Судьба субъективного жанра в контексте европейской
культуры XVII – XX веков
Солонин Ю.Н. , Дудник С. И.
Современная
европейская культура обязана XVII веку, помимо всех прочих культурных
начинаний, составляющих ныне ее сущность, еще и утверждением, если не
открытием, тех бесчисленных форм и видов выражений духовной жизни человека,
которые мы обобщающим образом называем субъективными. С точки зрения формально
понятого эволюционизма, истоки этих форм восходят к значительно более ранним
периодам европейской культуры, даже к самым ее началам, если принять во
внимание, например, что европейская исповедальная литература начинается с
«Исповеди» блаж. Августина. Но то, что сделал XVII век, до него не сделала ни
одна европейская культурная эпоха. Он обеспечил легитимацию субъективности и
форм ее выражения в духовной, интеллектуальной и художественной жизни человека;
он не просто признал ее равное достоинство с объективными формами бытия и
деятельности, но продвинул значительно вперед по рангу значимости и создал
предпосылки ее последующего преобладания.
Если
оставаться только в пределах чисто интеллектуальных техник этой легитимации, то
уместно в очередной раз обратить внимание на то, что картезианский принцип
cogito имел не только абстрактно-философскую сферу своего осмысления и
освоения. Он довольно скоро вышел в мир общих представлений и вполне житейских
конкретизаций и сопоставлений.
Само
«мыслить» в салонной культуре XVII века понималось не в духе ученого
рационалистического пуризма, а как сложное внутреннее напряженное состояние
человека и, таким образом, неизбежно соприкасалось с «чувствовать», «выражать»,
которые выступили фундаментальными модусами существования человека, наряду с
«мыслить». Раскрытию этих модусов существования, нередко сопрягающегося с
рискованными экспериментами в области чувственной жизни, стали служить
возникающие литературные формы субъективного жанра.
Их
модификация и выяснение вопросов генезиса их взаимовлияний – чрезвычайно
интересная задача, равно как выяснение вопросов авторства в аспекте
социально-психологических и культурно-антропологических характеристик. Стоит
обратить внимание, что именно в это время утверждается новый тип автора –
образованная и тонко чувствующая женщина. Она не просто входит в мир готовых
жанровых форм, но приносит с собою новые представления и создает новые
литературные жанры. Не менее важно и то, что она формирует специфическую
культурную среду, для которой различные техники выражения состояний, сложные
коммуникативные процедуры становятся условием и предпосылкой ее существования.
Вне бесед, обмена письмами, рассчитанными на публичное восприятие, но
исполненными в принципиально личностной манере, вне распространения слухов,
пересказа анекдотов, острот, публичных чтений и обсуждений литературных
новинок, формирования оценок, критических вердиктов и т.п. невозможно
представить жизнь и среду существования человека того времени, претендующего на
хоть какую-то значимость.
Но,
несомненно, определяющее место в этом космосе субъективных жанров занимают
мемуары.
Европейская
мемуаристика возникает на рубеже XVI – XVII веков. Истинный расцвет ее
приходится на XVII столетие, и Франция стала ее родиной. Этому делу, нередко
превращавшемуся в подлинное увлечение, отдали дань политические деятели и
военные, государственные мужи и частные лица, представители клира и миряне.
Свои наблюдения оставили нам как люди, наделенные художественным вкусом, так и
безыскусные, простодушные наблюдатели внешних событий и нравов, передавшие свои
замечания и мысли незатейливым слогом; как люди, склонные к глубокому
самоанализу, интересовавшиеся только своим внутренним миром, передавшие
тончайшие оттенки своих чувств и самые сокровенные побуждения, так и
поверхностные фиксаторы событий, люди, безразличные к внутренней стороне своих
собственных поступков и еще менее склонные признать таковую у окружающих, кроме
гру-бого своекорыстия, интриги или циничного расчета. Нередко мемуары вырастали
в многотомные сочинения, дотошно описавшие детали быстротекущего времени и
упустившие главное, но чаще это были небольшие, немногословные записи, ставшие
бесценными историческими памятниками, отразившими жизнь в ее самом существенном
отношении. Некоторым мемуарам суждено было стать памятниками высокой
литературы, образцами стиля и вершинами национальной словесности []. Важнейшим
знаком их художественного лидерства служит факт появления необозримого числа
фиктивных мемуаров, нередко наделенных всеми примерами высокого литературного
качества.
За
протекшие четыре столетия своего существования этот род литературы претерпел
существенное развитие. Он возник в обстановке разложения феодализма, то есть
того общества, в котором человек был соотнесен прежде всего со своим сословием,
родом занятий, происхождением и традицией, – следовательно, выступал в обличье
некоей коллективности, представительствовал групповые ценности, добродетели и
достоинства. Он принадлежал им и только потом (и далеко не всегда) – себе.
На
смену этому общественному организму приходил новый порядок жизни, именуемый
ныне буржуазным, в котором человек утверждался в первую очередь как
индивидуальность, как некая монада, сосредоточенная на своем личном интересе.
Это общество людей, занятых устройством своей собственной жизни, воспринимающих
ее как уникальную и абсолютную ценность. Частный человек, частный интерес стали
главными элементами постоянно дробящегося общества.
Групповое,
общественное отходило на второй план, становилось фоном. Внутренний же мир, сотканный
из переживаний, надежд, страхов, вожделений, достойных и недостойных
поползновений, зависти, ненависти, обид и злорадства, несправедливых
пристрастий, раненого самолюбия, неудовлетворенной мести, беспочвенных мечтаний
и циничных расчетов, обретал значимость той единственной сферы истинной жизни,
в которой совершались самые важные для человека события и процессы.
Во
внешней жизни человек лишь утверждал себя, подчиняя себе ее возможности, но она
все же оставалась лишь частью (и иногда не самой важной частью) самореализации
человека. Если прежде он апеллировал к внешним факторам для объяснения себе
своих же проблем, то теперь, замыкаясь на самом себе, он представал вместе с
этим загадкой самому себе. Главной проблемой для человека становился он сам. Мемуары,
дневники, письма были объективированной формой или способом выражения
субъективного и сокровенного содержания. Его главным мотивом стал поиск
личностью своей идентичности, подлинности, нахождения себя.
У
начал этой интимной одиссеи стоял блаж. Августин со своей «Исповедью». Как
известно, его напряженный, драматичный путь к самому себе завершился успешно.
Он нашел себя в благодати, ниспосланной христианским Богом. Но не так
благополучно обстоит дело с нашим современником. Предоставленный самому себе
человек в начале своего нового общественного бытия еще ощущал себя частицей
какого-то важного общего порядка вещей, носителем некоего космического начала и
через капилляры своей индивидуальной духовности стремился проникнуть в смыслы
высшего закона жизни. Но с ходом развития общества и культуры в силу какого-то
магического закона эти опыты оказывались все менее удачными. Все чаще человек
начинал воспринимать свою индивидуальность, замкнутость, предоставленность
самому себе как абсурдность своего бытия. Одиночество, покинутость становились
неотвратимым уделом человека нашего времени. Чтобы выразить себя, заявить о себе, о своем присутствии здесь, он вынужден
прибегать ко все более трагическим жестам, одним из которых стало его
собственное существование. В результате происходящих сдвигов объективные жанры
искусства становились все более субъективными – и в форме, и в содержании.
Если
литература становилась исповедальным жанром, нередко обретая структуру и
стилистику интимных записок, дневника, то классические формы интимной
литературы постепенно деградировали. Тип культуры и способ общественной жизни,
формы общения способствуют неуклонному спаду потребности вести дневники, писать
письма, иным способом фиксировать свои мысли, чувства, оценки. Современный человек
вообще стоит перед перспективой разучиться писать, лишиться умения изъяснять
свои переживания, излагать занимающие его побуждения. Трудно представить себе
человека, склонившегося по вечерам над дневниковыми записями. Кем бы он мог
быть по своему социальному положению, роду занятий? Досуг пожирает телевизор,
письмо заменено телефонным звонком, факсом, в лучшем случае – поздравительной
открыткой.
Итак,
жанр исповеди, дневника стал вырождаться. Но до этого за указанные четыре
столетия он прошел такой путь развития и филиации, в результате которого
возникло бесчисленное количество техник и форм самовыражения в записанном
слове. Грани между классическими литературными жанрами и мемуаристикой,
дневником с их подчеркнутой нелитературностью и повышенным психологизмом
становились все более проблематичными и в наше время, пожалуй, стерлись.
Список литературы
Михайлов
А.Д. Правда и вымысел истории // Сен-Симон. Мемуары. Избранные главы. М., 1991.
Кн. 1. С. 6-8
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://filosof.historic.ru