отношений, а с другой – они становятся
всецело от них зависящими. В свете диалектики данное противоречие также
естественно, как все остальные. “Общество не состоит из индивидуумов, а
выражает сумму тех связей и отношений, в которых эти индивиды находятся друг к
другу”.[17]
[17]

 Марксовы общественные производственные
отношения становятся все более доминирующими. Всякие иные отношения либо
переходят в плоскость общественных, либо в разряд второстепенных. Понятие
“производство” следует понимать широко, поскольку оно объемлет любую
общественную деятельность. При этом научно-технические достижения будут иметь
для нас все возрастающее значение. Наука, являясь “производительной силой”
(выражение Маркса), будет ускорять эту перестройку отношений.

Конечно
же, Маркс совершенно прав утверждая в “Тезисах о Фейербахе”, что “ … сущность
человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей
действительности она есть совокупность всех общественных отношений”[18]
[18].

Или
еще: “Способ производства материальной жизни обусловливает социальный,
политический и духовный процессы жизни вообще“[19]
[19].
Данная формула определяет истоки социальности.

Иными
словами, последовательно применяемый материалистический подход обнаруживает
следующую закономерность: общественные условия определяются именно “способом
производства материальной жизни”. Не исключено, что здесь несколько
недооценивается значение духа и духовности. Это требует особых исследований. Но
и без них правота Маркса сомнений не вызывает.

Рассматриваемый
процесс все в большей степени вовлекает человека, фактически поглощая его со
всей его сущностью. “Человек – это социальное существо” – говорит Маркс. Это
верно, но со временем данное обстоятельство экстремизируется, абсолютизируется
независимо от наших желаний со всеми вытекающими последствиями. Изменяется и
само понятие социальности. Предполагалось, что собственно человеческое и
социальное – это приблизительно одно и то же. Однако строгий подход приводит к
мысли о том, что здесь нет тождественности. К сфере собственно человеческого
бытия относятся, например, духовная жизнь, многочисленные слабости, эмоции и
многое другое, что с позиций социальности (и социальной функциональности)
совершенно незаметно и даже излишне. Имеет место обострение данного
противоречия, в результате чего эти два фактора расщепляются, превращаясь в
противоположности.

 Социальные отношения, порождаемые
производственной (т. е. материальной) деятельностью, продолжают оставаться
внешними по отношению к человеку, вынуждая его забыть и покинуть все то, что не
имеет отношения к материальной выгоде, а значит к производству. Всякий раз
требуется еще более высокий и еще более узкий профессиональный уровень. Поэтому
человек оказывается весьма несвободным в условиях свободного общества. Он может
иметь почти все, что пожелает. Но вместе с этим он поглощен общественными
отношениями, социальной средой. Она его ведет везде и всюду, а он вынужден
следовать за ней, даже не всегда осознавая это. Он оказывается перед
необходимостью стать внешним по отношению к самому себе только для того, чтобы
опосредовать внешние условия, стать частью их, обеспечивая свое эгоистическое
благополучие. В настоящее время наблюдать все это не составляет никакого труда.
Мы все в большей степени становимся социальными субъектами, изолированными от
всех остальных членов общества, и все в меньшей степени друзьями,
родственниками или просто людьми. Даже проблема биологического воспроизводства
человека все в большей степени становится не столько индивидуальной, сколько
государственной, общественной. “Дружба” и как понятие, и как отношение
безвозвратно осталось в эпохе романтизма. Кто-то уже сказал, что вечными
остаются только враги. Они всегда были и будут.

Все
это обобщенно можно выразить следующими словами: “Непосредственным результатом
того, что человек отчужден от продукта своего труда, от своей
жизнедеятельности, от своей родовой сущности, есть отчуждение человека от
человека”[20]
[20].

В
сущности это верно, но здесь есть и “добавочный смысл”, который индуцирован
политическими соображениями. Маркс хочет сказать, что, если преодолеть
“капиталистический способ производства”, то исчезнет отчуждение труда вообще, а
вместе с ним и отчуждение человека. Это принципиально не верно. То, что
выражает этот ”добавочный смысл”, скорее ложно, чем ошибочно.

Таким
образом, то отчуждение, которое так естественно в мире вещей и материального
производства все в большей степени проникает в человеческие отношения. К такому
заключению приводит последовательное применение материалистического подхода.
Во-первых, совершенно органический процесс отчуждения труда, обусловлен тем,
что человеческий труд фиксируется, застывает в материале предмета труда и уходит
вместе с этим предметом в процессе “опредмечивания”. Во-вторых, причина данного
явления связана с монотонным ростом социальности, вследствие чего человек
теряет себя в общественных отношениях. Это тоже естественно.

Дж.
Сорос справедливо пишет, что субъект просто растворен, овеществлен в структуре
институтов открытого общества, реализующих его рефлексию над самим собой.

Данное
обстоятельство имеет разные проявления. Одно из них состоит в “утрате
морального резонанса” человека с человеком. Кроме этого человек оказывается
перед необходимостью раздвоения личности на “родовую” и “функциональную”.

Переход
к коммунизму, являясь в целом прогрессивным явлением, с необходимостью
сопровождается воплощением в реальность абстракции социальности. Наше общество
все в большей степени представляется как сообщество абстрактных субъектов, для
которых главными являются следующие свойства:

а)
Они прежде всего являются носителями социальных функций, проистекающих из
общественных производственных отношений, социальными функционерами.

б)
Они не являются ни бедными, ни богатыми, они не испытывают какой-либо
материальной нужды в обычном смысле слова, поскольку общество обеспечивает их
всем необходимым.

в)
Кроме общественных отношений они не имеют никаких иных. Точнее говоря, все
другие связи и отношения для них второстепенны и чужды. Каждый из них – сам по
себе, не являясь ни родственником, ни другом.

Сущность
человека действительно “есть совокупность всех общественных отношений”. Но
именно они все в большей степени реализуются как рафинированные абстракции. Или
иначе, реализуется Марксова абстракция социальности именно как абстракция.
Создается такое впечатление, что в действительности остаются лишь одни эти
общественные отношения. Все остальное переходит на второй план или исчезает
вообще. Остается лишь удивляться тому, насколько гениально Маркс сумел увидеть
то, что составляет сущность человеческой природы.

В
связи с этим уместно вспомнить концепцию “развертывания абсолютного” Гегеля.
Общественные отношения в своем развитии (развертывании) опосредуют сами себя,
конкретизируют, актуализируют, оставляя в небытии все то, что к ним не
относится. Создается такое впечатление, что реализуются именно абстракции.
Далее по логике вещей должен последовать момент отрицания, а вмести с ним
утрата определенности. Какую форму обретет все это – сегодня сказать трудно.

В
общественных отношениях растворяются личностные отношения и личности, что в
значительной степени равнозначно. Этот прогресс состоит также в том, что каждый
из нас стремится как можно более полно опосредовать общественные отношения,
становясь их непосредственным участником и проводником. Но в этом процессе мы
теряем друг друга и себя в том числе. Степень отчуждения между нами
стремительно возрастает. Или, выражаясь философским языком, мера отчуждения
человека растет вместе с ростом того мира богатства, который он сам же производит
своим трудом. Об упадке межличностных отношений пишет, например, Дж. Сорос.[21]
[21]

Нельзя
не отметить, что в настоящее время всем этим процессам чрезвычайно способствует
компьютеризация. С позиций государства человек во все большей степени предстает
в виде файла информационной системы. Реализующаяся абстракция, о которой шла
речь выше, все в большей степени обретает форму к информационных процессов. И
от всего этого невозможно отказаться, поскольку неустранима диалектика бытия.

В
частности следствием развития социальности является разрушение института семьи.
Еще в “Манифесте” Маркс писал о том, что буржуазная семья отпадет вместе с
исчезновением капитала. Ссылка на капитал здесь не корректна. Сам капитал для
семьи непосредственного значения не имеет. Но как общественное явление, как
отношение, действующее в масштабах всего общества, он вовлекает человека в свои
сферы, превращая семью в ненужный пережиток прошлого. В настоящее время в
развитых странах процент одиноких людей неуклонно возрастает. Следует ожидать,
что традиционный семейный уклад будет разрушен, и проблема “продолжения рода
человеческого” потребует принципиально нового подхода для своего разрешения.
Общество будет вынуждено взять ее под свой контроль. Количество детей, не
знающих своих родителей, вероятно, возрастет. При этом численность населения
станет контролируемой величиной.

При
коммунизме человек, конечно же, будет находиться “по другую сторону
экономической необходимости”, однако в целом он вряд ли будет более счастливым.
Все общество, в которое с учетом процессов глобализации следует включить все
страны Мира, будет “одной коммуной”, в которой почти все будет общественным и
общедоступным. При этом тотальный контроль будет самым естественным условием.
Уже сегодня государство стремится контролировать наши доходы. А далее станет
естественным автоматическое слежение за состоянием нашего здоровья. В сфере
личного и частного останется весьма немногое.

Разобщенности
и отчуждению в немалой степени способствуют современные информационные
технологии. Уже сегодня для нас не существует ничего более важного, чем адаптированность
в социальной среде, данной в виде информации и набора значений параметров. Для
многих данная абстракция представлена в виде экрана компьютера и возникающих на
нем сообщений. Все производственные отношения реализуются через компьютерную
сеть. Для многих трудящихся уже сегодня нет необходимости традиционно “ходить
на работу” и даже покидать свое жилище на протяжении длительного времени.
Развитие данной формы общественного производства без сомнения будет только
прогрессировать. В связи с этим при коммунизме абстракция социальности
реализуется таким образом, что для отдельно взятого человека не существует
другого человека, но существует только общество и как абстракция, и как
реальность, представляемая чаще всего в виде компьютерных сообщений.

Во
всей этой новизне условий действуют все те же “старые“ законы. Как это ни
прискорбно сознавать, но социальное развитие во многих отношениях продолжает
сохранять эволюционный механизм Дарвина. Общественный спрос потребляет не
только производимую продукцию, но и социальных субъектов с их способностью к
труду и талантами. Поэтому общественная востребованность – это все та же
селекция. Мы выбираем, и нас выбирают среда, рынок, другие субъекты.

 Мы подвергаемся селекции, не обращая на это
внимания, точно также, как особи какой-либо популяции. Все тот же механизм
отбора продолжает свое безжалостное отсеивание, деля нас на “нужных” в одном
смысле и “ненужных” – в другом, порождая группы, классы, кланы, ячейки,
сословия. Мы все равны в том смысле, что социальная среда для каждого из нас
одна и та же, одинаково для всех чужда. Но в силу своих природных особенностей мы
реализуем себя в ней по разному, находя и выбирая то особенное, что в большей
степени соответствует нашему предпочтению. Любые изменения в обществе порождают
новые условия селекции, а значит и новые социальные прослойки.

Этот
процесс сопровождается увеличением степени разнообразия в множестве социальных
субъектов. Участвуя в общественной жизни, они развивают свои индивидуальные
способности. В связи с этим исчезает всякая основа предполагать какое-либо
равенство в этом множестве. Не только умственный труд отделяется от
физического, но и каждая сфера физического и умственного труда, становясь все
уже, все более специализированной, отделяется от другой, замыкается внутри
себя. Разделение деятельности и соответствующих способностей идет вглубь и
вширь. Процесс кооперации и разделения труда как диалектическое явление
продолжает развиваться, причем развивается как одна сторона, так и другая.

Ленин
подчеркивал, что социализм в миллионы раз увеличивает “дифференцирование”
человечества “в смысле богатства и разнообразия духовной жизни и идейных
течений, стремлений, оттенков”[22]
[22].

В
коммунистическом обществе естественная потребность в труде разделит общество на
два сословия – трудящихся и нетрудящихся. Представители второго класса будут
рассматриваться как люди, ищущие работу или занимающиеся неизвестной в текущий
момент времени творческой деятельностью. В условиях развитых производительных
сил, способных создать высокий уровень материальной обеспеченности, искать
работу, соответствующую внутреннему призванию, можно сколь угодно долго. Для
этого только нужно не быть социально опасным. Как сегодня, так и при коммунизме
далеко не каждый человек будет обладать естественной потребностью в общественно
полезном труде. Поэтому социальная прослойка людей, живущих за счет
государства, будет значительной. И с учетом людей пенсионного возраста – тем
более. В связи с этим возникает множество проблем, обсуждение которых не
предусматривается настоящим исследованием. Но эта прослойка значительна уже
сегодня в развитых странах.

По
Марксу человек – это диалектическое единство природной (“родовой”) сущности и
социальной. Сначала эти две стороны развивались гармонично, но далее природная
сущность как бы достигла предела своего совершенства, а социальность продолжает
неограниченно развиваться. В настоящее время данное противоречие заметно
обострилось. Есть основания полагать, что природная сущность человека подвергается
эррозии, разрушению.

Эти
процессы обусловлены прежде всего развивающимся знанием. В нашем общественном
бытии со временем появляются новые вещи и новые отношения, которые на первый
взгляд представляются незначительными, но в реальности их появление приводит к
весьма серьезным последствиям. Совершенно непривычные, например, условия
возникают уже в связи с тем, что современный компьютер является удобной пишущей
машинкой. И сегодня каждый пишущий человек стремится не писать, а набирать
текст на клавишах компьютера. В связи с этим обычные навыки письменности
постепенно уходят из нашей жизни. Но умение писать всегда было признаком
образованности. А в наше время, как это ни парадоксально, интеллигентный
образованный человек может не уметь писать.

Сегодня
мы мало читаем художественную литературу. Но все больше и больше мы читаем инструкции
и справочники, каковых сегодня на книжных полках великое множество. Наше
отношение к информации становится все в большей степени бездуховным.
Компьютеризация – это не только проникновение компьютеров во все сферы нашей
деятельности, но это также и проникновение их в наши души. Мы начинаем
воспринимать мир (и даже существовать), как компьютер. Замечено что, в связи с
этим изменяется и наше отношение к окружающим людям. Вся наша деятельность
сводится к манипуляции над информацией. Мы ее получаем, храним, перерабатываем
и расстаемся с ней без впечатлений. Иначе говоря, мы функционируем точно также,
как компьютер. Создается такое впечатление, что к этому сводится вся наша
деятельность и даже сущность. В обществе ближайшего будущего человек
превращается в элемент информационной системы, в которой трудно найти что либо
человеческое в традиционном понимании.*
***

Прогресс
всегда является поступательным только в области познания, но применение новых
знаний на практике всегда противоречиво. “Увеличивающий познание, увеличивает и
скорбь“, – гласит библейская мудрость, и нет ни малейших оснований ставить это
под сомнение. Человечество всегда будет стремиться к знаниям и всегда будет
идти по пути скорби.

 Наши достижения в области науки и техники
сегодняшнего дня и радуют нас, и пугают. Безусловно они позволяют нам разрешать
многие проблемы, но они же порождают и новые. Большие надежды мы связываем с достижениями,
например, в генной инженерии и клонировании. Весьма перспективной
представляется возможность использования для трансплантации человеческие
органы, полученные методами генных технологий. Уже сегодня можно получить
генетическую копию заболевшего человека, вырастить ее до нужного состояния и
изъять нужный орган. Но “изъять“ – значит убить. Фактически человечество к
этому уже готово, препятствием являются лишь юридические законы. Если Ф. М.
Достоевский когда-то писал о недопустимости того, чтобы пролилась слезинка
ребенка во имя благополучия всего человечества, то при коммунизме вряд ли об
этом вспомнят. Изъятие органов у детей-клонов станет обычным делом. Проблема
добра и зла возникает здесь в новой форме, и ее окончательное разрешение вряд
ли существует.

Вмешательство
в человеческий организм начинается с традиционной хирургии. Широкое
распространение получает применение в медицине искусственных органов и
электроники. Человек, научившийся создавать искусственный разум и искусственную
жизнь, не остановится перед коренной переделкой самого себя. Трудно сказать, к
чему это приведет. Но вероятнее всего в скором времени научно-технический
прогресс обеспечит нам долгие годы жизни. Достижения в области медицины,
вероятно, в конце XXI столетия будут таковыми, что понятие старости (дряхлости
организма) будет изжито. Человек сможет сохранять все свои способности,
соответствующие его зрелому возрасту, до конца дней. Понятие возраста станет
условным. Расставаться с жизнью мы будем по собственному желанию. Потребуется
только лично принять решение. Последнее станет обычным делом, как сегодня
естественная смерть.

Одна
из важнейших проблем состоит в том, что среда обитания человека, создаваемая
его трудом, изменяется настолько динамично, что поспевать за ее развитием
становится все труднее и труднее. Достижения науки и техники рассматриваемые
отдельно внушают оптимизм и уверенность в завтрашнем дне. Но реализованные все
разом они создают условия практически неприемлемые для привычной жизни. В этих
условиях одна из главных проблем каждого человека состоит в том, чтобы успеть
адаптироваться, поскольку в противном случае он не сможет быть субъектом
социальности. В период с 1995 года по 2000 появилось такое большое количество
новых компьютерных технологий, широкого применения, что одно лишь поверхностное
знакомство с ними потребовало бы много времени и больших усилий. Создается
такое впечатление, что человек бежит по кругу за самим собой, постоянно
наращивая темп. Нет оснований ожидать от этого что-либо хорошее.

Этот
ускоряющийся темп жизни сопровождается дегуманизацией всех общественных
отношений, поскольку мы все чаще и чаще относимся отрицательно к тому, что
представляло ценность в недавнем прошлом. Данный процесс переоценки ценностей
по существу не имеет ограничений и в конечном итоге приводит к их полной
утрате. Это связано с тем, что имеющий здесь место процесс “развертывания
абсолютного” приводит к утрате определенности. В множество вещей, утративших
свою ценность, попадают и человеческие отношения и сам человек. В этом, в
частности, состоит тот негативный аспект социального прогресса, который
начинает давать о себе знать уже сегодня.

Главная
проблема, как и прежде, состоит в том, чтобы выжить. Если раньше она была
обусловлена ограниченностью материальных условий, необходимых для
воспроизводства жизни, то теперь “человек разумный и всемогущий” сам себе
создает проблемы. Всякий раз достигнутый прогресс оказывается двуликим. За него
необходимо платить, необходимо что-то приносить в жертву. Прогресс, который ранее
был очевидным, теперь становится сомнительным и нуждается в глубоком осмыслении
и оценке. И в связи с этим само понятие прогресса, вероятно, претерпит
изменения. Прогрессивным, вероятно, будет считаться то, что способствует
выживанию или, как говорит Винер, гомеостазису в социальном смысле.

В
связи с этим снова уместно вспомнить Гегелевское “развертывание абсолютного”.
Если обратиться к соответствующему разделу “Науки логики”, то там мы найдем все
необходимое для понимания сущности этих процессов.

Многие
(а возможно и все) негативные аспекты социального развития имеют одну природу –
они являются результатом абсолютизации, идеализации, т.е. перехода в предельное
состояние. Замечено, что любое явление, обнаруживающее себя первоначально как
позитивное, в процессе своего развития обязательно подвергается диалектическому
отрицанию. Рефлексия, являясь столь необходимым явлением во всяком становлении,
в конечном итоге оказывается разрушительной. Всякое “развертывание абсолютного”
завершается “снятием определений” и исчезновением определенности. В социологии
подобные явления часто имеют форму какой-либо экстремизации.

Две
главные экстремизации дают о себе знать уже сегодня. Одна из них – это
социализация, благодаря которой собственно человеческое становится принципиально
иным и уходит на второй план. А другая (родственная первой) – неограниченное
потребительство, коммерциализация, стремление получения максимальной прибыли.
Данное стремление, реализуясь в рамках общественных отношений, превращает
абсолютно любой вид человеческой деятельности в бизнес, в статью дохода. Это
разрушает духовность, мораль, представление о справедливости, искусство, спорт,
лучшие человеческие качества. Все это – диалектические явления, случаи
разрешения диалектических противоречий, синтез, в котором позитивное и
негативное превратились в чистые условности. Как ограничить экстремизацию, как
придать ей иное содержание или качество, – сегодня этого никто не знает.

Данные
обстоятельства привели к значительным искажениям морали. Сегодня в органах
массовой информации можно встретить следующую сентенцию: “Экономика не может
быть справедливой или несправедливой, она может быть лишь эффективной или
неэффективной”. Этим хотят сказать, что понятие справедливости, якобы, вообще
не имеет смысла. Согласиться с этим никак нельзя. Категория справедливости
действительно не имеет отношения к экономике. Но последняя не существует вне
общества. Не может быть экономики без людей. А в человеческой среде понятие
справедливости полны глубокого смысла и значения.

История
знает множество случаев того, как гениальные талантливые люди, оставившие
человечеству величайшие творения, закончили свои дни в нищете и бедности. Их до
сих пор называют очень обидным словом – “неудачники”. Человек создал шедевры,
но не смог заработать деньги. И поэтому он “неудачник”? Это величайшая
несправедливость. Безусловно в этом есть проблема. Но к сожалению, философский
анализ не может обнаружить корней, истоков благородства и справедливости.
Вероятно‚ их просто не существует. Вероятно, общество будет более справедливо и
менее цинично, когда от этого будет зависеть возможность его выживания.

В
современном развитом обществе, которое по основным показателям уже является
социалистическим, достоинство человека продолжает определяться его материальной
обеспеченностью (т. е. собственностью или количеством наличных денег).
Господствует мнение, согласно которому человек стоит столько, сколько он может
заработать денег, купить можно абсолютно все. С позиций здравого смысла это
абсурдное мнение. Данное положение, оскорбляющее человеческое достоинство, со
временем наверняка будет изжито. С позиций философии оно является формой
идеализма. А поэтому люди, руководствующиеся этим мнением потерпят фиаско
обязательно и с необходимостью. Деньги имеют ограниченную значимость. Их сфера
– множество вещей, произведенных людьми. Попытка перенесения стоимостных
отношений в человечкие отношения противоестественна, аморальна и основания не
имеет. Еще Норберт Винер писал о том, что цивилизованное общество должно быть
основано на человеческих принципах, отличных от купли-продажи.

Широко
известен принцип делового мира (особенно в Америке) “лучше быть первым, чем
лучшим”. Об этом без зазрения совести говорят и пишут бизнесмены. Этому учат в
школах бизнеса. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что данный принцип
не совместим с представлениями о здравом смысле и цивилизованности. Нет ни
малейшего сомнения в том, что его истоки можно найти в эпохе варварства и даже
в животном мире. Но как его изжить? Лучший результат должен быть только первым
независимо от того, кто “прибежал первым” или “первым заявил”. Печально, что
эти положения закреплены, например, в патентоведении. Люди творческого труда
должны соревноваться в творческой деятельности, а быстрота реакции относится к
сфере спорта.

Очень
важным является противоречие, на которое указывает Дж. Сорос. В частности он
видит большую опасность в том, что рыночные отношения проникают во все сферы
общественной жизни. Эти отношения должны быть ограничены экономикой. Он
справедливо замечает: “Экономика может быть рыночной, но общество не должно
быть рыночным”. К сожалению, провести эту грань чрезвычайно трудно.

Традиционно
капиталистическая “рыночность“ должна иметь границы. Но где и как их провести –
этого сегодня никто не знает. Рыночные отношения имеют колоссальное значение
для общественного развития, но они весьма экспансивны, проникая везде и всюду в
традиционные человеческие отношения и разрушая их. Например, коррупция – это
продолжение бизнеса за пределы существующих законов.

Подлинным
бедствием для современного общества является реклама. Она заполнила
телевизионные каналы и Интернет. Ею зашумлена полезная нужная информация.
Словно злой волшебник перемешал “праведное” с “грешным”. Человек стремится
воспринимать содержательное и прекрасное, а ему подсовывают рекламу. Она действительно
необходима бизнесменам, но они не должны совершать насилия над телезрителями.
Реклама поглощает наше время вопреки нашему желанию и существующим законам.
Свобода предпринимателей ограничивает свободу граждан. В этом есть нарушение
прав человека и конституции всех цивилизованных стран. В связи с этим должны
быть приняты законы, регламентирующие показ рекламы. Насилие над телезрителями
недопустимо.

Вообще
существует бесчисленное множество видов деятельности, которые могут давать
доход и прибыль, однако далеко не все из них могут быть допущены с позиций
общественных интересов.

Коммерциализация
оказывает разрушительное воздействие на многие общественные институты.
Например, платное обучение в учебных заведениях во многих отношениях вполне
оправдано. Но часто эта плата превращается в оплату за получение диплома.
Сегодня существует множество независимых академий, и можно за не очень высокую
плату стать академиком любой академии любых наук без малейших достижений в
науке.

Становится
очевидно, что неограниченное частное предпринимательство то самое, которое
обеспечило социальный прогресс на протяжении последних столетий, и которое в
принципе возможно только в условиях свободы и демократии, сегодня породило катастрофически
растущую совокупность негативных явлений.

Известный
российский ведущий телевизионной программы “Серебряный шар” Виталий Вульф в
одной из передач не без горечи заметил: “ … культура уходит …”. Для такой
констатации есть все основания.

Есть
все основания полагать, что идеология экстремизации экономики, коммерциализация
ведут к деградации культуры. Подлинно ценное обесценивается, происходит подмена
ценностей подлинных – мнимыми.

 Во всем этом (а также во многом другом) –
другая сторона успехов капиталистического предпринимательства. Все эти “успехи”
в сущности являются таковыми лишь в локальном масштабе. Их никто не оценивал с
позиций дальней перспективы. Они грозят катастрофой. И если общество не
установит жестких ограничений для применения критерия экономической (т. е.
денежной) выгоды, то летальный исход неизбежен. Эту ситуацию очень образно и
точно выразил известный сатирик Михаил Задорнов: “Мы отстали от Америки в
социальном развитии, но они выехали на встречную полосу движения”.

Например,
современный терроризм является продуктом научно-технического прогресса. Жизни
многих сотен людей могут находиться в руках одного человека. Все началось с
тротила и примитивных бомб. А сегодня перечень технических средств, которыми
обладают террористы, необозрим. Они обладают самыми последними, самыми
эффективными достижениями. И воспрепятствовать этому не представляется
возможным.

Еще
пример. В развитых странах свободно продается оружие, якобы, для самообороны.
Но о какой самообороне идет речь, если социальная защищенность граждан должна
быть гарантирована государством и конституцией ? Зачем оружие гражданским лицам
? Если в обществе свободно продается оружие, то грош цена таким институтам, как
армия, полиция, специальные службы. Если в обществе свободно продается оружие,
то это говорит о слабости государства. Во всем этом кроме интересов бизнеса
абсолютно ничего нет. В частности, нет интереса общества. Спрос рождает
предложение, и никакого ограничения здесь нет. Это обязательно обернется
негативными последствиями. В благополучном обществе у граждан не должно быть
необходимости иметь оружие. Лозунг “спасайся сам, кто как может” уместен только
в период стихийного бедствия и крушения государства.

Но
существует проблема более широкого плана, по сравнению с которой проблема,
связанная с продажей оружия, является весьма узкой и частной. Та свобода,
которая предусматривается понятиями социализма и коммунизма, предполагает
свободный доступ к средствам производства. Последние могут быть весьма мощными
и допускать “двойное применение”, поскольку всякое средство “обоюдоостро”.
Ограничить доступ граждан к средствам, применение которых может принести
большой ущерб обществу, практически невозможно. К множеству таких средств
относятся всевозможные технологии и прежде всего химические, биологические,
информационные. В органах массовой информации время от времени появляются
сообщения об успешных проникновениях хакеров в защищенные информационные
системы. Ущерб, принесенный обществу, в результате бесконтрольного применения
таких “средств производства” может быть весьма высок. Следует ожидать, что
масштабность и ущербность от незаконного применения общедоступных средств
производства будет только возрастать.

Наши
достижения в познании велики, но обращаться с ними мы должны разумно и в высшей
степени осторожно. Об этом не без скепсиса писал основатель кибернетики Норберт
Винер : “ … будущее оставляет мало надежд для тех, кто ожидает, что наши новые
механические рабы создадут для нас мир, в котором мы будем освобождены от необходимости
мыслить. Помочь они нам могут, но при условии, что наши честь и разум будут
удовлетворять требованиям самой высокой морали”[23]
[23].

По
Марксу понятия социализма и коммунизма предусматривают только экономические и
производственные обстоятельства и вытекающие из них факторы. Ближайшую
перспективу человечества он связывал с условиями пребывания “по другую сторону
экономической необходимости”. Нет сомнения в том, что эти условия принципиально
достижимы. Но одного этого явно недостаточно для того, чтобы человечество могло
выжить с учетом возрастающей лавины проблем. Человеческое бытие не состоит из
одной только материальной обеспеченности. Идеалы свободы и демократии,
социальная защищенность еще ничего не гарантируют. Все это – только необходимые
составляющие социального прогресса.

Вопрос
о том, сможет ли человечество продолжить свое существование, вполне уместен. И сегодня
вряд ли кто-либо с уверенностью сможет на него дать ответ. Материальные факторы
составляют только необходимые условия, но не достаточные. Уместно обратить
внимание на то, что состояние духовности (или духа, как говорит Гегель) имеет
немаловажное значение. Об этом он весьма убедительно пишет в своей “Философии
истории”[24]
[24]. Уместно вспомнить, что в настоящее
время в развитых странах, где высокий жизненный уровень, резко упала
рождаемость. Удовлетворяя свои эгоистические потребности, люди не желают
размножаться, перекладывая эту функцию на других. То есть их не волнует главная
проблема “рода человеческого”. В этом явлении содержится серьезная негативная
предпосылка. Количество таких предпосылок со временем возрастает.

Все
эти обстоятельства наводят на грустные размышления. Монотонность развития
Марксовой социальности, к сожалению, не дает основания для оптимизма. Учет
одних только негативных факторов и их обобщение ведет к философии
экзистенциализма и даже эсхатологии. Констатация “кризиса человека“ составляет
общее утверждение в современной философской литературе.[25]
[25]

Вопросы
о цели и смысле жизни ставились в философии давно. Анализ показывает, что при
положительном ответе на них жизнь обретает основание. Однако, положительный
ответ не всегда уместен. Выбор цели осуществляют только индивидуумы, личности.
Но у общества в целом или у истории нет целей и нет смысла.*
**** Цели могут ставить
только люди (точнее говоря, субъекты сознания и воли) и только они наделяют
явления и окружающие их вещи смыслом. Но и здесь не все просто. Когда человек в
своем мышлении оказывается за пределами своих локальных интересов, он теряет
ориентацию и обнаруживает полную бессмысленность всего и вся. Вообще для
человека все локально – и цель, и смысл, и значение.

В
диалектике этих явлений большую роль играет фактор замыкания. Всякий субъект,
выбрав цель, образует с ней замыкание, в чем и состоит собственно выбор. Но в
строгом смысле выбор не всегда обеспечивает замыкание с учетом множества
условий. Например, до 2003 года в Украине было принято множество важных
законов, но многие из них не могли работать, поскольку не было обеспечено их
взаимодействие, они не составляли целостную систему, не было их замыкания.

Всякое
замыкание диалектически противоречиво. Ему свойственна диалектика целого и
части. Создается такое впечатление, что оно абсолютно, что за его пределами
ничего нет. Но это только видимость.

Создается
также видимость абсолютной замкнутости того мира вещей, которые человек наделил
смыслом в процессе своей предметной деятельности. Совокупность этих вещей
составляет конечное множество, т.е. замыкание. В связи с этим смысл только
локален. Он является результатом деятельности сознания, которое может охватить
лишь конечную сферу, конечное множество вещей. За пределами этого множества
абсолютно ни в чем нет смысла. Его нет ни в чьей-либо жизни, ни в жизни всего
человечества. Осознав этот момент, рассудок переходит в состояние оцепенения,
поскольку создается видимость тупика. Но разум, для которого категории
диалектики составляют естественный инструментарий, оценивает этот момент только
как текущий, только как предпосылку следующего момента. Разум всегда выходит за
пределы всякого замыкания. Он отражает реальность и связывает себя с ней на
неограниченное время. В этом состоит момент открытости, но снова лишь как
момент.

Таким
образом проблемность рассмотренной ситуации является диалектической и диалектическим
же является ее разрешение. Это может быть рассмотрено на примере биологической
эволюции. Деятельности любых биологических существ формально могут быть
приписаны и цель, и смысл. Об этом можно спорить, но в реальности замыкание,
как необходимый момент, есть всегда, и оно всегда преодолевается, снимается.
Сущность прогрессирующей жизни состоит в том, что всякий раз конкретное
замыкание сначала обеспечивает становление жизни, затем переходит в ее
ограничение, а затем снимается, преодолевается. Субъекты жизнедеятельности
всегда выходят за пределы своего замыкания, находят внешние цели и тем самым
обеспечивают смысл и основание для своего существования. Все эти процессы,
начинаясь с простейших форм, в конечном итоге приводят к социальности и
цивилизации. Поскольку диалектика абсолютна (существует всегда), то жизнь
неуничтожима.

Известно
также, что “дух цепляется за материю”, и поэтому время его существования также
продолжительно, как время существования самой материи. Таким образом
диалектичность бытия гарантирует нам нескончаемую череду противоречий и их
разрешений, нескончаемую череду проблемных ситуаций и торжества жизни и разума.
Несмотря на все трудности, основания для оптимизма, тем не менее, есть.

К
сожалению эти диалектические обстоятельства еще недостаточно осознаны в научном
мире. Например, cегодня многие исследователи пишут о том, что всякая
самоорганизующаяся система (в частности, диссипативная) является только
открытой. Экономисты утверждают, что развивающаяся экономика должна быть только
открытой. А философы пишут об открытом обществе. Во всем этом только
односторонний подход. Здесь больше схоластики, чем науки, поскольку по логике
вещей всякая система, характеризуемая как открытая, имеет необходимые моменты
замыкания, которые – суть моменты ее определенности. Благодаря им она
выделяется из среды, являясь другим по отношению к среде.

Диалектика
замкнутого и открытого та же самая, что и диалектика конечного и бесконечного.
Сущность возникающего здесь движения (и процесса) состоит в единстве этих
сторон, в их взаимной обусловленности, в переходах от одного к другому.
Соответствующая диалектика исчерпывающе и полно описана в трудах Гегеля.

С
учетом того, что бытие диалектично, всякая реальная система, взаимодействующая
с окружающей средой, является и открытой, и замкнутой одновременно. То и другое
необходимо. Эти моменты не трудно найти, например, в социальной системе,
поскольку они всегда есть в наличии. Мы долгое время жили в условиях “железного
занавеса” и только в этом плане осознаем значение и роль замыкания. Но мы не
должны шарахаться из одной крайности в другую, и это не должно создавать
стереотипы мышления, препятствующие нормальному восприятию действительности.
Это не должно порождать новые догматы.

Итак,
анализ диалектики социального прогресса показывает, что главной проблемой жизни
в любой ее форме (главным критерием) является ее сохранение, выживание. В связи
с этим уместно поставить вопрос об идеалах человека и его бытия. Данная
проблема рассматривалась философами с древних времен. Наиболее естественно
идеал представить как наиболее благоприятные общественные условия для
всестороннего и гармоничного развития личности. Именно так его представляли
французские просветители, Кант, Сен-Симон, Фейербах и другие философы.[26]
[26]

Однако
Гегель показал, что такое представление идеала является иллюзией, которая вечно
манит человека своей красотой, но вечно же его обманывает. К области иллюзий
следует отнести также и представление о “тотально развитой личности”. Гегель
предложил свою точку зрения на идеал, имея ввиду полное соответствие личности
диалектической логике. Но не трудно видеть, что это тоже иллюзия. Однако,
Гегель прав в том, что ни каких “наиболее благоприятных условий” (т.е.
идеальных, всеобщих) не может быть в принципе. Он прав также в том, что идеал –
диалектическое явление. Его реализация – это разрешение соответствующего
противоречия.

Идеалы
коммунизма такие, как свобода, как всесторонне развитая личность, владеющая
всем духовным и материальным богатством общества, тоже иллюизорны. Кроме этого
они имеют ограниченное значение (они только локальны), поскольку ничего не
гарантируют на протяжении значительного отрезка времени.

Ильенков
критикует Гегеля за то, что идеал он представляет в виде человека, являющегося
воплощением диалектической логики. Конечно же в данном вопросе Гегель проявил
себя как идеалист, поскольку человеческую сущность он пытается свести к абстракции.
Бытие человека невозможно исчерпать одной только логикой, пусть даже
диалектической. Тем не менее Гегель прав в том отношении, что идеал должен быть
диалектическим. Но в связи с этим возникает следующее возражение.
Диалектический идеал не представляет собой какой-либо ценности, в связи с тем,
что бытие диалектично само по себе. Однако идеал общественный необходим,
поскольку бытие социальное может быть диалектичным только при условии
сохранения социальности, т.е. жизни и вообще цивилизации. Таким образом, в
поисках идеала мы пришли к проблеме выживания чисто логическим путем.

С
учетом рассмотренных выше условий необходимый общественный идеал вытекает из
диалектики замкнутого и открытого (множества или системы) или диалектики
конечного и бесконечного (что то же самое) применительно к обществу. Он
представляется в виде нескончаемого движения, обогащаемого новым содержанием.
Ильенков, рассмотрев представления идеала классиков философии, пришел в
сущности к тому же заключению: “Человек в виде идеала может иметь только
направление на истину, а саму истину – никогда. А сам идеал может быть задан не
в виде чувственно-созерцательной “модели совершенства”, а только в виде
направления к совершенству, в виде “регулятивного принципа действия”, а не в
виде контура результата действия, контура законченного продукта”[27]
[27].

И
далее: “Идеал – собственно движение вперед, … вечное обновление духовного
мира, …“[28]
[28].

Иными
словами идеал – это нескончаемое движение и прогресс. Формально он состоит в
движении, содержание которого в значительной степени может быть выбрано.
Главный критерий наиболее естественно определить как возможность неограниченно
осуществлять выбор в будущем, в чем в сущности и состоит социальное движение.

Общественные
условия могут быть только благоприятными либо неблагоприятными с нечеткими
разграничениями между этими двумя характеристиками. Здесь допустимы
всевозможные уточнения и идеализация, однако имеющаяся здесь неопределенность
неустранима принципиально. Здесь многое, представляемое как нечто существенное,
со временем может быть отнесено в разряд “второстепенных деталей”. Понятие
“благоприятные условия” не выражается в точных категориях. А поэтому сущность
идеала сводится к очень простому условию: если человечество смогло выжить,
предположим, до 2000 года, то условия общественной жизни до этого момента
времени следует признать благоприятными, соответствующими некоторому идеалу.
Безусловно, здесь есть возможность для выбора, для улучшения тех или иных
показателей, но наилучших условий в экстремальном значении принципиально не
существует. [29]
[29]

И
есть еще одно важное обстоятельство. Поскольку источником идеала является
простая положенность (аксиоматичность), то он состоятелен только как нечто
консервативное. То есть, идеал всегда уместен, поскольку он – определенность,
он способствует сохранению текущих условий, но он не всегда кстати. Иногда он
препятствует изменениям, обеспечивая тем самым тождественность условий на
протяжении значительного отрезка времени. Иными словами, как и все сущее, идеал
имеет две стороны: он имеет форму и содержание, является выразителем прогресса
(индивидуального и общественного), и он же является источником консерватизма,
является ограничением.

С
позиций нашей революционности мы привыкли консерватизм рассматривать как нечто
сугубо негативное. Мы всегда были склонны идеализировать движение и “взрывать
динамитом” все то, что этому мешало. Как заклинание мы произносили слово
“диалектика”, не осознавая его значения в каждом конкретном случае. И поскольку
наш идеал состоит в движении, то здесь, как и во всех подобных случаях, есть
опасность его идеализации. При неразумном подходе идеал может снять (поглотить)
полноту жизни. Почитание идеала может перейти в идолопоклонство, и многие цвета
жизни могут быть утрачены.

Таким
образом, консерватизм идеала имеет и позитивное значение. Он предписывает нам
определенную норму поведения и мораль. Нам как никогда сегодня полезно задуматься
над тем, не слишком ли высок темп изменения жизненных условий? Всякие ли
результаты достойны наших усилий? Консерватизм в наших условиях – это то
благоразумие, которое должно нам позволить отличить содержательное движение,
равнозначное подлинному прогрессу, от движения равнозначного суете и “дурной
бесконечности”. Кроме этого всякое поведение может быть охарактеризовано как
рациональное только в том случае, если оно достаточно консервативно. Поведение
без элементов консервативна не может быть рациональным.

В
общем идеал со всей его противоречивостью не должен ограничивать широту
восприятия действительности. Он прежде всего необходим для ориентации в
пространстве и времени (как говорит Ильенков). Наше движение должно состоять не
столько в тривиальных изменениях, сколько в поиске, в анализе, в исследованиях,
в моделировании и лишь после этого должны следовать акты выбора, принятия
решения. Но для этого необходимо время, и значит мы не очень должны спешить.

Наиболее
существенной формой проявления жизнедеятельности являются акты выбора как в
индивидуальном плане, так и в масштабе всего социума. В этом собственно и
состоит наше движение. И поскольку речь идет о выживании, о неограниченном
продлении цивилизации, то мы должны осуществлять только такие акты выбора,
которые не вели бы в тупик. Мы должны всегда иметь широкую возможность выбора.
В конечном итоге именно к этому сводится идеал социального движения.

Проблема
выживания человечества, вероятно, всегда будет оставаться острой и актуальной.
В связи с этим уместно обратить внимание на то, что путь к разрешению
актуальных проблем всегда находится в сфере мировоззрения. В связи с этим
естественно обратить внимание на то, что из всех известных философских течений
наиболее предпочтительной является философия диалектического материализма. В
рамках этой философии могут быть сформулированы и рассмотрены любые проблемы.
По крайней мере на сегодняшний день в ней нет каких-либо ограничений. Она
свободна и открыта, не имеет внутренних проблем, имеет неограниченные эвристические
возможности. Она является метанаукой всех естественных наук – физики,
математики, биологии, экономики, и этот перечень может быть неограниченно
продолжен.

Только
она наиболее глубоко и полно отражает действительность. Только она является
фундаментальной и обстоятельной, только в ней есть здравый смысл, облаченный в
строгие формы. И еще: она еще не доросла до состояния внутреннего кризиса и
имеет перспективу. Иные философские направления уже успели не только родиться,
но и умереть. Никакие их модернизации, обозначаемые символами “нео”, не смогли
создать для них надежный идейный фундамент.

С
учетом всего сказанного можно сделать следующие заключения.

1.
Произведения Маркса полны научного содержания. В них есть то, что можно отнести
к вполне научной теории социализма и коммунизма. Но есть и призыв к революции.
Поэтому уместно говорить о модальности смысла, который зависит от акцентов. Эта
неоднозначность обусловлена тем, что Маркс (иногда) отступал от логики и
последовательно материалистического подхода. Соответствующих примеров
предостаточно, и их нельзя отнести на счет каких-либо опечаток или
случайностей. Эти отступления – жестко детерминированы политическим кредо
автора.

2.
Главные понятия марксизма зафиксировались в массовом сознании в следующем виде:
социализм – это общество без частной собственности, а коммунизм – это общество,
в котором все материальные блага распределяются бесплатно. То есть, эти понятия
так и остались примитивными, средневековыми. Победившие политики успешно
воспрепятствовали тому, чтобы научные определения проникли в массовое сознание.

3.
Строя наше “социалистическое государство”, мы никакими научными идеями или
принципами не руководствовались. А поэтому наше государство пало, как падает
животное от голода или болезни. Это доказывает только то, что наши руководители
не были ни материалистами, ни диалектиками. Они были просто властолюбцами, невеждами,
обычными обманщиками. В конечном итоге обманутыми оказались абсолютно все.

4.
Так называемая “теория классовой борьбы” – это спекулятивная, софистическая,
ложная, идеалистическая теория, скомпилированная из истинных и ложных
утверждений.

5.
Большевизм – это иррациональная человеконенавистническая сила, идейные истоки
которой (нельзя не признать) – в марксизме. Точнее говоря, в той его части,
которая не является наукой. Поскольку понятия социализма и коммунизма не
определены, то большевизм, кроме захвата власти, никаких иных целей не имеет.
Оказались убедительно произнесенными лишь “благие пожелания”. Но, как известно,
”благими пожеланиями устлана дорога в ад”. Именно это и продемонстрировала
историческая практика нашей страны. Большевизм – это злая черная сила,
враждебная разуму и самой жизни. Поэтому после ее падения начался процесс
возрождения (своеобразный ренессанс) во всех странах, входивших в состав так
называемого “социалистического лагеря”.

6.
Маркс-ученый, живя в XIX столетии, во многих отношениях сумел правильно
предугадать черты общества будущего, каковым оно стало в развитых странах на
рубеже XX и XXI веков. По существу сбываются почти все его предначертания. Крах
системы СССР (и других) не дает ни малейших оснований для того, чтобы
ниспровергнуть коммунистическую идею и научную составляющую марксизма точно
также, как опыт невежественного радиотехника не дает повод подвергнуть сомнению
справедливость уравнений Максвелла.

7.
Из учения Маркса следует (хотя он об этом не пишет), что самый верный путь в
социализм и коммунизм состоит в том, чтобы последовательно развивать
капиталистический способ производства. Тогда текущие противоречия разовьются,
обострятся, укажут на актуальные проблемы и осуществят переход к новой более
прогрессивной общественно-экономической формации в виде диалектического
процесса. Именно это и происходит сейчас в странах Запада.

8.
Резкой границы между общественно-экономическими формациями не существует.
Всякого рода преобразования в общественной среде, которая всегда инертна, происходят
непрерывно и достаточно плавно. Конечно же здесь уместно говорить о революциях,
но самые существенные из них это те, которые представляют собой достижения в
труде и в творческой деятельности.

9.
Марксизм – это диалектический материализм (который и является научной
составляющей всего творческого наследия великого философа) и его логическое
продолжение. Рефлексия человеческого сознания (рефлексия духа) именно это и
обнаруживает. Причем ее диалектика и диалектика бытия – суть – одно и то же. Экспансия
разума не имеет ограничений. Трудно сказать куда нас приведут диалектические
переходы, но именно они будут нас вести по жизни. Мы будем жить в полном
соответствие логике (диалектической ! ) и здравому смыслу, который всякий раз будет
иным.

10.
Маркс сказал: “Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело
заключается в том, чтобы изменить его”. А зачем его менять ? Мир прекрасен сам
по себе. Нужно лишь изменить деятельность человека, которая опасна для и для
него самого, и для мира в целом. Нужно изменить только человека.

11.
Одна из главных идей марксизма состоит в подчинении процессов общественного
развития сознательно выставляемым требованиям, в реализации глубоко
осознаваемого выбора. Данная идея в полной мере созвучна современной проблеме
корректного выбора системы целей и средств (т. е. жизненной стратегии). Нельзя
не отметить, что коммунисты не смогли сформулировать цели, а о средствах – тем
более говорить не приходится. Тем не менее, данная проблема в значительной
степени (по сути ! ) является Марксовой, и никуда от этого не деться. Поэтому
коммунистическая идея не может умереть в принципе, поскольку в самом существенном
она выражает стремление к жизни, к рациональности в масштабе всего социума.
Термин “светлое будущее”, конечно же, выражает только иллюзию, но это не
значит, что он абсолютно лишен смысла. Все наши невзгоды и трудности,
преломляясь в нашем сознании, наполняют этот термин конкретным содержанием.
Категории добра и зла в принципе не могут быть выражены в точных определениях,
но это ничуть не умаляет их значимости. Многое зависит от ценностных ориентаций
и критериев выбора, значение и роль которых скрывается за горизонтом времени.
Но мечта о счастливой жизни, вероятно, никогда не покинет людей.
Соответствующее слово уже сказано. Оно – “коммунизм”. И никуда от этого не
уйти, его не забыть и не вычеркнуть. И поскольку, как сказал мудрец, “сначала
было слово”, то начало уже положено. Но начало чего? Очевидно, более глубокого
осознания природы человека и его бытия. С принципиальной точки зрения все
возможно, но все зависит от способности осуществлять выбор. И во всем этом
Марксова наука (подчеркнем, именно наука) уместна, необходима и имеет
перспективу.
Список литературы

Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://philprob.narod.ru/

[1]
[1] Ленин В. И. Полн. собр. соч. – Т. 44, – С. 204.

[2]
[2] Ленин В. И. Полн. собр. соч. – Т. 45, – С. 370.

[3]
[3] Ленин В. И. Последние письма  и статьи. 23 дек. 1922 г. – 2 марта 1923 г. –
М.: Политиздат, 1986. – С. 25.

[4]
[4] Там же, С. 26.

[5]
[5] Там же, С. 27.

[6]
[6] Там же.

[7]
[7] Кульчицкий С. Государство, в котором мы прожили 69
лет. “Зеркало недели”, – N 1 (426), – 11 января 2003 г. – С 19.

[8]
[8] Ленин В. И. Полн. собр. соч. т. – 30. – С. – 128.

[9]
[9] Ленин В. И. Полн. собр. соч. – Т. 33, –
С. 117.

[10]
[10] Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4, С. 96.

[11]
[11] См.: Сорос Дж. Советская система: к
открытому обществу. М.: Издательство политической литературы, 1991, 231 с.

[12]
[12]
Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 46, ч. II, С.
207-208.

[13]
[13] См.: Сорос Дж. Советская система: к открытому
обществу. М.: Издательство политической литературы, 1991, 231 с. Сорос Дж.
Кризис мирового капитализма. Открытое общество в опасности. Издательский дом
ИНФРА-М, 1999, 260.

[14]
[14] Сорос Дж. Кризис мирового капитализма. Открытое
общество в опасности. Издательский дом ИНФРА-М, 1999,  С. ХХ.

*
Диалектика взаимодействия общества и
природы с учетом научно-техни-ческого прогресса кратко изложена в книге А. А.
Павельева. См.: Павельев А. А. Социальный оптимизм и экологический пессимизм.
М.: “Мысль”. – 1977. – C. 8-27.

**
См.:
Яцкевич В. В. диалектика оптимального выбора. – Киев: Наукова думка, 1990. – 96
с.

***
См.:: Яцкевич В. В. Проблема “наилучшего выбора” в
свете системной оптимизации // Наука и наукознание. – 2004. – N 1. – C 94-100.

[15]
[15] Маркс К.,
Энгельс Ф. Соч., т. 23, С. 83.

[16]
[16] Там же,
С. 87.

[17]
[17] Маркс К.,
Энгельс Ф. Сочинения, т. 46, ч. I, c. 214.

[18]
[18] Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения.,  2-е изд., т. 3, С. 3.

[19]
[19] Там же, т. 13, С. 7.

[20]
[20] Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 42, С. 94.

[21]
[21] См.: Сорос Дж. Советская система: к
открытому обществу. М.: Издательство политической литературы, 1991,  С. 91-92.

[22]
[22] Ленин В. И. Полн. собр. соч. – Т. 26, – С. 281.

****
Негативным явлениям информатизации
посвящена статья автора ”Компьютер – социальные проблемы“. См. : Моисеенко В.
В., Яцкевич В. В. Компьютер – социальные проблемы // УСиМ. – 1997. – N 4/5. –
C. 79-84. См. также: Слепынин О. Компьютерное бешенство. “Зеркало недели”,  N19. 25.05.2002. Киев.  –
С. 15.

[23]
[23] См.: Винер Норберт. Творец и робот. – М.: Прогресс,
1966. – 100 с. См. также: Винер Норберт. Кибернетика и общество. Изд-во
Иностранной литературы. М., 1958.- 200 с.

[24]
[24] См.: Гегель Г. В. Ф. Лекции по философии истории.
Санкт-Петербург. “Наука”, 1993, – 479 с.

[25]
[25] См.: Гуманiзм:
сучаснi   iнтерпретацii  та перспективи/Пазенок В. С., Лях В. В.,
Соболь О. М., Гайда  К. Ю., Любивий Я.
В., та iн.  – К.: Украiнський Центр Духовноi культури. – 2001. – 380 с.

*****
 Екклесиаст говорит: “Суета сует, – все
суета”.  (См.: Библия, Екклесиаст, главы
1 и 2.) Но в этом есть противоречие, поскольку в данном суждении только
отрицание. С одной стороны это действительно так, а с другой, если бы так было,
то жизнь не могла бы возникнуть и сколь-нибудь продолжительно существовать.

[26]
[26] См.: Ильенков Э.В. Искусство и  коммунистический идеал. – М.: “Искусство”,
1984, 350 c.

[27]
[27] Там же, С. 133.      

[28]
[28] Там же, С. 152-153.

[29]
[29] См.: Яцкевич В. В. Дилектика
оптимального выбора. Киев, Наукова думка, 1990, 95 с.