Цицикарский протокол 1911.
В результате русско-японской войны 1904-1905 гг., явившейся, по
сути дела, войной за раздел сфер влияния на Дальнем Востоке, Россия была
вынуждена уступить Японии ключевые позиции в Северо-Восточном Китае. В
последующие годы внимание правительства все более сосредоточивается на борьбе
за влияние в Монголии. В 1910 г. Япония формально аннексировала Корею, что
укрепило позиции Японии на материке.
Это отразилось и в соответствующих акциях по демаркации и
редемаркации границы, установленной еще Нерчинским и Кяхтинским договорами.
Разграничение по Айгуньскому договору 1858 г., возвратившее России
территории по Амуру, отторгнутые маньчжурами при нерчинских переговорах,
оставило без изменений положение на аргуньском участке границы, вопрос о
котором не поднимался русской дипломатией. Таким образом, Цинская империя
сохранила за собой бывшие русские владения на восточном берегу Аргуни.
Аргуньская граница не вызывала никаких споров у обоих государств
вплоть до начала XX в. Но в конце первого десятилетия XX в., когда монгольские
караулы на границе были заменены китайской пограничной стражей, правительство
возбудило перед Россией вопрос о редемаркации граничной линии, на протяжении от
горы Тарбагандаху до Аргуни. Русский посланник в Пекине И.Я. Коростовец в своем
донесении министру иностранных дел от 7 февраля 1909 г.
Коростовец предложил послать комиссию для детального обследования
спорного участка границы. Одновременно с этим в апреле 1909 г. цинское Вайубу
(Министерство иностранных дел) обратилось к русским властям с просьбой
назначить совместную пограничную комиссию. В связи с формированием пограничной
комиссии Военное министерство России высказало русскому Министерству
иностранных дел свой взгляд на территории, которые пыталась оспаривать китайская
сторона. 30 (17) апреля военный министр В.А. Сухомлинов писал управляющему
Министерства иностранных дел Н.В. Чарыкову, что хотя указанные «спорные
пограничные районы не имеют сами по себе особой стратегической важности», тем
не менее необходимо в период предстоящих переговоров активно отстаивать права
России на эти участки территории. Во-первых, по мнению Сухомлинова, «всякие
уступки и колебания с нашей стороны, как доказал опыт, понимаются китайцами как
проявление слабости и поощряют их только к дальнейшим домогательствам, а
во-вторых, на этом участке границы, по последним многочисленным донесениям,
китайцы и без того развивают энергичную деятельность».
В следующем письме Чарыкову, от 13 мая 1909 г., В.А. Сухомлинов,
касаясь тактики русских представителей на предстоящих переговорах, указывал,
что, не возражая против изучения спорных участков границы и архивных данных,
относящихся к истории вопроса, он предлагает добиться того, чтобы инициатива
предъявления документов исходила «отнюдь не от нас, а от китайцев, так как при
одинаковой для обеих сторон неопределенности обозначения спорных участков
границы в трактатах мы имеем в своих руках лучшее доказательство принадлежности
участков нам: а именно совершившийся факт давнего владения и не опротестованного
со стороны китайцев до последнего времени пользования спорными территориями
русскими».
В начале мая для исследования границы на месте иркутским
генерал-губернатором был командирован подполковник генерального штаба Н.А.
Жданов. Изучение пограничных ориентиров на местности натолкнулось на
противодействие цинских властей. Так, 21 (8) июня 1909 г. в районе
Кайластуевского караула китайские солдаты обстреляли русских военных
топографов, обследовавших старое русло Аргуни и находившихся на оспариваемом о.
Капцагайтуевский. После решительного протеста русской стороны цинское
правительство принесло извинения за этот инцидент.
К концу 1909 г. комиссия подполковника Жданова закончила
предварительное изучение местности в районе границы. Жданов предпринял поездку
вдоль Аргуни совместно с пинскими чиновниками. И.Я. Коростовец, извещая
специальной депешей правительство о подготовке переговоров, подчеркивал, что
«после осмотра и сличения наших и китайских карт выяснилось, что китайцы
намеренно исказили некоторые места, например, вместо реки показаны горы с целью
отодвинуть действительную границу к северу. При этом китайские чиновники
старались доказать, что наши предварительные изыскания неверпы, и не хотели
исправлять своих карт по нашим. Однако после продолжительных пререканий
согласились на исправление граничной линии по Аргуни до маяка № 63, но
отказались осмотреть южное Хайларское устье и западную часть границы от сопки
Абагайту до горы Тарбагандаху, ссылаясь на отсутствие полномочий».
Коростовец отмечал, что, по свидетельству Н.А. Жданова, китайцы,
видимо, хорошо подготовлены к предстоящей проверке границы и хотя оспаривали
почти все доводы русской стороны, но прекрасно осведомлены о реальном положении
пограничных земель и обоснованности русских претензий.
Редемаркация должна была проводиться на трех участках. В план работ
входило: проведение границы от слияния Аргуни с Шилкой вверх до Средней Борзи;
здесь Аргунь течет в скалистых берегах, и необходимо было установить фарватер –
линию наибольших глубин, соответственно извилинам которой часть островов на
реке отошла бы к России, а часть к Китаю; восстановление границы от Средней
Борзи до Старо-Хайларского устья, где река течет по равнине и местами сильно
изменила свое русло; предстояло определить в этих местах старое русло периода
Буринского договора, которое согласно международному праву и являлось истинной
границей, нарушенной в ущерб России, и, наконец, исправление границы на
протяжении от Старо-Хайларского устья до Тарбагандаху. На этом участке сходство
географических имен и отсутствие пограничного надзора привели к ошибочному,
по-видимому, нанесению на русские карты линии государственной границы, которая,
по выражению И.Я. Коростовца, «даже на китайских картах показана в направлении
более для нас выгодном и соответствующем договорным постановлениям».
Сущность возникшего территориального спора в понимании русской
стороны представлялась следующим образом: изучение разнообразного архивного
материала, сличение русских и китайских карт и исследования на месте показали,
что существовавшая граница не согласовалась ни с делимитацией ее по Буринскому
трактату, ни с местоположением пограничных знаков-маяков. По мнению русской
стороны, это проистекало из того, что при заключении Буринского договора р.
Аргунь отождествляли с так называемой Мутной Протокой и впадение последней в
оз. Далай-нор принимали за верховья названной реки.
На русских картах вся эта местность т.е. долина Мутной Протоки (или
так называемая Куладжа), хотя и была показана принадлежащей Китаю, однако, как
показывали предварительные исследования, она должна была принадлежать России.
За обладание этой местностью и шли споры между казаками поселка Абагайту и
китайцами. Русская сторона на том же основании утверждала, что станция
Маньчжурия и поселок того же названия находятся не на китайской территории, как
было принято считать и как значилось на всех официальных картах, а на русской.
По мнению русских экспертов, граница должна была направляться от
горы Тарбагандаху, где находится маяк № 58, через Цаган-Ола (маяк № 59), Табун-Тологой
(маяк № 60), Сокту (маяк № 61) до маяка № 63 на сопке Абагайту против среднего
Хайларского устья по Мутной Протоке до впадения ее в современную Аргунь. Что
касается географических ориентиров, то выяснилось, например, что сопок Абагайту
имеется две, причем обе находятся на западном берегу Аргуни. Против первой,
ближайшей к поселку Абагайту, устья р. Хайлар нет; против второй же как раз
находится среднее Хайларское устье, упоминаемое в Буринском трактате, а на
сопке имеется маяк, состоящий из одной каменной кучи. Таким образом, от маяка
Ирдени-Тологой граница должна была идти к сопке Абагайту близ китайского
караула.
Второй оспариваемый участок границы проходил вдоль течения р.
Аргуни до Усть-Стрелки. Поскольку долина Аргуни представляет собой песчаную
низменность, ежегодно затопляемую разливами, постепенно подмывающими берега, то
при этом гораздо большему разрушению подвергался более пологий русский берег.
Отклоняясь вследствие этого от старого русла в левую сторону, Аргунь постоянно
образовывала многочисленные мели, превращавшиеся с течением времени в острова.
Так образовались острова Кручина, Степной, Капцугайтуевский (Менкесели) и др.,
лежащие на Аргуни до слияния ее с Шилкой. Процесс такого постоянного отклонения
реки влево продолжался со времени заключения Буринского трактата, что
подтверждалось геологическими исследованиями и геометрическими планами земель
Нерчинского округа. Сравнивая эти планы с современными им, члены русской
комиссии пришли к выводу, что главное русло Аргуни проходит под левым берегом,
а старое русло идет ему параллельно. Это русло, по наблюдениям русского
делегата, местами такое же глубокое и хотя кое-где занесено песком, но
сохранилось на всем протяжении реки до станции Аргуньская. По правому,
китайскому берегу этого старого русла проходила Хайгинская, или пограничная,
дорога, а по линии дороги частично сохранились пограничные «обо» – курганы.
Здесь же были расположены китайские военные караулы.
Согласно Нерчинскому договору, граница должна идти по фарватеру
реки, имевшемуся в момент его заключения. Это, по мнению русской стороны,
подтверждалось тем, что в трактате граница делимитирована по Аргуни без особых
объяснений относительно направления пограничной черты. В случае отклонения реки
от главного течения пограничные знаки «обо» остались не на островах, а на
правом берегу старой Аргуни, где проходила упомянутая Хайгинская дорога; при
этом многие урочища и восточные протоки сохраняли названия, обозначающие
границу, например, наименование мыса и протоки Мангутулус (ман-гут-улус) означало
«русский народ». Название протока Бу-ранколой обозначало протоку, служащую
границей. Наконец, передача следов между русскими и монгольскими властями (в
случае кражи скота, переноса контрабанды, перехода беспаспортных и т.д.) для
дальнейшего расследования происходила не на левом берегу Аргуни и не на
островах, а только за старым руслом. Т.е. на линии пограничных «обо», которую
монголы всегда считали границей.
От станции Аргуньская до Усть-Стрелки река протекала в скалистых
берегах и поэтому не могла склоняться ни в ту, ни в другую сторону, и проверка
границы могла быть произведена здесь на основании общепризнанных принципов
международного права. Между тем китайцы считали граничной чертой фарватер. Т.е.
путь судов, приноровленный для подхода к русским пристаням. На этом
пространстве также имелось несколько спорных островов, но выяснение их
принадлежности, по мнению русской комиссии, едва ли «вызовет затруднения, тем
более что и значение их невелико».
И.Я. Коростовец подчеркивал, что со времени заключения Буринского
договора никаких недоразумений и инцидентов в связи с прохождением граничной
линии не было. «Нынешнее выступление китайцев, – замечал он, – объясняется их
желанием воспользоваться нашей беспечностью, плохим знанием собственной границы
и миролюбием, чтобы оттягать несколько десятков тысяч десятин хорошей земли.
Вышеизложенная неопределенность границы и давность владения представляют
довольно благоприятную обстановку для их притязаний. Впрочем, отчасти мы сами
виноваты в таком положении вещей; наши власти, преследуя политику
доброжелательного соседства, недостаточно энергично отстаивали наши
территориальные права и, таким образом, косвенно поощряли китайские захваты.
Весьма неблагоприятным для нас прецедентом является аренда нашими казаками для
пастбищ и покосов земель, которые мы считаем своими, у китайцев, чем, конечно,
укрепляются права последних. Передают даже, что наши казаки, опасаясь, что в
случае перехода этих земель к России условия аренды станут более
стеснительными, стараются поддерживать мнение о принадлежности земель Китаю».
В феврале 1910г. Н.А. Жданов был назначен председателем русской
разграничительной комиссии. В качестве помощника к нему был прикомандирован
находившийся в Хайларе чиновник Министерства иностранных дел Усатый. 17 мая
1910 г. на станции Маньчжурия состоялось первое заседание русско-китайской
разграничительной комиссии. Стороны согласились руководствоваться в работе
монгольским текстом договора 1727 г., монгольский же язык был признан основным
в работе комиссии.
На первых же заседаниях выявилось различие в полномочиях
председателей комиссий. Жданов заявил, что он имеет полномочия не только
рассмотреть границу, но и произвести окончательное разграничение до постановки
граничных знаков включительно. Китайский сопредседатель даотай Сун указал, что
он не имеет столь широких полномочий и что ему приказано произвести лишь
совместный осмотр границы, но окончательно решать этот вопрос он не имеет
права. В связи с этим китайские делегаты настаивали на том, чтобы приступить к
немедленному осмотру границы, а Жданов требовал предварительного рассмотрения
карт, трактатов и других документов, касающихся границы.
Однако эта позиция подполковника Жданова была признана русской
дипломатией неудачной. 23 мая через станцию Маньчжурия проезжал И.Я.
Коростовец, который, разобравшись на месте в делах комиссии, указал, что «при
теоретическом исследовании границы нам пришлось бы открыть свои карты и указать
наши притязания. Являлось серьезное опасение, что китайцы, узнавши наши
намерения, постараются уклониться от рассмотрения границы». Поэтому Коростовец
предложил русской комиссии как можно скорее выехать на границу, отложив
теоретическое развитие этого вопроса, чтобы не дать противной стороне
возможности ознакомиться с русскими требованиями и затем под тем или иным
предлогом уклониться от совместного рассмотрения границы или затянуть
редемаркацию до 1911 г., когда должен был пересматриваться русско-китайский
договор 1881 г. Русская дипломатия опасалась, что цинское правительство может
попытаться связать вопросы территориального спора на Аргуни с изменением
условий общего трактата. И.Я. Коростовец поставил задачей Н.А. Жданову объехать
с китайскими представителями спорные участки границы и составить протоколы,
удостоверяющие совместный осмотр ее. Однако китайские представители в связи со
столь внезапным изменением позиции русской делегации заподозрили какой-то
подвох и вопреки прежним своим настояниям отказались ехать на границу. В связи
с тем, что переговоры зашли в тупик, разграничительная комиссия объявила
перерыв в своей работе.
Поскольку в ходе переговоров выявилось различие в толковании
сторонами отдельных географических понятий, названий и ориентиров, определявших
прохождение граничной линии (например, маяка № 59 на берегу оз. Халасатуй,
маяка № 63 и связанного с ним устья Хайлара и сопки Абагайту), члены русской
комиссии продолжили во время перерыва работы сбор материалов, подтверждавших их
доводы.
Так, например, Усатый доносил 22 июля 1910 г. в русскую миссию в
Пекине, что «в настоящее время русская комиссия обогатилась весьма ценным
материалом, добытым из библиотеки Восточного института»; в сборе этих
материалов активное участие приняли профессора Восточного института Н.В. Кюнер
и Е.Г. Спальвин. «Документы эти тем более важны, – подчеркивалось в донесении,
– что они чисто китайские, отвергать которые китайцам будет затруднительно.
На основании этих китайских источников удалось установить, что
Аргунь во время заключения трактата в 1727 г. вытекала из оз. Далай-нор, что р.
Хайлар одним из своих устьев впадала в Далай-нор, что граничная черта от
Цаган-Олу проведена была около монгольских караулов и что р. Аргунь в южной
своей части заметно отклонилась влево.
Одновременно Ждановым для использования в работе комиссии был
отобран ряд материалов в московском архиве. После месячного перерыва комиссия
возобновила свою работу. Поскольку китайский представитель упорствовал в
признании очевидных фактов, касающихся местоположения маяка № 63, Н.А. Жданов
предложил занять оспариваемую местность войсками, отодвинув границу к югу на
шесть верст. Представитель МИД Усатый находил эту меру необязательной, а
предлагал, передав протоколы заседаний комиссии в распоряжение российской
миссии в Пекине, заняться разграничением островов на Аргуни.
В декабре 1910 – январе 1911 г. китайские министры сделали русскому
посланнику в Пекине И.Я. Коростовцу предложение после окончания работ смешанной
комиссии назначить с обеих сторон двух комиссаров в высшем чине, снабдив их
более широкими полномочиями. Съехавшись в каком-нибудь пункте Маньчжурии,
комиссары должны были бы проверить и согласовать достигнутые к тому времени
результаты и, если бы удалось, устранить разногласия, а затем провести само
разграничение на месте и подписать окончательный протокол и карты27.
27 января российское Министерство иностранных дел ответило
согласием на это предложение; главой русской делегации на предстоящих
переговорах был назначен генерал-майор Н.П. Путилов.
Еще до начала переговоров в русской прессе делались прогнозы
относительно вероятного пересмотра границы. Характерно в этом плане
высказывание газеты «Харбинский вестник» от 29 мая 1911 г. «Предрешено, –
подчеркивала газета, – что к России отойдет полоса шириною в некоторых пунктах
от 20 до 25 верст, принадлежность которой к русской территории вполне
установлена по данным монгольского перевода протокола 1727 года, в котором
указана линия границы. Захват территории китайцами произошел вследствие
неточного его перевода на китайский язык. По крайней мере представители Китая
так объясняют происшедшее недоразумение».
Главой китайской делегации на переговорах был назначен губернатор
Хэйлунцзянской провинции сановник Чжоу Шимо. 24 мая 1911 г. Министерство
иностранных дел Китая в секретном сообщении на имя Чжоу излагало позицию
цинского правительства на предстоящих переговорах следующим образом: «Мы
подробно ознакомились с вопросом разграничений земель по нашей северо-западной
границе с Россией, прочли и обсудили заключение вашего превосходительства, но
при этом должны указать, что прежняя комиссия не использовала всех письменных
материалов, находящихся как в распоряжении генерал-губернатора (в отделе по
монгольским делам), так и в архиве министерства, где нашлись такие документы в
нашу пользу, что если бы они своевременно были предъявлены русской практической
комиссии, то многих вопросов не нужно было бы рассматривать теперь, а между тем
некоторые из них верные документы почти потеряли свою силу для нас благодаря
постановлениям прежних практических комиссий – это громадная ошибка и
небрежность председателей прежних комиссий. Вам надлежит дождаться no-лучения
означенных документов и по ознакомлении с ними и всестороннем обсуждении их
только тогда начать спорных пунктов с русской комиссией, а до этого вам
надлежит вырешить только те вопросы, которые вы признаете маловажными для нас и
требования по которым с русской стороны будут правильными и приемлемыми. Во
всех уступках вам надлежит действовать в пределах преподанной вашему
превосходительству инструкции».
Заседания комиссии по разграничению начались 10 июня 1911 г. в
Цицикаре. Переговоры вновь зашли в тупик из-за разногласий в толковании
географических терминов. Китайская комиссия, взяв исходной точкой для
определения маяка № 58 неупоминаемую в договоре гору Тарбагандаху, уклонилась в
сторону от рассматриваемой трактатной границы, так как разграничительные
комиссии не уполномочены были изменять или дополнять текст существующего
договора, а предметом их рассмотрения являлась часть государственной границы на
основании данных разменного письма от 12 октября 1727 г. и его приложений. В
разменном письме и его приложениях совершенно не упоминалось, что Тарбагандаху
является горой, а, наоборот, в приложении к разменному письму в перечне русских
караулов ясно сказано, что русскому караулу № 13 стоять у оз. Тарбагандаху близ
пограничного знака. Т.е. для определения местонахождения маяка № 58 –
Тарбагандаху – оба комиссара должны были взять трактатную исходную точку. Т.е.
оз. Тарбагандаху.
Гора Тарбагандаху как произвольная, не трактатная исходная точка
для определения маяка № 58 не подлежала рассмотрению комиссии. Цинский
представитель Сун, указывая на Тарбагандаху как на гору, основывался на том,
что в трактате относительно названий Сокту и Абагайту также не указывалось, что
они относятся к горам; между тем обеими комиссиями 1910 г. они были признаны
как названия гор. Кроме того, ссылка Суна на Сокту и Абагайту была неправильна,
так как в разменном письме сказано, что Абагайту – это сопка (т.е. гора)31.
В донесении, датированном 21 июня, русский консул в Цицикаре С.В.
Афанасьев сообщал, что китайская сторона неофициальным образом предложила
компромиссное решение спора о пересмотре границы. Начальник Главного
дипломатического бюро Ту в частной беседе заявил Афанасьеву, «что дело по
разграничению идет очень медленно и что спорная местность совершенно не
оправдывает тех расходов, которые оба правительства несут уже в продолжение
трех лет на исследование и восстановление границы, и, – по его мнению, – было
бы справедливым, ввиду того что, – как ему кажется, – обе комиссии не вполне
уверены в действительности тех границ, которые они отстаивают, и местность,
оспариваемая ими, пустынна, – поделить спорную местность пополам, т.е. взять
линии границ на разменных картах обеих комиссий 1910 г. и посередине между ними
провести прямую новую границу; что же касается границы по реке Аргуни, то она,
– по его мнению, – будет разрешена быстро, так как оба правительства, принимая
во внимание интересы своих подданных и подданных соседнего государства,
вероятно, пойдут на взаимные уступки»32.
Желание цинского правительства пойти на компромисс было весьма
настойчивым. Одновременно в китайской прессе появились сообщения о ходе
переговоров, обвинявшие русскую сторону в неуступчивости. Однако, как
показывают факты, возможность компромисса была предусмотрена и русской
стороной. В инструкции генералу Путилову указывалось, что если со стороны
цинских представителей будет «замечено проявление духа уступчивости и
искреннего стремления достигнуть обоюдоприемлемого соглашения, то, в интересах
скорейшего установления демаркационной линии, мы могли бы, во внимание к
фактической давности владения, не поступаясь существенными правами, принимать в
известной мере в соображения китайские пожелания».
Русская дипломатия выжидала, когда цинские уполномоченные
официально предложат соглашение на основе взаимных уступок. При обсуждении
возможных уступок при предложении компромисса Министерство иностранных дел
обратилось с соответствующим запросом к заинтересованным ведомствам (Военному
министерству и Министерству финансов).
При этом в своем запросе товарищ министра иностранных дел А. А.
Нератов отмечал: «Некоторое сомнение возбуждает во мне только вопрос о
проведении границы, как предполагает Коростовец, в таком направлении, чтобы она
рассекла поселок при станции Маньчжурия. В самом деле, указывая эту линию как
на минимум наших требований, мы должны быть готовы вооруженною силою отстаивать
наши права на лежащую по нашу ее сторону территорию. Между тем, насколько мне
известно, пределы открытого для иностранной торговли и жительства иностранцев в
поселке Маньчжурия участка не определены, а следовательно, заявляя притязания
на часть этого поселка, мы можем затронуть интересы иностранных держав.
Приходится спросить себя, является ли эта часть поселка настолько ценным
приобретением, чтобы рисковать натолкнуться из-за нее на поддержку китайского
протеста державами, а равно предоставляется ли удобным, особенно в отношении
таможенной охраны, провести линию границы по населенной и застроенной
территории».
Тем временем на 11-м заседании разграничительной комиссии по
предложению председателя китайской комиссии Чжоу Шимо было постановлено для
ускорения переговоров предложить членам обеих комиссий без участия
председателей разобрать все имеющиеся материалы обеих сторон и на основании
таковых высказать свое окончательное мнение о разрешении вопроса на сухопутном
участке границы и затем представить его на рассмотрение председателей.
15 (2) сентября 1911 г. И.Я. Коростовец дал генералу Путилову
указание «взять на себя инициативу официально предложить китайцам компромисс,
оговорив, что мы продолжаем считать проведенную нами линию границы единственно
правильной». Но Коростовец еще не знал мнения российского Министерства
иностранных дел относительно решения вопроса о станции Маньчжурия, поэтому он
советовал Н.П. Путилову предложить «такое разделение спорной территории,
которое бы оставляло весь русский поселок Маньчжурия в наших руках. Считаю
долгом напомнить,- подчеркивал Коростовец, – что сохранение части поселка я
признавал не максимум, а минимум наших требований».
Инициатива И.Я. Коростовца была одобрена русским правительством. На
13-м заседании смешанной русско-китайской разграничительной комиссии 10 октября
(27 сентября) 1911 г. был одобрен проект соглашения о разделении 87 островов по
Аргуни от ее устья до станции Аргунская, при этом России отходило 56 островов,
а Китаю – 31. На этом же заседании генерал Путилов, заявив китайской комиссии,
что русская сторона считает предложенную ею ранее границу единственно
правильной, предложил компромисс на условиях, выдвинутых И.Я. Коростовцом.
29 (16) октября цинские делегаты категорически заявили, что станцию
Маньчжурия с полосой отчуждения они не могут уступить в пользу России, а об
остальной части сухопутной границы они изъявили желание продолжать переговоры,
чтобы путем взаимных уступок наметить приемлемую для обеих сторон линию границы
и заключить на этом окончательное соглашение.
В начале ноября 1911 г. вопрос об урегулировании пограничного спора
в районе станции Маньчжурия был поставлен в повестку дня заседания Совета
министров России.
Желание скорейшего урегулирования затянувшегося спора и готовность
пойти на компромисс диктовались царскому правительству не только относительно
твердой позицией китайской делегации на переговорах, но и в первую очередь нарастанием
в Китае революционной волны 1911 г.
Учитывая сложившуюся ситуацию, товарищ министра иностранных дел
А.А. Нератов сообщил через И.Я. Коростовца окончательную инструкцию генералу
Н.П. Путилову: «Обсудив вопрос о русско-китайской границе у станции Маньчжурия,
Совет министров счел возможным пойти на компромисс с тем, чтобы при проведении
границы Куланджинская и Шарасунская долины остались в русских пределах, а
станция и поселок Маньчжурия – в китайских. При этом необходимо оговорить, что
такое решение является дружескою уступкою Китаю, отнюдь не связанной с
признанием нами правильности доводов китайцев о принадлежности по договорам
Китаю участка под станцией и поселком Маньчжурия, и что в случае непринятия
такого соглашения мы будем впредь отстаивать нашу точку зрения о принадлежности
России как упомянутых долин, так и всей территории станции и поселка Маньчжурия
с прилегающею к ним местностью».
Цицикарский договорный акт был подписан 7 декабря 1911 г. Через
день Путилов телеграфировал И.Я. Коростовцу: «Протоколы соглашения о всей
границе от Тарбагань-Даху до Абагайту и далее по реке Аргуни до ее устьев
подписали и печатями скрепили. Долины Куладжи и Шарасуна остались в пределах
России, поселок и станция Маньчжурия с полосой отчуждения с прилегающей к ней местностью
остались в пределах Китая. Кроме массы мелких, все крупнейшие острова Аргуни
отошли к России»45.
Текст Цицикарского протокола и документов разграничительной
комиссии не предусматривал их ратификации или какой-либо особой регистрации
сторонами. Они вступали в действие с момента их подписания. Это было
подтверждено и специальной договоренностью путем обмена нотами между Русской
миссией в Пекине и Министерством иностранных дел Китая.
Однако установление границы на местности затянулось на долгие годы.
В 1913 г. иркутские губернские власти возбуждали вопрос о скорейшей постановке
пограничных знаков, так как хотя по Цицикарскому протоколу к русским и отошла
определенная территория, «но вследствие неустановки пограничных знаков и
необнародования этого договорного акта земли эти фактически не находятся в
пользовании России».
Подписавший соглашение генерал Н.П. Путилов в рапорте И.Я.
Коростовцу 29 ноября 1911 г. исключительно высоко оценивал значение
территориальных приобретений, сделанных по Цицикарскому протоколу. «…Считаю
долгом доложить вашему превосходительству, – подчеркивал Путилов, – что
договорным актом в Цицикаре Россия сделала громадное территориальное
приобретение как на сухопутной границе, так и на реке Аргуни, учесть которые
можно пока только приблизительно, а именно:
1) Приобретена площадь земель между бывшей раньше государственной
границей, проходившей восточнее станции Маци-евской на Соктуевский пограничный
знак, и новой современной границей, примыкающей к территории станции
Маньчжурия, составляющая около 104 652 десятин земли, в число которой входят
прекрасные Шарасунская, Куладжинская и Бугудурская долины, что, считая по самой
минимальной оценке, в среднем по 80 рублей десятина, будет около 8 372 160
рублей…
2) Что же касается приобретенных окончательно для России островов,
считавшихся до настоящего времени спорными, то площадь одних только больших
островов, каковы: Ново-Цурухайтуевский, Мунгаловский, Рельдишинский, Менкисели
и Абагайтуевский, – будет приблизительно около 29 021 десятины чудных
сенокосных угодий, пользоваться которыми приар-гунскому русскому населению
приходилось, только арендуя часть их у китайцев.
Отныне этот печальный факт сам собою должен отпасть. Про мелкие
спорные острова, отошедшие теперь к России, я уже не докладываю.
Из всех 280 на Аргуни островов за Россией теперь числится 160, а за
Китаем – 120. Почти все крупнейшие острова остались во владении Российской
империи. Экономическое значение больших островов, перешедших теперь
окончательно в пользование приаргуньского русского населения, без сомнения,
будет огромно, принимая во внимание, что главный источник для существования
аргуньских казаков составляет скотоводство и только лишь отчасти земледелие» .
Договорный акт от 30 декабря 1911 г. подтвердил граничную линию, определенную
разменным письмом от 12 октября 1727 г. и начинавшуюся от пограничной точки №
58 на горе Тарбаган-даху до пограничного знака № 63 на сопке Абагайту. Далее
пограничная линия шла по Аргуни, как это было зафиксировано еще Нерчинским
договором, до слияния ее с Шилкой.
Таким образом, аргуньский участок российско-китайской границы,
обозначаемый на некоторых изданных в КНР картографических материалах как
«неопределенный», сложился в результате уступки Русским государством части
своей территории в пользу Цинской маньчжурской империи по Нерчинскому договору
1689 г. Последующие договорные акты сторон: Кях-тинский договор 1727 г.,
Айгуньский договор 1858 г., Пекинский договор 1860 г. – не привели к
какому-либо пересмотру этого участка границы; Цицикарский протокол 1911 г.
зафиксировал лишь демаркацию границы в результате ее технического уточнения.
Анализ документальных источников опровергает любые попытки толковать этот
протянувшийся более чем на 1200 км участок границы иначе, как исторически
сложившийся установленный рубеж между территориями России и Китая.