Проблема идеологии, ее создания и обновления, роли власти и интеллигенции в обществе особенно остро заявила о себе в последние годы. Это обусловлено идеологической переориентацией правящей в России элиты, ходом разрушения старой “коммунистической” системы, поиском новых идеологических ориентиров, способных упрочить позиции нового режима, сплотить общество, покончить с идеологическим противостоянием различных социальных и политических сил. Все это порождает напряженность в стране, оказавшейся в глубочайшем экономическом, социальном, демографическом, национальном и, как следствие, в духовном и идеологическом кризисе.
Сегодня, как никогда, необходимо отказаться от конъюнктурных, чрезмерно политизированных подходов к изучению советской истории, в том числе проблемы идеологии.
Историками и философами создана обширная литература по вопросам социалистической, коммунистической идеологии, ее роли на различных этапах развития общества, сформировавшегося после 1917 г. Однако эта литература страдала двумя существенными недостатками, которые мешали создать объективную картину идеологической эволюции общества в советский период.
Идеология, получившая в литературе определение “марксистско-ленинской”, отождествлялась с теорией общественного развития, что постоянно влияло на ход исследовательской работы в этой области, ее результаты и оценки. Произошло полное отождествление идеологии и теории, что нашло отражение в партийных документах по вопросам идеологии, а затем и во всей научной литературе.
Историки, особенно специалисты в области истории партии, главное внимание уделяли политике партии и государства в области идеологии, идеологической работе среди различных слоев населения. Не исследовались характер и содержание самой идеологии, ее эволюция, соотношение идеологии и массового общественного сознания, влияние идеологической системы на массовое, групповое, индивидуальное сознание, роль различных групп интеллигенции в этом процессе. Все эти проблемы, включая и идеологическую эволюцию советской интеллигенции, правящей элиты, партийной бюрократии, политику властей, направленную на превращение интеллигенции в фактор формирования официальной идеологии, оставались за пределами научных исследований, обедняя и искажая истинное положение в обществе. При этом идеология и массовое сознание постоянно рассматривались как тождественные явления, как синонимы, тогда как во всей мировой литературе эти понятия наполняются различным содержанием, хотя оба относятся к области сознания. В процессе духовного развития общества они, постоянно и активно взаимодействуя, призваны решать различные задачи, поэтому и их функции отличаются друг от друга. Все эти важные вопросы в историческом аспекте оказались не исследованными.
Вторая проблема, занимавшая ведущее место в научной литературе, формулировалась как борьба против враждебной идеологии, изучалась на протяжении всего советского периода крайне односторонне и примитивно. Менялся только объект критики, разоблачения, дискредитации, а не сами подходы и принципы изучения темы. Главный порок этой литературы определялся тем, что не сами ученые формулировали задачи и пути их решения, они зависели от партийной номенклатуры, которая диктовала науке свои представления и требования, излагавшиеся в партийных документах по вопросам идеологической работы коммунистической партии, ее понимания задач идейной борьбы, противников, подвергавшихся разгромной критике. Эти подходы отрицали возможность дальнейшего теоретического продвижения вперед в области исторического знания, упрощали проблему, что вело к догматизму и примитивизму, которые стали главной чертой всей исторической и философской литературы, освещавшей проблемы формирования и функционирования новой идеологии после 1917 г.
Вся выходившая литература приобретала в тех условиях апологетический, а потому фальсифицированный характер. Игнорируя многие важные проблемы, авторы избегали освещать недостатки, просчеты, ошибки, допускавшиеся в идеологической политике партии и государства. Отражая все названные выше черты, эта литература, как и многие другие работы советских историков, страдала малой степенью эффективности как в научном, так и в практически-политическом отношениях. Все эти черты и качества проявлялись не только в изучении вопросов советской идеологии, но и в исследовании западной советологии, без понимания которой нельзя объективно осветить важные стороны развития общества, связанные с изучением идеологических процессов.
И наконец, главный порок литературы по вопросам идеологии, идейной борьбы, критики зарубежных противников марксизма и социализма – это незнание тех противников, с которыми шла “непримиримая” борьба. Позиции представителей враждебного лагеря, разных направлений, отдельных лидеров и идеологов не исследовались и не анализировались, а характеризовались путем сложившихся в науке шаблонов и политических трюизмов. Так оценивали меньшевиков, эсеров, сторонников Троцкого, Бухарина и других.
Начавшиеся с середины 80-х гг. изменения в обществе и науке проявились сначала в робких, а затем более смелых попытках радикального пересмотра ряда вопросов (например, сталинизма), в отказе от устаревших и не оправдавшихся подходов в исследовании вопросов идеологии, культуры, науки. Центральной стала проблема, сформулированная не учеными, а политиками, идеологами нового режима, которая обозначилась в виде требования деидеологизации общества.
Но этого не произошло: на смену одного идеологического режима пришел другой, утверждающий свое господство в идеологии и политике такими же средствами, как и предшествующая элита в России и во всем мире.
Как в трудах историков советского периода, так и перестроечного времени существует полная неясность по вопросам соотношения теории, идеологии, сознания, влияния политических доктрин на идеологическую систему, господствующую в стране, функций идеологии в различных социальных структурах и на разных этапах общественного развития, стабильности господствующей идеологической системы, факторов ее обновления, укрепления, разрушения. Все эти важные вопросы были и остаются за пределами исторических и философских исследований, посвященных вопросам идеологии XX в.
Во всех исследованиях субъектом идеологического процесса выступает коммунистическая партия, ее Центральный Комитет, руководившие всеми идеологическими процессами. В этой концепции и господствовавших подходах к исследованию всей совокупности вопросов опускалась еще одна важная сторона – это деятельность различных групп интеллигенции, которая привлекалась и использовалась партийными структурами для обоснования, организации, и проведения в стране идеологической политики, т.е. распространения и утверждения в массовом сознании официальной идеологической доктрины. Она вырабатывалась лидерами, ведущими теоретиками и идеологами коммунистической партии, которые определяли объекты воздействия (крестьяне, рабочие, солдаты, молодежь, женщины, интеллигенция), каналы влияния (школа, профессиональное образование, культурно-просветительские учреждения, система партийной и советской учебы, высшая школа и др.), средства воздействия на массовое сознание (агитация, пропаганда, газеты, журналы, листовки, брошюры, выставки и др.). В этом сложном процессе формирования новой идеологии сначала она функционировала в виде набора определенных идей, идеологем, лозунгов, а затем – в форме жесткой, достаточно стабильной системы, в которую входили различные компоненты из марксистской теории, политической доктрины, конъюнктурных новаций, связанных с изменениями во внутреннем и внешнеполитическом положении страны.
Самое активное участие в процессе формирования и функционирования новой идеологии принимала интеллигенция. Данная проблема оказалась неизученной с точки зрения ее роли в формировании, упрочении и поддерживании господствовавшего в стране идеологического режима. Хотя именно интеллигенция стала после 1917 г. основным связующим звеном между властью и народом, верхами и различными слоями населения, между центром и регионами, которые не были охвачены тотальной коммунистической идеологией, как это часто изображается в исторической литературе. За коммунистическую идеологию выдавалась лишь часть общественного сознания, вписавшаяся в сознание и настроения различных слоев населения, для которого она не была всеобъемлющей, являясь таковой для партийной и советской бюрократии, которая господствовала в стране, выдавая свои взгляды за общенародные.
Имеющиеся по данной проблеме источники, включая и сохранившиеся от того времени воспоминания, отражают позиции определенных кругов интеллигенции, которая активно участвовала в идеологических процессах на всех этапах истории советского общества, утверждая прежде всего свое понимание процессов и событий, нередко представляя его как позицию народа, его понимание и отношение к происходившим событиям. На страницах исторической литературы 20-80-х гг. постоянно утверждалась мысль о том, что так народ думал, хотел, понимал. Настроений партийных низов тоже никто не знал и не изучал. Поведение и позиции партийных низов оценивались как полная и безоговорочная поддержка политики правящей элиты, как полное совпадение интересов на почве общности цели – построения социалистического общества. Это было во все периоды советской истории, хотя и не соответствовало действительности, а желаемое выдавалось за реальное. Так было в практике социального развития, оттуда эти представления моделировались в науке, искажая реальную картину идеологической эволюции партии и советского общества. Такая ситуация была весьма характерной и для ряда руководителей советской и партийной власти, которым хотелось верить, а не знать, каково действительное положение в стране, экономике, культуре, науке. Искренняя вера в правильность избранного пути в 20-30-е гг. нередко порождалась социальной наивностью, недостаточной степенью образованности, уровнем понимания развивавшихся в обществе процессов, что проявлялось в недооценке последствий негативных явлений, ошибок, неверных решений, например, по вопросам отношения к “старой” интеллигенции во второй половине 20-х – начале 30-х гг., спровоцированных выступлениями Г. Зиновьева на XIII съезде партии по вопросу об отношении к работникам умственного труда.
Все эти проблемы нуждаются в самом тщательном изучении на основании различных источников, в том числе и материалов партийных съездов и конференций, их резолюций, без знания которых нельзя понять и восстановить реальную картину происходивших в России событий, влияние всех факторов, в том числе партийного и государственного руководства, являвшегося инициатором и проводником всех социальных перемен в обществе.
Проблему власть-интеллигенция-идеология нельзя глубоко исследовать, не обращаясь к анализу различных групп интеллигенции, их позиций и влияния на протекавшие в обществе процессы. Именно интеллигенция, ее творчество в самых различных областях интеллектуальной жизни общества, будь то политика, культура, литература, искусство, образование, оказывается самой влиятельной силой в формировании и эволюции общественного сознания. Причем различные группы интеллигенции, причастные к идеологическому процессу, по-разному влияли на сознание отдельных слоев общества, разные поколения, социальные группы. В процессе этого воздействия использовались самые разнообразные средства: от политических выступлений и разъяснений мероприятий партии и государства до стихов, куплетов (Д. Бедного), повестей и романов, песенного творчества поэтов и композиторов, создавших замечательные произведения, которые почти не изучаются историками и социологами.
Интеллигенцию, причастную к формированию новой идеологии, в 20-30-х гг. можно разделить на несколько больших групп, которые по-разному влияли на изменения в сфере сознания и культуры, протекавшие в обществе.
Изучая участие различных групп интеллигенции в формировании новой идеологической системы, приходится констатировать ее деление на два больших лагеря. Прежде всего необходимо выделить группу марксистского направления и ту часть интеллигенции, которая не принимала революционных перемен, советской власти и марксизма и пыталась оказывать сопротивление политике, проводившейся партией и государством в области перестройки общественного сознания. Каждая из этих групп имела определенные подгруппы, которые довольно заметно отличались друг от друга по самым различным признакам (например, политическим позициям, мировоззрению, профессиональной принадлежности, материальному положению, реалистичности самооценок, социальным устремлениям и т.д.).
Интеллигенцию, принадлежавшую к марксистскому лагерю, в свою очередь, можно разделить на ряд групп по той роли, которую они играли в формировании и распространении новой идеологической доктрины в 20-30-е гг. В последующие периоды советской истории произошли существенные изменения в составе этих групп, возможностях их влияния, формах и методах работы, а в ряде случаев и в понимании тех задач, которые ставили правящие верхи.
В первую группу, видимо, можно выделить теоретиков и идеологов (эти понятия необходимо разграничивать при изучении данной проблемы), которые еще до революции были создателями и носителями большевизма как идеологии и стали ядром новой формирующейся системы. Они смогли (в одних случаях более, в других менее удачно) на базе марксистской теории создать определенную идеологическую доктрину, систему идей, первоначально очень подвижную и аморфную, с большим количеством самых различных противоречий, которые по мере развития исчезали (например, концепция “военного коммунизма”), либо сохранялись (представления о руководящей роли партии в системе диктатуры пролетариата). Они определяли содержание новой идеологии, точнее ее системообразующее ядро, которое затем дополнялось другими идеями и концепциями в зависимости от смены исторических этапов. Эта группа создавала основные доктринальные тексты, которые влияли на идеологический процесс, на формирование новой идеологической системы. К ним относятся работы В.И. Ленина и его выступления по вопросам идеологии и общественного сознания (особенно такие, как “Пролетарская революция и ренегат Каутский”, “О значении воинствующего материализма” и другие), статьи и речи Л.Д. Троцкого, содержавшие много интересных наблюдений и оценок по вопросам идеологии, массового сознания, их эволюции после 1917 г.; выступления и работы Н.И. Бухарина (“Теория исторического материализма”, “Азбука Коммунизма”, написанная совместно с Преображенским). Это относится также и к выступлениям А.В. Луначарского по вопросам культуры, массового сознания, литературы и их роли в обществе, Е.А. Преображенского по проблемам борьбы на идеологическом фронте. По-видимому, он явился автором предложения об использовании репрессивных мер против активно выступающих представителей интеллигенции, противодействующих распространению новой идеологии, охарактеризовав их как противников советской власти.
Вторая группа партийной и советской интеллигенции (достаточно образованная) занималась преимущественно организацией всей идеологической работы, возглавляя различные структуры типа Политпросвета, Агитпропа, а также новые учебные центры (Институт красной профессуры, коммунистические университеты, совпартшколы, Социалистическую академию и др.), ведущие партийные и государственные органы печати, издательства, различные общественные организации. К этой группе можно отнести А.С. Бубнова, Д.Б. Рязанова, М.С. Ольминского, М.Н. Покровского, В.И. Невского, Н.Н. Батурина, В.А. Быстрянского и др., среди которых было много историков. Их деятельность в сфере идеологии была весьма разнообразной и многосторонней. Они участвовали в подготовке идеологических кадров, в пропаганде идей социализма и марксизма своими выступлениями, статьями, брошюрами, в организации различных массовых кампаний, связанных с юбилеями партии, революции, знаменательными историческими датами историко-революционного характера, игравших заметную роль в пропаганде идей классовой борьбы, связи большевизма с предшествующими поколениями революционеров (юбилей А. Герцена, С. Халтурина, “Народной Воли”, Н. Чернышевского и др.).
К третьей группе можно было бы отнести ученых-профессионалов, специалистов в области истории, философии, права, социологии, создававших труды по различным вопросам общественного развития, текущей политики, международных отношений, социалистического строительства, электрификации и кооперации, индустриализации и др. В этой группе заметную роль играли историки, особенно такие, как Н.М. Лукин, В.П. Волгин, Ф.А. Ротштейн, В.М. Павлович-Вельтман, экономисты Г.М. Кржижановский, В.И. Скворцов-Степанов, Ю. Мархлевский, В.П. Милютин, философ Д.А. Деборин и др. Именно этой группе принадлежала ведущая роль в пропаганде и популяризации марксистской теории, концепции социализма и коммунизма, политики партии и государства. Этой же группе интеллигенции, которая постоянно увеличивалась, принадлежала главная роль в распространении идей марксизма, в обосновании необходимости и целесообразности избранного страной социалистического пути развития, в создании концепции социалистической культуры, социалистического образа жизни.
В деятельности данной группы было еще одно весьма важное направление, которое особенно заметно влияло на происходившие в обществе изменения, отражая установки партийной элиты, призывавшей вести непримиримую борьбу на идеологическом фронте, против идейных противников марксизма и социализма. Это проявилось в многочисленных выступлениях представителей научной интеллигенции, в критике ученых буржуазного направления, народнических авторов, теоретиков кооперативного социализма, западноевропейской социал-демократии. Об этом свидетельствуют статьи на страницах ведущих научных и общественно-политических журналов, появившихся в 20-30-е гг., особенно таких, как: “Под знаменем марксизма”, “Вестник Коммунистической академии”, “Коммунистический интернационал”, “Пролетарская революция”, “Печать и революция”, “Проблемы марксизма” и др. Большинство статей ученых марксистского направления было посвящено не позитивной разработке проблем социалистической теории, вопросам строительства новых форм жизни, анализу насущных проблем общественного развития, экономике, культуре, массовому сознанию, новому правотворчеству, а критике идейных противников марксизма, а точнее ленинизма и большевизма, т.е. иных точек зрения, отличных от тех позиций, которые стали господствующими в партии. Наряду с достаточно обоснованной критикой ряда важных положений и идей, получивших распространение среди различных групп интеллигенции, представителей оппозиции внутри партии большевиков, большое распространение получили такие подходы и принципы критики, которые не имели ничего общего с решением научных проблем, с поиском истины, с обоснованием научного видения общественных процессов. Особенно заметно это проявилось в критике противников материализма и диалектики, в разоблачении приверженцев идеализма, к которым относили почти всех буржуазных ученых, концепции стадиального и многофакторного развития общества, классовой борьбы, роли государства и права, т.е. тех проблем, которые были связаны с политикой коммунистической партии и советского государства, с формированием новой идеологии, с пониманием роли интеллигенции в становлении новых общественных структур. Хотя в годы советской власти вышло большое количество литературы по истории, философии, праву, литературоведению, истории исторической науки, но вопросы идейной борьбы, идеологического противостояния ученых различных направлений, их последствия для отечественной науки и самих ученых, оказавшихся заложниками политики и идеологии, еще мало изучены.
Существует и еще одна важная проблема, связанная с идеологическим развитием общества и участием ученых различной специализации в “борьбе на идеологическом фронте”. Это процесс формирования особого типа научной критики с характерными принципами расправы с коллегами-профессионалами в обстановке идейной борьбы с противниками марксизма и социализма. Сама научная критика должна была бы претерпеть радикальные изменения, но по разным причинам этого не произошло. Правящей верхушке, партийной бюрократии было выгодно сохранять подобное “поле” борьбы и соответствующие “правила” игры, которые ее не только устраивали, но и были необходимы для решения ее собственных задач: поддержания в обществе идеологической стабильности, которую могли бы разрушить некоторые группы специалистов, связанные с изучением политики, идеологии, культуры, науки. Не случайно, от репрессий 30-х гг. больше всего пострадали ученые-марксисты, что хорошо просматривается на материале истории исторической науки в советские годы, где научная критика, хорошо организованная и продиктованная верхами партии, давала нужные им результаты. Нередко это изображалось так, что все якобы делалось во имя интересов советской науки, исторической объективности, партийности и т.п. Изучение этого аспекта существования науки позволяет показать и роль партийной бюрократии, влиявшей на ее развитие, и позиции определенных групп ученых, использовавших режим и его идеологические установки для продвижения по служебной лестнице, для получения различных льгот, существовавших в ЦК КПСС, Институте марксизма-ленинизма и ряде других учреждений.
Последняя – четвертая группа интеллигенции – это рядовые участники идеологического процесса, занимавшиеся агитацией и пропагандой политики партии на всех этапах развития советского общества. Эта самая стабильная по своему составу, поведению, типу деятельности группа, представители которой искренне верили в социалистический выбор, в правильность политики партии и ее лидеров, не зная и не подозревая в какие “игры играет” партийная бюрократия, какие планы она строит на будущее. В нее входили преподаватели-обществоведы высших учебных заведений, учителя средней школы, журналисты, литераторы, сельская интеллигенция, писатели, поэты, художники, композиторы, далекие от политики и политической элиты, честно выполнявшие свой долг в процессе творческой деятельности, просвещая и воспитывая народ в верности коммунистической идее, социалистическому выбору, сделанному в 1917 г. Эта группа интеллигенции была самым тесным образом связана с народом, влияя на его сознание, психологию, политическую культуру, тип поведения.
Все эти сложные проблемы нуждаются в самом углубленном изучении, поскольку они позволяют понять пути развития советской интеллигенции и ее роль в обществе, влияние на различные слои населения, на духовное интеллектуальное, идеологическое развитие, которое имеет свои определенные тенденции и закономерности, еще не понятые нами.
В последние годы в исторической литературе и особенно публицистике стала весьма модной тема о политических репрессиях в годы советской власти. Во всех существующих подходах и оценках опять просматривается идеологическая и политическая ангажированность, зависимость от новой власти, четко сформулировавшей социальный заказ на расправу и уничтожение в сознании широких масс всего, что связано с прошлым общественным строем, его идеологией, популярных среди определенных групп населения, не желающих отказываться от социалистических идей и ценностей, которые полностью отрицаются идеологами нового курса. Именно по этой причине сознательно преувеличивается число репрессированных по политическим причинам, игнорируются и скрываются факты деятельности представителей политической и идеологической оппозиции, их переход от открытых, легальных форм борьбы к законспирированным, что преследуется при любом режиме, борющемся за сохранение своего господства.
Политическая заданность современной литературы подтверждается фактами игнорирования таких вопросов, как мотивы и формы борьбы против советской власти ее убежденных противников в 20-е гг., сопротивление сталинским методам руководства в коммунистической партии и обществе, активное участие в этом процессе различных слоев интеллигенции.
Для большинства выходящих работ характерно отсутствие теоретического осмысления всей совокупности проблем, важных для понимания истории XX века: роли насилия и государства, аппарата принуждения идеологии в революционные и последующие периоды, в условиях формирования и становления новой социальной системы, восстановления правопорядка, законодательного обеспечения режима, правового регулирования нормальной жизни общества и функционирования всех его систем, правового воспитания граждан с целью их превращения в законопослушных членов общества.
Нередко репрессии 20-30-х гг. изображаются в виде глобальной цели власти, правившей элиты, утверждавшей свое господство, “тоталитарный режим” путем расправы с неугодными, несогласными, инакомыслящими. Лишь немногие авторы, изучающие данную проблему, выделяют и ищут побудительные мотивы сопротивления различных групп населения и репрессивных методов действий властей против граждан (большевики-оппозиционеры, крестьяне в годы коллективизации и др., объединенные под общим ярлыком “враг народа”).
К сожалению, современная литература решает эти проблемы в абстрактной форме, игнорируя такие важные вопросы, как роль уровня сознания различных слоев населения, в том числе и интеллигенции, состояние массовой психологии, не освободившейся от последствий первой мировой войны, революционной стихии и гражданской войны, влияние уровня политического сознания, традиционного отношения низов к человеку “в очках”, социального невежества и усталости больших групп населения и другие проблемы, влиявшие на состояние и поведение общества в 20-30-х гг., что проявлялось и в отношении к репрессивным мерам государства против интеллигенции в конце 20-х – начале 30-х, а затем и во второй половине 30-х гг.
При изучении взаимоотношений интеллигенции и власти в 20-30-е и последующие годы необходимо обратить внимание как на характер противостояния (особенно в первые годы советской власти и при Сталине), так и на их сотрудничество, которые приобретали самые различные формы, мотивацию, однако в большинстве случаев строились на политической и идеологической основе, хотя социальная политика советской власти по отношению к различным группам интеллигенции, например, ученым Академии наук, оказывала заметное влияние на поведение и позиции представителей интеллектуальной элиты страны. Неизученным остается вопрос об эволюции политических, идеологических, мировоззренческих позиций различных групп интеллигенции (например, ученых, учителей, сельской интеллигенции, представителей художественной культуры и др.), где главную роль играли изменения не в массовом и групповом, а в индивидуальном сознании. Это обстоятельство не позволяет с достаточной степенью достоверности и объективности ответить на многие вопросы, связанные с объяснением политического и идеологического противостояния власти и интеллигенции, которая в различных формах проявляла свое отношение к протекавшим в обществе процессам и политике государства. Однако уже сейчас можно с уверенностью утверждать, что различные меры наказания, применявшиеся по отношению к “старой” интеллигенции (ограничение политических прав, трудовая повинность, реквизиция жилой площади, национализация собственности, аресты и др.), сменились иными формами противостояния и наказания. Это был конфликт уже на иной почве: власти и “новой” социалистической интеллигенции, не принимавшей, осуждавшей и сопротивлявшейся политике сталинского руководства, новой партийной и советской бюрократии. Эти обстоятельства наряду с другими породили репрессии второй половины 30-х гг. против новой интеллигенции.
В настоящее время мы располагаем многочисленными фактами полного подчинения больших групп интеллигенции правившему режиму, ее активного участия в идеологической, политической жизни страны, в поддержке репрессивных мер против своих же коллег, содействия их распространению путем разгромной критики, доносов, дискредитации, клеветы, о чем постоянно умалчивают многие авторы. В последние годы появились исследования, освещающие проблему “власть и оппозиция”, политические платформы и программы различных групп, существовавших в начале 30-х гг., однако реальное поведение лидеров и рядовых членов оппозиции, формы их выступлений, изменение настроений и поведения под влиянием различных факторов остаются не раскрытыми. Тем не менее с полной уверенностью можно утверждать, что власть наказывала своих оппонентов, постоянно прибегая к неадекватным формам расправы за “содеянное”. Представителей интеллигенции, осуждавших сталинский режим и его политику, часто судили за умысел, неприятие, негативное отношение, что не являлось преступлением, подлежавшим суровым мерам наказания, которые применялись в те годы (расстрел, ссылка и др.). К тому же и сама интеллигенция своим поведением и поступками (доносами) способствовала росту репрессивных мер по отношению к своим же коллегам, руководствуясь нередко чувствами зависти, мести, личной неприязни, желанием сделать карьеру и т.п. Это тоже следует учитывать, ибо подобные факты и поступки влияли на судьбы людей независимо от того, какие личностные мотивы проявлялись в тех условиях. Интеллигенция 30-х гг. во многом не выдержала главного экзамена: на порядочность, честность, принципиальность, корпоративность, помогая властям расправляться со своими сотоварищами, коллегами и даже единомышленниками.
В литературе последних лет преобладает описание репрессий, выражавшихся в крайне жестоких формах по отношению к личности (ГУЛАГ, ссылка, расстрел, тюрьма). Однако нередко игнорируются другие формы наказания, которые приобрели значительный размах, влияя на судьбы людей, их семей, родственников, коллег, знакомых. Применительно к той части интеллигенции, которая искренне и с энтузиазмом участвовала в социалистическом строительстве, в духовной и идеологической жизни страны нередко использовали такие меры наказания, которые уничтожали творческий потенциал личности, а мотивы их применения носили чаще всего абсурдный и безнравственный характер. Об этом свидетельствуют дневники и воспоминания представителей творческой интеллигенции 30-х гг.
Среди использовавшихся мер наказания особенно распространенными были такие, как исключение из партии, что для некоторых групп советской интеллигенции с прочными коммунистическими убеждениями превращалось в личную трагедию. Партийные проработки, обсуждения, уничтожающая человеческое достоинство критика, отстранение от работы не только самих “виновников”, но и членов их семей, моральное осуждение и презрение со стороны бывших коллег и сослуживцев, осознание несправедливости подобных мер наказания, превращение в изгоев – все это не просто травмировало личность психологически и нравственно, а уничтожало в ней желание работать и жить. Все эти формы наказания, переживания, связанные с пониманием несправедливости и жестокости, ярко описал в своем дневнике ссыльного редактора “В середине 30-х годов” А. Кириллов. Автор с большой убедительностью и добротой описал свои переживания в ссылке – трагедию личности, преданной идеям социализма, страдающей не только от несправедливости выдвинутых обвинений, но и еще в большей мере от невежества, хамства, бескультурья малообразованных партийных “роботов”, не понимавших, что они творят от имени партии во имя торжества идей социализма. Трагедия такого типа личности нередко заканчивалась добровольным уходом из жизни, самоубийством, как это и произошло с Алексеем Кирилловым.
Подобного рода материалы позволяют с большой степенью достоверности описать трагедию именно той части интеллигенции, которая принимала активное, добровольное участие в идеологической жизни страны 30-х гг., отдавая свои духовные силы, знания, талант утверждению новых форм жизни.
Можно найти большое количество различных доводов и объяснений и даже оправдания событий 30-х гг.: трудностями экономического и политического характера, низким уровнем грамотности и политической культуры населения, сложностью внутренней и внешней обстановки, в которой оказалась страна накануне войны, даже историческими корнями прошлых времен, искалечившими человеческую личность. Тем не менее все эти обстоятельства ни в коей мере не умаляют важности изучения этой сложной проблемы. Она должна разрабатываться совместными силами историков, философов, психологов, социологов, педагогов, юристов с целью не только объективного освещения событий тех трагических лет, но и во имя будущего – неповторения подобного, когда сама интеллигенция активно участвует в осуществлении политики государства по уничтожению своих собственных интеллектуальных сил, которые являются достоянием всей нации, всего народа.
Вся политика – созидательная и репрессивная – подчинялась одной главной цели – движению России по пути коммунизма, первый этап которого рассматривался как строительство социализма. Данное положение марксистской теории пронизывало всю официальную идеологию, которая влияла на общественное сознание, а ее главным проводником и распространителем была интеллигенция.
Все содержание идеологической системы, характер и тип ее изменения нуждается в самом тщательном изучении, поскольку в ней сосуществовали самые различные элементы, включая и такие, как гуманизм, общечеловеческие ценности, интернационализм, дружба и равенство народов, взаимная помощь и поддержка, патриотизм, которые всегда были характерны для сознания и бытия российского человека. Главная идея, ядро идеологии обосновывалось не научными разработками и прогнозами, как это постоянно утверждали политики всех периодов советской власти, оно базировалось на психологии веры, надежды, пожеланиях, стремлениях масс жить в новом мире, в мире социального равенства и справедливости. Это обстоятельство создавало в общество особый режим существования партийной элиты, уверенной в успехе благодаря поддержке масс.
Психология веры и надежды, характерная для всех народов мира и всех исторических эпох человечества, в том числе и современного российского общества, играла более значительную роль в обществе 20-30-х гг., чем в другие исторические периоды, переживавшиеся Россией. Она питалась революционным энтузиазмом, эйфорией успеха, громадным творческим порывом всего трудового народа. В этих условиях потребность в глубоких научных исследованиях, в обоснованных прогнозах, в поисках различных вариантов экономического, политического, социального развития отступала на второй план, что проявлялось в позиции верхов, постоянно утверждавших, что все развитие страны основывается на марксистской теории.
Поэтому важным средством поддержания и питания официальной идеологии стали идеи мировой революции, неизбежности скорого построения общества всеобщего равенства и благоденствия, жертвенности народа (а не партийной бюрократии) во имя торжества коммунизма, бескомпромиссной борьбы со всеми врагами, отступниками, колеблющимися и сомневающимися в верности избранного пути, возможности построения нового мира. Все это свидетельствует о том, насколько был сложен и труден путь движения к подлинным человеческим ценностям, как сложны были проблемы, которые стояли и стоят перед теоретиками, идеологами, политиками, учеными, занимающимися историей общественного развития.