Женщины в жизни и творчестве Генриха Гейне

Реферат на тему: Женщины в жизни и творчестве Генриха Гейне ученика 9-В класса средней школы № 119 Бойко Сергея Днепропетровск 2007 СОДЕРЖАНИЕ стр. 1. “Сиял мне в старом храме Мадонны лик святой ” (Влияние матери и сестры на развитие поэтического дарования Гейне) ……….… 3 2. “Кто впервые в жизни любит, пусть несчастен, все ж он

Бог ” (Трагический характер первой любви юного Гейне) … 5 3. “В годы юности, бывало, от любви душа сгорала ” (“Красная Зефхен” как переломный этап в любовной одиссее поэта) … 6 4. “Был нежный образ унесен слезами ” (Кузины Амалия и Тереза в личной и творческой судь¬бе Гейне) … 7 5. ”

Потому что он хороший ” (Таинственная и простая жена Гейне — Матильда) … 8 6. “Лилия лилий, мой ангел земной ” (Элиза фон Криниц — последний цветок печальной осени поэта) … 9 7. “Пусть на моем ошейнике стоит: “L’appartiens a madame Varnhagen” (“Женщины-идеи” и их роль в формировании поэти¬ческих интересов

Гейне) … 13 8. ” И говорят друг с другом тем чудным языком,что никакому в мире лингвисту не знаком ” (О некоторых особенностях любовной лирики Гейне) … 16 1. “Сиял мне в старом храме Мадонны лик святой ” (Влияние матери и сестры на развитие поэтического дарования Гейне). Его мать, Бетти Гейне, получила отличное воспи¬тание. Она владела в совершенстве французским и ан¬глийским языками, любила художественную литера¬туру и тонко

разбиралась в ней. Еще до замужества, будучи молоденькой девушкой, она должна была чи¬тать отцу латинские диссертации. Зачастую задавала вопросы, ставящие его в тупик. А, будучи уже мате¬рью, первая заметила в Генрихе “божественную ис¬кру” любви к литературе и поддержала ее. Гейне не раз обращался в своем творчестве к милому его душе образу матери. В своих незаконченных “Мемуарах” (впервые уви¬дели свет в полном объеме, а не в отрывках,
в 1884 году) он посвятил матери самые нежные и трепет¬ные строки: ” Она никогда не посягала на подлинный образ моих мыслей и была для меня всегда воплощенная деликатность и любовь “. Переписка Гейне с матерью и сестрой показывает, каким внимательным, нежным сыном и братом он был. Сестра Шарлотта — верная подруга его детства, от¬рочества и юности. С ней он делился жизненными впе¬чатлениями, поверял свои тайны, ей читал первые свои стихи.

Да и проявлению поэтического дара он обязан именно сестре. Девочка воспитывалась в монастырской школе, где преподавали лучшие учителя Дюссельдорфа. Один из них, рассказав ученицам ис¬торию, дал задание продолжить ее своими словами дома. Но, Шарлотта, придя домой, не могла вспом¬нить содержание рассказа и заплакала от своего бес¬силия. — Что случилось? — спросил ее Генрих. Сестра поведала ему о своем горе. —

Успокойся, — сказал он. — Вспомни только, о чем шло дело, а остальное — уже за мной. Через час он принес сестре тетрадь. Шарлотта просветле¬ла лицом и, не читая написанного, подала учителю. Но учи¬тель, проверив работы своих подопечных, спросил Шар¬лотту на уроке: — Кто это писал? — Я! — без запинки ответила Лотта. — Никаких выговоров или упреков я не сделаю, скажи только, кто писал, — настаивал преподаватель.

Лотте ничего не оставалось делать, как назвать автора. Сочинение было прочитано вслух. Это был рассказ с при¬видениями, написанный так ярко и в таких мрачных крас¬ках, что Лотта испугалась и разразилась плачем. То же про¬изошло и с другими учениками, слушавшими первое произведение Гейне. А учитель посетил мать Гейне и поздравил ее с талантливым сыном, который написал, по его мне¬нию,

превосходную вещь. Мать тщательно сохраня¬ла рукопись этого сочинения, но во время пожара тетрадь с ним сгорела. Мать потом со слезами на глазах рассказывала, что ей не так жаль брил¬лиантов, жемчуга, старинных кружев, серебра и других драгоценностей, погибших в огне, как руко¬писи сына Когда уже больной Гейне (размягчение позвоноч¬ника) пребывал в своей “матрацной могиле”, сестра не раз бывала у него и скрашивала своим присутстви¬ем его страшные физические страдания
В письме к сестре из Парижа от 23 января 1844 года он сообщал: “Я и моя жена здоровы и постоянно вспо¬минаем тебя. Она никогда не устает слушать мои рас¬сказы о том, какая ты превосходная сестра, и любовь, с которой я говорю о тебе, возбуждает в ней чуть ли не ревность ” Своей сестре Гейне посвятил цикл стихотворений ”

Новая весна”. Циклу предшествовал эпиграф с пропусками: На севере кедр растет … Он видит сон о пальме, Что в дальней восточной земле … Затем следовали «посвящение: “Сестре своей Шарлотте Эмбден, урожденной Гейне, любовно и учтиво посвящает автор”. 2. “Кто впервые в жизни любит, пусть несчастен, все ж он

Бог ” (Трагический характер первой любви юного Гейне). Кто такая “маленькая Вероника” из гейневской лиричес¬кой биографии, остается тайной. Известно лишь, что это была первая любовь поэта. Первая и трагическая. Поэт уве¬ковечил ее память в “Путевых картинах” и в других сочи¬нениях. Он писал о ней: “Вы вряд ли сумеете себе предста¬вить, как красиво выглядела маленькая

Вероника в маленьком гробу. Стоявшие кругом зажженные свечи бро¬сали мерцание на улыбавшееся личико, на розы из красно¬го шелка и шумевшую золотую мишуру, которыми были убраны головка и белый маленький саван. Благочестивая Урсула повела меня вечером в тихую комнату, и, когда я увидел на столе маленький труп со свечами и цветами, мне сначала показалось, что это красивый образ из воска; но я сейчас же узнал милое личико и со смехом сказал: “Поче¬му маленькая

Вероника так тиха?”, а Урсула ответила: “Та¬кой делает смерть”” Уже находясь на краю могилы, Гейне не мог забыть “маленькой Вероники”, явившейся ему на заре юности. С ее образом связано частое упоминание в лирике Гейне цветов резеды. Объяснение этой детали можно найти в воспоминаниях подруги
Гейне Каролины Жобер. В них она приводит такие строки, принадлежащие поэту: “Когда мы взошли на гору, девочка играла цветком, который держала в руках. Это была ветка резеды. Вдруг она поднесла ее к губам и передала мне. Когда я через год приехал на канику¬лы, маленькая Вероника была уже мертва. И с тех пор, несмотря на все колебания моего сердца, воспоминание о ней во

мне живо. Почему? Как? Не странно ли это, не та¬инственно ли? Вспоминая по временам об этом происше¬ствии, я испытываю горькое чувство, как при воспомина¬нии о большом несчастье “. В тот период жизни Гейне, казалось, смерти тех, к кому обращено было сердце, преследовали его. И если “малень¬кая Вероника” была резедой, то красавица гимназистка А. — утренней розой. Но и эта обожаемая Гейне девушка умерла.

Так уже в гимназические годы он пережил горе и тоску утраты и был отравлен теми невзгодами, которые человек обычно познает гораздо позже. 3. “В годы юности, бывало, от любви душа сгорала ” (“Красная Зефхен” как переломный этап в любовной одиссее поэта). Йозефа (Зефхен) вывела поэта из мрачной мелан¬холии и вернула с мистико-романтических высот на землю. Свой роман с ней он великолепно описал в “Мемуарах”.

И Гейне, и Зефхен в ту пору было по шестнадцать лет. И — о боже праведный! — она была дочерью палача. У девушки были не рыжие, а именно красные, как кровь, пышные волосы, ниспадающие длинными локонами ниже плеч. Осиротев, Зефхен с четырнадцати лет воспитыва¬лась дедом, который тоже служил палачом (профес¬сия эта передавалась из поколения в поколение и об¬разовывалась, таким образом, династия палачей).

Так как считалось, что Йозефа принадлежит к бес¬честному роду, ей пришлось, как пишет Гейне, с дет¬ских лет и до девичества вести уединенную жизнь. Отсюда в ней развились нелюдимость, чрезмерная чувствительность и крайняя застенчивость в общении с чужими, “тайная мечтательность, сочетавшаяся с самым своевольным упрямством, вызывающей строп¬тивостью и дикостью”. Ее дед, по законам ремесла, когда отсек голову сотому казненному, похоронил свой меч
в могиле, спе¬циально приготовленной для такого случая. Но бабка, в колдовских целях, после смерти деда выкопала ору¬жие казни. Зефхен показала Гейне жуткую достопри¬мечательность. В “Мемуарах” поэт так повествует об этом: “Она не заставила себя долго просить, пошла в упомянутый чулан и тотчас же предстала предо мною с огромным

мечом, несмотря на то, что у нее были такие слабые руки, взмахнула с большою силою и, шутливо угрожая, пропела: Мило ль тебе вострый меч целовать, Господню последнюю благодать? Я отвечал ей в том же тоне: “Немило мне целовать вострый меч — милее мне целовать Рыжую Зефхен”, и так как она не могла защищаться, боясь, как бы не поранить меня проклятым клинком, ей пришлось при¬мириться с тем, что я с великим мужеством обвил ее тонкий стан и поцеловал в непокорные

губы. Да, на¬перекор мечу правосудия, обезглавившему сотню зло¬получных мошенников, и несмотря на позор, кото¬рый угрожает за всякое соприкосновение с бесчестным родом, я целовал прекрасную дочь палача. Я поцеловал ее не только потому, что нежно ее любил, но еще из презрения к старому обществу и ко всем его темным предрассудкам, и в это мгновение во мне вспыхнули огни тех двух страстей, которым я посвятил всю свою последующую жизнь: любовь к прекрасным женщинам и любовь к французской ре¬волюции ”

4. “Был нежный образ унесен слезами ” (Кузины Амалия и Тереза в личной и творческой судь¬бе Гейне). Колдовской поцелуй Зефхен пробудил в сверхчув¬ствительной душе поэта вулкан страстей. Для их выхо¬да наружу немедленно нужен был предмет излияния нежных и страстных чувств. Им явилась Амалия, дочь богатого дядюшки Соломона из

Гамбурга. Амалия Гей¬не была высокомерна, отличалась холодным гордым нравом. Она полуснисходительно, полупрезрительно смотрела на семнадцатилетнего мальчишку Генриха, возомнившего себя поэтом, и, конечно, отвергла его. Генрих тяжело переживал эту личную драму. Позднее, уже в конце жизни, он признался: “Амалия, из-за ко¬торой я пролил немало слез и ударился в кутежи, чтобы заглушить свое горе, была первым
весенним цветком в стране моей мечты “. Гордой красавице Амалии Гейне посвящает свои знаменитые “Сновидения”, “Песни”, “Лирическое интермеццо”, “Опять на родине”, “К дочери возлюб¬ленной”. В цикл “Лирическое интермеццо” вошел шедевр мировой лирики, знаменитое стихотворение

Гейне “На севере диком стоит одиноко на голой вершине сосна “. Семь лет спустя в Гейне вспыхнула любовь к млад¬шей сестре Амалии — Терезе. Но и эта девушка не ответила ему взаимностью. Терезе Гейне посвятил цикл “Опять на родине”, стихотворения “К девичнику”, “К Лазарю”. Обращаясь к ней, он горько исповедуется:

Любовью к тебе безнадежно Надломлено сердце мое. Оно обливается кровью, Но ты ведь не видишь ее 5. “Потому что он хороший ” (Таинственная и простая жена Гейне — Матильда). Ее в действительности звали Крессенсией-Эжени Мира. А поэт упорно называл ее Матильдой: это имя было излюбленным у романистов Самое удивитель¬ное было в том, что в жены он взял красивую, но не обладавшую высокими умственными качествами

жен¬щину, простую крестьянку. До пятнадцати лет росла в деревне, а потом поехала в Париж к своей тетке, баш-мачнице, где ее и встретил Гейне. Она была необра¬зованна, даже не умела читать. Да и способностями к учебе не отличалась. Тщетно Гейне пытался научить ее немецкому языку. Она так и умерла, не прочитав ни одного стихотворения мужа, даже толком не зная, чем же он занимается.

Однажды по простоте душев¬ной сказала: “Говорят, что Генрих умный человек и написал много чудных книг, и я должна этому верить на слово, хотя сама ничего не замечаю ” Но Матильда по своему характеру была веселой, бойкой, доброй и самозабвенно преданной мужу. Пос¬ле шести лет жизни с Матильдой вне официального брака Гейне отпраздновал свою свадьбу оригиналь¬ным образом: пригласил на нее только тех друзей, которые жили
в свободном браке, давая им таким образом достойный подражания пример. Через два дня Гейне составил завещание, в котором объявил Ма¬тильду своей единственной наследницей.Его не смущало то, что она не знает его произведений. Напротив, будучи глубокой и двойственной натурой, он считал, что это достоинство Матильды: она полюбила-де его не за громкую славу, не как поэта, а как человека.

Прожил он с женой двадцать лет. Через восемь лет супружества, в 1843 году, Гейне писал брату Максимилиану: “Моя жена — доброе, естественное, веселое дитя, причудливое, как только может быть францу¬женка, и она не позволяет мне погружаться в меланхо¬лические думы, к которым я так склонен. Вот уже во¬семь лет, как я люблю ее с нежностью и страстностью, доходящими до баснословного. В это время я испытал много счастья, мучения и блаженства в угрожающих дозах, более, чем нужно для

моей чувствительной натуры”. Матильда отвечала Гейне взаимностью и говорила, что она любит его “parce que il est bon” (“потому что он хороший” (фр.)). Когда поэт тяжело и неизлечимо заболел, она за¬ботливо ухаживала за ним. Но были и другие мнения об отношении Матильды к Гейне, в особенности после появления в печати его стихот¬ворения “Женщина” (1836): Ее в грязи он подобрал;

Чтоб все достать ей — красть он стал; Она в довольстве утопала И над безумцем хохотала. И шли пиры Но дни текли. Вот утром раз за ним пришли: Ведут в тюрьму Она стояла Перед окном и — хохотала. Он из тюрьмы ее молил: “Я без тебя душой изныл, Приди ко мне!” Она качала Лишь головой и — хохотала.

Он в шесть поутру был казнен И в семь во рву похоронен. А уж к восьми она плясала, Пила вино и хохотала. (Перевод А.Н.Майкова) На основании этого текста многие обосновывали свое мнение о том, что чудесные песни о любви были лишь плодом творческого воображения Гейне, а он никогда не испытывал счастливого чувства и меньше всего счастья нашел в своем браке. Есть сведения и о безнравственном поведении
Ма¬тильды после смерти мужа. Однако другие современ¬ники представляют жену поэта как праведницу, ко¬торая вела скромный образ жизни. Развлечением ее были цирк или бульварные театры, когда там стави¬лись веселые пьесы. Если кто-нибудь бывал у нее в гостях, она непременно заказывала какое-нибудь блю¬до, которое особенно любил ее pauvre Henri (“бед¬ный Генри” (фр.) ). По простоте своей души и ограни¬ченности интеллекта она считала, что этим самым обнаруживает уважение

к памяти супруга С особой таинственностью она сообщала гостям, что ей нео¬днократно предлагали руку и сердце, но каждый раз она отказывала, так как не может забыть мужа и не желает носить другую фамилию. Вот такую женщину любил Гейне. Ему становилось весело и спокойно на душе, когда она появлялась в комнате: “Входит жена, прекрасная, как утро, и улыбкой рассеивает немецкие заботы “. Любопытная деталь: Матильда умерла в годовщину смерти своего мужа,

17 февраля 1883 года, то есть ровно через двадцать семь лет после кончины Гейне. 6. “Лилия лилий, мой ангел земной ” (Элиза фон Криниц — последний цветок печальной осени поэта). Их первая встреча произошла при необычных об¬стоятельствах. Незнакомка вошла в дом №3 на улице Матиньог, неподалеку от Елисейских полей и поднялась на шес¬той этаж. Переводя дыхание, она позвонила, потянув за шнур звонка.

Дверь открыла неприветливая горнич¬ная. — Меня зовут Камилла Зельден, я должна передать господину Гейне посылку от его немецкого друга, — сказала женщина. Но тут раздался звук колокольчика. Горничная про¬шла в комнату, откуда он прозвучал. Женщину при¬гласили в затемненное шторами помещение, в кото¬ром было холодно, как в склепе. — Ну как вам моя “матрацная могила”? — услыша¬ла она неестественно бодрый голос из-за ширмы.
На низкой кровати с шестью матрацами лежал че¬ловек. (Как потом пояснили посетительнице, он не переносил ни малейшего ощущения твердости и не терпел шума, особенно над головой. Вот почему он оказался под самой крышей, на шестом этаже). Глаза лежащего были закрыты. Вошедшая с ужасом реши¬ла, что перед ней еще и слепой. Но больной указа¬тельным пальцем правой руки приподнял правое веко и некоторое время разглядывал незнакомку.

Он увидел женщину лет двадцати шести, среднего роста, не столько красивую, сколько симпатичную. У нее были каштановые волосы, нежный овал лица, вздернутый носик и плутовские глаза. Она улыбалась маленьким ротиком и при этом обнажала прелестные жемчужные зубы. Женщина была грациозной и мило¬видной. В беседе выяснилось, что она по происхожде¬нию немка, его соотечественница, что настоящее ее имя Элиза фон Криниц. Почти всю жизнь провела в

Париже, где живет на улице Наварин, 5. Так как иногда печатается, избрала себе псевдоним Камилла Зельден. Но друзья ее называют Марго. Она привезла из Вены ноты молодого композитора, положившего сти¬хи Гейне на музыку, которые последний просил пе¬редать лично поэту. Гейне сказал молодой женщине: — Мне понравился ваш голос, — в нем чувствуется сердечность, видно, вы

умеете сострадать. Как ни странно, теперь это редкость. Не подумайте, что я нуждаюсь в этом, — поспешно заметил он. — Но люди так жестоки. Раньше я мало задумывался об этом. Сей¬час у меня достаточно времени поразмыслить. Внимание Гейне привлекло кольцо на пальце Эли¬зы. Это была печатка в виде геммы из сердолика с вырезанным изображением

мухи. — Ваше кольцо напомнило мне одну историю о пожиз¬ненном заключенном. Однажды у себя в камере он заметил муху. Это было первое существо, которое ему удалось уви¬деть после многих месяцев одиночества. Он прислушивался к ее веселому жужжанию, наблюдал, как она летает, моет крылышки и лапки. И вскоре муха стала ему как родная. Привыкла и она к своему соседу, причем настолько, что без боязни садилась к нему на палец, и он согревал
ее сво¬им дыханием. Вот так и я — пожизненно заключенный, а вы неожи¬данно появившаяся в моей камере муха. Во всяком случае, мне так бы этого хотелось. Будьте моей мушкой, моим пос¬ледним крылатым насекомым в этот мой поздний осенний час. Мне так недостает, чтобы рядом раздавалось чье-ни¬будь жужжание. И позвольте отныне называть вас Мушкой, — сказал Гейне.

Он как близкому, давно знакомому человеку, рас¬сказал ей о своей болезни. Элизу потрясло все услышанное. Ей казалось, что она знает Гейне вечность. Он же подарил ей на па¬мять свою книгу и попросил прийти еще. Очередной приход Элизы к Гейне предварило его письмо: “Глубокоуважаемое и милое создание! Очень сожалею, что мне удалось видеть вас лишь короткий миг вашего

последнего посещения. У меня осталось пос¬ле него самое отрадное воспоминание. Если это только возможно, придите завтра же или, во всяком случае, как только вам позволит досуг. Я готов принять вас в любое время дня, когда бы вы ни пожелали. Но самое удобное для меня — это от 4 часов дня и до какого угодно часа вечера. Несмотря на мою глазную болезнь, я пишу это письмо сам, так как в настоящее время у меня нет секретаря.

А между тем у меня страшный шум в ушах, и вообще я чувствую себя очень плохо. Не знаю, почему, но ваше сердечное участие так хорошо подействовало на меня, что я, суеверный человек, вооб¬разил себе, что меня посетила добрая Фея в часы стра¬даний. Вы появились как раз вовремя Или вы не добрая Фея?Я очень хотел бы узнать это — и скорее “. Письмо было датировано 20 июня 1855 года.

На следующий же день она была у Гейне. Говорили о литературе, Шекспире, Байроне. Последнего Гейне ощущал равным себе, примерно в чине надворного советника, тогда как Шекспира возвел в сан короля, который вправе их обоих отставить от должности. Что же касается его собственного творчества, то в угоду коварной судьбе во время болезни он стал петь как соловей, еще лучше, чем раньше. В этот период им были созданы серьезные произведения.
Писал он в постели, приспособив для этого бювар, который лежал у него на коленях. Но ему, конечно, нужен был секретарь. Им и стала Элиза фон Криниц. Совместная работа еще более сблизила их. Если Амалию Гейне называл первым весенним цвет¬ком в своей любовной эпопее, то Мушку — после¬дним своим цветком в осеннюю пору. Его любовь к

Элизе, естественно, носила платонический характер.В одном из писем к ней Гейне писал: “Я радуюсь, что скоро мне можно будет увидеть тебя и запечатлеть поцелуй на твоем милом личике насекомого. Ах, эти слова получили бы гораздо менее платоническое значение, если бы я до сих пор оставался человеком! Но — увы! — те¬перь я лишь дух; для тебя, быть может, это и кстати, но для меня это в высшей степени неудобно Да, я ра¬дуюсь, что скоро увижу тебя, моя сердечно любимая

Мушка! Ты самая очаровательная маленькая кошечка, прелестная и в то же время ласковая и кроткая, как ангорский котенок, — тот род кошечек, который я боль¬ше всего люблю ” В письмах, обращаясь к Элизе, он называет ее: “оча¬ровательная, прелестная девушка “, “добрая фея “, “до¬рогое дитя “, “милый друг “, “милая моя “, “дорогая моя нежная подруга “, “душенька “, “сердце мое “, “прелест¬ная

” Ей он посвятил стихотворения “Мушке” и “Лотос”. Последнее было написано всего лишь за две-три не¬дели до смерти: Цветок, дрожа, склонялся надо мной, Лобзал меня, казалось, полный муки; Как женщина, в тоске любви немой Лаская мой лоб, мои глаза и руки. О волшебство! О незабвенный миг! По воле сна цветок непостижимый

Преобразился в дивный женский лик, – И я узнал лицо моей любимой. Дитя мое! В цветке таилась ты, Твою любовь мне возвратили грезы; Подобных ласк не ведают цветы, Таким огнем не могут жечь их слезы! Мой взор затмила смерти пелена, Но образ твой был снова предо мною; Каким восторгом ты была полна, Сияла вся, озарена луною.
Молчали мы! Но сердца чуткий слух, Когда с другим дано ему слиянье; Бесстыдно слово, сказанное вслух, И целомудренно любовное молчанье Гейне понимал, что после его смерти Элиза будет остаток своей жизни переполнена воспоминаниями о нем, их возвышенных отношениях. Поэтому в стихот¬ворении “Мушке” встречаем такие строки: Тебя мой дух заворожил

И, чем горел я, чем я жил, Тем жить и тем гореть должна ты, Его дыханием объята Элиза под псевдонимом Камиллы Зельден издала книги о последних днях Гейне. 7. “Пусть на моем ошейнике стоит: “L’appartiens a madame Varnhagen”* (“Женщины-идеи” и их роль в формировании поэти¬ческих интересов

Гейне). Невозможно пройти мимо фактора влияния на Гейне некоторых женщин из высшего общества, сделавших очень многое для духовного утверждения поэта-эмиг¬ранта, воспитания его эстетических воззрений. Они же искренне протянули ему руку помощи тогда, ког¬да он очутился в “матрацной могиле”. Назовем услов¬но их “женщины-идеи”. Среди них — княгиня Христина Бельджойзо, итальянская писательница-патриот¬ка;

Рахиль фон Фарнгаген; баронесса фон Гогенгаузен; Каролина Жобер — супруга прокурора кассаци¬онного суда, которая считалась одной из самых умных женщин Парижа; супруга русского атташе и поэта Ф.И.Тютчева. Христина Бельджойзо была причастна к освободительному движению против австрийского господства в Италии. В начале 30-х годов оказалась в Париже как политическая эмигрантка.

Скорее всего, Гейне позна¬комился с ней на собраниях сен-симонистов. Она покровительствовала Гейне и поддерживала с ним дружбу до самой его смерти. Подготовленный ею совмест¬ный визит Минье и Гейне к Тьеру был связан с хлопотами о денежной субсидии (пенсии) французского правитель¬ства для поэта. Позднее злопыхатели обвинили его в про¬дажности властям.
Гейне вынужден был защищаться от этих наветов. В объяснении, датированном 15 мая 1848 года и опубликованном в аугсбургской “Всеобщей газете” 23 мая того же года, он пишет: “Нет, та поддержка, которую я получил от правительства Гизо, не была вознаграждением; она была именно только поддержкой, она была — я называю вещи своими именами — великой милостыней, раздаваемой французским народом стольким тысячам чужестранцев, ко¬торые более

или менее доблестно скомпрометировали себя на родине рвением к делу революции и нашли пристанище у гос¬теприимного очага Франции ” Рахиль фон Фарнгаген сыграла заметную роль в бла¬гоприятном воздействии на творчество Гейне. Она была замужем, любила своего мужа, семью. И здесь не мо¬жет быть и речи о каком-либо ее флирте с Гейне. У нее был литературный салон, в котором собирались лучшие умы того времени.

В этом салоне царил культ Гете. Один из современников Гейне восхищенно ска¬зал о ней: “О чем только не упоминала она в течение часа беседы! Все, что она говорила, носило характер афоризмов, было решительно, огненно и не допуска¬ло никаких * Принадлежит мадам Фарнгаген (фр.). противоречий. У нее были живые жесты и быстрая речь. Говорилось обо всем, что волновало умы в области искусства и

литературы”. Муж ее, Август Фарнгаген, был известным писателем, ученым и дипломатом. Оба они — муж и жена — хорошо знали и понимали поэзию Гейне. Но Рахиль, очень тонко раз¬бираясь в его стихах, выступала в роли серьезного, чуткого и доброжелательного критика его творчества. Об этом свидетельствует переписка Гейне с мужем Рахили. В одном из писем к супругу Рахили

Гейне от¬мечал: “Когда я читал ее письмо, мне показалось, как будто я встал во сне, не просыпаясь и начал перед зер¬калом разговаривать сам с собой, причем по временам немного хвастался Г-же Фарнгаген мне писать со¬всем нечего. Ей известно все, что я мог бы ей сказать, известно, что я чувствую, думаю и чего не думаю “. Гейне посвятил ей свое “Возвращение домой”, по¬явившееся первоначально в ”
Путевых картинах”. Гей¬не писал Фарнгаген, что этим посвящением хотел выразить, что принадлежит ей: “Пусть на моем ошей¬нике стоит: “L’apprties a madame Vamhagen”. Баронесса Гогенгаузен тоже имела литературный салон, в который был вхож Гейне. Она сама писала стихи и познакомила его с произведениями Байрона, тогда только впервые переведенными на немецкий язык.

Стихи последнего понравились Гейне, и он сде¬лал несколько собственных переводов. Скептицизм и бунтарство Байрона импонировали Гейне. Но впос¬ледствии он порвал с байроновским направлением. Однако произведения великого английского поэта всегда вызывали в нем любовь. Гейне благодарен был баронессе Гогенгаузен до конца своих дней за то, что она познакомила его с творчеством

Байрона. Он пе¬реписывался с баронессой, а она всей душой сочув¬ствовала ему, борющемуся с тяжелым недугом. Од¬нажды она посетила его, уже прикованного к постели, в Париже. Ей хотелось своим визитом принести Гейне хотя бы некоторое успокоение. Каролина Жобер, о которой мы уже упоминали выше, была подругой Христины Бельджойзо и тоже содержала литературный салон, где бывал

Гейне. Она переписывалась с ним, помогала в разрешении жи¬тейских трудностей. В письме от 16 декабря 1844 года он писал ей: “Сударыня! На днях я зайду к вам, чтобы лично поблагодарить вас за ваше любезное письмо. Я счастлив, что моя злополучная поэма (оклеветанная точно так же, как и личная жизнь ее автора) не была вам неприятна и что, проникнув сквозь непроницаемую завесу прозаического перевода читателя, вы

все же раз¬гадали ее истинный смысл. Это отчаянный вызов, бро¬шенный мною тевтономанам, так называемой нацио¬нальной партии моей страны. Вы упорно не забываете меня, сударыня; это меня очень радует. Да хранит вас Господь, да будет он надежной и свя¬щенной защитой для вас ” В другом письме к Каролине Жобер от 19 сентября 1848 года, отосланном из Пасси, он называет ее “ма¬ленькой Феей” и сообщает: ”
Сегодня утром я полу¬чил ваше второе письмо, и ваша приветливость и со¬чувствие очень меня поддержали ” Он благодарит Каролину за ее хлопоты о его пенсии в Министер¬стве иностранных дел и заключает письмо строками: “Прощайте, маленькая Фея, да простит вам Господь ваши чары, и да сохранит он вас под своим святым покровом ” Таким образом, “женщины-идеи” многое сделали для формирования творческой индивидуальности

Гей¬не и старались своим участием в его личной судьбе смягчить удар, нанесенный ему беспощадной болез¬нью. 8. ” И говорят друг с другом тем чудным языком, что никакому в мире лингвисту не знаком ” (О некоторых особенностях любовной лирики Гейне). В большинстве стихотворений Гейне встречается мотив неразделенной любви. Отсюда их грустная колористичность. Многие его произведения автобиогра¬фичны.

Мы успели убедиться в том, что между авто¬биографичностью и экспрессивной тональностью существует прямая связь. Образы женщин в его лири¬ке обычно контрастны: кроткая женщина и “демони¬ческая” (“Не раз, играя со своей ундиной, нащупы¬вал хвост у нее змеиный”). Гейне не только в публицистических стихах, но и в любовной лирике стремится к сюжетности. В жанрово-стилевом плане он предпочитает стихотворения-сновидения, лиричес¬кое интермеццо, песни, сонеты,

баллады. Мотивы любви сочетаются у него с мотивами смерти, размыш¬лениями о бессмертии души. У него звезды разговаривают друг с другом “тем чудным языком, что никакому в мире лингвисту не знаком”. Это — язык любви: Но я разгадал его тайны И мне не забыть тот язык: Грамматикой служил мне Любимой нежный лик. Как истинный великий поэт, Гейне все же выше любви ставил в жизни
Поэзию, которой он посвятил всего себя. Поэтому с присущим ему юмором он об¬ращается к любимой женщине: О, если ты станешь моей женой, Тебе позавидуют всюду. Ты радость и счастье узнаешь со мной, И денег жалеть я не буду. Ты можешь пилить меня — буду я тих, Прикрикнешь — останусь я нежен. Но если стихов не похвалишь моих, Знай твердо — развод неизбежен.

Рассматривая тему “Женщины в жизни и творче¬стве Гейне”, невольно ловишь себя на мысли, что она сквозная в его творчестве. Но есть у поэта ряд произ¬ведений, специально посвященных женщине и люб¬ви. Так, его цикл “Разные” включает еще подциклы стихотворений, названных женскими именами: “Се-рафина”, “Анжелика”, “Диана”, ”

Гортензия”, “Кла¬рисса”, “Катарина”, “Иоланта и Мария”, “Эмма”, “Фридерика”. Публикация их вызвала взрыв негодо¬вания у некоторых немецких критиков, сторонников традиционной германской добропорядочности. Отвечая на эту критику, Гейне объяснял, что худо¬жественная обработка материала, грубого по своей природе, должна доставить особую радость людям высокого ума, интеллектуалам, истинным

ценителям искусства. Почему? Прежде всего потому, что эти стихи отличаются отсутствием условной поэтической фра¬зеологии, непринужденностью и меткостью речи, уменьем пользоваться современным разговорным язы¬ком для передачи различных оттенков мысли и на¬строений. Что хотел сказать поэт в этих стихотворени¬ях? Он стремился показать, что слепая чувственность мстит за себя. Любовная связь, основанная только на чувственности, делает любовников врагами.

Это — вза¬имное надругательство. И они, наконец, изменяют друг другу. Духовный распад предстает в этих стихотворе¬ниях как изнанка “парижской” любви. В последних подциклах “На чужбине” и “Трагедия” Гейне противопоставляет “парижской любви” любовь немецкую и немецкий лиризм. Сюда вводит он на¬родную песню, не желая присоединяться к идеалам немецких филистеров, сторонников
пуританской мо¬рали. Для него любовь — живое, естественное чувство. Перу Гейне принадлежит уникальное произведение — литературные портреты девушек и женщин из про¬изведений Шекспира. Оно возникло по заказу: книго¬продавец Деллуа обратился к Гейне с предложением написать текст к альбому живописных портретов де¬вушек и женщин Шекспира, выполненных английс¬кими художниками Мидоу,

Бостоком, Филдом, Дженкинсом, Корбудом, Гербертом и др. Парижский книгопродавец задумал международное издание. Он уже выпустил этот альбом для Англии и Франции, наступила очередь Германии. Нужен был текст, кото¬рый сочинил бы лучший из современных немецких писателей. К концу 1838 года книга вышла из печати. Вместо небольшого текста, который должен был со¬провождать

десятки женских портретов, Гейне напи¬сал своеобразную книгу о Шекспире, которого он называет “духовным солнцем”. В разделе “Трагедии” Гейне создает портреты Крессиды, Кассандры, Еле¬ны (“Троил и Крессида”), Виргилии (“Кориолан”), Порции (“Юлий

Цезарь”), Клеопатры (“Антоний и Клеопатра”), Лавинии (“Тит Андроник”), Констанцы (“Король Джон”), леди Перси, принцессы Екате¬рины (“Генрих V”), Жанны Д’Арк, Маргариты, ко¬ролевы Маргариты, леди Грей (“Генрих VI”), леди

Анны (“Король Ричард III”), королевы Екатерины, Анны Болейн (“Генрих VIII”), леди Макбет (“Мак¬бет”), Офелии (“Гамлет”), Корделии (“Король Лир”), Джульетты (“Ромео и Джульетта”), Дездемоны (“Отелло”), Джессики, Порции (”

Венецианский купец”), а также портреты героинь комедий Шекспира “Двенад¬цатая ночь”, “Много шума из ничего”, “Веселые Виндзорские кумушки”, “Укрощение строптивой” и других, используя здесь способ подборки цитат из про¬изведений, характеризующих женские персонажи. Гей¬не резюмирует: “Да, правда отличает шекспировскую любовь, в каком бы образе она ни являлась,
будь то в образе Миранды, или Джульетты, или даже Клеопатры”. Литература Журнал «Всемирная литература в средних учебных заведениях Украины» (на русском и украинском языках), № 6(218), Июнь 1998, с.55-60