Итак, Союз благоденствия был деятельной организацией и немало сделал за три года своей работы. Но все, что он сделал, в сущности не приблизило его к цели. Его основной задачей была отмена в России крепостного права, ликвидация самодержавно–крепостного строя, введение законно-свободного представительного правления. Но сколько бы Чацких ни гремело против крепостного права и аракчеевщины в петербургских, московских, тульчинских, кишиневских и, может быть, тамбовских гостиных, какие бы литературные и ланкастерские общества ни заседали, какие бы журналы ни задумывались и какие бы пламенные стихи о вреде существующего порядка вещей ни писались, — крепостное право не могло пасть от одного “общественного мнения”. Члены Союза благоденствия это и раньше понимали, потому и задумали написать вторую часть своего статута “Зеленой книги” с изложением “сокровенной цели” и способов ее достижения, но предложенные тогда решения вызывали разногласия.
Откладывать решения было нельзя: их требовала действительность. Ранее представлялось возможным ждать хоть четверть столетия, пока в результате терпеливых усилий создастся “общественное мнение” и можно будет приступить к действию. А теперь жизнь России, да и всей Европы, столь стремительно пошла вперед, что ждать так долго уже не представлялось возможным. За три года существования Союза благоденствия признаки кризиса феодальной системы грозно нарастали. Это было предельно насыщенное событиями трехлетие, которое выковывало политическую идеологию с невиданной ранее быстротой. Частая и быстрая смена форм декабристского общества и интенсивное развитие его программы зависели прежде всего не от каких-либо личных качеств объединившихся деятелей, а от быстроты развития самой исторической жизни.
Неразработанные стороны “сокровенной цели” становились явственным тормозом движения. Двадцатилетний с лишним срок, отведенный было Союзом благоденствия для подготовки переворота, стал казаться необоснованно длинным, а способы достижения цели — малоэффективными. Политическая цель — конституционная монархия — стала представляться отсталой и не удовлетворяющей созревшему мировоззрению. Численный рост Союза делал организацию рыхлой, принимались иной раз и ненадежные люди, болтуны, занимавшиеся пустяками, вроде Репетилова из “Горя от ума”. Резкая неудовлетворенность сделанным все отчетливее сказывалась в спорах, в обсуждении создавшегося положения. Члены общества досадовали, что “все остается в идеях — ничто не переходит а действительность”. Николай Тургенев с досадой писал” в дневнике: “Мы теряемся в мечтаниях, в фразах. Действуй, действуй по возможности! — и тогда только получишь право говорить… Словам верить нельзя и не должно. Должно верить делам”.
Якушкин приехал в Петербург в декабре 1819 г., и резкая неудовлетворенность членов ходом дел в Обществе бросилась ему в глаза. Он признает, что Союз благоденствия, особенно в Петербурге, достиг значительных результатов, и отмечает сильный численный рост его членов. Он полагает, что “общественное мнение” в столице было создано. Но все это казалось уже незначительным. В самом обществе намечалось глубокое внутреннее движение: одни из прежних членов охладели к цели организации, “зато другие жаловались, что Тайное общество ничего не делает; по их понятиям, создать в Петербурге общественное мнение и руководить им была вещь ничтожная; им хотелось бы от Общества теперь уже более решительных приготовительных мер для будущих действий”, — таковы были наблюдения Якушкина. Они очень важны. Передовая часть Общества радикализировалась, продвигалась дальше по направлению к демократическим позициям, другая колебалась и отставала. Трубецкой, привыкший все вины валить на Пестеля, и тут (разумеется, неосновательно) приписывал все его личному поведению, но и он приходил к выводу, что в эти годы “общее действие охладело и лишилось единства”. Пестель, со своей стороны, со свойственной ему конкретностью и точностью в описании сложных общественных явлений, свидетельствует, что и в это время существовали вопросы, объединявшие всех: все единогласно желали введения в России “нового порядка вещей” и полагали необходимым численный рост Общества и его значительное территориальное расширение. “Но по всем прочим предметам и статьям не было общей мысли и единства в намерениях и видах. Сие разногласие относится преимущественно до средств, коими произвести перемену в России, и до порядка вещей и образа правления, коими бы заменить существовавшее правительство”, — показывал Пестель. Последнюю формулировку надо признать исчерпывающей, она сделана с глубоким пониманием создавшегося в Обществе положения и соответствует показаниям других декабристов.
Революционное брожение нарастало. Декабристы остро ощущали недостаточность способов для достижения намеченных целей. Очевидно, нечего рассчитывать на решающее влияние “общественного мнения”. Это слишком медленный путь. Нет ли другой силы, на которую можно спороться и совершить революционный переворот? Не является ли этой силой армия?
В армии в то время уже давно шло глухое брожение. Солдаты — те же крестьяне, пришедшие из крепостных деревень, — мечтали об освобождении от крепостной неволи, от палочной дисциплины, шпицрутенов и издевательств начальников — дворян из породы скалозубов.
Тем временем на Западе революционная ситуация переросла в революцию. В январе 1820 г. вспыхнула военная революция в Испании. Армия, восставшая под руководством революционеров, была поддержана народом и в три месяца с небольшим совершила революционный переворот: королевская власть была свергнута, восстановлена конституция. Весной того же года произошла военная революция в Неаполе, а в августе — в Португалии. В следующем, 1821 г. произошла революция в Пьемонте и запылало греческое восстание.
В России тех лет также начала складываться революционная ситуация. В 1819 г., как уже сказано, восстали военные поселения. Более двух лет (в 1818—1820 гг.) бушевало восстание на Дону.
В создавшейся обстановке решение Коренной управы Союза благоденствия созвать в Петербурге совещание по основным программным вопросам — для уяснения “сокровенной цели” и выработки правильной линии действий — было вполне своевременным. Работа над “сокровенной целью” сильно продвинулась в сознании ведущего большинства и общее решение уже вызревало — нужно было обо всем окончательно договориться.
Совещание состоялось в январе 1820 г. Произошло оно в обширной холостой квартире Федора Глинки, очень удобно расположенной для конспиративного совещания:
Глинка жил в верхнем этаже дома Крапоткина, находившегося на Театральной площади недалеко от Поцелуева моста, в центре города, где скрещивались пути, в самом оживленном месте; в нижнем этаже того же дома находилась адресная контора Петербурга (“адресов контора”), куда постоянно входили и откуда выходили люди. Поэтому собрание Коренной управы Союза благоденствия в этом доме не могло обратить на себя ничьего внимания. Семьи у Глинки не было, поэтому и домашние не могли помешать совещанию. В деле Глинки сохранился план Театральной площади с прилегающими улицами, мостом и точным обозначением как оперного театра, так и того дома, где находилась его квартира.
В совещании приняло участие все ведущее ядро движения: Пестель (оп был докладчиком), Сергей и Матвей Муравьевы-Апостолы, Никита Муравьев, Михаил Лунин, Николай Тургенев, Иван Якушкин, Иван Шипов и ряд других членов тайного общества. С. Трубецкого не было, он был в это время за границей.
Доклад Пестеля на тему, какое правление лучше — конституционно-монархическое или республиканское, был поставлен, разумеется, с ведома и согласия Коренной управы. Организовано было заседание по всей форме — с председателем, прениями и последующим голосованием.
Обратим внимание на показание Пестеля, что он успел сговориться с Никитой Муравьевым еще до заседаний и что “прежде означенного совещания у Глинки они условились быть там одного мнения”. Отсюда следует, что Пестель знакомил Никиту Муравьева с основными положениями своего доклада (Муравьев признался в этом только на очной ставке с Пестелем). Сговориться с Муравьевым Пестелю было легко: Никита Муравьев был тогда его единомышленником и сторонником республиканского правления. Пестель показывает, что Никита Муравьев был в 1820 г. “один из тех членов, которые наиболее в пользу сего последнего говорили”.
Председательствовал на совещании знаменитый художник-медальер граф Федор Толстой, член Союза благоденствия.
Ввиду важности вопроса приведем одно из наиболее полных показаний Пестеля о ходе этого знаменитого совещания:
“Князь Долгоруков по открытии заседания, которое происходило на квартире у полковника Глинки, предложил Думе просить меня изложить все выгоды и все невыгоды как монархического, так и республиканского правлений с тем, чтобы потом каждый член объявлял свои суждения и свои мнения. Сие так и было сделано. Наконец, после долгих разговоров было прение заключено и объявлено, что голоса собираться будут таким образом, чтобы каждый член говорил, чего он желает: Монарха или Президента: а подробности будут со временем определены. Каждый при сем объявлял причины своего выбора, а когда дело дошло до Тургенева, тогда он сказал: “Президент, без дальних толков”. В заключение приняли все единогласно республиканское правление”.
Таким образом, Союз благоденствия является той организацией в истории русского революционного движения, которая впервые приняла решение бороться за республиканскую форму правления в России (1820).
Итак, в жизни тайного общества произошло событие большой важности: члены общества разработали и приняли новую формулировку конечной цели – борьба за русскую республику.
Разумеется, изменение программы вело за собой и изменение тактики.
По-видимому, на другой же день или вскоре после совещания у Федора Глинки было собрано новое совещание, в Преображенских казармах, на холостой квартире подполковника Ивана Шипова, обставленной со спартанской простотой. Цель общества была уяснена — теперь требовалось уяснить “способы действия”. Докладчиком был Никита Муравьев. На этом совещании вновь возник вопрос о цареубийстве; по мнению наиболее радикальных членов, лишь цареубийство расчищало путь республике. Произошел жаркий спор между Никитой Муравьевым (в тот момент сторонником цареубийства) и Ильей Долгоруковым — “осторожным Ильей”, как называл его А.С. Пушкин в Х песне “Евгения Онегина”. Заседание было продолжено и на другой день (Илья Долгоруков на второй день не пришел).
Сохранение дома Романовых рассматривалось как серьезная угроза существованию республики. На вопрос следствия о совещании у Шипова Никита Муравьев отвечал, что только он и Пестель на этом собрании стояли за цареубийство, прочие спорили против этой меры, доказывая, что цареубийство “неминуемым последствием иметь будет анархию и гибель России. Пестель уверял, что общество может отвратить анархию, назначив наперед из среды своей временное Правление, облеченное верховною властью, дабы обеспечить порядок и ввести новый образ правления. Мысль сия нашла во мне одном только защитника и была опровержена прочими. В особенности же восстал противу неосновательности сего предложения князь Долгорукой, с которым и возникло у меня о том прение”.
Этот момент в истории общества и самый генезис мысли о диктатуре временного верховного правления надо особо отметить: вопрос о нем не сойдет у декабристов с повестки дня вплоть до открытого выступления.
Поясняя свое понимание вопроса о временном революционном правлении, как он был изложен на совещании у Шипова, Пестель показал: “Опасенья на щет безначалия беспорядков, при Революции произойти могущих, изъявлял я всегда сам и, говоря о необходимости Временного правления, приводил в подкрепление сей необходимости все опасения на щет безначалия и беспорядков: мнением полагая, что надежнейшее и единственное средство к отвращению оных состояло бы в учреждении Временного правления ”.
Таким образом, как только уяснилась “сокровенная цель” общества и формула вводимого революцией республиканского правления восторжествовала, естественно, обострилась и внутренняя борьба в обществе. Обострение сказалось прежде всего в понимании “способов революционного действия”. Долгоруков — “блюститель” Союза благоденствия (была такая выборная должность), сам голосовавший за республику, показал, что в начале 1820 г., т. е., очевидно, именно после совещания у Шипова, “сложил” с себя должность блюстителя тайного общества.
Но дело было далеко не только в “способах действия”. Дело было в самом устройстве республики — в ее основном законе, в конституции. Принятие решения о республике, как бы ни было оно само по себе важно, еще не определяло всего конкретного существа будущей политической системы. Петербургское совещание на квартире у Глинки только начало эту работу, “а подробности будут со временем определены” — так решили члены тайного общества. Вот во имя этого и надо было спешить с составлением республиканского конституционного проекта: он определял основное и мог сконцентрировать вокруг себя силы убежденных сторонников. Потребность в его создании ощущалась как самая неотложная.
И Пестель, и Никита Муравьев садятся в это время за работу над конституционным проектом будущей революционной России.
Как видим, в 1820 г. в среде декабристов заговорили о республике, цареубийстве, Временном революционном правительстве. Возник вопрос и о “действии посредством войск”. Старая форма тайного общества становилась помехой, возникали новые планы и решения. Союз благоденствия явно устаревал как форма организации движения. Назревал вопрос о полной реорганизации тайного общества.
При подготовке данной работы были использованы материалы с сайта http://www.studentu.ru