И. И. Мурзак, А. Л. Ястребов.
В 80-е годы XIX века в многочисленных журналах с характерными названиями «Всякая всячина», «Будильник», «Осколки», «Стрекоза» стали печататься короткие рассказы, скетчи, подписанные псевдонимами «Человек без селезенки», «Брат моего брата», «Антоша Чехонте». В сценках из жизни, «маленьких драмах», новеллах настойчиво звучала мысль о неестественности человеческих отношений, основанных на фальши и пошлости.
Чеховский талант заявил о себе появлением произведений, в которых обличение обывательского быта объединялось с тоской по утраченному идеалу. У писателя практически нет патетических деклараций, глобальных обобщений, отвергающих противоречивую жизнь, морально-этических манифестов, призывов переосмыслить бытие. Большим литературным формам Толстого, психологически подробному исследованию духовного мира человека, характерному для творчества Достоевского, писатель противопоставляет лапидарные фабулы, в которых видимое содержание — лишь небольшая грань грандиозного философского подтекста.
Уже в ранних рассказах Чехова обнаруживаются особые принципы построения конфликта. «Налим», «Злоумышленник», «Лошадиная фамилия» основаны на противопоставлении ожидаемого и ничтожного результата. Именно это комическое несоответствие позволит писателю с энциклопедической полнотой рассмотреть различные стороны русской действительности, представить их в гротескном плане. Чехов не только осмеивает неразумие и гипертрофированную, ни на чем не основанную мечтательность людей. Он рисует с откровенностью реалиста порочные социальные нравы. В «Хамелеоне» или «Толстом и тонком» отсутствуют категоричные инвективы, но чувствуется писательский пафос отрицания боязливой психологии рабов жизни.
В рассказе «Человек в футляре» создается пугающий образ Беликова, апологета охранительной морали. Все его поведение проникнуто опасением «как бы чего не вышло». Писатель утрирует облик защитника социальной нравственности: черный костюм, очки, калоши, зонтик являются выразительными деталями, которые создают экспрессивный портрет пугающего общественного явления. Смерть Беликова, может показаться, приносит избавление людям, испытывающим страх перед ревностным блюстителем морали, но Чехову чуждо оптимистическое разрешение трагической коллизии. Писатель с грустью признает, что тщетны надежды исправить людей, отличающихся от Беликова образом жизни, но не внутренним самосознанием. В финале рассказа поставлен символический акцент, позволяющий убедиться в том, что охранительные идеи остаются живы. Сцена похорон Беликова оформляется образом дождя, и все присутствующие раскрывают зонтики, что прочитывается как неизбывность того, за что, собственно, ратовал боязливый учитель.
Не менее важной в творчестве Чехова становится тема несбывшихся надежд. Характерными ее иллюстрациями являются рассказы «Верочка» и «Учитель словесности». В последнем излагается история молодого словесника Никитина, переполняемого радостным ощущением жизни, ожиданием прекрасного и счастливого будущего. Герой погружен в поэтическую атмосферу любви. Он с восторгом наблюдает за Манюсей, ему приятны мелочи быта, он готов совершать благородные поступки. Первые месяцы женитьбы пронизаны настроениями душевного подъема. Никитин иронично относится к гимназическому коллеге, неустроенному в быту и проповедующему банальные истины о Волге, которая впадает в Каспийское море, и лошадях, поедающих овес и сено.
Но постепенно пошлость обыденности раскрывается перед героем во всей своей трагической полноте. Повседневность видится безысходной. Так и не прочитана им «Гамбургская драматургия» Лессинга, так и не сбылись юношеские надежды. Рассказ завершается «бунтом» Никитина, но чеховский персонаж не знает путей преодоления драматического несоответствия идеала и действительности.
Не менее трагична история Дмитрия Старцева из рассказа «Ионыч». Приезд в город, знакомство с семьей Туркиных, влюбленность в Котика — этапы непродолжительной и мечтательной молодости. Чеховская деталь позволяет взглянуть на события не глазами самого персонажа, а сквозь призму объективного авторского видения. Дом Туркиных, одно из самых приятных мест в городе, все же не столь поэтичен, как это видится влюбленному доктору. Описание построено по принципу антитезы. Игра Котика на фортепьяно контрастирует с утонченной внешностью девушки. А чтение своего очередного сочинения хозяйкой дома сопровождается запахом лука, доносящимся из кухни. Во второй части рассказа повествуется о событиях, произошедших через несколько лет. Дмитрий Старцев постарел, обрюзг, стал ленив и часто кричит на больных, которые за, глаза величают его «Ионычем». А Туркиных он вспоминает со злой иронией. Жизнь, повседневность оказывают губительное влияние на некогда искреннего и благородного человека.
Чехов изображает своих героев во всей конкретности их общественного существования, в мельчайших нюансах бытового уклада повседневности. Писатель всеохватно представил «трагизм мелочей жизни», наметил контуры полемики с узостью нравственного кругозора персонажей, во многом выражающего жизненные приоритеты действительности. Чехов стремится реконструировать этическую норму человеческого бытия, расширить границы заданного обывательскими обычаями поведения, драматически констатирует утрату человеком радости самоощущения. В этом поиске одинаково приемлемы и формула элегического драматизма («… нет сил жить, а между тем жить нужно, и хочется жить!»), и переживание трагического катарсиса, приводящее к позитивной жизнеутверждающей идее-побуждению: «Человеку нужно не три аршина земли, не усадьба, а весь земной шар, вся природа, где на просторе он мог бы проявить все свойства и особенности своего свободного духа». Особое повествовательное мастерство Чехова, выработанное в лаконичных жанрах фельетона, новеллы, сценки, во многом определило специфику драматургических опытов художника. «Вишневый сад» является одним из примеров специфического видения художественных проблем современности. Само название пьесы свидетельствует о новом ракурсе отражения действительности. Предшествующая литература выносила в титул произведения основную тему или символическое обозначение конфликта. Чехов заявляет нейтральное смысловое понятие, которое становится обобщенной формулой драматических перипетий.
Образ вишневого сада представлен лейтмотивом различных временных планов. Для Гаева и Раневской он ассоциируется с поэтической эпохой детства и юности, для Лопахина — с возможностью обогащения. Настоящее пребывает в томительном приближении привычного мира к тотальной трагедии. Растительная эмблема является фоном происходящих событий, способом раскрытия внутренних переживаний и лейтмотивом чувствования персонажей.
В сюжетной структуре произведения представлены три типа действующих лиц: уходящее дворянство сменяется энергией созидания Лопахина, но и она, по мнению автора, не имеет будущего, так как основана на разрушении. К положительным героям можно отнести Аню и Петю Трофимова, но «вечный студент» представлен как образ, лишенный четких перспектив. Он выполняет функцию декламатора идей, которые не в силах осуществить. Характер Ани типологически связан с самосознанием героини рассказа «Невеста» и воплощает идею последовательности жизненного выбора. Мягкость, чистота, целенаправленность, присущие Ане, становятся залогом понимания истинной жизни, к которой она стремится.
Новаторство Чехова-драматурга заключается в создании нового типа пьес. В них нет трагических столкновений страстей, торжественных монологов, патетических реплик, однако драмы героев проявляются с необычайной силой. Категория времени занимает особое место в чеховских конфликтах, становясь главным их мотивом. Со странной настойчивостью звучит тема возраста, детства, лет, которые миновали и которые надо прожить. Возраст Гаева и Раневской означает переход от надежд к разочарованиям. Их существование делится на две части. В монологах Раневской часто звучит тема Парижа, с ним связаны ее лучшие воспоминания. Гаев, утратив ощущение реальности, обращается к миру детства, фарсовой персонификацией которого в гротескной повседневности становится шкаф. Сама речь свидетельствует о слабости характера Гаева. Он и Раневская изображены в состоянии выбора между безответственностью и необходимостью, свободой и потребностью. Альтернатива для них не велика: или труд, им неизвестный, или привычная жизнь, лишенная будущего.
В «Вишневом саде» отсутствуют трагические коллизии. Действия происходят минуя кульминации. К подобному типу пьес А. Белый относит и произведения Ибсена, изображающие «не драму в жизни, а драму самой жизни». В этой художественной системе особую функцию выполняет понятие бессобытийного течения существования, в котором важны не глобальные столкновения страстей, а пугающая своей неизменностью повседневность.
Особое внимание Чехов уделяет эмоциональным контрапунктам действия, что выражается в авторских ремарках. Художник очень точен в обозначении длительности пауз, в этом просматривается традиция гоголевской драматургии. Паузы в чеховских пьесах компенсируют отсутствие трагических апофеозов. Метафорическим пространством пребывания темы безысходности и бесперспективности оказывается подтекст произведения, он и определяет особую интонацию «Вишневого сада». Примером может служить авторская ремарка о звуке лопнувшей струны. Бодрое, приподнятое настроение героев внезапно меняется; Раневская вздрогнула и задумалась, на глазах у Ани появились слезы, Фирс заговорил о несчастьях.
Внешняя бессобытийность чеховских пьес обманчива. В середине XX века исследователи творчества Э. Хемингуэя ввели в литературоведение аллегорический образ айсберга, позволяющий выразительно представить пропорции высказанного в художественном произведении и не изображенного, но значимого для понимания текста. Данное эстетическое построение применимо и к анализу чеховского творчества. Элемент эпического начала вводится автором в пьесы развернутыми ремарками, в которых представляется не только характер мизансцен и времена года, но и эмоциональное состояние действующих лиц. Из них читатель узнает, что действие «Вишневого сада» начинается весной, а заканчивается осенью, что на уровне символического значения произведения иллюстрирует тему обреченности дворянского мира, духовная разобщенность которого отмечается фразой «было холодно».
Образ Лопахина относится к особым художественным типам русской литературы, популярным в произведениях 60–70-х годов XIX века. Он молод, энергичен, но, в отличие от своих предшественников, лишен нигилистического порыва. Прошлое величие дворянских усадеб и красота вишневого сада ассоциируются у героя с воспоминаниями о времени былого могущества хозяев жизни. Метаморфозы, произошедшие с обществом, радуют его, но ощущается и ностальгия по минувшей эпохе. Лопахин не имеет ничего общего с «самодурами» Островского, он по-своему образован и умеет ценить прекрасное. Бездействие Гаева и Раневской побуждает его выкупить сад и разбить на участки для дачников. Образ сада в финале пьесы приобретает новое значение. Звук топоров становится аккомпанементом крушению человеческих судеб, трагической прелюдией нового века, связанного с еще одной драматической эмблемой. В унисон топорам звучат молотки работников, заколачивающих барский дом, в котором забыли Фирса. Тягостное существование героев завершается катастрофической подробностью, свидетельствующей об утрате миром духовности.
Практикум Фабульные формулы русской литературы
Образ дома в русском романе xix века.
Сюжет любовного свидания.
Мир профессий литературных героев.;
Миф города (москва и петербург в русском романе).
Образ денег.
Функция эпиграфов в творчестве пушкина, толстого, достоевского.’
Образ снега в русской литературе xix века.
Мотив дороги и образы кибитки, телеги, поезда в культуре.
Иностранцы в русской литературе.
Мотив еды как способ типизации характеров.
Образ книги и круг чтения литературных героев.
Дуэль в структуре произведений пушкина, лермонтова, тургенева, толстого.
Французские реплики и их функция в русском романе.
Роль растительных эмблем в раскрытии внутреннего мира героев.
Функция литературных реминисценций в романах (Пушкина, Тургенева, Гончарова, Толстого, Достоевского).
Трансформация известных литературных архетипов (русские гамлеты, донкихоты, макбеты).
Типология женского характера в русском романе XIX века.
Художественная функция образа сада. Список литературы
Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре. — СПб., 1993
Лотман Ю. М. В школе поэтического слова. — М., 1987
Веселовский А. Н. Историческая поэтика. — М., 1989
Веселовский А. Н. История или теория романа? — Л., 1939
Одинокое В. Г. Типология русского романа. — М., 1971
Кулешов В. И. Этюды о русских писателях. — М., 1975
Слово и образ. СПб. — М., 1964
Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. — М.,.1995
Ястребов А. Л. Слово: воплощенное бытие. — М., 1994