Момджян К.Х.
Предметность социального. Проблема субстанциальныхредукций
Из сказанного выше нетрудно заключить, что термин«деятельность», который обозначает самозарождающееся и саморазвивающеесякачество социального, субстанцию общественной жизни, оказывается наиболеешироким понятием социальной философии, исходным по отношению ко всем другим еекатегориям, включая сюда ключевые понятия — «социум», «общество», «история».
Однако нередко этот термин используют в еще болеешироком значении, распространяя его не только на социальные, но и на сугубоприродные процессы, говоря, например, о вулканической деятельности,инстинктивной деятельности насекомых и т.п. В этом случае деятельностьотождествляют со способностью действовать, т.е. затрачивать энергию,производить определенные изменения в мире, что свойственно, естественно, нетолько людям.
Мы полагаем, что во избежание ненужной биологизациисоциальных процессов14 или социализации природных целесообразно говорить одеятельности лишь применительно к человеку и человеческим коллективам,рассматривая ее как специфический способ их существования в мире, отличный отспособа существования органической и неорганической природы.
Что же такое деятельность? Стремясь определить этопонятие, мы должны помнить о том, что речь идет о субстанциальной категорииобществознания, на которую распространяется общее правило образования любыхсубстанциальных понятий.
Суть его состоит в следующем. Субстанция, как мывидели выше, является исходным основанием определения собственных модусов иатрибутов. Однако это правило не допускает инверсии, не действует в обратномпорядке, что означает полную невозможность определения субстанции «изнутри»,через свойственные ей формообразования.
Собственно говоря, это правило распространяется нетолько на субстанциональные, но и на функциональные системы, имеющие внешнюю, ане внутреннюю определенность качества.
Чтобы убедиться в этом, достаточно заглянуть втолковый словарь русского языка и посмотреть, как определяется в нем любой изфункциональных объектов — к примеру, дом, служащий человеку местом проживания.Мы быстро убедимся, что в определении дома ничего не говорится об образующих егокомпонентах — стенах, фундаменте или крыше. Напротив, понятие крышиопределяется через понятие дома, как «верхняя часть, покрывающая его», но ненаоборот.
Что же касается дома как целого, то он определяетсякак «жилое здание», «жилище», т.е. предмет, способный удовлетворять некоторыепотребности строящих его людей. Это значит, что функциональный объектхарактеризуется не через совокупность своих собственных имманентныхопределений, а через внешнюю, предписанную извне роль в интегральной системечеловеческой жизнедеятельности.
Субстанциальные системы, как мы могли видеть выше, немогут быть определены функционально, так как не имеют внешней «служебной»определенности. Однако присущий им способ существования в среде такжеопределяется извне, путем соотнесения с внешними реалиями, подведения под болееширокие, родовые для данной субстанции определения.
Естественным исключением из этого правила являетсялишь целостный мир, не имеющий и не могущий иметь внешних условийсуществования. Стремясь установить его субстанциальность, философия вынужденаиспользовать систему так называемых парных понятий, которые устанавливаются непутем сведения частного к общему, а друг через друга. Так, философы, считающиесубстанцией мира саморазвивающуюся материю, вынуждены определять ее путемформально-логического противопоставления собственному атрибуту, в роли котороговыступает сознание. Аналогичным образом субстанциальность сознанияустанавливается путем противопоставления своему собственному инобытию — «коснойи неодушевленной» материи (третий вариант решения связан с попыткой соорудитьнекоторое интегральное понятие, снимающее в себе оппозицию той же материи итого же сознания, — к примеру, понятие «жизнь», которое уже не поддаетсядискурсивным определениям и должно постигаться, как полагал А. Бергсон,интуитивно).
Что же касается отдельных «царств бытия» —неорганической, органической и «надорганической» реальности, то ихсубстанциальность, по нашему убеждению, может быть и должна быть определенапутем подведения под родовые реалии мира.
Мы имеем в виду прежде всего понятие «движение»,характеризующее всеобщий способ процессуального бытия мира безотносительно кприроде движущегося субстрата, его материальной или духовной определенности.Физико-химические взаимодействия, жизнь и деятельность оказываются при такомподходе видовыми характеристиками движения, взаимные различия которых выступаюткак условие их качественной спецификации.
Сказанное означает, что понятие «деятельность» можетбыть определено социальной философией лишь путем сопоставления с универсальнымисвойствами движения вообще, присущими миру как целому, и противопоставленияспецифически социального способа воссоздания системной целостности, способу,который присущ субстанциальным системам физического и органического типа.
Путь имманентной спецификации деятельности через еесобственные модусы — к примеру, ее понимание как «субъект-объектногоопосредования», «процессуализации общественных отношений» и пр. — ведет втупик, так как сами понятия «субъект», «объект», «общественные отношения» и пр.могут быть определены исключительно через субстанцию деятельности и никакиначе15.
Это не означает, конечно, что мы свободны отнеобходимости изучать внутреннее строение деятельности, ее функциональную идинамическую организацию. Очевидно, что всякое, сколь-нибудь глубокое пониманиедеятельности возможно лишь на основе знания законов ее субъект-объектнойорганизации, о которых речь пойдет ниже. Мы же говорим пока о формальномопределении деятельности, в котором не может быть указаний на имманентные ейорганизационные моменты16.
Итак, мы понимаем деятельность как форму бытия в мире,разновидность движения, отличную как от физико-химических взаимодействий,субстанцией которых является преобразование вещества и энергии, так и оторганической жизни, представляющей собой информационно направленную адаптивнуюактивность биологических систем. Что же отличает человеческую деятельность иоснованный на ней социум от этих форм движения, образующих миры неорганическойи органической природы?
Отвечая на этот вопрос, мы должны начать не сразличия, а со сходств, существующих между деятельностью и природнымипроцессами, из которых она постепенно развилась17.
Казалось бы, что общего мы можем найти междусложнейшими формами человеческой деятельности и куда более простыми формамифизического взаимодействия в мире? Однако сходства между ними не замедлятпроявить себя при внимательном рассмотрении.
Сравним, к примеру, деятельность лесоруба с порывомветра, ломающим деревья. Различие между осмысленным поведением человека,выборочно заготавливающего древесину, и стихийной силой природы, крушащей всеподряд, не вызывает сомнений. Однако столь же очевидно, что это различие неявляется абсолютным.
В самом деле, нельзя видеть, что интересующие наспроцессы при всем различии их причин и механизмов имеют одинаковый результат,который состоит в том, что деревья падают в обоих случаях. Это происходитпотому, что и ветер, и человек проделывают определенную «работу», которая можетбыть выражена в одинаковых единицах СИ, известных нам из школьного курсафизики.
Отсюда следует, что деятельность лесоруба сохраняет всебе признаку свойственные физическим процессам нашего мира, т.е. представляетсобой некоторое преобразование вещества и энергии, которое вполне может бытьзарегистрировано и измерено соответствующими приборами.
Обобщая сказанное, мы можем утверждать, что подобноефизическое преобразование реальности является необходимым условием любойполноценной человеческой деятельности, изучаемой общественными науками.
Это обстоятельство, как мы увидим ниже, ничуть непротиворечит целенаправленности человеческих усилий, направляемых сознанием,имеющим вполне деятельный и в то же время нематериальный, идеальный в своейсущности характер.
Конечно, нам могут сказать, что неподвижно сидящийчеловек, изображенный Роденом в скульптуре «Мыслитель», не бездействует — онмыслит, т.е. занят деятельностью, характер и интенсивность которой не могутбыть измерены ни в каких килограммометрах, лошадиных силах и прочих физическихединицах.
Ошибочно, однако, думать, что мы столкнулись спримером человеческой деятельности, результат которой не связан непосредственнос преобразованием вещества и энергии. И вовсе не только потому, что любой актмышления, как известно, связан с функционированием коры головного мозга,которое имеет вполне определенное энергетическое содержание и может бытьзарегистрировано приборами.
Дело, как мы увидим ниже, конечно же, не только и нестолько в этом. В действительности социальная философия исходит из того, чтомышление, внимание и прочие «умственные» операции, осуществляемые «внутри»черепной коробки человека, не могут быть рассмотрены как акты полноценнойзаконченной деятельности. В отличие от логиков, психологов и другихспециалистов по «чистому» сознанию, мы считаем, что оно деятельно, но такаядеятельность представляет собой в действительности лишь необходимый этап илифазу человеческой действительности, которую (в случае с практическойактивностью) можно именовать фазой целепостановки. Вполне законченной мы можем считатьлишь такую деятельность, в которой целепостановка переходит в фазуцелереализации, т.е. задуманное человеком воплощается в реальном мире с помощьютех или иных предметно-энергетических средств.
С этой точки зрения деятельность лесоруба или поэта имеетместо лишь тогда, когда намерение срубить дерево и предварительный расчетдействий воплощается в жизнь с помощью реального топора, а красивая строфазаписывается на бумаге или проговаривается перед аудиторией. В противном случаеречь идет не о деятельности как таковой, а о целях, замыслах и результатах, неимеющих прямого социокультурного значения и, следовательно, никак нефиксируемых социальной теорией.
Это не означает, конечно, что социальная философия неизучает сознание как таковое. На самом деле, особые разделы философии исоциологии анализируют символические программы поведения, системнаясовокупность которых образует присущую обществу культуру. Однако и в этомслучае даже самый «идеалистически» ориентированный теоретик относится ксознанию не как к самостоятельной «мыследеятельности», но как к значимомуфактору, моменту реальной социальной деятельности, отнюдь не совпадающему с нейв своем объеме (как это делает, к примеру, Питирим Сорокин, рассматривающийидеальную информационную активность как фазу логического синтеза,предполагающую дальнейшую объективацию целевых программ с помощью необходимых«материальных проводников» человеческой деятельности). Практическим следствиемтакого подхода можно считать позицию юристов, которые принимают во вниманиеумысел преступления, но считают таковым не сам умысел, а конкретнуюдеятельность по планированию и совершению преступных действий.
Итак, реальная человеческая деятельность всегдапредставляет собой определенный физический процесс, совершающийся в полном соответствиис законами природы, в том числе и с законом сохранения энергии. Это касается исамого процесса деятельности, и вовлеченных в него субъект-объектныхкомпонентов — предметов, используемых людьми, и самих людей. Мы отмечали уже,что скульптура Венеры Милосской, опоэтизированная людьми, представляет собойобычное физическое тело — кусок мрамора со стандартными для этого минералафизико-химическими свойствами. Но то же самое касается и ее создателя, генийкоторого не мешал ему обладать «бренным телом» — весом, протяженностью и прочейсубстратной определенностью. Увы, реальность, общественной жизни такова, чтодаже самый выдающийся человек, ненароком выпавший из окна, падает вниз в полномсоответствии с законами Ньютона, безразличными к человеческой субъективности.
Подводя итоги сказанному, мы можем считать, что первымсвойством человеческой деятельности, которое фиксируется при самомповерхностном взгляде на нее, является свойство предметности, роднящеедеятельность с любыми иными процессами, которые разворачиваются в реальномпространственно-временном континууме, имеют вполне определенное субстратноенаполнение, подчиняются закону сохранения энергии и прочим законам физическойреальности.
Но означает ли это, что деятельность людей без всякого«остатка» сводится к физическим процессам и может быть объяснена законаминеживой природы? Нужно сказать, что в истории социальной мысли существовали идо сих пор существуют направления, дающие положительный ответ на этот вопрос,занимающие позицию социально-философского редукционизма, который убежден всводимости общественных процессов к их природной «первооснове».
Так, сторонники «физикализма» в социологии издавнапытались превратить ее в «социальную физику», встроив в систему физическогознания едва ли не в ряду с механикой, оптикой, акустикой и другими егоразделами. Они полагали, что мы в состоянии исчерпывающе объяснить интервенциюНаполеона в Россию или распад империи Габсбургов действием физических законовпритяжения и отталкивания, инерции, перехода потенциальной энергии вкинетическую и т.д. и т.п.
Современные разновидности физикализма широкоиспользуют достижения термодинамики, квантовой механики в сочетании с идеямисинергетики — науки об открытых самоогранизующихся системах «потокового» типа.Нужно сказать, что сопоставление общества с подобными физическими объектамивесьма полезно для обществознания, дает ему важную информацию об изначальныхсвойствах самоорганизующихся систем, способных «дрейфовать» в диапазоне между«порядком» и «хаосом». Но это не значит, что физикалистские модели могутслужить самодостаточным основанием для полноценных объяснений функционированияи динамики социокультурных систем.
Именно к такому выводу склоняются сторонникиредукционизма, игнорирующие субстанциональную автономию социума,рассматривающие законы общественной жизни как «несущественную флуктуацию»механизмов физической самоорганизации, связанных с «бифуркацией диссипативныхсистем» и т.д. и т.п. Целеполагание социальной деятельности, феномен свободнойчеловеческой воли и прочие «нефизические» факторы рассматриваются при этом как«экзотические подробности», имеющие значение в пределах межличностныхвзаимодействий (типа выбора невесты), но теряющие свою силу применительно кдолгосрочным тенденциям развития глобальных социальных систем.
Ниже мы постараемся показать всю бесперспективностьподобных физикалистских интервенций в область социального познания, которые посвоей сути вполне подобны попыткам советского «диамата» редуцировать законыбиологической наследственности к «трем законам диалектики». Не ставя знакаравенства между философскими спекуляциями и точной наукой, понимая всюпропасть, отделяющую сторонников Лысенко и Презента от последователей ИльиПригожина, мы полагаем, что в обоих случаях речь идет о попытке зачеркнутьавтономию субстанциальных систем, сведя их качественную обособленность кабстрактным инвариантам мира или к всеобщим свойствам физической реальности(попадающим вместе с физическим субстратом во все другие более сложные формыорганизации).
Увы, к несчастью всех редукционистов, особенное вмире, несмотря на «кровное родство» со всеобщим, упорно претендует накачественную автономию и собственные законы, не желая быть просто иллюстрациейк общим случаям.
Таково убеждение подавляющего большинства обществоведов,отстаивающих субстанциальность социального и считающих недопустимым егоредукцию к физическим взаимодействиям. В действительности не только социум, нои куда более простая органическая жизнь в самых элементарных своих проявленияхкачественно отлична от физической реальности, включает в себя преобразованиявещества и энергии, но не сводится к ним.
В самом деле, вернемся к нашему примеру с ветром,сломавшим дерево, и сравним этот физический процесс не с деятельностьюлесоруба, а с поведением бобров, также способных валить подгрызанные имидеревья.
Конечно, и в этом случае мы столкнемся с универсальнымявлением «снятия», о котором неоднократно упоминалось выше. Нетрудно будетубедиться, что поведение бобров обладает всеми свойствами физического процесса,связано с затратой энергии, немалой «работой», проделываемой животными. Но яснотакже, что это физическое воздействие на среду, ничуть не противоречащеезаконам механики, уже не может быть объяснено лишь ими.
В самом деле, мы не можем игнорировать тот факт, что вотличие от ветра, ломающего или пытающегося сломать все на своем пути, животнымдалеко не безразличны объекты, на которые направлены их мускульные усилия.Таковыми и становятся не камни, а деревья, причем не всякие деревья, а толькоте из них, которые не превышают одного метра в диаметре и т.д.
Все это означает, что нам придется объяснить не только«энергетику» процесса, но и его сугубо избирательный характер, способностьсистемы осуществлять адресный «выброс» физической активности, ее локализацию в«данном месте и в данное время».
Объяснение такой способности требует выхода за рамкифизических моделей взаимодействия и обращения к законам иной формы движения,которую многие философы называют активностью. Рассмотрим кратко свойстваподобной активности живых систем, чтобы установить ее соотношение сдеятельностью человека.
2. Что такое активность?
Нужно начать с того, что термин «активность» имеетнесколько смыслов, из которых философская теория, как и во всех предыдущихслучаях, должна выбрать свое категориальное значение.
Таковым, в частности, не может считаться весьмараспространенное понимание активности как меры движения, которая характеризуетинтенсивность его процессов независимо от их субстанциальной определенности. Втаком понимании активность альтернативна пассивности и может характеризоватьлюбые, в том числе и физические, процессы нашего мира (в этой связи говорят, кпримеру, о периодах солнечной или вулканической активности).
Рассуждая об активности, мы вкладываем в это понятиеиное содержание, рассматриваем его не как количественную, а как качественнуюхарактеристику движения, его особый тип, обладающий особыми свойствами, которыене имеют универсального распространения в мире.
Прежде всего активность выступает как ужеупоминавшееся выше самодвижение системных объектов, которое вызывается иопределяется не внешними для системы, «экстернальными» причинами, авнутренними, имманентными ей факторами организации.
Это не означает, однако, что активность тождественнасамодвижению и мы можем, к примеру, рассуждать об «активности» торфяника,способного самовозгораться в полном соответствии с также упоминавшимся законом«единства и борьбы» своих собственных «противоположностей». В действительностиактивность свойственна лишь тем системам, самодвижение которых имеет формуинформационной самоорганизации, а конкретнее, выступает как саморегулируемоеповедение в среде существования, направленное на самосохранение в ней путемцелесообразной адаптации к ее условиям.
Расшифровку этого определения следует начать с признакацелесообразности, который альтернативен признаку спонтанности, характеризующемусамопроизвольные вещественно-энергетические взаимодействия в природе.
Простейший критерий отличения целесообразных испонтанных процессов уже приводится нами выше в связи с характеристикойсубстанциальных систем. Читатель помнит, что спонтанными мы называли процессы,лишенные «цели» в аристотелевском понимании этой категории (как «того, радичего» существует нечто), т.е. процессы, которые возникают «почему-то», но не «зачем-то»,лишены внешней «целевой причины» и «назначения» в своем существовании.
В самом деле, анализируя случай с ветром, сломавшимдерево, ученый примет во внимание множество различных причин происшедшего —силу воздушного потока, направление его движения, вызвавшие егометеорологические обстоятельства и т.д. и т.п. Без ответа останется лишь одинвопрос: «для чего» ветер сломал дерево? Бессмысленность этого вопроса очевиднадля современного человека, который в отличие от первобытных людей, подверженныханимизму (т.е. одушевлению неодушевленного), не склонен приписывать физическимсилам природы какие-либо цели — в любом из пониманий этого многозначноготермина.
Подчеркнем, что бесцельность физических процессовкасается не только случайных столкновений — подобных столкновению ветра идерева, которое вполне могло и не состояться. Напротив, бесцельными являются ивполне необходимые процессы, которые в силу существенных причин не могут неиметь места — как не может не падать на землю сорвавшееся с яблони яблоко.Однако необходимость этого события отнюдь не отрицает его бесцельность, непозволяет нам понять, «зачем» яблоко упало наземь, «зачем» существует законтяготения и т.д. и т.п.
Так ли обстоит дело в случае с поведением живыхсистем? Можно ли считать бессмысленным вопрос «зачем?», адресованный уже неветру, а бобрам, подгрызшим и свалившим дерево? Существует ли в данном случаенекоторая цель, которой подчинены подобные акты поведения?
Ответ на этот вопрос зависит от того, какой изинтерпретаций понятия «цель» — узкой или широкой — придерживается ученый. Вузком смысле слова понятие «цель» относится лишь к человеческому поведению, вкотором оно обозначает идеальный образ желаемого результата, выстраиваемыйсознанием и предпосылаемый реальным операциям по достижению задуманного.Подобная способность к «символическому поведению», как утверждает современнаянаука, присуща только «человеку разумному» и отсутствует у животных, неспособных к осмыслению целей своей активности (об этом ниже).
Существует, однако, и более широкая интерпретациякатегории цели, в которой она обозначает то, к чему стремится система,способная к чему-то стремиться, т.е. обладающая устойчивым, изнутриопределяемым вектором самодвижения в среде, избирательным отношением к ееусловиям, способностью отличать в них желаемое от нежелаемого, полезное отбесполезного или вредного. Лишь в этом случае мы вправе говорить об объективнойцелеустремленности системы, отличая ее от квазистремлений типацентростремительной силы в физических системах или постоянной «устремленности»магнитной стрелки компаса на север, а не на юг.
Условием подлинной целеустремленности являетсядифференцированное отношение к миру, которое возникает лишь при условиисубстанциальной выделенности системы в среде существования, ее способности ксамоорганизации и самосохранению в ней (очевидно, что «поведение» магнитнойстрелки было бы целесообразным лишь в том случае, если бы ей в целяхсамосохранения был бы «противопоказан», объективно «вреден» юг и «полезен»север, что едва ли соответствует действительности).
Именно в таком широком смысле слова понятие «цель»применимо к поведению живых систем — включая сюда не только «умных» бобров, нои «безмозглый» желудь, целью развития которого является самосохранение исаморазвитие в среде существования, ведущее к превращению в дуб, а не в березуили осину.
Говоря философским языком, термин «цель» в его широкомзначении обозначает особый тип отношения между процессом самодвижения и егорезультатом, возникающий в условиях предзаданного, «эквифинального» поведениясамоорганизующихся и самосохраняющихся систем. Цель — это вектор движениясистемы, обладающей набором устойчивых жизненно значимых состояний, с которымисвязано сохранение ее качественной самотождественности, субстанциальнойвыделенности в среде и к которым она стремится в любых меняющихся условияхсуществования.
Очевидно, что в случае с животными целесообразностьпроявляется в стремлении к удовлетворению предзаданных потребностей (насыщение,безопасность, продолжение рода и т.д.), которые выражают объективное отношение«открытой» живой системы к необходимым условиям своего самосохранения в средесуществования. Именно эти потребности определяют устойчивые векторы поведения,заставляют животное избирательно относиться к условиям существования, используядолжные средства для достижения вполне определенных и вполне определимых целей.Зная потребности живого существа, любой натуралист объяснит нам, зачем бобрывалят деревья, зачем им нужен строительный материал определенной формы иразмера, зачем им нужны плотины, которые они возводят из этого материала, какойцели служат искусственно создаваемые запруды и т.д. и т.п. Мы получим ответ налюбой из вопросов «зачем?», адресованных любому акту поведения, поскольку оноосуществляется не «просто так», а ради некоторой объективной надобности,заранее программирующей содержание и направленность поведенческих реакций.
Итак, наличие некоторой цели (независимо от факта илимеры ее осознания действующим существом) есть главный признак, отличающийактивность живых систем от спонтанных взаимодействий физического мира. Но этуабстрактную характеристику нужно конкретизировать, раскрыв как общую природуцелей, стоящих перед носителями биологической активности, так и реальныеспособы их достижения.
Начнем с характеристики наиболее общих механизмовцелесообразной активности, присущих и животному и человеку. Речь идет обинформационных механизмах поведения, позволяющих носителям активностиориентироваться в среде существования и регулировать свои отношения с ней путемвыработки, накопления, сохранения и трансляции жизненно важной информации.
Все мы знаем, что в повседневной речи слово«информация» употребляется для обозначения некоторого набора сведений,циркулирующих в человеческом обществе: научных и технических знаний,художественных образов, профессионального опыта, политических, религиозных,моральных и прочих воззрений, вырабатываемых, передаваемых и получаемых людьми.
В то же время и философия, и кибернетика, и прочиенауки, имеющие дело с информацией, не ограничивают ее сферой социального. Всамом деле, животные, как известно, не читают газет и не смотрят телевизор,наиболее примитивные из них вовсе лишены органов зрения и слуха. Однако это немешает любому живому существу вести информационный образ жизни, совпадающий посвоим родовым признакам с самыми изощренными формами информационного поведениячеловека. Шум шагов, услышанный животным в лесу и воспринятый им как сигналопасности, цепь нервных импульсов, передавших соответствующую «команду наспасение» от головного мозга к конечностям, крик, с помощью которого животноепредупреждает своих сородичей об опасности, — все это примеры информационныхсигналов, которые вполне сопоставимы со средствами информационной ориентациилюдей.
Таким образом, первый шаг в научном осмысленииинформации — это рассмотрение ее как потока «значимых сообщений», природакоторых не зависит от степени их осмысленности, рефлексивности, отказ отсведения информации к умопостигаемым понятийным конструкциям, основанным нафеномене «второй сигнальной системы».
Каким же должно быть понятие информации, чтобы, непревращаясь в пустую абстракцию, трюизм, оно охватило собой и«мыследеятельность» человека, и способность амебы различать кислотную средусуществования?
Разные ученые по-разному отвечают на этот вопрос,рассматривая информацию то как «передачу разнообразия» в окружающем нас мире,то как процесс «упорядочения структур и воздействий», то как «уменьшаемуюнеопределенность восприятия», то как «отображение» свойств и состояний одногообъекта в свойствах и состояниях другого, взаимодействующего с ним.
Не вдаваясь в тонкости, мы соглашаемся с точкойзрения, которая определяет понятие информации через понятие управления —целесообразной активности живых и социальных систем, направленной наоптимизацию отношений со средой существования. Будучи средством сохранениясубстанциальной целостности, качественной выделенности в среде существования,управление предполагает способность системы ориентироваться в ней, оцениватьвоздействия среды, как безразличные или небезразличные для самосохранения, и,далее, перерабатывать полученные извне «сообщения» во внутренние «коды»ответного действия.
Соответственно информацию можно определить каксовокупность значимых сигналов управления, вырабатываемых и транслируемых саморегулирующимисясистемами, способными строить свои отношения со средой по принципу обратнойсвязи, «тестируя» внешние воздействия и перерабатывая их адаптивные реакции.Секрет информационного поведения состоит в способности системы отображатьсреду, воспринимая ее импульсы не в их буквальном субстратном содержании, а какзначимые сигналы поведения, вызывающие и направляющие реакцию, отличную отфизической реакции на импульс.
Для пояснения сказанного достаточно привестипростейший пример информационного поведения, каковым является наша реакция наприкосновение другого лица. Очевидно, что физический «смысл» прикосновения, егоэнергетические параметры будут одними и теми же в случае, когда собеседникпожимает нашу руку, и в случае, когда он, на манер Ставрогина из «Бесов»Достоевского, с той же силой стремится пожать наш нос. И тем не менееэквивалентные физические события вызывают у нас принципиально различную реакциюна контакт, воспринимаемый как проявление дружелюбия в одном случае и какоткровенный акт агрессии — в другом. Еще более наглядно этот феноменпроявляется в ситуации с жестикуляцией, когда совершенно идентичныетелодвижения, соотносимые с разными социокультурными образцами поведения,воспринимаются европейцами как жест одобрения, а латиноамериканцами как грязноеоскорбление, и т.д.
Аналогично обстоит дело и с поведением живых систем,когда вид величественного льва вызывает разные желания у львицы и косули,провоцирует у них принципиально различную поведенческую реакцию.
Уже из этих примеров нетрудно понять, что сущностьинформации может быть понятна лишь при условии функционального подхода и неможет быть раскрыта на основе субстратного анализа, который определяет явленияна основе их первичных качеств — свойств вещества, «материала», из которого онисостоят.
Действительно, в своей субстратной основе любоеинформационное сообщение представляет собой оптический, акустический,электрический и прочий физический или химический процесс, что не мешаетинформационным системам обнаруживать в нем «второй план», воспринимать его какносителя некоторых «кодов» действия, подлежащих восприятию и дешифровке.
Нетрудно догадаться, что в философском смысле словаинформация выступает как частный случай «отношений представленности»,позволяющих объекту или процессу «являть собой другое», обретать свойства исостояния, отличные от присущих ему по природе, выступать в качестве «и.о.»(исполняющего обязанности) иного представленного в нем явления.
Простейшей иллюстрацией отношений представленностиможет служить денежная банкнота — клочок бумаги с типографскими знаками, явно«неравный самому себе» — обладающий, в частности, несравненно большейстоимостью, чем себестоимость пошедшего на него материала. Ясно, что эта бумагапредставляет собой явление, отличное от себя, не выводимое из собственныхфизико-химических свойств; точно так же крохотный кусочек пластмассы — номерокиз гардероба — выступает как нечто «неравное самому себе», а именно как«полномочный представитель» шубы, сданной нами на хранение, и т.д.
Подробный анализ отношений представленности в ихсоциально-философской ипостаси предстоит нам ниже — в связи с изучением особогокласса социальной предметности, который мы будем именовать «символами» или«знаками». Пока же отметим, что именно представленность как форма связи явленийокружающего нас мира выражает феномен информации, не сводимой к своейсубстратной основе и выступающей как функциональная характеристикацелесообразной активности.
Это означает, что мы не склонны — подобно некоторымдругим философам — давать расширенную трактовку информации, рассматривать еекак всеобщее свойство материи. Информация как таковая отсутствует в мирефизических взаимодействий, в котором любой энергетический импульс всегда равенсебе самому и не становится сигналом, не обретает никаких значений, несовпадающих с его субстратными свойствами.
В действительности физический мир обладает лишьпотенциальной информационностью, которая актуализируется для систем, способных«считывать» информацию с ее материальных носителей.
Это значит, что сход лавины, оставившей свой след наземле, не следует трактовать как «информационное взаимодействие» материальныхсистем, «отражающихся» друг в друге. На самом деле речь идет о простейшемфизическом взаимодействии, «информационность» которого существует лишь для«имеющих глаза и уши», т.е. в диапазоне «живое существо — среда», а не «земля —камни». Эти и подобные физические процессы содержат в себе потенциальнуюинформацию точно так же как сухие дрова содержат в себе потенцию стать огнем.Однако сами по себе они являются информацией не в большей степени, чем заяц,еще не съеденный волком и вольно бегающий в лесу, является пищей.
Итак, важнейшим средством целесообразной активностиживых систем является способность информационного отображения средысуществования, создания определенного патерна внешних событий, вызывающего,направляющего и контролирующего поведенческую реакцию, операциональныефизические акты поведения (будь то удар лапой, укус, прыжок и пр.).
Каковы же собственные цели информационной активности? Зачем,ради чего живые системы предпринимают поистине титанические усилия, моделируясреду и управляя своим поведением в ней?
Целевая детерминация, как мы видели выше, касаетсялюбого конкретного акта в поведении информационных систем, будь то строительствозапруды, поимка добычи, поединок с соперником в брачных делах. В каждом из этихслучаев мы можем обнаружить ту надобность, с которой соотносится данноедействие, средством достижения которой оно является.
Однако понять эту систему частных целей мы сможем лишьв том случае, если сумеем редуцировать их к одной глобальной цели, определяющейповедение целенаправленных систем. Таковой, как уже отмечалось выше, являетсяоптимизация отношений со средой, направления на самосохранение системнойцелостности или, иными словами, выживание системы в среде существования.
Возникает вопрос: не противоречат ли рассуждения оцелях существования живых и социальных систем той характеристикесубстанциальных объектов, которая была приведена нами выше? Прежде чем ответитьнет, давайте вспомним свойство sui generis, отличающее их от объектовфункциональных, вспомним, что мы не могли найти той внешней цели, которойподчинено возникновение органической реальности и потому признали егосамопорождением в среде, не связанным с целевой причинностью.
Это означает, что понятие спонтанности вполнеприложимо к биологическим объектам, явлениям и процессам. И тем не менее оно неохватывает собой всю совокупность их жизненных циклов, характеризуя лишьнекоторые механизмы генезиса, а также определенные механизмы саморазвития (типаненаправленных мутаций в живой природе, явлений «бифуркаций» связанных состихийной сменой доминантного типа функционирования, имеющей место, как мыувидим ниже, и в социальной реальности).
Во всем остальном процесс существования живых систем,способ их внутреннего функционирования далек от механизмов спонтанноговзаимодействия, существующих в физической реальности. Из того факта, что живыесистемы не созданы «кем-то» и «для чего-то» не следует, что, единожды возникнув,они не обретают собственных внутренних целей существования, главной из которойявляется самосохранение в среде. Подобную внутреннюю цель существования не радичего-то внешнего, а «ради самого себя» признавал еще Аристотель, именуя ееэнтелехией.
Мы можем смело утверждать, что подобное самосохранениев среде существования является исключительным признаком активности, монопольнымдостоянием «нефизических» систем. Это утверждение, однако, нуждается вопределенных оговорках, необходимых для того, чтобы самосохранениебиосоциальных объектов не выглядело беспредпосылочным явлением, не имеющимникаких генетических корней в неживой природе. Речь идет о правильном пониманиисвязи между самосохранением, которое присуще лишь носителям активности, исистемной самоорганизацией, свойственной и процессам физической реальности.
Термин «самоорганизация» уже использовался нами всвязи со способностью субстанциальных систем порождать специфицирующее ихкачество, поддерживать и воспроизводить доминантный тип строения, функционированияи изменения, не редуцируемый к внешним по отношению к системе реалиям,существующий независимо от них. Долгое время ученые полагали, что подобнаяспособность системных объектов к спонтанному порождению и поддержанию своихорганизационных параметров присуща лишь физической реальности, взятой в целом,и не присуща отдельно взятым физическим явлениям. Конечно, ученые не считали,что у неживых объектов и процессов вовсе отсутствует способность к сохранениюсвоих организационных параметров, определяющих присущее им качество. Не будетошибкой сказать, что каждый системный объект, имеющий свою структурную ифункциональную организацию, обретает вместе с ней не только специфицирующее егокачество, но и устойчивость, сопротивляемость внешним деструктивным воздействиям(в чем нетрудно убедиться, пытаясь распилить кристаллическую решетку алмаза илиразложить молекулу воды на составляющие ее газы).
Но можно ли трактовать качественную устойчивостьфизических систем как способность к самоорганизации, которую демонстрируютносители активности? Сам смысл философского принципа «самости», о которомговорилось выше, заставлял отрицательно отвечать на этот вопрос. В самом деле,мы не можем говорить о самоподдержании алмаза, ибо сохранение организационныхпараметров имеет в данном случае характер пассивного сопротивления внешнемувоздействию и не предполагает собственных «действий» системы по поддержаниюприсущего ей структурного и функционального порядка. Сопротивляясьдеструктивным воздействиям, алмаз проявляет «самодеятельность» ничуть небольшую, чем нос боксера, который — в полном соответствии с законом Ньютона —наносит «ответный удар» перчатке соперника…
Отказывая отдельным физическим системам в свойствесамоорганизации, ученые полагали, что оно возможно лишь для систем, обладающихне только качественной определенностью, но и реальной качественной автономией.Иными словами, самосохранение есть свойство систем, способных не стольковыделяться, сколько обособляться во внешней действительности, приобретать тустепень свободы, которая превращает эту действительность в «средусуществования» с иными, нежели у системы, типом функционирования и динамики.
Лишь в этом случае система перестает быть акциденциейвнешнего мира, состоянием, «завихрением» среды и обретает собственную субстанциальность.Лишь в этом случае у нее возникает небезразличное отношение к собственномукачеству, которое, говоря философским языком, выступает уже не как «качество всебе», но как тщательно лелеемое и охраняемое «качество для себя».
Руководствуясь сказанным, философы всегда полагали,что качественная выделенность физико-химических систем не достигает степеникачественной автономии, при которой система сама создает свое качество, аполучает его «на время» в череде обратимых метаморфоз, качественных превращенийиз простого в сложное, из неподвижного в подвижное, из холодного в горячее инаоборот.
Развитие современной науки, как уже отмечалось выше,внесло серьезные уточнения в сказанное, сделав поправку на феномен физическойсамоорганизации, описанный основоположниками синергетики. Речь идет об открытыхсистемах потокового типа, так называемых диссипативных структурах (термин И.Пригожина), способных создавать и сохранять определенный уровень «порядка» всвоей организации.
В экспериментах, описываемых нелинейнойтермодинамикой, перед нами предстают флуктуативные процессы, создающиемакроструктуры, функционирование которых уже не описывается законами,способными исчерпывающе объяснить движение микроэлементов «среды», образующихсинергетические объекты18. По сути дела мы сталкиваемся с саморазвивающимисяпроцессами, которые находятся в состоянии своеобразного «обмена веществ» сосредой: «засасывают» в себя ее элементы и заставляют их существовать пособственным законам, отличным от законов спокойной среды.
Не углубляясь в специальные вопросы философииестествознания, мы можем признать, что саморегуляция биосоциальных систем исамоорганизация физического типа имеют общий знаменатель, единый источник,характеризуемый понятиями интеграции и дезинтеграции, «порядка» и «хаоса»,энтропии и негэнтропии.
Понятия энтропии и негэнтропии, как известно, широковошли в современный научный обиход и используется далеко за пределамитермодинамики, в которых первоначально зародились. Во многих науках закрепиласьинтерпретация этих категорий, связывающая негэнтропию со способностью системыпрепятствовать хаотизации своей структурной и функциональной организации,необратимому распаду на более простые «образующие» с иной, чем у системы,субстанциональной определенностью. Иными словами, негэнтропийностьсложноорганизованных систем означает «умение» системы поддерживать определенныйуровень «порядка», определяющего ее качественную самотождественность, т.е.способность к самоподдержанию в условиях среды, из которой черпаются вещественно-энергетическиеусловия существования.
Признавая эту способность универсальнойхарактеристикой мира, мы тем не менее не можем не видеть, что способы переходаот хаоса к порядку, механизмы интеграции и дезинтеграции систем существенноразличны в физическом и «надфизическом» мирах.
В то время как самоорганизация физических системпредставляет собой сугубо спонтанный, ненаправленный процесс, самоорганизациябиологических объектов, как мы видели выше, представляет собой целесообразнуюактивность, основанную на информационных механизмах поведения. Самоорганизациясистемы в данном случае предстает перед нами как ее саморегуляция, направленнаяна самосохранение в среде в условиях негарантированного выживания в ней.Способность системы порождать и воспроизводить свое качество, поддерживать и«охранять» свою системную целостность, выделенность в мире выступает какцелевая доминанта существования, отсутствующая в физическом мире, где нет и неможет быть целенаправленного поведения.
Очевидно, что никакая синергетика не может объяснитьнам информационную направленность поведения, в котором феномен самоорганизациипорождается не внешними по отношению к ней причинами (как это имеет место сячейками Бинара, представляющими собой предсказуемое следствие температурныхизменений), а внутренними целевыми причинами самосохранения субстанциальногокачества в среде существования (как это имеет место с любым живым существом,рождение которого есть целенаправленная передача эстафеты жизни). Понять такоеповедение мы сможем лишь в том случае, если раскроем специфические механизмырегуляции, отсутствующие и физической среде, — а именно систему потребностейсуществования, а также информационные механизмы поведения, позволяющиеносителям активности избирательно относиться к среде, обеспечивать своевыживание в ней.
Осталось сказать, что способом такого выживанияявляется адаптация или приспособление информационных систем к внешней среде,т.е. способность приводить свою организацию в соответствие с условиями среды,из которой заимствуются все необходимые вещественно-энергетические условиясуществования, выступающие как предмет жизненных потребностей.
Такая адаптация, как правило, альтернативна гомеостазуфизических систем, которые также «стремятся» сохранить свою качественнуюопределенность, охраняя свои исходные состояния, воспринимая их изменение какнеобратимую деформацию. Напротив, информационные системы способны сохранятьсебя в среде существования путем значительных изменений своей внутреннейорганизации, своих «морфологических» и «физиологических» характеристик,используя подобную перестройку как способ оптимизировать отношения со средой,повысить шансы на выживание в ней.
Таковы в самом грубом приближении основные признакиактивности, определяющей способ существования живых систем, альтернативныйспонтанным преобразованиям вещества и энергии, происходящим в неживой природе.
Список литературы
Для подготовки данной работы были использованыматериалы с сайта www.i-u.ru/