Великие философы о этике и этикете

Название: Великие философы о этике и этикете Учебная работа по дисциплине: – Бесплатные рефераты, курсовые, контрольные работы. Этика и эстетика Грехов Владимир Фс-301 Контрольная работа по Этике Содержание 1. Аристотель «Никомахова этика» 2. Августин «Исповедь» 3. Мейстер Экхарт «Духовные проповеди и рассуждения» 4 4.
Джордано Бруно «О героическом энтузиазме» 5. Кампанелла Томазо «Город солнца» 6. Бенедикт Спиноза «Этика, доказанная в геометрическом порядке». 7. Иммануил Кант «Основы метафизики нравов» 8. Людвиг Фейербах «Эвдемонизм» 9. Фридрих Ницше. «По ту сторону добра и зла» 16 Аристотель «Никомахова этика» Согласно Аристотелю все стремится к благу.
Главным благом является благо государства, а не благо отдельного человека. Благо не может быть всеобщим и единым. Всякое благо зависит от конкретного поступка в котором осуществляется. Высочайшее благо для человека – это счастье. Счастье – это та добродетель, которая заслуживает деятельности для её достижения сама по себе. Исходя из положения о том, что благо не является всеобщим и единым, можно указать несколько способов жизни, согласно Аристотелю: «Видимо, не безосновательно благо и счастье
представляют себе, исходя из [собственного] образа жизни. Соответственно большинство, т. е. люди весьма грубые (phortikotatoi), [разумеют под благом и счастьем] удовольствие, и потому для них желанна жизнь, полная наслаждений. Существует ведь три основных [образа жизни]: во-первых, только что упомянутый, во-вторых, государственный и, в-третьих, созерцательный» «Люди достойные и деятельные (praktikoi) [понимают под благом и счастьем]
почет, а цель государственного образа жизни почти это и есть.» «Но лучший образ жизни – созерцательный. Речь идет о размышлении, познании истины ради нее самой, а не ради какой-либо пользы.» Счастье – это деятельность сообразная с добродетелью. Добродетели бывают мыслительные (дианоэтические) и нравственные. К первому виду относятся мудрость сообразительность, рассудительность. К нравственным добродетелям относятся щедрость и благоразумие. Первые возникают благодаря обучению и нуждаются в упражнении, следствие вторых – привычка. Аристотель дает несколько определений добродетели. Добродетель – это нравственные устои, склад души, в силу которого мы хорошо или дурно владеем своими страстями. Добродетель – это «золотая середина», то есть обладание между избытком и недостатком.
Избыток и недостаток губительны для добродетели. Целью этих определений является попытка показать, что добродетели зависят от человека. Человек является источником поступков. Однако лишь мысли недостаточно для поступка, необходимо также стремление. Особое место в этике Аристотеля занимают понятия правосудность и неправосудность. «Мы видим, конечно, что все склонны называть правосудностью такой склад [души], при котором люди склонны к правосудным
поступкам (praktikoi ton dikaion), совершают правосудные дела (dikaiopragoysi) и желают правосудного (ta dikaia). Подобным образом и о неправосудности [говорят, что это такой склад], при котором поступают неправосудно (adikoysi) и желают неправосудного (ta adika).» Правосудие таким образом – это середина, а неправосудие – крайность. Разумное решение является благом для человека, так как свидетельствует о разумности самого человека.
Совесть – правильный суд доброго человека. Совестливость же – это умеющая судить совесть доброго человека, причем судить правильно, а правилен [этот суд], когда исходит от истинно [доброго человека]. Добр тот человек, который избегает в нраве пороков, невоздержанности и зверства и стремится к добродетели. Дружественность – добродетель. « [Дружба – это] не только нечто необходимое, но и нечто нравственно прекрасное, мы ведь воздаем хвалу дружелюбным, а иметь много друзей почитается чем-то прекрасным. К тому же [некоторые] считают, что добродетельные мужи и дружественные – это одно и то же.» Дружба возникает при взаимном расположении, благодаря известному сходству. Совершенная дружба бывает между людьми добродетельными. «Совершенная же дружба бывает между людьми добродетельными и по добродетели друг другу подобными, ибо они одинаково желают друг для друга собственно блага постольку, поскольку добродетельны, а добродетельны они сами по себе.»
Августин «Исповедь» Я и не переставал их бояться и не переставал просить Тебя об избавлении от них, и продолжал грешить, меньше упражняясь в письме, в чтении и в обдумывании уроков, чем это от меня требовали. У меня, Господи, не было недостатка ни в памяти, ни в способностях, которыми Ты пожелал в достаточной мере наделить меня, цо я любил играть, и за это меня наказывали те, кто сами занимались, разумеется, тем же самым. Забавы взрослых называются делом, у детей они тоже дело,
но взрослые за них наказывают, и никто не жалеет ни детей, ни взрослых. 19. В детстве моем, которое внушало меньше опасностей, чем юность, я не любил занятий и терпеть не мог, чтобы меня к ним принуждали; меня тем не менее принуждали, и это было хорошо для меня, но сам я делал нехорошо; если бы меня не заставляли, я бы не учился. Никто ничего не делает хорошо, если это против воли, даже если человек делает что-то хорошее.
И те, кто принуждали меня, поступали нехорошо, а хорошо это оказалось для меня по Твоей воле, Господи. Они ведь только и думали, чтобы я приложил то, чему меня заставляли учиться, к насыщению ненасытной жажды нищего богатства и позорной славы. Ты же, "у Которого сочтены волосы наши", пользовался, на пользу мою, заблуждением всех настаивавших, чтобы я учился, а моим собственным – неохотой к учению, Ты пользовался для наказания моего, которого я вполне заслуживал, я, маленький мальчик и великий грешник. Так через поступавших нехорошо Ты благодетельствовал мне и за мои собственные грехи справедливо воздавал мне. Ты повелел ведь – и так и есть – чтобы всякая неупорядоченная душа сама в себе несла свое наказание. Дружба с этим миром – измена Тебе: ее приветствуют и одобряют, чтобы человек стыдился, если он ведет себя не так, как все. И это детская невинность? Нет,
Господи, нет! позволь мне сказать это, Боже мой. Всё это одинаково: в начале жизни- воспитатели, учителя, орехи, мячики, воробьи; когда же человек стал взрослым – префекты, цари, золото, поместья, рабы в сущности, всё это одно и то же, только линейку сменяют тяжелые наказания. Когда Ты сказал, Царь наш: "Таковых есть Царство Небесное", Ты одобрил смирение, символ которого – маленькая фигурка ребенка.
Этическая проблематика Августина основывается на понятиях добра и зла. Откуда Зло если всё создал Бог, безгранично добрый и всемогущий? «я увидел и стало мне ясно, что Ты сотворил всё добрым и что, конечно, нет субстанций, не сотворенных Тобой. А так как Ты не всё сделал равным, то всё существующее – каждое в отдельности – хорошо, а всё вместе очень хорошо, ибо всё Бог наш "создал весьма хорошо".»
Таким образом, зла нет, есть только добро, которое создал Бог. Греховна не субстанция, но извращенная воля, которую возвышает истина, отягощает привычка. «Я спрашивал, что же такое греховность, и нашел не субстанцию: это извращенная воля, от высшей субстанции, от Тебя, Бога, обратившаяся к низшему, отбросившая прочь "внутреннее свое" и крепнущая во внешнем мире.» Счастье возможно лишь как радость о Боге. Бог приказывает воздержанность от похоти плоти (наслаждения и удовольствия для внешних чувств), от исследования с помощью плоти. Истина лишь может оберечь от неправильного и направить к правильному. Мейстер Экхарт «Духовные проповеди и рассуждения» Смысл деятельности (молитвы, поста и пр.) в том, чтобы в душе родился Бог, а душа в Боге. «Когда меня спрашивают, зачем мы молимся, или постимся, или делаем добрые дела,
зачем мы крещены, а главное, зачем Бог стал человеком (что самое высокое), я отвечаю: "Затем, чтобы Бог родился в нашей душе, а душа в Боге".» Лучшее и благоприятнейшее, к чему можно прийти в этой жизни – это молчать и дать Богу говорить и действовать в тебе. "Среди молчания было во мне сказано сокровенное Слово". «Оно (место для изречения Божьего слова ) в самом чистом, в самом нежном, что есть в душе,
в самом благородном, в основе и в сущности души. Там – глубокое молчание, ибо туда не проникает ни одна тварь или образ; ни одно действие или познание не достигает там души, и никакого образа не ведает она там и не знает ни о себе, ни о другой твари.» «Пусть они узнают, что лучшее и благороднейшее, к чему можно прийти в этой жизни, это молчать и дать Богу говорить и действовать в тебе. Когда все силы отрешены от своих дел и образов, изрекается то
Слово.» Чем более способен ты способен отозвать все силы и позабыть все вещи и образы – тем ближе ты будешь к высшему. « Если бы душа имела что-либо общее со временем, никогда бы Бог не мог родиться в ней. Для этого должно отпасть всякое время или душа должна освободиться от времени с его желаниями и стремлениями.» Все доброе – это мое достояние по моей природе. Христос принес нам наше блаженство, но оно было именно наше. «Кто пребывает в наготе и чистоте этой(Божественной) природы, тот должен преодолеть личное настолько, чтобы делать то же добро тому человеку, который находится по ту сторону моря и которого он никогда не видал в лицо…» Если ты делаешь что – либо ради внешнего – ты не прав. Ты должен дать Богу быть в тебе Богом. «Пока ты желаешь добра для себя более, чем для человека, которого ты никогда не видал, ты поистине не прав…» Если кровь (воля) побеждает плоть человек терпелив, кроток
и целомудренен. В нем собраны все добродетели. «…в каждом человеке два человека. Во-первых, внешний человек, чувственный; этому человеку служат пять чувств, но они получают силу свою от души; во-вторых – внутренний человек, это сокровенное человека. Знай, что человек, который любит Бога, употребляет не более душевных сил на внешнего человека, чем того требуют пять чувств: внутренний человек обращается ко внешнему только, поскольку он руководитель
и наставник, который не даст им применять свои силы по-скотски, как делают это многие люди, живущие ради плотской похоти, подобно неразумным скотам; эти люди на самом деле более достойны названия скотов, нежели людей.» «Знай же, что Бог ожидает от каждого духовного человека, чтобы он любил Его всеми силами души; поэтому Он говорит: "Возлюби Господа твоего всем сердцем твоим". Но есть люди, расточающие свои силы всецело на внешнего человека.
Это те люди, которые все свои помыслы и стремления обращают на преходящее благо. Они ничего не знают о внутреннем человеке!» Служить Богу в страхе – хорошо, в любви – лучше, но связь страха и любви совершенна. Хороша тихая жизнь в Боге, лучше жизнь полная боли и угнетения, лучше всего покой в жизни, полной боли. «Быстрейший конь, который донесет вас к совершенству это страдание. Никто не испытывает большего блаженства, чем те, что со Христом пребывают в величайшей горести. Страдание горько, как желчь, нет ничего горше страдания, и нет ничего слаще, чем пройденное страдание. Пройденное страдание слаще меда. Вернейшее основание, на котором может покоиться это совершенство смирение. Ибо дух того, чья природа здесь влачится в унижении, возносится к высочайшим вершинам
Божества. Ибо радость приносит страдание, а страдание – радость.» Надо, чтобы ничто не могло проникнуть в душу: ни надежда, ни страх – ничто, могущее вывести душу из себя. Лучшая и высшая добродетель – чистая, свободная отрешенность. Любовь на втором месте. «Поэтому отрешенность самое лучшее, ибо она очищает душу, проясняет совесть, зажигает сердце и пробуждает дух, дает желаниям быстроту; она превосходит все добродетели: ибо дает
нам познание Бога, отделяет от твари и соединяет душу с Богом. Ибо отделенная от Бога любовь, как вода в огне, а единая любовь, как соты, полные меда.» Любовь вторична по отношению к отрешенности, потому что любовь ведет меня к Богу, а я должен привести Бога к себе. Любовь заставляет меня претерпевать всё ради Бога, отрешенность делает меня восприимчивым к одному
Богу. Отрешенность выше смирения, так как отрешенность доходит до «ничто», смирение же до самоуничтожения. Смирение склоняется перед творениями, отрешенность пребывает сама в себе. Отрешенность выше сострадания. «Истинная отрешенность не что иное, как дух, который остается неподвижным во всех обстоятельствах, будь то радость или горе, честь или позор, как недвижима остается широкая гора в легком ветре.» Рождение Бога возможно в душе любого человека, но лишь праведник воспримет свет божий. Грешник не воспримет его, так как пути проникновения света божия загромождены тварным «Другой вопрос: если дело этого рождения совершается в основе и сущности души, то оно так же хорошо может совершаться в грешнике, как и в хорошем человеке; какая же будет мне от того, польза или милость? Ведь сущность природы обоих одна и та же, в самом аду пребудет во веки благородство природы. Для упразднения этого возражения да будет сказано следующее.
Особенность этого рождения та, что оно совершается всегда, как некое новое озарение, всегда приносит в душу могучий свет. Ибо такова особенность добра, что оно должно изливаться, где бы оно ни было. В этом рождении Бог изливается в душу таким избытком света, и свет этот становится в основе и сущности души столь великим, что он прорывается и проливается в силы и во внешнего человека. Так случилось с Павлом, когда на пути Бог коснулся его
Своим светом и заговорил с ним. Отблеск света был виден и наружно, так что спутники его видели его, и он окружал Павла, как святого. Избыток света, который бьет из глубины души, переливается в тело, и оно от того просветляется. Грешник не может воспринять этот свет, да и не заслуживает того, ибо он исполнен греха и злобы, что названо "тьмой". Поэтому сказано: "тьма не приняла и не объяла света". Это происходит, оттого что пути, по которым вошел бы этот свет, загромождены и закрыты ложью и тьмой.
Ибо свет и тьма так же несовместимы, как Бог и тварь; куда должен войти Бог, оттуда надлежит выйти творенью.» Для праведной жизни необходимы три вещи, касающиеся нашей воли. Во- первых, придать нашу волю Богу. Воли существует три рода «чувственная», «разумная», «вечная». Первому роду воли не достает должного руководства, поэтому она должна слушаться верных советов. Второго рода воля стремится участвовать во всех делах Иисуса Христа. Воля третьего рода дается Богом основе человеческой души. Уподобление человека Богу требует от него нищеты знанием. «Поэтому мы говорим: человек должен быть настолько нищ, чтобы он был "обителью, где мог бы действовать Бог". До тех пор, покуда в человеке есть обитель есть в нем и многообразие. Поэтому и молю я Бога, чтобы Он сделал меня свободным от
Бога!» «И вот каким образом они хотят это доказать; как существо сотворенное, каков он и есть, человек находится в состоянии несовершенства, так что он по природе своей может познавать Бога, как может познавать Его творение, а именно в образах и ликах, что я доказывал раньше; выйти же из себя самой при помощи лишь одной природной способности душа не может; это должно скорее случиться в условиях сверхъестественных, именно в "сиянии
Славы"!» «Благодать похищает у души ее собственное действие и также похищает у нее ее собственное существо! В этом самоопережении душа поднимается над "естественным светом", свойственным только творению, и вступает в непосредственное сношение с Богом.» Все дела, которые человек исполняет вне царствия Божьего есть дела мертвые, те же которые он творит в царстве
Божьем есть дела живые. Джордано Бруно «О героическом энтузиазме» «Ведь сердце человеческое также имеет две вершины, которые вырастают из единого корня; равно и в духовном смысле из одной страсти сердца проистекают две противоположности, ненависть и любовь» Также в недрах человеческой души находится воля. Воля управляет всем посредством разума. Любовь Дж. Бруно сравнивает с огнем и пишет о том следующее: «любимое превращается любовью в любящего так же,
как огонь, наиболее действенный из всех элементов, способен превратить все остальные простые и составные элементы в себя самого.» Любовь изменяет человека, делает его целеустремленным. Воспринимается как награда. Будучи идеалом, любовь являет человеку рай. «Любовь то явит рай…» Любовь проясняет, раскрывает интеллект. Помогает выполнить многие возвышенные дела. Однако любовь способна лишить человека разума. Все зависит от мотивов и побуждений. Каковы они – такова и любовь. Мотивы Дж. Бруно выводит из 3 видов вдохновения: «один из них стремится к созерцательной или спекулятивной жизни, другой к активной нравственности, третий к праздной и чувственной.» В соответствии с видами вдохновения существуют три вида любви. Первый вид любви заключается в том, что от рассмотрения физической формы человек возвышается до созерцания духовной формы. Вторым видом любви является видение и наслаждение общением.
Последним видом любви является страстным желанием касаться. В чистом виде эти три формы любви существовать не могут и постоянно смешиваются друг с другом. «Отсюда и получается, что из находящихся в этой власти сетей любви одни стремятся к той цели вкуса, которая берется собирать яблоки с древа телесной красоты без получения (или по меньшей мере без надежды на получение) которых они считают пустой и достойной осмеяния всякое любовное усилие.
Этим путем следуют все наделенные варварским умом, которые не могут и не стараются облагородить себя, любя достойно, стремясь к блестящему и самое высокое приспособляя свои усилия и деяния к божественному, при котором только героическая любовь могла бы богаче и лучше развернуть свои крылья. Другие стремятся вперед ради плода наслаждения, понимаемого как красота и изящество духа, который отражается в сиянии и блеске грации тела; причем некоторые из них, хотя и любят тело, и не мало мечтают о соединении
с ним, и жалуются на удаленность от него, и печалятся от разрыва с ним все же боятся, чтобы в случае осуществления желания они не лишились бы той приветливости к себе, того общения с собой, того дружелюбия и согласия, которые для них являются самым главным; при такой попытке можно иметь не больше уверенности в благоприятном успехе, чем боязни потерять ту красоту, которая, как нечто славное и достойное, переливается перед очами их мысли.» Из смешения разных видов любви можно выделить её 2 основных вида, а именно чувственная любовь и героическая любовь. Для чувственной любви характерно стремление наслаждение телесной красотой, но отсутствие благорасположения и заботы. Героическая любовь характеризуется стремлением к изяществу духа и склонности страсти. Героическая любовь мучительна, так как испытывает влечение в отношении того, что будет и того, чего нет. Мудрость сопряжена с мучительностью. В героической любви нет довольства, именно в этом состоит мудрость энтузиаста.
Героическая любовь стремится к высшему благу, а присущий ей героический ум к первоистине. Энтузиазм определяется следующим образом: . «Энтузиазм, о котором мы рассуждаем в этих высказываниях и который мы видим в действии, это не забвение, но припоминание; не невнимание к самим себе, но любовь и мечты о прекрасном и хорошем, при помощи которых мы преобразовываем себя и получаем возможность стать совершеннее и уподобиться им. Это не воспарение под властью законов недостойного рока в тенетах звериных
страстей, но разумный порыв, идущий вслед за умственным восприятием хорошего и красивого и знающий, к чему следовало бы приспособляться в наслаждении; таким образом, от этого благородства и света вспыхивает он сам и облекается в то высокое качество и свойство, благодаря которым представляется знаменитым и достойным.» Четыре вещи зачинают страсть и порождают энтузиазм, а именно любовь, как стремление к чему – то, судьба, как фатальное расположение и порядок событий, объект, как предмет влечения, ревность как
стремление вовлечения объекта в себя. Виды энтузиастов: Для первого вида энтузиастов характерны слепота, глупость, неразумный порыв. Второй вид – это пребывающие в божественной определенности. Второй вид энтузиастов подразделяется на два подвида, а именно на тех, которые говорят и действуют самым удивительным образом, ничего не понимая, и тех, которые опытны и искусны, « имея прирожденный светлый и сознающий дух, по внутреннему побуждению и природному порыву, возбуждаемому любовью к божеству, к справедливости, к истине, к славе, огнем желания и веянием целестремления обостряют в себе чувство, и в страданиях своей мыслительной способности зажигают свет разума, и с ним идут дальше обычного» «Утверждают, и так оно и есть в действительности, что существует несколько видов энтузиастов, которые все сводятся к двум родам, соответственно тому, что одни показывают только слепоту, глупость и неразумный порыв,
похожий на бессмысленную дикость, тогда как другие пребывают в некоей божественной отрешенности, благодаря чему кое-кто из них действительно становится лучше обыкновенных людей. Они тоже бывают двух видов. Одни, являясь местопребыванием богов или божественных духов, говорят и действуют удивительным образом, несмотря на то, что ни сами они, ни другие люди не понимают причины этого. Обыкновенно они побуждаются к этому, будучи прежде недисциплинированными и невежественными; в
них, лишенных собственного духа и сознания, входит, словно в пустую комнату, божественное сознание и дух. Последний меньше может иметь места и проявить себя у тех, кто полон собственным разумом и сознанием; ведь божественный дух иногда хочет, чтобы мир определенно знал, что если эти люди говорят не по собственному усердию и опыту (а это очевидно), то, следовательно, они говорят и действуют по высшему разумению; оттого-то большинство людей заслуженно питает к подобным существам великое удивление и веру.
Другие, будучи опытны и искусны в созерцаниях и имея прирожденный светлый и сознающий дух, по внутреннему побуждению и природному порыву, возбуждаемому любовью к божеству, к справедливости, к истине, к славе, огнем желания и веянием целестремления обостряют в себе чувство, и в страданиях своей мыслительной способности зажигают свет разума, и с ним идут дальше обычного» Кампанелла Томазо «Город солнца» «Распределение всего находится в руках должностных лиц; но так как знания, почести и наслаждения являются общим достоянием, то никто не может ничего себе присвоить.» Когда солярии освобождаются от себялюбия, то у них остается любовь к общине, от общины получают они все необходимое. «потому что все, в чем они нуждаются, они получают от общины и должностные лица тщательно следят за том, чтобы никто не получал больше, чем ому следует, никому, однако, не отказывая в необходимом но дружба у них проявляется на войне, во время болезни, при соревновании в науках, когда они помогают
друг другу и взаимно делятся знаниями; а то в похвалах, словах, при исполнении обязанностей и во взаимном одолжении необходимого» «они преследуют у себя неблагодарность, злобу, отказ в должном уважении друг к другу, леность, уныние, гневливость, шутовство, ложь, которая для них ненавистнее чумы.» «Для наблюдения за исполнением всех обязанностей по этой части приставлены маститый старец со старухой, которые распоряжаются прислуживающими и имеют власть бить или приказывать бить нерадивых и непослушных; и в то же время они
замечают и отличают мальчиков и девушек, лучше других исполняющих отдельные обязанности.» «Ведь никто из них не терпит никакого недостатка не только в необходимом, но даже и в утехах. На деторождение они смотрят как на религиозное дело, направленное ко благу государства, а не отдельных лиц, при котором необходимо подчиняться властям. И то, что мы считаем для человека естественным иметь собственную жену, дом и детей, дабы знать и воспитывать свое потомство, это они отвергают, говоря, что
деторождение служит для сохранения рода, как говорит святой Фома, а не отдельной личности. Итак, производство потомства имеет в виду интересы государства, а интересы частных лиц – лишь постольку, поскольку они являются частями государства; и так как частные лица по большей части и дурно производят потомство, и дурно его воспитывают, на гибель государства, то священная обязанность наблюдения за этим, как за первой основой государственного благосостояния, вверяется заботам должностных лиц, и ручаться за надежность этого может только община, а не частные лица.» «Ведь никто из них не терпит никакого недостатка не только в необходимом, но даже и в утехах. На деторождение они смотрят как на религиозное дело, направленное ко благу государства, а не отдельных лиц, при котором необходимо подчиняться властям. И то, что мы считаем для человека естественным иметь собственную жену, дом и детей, дабы знать и воспитывать свое потомство, это они отвергают, говоря, что
деторождение служит для сохранения рода, как говорит святой Фома, а не отдельной личности. Итак, производство потомства имеет в виду интересы государства, а интересы частных лиц – лишь постольку, поскольку они являются частями государства; и так как частные лица по большей части и дурно производят потомство, и дурно его воспитывают, на гибель государства, то священная обязанность наблюдения за этим, как за первой основой государственного благосостояния, вверяется заботам
должностных лиц, и ручаться за надежность этого может только община, а не частные лица.» «Рабов, развращающих нравы, у них нет: они в полной мере обслуживают себя сами, и даже с избытком.» «община делает всех одновременно и богатыми, и вместе с тем бедными: богатыми – потому что у них есть все, бедными – потому что у них нет никакой собственности; и поэтому не они служат вещам, а вещи служат им. И поэтому они всячески восхваляют благочестивых христиан и особенно превозносят апостолов.» «никакой
телесный недостаток не принуждает их к праздности, за исключением преклонного возраста, когда, впрочем, привлекаются они к совещаниям: хромые несут сторожевую службу, так как обладают зрением; слепые чешут руками шерсть, щиплют пух для тюфяков и подушек; те, кто лишен и глаз и рук, служат государству своим слухом, голосом и т. д. Наконец, ежели кто-нибудь владеет всего одним каким-либо членом, то он работает с помощью его в деревне, получает хорошее содержание и служит соглядатаем, донося государству обо всем, что услышит.» «Наказания воздаются по справедливости и соответственно проступку, но поединки не допускаются: тот, кто желает доказать свою правоту, пусть доказывает ее на войне» «Все по отдельности подсудны старшему начальнику своего мастерства. Таким образом, все главные мастера являются судьями и могут присуждать к изгнанию, бичеванию, выговору, отстранению от общей трапезы, отлучению от церкви и запрещению общаться с женщинами. К насильникам применяется смертная казнь или наказание – око за око, нос за нос, зуб за
зуб и т. д согласно закону возмездия, если преступление совершено сознательно и с заранее обдуманным намерением.» Бенедикт Спиноза «Этика, доказанная в геометрическом порядке». Бог (субстанция) свободен, ибо все, что Он совершает, исхо-дит из своей собственной необходимости. В природе же господ-ствует детерминизм, то есть закономерная необходимость. Че-ловек, являясь частью природы, представляет собою модус особого вида, поскольку обладает мышлением.
У модусов же вообще свобода отсутствует и налицо абсолютная необходи-мость в смысле принуждения их извне. К тому же, человек-модус испытывает временами мучительную форму принужде-ния со стороны других лиц – как духовную, так и физическую. «люди считают себя свободными, так как свои желания и свое стремление они сознают, а я причинах, располагающих их к этому стремлению и желанию, даже и во сне не грезят, ибо не знают их.» Поскольку люди лишь считают себя свободными, но в реальности этой свободы лишены, постольку
благо, справедливость, совершенство, добро, красота являются лишь их выдумками, поскольку причин многих явлений люди не ведают. «А так как люди считают себя свободными, то возникли понятия о похвальном и постыдном, грехе и заслуге.» Люди стремятся к совершению всего того, что способствует удовольствию и избегают всего того, что доставляет неудовольствие и чинит препятствия на пути достижения целей. «Все то, что способствует их благосостоянию или почитанию Богов, люди назвали добром, противоположное ему – злом.» Вследствие удовольствия или неудовольствия, ненависти или любви у человека возникает желание, оно тем сильнее, чем сильнее аффекты. Существует столько же видов удовольствия, неудовольствия и желания и всех аффектов от них производных (любовь, страх и прочее) – сколько существует внешних объектов, которые, подвергают аффекту нашу душу. Желание – есть самая сущность человека (по 1 опр. аффектов), т. е. (по
т. 7, ч. III) стремление человека пребывать в своем существовании. Поэтому желание, возникающее из удовольствия, способствуется или увеличивается самым аффектом удовольствия (по опр. удовольствия в сх. т. 11, ч. III). Удовольствие – есть аффект, который увеличивает способность тела к действию или благоприятствует ей. Неудовольствие – же, наоборот, есть аффект, которым способность тела к действию уменьшается или ограничивается. Любовь – (по 6 опр. аффектов) есть удовольствие, сопровождаемое
идеей внешней причины. Ненависть – неудовольствие, сопровождаемое идеей внешней причины. Преданность – любовь к тому, что приковывает внимание человека. Надежда – непостоянное удовольствие, возникающее из идеи будущей или прошедшей жизни, в действительности которой имеются сомнения. Уверенность – удовольствие, возникающее из идеи будущей или прошедшей вещи, причина сомнений в которой исчезла. Аффект – поскольку он относится к душе, есть идея, которой душа
утверждает большую или меньшую, чем прежде, силу существования своего тела (по общему определению аффектов, находящемуся в конце третьей части). Когда, следовательно, душа волнуется каким-либо аффектом, то и тело в то же время приходит в состояние, которым его способность к действию увеличивается или уменьшается. «Аффект может быть ограничен или уничтожен только противоположным и более сильным аффектом, чем аффект, подлежащий укрощению.» Добро – то, что имеет пользу для человека. Зло – препятствие на пути обладания добром. «…познание добра и зла есть не что иное, как идея удовольствия или неудовольствия, необходимо вытекающая (по т. 22, ч. II) из самого аффекта удовольствия или неудовольствия. Но эта идея соединена с аффектом точно таким же образом, как душа соединена с телом (по т. 21, ч. II), т. е. (как показано в схолии той же теоремы) эта идея отличается в действительности от
самого аффекта, иными словами (по общему определению аффектов), от идеи состояния тела, только в представлении. Следовательно, это познание добра и зла есть не что иное, как самый аффект, поскольку мы сознаем его…» Таким образом, действие согласно добродетели есть действие в соответствии с указаниями разума и в стремлении к собственной пользе (сохранении собственного тела). Желание возникающее из разума никогда не будет чрезмерным.
Человек, живущий в соответствии с разумом, насколько это возможно, воздавать другим за ненависть, гнев, презрение к себе любовью или великодушием. Человек живущий в соответствии с указаниями разума, из двух благ будет следовать большему, а из двух зол – меньшему. «Польза, извлекаемая нами. из внешних вещей, кроме опыта и познания, приобретаемого нами путем наблюдения и изменения их из одних форм в другие, состоит главным образом в сохранении нашего тела.» «На оборот, чем большему удовольствию мы подвергаемся,
тем к большему совершенству мы переходим, т. е. тем более становимся необходимым образом причастными Божественной природе.» «Все аффекты ненависти дурны (по кор. 1 пред. т.); а потому живущий по руководству разума будет стремиться, насколько возможно, не волноваться аффектами ненависти (по т. 19) и, следовательно (по т. 37), будет стремиться, чтобы и другой не находился под этими аффектами. Но (по т. 43, ч. III) ненависть увеличивается взаимной ненавистью и, наоборот, может быть уничтожена любовью так, что перейдет в любовь…» Высшее благо есть познание Бога, а добродетель – познание его. «высшая польза или (по опр. 1) благо души есть познание Бога. Далее, душа активна лишь постольку, поскольку она познает (по т. 1 и т. 3, ч. III), и лишь постольку можно сказать про нее безусловно, что она действует по добродетели
(по т. 23). Следовательно, безусловная добродетель души состоит в познавании.» «Познающий себя самого и свои аффекты ясно и отчетливо любит Бога, и тем больше, чем больше он познает себя и свои аффекты.» Истинное познание добра и зла не может препятствовать никакому аффекту иначе, кроме как оно само рассматривается как аффект. Иммануил Кант «Основы метафизики нравов» «добрая воля составляет, по-видимому, непременное условие даже достойности быть счастливым.» «Обуздание аффектов и страстей, самообладание и трезвое размышление
не только во многих отношениях хороши, но, по-видимому, составляют даже часть внутренней ценности личности; однако многого недостает для того, чтобы объявить эти свойства добрыми без ограничения (как бы безусловно они ни прославлялись древними).» «Добрая воля добра не благодаря тому, что она приводит в действие или исполняет; она добра не в силу своей пригодности к достижению какой-нибудь поставленной цели, а только благодаря волению, т. е. сама по себе.» «Если бы в отношении существа, обладающего разумом и волей,
истинной целью природы было сохранение его, его преуспеяние – одним словом, его счастье, то она распорядилась бы очень плохо, возложив на его разум выполнение этого своего намерения. В самом деле, все поступки, какие ему следует совершать для этого, и все правила его поведения были бы предначертаны ему гораздо точнее инстинктом и с помощью его можно было бы достигнуть указанной цели гораздо вернее, чем это может быть когда-либо сделано при помощи разума.» Но люди подчиняя свое поведение радостным полагают это состояние более тягостью, чем счастьем. «нам дан разум как практическая способность, т. е. как такая, которая должна иметь влияние на волю то истинное назначение его должно состоять в том, чтобы породить не волю как средство для какой-нибудь другой цели, а добрую волю самое по себе.» «Эта воля не может быть, следовательно, единственным и всем благом, но она должна быть высшим благом и условием для всего прочего, даже для всякого желания счастья.» «культура
разума, необходимая для первой и безусловной цели, различным образом ограничивает, по крайней мере в этой жизни, достижение второй цели, всегда обусловленной, а именно счастья, и даже может свести ее на нет. И природа не поступает при атом нецелесообразно, так как разум, который видит свое высшее практическое назначение в утверждении (Griin-dung) доброй воли, при достижении этой цели способен удовлетворяться только на свой лад, а именно быть довольным осуществлением цели, которую опять-таки ставит только разум,
если даже это и связано с некоторым ущербом для целей склонности.» «Это понятие содержит в себе понятие доброй воли, хотя и с известными субъективными ограничениями и препятствиями, которые, однако, не только не скрывают его и не делают его неузнаваемым, а, напротив, через контраст показывают его в еще более ярком свете.» «Если же превратности судьбы и неизбывная тоска совершенно отняли вкус к жизни, если несчастный, будучи сильным духом, более из негодования на свою судьбу, чем из малодушия или подавленности, желает
смерти и все же сохраняет себе жизнь не по склонности или из страха, а из чувства долга тогда его максима имеет моральное достоинство.» «Обеспечить себе свое счастье есть долг (по крайней мере косвенно), так как недовольство своим положением при массе забот и неудовлетворенных потребностях могло бы легко сделаться большим искушением нарушить долг.» «все люди уже сами собой имеют сильнейшее и глубочайшее стремление к счастью, так как именно в этой идее все склонности объединяются. Но только это предписание стремиться к счастью обычно таково, что оно наносит большой ущерб некоторым склонностям, и тем не менее человек не может составить себе никакого определенного и верного понятия о сумме удовлетворения всех [склонностей], именуемой счастьем. Поэтому нечего удивляться, что одна определенная склонность в отношении того, что она обещает, и того времени, в какое она может быть удовлетворена, в состоянии перевесить неопределенную идею и человек,
например подагрик, выбирает еду, какая ему по вкусу, а страдание – какое он способен вытерпеть, так как по своему расчету он здесь по крайней мере не лишил себя наслаждения настоящим моментом ради, быть может, напрасных ожиданий счастья, какое будто заключается в здоровье.» Содействие своему счастью не из склонности, а из чувства долга является примером подлинного морального поведения «поступок из чувства долга имеет свою моральную ценность не в той цели, которая может быть
посредством него достигнута, а в той максиме, согласно которой решено было его совершить; эта ценность зависит, следовательно, не от действительности объекта поступка, а только от принципа воления, согласно которому поступок был совершен безотносительно ко всем объектам способности желания.» долг есть необходимость [совершения] поступка из уважения к закону «поступок из чувства долга должен совершенно устранить влияние склонности и вместе с ней всякий предмет воли. Следовательно, остается только одно, что могло бы определить
волю: объективно закон, а субъективно чистое уважение к этому практическому закону, стало быть, максима – следовать такому закону даже в ущерб всем моим склонностям.» «В сфере же практического способность суждения только тогда и начинает показывать себя с очень выгодной стороны, когда обыденный рассудок исключает из практических законов все чувственные мотивы. Тогда он делается даже тонким; может случиться, что он будет придирчивым к своей совести или другим притязаниям в отношении того, что должно называться правильным, или же захочет для собственного наставления искренне определить ценность поступков…» «…практическом обыденном разуме, если он развивает свою культуру, незаметно возникает диалектика, которая заставляет его искать помощи в(практической) философии точно так же, как это происходит с разумом в его теоретическом применении…» (диалектика обыденного разума возникает из – за разногласий между склонностями человека и его потребностями и велениями долга)
Раздел ВТОРОЙ. «Как только мы обращаемся к опыту и следим за поведением людей, мы встречаемся с частыми и, как мы сами признаем, справедливыми сетованиями, что нельзя даже привести никаких достоверных примеров убеждения в совершении поступков из чувства чистого долга; что хотя нечто и может произойти сообразно с тем, что велит долг, тем не менее все еще остается сомнение, произошло ли это действительно из чувства долга и имеет ли оно, стало быть, моральную ценность»
Нравственный закон является безусловно необходимым. В моральном принципе главным моментом является то, что он предписывается нам нашим разумом и выполняется в чистом виде. «Но откуда же у нас понятие о боге как о высшем благе? Только из идеи нравственного совершенства, которую разум составляет a priori и которую он неразрывно связывает с понятием свободной воли. Подражание в нравственном вовсе не имеет места, и примеры служат
только для поощрения» «все нравственные понятия имеют свое место и возникают совершенно a priori в разуме, и притом в самом обыденном человеческом разуме так же, как и в исключительно спекулятивном» Однако моральные принципы теряют свою ценность, когда восходят из эмпирического материала. Их необходимость состоит в привлечении человека к стремлению к высшему благу. «Каждая вещь в природе действует по законам. Воля есть деятельность в соответствии с представлением о законе. Воля – это практический разум. Деятельность практического разума основывается на волении разума(объективном принудительном принципе) и императиве.» Императивы являются только формулами для выражения отношения объективных законов воления вообще к субъективному несовершенству воли каждого разумного существа. Императивы подразделяются на категорический и гипотетический. Гипотетическим является «императив, следовательно, говорит лишь, что поступок хорош для какой-нибудь
возможной или действительной цели.» Категорическим же является таким, «который признает поступок сам по себе, безотносительно к какому-нибудь намерению, т. е. и без какой-либо другой цели, объективно необходимым, имеет силу аподектически-практического принципа.» «Он(категорический императив) касается не содержания поступка и не того, что из него должно последовать, а формы и принципа, из которого следует сам поступок; существенно хорошее в этом поступке состоит в убеждении, последствия же могут быть какие угодно.
Этот императив можно назвать императивом нравственности.» Помимо этого существуют ещё два императива, а именно императив благоразумия и императив умения. У императива благоразумия цель только возможна. «Следовательно, императив, касающийся выбора средств для достижения собственного счастья, т. е. предписание благоразумия, все еще остается гипотетическим: поступок предписывается не безусловно, а только как средство для
Другой цели.» Обязанности по отношению к себе и другим. Поступай с другими так, как если бы хотел, чтобы поступали с тобой. Расценивай других людей и человека, не как средство, а как цель. Чтобы человек стал целью самой по себе необходимо условие моральности. «Моральность состоит, таким образом, в отношении всякого поступка к законодательству, благодаря чему только и возможно царство целей.» Всякое собственное законодательство(максима) должно согласовываться с царством целей и царством природы, поскольку законы природы налагают форму на максимы, в то время как цель ограничивает её. Максима должна быть всеобщим законом. Это возможно только при условии не противоречия самой себе. РАЗДЕЛ ТРЕТИЙ «Воля есть вид причинности живых существ поскольку они разумны, а свобода была бы таким свойством этой причинности, когда она может действовать независимо от посторонних определяющих ее причин.
» Свободная воля подчинена нравственным законам. Оставаясь свободным в ряду причинности, человек подчиняется нравственным законам, так как его разум рассматривает себя как творца своих принципов. Свобода и автономия воли являются умопостигаемыми, так как человек способен с помощью разума устремится в мир умопостигаемый. «Разумное существо причисляет себя в качестве мыслящего существа к умопостигаемому миру, и только как принадлежащая к этому миру действующая причина оно называет свою причинность волей.
С другой стороны, оно сознает себя, однако, и частью чувственно воспринимаемого мира, в котором его поступки имеют место лишь как явления этой причинности; но возможность этих поступков нельзя понять из этой причинности, которой мы не знаем; вместо нее эти поступки должны быть постигнуты как определенные другими явлениями, а именно желаниями и склонностями, как принадлежащие к чувственно воспринимаемому миру. Таким образом, все поступки, которые я совершаю как член умопостигаемого мира, были бы полностью
сообразны с принципом автономии чистой воли; те же поступки, которые я совершаю как часть чувственно воспринимаемого мира, должны были бы быть взяты как всецело сообразные с естественным законом желаний и склонностей, стало быть, с гетерономией природы. (Первые основывались бы на высшем принципе нравственности, вторые – на принципе счастья.) Но так как умопостигаемый мир содержит основание чувственно воспринимаемого мира, стало быть, и основание его законов, следовательно, непосредственно устанавливает законы для моей воли (целиком принадлежащей к умопостигаемому миру) и, таким образом, должен также мыслиться как законодательствующий, то я должен буду признать себя мыслящим существом, хотя, с другой стороны, я как существо, принадлежащее к чувственно воспринимаемому миру, должен буду признать себя подчиненным тем не менее законам первого мира, т. е. законам разума, содержащего в идее свободы закон свободы, и, следовательно, подчиненным автономии воли; таким образом, я должен буду рассматривать для себя законы умопостигаемого мира как
императивы, а сообразные с этим принципом поступки – как обязанности.» Людвиг Фейербах «Эвдемонизм» Воля – это стремление к счастью. К счастью стремится всё, что существует, живет, либо хочет существовать. Любое стремление есть стремление к счастью, как к состоянию благополучия. Основными задатками человеческой воли являются стремление к счастью, удовольствию, себялюбие.
Счастье постижимо лишь в несчастье. В состоянии самоубийства, например. Надежда, скорбь, зло, голод существуют только потому, что есть стремление к счастью. Для достижения полного счастья необходимо цельное тело с головой. Потеря головы влечет за собой потерю счастья. Счастье индивидуально. То, что является счастьем для одного человека, может оказаться несчастьем для другого.
Стремление к половому сближению не является противоречием в стремлении к счастью. Время лечит. Нет никакого другого лекарства от незалеченных болезней, гнусностей природы. Для сохранения или приобретения телесного и духовного здоровья необходимы правила поведения. Правила поведения – обязанности по отношению к себе, нравственное стремление к счастью. Удовлетворение стремления к счастью, основанный на склонности или стремлении чистоплотность. Порок – нечистоплотность. Он основан на природной лени человека, привычке. Добродетели без счастья нет. Моральность также зависит от внешних причин. От природы, например. Фридрих Ницше. «По ту сторону добра и зла» «ибо все философы до сих пор любили свои истины.» «Неудобство посылать ученых в новые и опасные охотничьи угодья, где нужны мужество, благоразумие и тонкость во всех смыслах, заключается в том, что они уже более непригодны там, где начинается "
большая охота", а вместе с нею и великая опасность: как раз там они теряют свое острое зрение и нюх.» «Она(философия) всегда создает мир по своему образу и подобию, она не может иначе; философия сама есть этот тиранический инстинкт, духовная воля к власти, к "сотворению мира", к causa prima.» История подразделяется на два периода: на доморальный и моральный. Характеристиками первого периода будет то, что сам поступок и его происхождение мало принимались во
внимание, важна бала только лишь цель. Для морального периода характерно истолкование поступка из намерения определенным образом. Люди стали полагать, что ценность поступка зависит от намерения. «Сила моральных предрассудков глубоко внедрилась в умственный мир человека, где, казалось бы, должны царить холод и свобода от гипотез и, само собою разумеется, она действует вредоносно, тормозит, ослепляет, искажает.» «Никто не станет так легко считать какое-нибудь учение за истинное только потому, что оно делает счастливым
или добродетельным исключая разве милых "идеалистов", страстно влюбленных в доброе, истинное, прекрасное и позволяющих плавать в своем пруду всем родам пестрых, неуклюжих и добросердечных желательностей. Счастье и добродетель вовсе не аргументы.» «Вера в "непосредственные достоверности" – это моральная наивность, делающая честь нам, философам; но – ведь не должны же мы, наконец, быть "только моральными" людьми! Отвлекаясь от морали, эта вера есть глупость, делающая нам мало чести!» АФОРИЗМЫ И ИНТЕРМЕДИИ «Если дрессировать свою совесть, то и кусая она будет целовать нас.» «Нет вовсе моральных феноменов, есть только моральное истолкование феноменов » «То, что в данное время считается злом, обыкновенно есть несвоевременный отзвук того, что некогда считалось добром атавизм старейшего идеала.» «Стыдиться своей безнравственности – это одна из ступеней той лестницы, на вершине которой стыдятся также своей нравственности.» «вся мораль есть не что иное, как смелая и продолжительная фальсификация,
благодаря которой вообще возможно наслаждаться созерцанием души».