Бок Ф.
Поиски
убедительных аналогий между структурой языка и структурой других аспектов культуры
занимают значительное место в современных антропологических исследованиях.
Ученых, обращавшихся последнее время к этой проблематике, можно, пожалуй,
разделить на две большие группы. К первой относятся последователи Уорфа,
которые самыми разнообразными способами пытаются обнаружить соответствия
(congruencies) между языком какого-либо конкретного социума и его культурными
ценностями, системой восприятия и практическим поведением. Вторая группа – это
ученые типа Пайка, стремящиеся сформулировать общую теорию человеческого
поведения. В рамках этой теории язык является лишь одним из изучаемых
специфических объектов. несмотря на то, что ему принадлежит центральное место
(Пайк 1954-1960).
Настоящая
работа была осуществлена в рамках этого последнего направления. Я проведу
несколько аналогий между структурой языка и структурой общества. Аналогии эти в
другой моей работе послужили основой для дескриптивного описания структурных
единиц общества и выяснения отношения между этими единицами [ 1 ].
Основой
такого подхода является убеждение, что все языковые формы (морфемы,
синтаксические и морфологические структуры и т. п.) составляют подкласс более
общей категории – категории культурных форм . Следуя определению Редфилда,
согласно которому культура есть “традиционная общность понимания
(understandings), реализующаяся в действии и артефакте – его материальном
результате” (Редфилд 1941, 132), я предлагаю понимать под культурной
формой следующее. Культурная форма – это набор взаимосвязанных и частично
произвольных ожиданий, понимании, верований и соглашений, разделяемых членами
социальной группы, который, как это можно показать, воздействует или
воздействовал на поведение некоторых членов данной группы (Бок 1962, 15).
Языковые
формы – это культурные формы par excellence, поскольку в целом между членами
языкового сообщества существует очень высокая степень согласия в определении
свойств и потенциальном распределении известных данной группе фонем, морфем,
тагмем и т. д. Такие частично произвольные понимания и ожидания воздействуют
вполне предсказуемым и определимым образом на языковое поведение членов
коллектива, оставаясь, как правило, в области под- или надсознания.
Регулярность этого “влияния” настолько велика, что лингвист может
построить описание языковой структуры на базе довольно ограниченного количества
наблюдений.
Адекватное
описание структуры какого-либо языка – это представленное в терминах оппозиций
определение конечного числа языковых форм и строгое фиксирование потенциальных
возможностей комбинации их в речи [ 2 ]. Я полагаю, что сходным образом могут
быть описаны (причем описаны систематически и экономно) единицы и отношения
других культурных форм, функционирующих иначе, чем речевое поведение. Для
описания такого рода я бы предложил ввести по меньшей мере три типа единиц, а
именно: I. Социальные роли (и классы ролей). II. Отрезки (и измерения)
социального времени. III. Участки (и измерения) социального пространства.
Подобно
языковым формам социальные роли также образуют некий подкласс культурных форм.
Каждая роль состоит из ожиданий относительно поведения классов индивидов, иначе
именуемых “исполнителями” (“actors”). Эти поведенческие
ожидания (частично произвольные и связанные между собой), формирующие данную
социальную роль, называются атрибутами этой роли (Брунер и др. 1956, 25-49).
Один или несколько таких атрибутов являются “критериальными” (там же,
стр. 30), или “опорными” (Надель 1957, 32), в том смысле, что они
определяют право исполнителей нести функции данной роли. Другие атрибуты, связанные
с ними или являющиеся их результатом, могут рассматриваться как свободные или
связанные поведенческие варианты. И наконец, в соответствии с присущими им
атрибутами и/или их заменяемостью в некотором окружении социальные роли могут
группироваться в классы ролей .
При
таком подходе языковым аналогом социальной роли будет морфема со своими
свободными и связанными алломорфами и вхождением в дистрибуциошше классы
морфем. Попытаемся теперь исследовать внутреннюю структуру и внешнюю
дистрибуцию этих двух аналогичных единиц.
По
мнению Брауна (см. Брунер и др. 1956, 263-264), морфемы являются
содержательными категориями, а фонемы – их атрибутами; именно неповторимость
отбора и упорядочения этих атрибутов (которые на другом уровне анализа сами
являются категориями) определяет каждую морфему. Любая языковая система
предписывает одни способы упорядочения и запрещает другие. Как считает
большинство лингвистов, фонемы-атрибуты сами по себе не имеют значения, они
приобретают его только в некоторых традиционных сочетаниях.
Сходство
этих свойств языковых единиц и внутренней структуры социальных ролей на первый
взгляд не столь очевидно. И все же я попытаюсь продемонстрировать полезность
такой аналогии. Прежде всего, поведенческие атрибуты – как абстрактные
(например, легкая шуточка, осуществление юридической власти), так и конкретные
(обращение к слушателям, приготовление пищи) – могут относиться к нескольким
ролям в рамках данной культуры; некоторые же из этих атрибутов могут выходить
за рамки одной культуры. Поэтому именно дистинктивный отбор и упорядочение
таких атрибутов делает возможным идентификацию какой-либо роли внутри
конкретной культуры в терминах теории оппозиций. При структурном подходе
манифестацию одного какого-либо поведенческого атрибута можно рассматривать как
не имеющую значения – она становится значимой только в сочетании с другими
атрибутами, квалифицируя некоторую социальную роль. Все это аналогично тому,
как фонемы, сами значения не имеющие, делают высказывания отличными друг от
друга.
Однако
спецификация атрибутов, составляющих внутреннюю структуру роли (или морфемы),
есть только одна сторона анализа. Не менее важно установить потенциальную
внешнюю дистрибуцию этих единиц.
Внешняя
дистрибуция социальной роли определяется в первую очередь ее отношением к
другим социальным ролям, то есть возможностями их сочетаемости. Мёртон в своих
работах о “наборе ролей” (role-set) рассматривал эту проблему с
несколько иной точки зрения. Он употребляет этот термин для обозначения
“того комплекса ролевых отношений, в который личности вовлекаются лишь в
силу того, что они имеют определенный социальный статус” (Мёртон 1957,
110). Он подчеркивает, что с каждым социальным статусом связана “не одна,
а целое множество ролей”, так что, например, “статус школьного учителя
в США имеет свой отличительный набор ролей, включающий учеников, коллег,
директора школы и инспектора, отдел народного образования, профессиональные
ассоциации и порой даже местные благотворительные организации” (Мёртон
1957, 110-111).
Центральным
пунктом теоретических интересов Мёртона в этой области является
“функциональная проблема формирования компонентов многочисленных наборов
ролей… так что создается определенная степень социальной регулярности”,
и носители социального статуса не подвергаются опасности “крайнего конфликта
в их наборах ролей” (там же, стр. 111). Мёртон анализирует и некоторые
социальные механизмы, которые формируют эти наборы ролей, смягчая воздействие
разного рода ожиданий на носителя статуса. И все же остается несомненным, что,
поскольку в соответствующий набор ролей входит много разных членов, с ролью
“учителя” действительно связываются принципиально различные
поведенческие ожидания. Обладая разной возможностью воплощения, атрибуты всякой
роли могут меняться в зависимости от других ролей, с которыми они сочетаются и
которые могут обусловить сущность этих атрибутов. Точно так же фонемный облик
морфемы определяется ее встречаемостью с другими дистрибутивными классами
морфем.
Итак,
мы можем сформулировать следующий общий принцип: для всякого алломорфа или
варианта роли поведенческая манифестация определяется его внешней дистрибуцией.
Таким образом, оказывается, что та общая форма , которая перечисляет варианты
роли “учитель”, допустимые в сочетании с разными членами
соответствующего набора ролей, совпадает с общей формой описания алломорфов,
ну, скажем, английской морфемы множественного числа [-S] в их комбинации с
разными фонологическими и морфологическими классами именных основ (см. табл.
1).
Таблица
1. Изоморфизм двух структурных описаний
Роль А “учитель”
вариант а 1 в комбинации с В “ученик”
вариант a 2 в комбинации с С “коллега”
вариант а 3 в комбинации с D “директор”
и т. д.
Морфема [-S] “мн. ч.”.
/-s/ в комбинации с классом I именных основ
/-z/ в комбинации с классом II именных основ
/-эz/ в комбинации с классом III именных основ
и т. д.
Из
табл. 1 видно, что в состав социальной роли входит несколько различных
субнаборов поведенческих ожиданий (варианты а 1 , а 2 , а 3 ,… а n ); какой
именно из них реализуется, зависит (частично) от того, с какой ролью в своем
наборе ролей (В, С … J) он комбинируется. Вновь обращаясь к идеям
теоретической лингвистики, мы можем сказать, что эти варианты, при том условии,
что они никогда не встречаются в одном и том же окружении (то есть не входят в
отношения с одним и тем же элементом из набора ролей), находятся в отношении
дополнительной дистрибуции . Таким образом, мы можем считать их связанными
вариантами одной и той же структурной единицы – это аллороли одной ролемы.
В
том случае, если никак не удастся найти среди фактов соответствующего окружения
причины, обусловившие то или иное употребление различных вариантов роли, эти
варианты можно считать находящимися в отношении свободного варьирования. При
этом, однако, мы не можем не учитывать того обстоятельства, что факторами,
которые влияют на манифестацию ролей, могут быть не только другие роли. И
именно в связи с этим мы должны кратко охарактеризовать понятия социального
пространства и социального времени.
Социальное пространство и социальное время
Осуществление
всякой социальной роли связано с определением некоторой ситуации, а эта
ситуация включает в себя упорядоченное множество поведенческих ожиданий – то,
что Гофман назвал “планом последующей совместной деятельности”
(Гофман 1959, 12-13). Я полагаю, что повторяющиеся социальные ситуации являются
сами по себе культурными формами, имеющими определенную дистрибуцию в
социальном пространстве и в социальном времени. Я уже определял ситуацию как
” культурную форму, состоящую в первую очередь из элементов
взаимопониманий относительно размещения и распределения других культурных
форм” (Бок 1962, 158). Иными словами, ситуация (как единица социальной
структуры) рассматривается нами как своего рода четырехмерная карта, внутри
которой помещены социальные роли. Например, сказать, что какая-то часть здания
– классная комната, значит иметь в виду следующее: ожидается , что в течение
некоторого социально определенного отрезка времени (“учебное время”)
внутри этого пространства будет происходить манифестация социальных ролей
“учитель” и “ученик”. Таким образом, манифестация
социальных ролей (и других культурных форм) может быть также обусловлена
единицами пространства и времени, в свою очередь определенными социально.
При
более внимательном рассмотрении оказывается, что “класс” (или любая
другая социальная ситуация) обладает специфической внутренней структурой ,
определяемой в терминах социального пространства и социального времени, при
этом ожидания варьируются в зависимости от подвидов классной комнаты и
субпериодов классного времени. С другой стороны, взятый как целостная ситуация,
“класс” обладает внешней дистрибуцией , распределяясь но параметрам
социального времени (учебная неделя или семестр) и социального пространства
(школьное здание или университетский городок) совершенно так же, как социальные
роли распределяются по классам ролей.
Таким
образом, получается, что если манифестация роли влечет за собой ситуацию, а
ситуация включает в себя набор ролей, то мы имеем дело с определенным типом
коррелятивных отношений между некоторой функциональной “ячейкой”
(“slot”) и классом ее “заполнителей” – явление, сходное с
той единицей грамматической структуры, которую Пайк называет
“тагмемой” (Пайк 1960, 121-122). Грамматические описания,
использующие понятие тагмемы, стремятся – как и большинство дескриптивистских
описаний фонологии и морфологии – быть линейными, по форме, а именно они
представляют собой обязательное или факультативное размещение тагмем в рамках
словосочетания, предложения или фразы, оформленное в виде нескольких формул,
изоморфных временной последовательности этих единиц в речи (ср. Элсон и Пиккет
1962). Описания же социальной структуры должны относиться не только к линейным
или циклическим последовательностям отношений между социальными ролями, но и к
отношениям несукцессивным, или, шире, – пространственным.
Таким
образом, основная дескриптивная модель (см. табл. 2), являющаяся результатом
такого подхода, устанавливает обязательное или факультативное воплощение
социальных ролей (и их вариантов) внутри некоторой матрицы ситуаций,
ограниченной отрезком социального времени и сферой социального пространства.
Такую матрицу ситуаций мы можем рассматривать либо с точки зрения ее внутренней
структуры, подробным образом разбирая все значащие детали, либо с точки зрения
ее внешней дистрибуции, связывая входящие в нее социальные роли, временные
отрезки и сферы пространства с более широкими классами и единицами. При таком
подходе могут быть предложены весьма экономичные методы описания структурного
отношения данной ситуации (рассматриваемой как целое) к другим ситуациям,
возникающим регулярно.
Таблица
2. Дескриптивная модель
Ситуация “класс”
Время “занятие”
Пространство:
классная комната
Роли: + учитель +
+ ученик +
± практикант ±
+
обозначает обязательное присутствие
±
обозначает факультативное присутствие
Пример
структурного описания
Проиллюстрировать
практическое применение предложенных выше методов структурного описания можно
на примере одной типичной ситуации жизни индейской резервации Северной Америки
(“Micmac Indian Reserve”), изученной мной в 1961 г. [ 3 ].
Несомненно, что всякое структурное описание какой бы то ни было ситуации,
имеющей место в реальном человеческом общении, должно соотноситься с описаниями
других ситуаций; в силу этого используемая мною система записи должна облегчить
возникающие встречные ссылки. Элементы такой записи приводятся в табл. 3.
Таблица
3. Система записи, применяемая для данного структурного описания
Прописные
буквы (С, Т, Р, М) обозначают культурные формы:
С
– сферы социального пространства; Т – отрезки времени; Р – социальные роли; М –
матрицы.
Целые
числа, следующие за прописными буквами, обозначают специфические культурные
формы.
Строчные
буквы (с, т, р, м) обозначают варианты культурных форм.
Дроби,
следующие за строчными буквами, передают виды вариантов культурных форм.
Группы
прописных букв (СК, ТК, РК) применяются для обозначения классов культурных
форм.
Буквы,
следующие за дефисом (РК-А), используются для обозначения специфических классов
культурных форм.
Целое
число, предшествующее букве, но отделенное от нее точкой, относится не к
рассматриваемой матрице.
Примеры:
3.
СК-А-пространственный класс А матрицы # 3.
4.
Р-Б.I-роль # 1 из класса ролей “Б” матрицы # 4.
Т-5.2-
вариант # 2 отрезка времени # 5 (рассматриваемой матрицы).
Все
сказанное иллюстрирует матрица, описывающая “индейский поминальный
обряд” (см. табл. 4). Эта ситуация имеет место ночью, в отрезок времени
между смертью и погребением взрослого члена индейской общины Микмак. Внешняя дистрибуция
всего периода (обозначим его как 14.ТК-А: Время Поминовения) определяется, с
одной стороны, общим циклом жизни, каждого члена общины, с другой – ночным
временем суточного цикла. Роли, описываемые в терминах оппозиций, включаются
как в эту, так и в другие ситуации. При этом необходимо иметь в виду, что
предлагаемая читателю матрица с ее компонентами – культурными формами –
описывает не самих “исполнителей”, а только ожидания, воздействующие
на их поведение.
Таблица
4. Ситуационная матрица # 14: Индейский поминальный обряд
М-14
Т-1
Т-2
Т-3
Т-4
Т-5
С-1 сфера покойника
с-1,1 ядерная часть
Р-1
Р-1
Р-1
Р-1
Р-1
с-1,2 периферийная часть
± Р-2
± Р-2
С-2: Передняя часть
Р-3
Р-4
р-2,1
С-3: Сфера оплакивающих
Р-2
Р-2
± Р-2
± Р-4
р-2,2
Р-4
С-: Периферийная область
с-4,1: кухня
р-1,2
с-4,2: наружное пространство
р-2,2
± р-2,2
± Р-4
Обозначения:
14.СК-А
– Место Поминовения. Внешняя дистрибуция по отношению к 9.С-А.1: часть дома
(обычно та, которую занимал покойник)
С-1
– сфера покойника
с-1,1
– ядерная часть: включает гроб с телом покойного
с-1,2
– периферийная часть: пространство, непосредственно примыкающее к гробу.
С-2
– Передняя область: главная область действия в отрезки времени Т-2, Т-3, Т-5
С-3
– Область оплакивающих – место, где сидит Р-2 – Оплакивающий
С-4
– Периферийная область: остальное пространство, включающее:
с-4,1
– помещение кухни
с-4.2
– пространство перед домом
14.
ТК-А – Время Поминовения. Внешняя дистрибуция (см. сказанное выше).
ТК-А
= //Т-1/T-2//: Т-3/Т-4: // ± Т-5//: Т-3/Т-4: //
Т-1
– Время Сбора. Участники обряда прибывают в СК-А – место поминовения
Т-2
– Время Молитвы. Заупокойную молитву читает Р-3 – руководитель молящихся
Т-3
– Время Пения. Исполняется (с краткими паузами) несколько гимнов
Т-4
– Пауза. Более продолжительный перерыв в пении
Т-5
– Время Еды. Угощение по желанию (около полуночи)
14.РК-А
– Роли участников церемонии. Внешняя дистрибуция фиксируется для каждого
Р-1
– тело – из 3.РК-А – член общины.
Р-2
– Оплакивающий
р-2,1
– Хозяин – член 9.РК-А – группа семьи и домашних (покойного)
р-2,2
– Прочие – остаточная категория
Р-3
– Руководитель молящихся
р-3,1
– Священнослужитель – из 3. Р-В. 1,1 – священник
р-3,2
– Прочие – из 14.Р-4
Р-4
– поющие – обычно из 11.Р-А.4 – член хора.
Внешняя
дистрибуция и внутренняя структура (сегментация) ситуации СК-А (место
поминовения) понятны сами по себе, хотя следует заметить, что точное физическое
расположение участников в пространстве может меняться в зависимости от условий
манифестации. Таким образом, структурное описание должно быть достаточно общим,
чтобы охватить и неструктурные вариации (возникающие, например, из-за различия
в планах индейских домов); но при этом оно должно указывать типы сфер в тех
понятиях, в которых сами участники церемонии организуют свое поведение.
Внутренняя
структура ТК-А – Время Поминовения – представлена нами в линейной записи:
одинарные или двойные косые черточки разделяют составляющие периоды, а в двоеточия
заключены альтернативно повторяющиеся отрезки времени. Таким образом, //:
Т-3/Т-4 : // обозначает ожидаемое чередование “Времени Пения” с
“Паузой”, когда точное число повторений не определено структурно.
Само же наличие отрезков времени или социальных ролей считается обязательным;
если оно факультативно, то вводится символ ±. Отдельное рассмотрение внутренней
структуры времени сначала как будто бы затемняет схему, на деле же значительно
упрощает форму матрицы (где иначе потребовалось бы ввести несколько идентичных
колонок) и делает возможным независимое рассмотрение структуры социального
времени.
В
случае более сложных матриц бывает полезно ввести несколько классов ролей; для
рассматриваемой матрицы (М-14) реализуется только один класс ролей для всех
участников. Дифференциальная сегментация РК-А на составляющие единицы может
быть произведена разными способами. Сама теория не требует пока обязательно
бинарности; однако, если внедрять и сюда лингвистические методы, можно
дифференцировать четырех участников этого класса ролей, введя три атрибута –
каждый с положительным и отрицательным решением: а) Живой / Мертвый; b)
Начинает молитвы / Продолжает молитвы; с) Поет / Слушает. Тогда в терминах
бинарных оппозиций анализируемые нами социальные роли могут быть описаны как
пучки или неэквивалентные множества этих атрибутов, и структурное описание
может быть дано в виде таблицы или – как мы предлагаем ниже – в линейной форме;
Р-1:
“Тело” = [-а] (Мертвый; остальные атрибуты нерелевантны);
Р-2:
“Оплакивающий” = [а, -b, -с] (Живой, Продолжает молитвы, Слушает);
Р-3:
“Руководитель молящихся” = [а, b] (Живой, Начинает молитвы);
Р-4:
“Певец” = [а, с] (Живой, Поет).
При
наличии такого описания можно ввести строгое определение существующих классов
или подклассов ролей, опираясь на элементарные логические понятия. Так,
например, класс ролей РК-А определяется как пересечение множеств, содержащих
признак а, с множествами, содержащими признаки -а.
Роль
“Оплакивающего” осуществляется в двух вариантных формах – р-2,1 и р-2,2.
Однако их дистрибуционные возможности, как это видно из матрицы, различаются
только в течение определенных периодов, а в течение периодов Т-2 и Т-3 их
дистрибуция совпадает. Такой случай можно рассматривать как один из видов
связанной вариации с нейтрализацией в некоторых окружениях. Варианты роли Р-3
(“Руководитель молящихся”) могут различаться по внешней дистрибуции,
но внутри М-14 они находятся в отношении свободного варьирования (так, при Т-2
в С-2 может выступать и р-3,1 и р-3,2).
Рассмотрение
данных
Так
же как и в языкознании, целью структурного описания в этнографии является
идентификация культурных форм в терминах представленных оппозиций, а также
строгое установление их дистрибуции. Именно этим условиям и отвечает
ситуационная матрица типа той, что была описана выше. На большее она и не
претендует. Как английская грамматика не дает объяснения всех частных типов
предложений, так и ситуационная матрица М-14 не объясняет смысла индейского
обряда поминовения. Применяемый в этом аспекте метод выделения “единиц и
их упорядочения”, предложенный Хоккетом (Xоккет 1954), может быть дополнен
описаниями, ориентированными на процесс (или даже трансформационными) (ср. Бок
1962, 225-226), но это не изменит общей цели анализа, который все равно остается
строго формальным . Исследование смысла входит в анализ лишь для того, чтобы
можно было сформулировать дифференциальные признаки.
И
все же очевидно: формальный анализ, лишенный обращения к семантике, так же
бессодержателен, как грамматика, не сопровождаемая словарем. Каким же образом
ввести культурное содержание в структурное описание? Одно из решений – это
добавить к описанию роли в терминах оппозиций те признаки, которые Надель
назвал “entailed”, то есть “автоматически выводимыми”
(Надель 1957), а именно – то множество поведенческих ожиданий, которые как
будто проистекают из некоторого представления о роли. И здесь опять будет
полезно использовать введенное Мертоном понятие “набора ролей”,
поскольку мы можем таким образом уточнить (в нашем словаре ролей) те специфические
их признаки, которые реализуются только в случае определенных отношений. Точно
так же введением классов ролей упрощается спецификация содержания, поскольку
тогда многие признаки, обычно не противопоставленные, можно будет определить
сначала для некоторых абстрактных классов ролей (например,
“гражданин” или “взрослый мужчина”), а потом перенести их
на все роли, составляющие этот класс.
Рассмотрим
еще один пример того, как можно соотнести культурное содержание с формальным
структурным описанием. Центральная часть индейского поминального обряда
включает в себя исполнение (период 14.Т-3) некоторых традиционных гимнов в
память покойного. Хотя я сам не обладаю достаточными музыковедческими и
языковыми знаниями для того, чтобы произвести структурный анализ этих гимнов, я
вполне отчетливо ощущаю, что они представляют собой некоторый класс культурных
форм, противопоставленных по ряду различительных формальных признаков. И хотя я
не способен проанализировать их внутреннюю структуру, я все же в состоянии сообщить
ряд сведений относительно их внешней дистрибуции, а именно: они манифестируются
(иными словами, их появления можно ожидать) в окружении С-2 периода Т-3 матрицы
М-14. Более того, сам факт знания этих гимнов и умения их исполнять – это
атрибуты особой социальной роли (14.Р-4: Певец). Сами же гимны принадлежат к
более широкому классу музыкальных форм и лучше всего могут быть обозначены как
варианты гимнов, используемых при других религиозных церемониях. И наконец,
если считать и материальные объекты (гроб, например) манифестацией других
культурных форм 4, то в рамках все той же структурной модели может быть
установлена их внутренняя структура, принадлежность к определенному классу,
внешняя дистрибуция и ролевые соответствия. Таким образом, оказывается возможной
формальная дескриптивная интеграция уже многих аспектов культуры.
Предложенное
в двух последних абзацах структурное описание предполагается значительно
расширить. Первая попытка автора (Бок 1962, 184-221) применить этот подход к
некоторой совокупности данных была более ограниченной по замыслу, но и тогда
уже он столкнулся с тем, что разные ситуации в разной степени поддаются
анализу. Наиболее пригодны для такого анализа именно ритуальные ситуации (типа
поминальных обрядов), поскольку при исполнении ритуалов пространственные и
временные границы очерчены четко, а роли тщательно отрепетированы; признаки,
которые служат для различения ролей, при этом сознательно подчеркнуты и усилены
посредством вполне очевидных и даже избыточных указаний. И действительно. сам
процесс ритуализации можно определить в зависимости от той степени, в которой
для обеспечения незатрудненного и недвусмысленного общения становятся крайне
наглядными и даже избыточными разного рода указания – временные,
пространственные, ролевые. Подходящий лингвистический аналог можно найти в
концепции Ч. Фегелина о “неспонтанной речи” (Фегелин 1960, 57-68).
Другие
типы ситуаций описывать в структурных терминах труднее. Единицы социального
пространства или социального времени могут накладываться друг на друга, и
границы их при этом становятся неразличимыми; комплексная обусловленность ролей
факторами дистрибуции может затемнять природу лежащих в их основе единиц, а
недостаточный и “смещённый” по материалу корпус фактов может сделать
анализ дефектным. Но и эти трудности аналогичны проблемам, с которыми
сталкивается лингвист при морфологическом анализе, и, поскольку язык есть также
часть культуры, мы вправе искать в структуре общества некий сходно моделируемый
комплекс явлений.
И
все же, несмотря на встретившиеся трудности, попытка формализовать структурное
описание какой-либо социальной группы может оказаться удачной. Дело здесь в
том, что, формализуя наше представление о социальной структуре, мы занимаемся
систематическим изучением культурных форм – в тех понятиях, в каких сами люди
организуют свое поведение в пространстве, во времени и в отношениях с другими
“исполнителями” ролей.
Примечания
1. Бок 1962 (стр. 154-249). С этнографическими и этноисторическими
разделами моей диссертации можно ознакомиться в № 213 Бюллетеня Национального
музея в Канаде (Оттава, Канада, 1966).
2. Это минимальное требование для адекватного описания некоторого
корпуса данных. В принципе я принимаю еще одно требование: чтобы описание было
порождающим; однако нет никакой необходимости отягощать настоящую работу тем,
что неизбежно сделало бы ее слишком специальной в плане программирования.
3. Развернутое описание поминального обряда, основанное на
непосредственном наблюдении четырех отдельных церемоний и на нескольких опросах
информантов, дано в Бок 1962, 148-149.
4. Конечно, взгляд на отношение артефактов к культуре определяется
точкой зрения на природу культуры (ср. Осгуд 1951). Согласно концепции,
отраженной в данной статье, это отношение раcсматривается как аналогичное
отношение речи к языку, а именно материальные объекты являются выражениями
(манифестациями) единиц содержания (ожиданий и т. п.), определяемых
исследователем-этнографом как культурные формы (ср. Пайк I960, 115-118).
Список литературы
Бок 1962: Р. К. Bock. The Social Structure of a Canadian Indian Reserve. Unpublished
Ph. D. dissertation, Harvard University, Cambridge, Mass., 1962.
Брунер и
др. 1956: J. S. Вruner, J. J. Gооdnоw and G. A. Austin. A Study of Thinking. New
York, John Wiley & Sons, Inc., 1956.
Гофман 1959: Е. Gоffman. The presentation of Self in Everyday Life. Garden City, Doubleday
Anchor Books, 1959.
Мёртон 1957: R. К. Merton. The Role Set: Problems in
Sociologica! Theory. “British Journal of Sociology”, 1957 8, 106-120.
Надель 1957: S. F. Nadel. The Theory of
Social Structure. Glencoe Free Press, 1957.
Осгуд 1951: С. Osgооd. Culture: its Empirical and Non-Empirical
Character. “Southwestern Journal of Anthropology”, 1951, 7, 202-214.
Пайк 1954-1960: К. L. Pike. Language in Relation to a
Unified Theory of the Structure of Human Behaviour, Parts I, II and Ill.
Preliminary Edition, Glendale, Summer Institute of Linguistics, 1954-1960.
Peдфилд 1941: R. Redfield. The Folk Culture of
Yucatan. Chicago, University of Chicago Press, 1941.
Фёгeлин I960: С. F. Vоegelin. Casual and Non-causal Utterances Within
Unified Structure. In “Style in Languages, ed. by Thomas A. Sebeok, New
York, Technology Press and John Wiley & Sons, Inc., 1960, 57-68.
Xоккeт 1954: С. F. Носkett. Two Models of Grammatical
Description. “Word”, 1954, 10, 210-231.
Элсон и
Пиккет 1962. В. Еlsоn and V. Рiсkett. An Introduction to Morphology
and Syntax. Santa Ana, Summer Institute of Linguistics, 1962.
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.gumer.info/
Дата добавления: 31.08.2007