–PAGE_BREAK–Формирование концепции постиндустриализма.
Концепцию постиндундустриального общества разрабатывали Д. Белл, Д. Рисман, А. Тоффлер, З. Бжезинский, Дж. Гэлбрейт, А. Турен и др.
Сам термин «постиндустриальное общество» родился в США – на рубеже пятидесятых-шестидесятых годов, его широко использовал в своих лекциях американский социолог Даниел Белл для характеристики нового этапа американского капитализма. Первоначально постиндустриальное общество рассматривалось в рационалистических понятиях линейного прогресса, экономического роста и повышения благосостояния, связанных с процессами технизации труда. Затем этот термин наполняется новым содержанием. С конца 60-х начинает развиваться теория постиндустриального общества, отличительными чертами которого называют массовое распространение творческого, интеллектуального труда, качественно возросший объем и значение научного знания и информации, развитие средств коммуникации, преобладание в структуре экономики сферы услуг, науки, образования, культуры над промышленностью и сельским хозяйством.
Постиндустриальное общество начинает рассматриваться как качественно новая ступень развития не только Запада, но и всего человечества. В 70-е и 80-е годы концепция постиндустриального общества развивается главным образом как футурологическая и социологическая теория, призванная описать воздействие новейших информационных технологий на социум. Так, Д. Белл заявляет, что в наступающем столетии решающее значение для экономической и социальной жизни, для способов производства знания, а также для характера трудовой деятельности человека приобретет развитие нового социального уклада, зиждущегося на телекоммуникациях. Становление постиндустриального общества он связывает с развертывающейся революцией в организации и обработке информации и знаний, в которой центральную роль играет компьютер[2]. Компьютер, по мнению американского социолога, является символом и одновременно материальным носителем технологической революции – именно компьютер коренным образом трансформирует общество второй половины ХХ века[3].
Таким образом, ключевая роль в новом обществе отводится информации и электронным средствам, обеспечивающим техническую базу для ее использования и распространения. В связи с этим, широкое распространение получил термин «информационное общество», в общем-то, дублирующий понятие «постиндустриальное общество», и использующийся для обозначения цивилизации, в основе развития и существования которой лежит особая субстанция, именуемая «информацией», обладающая свойством взаимодействия, как с духовным, так и с материальным миром человека и, тем самым, определяющая одновременно и социокультурную жизнь человека, и его материальное бытие.
Д. Белл утверждал, что благодаря массовому преобразованию машинной технологии в интеллектуальную происходят изменения и в американской политической системе. С этими процессами связаны и тенденции превращения экономической системы в «постиндустриальное общество, где центр тяжести перемещается в сферу услуг, а источники новаторства сосредоточиваются в интеллектуальных институтах, в основном в университетах и научно-исследовательских учреждениях, а не в прежних индустриальных корпорациях»[4]. Все эти сдвиги и тенденции, по мнению Белла, превращают университеты в «стражей» общества, которые отстаивают необходимость управления не финансовым, а «человеческим капиталом» и ставят фундаментальные вопросы об отношении новых технократических форм принятия решений к политическим структурам общества.
В орбиту этих сдвигов Д. Белл включал и более активное участие граждан в управлении, и уменьшение зависимости детей от родителей. В международном плане прогнозировалась актуализация таких проблем, как преодоление разрыва между богатыми и бедными странами, что приведет мир в состояние трансформации, наполнит его множеством коммуникаций, способствующих обновлению традиционных социальных принципов, структур, нравов и представлений. В области социально-культурной жизни Белл констатировал растущее размыкание между культурой и социальной структурой. «Общество, по мнению Белла, становится функционально более организованным, приспосабливающимся к знанию и господству комплексных научных сил. Культура становится более гедонистической, вседозволенной, экспрессивной, не верующей ни в авторитеты, ни в запоздалые вознаграждения буржуазного, ориентированного на успех технологического мира»[5].
Существенный вклад в развитие доктрины постиндустриализма внес американский политолог Збигнев Бжезинский, который изложил основные положения своей футурологической концепции в книге «Между двух веков. Роль Америки в технотронную эру». «Постиндустриальное общество, утверждает Бжезинский, становится технотронным обществом — обществом, которое в культурном, психологическом, социальном и экономическом отношениях формируется под воздействием техники и электроники, особенно развитой в области компьютеров и коммуникаций»[6]. Технотронная революция накладывает свой отпечаток на характер образного восприятия действительности, рушатся традиционные связи в семье и между поколениями, общественная жизнь фрагментируется, несмотря на растущие тенденции к глобальной интеграции. Этот парадокс, по мнению Бжезинского, способствует краху старых верований, связанных с национальными и идеологическими общностями людей, и формирует новое глобальное видение мира.
«В то время, как наша непосредственная реальность фрагментируется, отмечает Бжезинский, глобальная реальность все сильнее и сильнее поглощает индивидуума, вовлекает его и даже порой подавляет. Очевидной непосредственной, уже много раз обсуждавшейся причиной являются коммуникации. Изменения, вызванные коммуникациями и компьютерами, чрезвычайно содействуют связанности общества, члены которого пребывают в непрерывных и тесных слуховизуальных контактах, постоянно взаимодействуя, соучаствуя в наиболее напряженных социальных испытаниях, и их легко можно подтолкнуть к усилению личного подключения к решению даже весьма отдаленных проблем. Новое поколение не занимается более определением мира, опираясь исключительно на чтение; оно испытывает мир и ощущает его компенсаторно с помощью слуховизуальных коммуникаций»[7].
Технотронная революция носит не локально-территориальный, а глобальный характер, постепенно охватывая весь мир. При этом автор концепции «технотронного общества» относится к массовой культуре и ее экспорту из США как к закономерному следствию пространственно-временной коммуникационной революции, которая, по мнению Бжезинского, означает конец идеологии. Электронные слуховизуальные средства связи создают новое видение мира и новый путь к равенству — через деидеологизацию, означающую освобождение от всех организованных форм веры и предлагающую избирать стили жизни, опираясь на свои чувства и потребности, а не на цели, лежащие в основе политических программ и движений. «Эта новая революция, отмечает Бжезинский, почти одновременно оказывает воздействие на всю планету, и в итоге все новации и причуды в формах поведения быстро перемещаются от одного общества к другому. Поколение студентов уже живет в технотронную эпоху, хотя в ряде случаев окружающее их общество находится еще вне»[8].
Новый этап в развитии концепции постиндустриализма связывается с выходом в 1973 году книги Д. Белла «Грядущее постиндустриальное общество», которая еще более усилила интерес к этой проблематике и обусловила появление многих футурологических концепций в западной социологии 1970-х годов. Начиная с этого периода появляются многочисленные работы, посвященные осмыслению исторического рубежа, на котором оказалось человечество. В.Л. Иноземцев[9] выделяет два основных течения (подхода в русле концепции постиндустриализма.
Первое течение объединило авторов, подчеркивающих различия между сложившимся к концу 60-х годов западном обществом и новой технологической цивилизацией. Некоторые исследователи конкретизируют свои концепции, говоря о постиндустриальном капитализме и социализме, экологическом и конвенциальномпостиндустриализме и т.п. В основе данного подхода лежит оценка нового (зарождающегося) социума как резко отличающегося от общества, господствующего на протяжении последних столетий. При этом отмечается, прежде всего, снижение роли материального производства и опережающее развитие сектора услуг и информации. Указанные факторы изменяют характер человеческой деятельности и типы ресурсов, вовлекаемых в общественное производство, что должно привести к существенной модификации традиционной социальной структуры. Этому подходу, как и всей концептуальной линии постиндустриализма, присущи оттенки технологического детерминизма, что стало причиной ее критики со стороны исследователей — приверженцев концепции постмодернизма, которая широко распространилась в футурологических исследованиях 1980/90-х годов.
В русле этого подхода лежит развернутое определение постиндустриализма данное Д. Беллом. «Постиндустриальное общество определяется как общество, в экономике которого приоритет перешел от преимущественного производства товаров к производству услуг, проведению исследований, организации системы образования и повышению качества жизни; в котором класс технических специалистов стал основной профессиональной группой и, что самое важное, в котором внедрение нововведений… во все большей степени стало зависеть от достижений теоретического знания… Постиндустриальное общество… предполагает возникновение нового класса, представители которого на политическом уровне выступают в качестве консультантов, экспертов или технократов»[10].
Второй подход связан с определением нового состояния цивилизации через анализ его отдельных признаков — в частности информационных процессов. В начале 1960-х годов фактически одновременно в Японии и США был введен в научный оборот термин «информационное общество», положивший начало одноименной теории. Теория информационного общества начала разрабатываться в трудах таких авторов, как М. Порат, Й. Масуда, Т. Стоуньер, Р. Катц.
Темпы развития информационных технологий, по мнению сторонников этой концепции, переводят постиндустриальное общество в новое качественное состояние или стадию информационного общества. К примеру, анализируя период 1940/70-х гг. Й. Масуда отмечает, что смена поколений компьютерной техники и переход от одного технологического решения к другому, более совершенному, происходит с все возрастающей быстротой. Скорость развертывания информационной революции не только от трех до шести раз выше темпов развития технологий использования энергии, но и имеет тенденцию к постоянному ускорению.
Концепции М. Маклюэна и Э. Тоффлера.
В то время, когда электронные СМИ получают все новое развитие и современные информационные технологии, основанные на достижения Hi-Tech, все более становятся повсеместно внедряемыми во всех сферах жизни человека; одновременно с этими процесссами расширяется дискурс о функциях средств массовой коммуникации, роли информации в жизни общества и тенденциях построения информационного общества.
Поэтому, в нашей работе мы рассмотрим теоретические концепции Маршалла Маклюэна и Элвина Тоффлера. Необходимо заметить, что эти исследователи и их концепции вызывали неоднозначное отношение со стороны традиционной науки. Порой их критикуют за чрезмерную «публицистичность» и ориентацию их книг и концепций на широкий общественный дискурс. Пик популярности Маклюэна пришелся на 1960/70-е гг., а Тоффлера на 1980/90-е гг.
Итак, Маршалл Маклюэн (1911 — 1980) является одной из наиболее ярких — если не самой яркой — фигур интеллектуальной жизни США 60-70-х годов. Среди множества работ, принадлежащих его перу, могут быть выделены такие наиболее известные, как Галактика Гутенберга” («The Gutenberg Galaxy», 1962), «Понимая медиа: продолжения человека» («Understanding Media: The Extensions of Man», 1964), «Медиум — это Послание» («The Medium is the Message», 1967), «Война и мир в глобальной деревне» («War and Peace in the Global Village», 1968). В них Маклюэном наиболее полноценным образом были представлены его философские воззрения, изложена собственная культурологическая концепция и развита теория коммуникационных технологий, являющихся основополагающими для становления и развития современного массового общества. Репутации первопроходца и классика в области теории массовых коммуникаций при жизни Маклюэна сопутствовала и его широчайшая известность в качестве популярнейшего персонажа американской массовой культуры, в эти десятилетия буквально не сходившего с экранов телевизоров и страниц периодических изданий, прославившегося своими мудрыми и остроумными изречениями «пророка из Торонто». На поддержание этого имиджа работало также и графическое оформление его книг, разительно отличавшихся по облику, благодаря усилиям лучших графиков, фотографов и художников того времени, от сухих и невзрачных научных работ. Редко упоминаемой является также религиозная направленность творчества Маклюэна: будучи католиком по убеждению (принял католичество в 1937 г.), он полагал, что масс-медиа являются Посланием, ниспосланным человеку свыше и поддающимся разгадке лишь по мере их развития.
Мы остановимся лишь на основных взглядах Маклюэна, в которых он высказал предположение относительно эпохи глобальной коммуникации, основанной на цифровых технологиях, в которой мы сейчас имеем возможность жить.
Отличительной особенностью взглядов Маклюэна является то обстоятельство, что технологии коммуникации рассматриваются им в качестве решающего фактора процесса формирования той или иной социально-экономической системы. Так, уже в «Галактике Гутенберга» он показывает, что развитие и экономической и социально-политической инфраструктуры индустриального общества было бы невозможно без того кардинального изменения коммуникативных стратегий, которое повлекло за собой изобретение печатного пресса. Лишь в условиях эгалитарно-массового распространения слова становятся возможными и частнособственническое предпринимательство и демократизация общества на основе избирательного права, поскольку именно словом печатным, а не устным и даже не письменным формируется исходный элемент и центральный агент такого общественного устройства — атомизированная, герметически изолированная от всех иных человеческая индивидуальность со специфической сенсорикой, ментальностью и телесностью.
Радикальная трансформация «сенсорного баланса», начало которой было положено еще изобретением письменности, в эпоху безраздельного господства печатного слова приводит к почти полному атрофированию всех иных каналов сенсорного восприятия кроме визуального: человек превращается по сути дела в один большой глаз, у которого все иные возможности сенсорного контакта и, соотвественно, коммуникации — тактильной, звуковой, обонятельной, вкусовой — сведены к минимуму.
Подобная оценка роли коммуникационных технологий в процессе становления и развития как самого человеческого существа, так и создаваемых им организационных структур позволила Маклюэну сделать вывод о том, что технологии вообще, а технологии коммуникации в первую очередь являются средством «продолжения» и одновременно «расширения» (extension) человеческих органов. Но если в случае колеса и телескопа речь идет о «расширении» возможностей движения и зрения, т.е. отдельных способностей человека, то в случае электронных (или «электрических» как называл их Маклюэн) средств коммуникации, ведущих свое происхождение от проволочного телеграфа, речь идет уже о «продолжении» и «расширении» самой нервной системы человека.
Нетрудно заметить, что данный тезис является полностью корректным лишь по отношению к новейшему, Маклюэну неизвестному (персональный компьютер был изобретен три года спустя после его смерти) средству массовой коммуникации — Интернету, чего нельзя сказать о всех его электрических и электронных предшественниках, телеграфе, телефоне, радио и телевидении. Только на уровне компьютерных технологий и массового их использования становится возможным моделирование разрозненных фрагментов интеллекта человека, элементов его сенсорики и психосоматической организации. В этих условиях тезис Маклюэна приобретает характер удивительно точного предсказания феномена, зарождение которого было упущено из виду даже многими его современниками (напр., тем же Биллом Гейтсом).
Еще одним подтверждением того, что в исследованиях Маклюэна по сути дела речь идет уже не столько о современных ему масс-медиа, сколько о тех, которые приходят им на смену в конце века, является известнейший его тезис о «глобальной деревне»[11], в которую превращается вся планета в эпоху электронных коммуникаций. Тенденция к ликвидации государственных границ, уничтожению языковых барьеров и аннулированию гигантских расстояний между континентами, лишь едва наметившаяся в эру телефона, радио и телевидения, становится реальностью лишь сегодня при наличии мгновенно связывающей любые точки планеты глобальной компьютерной сети.
Происходящая тут радикальная трансформация основополагающих коммуникативных стратегий нередко затушевывается вполне понятным стремлением видеть в Интернете еще одно, принципиально не отличающееся от прочих средство массовой коммуникации, редуцировать новый феномен к чему-то уже известному. Однако уже, напр., сам факт взрывоподобного превращения в считанные годы более чем скромного по масштабам средства общения специалистов в насчитывающее десятки миллионов пользователей средство глобальной коммуникации заставляет предположить, что здесь мы имеем дело с системой, развивающейся скорее хаотически чем упорядоченно, и потому непредсказуемой на основе уже известных критериев. Поэтому лишь с большой долей осторожности можно предположить, что тенденции, намеченные двумя вышеупомянутыми тезисами Маклюэна, достаточно полноценно воплощаются в действительность реалиями сегодняшнего Интернета. Не стоит забывать, что последний представляет собой «расширенную» до глобальных размеров экспериментальную площадку, где вчера еще почти никому не известные маргинальные явления с поразительной быстротой занимают лидирующее место и начинают определять основной вектор развития технологической системы в целом.
И в заключении нашего рассмотрения основных идей Маклюэна мы выделим те положения его концепции, которые имеют непосредственное отношение к постиндустриализму. Маклюэн в истории цивилизации выделял три основные этапа:
первобытная дописьменная культура с устными формами связи и передачи информации;
письменно-печатная культура («галактика Гутенберга»), заменившая естественность и коллективизм — индивидуализмом;
современный этап («глобальная деревня») возрождающий естественное слуховизуальное многомерное восприятие мира и коллективность, но на новой электронной основе через замещение письменно-печатных языков общения радиотелевизионными и сетевыми средствами массовых коммуникаций.
Другой теоретик информационного общества Э.Тоффлер предлагает собственную схему исторического процесса. В своей книге «Третья волна» он выделил в истории цивилизации три волны:
Первая волна, по Тоффлеру, началась примерно 10 тыс. лет назад с переходом от собирательства и охоты к сельскохозяйственной жизни и появлению первых ростков цивилизации. Цивилизации в течение тысячелетий росли и приходили в упадок, воевали и вступали в союзы, сливались, образуя причудливую смесь, однако все они обладали некоторыми фундаментальными сходствами — везде основой жизни была земля и деревенское поселение служило источником основного продукта. Господствовало простое разделение труда и небольшое количество четко определенных каст и классов: знать, духовенство, воины, рабы (или крепостные). Власть была авторитарной и положение человека определялось фактом его рождения. И во всех странах экономика была децентрализованной и замкнутой — каждое сообщество производило большую часть того, что потребляло. При этом были и исключения — например фактории, выпускавшие массовую продукцию в Древней Греции и Риме, которые Тоффлер определяет как отдельные намеки на то, что должно придти вслед за сельскохозяйственной цивилизацией — предвестники Второй волны[12].
Вторая волнавызвала к жизни три определяющие социальные структуры (главные институты) — малая семья, обучение фабричного типа и гигантские корпорации. «Таким образом, повсюду в мире Второй волны… большинство людей двигалось по одной и той же стандартной жизненной траектории: воспитанные в малых семьях, они шли в потоке через школы фабричного типа, а затем поступали на службу в крупную корпорацию, частную или государственную. На каждом этапе жизненного пути человек находится под контролем одного из главных институтов Второй волны»[13].
Индустриализация, внедрение новых технологий, совершенствование энергетической базы создали условия для массового производства, которое вызвало к жизни новую систему распределения. Если в обществах Первой волны превалировало распределение товаров, изготовленных на заказ, то теперь наступила эпоха массового распределения и массовой торговли. Постепенно все сферы жизни подчиняются производственно-рыночным интересам. Все социальные институты (правительственные учреждения, школы, больницы …) приобретают черты фабричности — разделение труда, иерархическая структура и обезличенность.
Обращаясь к «инфосфере» Тоффлер прослеживает основные принципы фабричного производства и в средствах массовой информации, которые штампуют одинаковые сообщения, точно так же, как фабрика штампует один и тот же товар. Причем, без системы информационного обслуживания индустриальная цивилизация не смогла бы оформиться и надежно функционировать[14]. Таким образом выросла хорошо разработанная инфосфера — коммуникационные каналы, через которые индивидуальные и массовые сообщения могут распределяться так же эффективно, как товары и сырье. Инфосфера переплелась с техно- и социосферами, которые она обслуживает, помогая интегрировать экономическое производство с поведением отдельных людей.
В конце-концов, утверждается в книге Тоффлера, наступает глубокий кризис принципов и структур Второй волны и на ее смену поднимается Третья волна, несущая новые взгляды на мир и новые научно-технологические достижения в области информатики, электроники, молекулярной биологии, которые позволяют выйти за пределы ограниченных жизненных и философских концепций индустриального периода и создают условия для устранения его главного противоречия — между производством и потреблением. По мнению Тоффлера, точкой поворота можно считать 1955 г., когда в США впервые количество «белых воротничков» и работников сферы обслуживания стало превышать число «синих воротничков». Это было десятилетие, когда началось широкое внедрение компьютеров и новых технологий доступных населению[15].
Цивилизация Третьей волны противоречит старой традиционной индустриальной цивилизации, т.к. является одновременно и высокотехнологичной, и антииндустриальной. Она несет с собой новый строй жизни, основанный на возобновляемых источниках энергии, на методах производства, исключающих фабричные сборочные конвейеры, на новой не-нуклеарной семье, на новой структуре, которую Тоффлер назвал «электронным коттеджем», на радикально измененных школах и объединениях будущего. Возникающая цивилизация ведет нас за пределы стандартизации, синхронизации и централизации. Новая цивилизация, по мнению Тоффлера, будет опрокидывать бюрократию, уменьшать роль национального государства, способствовать росту полуавтономных экономик постимпериалистического мира[16].
Развитие компьютерной техники и средств связи приведет, по мнению Тоффлера, к изменению структуры занятости, а в сочетании с усиливающейся интеллектуализацией труда к появлению так называемых «электронных коттеджей», которые позволят перенести работу из офиса в жилище работника.
Помимо экономии времени и сокращении транспортных расходов, затрат на обеспечение централизованных рабочих мест, внедрение «электронных коттеджей» приведет, по мнению Тоффлера, к укреплению семьи и усилит тенденции к возрождению привлекательности малых городов и деревенской жизни[17]. «Борьба за „электронный коттедж“, предсказывает Тоффлер, очевидно, объединит не только технологов и корпорации, стремящиеся использовать новые технические возможности, но и широкий спектр других сил — защитников окружающей среды, реформаторов труда в новом стиле, широкую коалицию организаций, от консервативных церквей до радикальных феминисток, и основных политических групп — в поддержку того, что может рассматриваться как новое, более удовлетворительное будущее семьи»[18]. Последний представляется автору следующим образом: «Радикальные изменения в сфере производства неизбежно повлекут за собой захватывающий дух социальные изменения. Еще при жизни нашего поколения крупнейшие фабрики и учреждения наполовину опустеют и превратятся в складские или жилые помещения. Когда в один прекрасный день мы получим технику, позволяющую в каждом доме оборудовать недорогое рабочее место, оснащенной «умной» печатной машинкой, а может быть, еще и копировальной машиной или компьютерным пультом и телекоммуникационным устройством, то возможности организации работы на дому резко возрастут».
Сегодняшнее положение дел в этой области показывает, насколько прав оказался Тоффлер в своих суждениях. Речь идет о развитии т.н. «дистанционных» трудовых отношений, называемых иначе «телеработой» или «телекомпьютингом». Согласно некоторым данным, уже в 1997 году численность телерабочих в Европе составила более 2 млн. человек, а в США — около 11 млн. Есть оценки, что в 2002 году около 20 % рабочей силы будут пользоваться теледоступом.[19]
Основные социально-экономические преимущества массового применения средств телеработы таковы: уменьшение транспортных проблем, общих передвижений и связанных с этим загрязнений окружающей среды; возможность получить работу практически в любой точке мира, что, в свою очередь, снижает уровень общей безработицы; расширение возможностей трудоустройства людей с ограничениями по здоровью, например, не позволяющими им передвигаться. С помощью новых информационных технологий последние также могут полноценно работать, обучаться и общаться. Можно в связи с этим вспомнить нынче довольно практикуемое явление как образование через Интернет. В том же МГУ дистанционно обучаются посредством электронной почты несколько сот студентов со стран СНГ.
Тоффлер акцентирует внимание на явлении, которое он назвал «демассификацией масс-медиа»[20]. В частности, говоря о тенденциях развития средств массовой информации, он отмечает повышение их интерактивности благодаря внедрению новых сетевых компьютерных технологий. Тоффлер утверждает, что наступает эпоха не массовых средств информации, при этом наряду с новой техносферой появляется новая инфосфера, и это будет иметь далеко идущие последствия во всех сферах жизни, включая наше сознание. Здесь он приводит пример о том что многие крупные американские и британские газеты в начале 1970-х гг. начали резко сокращать свой тираж из-за упадка спроса на столичные газеты и резкий пик популярности местных газет.
Демассификация затрагивает не только печатные издания — происходит постоянный рост количества радиостанций, которые начинают обращаться к своей собственной аудитории. У централизованного телевещания появился мощный конкурент — системы кабельного телевидения, которые параллельно с показом видео начинают транслировать местные новости.
Тоффлер, отмечает тенденции создания новой интеллектуальной среды, основанной на компьютерных сетях. Параллельно с процессом уменьшения размеров компьютеров (большие ЭВМ, мини-, микро-ЭВМ, персональные, домашние компьютеры), увеличения их производительности, стремительным падением стоимости происходит широкое распространение самых разных приложений, приближающих компьютер к непосредственному пользователю, вплоть до домохозяек. Эти процессы вызвали к жизни услуги по доступу к различным информационным массивам, образовательным программам и услугам. Он приводит в своей книге примеры существовавшей на тот момент системы USENET, пользователи которой имели возможность посылать друг другу электронные сообщения, а также могли читать и добавлять новости доступные остальным пользователям. В дальнейшем электронная почта и USENET были интегрированы в Интернет и сейчас активно используются большинством пользователей.
В своей концепции Тоффлер уделяет особенное внимание тенденциям демассификации производства. По его мнению, качественные изменения в техносфере и инфосфере соединились, принципиально изменив способ производства изделий. Система производства постепенно движется от традиционного массового изготовления к сложной смеси массовой и уже не массовой продукции. Конечная цель этого процесса — это изготовление изделий только на заказ, которое осуществляется в результате автоматизированного непрерывного процесса под все возрастающим прямым контролем заказчика.[21] Эти изменения непосредственно связаны с принципиальной революцией, которая происходит в современном офисе.
Тоффлер, показывая тенденции внедрения компьютерных технологий в повседневную административную работу приводит примеры реализации первых демонстрационных электронных офисов и систем передачи компьютерных данных. При этом он обращает наше внимание на социальные, психологические и экономические последствия этого процесса, которые, по его мнению, приведут к реструктуризации социальных ролей и изменению структуры занятости. В частности развитие электронного офиса устранит целый ряд функций секретаря и приведет к тому, что пользование компьютером будет считаться необходимым требованием для любого руководителя. Двойная революция в секторе «белых воротничков» и в промышленности приведет, по мнению Тоффлера, к совершенно новому способу производства, который будет воздействовать не только на уровень занятости или структуру индустрии, но также и на распределение политической и экономической власти, на число рабочих мест, международное распределение труда, роль женщины в экономике, природу труда и изменит даже понятие «место работы»[22]. Уменьшение количества рабочих мест, связанных с производством материальных изделий приведет к росту объемов работы, «которая — при правильной схеме телекоммуникаций и прочем оборудовании — может быть выполнена где угодно, в том числе в собственной гостиной»[23]. Тоффлер приводит первые примеры перемещения работы из офиса или производственного помещения на дом с использованием компьютеров и телекоммуникаций. Естественно в то время это относилось в основном к компьютерным компаниям (завод «Хьюлетт-Паккард», компания F.International Ltd., использующая труд 400 программистов, работающих дома и др.).
«Сегодня мы не знаем, осторожно отмечает Тоффлер, станет ли „электронный коттедж“ на самом деле нормой будущего. Тем не менее следует осознать, что если даже 10-20% рабочей силы, как определено сейчас, должны будут совершить это историческое перемещение за следующие 20-30 лет, вся наша экономика, наши города, наша экология, структура нашей семьи, наши ценности и даже наша политика изменяться почти до неузнаваемости»[24].
Примечательно, что Тоффлер в конце 1970-х годов делал прогнозы в наше время и здесь стоит привести современные данные по развитию телеработы (в настоящее время начинает использоваться термин «телекомпьютинг»), сетевой экономике и электронной коммерции. По данным Питера Джонстона, руководителя подразделения «В» XIII Директората Европейской Комиссии, приведенным им в докладе на Международном симпозиуме «Глобальное информационное общество: деятели и жертвы» (Франция, 1-5 марта 1999 г.) использование электронной почты и Интернета в бизнесе выросло в Европе с 10% в 1996 г. до 25% в 1999 г. Прогнозируется, что показатель использования подобных средств в бизнесе достигнет 90% в США к 2003 году и в Европе — к 2005 году. Электронная коммерция в 2000 году составит около 2 % всей коммерческой активности в США и, вероятно, к 2005 г. вырастет до 10% в Евросоюзе и США. «По мере роста телеработы и виртуальных предприятий, отмечает Джонстон, фактор географического месторасположения организаций будет ослабевать, оставляя все больше места для влияния местных сообществ и социальных сетевых структур. В XX веке мы видели, как потребности занятости привели к географическому разделению структур семьи и этнических групп; может быть, семейные связи и культурная идентичность вновь будут доминировать в XXI веке, поскольку работа перестает быть жестко привязанной к конкретному месту»[25].
Если же говорить относительно работы на дому, о которой говорит Тоффлер, то можно взять тот же пример с электронным бизнесом, довольно распрастрененным в наше время. Он, например, заключается в том, что вы зарабатываете виртуальные деньги (Webmoney, E-goldили те же Яндекс-деньги), путем размещения баннера рекламодателя у себя на сайте, или вы получаете некое количество виртуальных денег за посещение сайта вашего спонсора, возможно, вы при желании можете просто их выиграть в виртуальном казино. Естественно, при накоплении на вашем счету приличной суммы денег вы можете либо перевести их на свою электронную карточку, Visa, например, либо потратить в он-лайн магазине. Конечно же, сейчас большее распространение получило такой род работ как веб-дизайн и веб-программирование, которым возможно заниматься и в домашних условиях, получая задание по электронной почте, и потом результат отправляется также с помощью e-mail.
Приведенные Тоффлером примеры относительно первых интерактивных информационных систем и их применению в общественной жизни, иллюстрируют наличие социальных потребностей в технологиях, которые мы сейчас, спустя тридцать лет, относим к технологиям информационного общества.
продолжение
–PAGE_BREAK–Концепция информационного общества Мануэля Кастельса.
В 80-90-х годах ХХ века можно с полной уверенностью говорить о начале развития нового этапа идей информационного общества, что связано с теми изменениями, которые произошли в развитии современной индустриальной цивилизации. На это указывает, например, тот факт, что в 1991 г. в США впервые расходы на приобретение информации и информационных технологий превысили затраты на приобретение производственных технологий и основных фондов. Рост объемов информационной составляющей был настолько стремителен, что к началу 1995 г. в американской экономике около трех четвертей добавленной стоимости всего промышленного производства создавалось при помощи информационных технологий. В том же 1995 г. общее количество приобретенных в США компьютеров (16,5 млн. шт.) впервые превысило количество приобретенных автомобилей или телевизоров[26]. Таким образом, переход к информационному обществу стал приобретать характер реальной перспективы и даже неизбежной насущной необходимости. Специалисты в области социологии, политологии, экономики оказались перед задачей сформулировать новые перспективы развития экономических и социально-политических систем в условиях реального функционирования технологий информационного общества.
В этом плане для нас является особо интересной концепция информационного общества Мануэля Кастельса, который в качестве отправной точки своих построений использует глобальную экономику и международные финансовые рынки как основные признаки формирующегося нового миропорядка.
Фундаментальное исследование Мануэля Кастельса «Информационная эра: экономика, общество и культура» состоящее из трех томов («Становление общества сетевых структур», «Могущество самобытности» и «Конец тысячелетия») было опубликовано с 1996 по 1998 гг., при рассмотрении его взглядов я буду опираться именно на эту работу.
Информационные технологии на неведомую доселе высоту поднимают значение знания и информационных потоков. Необходимо указать на тот факт, что возрастающая роль знания в свое время отмечалась Д. Беллом, А. Туреном, Э. Тоффлером и другими теоретиками постиндустриального общества о которых мы уже говорили в доселе рассмотренных разделах. М. Кастельс делает существенное различение между известными концепциями “информационного общества” (informationsociety) и собственной концепцией “информационального общества” (informationalsociety). Если в первом случае подчеркивается определяющая роль информации в обществе, то, по мнению, М. Кастельса информация и обмен информацией сопровождали развитие цивилизации на протяжении всей истории человечества и имели критическую важность во всех обществах. В то же время зарождающееся “информациональное общество” строится таким образом, что “генерирование, обработка и передача информации стали фундаментальными источниками производительности и власти”[27]. Одной из ключевых черт информационального общества является сетевая логика его базовой структуры. Следует заметить, что цель своей книги М. Кастельс видит в исследовании содержания перехода человечества к информационному обществу.
Кастельс выдвигает утверждение, что информационные технологии определяют картину настоящего, и в еще большей мере будут определять картину будущего.
В информационные технологии М. Кастельс включает «совокупность технологий в микроэлектронике, создании вычислительной техники (машин и программного обеспечения), телекоммуникации/вещании и оптико-электронной промышленности»[28]. Таким образом, ядро трансформаций, которые переживает современный мир, связано с технологиями обработки информации и коммуникацией. М. Кастельс предлагает социологическое описание и понимание основных моментов истории становления подобного рода технологий, уделяя много внимания роли Силиконовой долины в развитии компьютерной индустрии. Дух свободного предпринимательства, университетский интеллектуализм и правительственные заказы сделали Силиконовую долину лидером компьютерной отрасли.
Опираясь на работы ряда теоретиков, М. Кастельс очерчивает границы информационно-технологической парадигмы, имеющей несколько главных черт. Во-первых, информация в рамках предлагаемой парадигмы является сырьем технологии и, следовательно, в первую очередь технология воздействует на информацию, но никак не наоборот. Во-вторых, эффекты новых технологий охватывают все виды человеческой деятельности. В-третьих, информационная технология инициирует сетевую логику изменений социальной системы. В-четвертых, информационно-технологическая парадигма основана на гибкости, когда способность к реконфигурации становится «решающей чертой в обществе»[29]. В-пятых, важной характеристикой информационно-технологической парадигмы становится конвергенция конкретных технологий в высокоинтегрированной системе, когда, например, микроэлектроника, телекоммуникации, оптическая электроника и компьютеры интегрированы в информационные системы. Взятые все вместе характеристики информационно-технологической парадигмы являются фундаментом информационального общества.
Мы уже отмечали концепцию Маршалла Маклюэна, в которой рассматривается переход современного общества от «галактики Гутенберга» к «галактике Маклюэна». Книгопечатание сделало печатный символ, печатное слово основной единицей информационного обмена в Западной цивилизации. Изобретение фото, кино, видеоизображения делает визуальный образ ключевой единицей новой культурной эпохи[30]. Апофеозом «галактики Маклюэна» можно считать повсеместное распространение телевидения, изменившего не только среду массовых коммуникаций, но привычки и стиль жизни значительной части человечества. «Успех телевидения есть следствие базового инстинкта ленивой аудитории»[31]. Конечно, прослушивание радиопередач и просмотр телевизионных программ ни в коей мере не исключают других занятий. Это становится постоянно присутствующим фоном, тканью нашей жизни. Так, по мнению М. Кастельса зарождается новая культура, «культура реальной виртуальности». Реальная виртуальность – это система, в которой сама реальность (т.е. материальное/символическое существование людей) полностью схвачена и погружена в виртуальные образы, в выдуманный мир, где внешние отображения не просто находятся на экране, но сами становятся опытом.
Наряду с телевидением, развитие электронных компьютерных сетей (Fido, Internet) становится тем фактором, который можно считать формообразующим для культуры виртуальной реальности. Интернет, как и многие другие феномены современности, по праву можно считать детищем шестидесятых. История Интернет показывает, как развитие компьютерных технологий, государственные интересы и независимый дух университетов были задействованы для создания нового символического космоса. М. Кастельс педантично исследует этапы становления Интернета, т.е. его превращения из локальной компьютерной сети военного назначения в новую глобальную реальность информационной эпохи. Впрочем, М. Кастельс вовсе не считает, что Интернет «работает» только на глобализацию. Он полагает, что «компьютерная коммуникация не есть всеобщее средство коммуникации и не будет таковым в обозримом будущем»[32]. «Новые электронные средства не отделяются от традиционных культур ‑ они их абсорбируют»[33]. При этом наблюдается широкая социальная и культурная дифференциация, ведущая к формированию специфических виртуальных сообществ. Члены этих сообществ могут быть разъединены в физическом пространстве, однако в пространстве виртуальном они могут быть также традиционны, как общины небольших городов.
Очень показательным, на мой взгляд, является в этом смысле общение с помощью Интернета, а именно использование различных форумов, чатов, Icq. Ведь они по своей сути действительно являются неким микросоциумом, а точнее говоря, сообществом виртуального характера, в котором происходит общение пользователей, в то время, когда некоторых из них отделяют тысячи километров. И они также обсуждают те же вопросы, проблемы, которые характерны для них в реальной жизни. И таких форумов, чатов на данный момент существует великое множество, что свидетельствует о некой трансформации реального общения и переносе его в виртуальную форму.
М. Кастельс долгое время воспринимался в качестве социолога, занимающегося изучением проблем урбанизации и социальной структуры современного города. Не забыта тема города была и в этой книге «Информационная эпоха: экономика, общество и культура». Автор рассматривает, каким образом меняется лицо города в ходе вступления в информациональное общество.
М. Кастельс использует теорию сетей для анализа изменений, происходящих в городской среде информационного общества. Сетевые структуры воспроизводятся как на внутригородском уровне, так и на уровне отношений между глобальными городами. Сетевая структура не означает распадение внутригородской иерархии: в глобальных городах появляются информационно-властные узлы, которые замыкают на себе основные потоки информации, финансовых ресурсов и становятся точками принятия управленческих решений. Между этими узлами курсируют ресурсные потоки, а сами узлы находятся в беспрерывной конкуренции между собой. Глобальные узлы сосредоточены в мегаполисах, которые «представляют собой очень большие агломерации людей»[34]. Определяющей чертой мегаполисов является то, что они концентрируют административные, производственные и менеджерские высшие функции на всей планете. Мегаполисы в полной мере отражают противоречия дихотомии «глобальное-локальное»: вовлеченные в глобально- деловые и культурные сети они исключают из них местные популяции, которые становятся функционально бесполезными. М. Кастельс полагает, что маргинализация местных сообществ происходит вследствие экономической, политической и культурной экспансии мегаполисов. М. Кастельс рассматривает мегаполисы в качестве масштабных центров «глобального динамизма», культурной и политической инновации и связующих пунктов всех видов глобальных сетей. Таким образом, М. Кастельс дает рельефное описание процессов, происходящих в структуре городов в период перехода к информациональной эпохе.
Изучение пространственных трансформаций М. Кастельс не ограничивает анализом городской среды, опирающимся на богатый эмпирический материал – читателю предлагается социальная теория пространства и теория пространства потоков. Социальная теория пространства развивается из комбинации трех факторов: физического пространства, социального пространства и времени. По М. Кастельсу, «пространство есть выражение общества»[35] и, также «пространство есть кристаллизованное время»[36]. С социальной точки зрения, которой придерживается и автор книги, «пространство является материальной опорой социальных практик разделения времени»[37]. Общество, то есть социальное пространство, построено вокруг потоков капитала, информации, технологий, организационного взаимодействия, изображений, звуков и символов.
Под потоками М. Кастельс понимает «целенаправленные, повторяющиеся, программируемые последовательности обменов и взаимодействий между физически разъединенными позициями, которые занимают социальные акторы в экономических, политических и символических структурах общества»[38]. Таким образом, «пространство потоков есть материальная организация социальных практик в разделенном времени, работающем через потоки»[39]. Пространство потоков видится М. Кастельсу в виде трех слоев материальной поддержки:
Первый слойсостоит из цепи электронных импульсов, сосредоточенных в микроэлектронике, телекоммуникациях компьютерной обработке, системе вещания, высокоскоростного транспорта.
Второй слойсостоит из узлов и коммуникационных центров, которые обеспечивают гладкое взаимодействие элементов, интегрированных в глобальные электронные сети.
Третий слойотносится к пространственной организации доминирующих менеджерских элит, осуществляющих управленческие функции.
В дихотомии «глобальное-локальное» элиты относятся к тем, кто заинтересован в развитии глобального властного пространства, которое позволит контролировать неорганизованные локализированные народы. Элиты информационального общества могут рассматриваться как пространственно ограниченная сетевая субкультура, в которой формируется стиль жизни, позволяющий им унифицировать собственное символическое окружение по всему миру. Складывающиеся в пространстве потоков слои материальной поддержки формируют инфраструктуру того общества, которое М. Кастельс называет информациональным, мы о нем уже немного упоминали в начале главы.
Информациональное общество меняет восприятие времени. Напомним, что одним из важнейших признаков начавшейся модернизации Западного общества стало изменение отношения ко времени. В Средневековье время носит событийный характер, когда существовало время дня, время ночи, время праздников и время буден. Изобретение часового механизма и параллельные социальные перемены сделали количественное измерение времени необходимым. Тогда же у нарождающейся буржуазии возникла потребность в «более точном измерении времени, от которого зависит их прибыль»[40]. Так время оказывается в руках власть предержащих. Тогда же время начинает секуляризироваться и рационализироваться. Но это еще не было время промышленной эпохи. Оно всё еще было близким к «естественному» биологическому ритму. Буржуазная эпоха окончательно превратила время в экономический ресурс, а сопутствующие ей технологические изменения подчинили время механическому ритму работающих машин.
Однако грядущая эпоха может изменить восприятие времени: «линейное, необратимое, предсказуемое время дробится на куски в сетевом обществе»[41]. Новая концепция темпоральности, предложенная М. Кастельсом в своей книге носит название вневременного времени. Вневременное время означает, что на смену измерению времени приходят манипуляции со временем. Эти манипуляции необходимы для того, чтобы сделать реальной «свободу капитала от времени и избавление культуры от часов»[42]. Освобождение глобального общества от временной зависимости ускоряется «новыми информационными технологиями и встроено в структуру сетевого общества»[43]. Возможно, Кастельс имеет в виду, что для информационное общество благодаря некой собственной структуре ему будет характерно управление временем и его течением. Этот аспект в концепции Кастельса несколько размыт и не до конца понятен.
Рассмотрев, концепцию Мануэля Кастельса мы действительно смогли увидеть, как автору удалось построить достаточно непротиворечивую концепцию современного информационного общества при использовании хорошо аргументированных фактов, которые полностью адекватны реальному положению вещей. Однако не следует забывать, что существуют и другие описания и объяснения окружающей нас реальности. Поэтому желательно избегать соблазна смотреть на нашу эпоху только глазами М.Кастельса: лучше всего иметь собственный взгляд…
продолжение
–PAGE_BREAK–Виртуализация как характерная черта информационного общества.
Мы довольно часто можем услышать такие выражения как «виртуальное сообщество», «виртуальный магазин», «виртуальная конференция», «виртуальная экономика» и т.п.
Широкое применение слова виртуальность свидетельствует о том, что требуется научная интерпретация данного понятия, его обоснование и определение. Целью данной главы моей курсовой работы является исследование виртуализации и рассмотрение влияния этого процесса на трансформацию характера общественных отношений современного информационного общества XXIвека.
На территории СНГ проблемой виртуализации занимается Петербургский социолог Дмитрий Иванов. Поэтому, при рассмотрении данной проблематики будем опираться на его работу «Виртуализация общества»[44], а также рассмотрим немного иной взгляд относительно данного явления.
Под виртуализацией мы будем понимать процесс замещения реальных вещей, действий поступков некими образами – симуляциями.
Действительно, сейчас широкое распространение получило повсеместное внедрение компьютерных технологий во всех сферах жизни человека. Путем переноса таких форм взаимодействия как купля-продажа, научная дискуссия или же, обсуждение реальных проблем студентов – социологов на виртуальном форуме «Шабаш»[45] в Интернет-пространство.
Интересен тот факт, что к концу 1990-х годов в наиболее развитых странах – США, Германии, Великобритании, Японии количество компьютеров на тысячу жителей достигло уровня 250 – 400 единиц, что говорит о достаточно высоком распространении компьютерных технологий. Также следует заметить, что помимо количественного роста наблюдается и расширение сферы применения компьютеров за счет роста функциональных возможностей производимых ПК. И если изначально, компьютерами имели возможность пользоваться люди, специально обученные для этого, причем исключительно в профессиональных целях, решая при этом достаточно узкие задачи, то сейчас мы можем с уверенностью сказать, что компьютер превратился в универсальное устройство как для профессионально-научного использования, так и для «пересічного громадянина”, став средством обучения, общения и развлечения.
Иванов начинает свою работу с критики на его взгляд неверного утверждения, что распространение персональных компьютеров и компьютерных сетей (в особенности развитие сети Internet) — это решающий шаг на пути к информационному обществу. Однако, если разобраться в теоретическом обосновании понятия „Информационное общество” и проанализировать то, что происходит в обществе сей час можно прийти к выводу, что внедренедрение в жизнь человека так называемых „информационных технологий» скорее удаляет нас от информационного общества о котором писали Д. Белл, А. Турен, Э. Тоффлер, З. Бзежинский, М. Кастельс и др., отмечает Иванов.
Обобщая написанное социологами и футурологами в 60-90-е годы XX века можно так представить базовые черты этого ожидаемого типа социальной организации.
Первое.Определяющим фактором общественной жизни в целом станет теоретическое знание. Экономические и социальные функции капитала перейдут к информации. Ядром социальной организации, главным социальным институтом станет университет, как центр производства, переработки и накопления знания. Промышленная корпорация потеряет главенствующую роль.
Второе.Уровень знаний, а не собственность, станет определяющим фактором социальной дифференциации. Деление на «имущих» и «неимущих» приобретет принципиально новый характер: привилегированный слой образуют информированные, неинформированные – это «новые бедные». Очаг социальных конфликтов переместится из экономической сферы в сферу культуры. Основной конфликт – это «сверхборьба» между теми, кто укоренен в старой культуре, и представителями новой. Результатом ее явится рост новых и упадок старых социальных институтов.
Третье.Инфраструктурой информационного общества станет новая «интеллектуальная», а не «механическая» техника. Социальная организация и информационные технологии образуют «симбиоз». Общество вступит в «технотронную эру», когда социальные процессы станут программируемыми.
Такого рода информационное общество нигде не состоялось, по словам Дмитрия Иванова, хотя основные технико-экономические атрибуты постиндустриальной эпохи налицо: преобладание в ВВП доли услуг, снижение доли занятых во «вторичном» секторе экономики (обрабатывающая промышленность) и рост доли занятых в «третичном» (сфера обслуживания), тотальная компьютеризация и т. п. Университет не заменил промышленную корпорацию в качестве базового института «нового общества», скорее академическое знание оказалось инкорпорировано в бизнес. Общество сейчас мало походит на целостную программируемую систему институтов. Оно по признанию А.Турена больше похоже на мозаичное поле дебатов и конфликтов по поводу социального использования символических благ.
Прогнозы теоретиков информационного общества оказались несостоятельны в первую очередь потому, что их авторы остались в плену двух стереотипов: 1) информация – это всегда знание, 2) общество – это всегда система институтов.
Чтобы понять, что такое информация, нужно четко различать сообщение (или послание), интерпретацию (или восприятие) и коммуникацию. Сообщение (message) — это «вещь», передаваемый продукт интеллектуальной деятельности человека”. Интерпретация — это «мысль», т. е. приобретаемое знание. Коммуникация — это лишь операция передачи, трансляции. Но сейчас, именно эта операция трансляции — определяющее звено в триаде сообщение — коммуникация -интерпретация. Сегодня ничуть не больше интеллектуальной продукции или знания, чем в Античности или Средневековье, но неизмеримо больше коммуникаций. И за словом «информация» кроется именно коммуникация, а не знание.
Глядя на современных политиков, биржевых брокеров, журналистов, нетрудно заметить: более информированный человек — это не тот, кто больше знает, а тот, кто совершает большее число своевременных коммуникаций. Только информация как коммуникация, а не как знание или предмет, способна вызывать новые операции. Это происходит потому, что информация не столько ресурс, сколько мотив деятельности.
Поэтому в современном обществе информация — это идол, тогда как в традиционном обществе, построенном на религиозном оправдании деятельности, и даже в обществе модернизирующемся, построенном на идеологических оправданиях, информация никак не могла претендовать на такую роль.
Итак, информация — это коммуникация, побуждающая к действию. Главным феноменом нашей эпохи стали не гигантские электронные банки данных и искусственный интеллект, а Интернет, в котором не создается никакого знания, но который зато многократно увеличивает возможности осуществления коммуникаций.
Обозначив информацию как коммуникацию, мы не можем заявить, что Интернет — это решающий шаг на пути к некоему коммуникационному обществу. Internet — это medium, т. е. одновременно средство и среда виртуализации общества, превращения системы социальных институтов в своего рода виртуальную реальность. В любого рода виртуальной реальности человек имеет дело не с реальным объектом, а с его образом — симуляцией. О виртуализации общества можно говорить, поскольку в деятельности людей, в их отношениях друг с другом образы замещают реальность. Это замещение происходит во всех сферах жизни, но для примера Иванов приводит экономику и политику.
Создаваемые рекламой образы, а не реальные вещи обращаются на современном рынке. Поэтому производство стоимости товара во многом покидает конструкторские бюро и сборочные конвейеры и перемещается в офисы маркетологов и рекламные агентства. Производится не столько стиральный порошок, часы, автомобиль, сколько образ его привлекательности, уверенности, стильности, уникальности, респектабельности, которые в свою очередь очень часто и являются основным мотивом покупки. Происходит некое смещение свойств реально присущих товару, и его образа, которое переходит из сферы ассоциации товара с присущими ему качествами в сторону разрекламированности известности фирмы-производителя. В американских компаниях, например, затраты на рекламу составляют 7% от объема продаж, тогда как расходы на исследования и разработку новой продукции — 4%.
Иванов также приводит пример с системой кредитов, когда частные владельцы кредитных карт, даже банки, выполняющие резервные требования, являются лишь носителями виртуальной платежеспособности, поскольку оперируют по сути фиктивными, виртуальными деньгами.
Возникновение виртуального продукта, виртуального производства, виртуальной корпорации, виртуальных денег трансформируют компьютерные сети в сферу экономической деятельности. Виртуализация экономики вызывает коммерциализацию киберпространства, где теперь зачастую осуществляется полный цикл сделки, и где функционируют виртуальные супермаркеты и виртуальные банки, оперирующие собственной виртуальной валютой. Вы можете купить все, что вам необходимо, начиная от игрушки родному ребенку и заканчивая такими ми серьезными покупками как ноутбук или бытовая техника. Причем вы пользуетесь при этом либо электронной карточкой либо виртуальным веб-кошельком т.е в этих отношениях мы просто минуем привычные реальные деньги, а также происходит виртуализация отношений продавец- покупатель, здесь роль продавца выполняет виртуальная программа-система по работе с клиентами, роль покупателя играет лишь ваша цифровая подпись на счету об оплате, или номер вашей кредитной карточки.
Борьба за политическую власть сейчас — это не борьба партийных организаций или конкуренция программ действий. Это тоже борьба образов — политических имиджей, которые создают имиджмейкеры, пресс-секретари и «звезды» шоу-бизнеса. Собственно политический процесс покинул заседания партийных и правительственных комитетов. Политика ныне творится в телестудиях и на концертных площадках и PR-агенствах. На Западе это уже аксиома. Хотя и в сознании нашего народа мнение о политике складывается исключительно из различных заявлений и выступлений в СМИ нащих политических лидеров.
Если экономический, политический, научный или иной успех больше зависит от образов, чем от реальных поступков и вещей, если образ более действенен, чем реальность, то можно сделать вывод, что виртуализируются социальные институты — рынок, корпорация, государство, политические партии.
Социальный институт — это нормы, регулирующие человеческие отношения, превращая их систему социальных ролей. Положение индивида привязано к той или иной социальной роли — продавца, покупателя, начальника, подчиненного, партийного лидера, избирателя. Теперь же, когда следование нормам и исполнение ролей может быть виртуальным, социальные институты, становятся образом, включаемым в игру образов. В этом смысле современное общество похоже на операционную систему Windows, которая сохраняет вид реальности, симулируя на экране монитора нажатие кнопок калькулятора или размещение в папке (директории) определенных документов.
Если мы признаем виртуализацию общества в качестве основной тенденции современности, то становится понятным, почему так бурно развивается Internet, который позволяет избавить коммуникации от надзора социальных институтов.
Интернет — это средство и среда существования вне общества, если общество понимать, как систему институтов. Общество, как нормативная структура не работает в процессе коммуникаций, осуществляемых через Интернет. Более того, Интернет — среда развития виртуальных сообществ, альтернативных реальному обществу. Связываясь через Internet, многие люди переходят от общения с реальными друзьями, родственниками, коллегами, соседями на коммуникации своего виртуального Я со столь же виртуальными партнерами.
Виртуализируется не только общество, но и порожденная им личность. Личность — новоевропейский социокультурный феномен. В современном смысле слова личность еще пятьсот лет назад была весьма редким явлением. Такие свойства личности, как стабильная самоидентификация, «творческая индивидуальность» активными пользователями Интернет сознательно или неосознанно разрушаются. Размытая или изменчивая идентичность — одна из существенных характеристик киберпанков. Общение через Интернет как раз и привлекательно обезличенностью, а еще более — возможностью конструировать образ собственного Я. Интернет изменяет личность, как социокультурный и исторический феномен.
Мне очень хочется привести несколько примеров “pro” at“contra” относительно субъектности человека включенного в Интернет-коммуникации.
Итак, начнем с “pro”, так как их большинство:
Считается, что виртуальная коммуникация задает для пользователя максимальные возможности в самоопределении и непосредственном самоконструировании. Иными словами — особенности Интернета позволяют пользователю экспериментировать с собственной идентичностью, создавая «виртуальные личности», которые часто отличаются и от персональной идентичности, и от реальной самопрезентации пользователей. Психологический анализ данной феноменологии в основном центрирован вокруг проблемы мотивации подобных «игр с идентичностью». Он исходит из некой общей посылки: Интернет обеспечивает человеку возможность «убежать из собственного тела» — как от внешнего облика, так и от индикаторов статуса во внешнем облике. А, следовательно, и от ряда оснований социальной категоризации: пола, возраста, социально-экономического статуса, этнической принадлежности и т.п. Соответственно, утверждается, что именно возможность максимального самовыражения вплоть до неузнаваемого самоизменения является одной из распространенных мотиваций Интернет-коммуникации у наиболее активных ее участников[46].
Среди мотивационных причин создания «виртуальных личностей» прежде всего, выделяются, так сказать, «поисковые причины» — желание испытать новый опыт, выступающий как некоторая самостоятельная ценность[47]. Этот факт довольно показателен так как, по результатам все тех же исследований подростки (14-17 лет), которые вступали в виртуальные коммуникации для них были характерны такие черты как раскованность, общительность, активность и в тоже время проявлялись черты некой агрессии, которые могут быть не характерны индивиду в реальной жизни. Я считаю, что в данном случае имеет смысл утверждать, что Интернет-коммуникация участвует в процессе поиска идентичности. Подросток, примеряет различные социальные роли (в том числе и антисоциальные), что служит для него способом самовыражения внутреннего Я.
Однако существует ряд теоретических и эмпирических обоснований позиции «contra»[48].
Так, отмечается, что «виртуальная личность» может представлять собой реализацию «идеального Я»: абсолютно контролируемая и управляемая самопрезентация позволяет «воплотить», пусть только в пространстве виртуального общения, все недостижимые в реальности мечты о «себе хорошем». Но эта же «виртуальная личность» может быть и «плохой» — создаваемой с целью реализации свойственных человеку агрессивных тенденций, которые не могут реализоваться в обычном общении в силу их социальной нежелательности[49]. Но и в том, и в другом случае «виртуальное Я» окажется ориентировано на некие нормативные образцы, а не будет являться собственным «творческим продуктом». Иными словами – «конструирование Я» в Интернете подчинено тем же ограничениям, что и реальное социальное конструирование личности.
Следующее обоснование позиции «contra» заключается в характере самой Интернет-коммуникации, а точнее такой ее особенности как анонимность. Происходит, согласно данной точки зрения, деиндивидуализация поведения человека (и, следовательно, снижения его субъектности) в условиях анонимного взаимодействия. Были проведены достаточно интересные исследования Р. Спирса и Т. Постмеса[50], в результатах которых утверждается, что в условиях анонимности, обеспеченной компьютерно-опосредованной коммуникацией, человек не теряет чувство «Я» вообще (согласно классической точке зрения на деиндивидуализацию), а переходит от персонального уровня идентификации к социальному. На уровне поведения это проявляется в повышенном стремлении ориентироваться на групповые нормы присущие данному виртуальному сообществу, невозможно не согласиться, что такое взаимодействие значительно ограничивает возможности субъектного самовыражения его участников.
Также необходимо заметить еще и такой феномен, связанный с Интернет коммуникацией как Интернет-зависимость, он выражается в невозможности самоконтроля индивида по использованию Интернета. Этот феномен еще является слабо изученным, и посему не существует однозначных критериев и методик по выявлению этого явления. Но все же он представляет некую опасность для пользователей всемирной паутины, особенно для подростков.
Необходимо также заметить, что со структурой общественных институтов Интернет связан сложным образом. Интернет как техническое средство реализует коммуникативные функции многих социальных институтов. На протяжении примерно двух десятилетий Сеть обеспечивала работу государственных и научных учреждений США. Но глобальным историческим феноменом Интернет стал только сейчас, когда через Сеть хлынули потоки неподконтрольных обществу коммуникаций. Они служат причиной постоянных инцидентов, например, между католическими иерархами и неким французским епископом, создавшим в одной из конференций Интернет виртуальную епархию; или между компьютерными «взломщиками» — хакерами и учреждениями в базы данных или в управляющие системы которых они вторгаются.
Во многих случаях в основе конфликта — уход людей из-под надзора социальных институтов.
В Интернете традиционные социальные институты не могут функционировать в виде нормативных структур, но они существуют в Сети как образы, которые можно транслировать и которыми можно манипулировать. Институциональность в Интернете симулируется: и коммуникациям придается традиционный образ в том случае, когда этого требуют привычки, стандарты восприятия партнеров по коммуникации.
Таким образом, Интернет никак не реализует идею информационного общества. Потоки коммуникаций, несущие образы — виртуальные тела, личности, сообщества, не встраиваются в общество и не переустраивают его, они его симулируют.
Безусловно, существуют и несколько иные взгляды относительно процесса виртуализации, например тот же Александр Костинский[51].
Костинский критикует основную мысль Иванова: «Интернет никак не реализует идею информационного общества. Потоки коммуникаций, несущие образы — виртуальные тела, личности, сообщества, не встраиваются в общество и не переустраивают его, они его симулируют” и утверждение, что виртуализация общества прямо ведет к гибели многих традиционных институтов, а Интернет — это средство и среда существования вне общества.
Костинский напоминает, что виртуализация общества процесс не новый, приводя в пример светлые и радостные лозунги, выраженные в программе КПСС, несоответствовавшие тогдашней реальности. Вспомнить хотя бы те виртуальные цены существовавшие в Союзе, которые высчитывал Госплан, которые были сопоставимы лишь с зарплатами и не зависели от результатов труда. Интересным примером также можно считать такие торговые марки как «Кока-Кола», «Мерседес» и «Мальборо». И пятьдесят лет назад люди покупали сигареты и колу, не отличая, без наклеек, их от товаров конкурентов, которые стоили гораздо дешевле. И тогда в стоимость товара был включен престиж и социальный статус.
Да, университет не заменил промышленную корпорацию, но это было замечено критиками скороспелых концепций информационного общества в момент опубликования этих пророчеств. Всякий, кто хоть немного знаком с западными университетами скажет, что Университет — одно из самых костных и мало реформируемых общественных образований[52].
Нам не обязательно знать состояние развития современных промышленных корпораций, чтобы понимать насколько им, а не только асоциальным и внесоциальным сообществам, нужен Интернет. Тем же промышленным корпорациям Интернет необходим для установления прямых контактов между фирмой и клиентом. Раньше такие коммуникации осуществлялись дорогостоящим путем прямой почтовой рассылки, телефонных и факсовых звонков. Теперь же Интернет позволяет делать это гораздо дешевле, быстрее, красочнее и эффективнее. Не менее успешно через Интернет протекает и техническая поддержка товаров. Взять хотя бы ту же компанию Microsoft, которая поддерживает связь со своими клиентами-владельцами ее лицензионного программного обеспечения путем возможности периодического обновления системы Windows, при помощи скачивания необходимых пользователю программных модулей и оболочек из всемирной паутины. Или же такой пример с тем же Windows: при установке этой операционной системы на свой компьютер мне необходимо было активизировать этот программный продукт, или позвонив в Киев на телефон офиса компании, или же просто активизировать систему через Интернет.
На мой взгляд, стоит упомянуть, что «на протяжении примерно двух десятилетий Сеть обеспечивала работу государственных и научных учреждений США». Теперь в нее включены практически все серьезные субъекты хозяйственной деятельности Америки. И, даже, в консервативной Англии сейчас пытаются перевести всё государственное делопроизводство на цифровую безбумажную основу.
Если рассматривать электронную почту, то она действительно стала вполне незаменимым средством делового (и не только) общения, превысив информативность, скорость и возможности обычной.
В заключении, Александр Костицкий приводит контраргументы относительно основного тезиса Дмитрия Иванова о том, что «Internet никак не реализует идею информационного общества». Ведь, именно Интернет смог преодолеть ограниченность телевидения и радио, которые никогда не могли приблизиться к возможностям книги. А основные знания до эпохи Интернета, обычно, представлялись дорогими и малотиражными изданиями, что всегда сужало круг посвященных. Более того, Интернет и цифровые технологии позволяют осуществить диалог, если не с автором книги, то с квалифицированным экспертом, причем Всемирная паутина делает широко доступными именно знания, распространяя информационное общество буквально на весь мир. Хотя и оперативную информацию Интернет доставляет вам с ленты Рейтера ровно в ту же минуту, что и на основные телеканалы, но выбирать духовную пищу теперь можно самому, а не довольствоваться тем, что сварят не всегда безупречные повара[53].
А теперь мы подведем итоги нашей работы в заключении
–PAGE_BREAK–