Советская Россия и новый человек глазами Михаила Булгакова по повести Собачье сердце
Основным художественным приемом в повести М.А. Булгакова «Собачье сердце» является гротеск, основной темой – гротескный образ современности. Здесь присутствует типичный для этого приема мотив превращения: появляется на свет существо, соединившее в себе обычную бродячую дворняжку и люмпена-алкоголика Клима Чугункина.
Очень реальна и натуралистична Москва, переданная через восприятие пса Шарика, он знает эту жизнь изнутри, со всей ее неприглядностью. В повести мы видим Москву времен нэпа: здесь и шикарные рестораны, и «столовая нормального питания служащих Центрального Совета Народного Хозяйства»; здесь живут пролетарии, «товарищи» и господа.
Центральный герой повести профессор Преображенский, всемирно известный врач, живет в Калабуховском доме (так называемый доходный дом, где чересчур старательные пролетарии пытаются провести «уплотнение», то есть вселить туда еще людей). К нему часто наведываются из домоуправления: им не дает покоя, что он ест в столовой, оперирует в операционной, спит в спальне.
Профессор часто беседует со своим помощником доктором Борменталем, и из этих бесед читатель узнает очень многое о современной им Москве. Филипп Филиппович, как «ненавистник пролетариата» (так его окрестили представители домоуправления), отмечает, что с марта 1917 г. творится полное безобразие: «Почему калоши нужно до сих пор еще запирать на замок? Почему убрали ковер с парадной лестницы? На какого черта убрали цветы с площадок? Почему электричество, которое тухло в течение 20ти лет два раза, в теперешнее время аккуратно гаснет раз в месяц?». Профессор действительно противник пролетариата, но в том смысле, что они несут разруху, «разруха не в клозетах, а в головах». Он осуждает идею разрушения старого мира. Ведь, по сути, она не нова: вспомним Базарова в романе «Отцы и дети» И.С. Тургенева. Разрушительное начало столь сильно, что не оставляет сил для созидания нового. В дальнейшем Преображенский столкнется с тем, что его же детище, порождение его таланта покушается на сам факт его существования.
«Кто был ничем, тот станет всем» – эти слова известного партийного гимна как нельзя лучше характеризуют «чудесное» превращение Шарика в Полиграфа Полиграфовича Шарикова. Вчерашняя дворняга получает бумаги и право на прописку, претендует на жилплощадь, устраивается на работу заведующим подотделом очистки города от бродячих котов, пишет донос на профессора Преображенского и даже пытается «зарегистрироваться» с барышней. Фактически он стал человеком, гражданином. Но на самом деле в нем не только осталось, но и усилилось агрессивное, животное начало. В советское время очень популярна была идея создания «нового человека» из массы люмпенов. Именно поэтому наблюдалось засилие швондеров, которые, сами будучи выходцами из этой массы, продвигали вперед таких вот шариковых, всячески помогая им в «борьбе» с «буржуями» – такими, как профессор Преображенский.
Превратить уличного пса в человека – это такая же рискованная и, как оказалось, безуспешная операция, какую проделала революция, насильно вырвав человека из полуфеодального быта с его духовным и политическим рабством и объявив его хозяином жизни. Общество совершило невероятный скачок из феодализма в социализм, и этот скачок нарушил плавное эволюционное развитие истории. Такое движение противоречило законам природы. Недаром слухи об операции, проведенной профессором Преображенским, распространившиеся по Москве, ассоциировались в сознании обывателя со «светопреставлением, которое навлекли большевики». «Наука еще не знает способов обращать зверей в людей. Вот я попробовал, да только неудачно, как видите. Поговорил и начал обращаться в первобытное состояние», – признается Преображенский. Как он считал, эта выведенная революцией новая порода людей отстает «в развитии от европейцев лет на 200». Фантастическая операция профессора оказалась столь же неудачной, как и великий эксперимент коммунистов с историей. «С Лениным в башке, с наганом в руке», как писал Маяковский, эта люмпенизированная масса шагала по Советской России, сея вокруг себя бездуховность, разруху, активно вмешиваясь в жизнь интеллигенции и пытаясь подстроить ее мировоззрения под себя.
Официальная советская критика не принимала творчество Булгакова, его произведения не печатались, пьесы не ставились; то немногое, что было разрешено показать при его жизни, было издано частично, некоторые произведения увидели свет за границей. Булгаков показывал современную ему жизнь такой, какая она была, во всей ее неприглядности, абсурдности (так контрастно выглядит квартира профессора Преображенского: чучело совы, книжные шкафы наряду с запахом кошек, ловлей блох и пьянством Шарикова). Булгаков осмеливается сравнить нашествие люмпенов шариковых со всемирным потопом: мотив «потопа», вызванного неумением Шарикова обращаться с водопроводным краном, очень символичен.
Булгаков от безысходности неоднократно писал Сталину, сначала с просьбой разрешить ему печататься, а вскоре с пожеланием покинуть страну. «На широком поле словесности российской в СССР я был один единственный литературный волк. Мне советовали выкрасить шкуру. Нелепый совет. Крашенный ли волк, стриженный ли волк, он все равно не похож на пуделя». Такой яркой и откровенной картине Советской России со столь откровенным осуждением «нового человека», что мы видим в произведениях Булгакова, не позволено было появиться перед обществом, породившим, собственно, этого «нового человека».