6
ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ
ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ
СТЕРЛИТАМАКСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ АКАДЕМИЯ
ИМЕНИ ЗАЙНАБ БИИШЕВОЙ
РЕФЕРАТ
на тему:
«Введение кантонной системы управления и ее эволюция»
Выполнила: студент группы:
Кулумбаева А. Г
Проверила: Казанина К.Л.
Стерлитамак – 2008
План
1. Введение кантонного управления.
2. Дальнейшая эволюция кантонного управления.
3. Пограничная служба башкир и мишарей.
4. Трудовые повинности башкир, мишарей и тептярей.
5. Положение русских казаков.
Введение кантонного управления
В 1798 г. в Башкортостане была введена кантонная система управления, просуществовавшая до 1866 г. Царские власти опасались новых восстаний башкир, поэтому они искали пути их предотвращения.
Выдвигались различные проекты в этом отношении. Было даже предложение о раздаче башкир как крепостных крестьян дворянам. Предпочтение было отдано проекту, учитывавшему пограничное положение
Башкортостана и превращению края в плацдарм для проведения активной политики в Казахстане и Средней Азии. Он предусматривал перевод башкир в военное сословие, установление жесткого режима и
использование боевой энергии башкир для охраны юго-восточной границы империи и участия во внешних войнах России.
Власти не сразу нашли новую систему повинностей и управления башкирами. Первым шагом явилось введение для них в 1789 г. как основной повинности военно-сторожевой службы на границе с Казахстаном.
Имеющиеся в крае 20 908 дворов башкир были поделены на 103 юрты (команды), во главе которых стояли назначенные юртовые старшины и их помощники. Для организации военно-сторожевой службы на
Оренбургской пограничной линии к юртовым старшинам были определены походные старшины и сотники, которых соответственно насчитывалось 63 и 213. Но башкиры, неся военную службу, оставались в ведении
гражданской администрации.
10 апреля 1798 г. император Павел I по представлению генерал-губернатора О.А. Игельстрома подписал указ о введении кантонной системы управления в крае, по которому башкиры и мишари были превращены
в военное сословие, об образовании 11 башкирских и 5 мишарских кантонов, о порядке их службы по охране границ с Казахстаном. Одновременно было объявлено о создании 5 кантонов оренбургских и 2
оренбургских казаков619.
При переводе башкир в военное сословие были учтены особенности их жизни и быта, многолетний опыт военно-сторожевой службы и участия в военных действиях русской армии. Царская администрация отмечала
большую склонность башкир «к воинским упражнениям», их «сметливость, привычку к степной местности, неутомимость в степных походах», «сносливость и крепость их лошадей». Позже генерал-губернатор
В.А. Перовский писал, что «относительно воинского духа они (башкиры – А.А. } не уступают оренбургским казакам, а в иных отношениях даже превосходят прочие нерегулярные войска»620.
Василий Алексеевич Перовский, оренбургский военный губернатор в 1833-1842 гг., оренбургский и самарский генерал-губернатор в 1851-1857 гг., являлся выдающимся военно-политическим деятелем России
первой половины XIX в., был внебрачным сыном графа А.К. Разумовского, имел звание генерал-лейтенанта, генерала от кавалерии, генерал-адъютанта, граф, кавалер высшей государственной награды –
бриллиантовых знаков ордена св. Андрея Первозванного.
Как приближенный императора Николая I, управлял Оренбургским краем, имея самые широкие полномочия, был верным слугой самодержавного государства, много сделал для укрепления позиций правительства.
Об этом свидетельствуют подавление им «огнем и мечом» волнений и восстаний народов, усиление Оренбургской укрепленной линии и казачьего войска; организация военных походов в Хивинское и Кокандское
ханства. Он был инициатором возведения в Оренбурге ряда каменных зданий для государственных и общественных нужд, водопровода, Караван Сарая для Башкирского войска, разведения лесов на пограничной
линии, открытия лесного училища, школ и училищ в ряде городов, добился вакансии для башкирских юношей в гимназии и университете Казани. Понимая неизбежность перехода башкир к земледелию и
оседлости, в отличие от ряда губернаторов резко выступал против насильственных мер при решении этого вопроса. В.А. Перовский часто проводил лето на башкирских кочевьях, где общался с местными
сказителями и сэсэнами, что импонировало башкирский феодальный верхушке и способствовало созданию его положительного образа. О нем как о человеке и правителе сложены и поныне сохранились башкирские
песни и марши («Ак мечеть», «Сыр-Дарья», «Перовский»).
Военная служба башкир и мишарей была выгодна правительству и в финансовом отношении, ибо они несли службу за свой счет.
В 1803 г. башкирских кантонов стало 12. Они не имели особых наименований и различались только порядковым номером.1-й кантон (центр кантона находился в дер. Елпачиха) состоял из башкир Осинского и
Пермского уездов, 2-й (дер. Ибрагимово) – Екатеринбургского и Красноуфимского.3-й (дер. Курманово) – Щадринского уездов Пермской губернии, 4-й (дер. Мало-Муйнаково) – Троицкого, 5-й (дер.
Исянгильдино) – Челябинского, 6-й (дер. Хасаново) – Верхнеуральского, 7-й (дер. Мрясово) – Стерлитамакского, 8-й (дер. Юмран-Ибрагимово) – Уфимского, 9-й (дер. Бурангулово) – Оренбургского, 10-й
(дер. Камилево) – Бирского, 11-й (дер. Челнанарат) – Мензелинского уезда Оренбургской губернии, Елабужского и Сарапульского уездов Вятской губернии, 12-й (дер. Шланлыкулево) – Белебеевского,
Бугульминского и Бугурусланского уездов Оренбургской губернии.
Башкирские кантоны были образованы на основе территориального (уездного), а не родоплеменного (волостного) принципа. В состав кантонов обычно волости входили полностью. Но немало было случаев,
когда волость оказывалась разделенной между несколькими кантонами. Это вело к ликвидации прежних волостей и раздроблению общей волостной собственности башкир на землю, оказавшихся в разных
кантонах.
Мишарские кантоны находились на территории только Оренбургской губернии.1-й кантон (дер. Адзитарово) включал мишарей Троицкого и Челябинского уездов, 2-й (дер. Бузовьязы) – Бирского и
Мензелинского, 3-й (дер. Бузовьязы) – Стерлитамакского, 4-й (дер. Богданово) – Уфимского и 5-й (дер. Туркеево) – Бугульминского уездов.
По размеру территории и численности населения кантоны были неодинаковы. По сведениям на 1826 г., в 12 башкирских кантонах насчитывалось 1804 деревни с 47 480 дворами, в 5 мишарских кантонах – 356
деревень с 7652 дворами.1, 2 и 3 башкирские кантоны имели от 30 до 68 деревень, 4, 5, 6, 8, 10 и 11 кантоны – от 102 до 202 деревень, 9 и 12 кантоны – от 242 до 284 деревень. Население в них
колебалось от 4 до 22 тыс., а в мишарских – от 1500 до 6600 душ м. п.
Кантоны делились на юрты (команды), которые состояли из групп деревень. В 1826 г. в башкирских кантонах было 375, мишарских – 67 юрт. Количество жителей в юртах колебалось от 100 до 1000 душ м. п.
Эти различия вызывали неудобства при выполнении натуральных повинностей и выплате денежных налогов. Поэтому генерал-губернатор Перовский 13 августа 1833 г. предписал кантонным начальникам уравнять
число душ в юртах таким образом, чтобы каждая из них состояла не менее чем из 750 душ м. п. К 1846 г. в башкирских кантонах было 247, в мишарских – 47 юрт. В юрте насчитывалось от 700 до 1000 душ
м. п.623
В кантонах на 50 дворов приходилось по 1 чиновнику, что облегчило наблюдение за поведением башкир и мишарей. Ограничивалась свобода их передвижения по краю. Указом Сената от 24 сентября 1806 г. был
запрещен свободный переезд башкир на жительство из одной губернии в другую. Тем самым был нанесен серьезный удар по экономическим интересам башкир, ведущих полукочевое скотоводческое хозяйство на
своих вотчинных землях, расположенных на территории смежных губерний.
Указ от 10 апреля 1798 г. подтвердил прежние положения о запрещении самовольных отлучек жителей из деревень. Для передвижения по территории уезда башкиры и мишари получали отпускные свидетельства
от юртовых старшин, по губернии – от кантонных начальников. На поездку в другие губернии требовалось согласие командующего Башкиро-мещерякского войска624. Башкиры и мишари подвергались тяжелым
наказаниям за самовольные переселения, отлучки с места жительства и другие нарушения внутрикантонных порядков. Так, в 1799-1831 гг. за подобные провинности в 3-м башкирском кантоне из 2281
служащего подвергнуты были телесному наказанию 1149 чел,, т.е. каждый второй служащий625. Жителей деревень, принявших «нарушителей», облагали денежным штрафом или направляли вне очереди на
крепостные работы.
Администрация преследовала любые проявления самостоятельности или недовольства со стороны рядовых башкир и мишарей. Чиновники кантонного аппарата управления вместе с местными богачами выступали
организаторами мирских сходов, выносивших решения о насильственном изгнании из деревень жителей, которые жаловались на своих начальников и не повиновались властям.
Введение новой системы управления привело к полной ликвидации остатков башкирского самоуправления. Были запрещены традиционные башкирские праздничные йыйыны (съезды), служившие единственным местом
для неофициальных встреч представителей различных деревень. Генерал-губернаторы П.К. Эссен и П.П. Сухтелен рассматривали йыйыны, на которые съезжались по несколько тысяч башкир, мишарей, татар,
тептярей, как недопустимые собрания многонационального населения края, не совместимые с регламентом военно-феодального режима. В соответствии с мнением Государственного Совета от 29 февраля 1828 г.
о ликвидации в стране «всяких непозволительных и соблазнительных сборищ, под каким бы видом названием оные не существовали», губернское правление вынесло определение о запрещении йыйынов, о чем 17
ноября 1831 г. было сообщено кантонным начальникам.
Власти при управлении краем широко использовали политику «разделяй и властвуй», натравливали и противопоставляли башкир, мишарей, татар, казахов друг на друга. С 1747 по 1846 гг. существовал запрет
на брак башкир с казашками. Распоряжением Перовского с 1853 г. было отменено пребывание башкир в Казахстане для обучения детей грамоте и «для отправления богослужения»627. Все это подтверждает
слова В.И. Ленина: «Политика угнетения национальностей есть политика разделения наций».
Введение кантонной системы управления означало для башкирского и мишарского населения полное подчинение военно-административному контролю феодально-крепостнического режима. Управление населением
кантонов находилось в руках чиновников. К ним относились кантонные начальники, их помощники, юртовые старшины и их помощники, деревенские начальники, юртовые сотники и десятники. Вторую группу
составляли лица, отвечающие за несение военной и «рабочей» службы и не имеющие постоянных должностей: походные старшины, дистаночные начальники, походные есаулы и сотники. Чиновники кантонного
управления комплектовались из представителей башкирской и мишарской феодальной верхушки, которую царское правительство старалось привлечь на свою сторону. Кантонные начальники утверждались
генерал-губернатором из числа нескольких кандидатов, подобранных губернской администрацией. Но местной феодальной верхушке путем подкупа и обмана представителей губернской администрации и
выборщиков из кантонов зачастую удавалось превратить эту должность в наследственную. Так, в течение трех-четырех десятилетий кантонными начальниками были выходцы из семьи Биктимировых, Куватовых,
Султановых и других.
До 1834 г. кантонные начальники непосредственно подчинялись генерал-губернатору, а позднее – командующему Башкиро-мещерякским войском. В круг их обязанностей входило обеспечение выполнения
населением военных и других государственных и земских повинностей, а также наблюдение за продажей и сдачей в аренду башкирских земель. Таким образом, они имели довольно широкие полномочия по
управлению населением кантона. Кроме того, кантонные начальники были наделены правом вмешиваться в хозяйственную жизнь населения. Указом от 10 апреля 1798 г. на них возлагалось «крепкое смотрение
за подчиненными им людьми, дабы они прилежали к домостроительству, земледелию и всем прочим работам». Тех башкир и мишарей, которые «не радеют» в своем хозяйстве, они могли отправить «в работники
хорошим хозяевам… до того времени, пока исправят свое поведение и найдутся сами хозяйствовать»629. Это «право» открывало кантонным начальникам возможности для произвола, насилий и эксплуатации
трудового населения.
Хотя башкиры и мишари в судебном отношении находились в ведении земской полиции и гражданских судебных учреждений, кантонные начальники самостоятельно решали многие вопросы, касающиеся
имущественных споров и воровства. По свидетельству генерал-майора Оренбургского казачьего войска И.В. Чернова, «земские исправники считались не более как номинальными начальниками, а действительная
власть над народом сосредоточивалась у кантонных начальников. Они од-. ни направляли действия его и руководили им».
Юртовые старшины назначались кантонными начальниками из числа нескольких кандидатур, выбранных чиновниками от каждой юрты. Они были наделены достаточно широкими правами по управлению населением
юрты. Для сохранения «общего спокойствия, безопасности и порядка» в каждой деревне выбирались деревенские начальники – «аульные» сотские и десятские, подчинявшиеся становым приставам. Сотские и
деревенские начальники избирались из числа грамотных башкир, владеющих русским языком, ибо «знание башкирами русского языка делалось постепенно общим». Сотские и десятские отвечали за своевременное
выполнение населением подводной повинности, решали некоторые спорные дела, делили земельные участки между домохозяевами.
В большинстве деревень имелись сборщики налогов, смотрители хлебных запасных и семенных магазинов, лесные надзиратели, дорожные смотрители. Все они избирались сельскими обществами, а затем
утверждались юртовыми старшинами и кантонными начальниками. .
В 1850 г. среди башкир было 590, среди мишарей – 69 дворян вместе с членами семьи. Все они служили кантонными или юртовыми чиновниками. Пожалованных царями поместий у башкирских дворян не было.
Используя административную власть, башкирские чиновники-дворяне по своему усмотрению распоряжались общинными землями и эксплуатировали рядовых башкир. Кроме того, они землю покупали. В середине XIX
в. в их руках было 237 512 дес. земли. Помимо патриархальных форм эксплуатации населения, таких, как емэ (помощь) и пауын, они широко практиковали долговое закабаление и другие способы
использования труда рядовых башкир.
Башкирские тарханы юридически не были приравнены ни к одному из видов дворянства. Будучи свободными от всех денежных и натуральных повинностей, они несли военную службу. В 1821 г. губернскими
властями были собраны сведения о количестве тарханов. Оказалось, что большинство потомственных тарханов давно затеряло свои грамоты, полученные от царей. К тому же, в сохранившихся документах не
было оговорено, что тарханы приравниваются к дворянам. Поэтому генерал-губернатор Эссен решил «оставить их на правах прежних в башкирском сословии». Большинство тарханов было переведено в разряд
рядовых башкир. Лишь их часть получила действительные офицерские чины, добилась личного и потомственного дворянства. Таким образом, к середине XIX в. институт тарханства потерял свое
юридическо-правовое значение. Однако многие тарханы и в новых условиях оказались в числе военных и гражданских начальников.
Царское правительство, ревностно оберегая права русских дворян, ограничивало права феодалов нерусских народов. Однако некоторое ущемление политического положения башкирской феодально-чиновничьей
верхушки отнюдь не мешало ей угнетать рядовую массу.
Кантонные начальники фактически были полновластными хозяевами в своих кантонах. О злоупотреблениях башкирских чиновников один из очевидцев событий писал, что в этом плане русские «становые
исправники и другие перед ними младенцы. Они, когда берут взятки, все-таки стараются прикрыть какими-нибудь, хотя и пустяковыми предлогами, наши же (башкирские чиновники) все это делают с какою-то
наглостью, почти открыто, и, отнюдь, не боятся ответственности перед начальством… »638. «Кантонный начальник, его помощники, юртовые старшины – должности, не дающие никакого жалованья, кроме
способов беззаконного обогащения», – указывал в своем отчете флигель-адъютант полковник Игнатьев, будущий Петербургский генерал-губернатор, проверявший в 1830 г. жалобы на башкирских чиновников.
Побывавший в Оренбургской губернии с той же миссией полковник Прянишников назвал кантонного начальника «бичом народа», за короткое время «после получения должности становившегося богатейшим
человеком». В 1867 г. чиновник канцелярии военного губернатора есаул Альмухамет Куватов в своей записке «О причинах обеднения башкирского народа» свидетельствовал, что «кантонные начальники брали у
башкир одних подарочных лошадей целыми табунами».
Наглядным примером беззакония и произвола, царивших в кантонах, может служить «деятельность» начальника 6-го кантона Верхнеуральского уезда поручика Аккула Биктимирова. В 1811 г. с тысячной
резервной команды он самовольно собрал для себя по 6 руб. с каждого, а с другой команды из 500 чел. взыскал по 16 руб. с человека. В последующие годы он неоднократно присваивал собранные с
населения деньги. За отказ дать деньги Аккул подвергал людей жестоким пыткам – бил палками, до смерти засекал плетьми. Подвальное помещение кантонной штаб-квартиры в д. Сибаево он превратил в
тюрьму, где держал людей в цепях и кандалах. Аккул продавал башкир-байгушей казахским феодалам, устраивал для угона лошадей набеги на соседние народы. Злодеяния его продолжались в течение 22 лет.
Однако власти вынуждены были предать Аккула суду. В 1820 г. указом Сената он был приговорен к лишению всех чинов, отстранению от должности и ссылке в Сибирь на поселение. Но наказания Аккул не
понес из-за престарелого возраста и болезни. Не отставали от кантонных начальников и другие должностные лица. Одним из распространенных способов эксплуатации рядовых башкир юртовыми старшинами было
использование их в своей «домашней работе». Так. юртовой старшина 4-го башкирского кантона Байсара Кулбаков продержал у себя ординарца вместо одного месяца пять лет, используя его «в собственной
своей работе. ., без всякой платы».
Беззастенчивым образом обирали рядовых зауряд-чиновники. Они постоянно требовали денежных подношений и. по выражению очевидцев, «драли с живого и мертвого». По утверждению бывшего кантонного
начальника майора Сапеги-Ольшевского, «все жили за счет башкир, все брали взятки: писаря, и юртовые старшины, и полиция, не отставали пристава, переводчики, помощники кантонных, кантонные,
стряпчие. Зачастую случалось, что и сами попечители, и даже само центральное управление не было в этом случае безупречно»643. Хотя многие должностные лица не избежали суда или следствия «за
противозаконные дела», лишь в редких случаях они несли заслуженное наказание.
Дальнейшая эволюция кантонного управления
В 30-50-х гг. XIX в. кантонная система управления в Башкортостане подверглась значительным изменениям. Это было вызвано стремлением правительства к дальнейшему усилению среди башкир и мишарей
военно-феодальных порядков и военно-полицейской опеки.
В 1834 г. по представлению оренбургского генерал-губернатора В.А. Перовского военным министром было образовано Башкиро-мещерякское войско. С 1837 г. все дела, касающиеся башкирского и мишарского
населения, решались через командующего войском и войсковую канцелярию с последующим утверждением генерал-губернатором. Штат канцелярии состоял из офицеров регулярных частей и Оренбургского
казачьего войска. При командующем войском находились его помощник на правах чиновника и старший адъютант. По гражданским делам командующий имел особую канцелярию из правителя и четырех
столоначальников. Для рассмотрения и решения военно-судебных дел при нем находились обер-аудитор и шесть аудиторов. Денежными суммами войска ведал особый стол из 5 чиновников.
В 1835 г. Башкиро-мещерякское войско, состоящее из 17 кантонов, было разделено на 6 попечительств (округов). В первое попечительство с центром в Красноуфимске входили 1-й, 2-й, 3-й башкирские
кантоны, во второе – с центром в Челябинске – 4-й и 6-й башкирские и 1-й мишарский кантоны, в третье – с центром в Оренбурге – 6-й и 9-й башкирские кантоны, в четвертое – с центром в Стерлитамаке –
7-й башкирский, 2-й и 5-й мишарские кантоны, в пятое – с центром в Уфе – 8-й и 10-й башкирские, 3-й и 4-й мишарские кантоны, в шестое – с центром в Мензелинске – 11-й и 12-й башкирские кантоны.
Попечительства возглавлялись, как правило, русскими штаб-офицерами, непосредственно подчинявшимися командующему войском. На попечителей возлагалось «наблюдение за народом как в отношении
нравственном, так и равно в хозяйственном и полицейском». Они следили за выполнением предписаний губернских властей, доносили генерал-губернатору и командующему войском о преступлениях должностных
лиц и о случаях открытого неповиновения начальству, выносили решения по следственным делам о хищениях в пределах от 15 до 30 руб. серебром.
Попечители контролировали и соблюдение очередности несения службы населением. В этих целях они проводили инспекторский осмотр при нарядах команд на службу, ежегодно осматривали тех лиц, которые
числились отставными или неспособными к службе. Они же подвергали медицинскому освидетельствованию «малолетков», наблюдали за сбором и расходом «подможных» денег для командируемых на службу людей,
присутствовали на выборах кантонных начальников и юртовых старшин. Помимо этого, попечители следили за «земледельческими занятиями» башкир, за состоянием хлебных магазинов и исправным выполнением
всех повинностей, налагаемых на население кантонов.
Введение попечительств явилось дополнительным звеном в системе «опеки башкирского и мишарского населения края, рассчитанной на стеснение и регламентацию всякой их деятельности и превращение
народных масс в послушных исполнителей воли начальства.
Одновременно с попечителями были учреждены должности стряпчих, назначавшихся из числа русских чиновников. В связи со сложностью земельных отношений между башкирами и другими категориями населения
шла беспрерывная тяжба по земельных делам, число которых возрастало по мере перехода башкир к оседлости и земледелию. Стряпчие должны были выступать ходатаями башкир в судебных учреждениях при
разборе споров и добиваться окончательного их разрешения. Присутствие стряпчего требовалось и при межевании башкирских земель для наблюдения «за справедливым и законным действием межующих». При
отдаче земель в кортом (аренду) они обязаны были следить, чтобы угодья отдавались в границах, указанных в договоре.
Однако введение института стряпчих не изменило положение: число судебных дел не уменьшилось, земельные споры не прекращались. Стряпчие сами зачастую злоупотребляли служебным положением и требовали
с вотчинников взятки за продвижение дел.
В 30-е годы были внесены изменения и в судопроизводство в Башкиро-мещерякском войске. С 1834 г. все уголовно-следственные дела башкир и мишарей изымались из гражданского судопроизводства и
передавались на рассмотрение военного суда. За земской полицией оставалось только производство следствий по преступлениям, совершенным в неслужебное время. Уголовно-следственные дела передавались
ею в «военно-судные комиссии». За побеги со службы, например, аудиторы этих комиссий выносили приговоры о наказании виновных шпицрутенами сквозь строй от 500 до 1500 человек.
Как и в других гражданских и военных учреждениях, в комиссиях процветало взяточничество. Генерал от инфантерии Н.Г. Залесов. начинавший свою службу в бугульминской военно-судной комиссии, вынужден
был признать, что личность аудитора «до такой степени искуссная во взятках, что не было, кажется, того оборванца-голыша из башкир, с которого он не ухитрился бы взять хоть что-нибудь». Следствием
такой коррупции было то. что почти всякий «зажиточный башкир выходил прав, а бедняка наказывали».
В 40-50-х гг. произошли некоторые изменения в кантонном делении края.4-й башкирский кантон, рассеченный географически Уральским горным хребтом, еще в 1832 г. был разделен на две части под названием
4-го Загорного и 4-го Западного кантонов. В 1847 г. последние получили свои порядковые номера (4-й и 5-й). В связи с этим башкирским кантонам была присвоена новая нумерация. Первые три кантона
сохранили прежние номера. Но прежний 5-й стал 6-м, 6-й – 7-м, и т.д. В том же году был упразднен 1-й мишарский кантон. Входившие в него юрты были причислены к соседним 4, 5 и 6-м башкирским
кантонам и соответственно изменились порядковые номера мишарских кантонов.
Чтобы иметь «надлежащий надзор за населением», самые большие 7-й и 10-й башкирские кантоны в 1854 г. были разделены на шесть частей, названных отделениями. Каждое из них включало от 11 до 14 тыс.
душ. м. п. Управление поручалось начальникам отделений и трем его помощникам.
Все эти мероприятия способствовали дальнейшему усилению контроля за населением. Опираясь на башкирскую феодальную верхушку и чиновничий аппарат, царским властям удалось добиться «умиротворения»
края, учредить в нем «дух покорности и повиновения».
С разрешением военно-политических задач России на юго-востоке кантонная система утрачивает свое значение, отпадает надобность в пограничной службе Башкиро-мещерякского войска. В 1840 г. царь
Николай I дал указание оренбургскому генерал-губернатору В.А. Перовскому обложить часть башкир и мишарей денежным налогом взамен несения военной службы. По приказу последнего были обложены налогом
6849 башкир и мишарей. Его приемник В.А. Обручев перевел в податное сословие в 1842 г.30 750 чел., а через два года еще 38 807 чел.
В конце 40-х гг. Башкиро-мещерякское войско было разделено на две части: в большей из них с населением в 200 190 душ военную службу заменили денежными налогами, а во второй части, включавшей 101
126 ревизских душ, население оставили на прежнем положении. К служащим
(внешним) были отнесены 5-й, 6-й, 7-й, 10-й прилинейные башкирские кантоны. Остальные кантоны являлись резервными (внутренними).
Дальнейший шаг по переводу башкир и мишарей в податное состояние был сделан в 1855 г., когда к войску были присоединены тептяри и бобыли Оренбургской, Пермской и Вятской губерний, которых
насчитывалось 266 тыс. душ об. п. Это население было включено по месту жительства в неслужащие башкирские кантоны. Выборных старшин заменили юртовыми старшинами, которые подчинялись кантонным
начальникам и попечителям. Тептяри и бобыли освобождались от военной службы (от прежней рекрутской повинности) и облагались денежным налогом по 60 коп. с души м. п. По этой реформе
Башкиро-мещерякское войско стало называться Башкирским. Было введено новое кантонное деление. Башкирское войско теперь состояло из 9 попечительств, 28 кантонов и 394 юрт652. Если раньше кантоны
формировались по этническому признаку, то теперь они имели сплошную территорию и смешанное население: башкир, мишарей, тептярей и бобылей. Таким образом, правительство от политики обособления
народов переходит к унификации их правового положения, объединению. башкир с другими категориями населения в административном и финансово-хозяйственном отношениях.
В результате реформы 1855 г. башкирские волости оказались разделенными между различными кантонами. Это привело к окончательному нарушению границ башкирских родоплеменных волостей, сохранившихся
кое-где после введения кантонной системы управления в 1798 г.9 кантонов, расположенных в Стерлитамакском, Оренбургском и Верхнеуральском уездах, были объявлены служащими, а остальные 19 –
неслужащими. В дальнейшем число служащих башкир продолжало сокращаться. С 1861 г. прекращается линейная служба башкирских команд. В 1862 г. три кантона Стерлитамакского уезда были переведены в
неслужащие. А башкиры шести служащих кантонов выполняли работы, не связанные с военной службой.
Военные, трудовые и другие повинности башкир, мишарей и тептярей.
Пограничная служба башкир и мишарей
Основной обязанностью, возложенной на башкирское и мишарское население реформой 1798 г., была военная повинность; Вместе с оренбургскими и уральскими казаками они несли сторожевую службу на
Оренбургской пограничной линии, тянувшейся от р. Тобол до Каспийского моря. Линия была разделена на 5 дистанций. Первая включала крепости и редуты от Звериноголовской крепости до города
Верхнеуральска (Звериноголовская, Усть-Уйская, Крутоярская, Каракульская, Троицкая, Степная, Петропавловская, Карагайская крепости), вторая – от Верхнеуральска до Орской крепости (г. Верхнеуральск,
Магнитная, Кизильская, Уртазымская, Таналыкская крепости), третья – от Орской крепости до Оренбурга (Орская, Губерлинская, Ильинская. Верхнеозерная, Красногорская крепости и г. Оренбург), четвертая
– от Оренбурга до Уральска (Чернореченская, Татищева, Нижне-Озерная, Рассыпная крепости) и пятая – от Уральска до Гурьева городка.
Башкиры, мишари и оренбургские казаки несли службу на первых четырех дистанциях протяженностью в 1239 верст. На пятой дистанции служили уральские казаки. Летняя служба продолжалась шесть месяцев, с
15 мая до 16 ноября. По истечении этого срока команды возвращались домой, а на смену им приходили другие. Но число мобилизуемых на военную службу в зимнее время было втрое меньше, ибо стычки на
границе происходили преимущественно летом.
Регулярные и иррегулярные войска в крае входили в состав Отдельного Оренбургского корпуса. Службу на пограничной линии они несли вместе. Башкирская и казачья конница признавалась наиболее способной
для сторожевой службы и отражения неожиданных набегов соседних кочевников. Команды регулярных войск (линейные батальоны и артиллерийские роты) охраняли крепости и лишь в случае прорыва границы
выходили на помощь конным частям. Башкиро-мещерякское войско ежегодно направляло на пограничную службу от 5500 до 10 500 воинов. Это составляло более половины от числа всех командируемых из
иррегулярных частей635. По существовавшим правилам в строевые части должны были поочередно направляться здоровые люди в возрасте от 20 до 50 лет. Башкиры и мишари старше 50 лет переводились на
внутреннюю службу в качестве сторожей, посыльных и т.д. Однако на практике возрастных ограничений не придерживались. Многие служили до тех пор, пока имелась на то «физическая способность», нередко
оставаясь в строю до глубокой старости. Только в 1847 г. Департаментом военных поселений на башкир был распространен общий для всех казачьих войск 30-летний срок службы.
Наряд на линию производился в зависимости от количества дворов или от числа подлежащих службе. В среднем 1 человек выставлялся от 4-5 дворов. Так, в 1798 г. было направлено на линейную службу 6519
человек (4485 рядовых, 492 десятника, 99 пятидесятников, 7 старшин), из них – 5416 башкир и 1103 мишаря. Таким образом, один воин снаряжался от 4 мишарских и 4-5 башкирских дворов.
Увеличение или уменьшение наряда зависело от внутренней и международной обстановки. Самым тяжелым периодом для войска были 1812-1814 гг., когда башкиры выставили 28, а мишари 2 пятисотенных полков
для борьбы с нашествием Наполеона. Одновременно на Оренбургской линии служило еще 12 тыс. башкир и мишарей658. В эти годы каждый третий взрослый башкир наряжался на службу. В 20-30-х гг. наряд на
службу от башкир и мишарей несколько уменьшился. Исключение составлял 1839 г., когда состоялась Хивинская экспедиция. На линейную службу тогда направили 6769, а на казенные работы – 13161 чел.,
т.е. командировался от каждых 5,5 служащих один воин. С середины 40-х гг. в связи с активизацией среднеазиатской, политики царизма, наряд на службу вновь увеличился. Очередность службы в мирное
время наступала приблизительно через каждые 4-5 лет.
Служба башкир и мишарей на Оренбургской линии велась ими «на собственном иждивении», т.е. за свой счет. С 1791 по 1796 гг. они получали на линейной службе по 50 коп. в месяц на каждого или
провиант, а с 1797 г. каждому воину на летней службе стали выдавать по 1 руб. в месяц. Эта сумма не покрывала и минимальной части расходов. Команды, выступавшие в дальние походы, переходили на
содержание казны за 100 верст от сборного пункта. На этапной службе башкирские команды получали от казны провиант и фураж.
Вооружение башкир и мишарей состояло из пики или копья, сабли, лука и колчана со стрелами. Ружья и пистолеты были редкостью. У некоторых воинов имелись «проволочные латы или кольчуги», которые
надевались перед боем и защищали их от вражеской стрелы и пики, а на дальнем расстоянии и от пули. Обмундирование предписывалось иметь воинам «по их обычаю», «единообразия» в форме не требовалось.
«Военный костюм» башкир состоял из следующих предметов: суконный кафтан синего или белого цвета, широкие шаровары такого же цвета с красными широкими лампасами, белая остроконечная войлочная шапка
(колпак), которая с двух сторон на полях была разрезана и загнута, ременный пояс, кожаная портупея и сабля, подсумок с патронами, сапоги из конской кожи, «некрасивые, но весьма прочные».
Усиление социального расслоения общества вело к росту числа неимущих башкир и мишарей. Поэтому многие направляемые на службу не могли экипироваться за свой счет. К тому же, по замечанию
генерал-губернатора Игельстрома, на службу высылались «по большей части бедные и неимущие, следовательно, неисправные ни оружием, ни лошадьми, и часто вопче неспособные к военной службе, ибо
богатые и лучшие откупаются».
Снабжение оружием, лошадьми, одеждой и съестными припасами отправляемых на службу производилось в порядке общественной «подмоги», к которой привлекалось почти все башкирское и мишарское население,
включая самих командируемых на линию. Не принимали в ней участия представители мусульманского духовенства, кантонные начальники, их помощники и юртовые старшины.
При выезде на линию каждый воин должен был получить от населения 8 пуд. муки и 1 пуд крупы. До 20-х гг. размеры общественной помощи колебались в пределах от 25 до 37 коп. серебром с души, или от 4
до 25 руб. на каждого человека, назначенного на службу. Иногда размеры сбора доходили до 40-75 коп. или даже до 1-1,5 руб. с души, как это случилось в 1839-1841 гг. Командируемого на службу
снаряжали один-четыре домохозяина в зависимости от 1глгушественного состояния снаряжаемого. По признанию командующего Башкирским войском Н. Беклемишева, полное снаряжение одного воина в 50-х гг.
XIX в. обходилось в 49-64 руб. серебром. Помимо этого, односельчане обязаны были оказывать помощь хозяйствам командированных на службу, особенно во время сенокоса и жатвы.
«Прием и отвод» команд, следуемых на линию и домой, производились походными старшинами или дистаночными начальниками из башкир и мишарей. Последние назначались кантонными начальниками по 2-3
человека на кантон и утверждались генерал-губернатором. Командируемые на военно-сторожевую службу к назначенному сроку должны были прибыть на сборный пункт. Неявившихся в свои отряды людей
наказывали «в страх другим» палками. Юртовые старшины передавали по спискам свои команды кантонному начальнику, а те – походным старшинам. При этом обращалось внимание на то. чтобы прибывшие на
службу люди были из очередников, соответствовали установленному возрасту и каждый был «о двуконь», с «исправным седельным прибором и с крепкой ременной упряжной сбруей», а также с «исправными
копьями, саблями, ружьями и сайдаком со стрелами», с «хорошей, не ветхой одеждой». Поскольку служащие на линии нередко привлекались к различным казенным работам, то каждый должен был иметь по косе
и топору.
По прибытии к месту назначения походные начальники распределяли воинов по редутам и крепостям. Военные чиновники наблюдали за тем, чтобы служащие не отлучались с постов, занимались боевой
подготовкой, исправно несли службу. В случае смерти одного из командированных или лошади они требовали от кантонных начальников высылки замены. Во время марша и службы команд походные начальники
вели учет и контроль над расходом продовольствия, фуража, «подможных» денег и отчитывались перед кантонными начальниками. Через каждые 7 дней походные старшины подавали кантонным начальникам, а
также коменданту крепости или главному дистаночному начальнику, в чьем непосредственном подчинении находились прибывавшие на службу башкиро-мишарские команды, рапорты об их состоянии.
Ежедневные изнурительные учения, сопровождаемые физическими наказаниями за малейшую оплошность, денежными штрафами и взысканиями создавали невыносимые условия службы. Коменданты крепостей, главные
дистаночные начальники, назначаемые из казачьих офицеров, а также башкирские и мишарские походные старшины расхищали средства, отпускаемые на содержание рядовых, использовали последних на различных
своих работах. Полковник Прянишников, побывавший в 1829 г. в губернии по рекрутским делам, писал: «После тяжелых работ изнуренные башкирцы с наступлением зимы на тощих и чуть движущихся лошадях
отправляются в свои улусы. Угнетение башкирцев неимоверно и я священным долгом считаю обратить внимание начальства на сих несчастных жертв корысти».
Кроме Оренбургской линии, башкиры направляли тысячную команду на Сибирскую пограничную линию. Эта служба была наиболее обременительной, так как приходилось ехать на дальнее расстояние и оставаться
там в течение года. В 1800 г. она была заменена этапной службой по Сибирскому тракту, которая также длилась один год. Башкирские команды конвоировали ссыльных из Пермской губернии до Иркутска.
Этапная служба по Сибирскому тракту продолжалась до конца 40-х гг. XIX в666. Башкир и мишарей привлекали к несению этапной службы на дороге Уфа-Челябинск (через Златоустовский завод), а также к
конвоированию ссыльных в центральных и западных губерниях страны. Башкиро-мещерякское войско участвовало и в охране западных границ страны. Так, в 1828-1833 гг. два башкирских полка несли службу в
Бессарабии.
Башкирские и казачьи отряды использовались царским правительством для проведения карательных операций внутри Оренбургской губернии и в Казахстане. В большинстве случаев выступления трудовых масс
одной народности подавлялись вооруженной силой другого народа. Так, выступление уральских казаков в 1805 г. было подавлено с привлечением башкирского полка. В 1823 г. отряд башкир из 3-го кантона
участвовал «в усмирении» рабочих Каслинского и Кыштымского заводов. Восстание на Юрюзанском, Усть-Катавском и Катав-Ивановском заводах в 1829 г. подавлено отрядами из 3-го мишарского и 8-го
башкирского кантонов668. В 1843 г. власти направили русских казаков и башкир на ликвидацию «картофельного бунта» крестьян Челябинского уезда. Восстание башкир, мишарей, тептярей и русских крестьян
в 1835 г. разгромлено оренбургскими казаками при участии двух полков из южных башкирских кантонов. В 1825-1840 гг. силами казаков, башкир и мишарей военные власти организовали 15 карательных
набегов на казахские степи669. Все это было связано с правительственной политикой противопоставления и разъединения трудовых масс различных народов.
Башкирские и мишарские команды направлялись на полицейскую службу в Казань, Москву и Петербург, в ярмарочные города, а также для розыска и поимки беглых крестьян, казаков и башкир.
Таким образом, конные иррегулярные части края служили царизму одним из важных орудий в решении задач внутренней и внешней политики. Они использовались не только для охраны восточных и западных
границ страны, но и в качестве карательной силы для подавления движения народных масс.
Трудовые и денежные повинности башкир, мишарей и тептярей.
Кроме военной службы, на Башкиро-мещерякское войско возлагалось выполнение различных казенных работ. С увеличением численности оренбургских казаков, которые во второй трети XIX в. становятся
основной боевой силой иррегулярных войск в крае, призываемых на службу башкир и мишарей все больше включают в состав рабочих и транспортных команд. В конце 40-х гг. уже 86% ежегодного линейного
наряда башкир и мишарей несло трудовую повинность670. Они вели строительные работы, перевозили грузы внутри губернии и в крепости пограничной линии в Казахстане. В 1832-1834 гг. на строительстве
дороги между Верхнеуральском и Стерлитамаком было занято башкир и мишарей 207491 человек, 2689 солдат оренбургских линейных батальонов. Проложенная ими дорога протяженностью в 252 версты обошлась
казне всего в 50 тыс. руб. ассигнациями. В дальнейшем дорога была продолжена до Бугульмы и стала важнейшим торговым трактом, связывавшим зауральскую часть Башкирии с Поволжьем.
Большой объем строительных работ выполнили башкирские и мишарские рабочие команды в 1835-1838 гг. во время прокладывания новой пограничной линии на участке Орск-Троицк. Было возведено пять новых
укреплений (Императорское, Наследницкое, Константиновское, Николаевское и Михайловское), между ними 9 редутов и 12 пикетов. С середины 40-х гг. тысячи башкир и мишарей посылались в казахские степи
для сооружения там новых военных укреплений.
Не менее тяжелой повинностью была перевозка продовольствия и других грузов. Башкиры на своих лощадях «бесплатежно» возили хлеб в Оренбург и другие крепости. С 1845 по 1863 гг. Башкирское войско
обязано было ежегодно направлять транспортные команды по 3500-4000 подвод для доставки грузов в Сыр-Дарьинское, Уральское и Раимское укрепления в Казахстане.
Башкирские и мишарские рабочие команды обеспечивали лесоматериалами и дровами Оренбург, Уральск и крепости Оренбургской линии. Ежегодно до тысячи человек направлялось на заготовку и сплав леса по
рекам Сакмара и Урал.
Башкиры и мишари привлекались к работе по благоустройству Оренбурга, Уфы, Уральска и других городов. В Оренбурге они производили ремонт и строительство административных и культовых зданий,
подвозили строительные материалы, работали на известковом и кирпичном заводах, заготавливали сено для казенных лошадей, ухаживали за садами и парками. Ими были построены в Оренбурге городской
водопровод, казармы (1838 г), генерал-губернаторский дом (1840 г) и другие здания.
В 30-х гг. по всей Башкирии проводился сбор денег на сооружение в Оренбурге Караван-Сарая – гостиницы для приезжающих башкир. Башкирские рабочие команды принимали непосредственное участие в
возведении этого замечательного архитектурного ансамбля, построенного в 1846 г. по проекту известного зодчего А.П. Брюллова. Но Караван-Сарай сразу же был занят под канцелярию Башкиро-мещерякского
войска, а затем генерал-губернатором. Башкирские и мишарские команды трудились на пашнях Оренбургского училища лесоводства и земледелия, девичьего училища, кадетского корпуса и фельдшерской школы
при Оренбургском военном госпитале. Они работали в войсковом хозяйстве: на конном и пчелином заводах, на заготовке золы для производства шадри-ка на поташных заводах. В 1851-1860 гг. башкирами было
заготовлено для лошадей генерал-губернатора 10 374 стога сена по 8 возов каждый. Из них по прямому назначению было употреблено лишь 590 стогов, а остальное сено пошло на продажу. Вырученные деньги
в сумме 97 тыс. руб. поступили в распоряжение губернатора.
О тяжести рабочей службы для башкир и мишарей в середине XIX в. можно судить по следующим данным: только в 1850 г. по нарядам генерал-губернатора они поставили для выполнения натуральных
повинностей, в том числе на казенную работу 35 тыс. человек и 311013 лошадей. По замечанию генерал-губернатора А.А. Катенина, башкиры были превращены «в рабочую силу всего Оренбургского края».
Губернская администрация беспощадно эксплуатировала даровую рабочую силу башкирских и мишарских команд. Рабочая служба «как по обязанности, так и по издержкам на снаряжение была всегда самая
трудная и дорогая» – писал генерал-губернатор Перовский. Занятые на казенных работах получали ничтожную плату: пеший – 9,5 коп., конный – 12,5 коп. серебром в день. В транспортных командах ежегодно
погибало до 1000 лошадей, и эта убыль казной не возмещалась. Безлошадный башкир добирался до дома пешком, «питаясь мирским подаянием», так как с довольствия члены «рабочих» команд снимались сразу
же по прибытии их в Орскую крепость.
Были и другие повинности, которые башкиры и мишари несли, наряду с тептярями и другими крестьянами. На содержание полицейских, судебных и административных органов, школ, больниц и пожарной охраны
они платили земские сборы, раскладываемые губернскими гражданскими властями без участия башкирского войскового начальства. В 1856 г. земские сборы в Оренбургской губернии составляли 44,7 коп.,
Пермской-21, Вятской-28,5 коп. серебром с души м. п. В 1857 г. башкиры, мишари и тептяри трех губерний были обложены земскими сборами на сумму 256 872 руб. серебром. Их платили рядовые служащие,
ибо должностные лица и представители мусульманского духовенства освобождались от земских сборов.
На башкирах и мишарях лежала дорожная повинность. В 1817-1818 гг. с них взыскивали по 25 коп. с мужской души на ремонт и содержание почтовых и торговых дорог, мостов. Для ремонта дорог и мостов
дважды в год направлялись команды из расчета по 1 человеку от десяти жителей.
Весьма обременительной была подводная повинность. Для этой цели в том же 1853 г. башкирами и мишарями было выставлено 453 068 лошадей и 260 659 проводников. Продолжала существовать почтовая гоньба
между крепостями Оренбургской линии, которая обходилась башкирам и мишарям в 80-100 тыс. рублей в год. Именным указом от 2 апреля 1834 г. почтовая гоньба была заменена 80-копеечным почтовым сбором
с души. Ежегодный сбор составлял 180 тыс. руб. ассигнациями.
До 40-х гг. башкиры несли квартирную повинность. Она лежала главным образом на жителях прилинейных деревень. Башкиры строили на свои средства лазареты, конюшни, предоставляли пастбища для лошадей
расквартированных команд.
В 1842 г. освобожденные от воинской службы кантоны были обложены специальным денежным сбором из расчета по 3 руб. серебром с каждого человека призывного возраста и по 1 руб. с отставных и
малолеток. Впоследствии налог был уравнен: с каждого человека взималось по 1 руб.30 коп. серебром. В 1852 г. эти сборы были объединены с почтовыми сборами. Сумма объединенного денежного сбора в
1854 г. составила 405 157 руб. Из них на 45 почт расходовалась третья часть. Остальные деньги шли на содержание канцелярии командующего войском, устройство постов и лагерей на Оренбургской линии,
строительство дорог между кантонами, различные надобности башкирских должностных лиц. Лишь 10 тыс. руб. выделялось на обучение башкирских детей в разных учебных заведениях.
На этом не исчерпывались поборы с населения. Согласно именному указу от 10 апреля 1832 г., одна треть денег, выручаемых за проданные или отданные в аренду земли, должна была вноситься
башкирами-вотчинниками в общественный капитал. К 1845 г. таким путем было собрано 93 тыс. руб. серебром.
До 1834 г. с башкир и мишарей взимались по 4-6 коп. с души на содержание писарей и на канцелярские расходы кантонных чиновников. Производились единовременные сборы, связанные, например, с
составлением и оформлением ревизских сказок. На наем переписчиков и на гербовую бумагу башкирами и мишарями только в 1859 г. было израсходовано 25 тыс. руб. серебром684. Сборы денег на гербовую
бумагу при подаче прошений и на оплату различного рода штрафа также служили компонентами фискального гнета. Цена листа гербовой бумаги достигала 3 руб. Количество различных прошений, оформленных на
такой бумаге, из года в год росло. Так, в 1854 г. к кантонным начальникам поступило 50 713 прошений, а командующему войском – 60 484685.
Особо следует сказать о сборах на запасные хлебные магазины. В соответствии с именным указом от 14 апреля 1822 г. и положением Кабинета министров от 7 августа 1823 г. башкиры и мишари обязаны были
платить налог по 25 коп. с души в особый денежный фонд для создания запасов продовольствия на случай неурожая. С 1834 г. налог взимался хлебом по получетверику (14 л) ржи и пшеницы, 2 гарнца (7 л)
овса или ячменя и деньгами по 10 коп. Продовольственные сборы продолжались до тех пор, пока запасы не составили по полторы четверти зерна и 1 руб.60 коп. на душу населения. Из-за слабого развития земледелия башкиры южных кантонов не могли выполнять эту натуральную повинность. Поэтому в 1837 году для них взнос хлебом заменили денежным
сбором по 1 руб. с души. Сбор производился до получения суммы в 20 руб. ассигнациями (5 руб.71 коп. серебром) на душу населения. До конца 1854 г. с башкир южных кантонов было собрано 653 362 руб. В
связи с перекрытием определенной указом нормы дальнейший сбор денег прекратился.
В период кантонного управления от различных денежных сборов с населения образовался башкирский войсковой капитал в сумме 3 млн. руб. серебром. Он расходовался на правительственные мероприятия, мало
отвечающие нуждам трудовых масс башкирского народа, а с упразднением кантонов в 1865 г. перешел в собственность казны.
Многочисленные повинности, военно-полицейские методы управления, жесткий регламент быта связывали общественно-политическую инициативу башкир и мишарей, тормозили их экономическое и культурное
развитие
Положение русских казаков
При кантонной реформе 1798 г. уральские казаки составили 2 кантона, оренбургские – 5 кантонов: 1-й (исетские казаки), 2-й (чебаркульские); 3-й (уфимские), 4-й (оренбургские), 5-й (самарские).
Ставропольские крещенные калмыки вошли в отдельный кантон. Кроме того, в 1807 г. был сформирован оренбургский казачий тысячный полк, несший гарнизонную службу в Оренбурге.
Во главе Оренбургского казачьего войска находился атаман, который подчинялся генерал-губернатору. При атамане была войсковая канцелярия. По вопросам, не связанным с военной службой, казаки
подчинялись местным органам гражданской власти.
Оренбургские казаки привлекались к охране юго-восточных границ империи, участвовали в войнах и походах, несли полицейскую службу в столичных городах, приволжских и уральских губерниях,
использовались для подавления народных волнений и восстаний в различных губерниях страны и Казахстане. Срок службы и порядок ее прохождения не был регламентирован, казаки служили почти всю жизнь,
получая отставку лишь по болезням и старости. В 1803 г. казачьи офицерские чины были приравнены к армейским: войсковой полковник – майору, есаул – ротмистру, сотник – поручику, хорунжий – корнету.
В 1840 г. правительство приняло «Положение об оренбургском казачьем войске», которое предусмотрело увеличение территории и численности войска, изменения в военно-административном устройстве,
управлении и во всей жизни казачества. В состав оренбургского казачества были включены белопахотные и отставные солдаты, солдатские малолетки, Ставропольское калмыцкое войско, нижние чины четырех
Оренбургских линейных батальонов с семьями, государственные крестьяне, башкиры, татары и мишари, живущие на войсковых землях. Войско почти полностью включало Троицкий и Верхнеуральский уезды, а
также значительную часть Челябинского, Орского и Оренбургского уездов. Войсковые земли представляли собой сплошную территорию, площадью более 7,5 млн. десятин688. Все население, живущее на этих
землях и вновь прибывающее из других районов губернии, обращалось в казачье сословие.
Укрепляя гарнизоны прежней Оренбургской пограничной линии и построенных в 1835-1838 гг. новых крепостей между Орском и Троицком, правительство принудительно переселяло сюда казаков из внутренних
станиц и крепостей. Красно-уфимские, елдякские, уфимские, нагайбакские, ба-калинские казаки были переведены на новую укрепленную линию, где они основали станицы с французскими и немецкими
названиями в память о тех местах, где русское оружие одержало победы в Отечественной войне 1812 года. Такие названия станиц как Берлин, Дрезден, Лейпциг, Париж и др. и поныне напоминают о ратных
подвигах русских казаков, башкир, мишарей и других народов края.
За 60 лет численный состав оренбургского казачества возрос в несколько раз. Если в 1798 г. в войске числилось 10 тыс. служащих казаков, то в 1861 г. их стало 39 502. Все население войска теперь
составляло 222 тыс. душ обоего пола689. По количеству населения Оренбургское казачье войско занимало четвертое место среди 12 казачьих войск страны.
В соответствии с «Положением» 1840 г. казачьи кантоны были упразднены и вместо них образованы 10 полковых округов. Каждый округ состоял из 2500 казачьих семей и формировал полк численностью в 870
чел. В связи с ростом казачьего населения в 1861 г. Оренбургское войско могло выставить 12 конных полков, 6 пеших батальонов, 3 конные батареи. Главной повинностью казаков оставалась военная
служба, срок которой был ограничен 30 годами. Оренбургское казачье войско было выведено из подчинения губернским гражданским властям. Им по-прежнему командовал атаман, подчиненный
генерал-губернатору. Свои функции атаман осуществлял через войсковое дежурство, войсковое правление, полковых командиров и станичные правления. Среди казаков насаждались солдатская муштра, жесткий
военный режим, распространившийся на все стороны их жизни.
Заключение
Итак, этой реорганизацией правительство превратило Оренбургское казачье войско в замкнутое военно-феодальное сословие, призванное служить оплотом абсолютизма на юго-восточной окраине империи. Таким
образом, введением кантонной системы управления царское правительство достигло поставленных целей. Оно установило военно-полицейский режим в крае, добилось тем самым утверждения «духа покорности и
повиновения» в самых беспокойных обществах – башкирском, мишарском и казацком, сумело использовать их силы для охраны юго-восточных рубежей империи и участия во всех войнах царской России, а также
дальнейшего укрепления своей власти во всем Урало-Поволжье. Все это свидетельствовало о том, что новая система управления являлась важным средством продолжения феодально-колониальной политики
русского царизма в крае в целом, относительно коренного населения в первую очередь башкир.
Литература
История Башкортостана с древнейших времен до конца наших дней: в 2 т. И.Г. Акманов,
Н.М. Кухбалтин, А.З. Асфандияров / Под ред. И.Г. Акманова. Т 1. История Башкортостана с древнейших времен до конца XIX в. – Уфа, «Китап», 2004 – 488с. Ил.