Инквизиция – её формирование и устройство

Федеральное агентство по образованию

Государственное образовательное учреждение

высшего профессионального образования

Бирская государственная социально-педагогическая академия

Исторический факультет

Кафедра всеобщей истории

Курсовая работа

Инквизиция — её формирование и устройство

Выполнила: студентка 3 курса

ОДО Мазитова О.В.

Научный руководитль:

Ментюгова Н.А.
Бирск-2009

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ……………………………………………………………….

3-6

Глава 1.
ВОЗНИКНОВЕНИЕ ЕРЕСИ…………………………………

7-15

1.1.Ересь
……………………………………………………………………

7-8

1.2.Вальденцы
…………………………………………………………….

8-10

1.3.Катары
…………………………………………………………………

10-12

1.4. Альбигойцы
………………………………………………………….

12-15

Глава 2.
Установлениеинквизиции……………………….

16-31

2.1.
Преследования………………………………………………………..

16-18

2.2.Нищенствующие монахи……………………………………………

18-20

2.3.Следствие……………………………………………………………..

20-23

2.4.Наказания…………………………………………………………….

24-31

Заключение
…………………………………………………………..

32-33

Список использованных источников и литературы
………………..

34-35

ВВЕДЕНИЕ

В X-XX вв. Церковь стала владычицей всего христианского мира. Для поддержания своего положения Церковь нуждалась в централизации власти. Римская кафедра захватила всемирную юрисдикцию и подчинила своей воле волю епископов. Смиренный служитель алтаря был лишь орудием, при помощи которого папские декреты и епископские распоряжения проводились в народ.

Чтобы удержать верующих на правом пути, Церковь могла прибегнуть к духовным судам, которые были при каждой епископской кафедре. В жизни человека было сравнительно мало таких вопросов, которые не затрагивали бы его совести, следовательно, не вызывали бы вмешательства духовного суда.

Забота о сохранении чистоты душ вызывала постоянное наблюдение за действительными или мнимыми заблуждениями каждого; а это предоставляло Церкви возможность вмешиваться в частную жизнь человека. Лицо духовного звания было подсудно только своим духовным судам, которые не могли вынести смертного приговора; кроме того, всегда можно было на решение духовного суда принести жалобу верховному судилищу Риму, а подобная апелляция часто была равносильна полной беззаконности1.

Все эти суды, следствия, доносы, наказания получили общее название – инквизиция. Слово инквизиция возникло от лат. inquisitio –розыск, расследование – специальные трибуналы католической церкви, созданные для борьбы с еретиками2.

Инквизиция — один из тех исторических институтов, деятельность которого на протяжении многих веков оказывала огромное влияние на судьбы народов Европы и Америки, препятствуя их борьбе за освобождение от социального и духовного гнета. В чем секрет долговечности этого учреждения, одно имя которого внушало ужас всему христианскому миру? В чем причина его возникновения и упадка? Кем были его руководители — «жертвами долга», фанатиками, готовыми пойти на самые чудовищные преступления, чтобы защитить церковь от мнимых или подлинных врагов, или бездушными церковными полицейскими, послушно выполнявшими предписания своего начальства? Кем были жертвы? Кого и за что преследовала инквизиция?

Неужели то “добро”, которое было совершенно инквизицией, значительно перевешивает чашу “зла”, содеянного ею же? На эти и другие вопросы мы постараемся найти ответы и как можно более детально разобраться в самой сущности инквизиции.

Не будет тайной, что католическая церковь не терпела инакомыслия. Этому свидетельствует то, что на протяжении столетий в мире господствующего феодализма, костры инквизиции пылали там, где пробивались ростки нового, неизведанного, возвышался разум, возникала надежда на социальную справедливость. Имена многих людей, ученых, например Джордано Бруно стали символом верности патриотическому долгу и научным убеждениям.

Тема нашей курсовой работы «Инквизиция – её формирование и устройство».

Хотя со времен инквизиции прошло немало времени, интерес к данной теме не угасает, а наоборот – возрастает, причем не только специалистов – исследователей, но и широкого круга читателей.

Временные рамки данной курсовой работы охватывают X-XX века.

Нижняя хронологическая рамка определяется падением Западной Римской империи, то есть с 476 года. Под верхней хронологической датой мы подразумеваем возникновение гражданского общества, то есть рубеж XII-XIII веков.

Территориальные рамки обхватывают всю Западную Европу (Италия, Испания, Франция, Германия, Ирландия, Португалия).

Цель данной курсовой работы – изучение истории возникновения и устройства инквизиции; для начала понять, что собой представляет, а затем уже оценивать её как позитивное или как негативное явление.

Исходя из цели, можно поставить следующие задачи:

Проанализировать социальную ситуацию перед образованием инквизиции.

Выявить внешние и внутренние условия возникновения инквизиции.

Разобраться в проблеме устройства инквизиции.

На данную тему посвящена обширная литература, но это не говорит об «исчерпанности» этого вопроса. В истории инквизиции есть еще что можно было бы открыть и изучить.

В процессе написания данной курсовой работы была использована следующая литература: «История инквизиции в Средние века»1, «Инквизиция»1, «Святая инквизиция»2, «История инквизиции»3, «Инквизиция: гении и злодеи» 4, «История тайных обществ, союзов и орденов»5, и много разных и интересных статей.

Основополагающей литературой при написании курсовой работы является книга — монументальный трехтомный труд американского исследователя Генри Чарльза Ли (1825-1909), впервые вышедший в свет в 1888г., основанная на обширном документальном материале, в том числе и на подлинных протоколах инквизиционных процессов, сохранившихся в архивах Европы. В переводе на русский язык «История инквизиции» была опубликована в 1911г. В Санкт-Петербурге в издательстве «Брокгауз — Эфрон» под редакцией известного также и в советское время историка католической церкви С. Г. Лозинского. Русский перевод выполнил А. В. Башкиров с перевода на французский язык.

Данная книга позволяет сохранять не только основное содержание и все главы авторского текста трехтомника, но также избавляет читателя от мелких подробностей. Даёт возможность увидеть общую картину истории возникновения и деятельности инквизиции в Средние века, намного расширяя сведения о ней, которые читатель мог почерпнуть из общедоступных книг по истории Средневековья, католицизма и инквизиции, выходивших в Советском Союзе и России.

Книга Г. Ч. Ли не утратила актуальности и сегодня. Это, по выражению В.О. Ключевского, – та История, которая ничему не учит, но наказывает за незнание ее уроков6.

Среди публицистов и исследователей данной темы можно выделить Н.В. Будур «Инквизиция: гении и злодеи». Книга вышла в Москве в 2006 году.

Полнота описания автором событий позволяет представить дух эпохи. Здесь раскрыты противоречия простого народа с Церковью, на основании которого можно видеть конспект основного течения истории, и подойти к пониманию влияния инквизиции на ход истории.

Кроме этого в работе дано подробное описание преследования инквизиторов — еретиков, вальденсов, катар, альбигойцев, а также взаимоотношения простого народа с ересью.

Помимо литературы при написании курсовой работы, были использованы также и источники. Самым основным из них является книга под названием «Молот ведьм». Перевод названия этой книги не совсем точен «Malleus Malefikarum» — скорее переводится не как «Молот ведьм», а как молот зловредов», так как мефициум – это причинение зла, вредительство. Книга написана монахом – доминиканцем Яковом Шпренгером (1436-1495) и деканом Кельнского университета приором Генрихом Кральером, на церковной латыни (1430-1505) в 1487.

«Молот ведьм» — бесспорно, основной и самый мрачный из всех трудов по демонологии. Он был общеобязательным кодексом объединявшим древние легенды о черной магии с церковной догмой о ереси, открывшим шлюзы потоку инквизиторской истерии столь широко, насколько это вообще мог сделать печатный труд. Его авторы стремились воплотить в действие библейское указание. Руководство для охоты на ведьм переиздавалось, по крайне мере 13 раз до 1520 года и еще не менее 16 изданий вышло между 1574 и 1669 годами.

Одним из важных трудов при написании курсовой так же является труд «Критическая история испанской инквизиции». Автором этой работы является Дон Хуан Антонио Льоренте. Это бывший секретарь инквизиции двора Фердинанда; сановник – инспектор школ и каноник первосветительской церкви города Таледо. В 1809 году ему было поручено стать во главе всего инквизиционного архива и приступить к работе по истории инквизиции в Испании. И 1812 году он опубликовал на испанском языке небольшой очерк по истории испанской инквизиции, который лег в основу его будущей знаменитой «Критическая история испанской инквизиции». Книга произвела огромное впечатление, была переведена на голландский, английский, итальянский и немецкие языки и в короткое время выдержала ряд изданий. Книга вызвала ряд возмущений со стороны духовенства. Автор книги подходит к католицизму и инквизиции не с атеистической точки зрения, а определенно с каталитической, которая сводится к требованию предоставления «национальной церкви» свободы и независимости путем устранения постоянного вмешательства во все дела римской курии и поддерживающих ее францисканцев и иезуитов.

Исходя из данной литературы и источников, нам удалось решить проблему, которая была поставлена перед нами – разобраться в истории возникновения и устройства инквизиции. На основе зарубежной истории проведена параллель между западными государствами, которая даёт соответствующие выводы по тому, как история и всевозможные факторы наложили большой отпечаток на становление и развитие инквизиции.

Глава 1. ВОЗНИКНОВЕНИЕ ЕРЕСИ

1.1.Ересь

Церковь, стоявшая так далеко от своего идеала и так небрежно относившаяся к своим обязанностям, очутилась перед новой, грозной опасностью грозившей в корне подорвать ее могущество. Эта опасность — пробуждение сознания в массах. Это движение начинается уже в XII веке, позже оно сделало Европу центром науки, искусства и вообще одним из основных центров мировой цивилизации. Само собой это развитие не могло не сопровождаться возникновением сомнений и критики существующего порядка1. Как только люди начали рассматривать и обсуждать вопросы, даже упоминать о которых раньше им не приходило в голову, они с неизбежной очевидностью отметили огромную пропасть, лежавшую между учением Церкви и деяниями ее служителей, между поведением священников и монахов и данными ими обетами. В лучших школах Европы ученики изучали древнегреческие, арабские, древнееврейские рукописи и черпали из этих щедрых источников новые идеи, понятия, знания. Крестовые походы тоже сыграли в этом деле немаловажную роль. Древние рукописи, привозимые из-за моря, произведения искусства и культуры — все сыграло свою немаловажную роль в этой попытке возрождения. Произошел мощный всплеск интереса к наукам, таким как — физика, химия, геометрия, астрономия. Церковь прекрасно понимала всю опасность, которую несет с собой развитие наук2.

Но еще большую опасность представляло собой возрождение Римского права; начиная уже с середины XII в. римское право изучалось во всех научных центрах Европы. Люди с удивлением увидели, что существует поразительно простая и в тоже время справедливая система правосудия, с которой не шли ни в какое сравнение громоздкая, несистематизированная система канонического права и грубое подобие правосудия феодального обычного права3.

Появившиеся в это время ереси резко отличались от ранее существовавших ересей, измысленных высокоучеными богословами, посредством схоластических приемов. Ересь этого периода первоначально распространялась в массах простого народа, а уже затем ее принимали люди благородного происхождения. Удары, поставившие существование церковной иерархии в действительную опасность, были нанесены людьми темными, проповедовавшими между бедными и угнетенными, которые чувствовали, что Церковь не выполняла своего назначения, видели, что в ее учение вкралось немало заблуждений1.

Все ереси той эпохи можно было подразделить на две части: сектанты, твердо придерживавшиеся основных положений христианства, отрицая институт священников; манихеи, или дуальсты. Среди сектантов принято выделять катаров, вальденцев и альбигойцев. Последние были практически уничтожены во время крестового похода против них.

1.2.Вальденцы

Более серьезным и продолжительным по своим резуль­татам было антицерковное движение, основателем которо­го в середине XII в. явился Петр Вальдо, богатый лионский купец без особого образования, но страстно желавший по­знать истины Священного Писания. Увлеченный евангельским идеалом, он распродал все свое движимое имущество, а деньги раздал бедным. Отныне он посвятил свою жизнь про­поведованию Евангелия; к нему стекалось множество пос­ледователей, которые проповедовали в церквах, толковали писание на площадях и всюду находили слушателей, тем более внимательных, что духовенство давно уже забросило проповеди. Себя они называли «Лионские Бедные». Бернар Ги относит первые шаги П. Вальдо к 1170 г. Место и год смерти Вальдо не известны2.

Начав поучать народ слову Божию и толковать правила религии, призывая людей к покаянию и убеждая их стре­миться к вечному спасению, последователи Вальдо не ща­дили пороков и преступлений духовенства. Лионский архи­епископ запретил новым евангелистам проповедовать. Они ослушались и были отлучены от Церкви. Но папа одоб­рил его обет нищеты и разрешил проповедовать. Позднее они просили у Рима разрешения основать орден проповедников, но им отказали, а вскоре предали их анафеме на Веронском соборе 1184 г. Они не согласились отказаться от своей мис­сии и даже не считали себя отделившимися от Церкви. Не­смотря на новое отлучение на Нарбоннском соборе, они в 1190 г. согласились на публичный диспут в Нарбонне; ре­шение третейского суда было не в их пользу3.

Вальденсы отрицали систему индульгенций как выдумку духовенства. Они признавали три существенных требования нравственности, которые являются отличительным призна­ком их секты: всякая ложь есть смертный грех; всякая клят­ва, даже и перед судом, запрещена; пролитие крови чело­веческой всегда недопустимо, даже на войне и по приговору суда. Последнее положение заключало в себе учение о не­противлении злу.

Сектанты были вдохновленными миссионерами; они переходили из страны в страну, проповедуя свое учение и находя повсюду радушный прием, особенно среди низших классов, готовых принять учение, сулившее им освобожде­ние от порочного духовенства.

Число Лионских Бедных быстро росло по всей Европе; Церковь начала серьезно беспокоиться1.

По мере дальнейшего развития эта секта пришла к от­рицанию всех посредников, которых Церковь ставила меж­ду Богом и человеком. Вальденсы признава­ли, что вера без дел мертва, но добрые дела суть благочес­тие, раскаяние, любовь к ближнему и справедливость, а не хождение по святым местам, механическое совершение обрядов, сооружение церквей и почитание святых.

Вальденская церковная организация была очень прос­та. Мирянин мог исповедовать, крестить и проповедовать; в некоторых общинах в Великий четверг каждый глава се­мьи причащал своих домашних, освящая для этого хлеб и вино и сам, раздавая их. Было, впрочем, и у них правильно организованное духовенство, члены которого, «Совершен­ные», поучали и исповедовали верующих и обращали неве­рующих. Они отрекались от всякой собственности и расста­вались со своими женами; некоторые из них с юных лет сохраняли самое строгое целомудрие; жили они на добро­вольные подаяния народа. Мирянам разрешалось, уступая обстоятельствам, давать присягу. «Совершенные» должны были скорее умереть, чем клясться2.

Религиозное учение вальденсов было, прежде всего, нравственное. Один вальденс на суде инквизиции в Тулузе сказал, что наставники учили его «никогда не делать и не говорить ничего дурного; не делать другому, чего не хочешь себе; не лгать и не клясться». Все преследователи признава­ли, что образ жизни вальденсов достоин похвалы; один инквизитор сообщает: «Эти еретики отличаются нравами и языком, ибо они скромны, воздержанны в речах. Они не проявляют суетности в одежде, которая всегда проста. Они никогда не пускаются в торговлю, боясь, что им придется обманывать и нарушать свое слово; они предпочитают жить личным трудом, как простые рабочие. Учителя их сапожни­ки. Они не копят богатств, довольствуясь необходимым. Они умеренны и в пище и в питье. Они не посещают ни каба­ков, ни балов, ни других каких-либо мест развлечения. Они умеют сдерживать свой гнев, всегда найдете вы их за рабо­той; а так как они — то учат, то учатся, то у них остается мало времени на молитву. Их можно еще узнать по ясности и скромности их выражений; они избегают в разговоре шу­ток, пересудов, неприличных выражений, лжи и божбы. Они даже не говорят «истинно» или «несомненно», считая это равносильным клятве»1.

У вальденсов имелся так же полный перевод Библии на простонародный язык, на который они опирались в своих проповедях, и это являлось одним из самых сильных мотивов преследования их со стороны церкви. Пассауский инквизитор сообщает, что они знали наизусть всю книгу Иова; многие из вальденцев знали наизусть Евангелие и, несмотря на всю простату, были опасными противниками на диспутах. Мужчины и женщины, молодые и старые, все без устали учили и учились. Вальденцы шли на смерть исключительно за свою любовь к Иисусу Христу и за ревностное исполнение заповедей Бога2. Враги обвиняли вальденсов, как и большинство современных им еретических сект, в полной сексуальной распущенности. Однако к таким утверждениям не стоит относиться слишком серьезно. Против вальденсов так же были выпущены эдикты светской власти, в которых все еретики объявлялись врагами государства, и это являлось одним из первых примеров преследования еретиков со стороны государства3.

1.3.Катары

Отличительной чертой религиозного настроения XI-XII вв. было то, что самая горячая ненависть, к Риму основываясь на веровании, которое едва ли можно назвать христианским; это учение распространялась так быстро и сохранялось так упорно, несмотря на все принимаемые против него меры, что, однако угрожало даже самому существованию католицизма. В эпоху, когда людские страдания были почти общим уделом, люди были склонны объяснять учение дуализма (вечной борьбы добра и зла) происхождение зла. Широко распространенное и глубоко укоренившиеся убеждение, что христианство удалилось от своего прообраза и должно погибнуть, уступив место новой религии, может в значительной степени объяснить то бескорыстное рвение, которое вызвал неодуализм среди людей бедных и неграмотных.

Еще в первые века существования христианства возникла дуалистическая ересь – манихейство (по имени основателя секты Манеса). Манихеи и преемники их ереси с VII в. – павликиане отождествили добро с духом, а зло с материей. В учении павликиан можно найти два равносильных начала: Бог и сатана, из которых первый был творцом мира невидимого, духовного и вечного, а второго – мира видимого, вещественного и тленного. Иегова Ветхого Завета – это Сатана, а пророки и патриархи – его темные слуги, и поэтому надо отвергнуть все книги Ветхого Завета. Новый Завет является истинным Священным Писанием, но Христос не был человеком; это был призрак, фантом. Сын Бога, Он только, по-видимому, родился от Девы Марии, но в действительности сошел с неба, чтобы разрушить культ Сатаны. Переселение души обеспечивает награду добрым и наказание злым. Таковы основные положения учения павликиан, которыми тождественны основные положения учения катаров – дуалистов XI – XIII вв.1

Катаризм был верованием чисто антисацердотальным. Он отрицал весь церковный строй как нечто бесполезное; в глазах его римская церковь была синагогой Сатаны, спасение в которой немыслимо. Исходя из этого, он отрицал таинства, обедни, предстательство Девы Марии и святых, чистилище, мощи, иконы, кресты, святую воду, индульгенции и вообще все то, что, по словам священников, обеспечивало верным вечное спасение. Равным образом, катары осуждали десятинный налог и приношения, которые делали для духовенства прибыльным делом присвоенную ими себе заботу о спасении душ. Считая себя церковью Христовой, катары полагали, что они имеют право взять и разрешить, данное Иисусом Христом его ученикам; духовное крещение смывало все грехи, но молитва не имела никакой силы, если грешник продолжал грешить2.

Богослужение катары проводили на латыни, но Священное писание переводили на простонародный язык, что сыграло свою роль в популяризации этой секты. Катары называли себя просто «катары» (по-гречески «чистые»). Имя «патарены», по-видимому, появилось впервые в Милане в середине XI в, во время гражданских войн, возникших вследствие желания пап ввести целибат среди женатого духовенства Милана. В романских наречьях «pates» значит «старое белье»; тряпичники назывались в Ломбардии «патары»; квартал в Милане, населенный ими, назывался «Патария». Во время смуты XI в. паписты поддерживали тайные сношения с населением квартала Патария, и поэтому их противники прозвали их патпринами, имя, которое они присвоили сами себе3.

Поначалу иерархия духовных чинов у катаров отсутствовала. Но по мере роста их общин возникла насущная необходимость в упорядоченной системе богослужения. Как и у вальденсов, духовенство катаров представляло собой особую касту совершенных, людей полностью ушедших от соблазнов мира.

У катаров были следующие церковные чины (в порядке убывания): епископ, Filius Major, Filius Minor, дьякон. Верование катаров предполагало предельный аскетизм: запрет на употребление пищи животного происхождения, запрет на любые физические контакты между представителями различных полов и прочие из этого же ряда. Таинства были недействительными, если совершались руками, оскверненными грехом.

Гнев церкви против этой секты был оправдан, так как, распространись это верование по всей Европе, то через каких-нибудь нескольких десятков лет вся территория превратилась бы в пустыню.

Церковь не могла положиться в столь «благочестивом» деле на светскую власть, которая была лишком занята своими собственными делами. С целью преследования ереси был учрежден институт инквизиции1.

1.4. Альбигойцы

Ересь, которая впоследствии была названа альбигойской (по названию городка Альби в Лангедоке – одном из ее сильнейших форпостов), начала просачиваться в Европу из Восточной империи в начале XI века. О происхождении этой секты существует множество противоречивых гипотез: неко­торые историки ут­верждают, что она яв­ляется продолжением манихейства в язычес­кой империи, другие придерживаются того мнения, что это дуали­стическая секта, явно отличающаяся от ма­нихейства. Нам важно отметить, что дуализм был важной чертой философии альбигой­цев и что почти все современные писате­ли рассматривали ее именно как продолже­ние манихейства2.

Прочное существование ереси на юге Франции больше всего беспокоило римскую курию. Римская церковь опасалась потерять южные провинции Франции, хотя альбигойцы никогда силой не распространяли свою веру; но Церковь не могла разделять с кем-либо свое господство над душами людей и поэтому преследовала инаковерующих3.

Альбигойцы не верят в то, что наш Бог мог обретать человеческую внешность во время своей мирской жизни. С другой стороны, они счи­тают, что, будучи ниже самого Бога, он был попросту вы­сочайшим из ангелов. Отрицая его божественность, они также отрицали его человечность. Вслед за этим они де­лали вывод о том, что люди не могли не только убить его, но и ранить. А потому никакого распятия и воскресения быть не могло. Вся история страстей Господних и распя­тия — вымысел.

С их точки зрения, Непорочная Богородица обладает таким же божественным телом, как и сам Христос. Они утверждают, что она только с виду была женщиной, а на самом деле не имела определенного пола.

Теологические учения секты, как и большинство видов ереси, в основном были негативными. К Католической церкви альбигойцы относились с ненавистью и искренним презрением. Они заявляли, что Папы Римские были пре­емниками Константина, а не святого Петра, который и в Риме никогда в жизни не бывал. Церковь была Алой Женщиной из Апокалипсиса, «захмелевшей от крови свя­тых и от страданий Иисуса». Святые Дары — детские игрушки. Пресуществление — безумное богохульство, потому что Церковь посмела утверждать, будто Христос мог существовать в виде хлеба и вина — созданиях злого духа. Католики осмеливаются заявлять, что получают те­ло Христа в виде Святых Даров, словно Христос может попасть человеку в желудок. Новые еретики особенно отрицательно относились ко всем формам символизма, к почитанию мощей и креста. Признавая (исключительно для того, чтобы поспорить), что было все-таки какое-то распятие, при котором мате­риальное тело Христа переносило пытки, точнее, нет, было убито, они настаивают на том, что крест следует рассматривать исключительно как деревянное изделие, на котором Христа заставили перенести некоторые стра­дания. Поэтому крест нельзя превозносить, а надо пре­зирать и оскорблять его. «Я бы с радостью, — сказал один из их писателей, — изрубил крест топором и бро­сил бы его в костер, чтобы вода в котелке поскорее заки­пела»1.

Следуя дуалистическим принципам, они также ут­верждали, что деторождение — это дело рук дьявола. Беременная женщина считалась одержимой дьяволом, и если она вдруг умирала, то была обречена на вечное проклятие. Брак был грехом худшим, чем блуд, потому что супруги не знают стыда. Поэтому приветствовалось все, что могло привести к прерыванию естественного процесса деторождения; даже инцест и извращения считались предпочтительнее брака, потому что при них не совершалось самого большого греха — деторожде­ния. Таким образом, никто не мог получить «consolamentum», не разорвав предварительно брачных отноше­ний. А для «идеальных», получающих «consolamentum», считалось греховным даже притрагиваться к жен­щине. «Если до вас дотрагивается женщина, — говорил один из их оракулов — вы должны три дня поститься на хлебе и воде, а если вы прикоснулись к женщине, то вам следует держать тот же пост целых девять дней»1.

Альбигойцы объявили себя истинной Церковью Христовой, вне ко­торой не спасется никто. Папа Римский у них был Ан­тихристом, а Католическая церковь — Вавилонской блудницей. И, наконец, была у них еще одна церемония, имену­емая «endura». Будучи своего рода пародией на соборо­вание «consolamentum» также являлось процедурой, не­обходимой для посвящения в «идеальные». Вы получа­ли его на смертном одре, что, таким образом, гаранти­ровало вам вечное блаженство, которое могло сильно отличаться от вашей прежней жизни. Так что любой больной, получивший «consolamentum» и ненароком по­чувствовавший себя лучше, рисковал быть навеки про­клят. При таких обстоятельствах «идеальные» застав­ляли родных не давать больному пищи или даже заби­рали его в свой дом, чтобы в мире уморить там голодом. Все это, разумеется, делалось для спасения души боль­ных, потому что альбигойцы опасались того, что, вы­здоровев, бывший больной почти наверняка откажется от строгого аскетизма, которого должны придержи­ваться «идеальные», к числу которых он был автомати­чески причислен благодаря «consolamentum». Причем это не было делом необычным. Дело дошло до того, что «endura» погубила в Лангедоке больше людей, чем ин­квизиция. Один из «идеальных» по имени Раймон Бе­ло, дав больной девочке «consolamentum», приказал, чтобы ей ни при каких обстоятельствах не давали ни ку­сочка еды. Бело часто захаживал в дом больной, чтобы убедиться в том, что его распоряжение строго выполня­ется; девочка умерла через несколько дней. Многие до­бровольно соглашались на «endura». Женщина по име­ни Монталива до смерти морила себя голодом целых шесть недель; одна жительница Тулузы после несколь­ких неудачных попыток покончить с собой посредством яда или кровопускания, добилась наконец своего, на­глотавшись битого стекла; некий Гийом Сабатье отправился на тот свет после добровольного семинедельного поста2.

Таковой была эта удивительная смесь языческого ду­ализма, приправленная евангельским учением и отвра­тительной антисоциальной этикой, объявившая себя причастной к чистому христианству ранней Церкви, ко­торая вошла в Европу через Болгарию и Ломбардию, распространилась по северной Италии, Лангедоку и Арагону, а потом через Францию, Бельгию и Герма­нию проникла к берегам Балтики3.

В перид раннего Средневековья Западная Европа, в отличи от Византии, не испытывала заметных религиозных преследований, что во многом было обусловлено отсутствием массовых гетеродоксальных движений до XI века. Средний век пенитенциалы не рассматривали ересь в категориях уголовного права. Так, в Poenitentiale Bigotianum (1-я четверть XIII века) ересь расценивалась как грех тщеславия (vane Gloria), а пенитенциал Федора Тарсийского за ересь предполагал наложение епитемии на 12 лет. 1

В сформировавшейся к IX веку новой общности европейских народов (Christianitas) государство и Церковь начали рассматриваться как единое целое, поэтому впоследствии короли нередко были инициаторами борьбы против еретиков и “ведьм” (так как часто действию последних приписывались природны катаклизмы, неурожаи и др.); при этом многие епископы и богословы (Герхох Райхерсбергский, епископ Вазо Льежский и др.) выступали против подобных расправ. Бернард Клервоский писал, что еретиков “следует улавливать с помощью аргументов, а не оружия” (“Capiantur non armis, sed argumentis”).2

Начало формирования Инквизиции, как особого института, было связано со стремлением Католической Церкви ввести в юридические рамки и поставить под контроль законодатльный процесс над еретиками. Возникновение Инквизиции в Католической Церкви было обусловлено также появление Западной Европе крупных гетеродоксальных движений (катаров, альбигойце вальденсов) и решений византийского права, прежде всего Кодекс Юстиниана. Вопрос о применении уголовного права против сторонников гетеродоксальных движений особенно остро встал в связи с тем, что они часто не останавливались перед населением ради реализации своих идей, в том числе оскверняли храмы и убивали священников.

_________________

1Bernardo di Como. Lucerna inquisitiorum haereticae pravitatis.-Mi.,1566.-p.185.

2Documens pour server a I’histoire de I’inquisition dans le Languedoc/Ed.C.Douais.-P.,1900.-p.116.

–PAGE_BREAK–Глава 2.
Установлениеинквизиции

2.1.
Преследования

Самым опасным мятежником явился теоретик, высказывавший сомнения относительно догматической правильности мнений лица высшего чем он, в церковной иерархии; и если ему удавалось собрать около себя учеников, то он становился главой еретического направления. Там, где еретиков было достаточно много, чтобы образовать общину, они не обращали никакого внимания на то, что их отсекали от Церкви. Результатом было то, что этих сектантов стали преследовать с большей жестокостью, чем самых закоренелых преступников. Уже одно то, что они отказались склониться перед признанным авторитетом, явилось тяжким преступлением.

Ересь уничтожалась без всякого снисхождения, включительно до костра, который впервые был принят на Константинопольском соборе 1143г., при патриархе Михаиле Оксисте (1143-1146), как мера наказания для богомилов. Нередко инициатива преследования исходила от светской власти1.

В X-XI вв. и даже в начале XII в. отношение Церкви к ереси было колеблющим: то строго преследовали еретиков, то относились к ним снисходительно; все зависело от характера прелата, ведшего дело. Таким же неопределенным был взгляд, каким наказаниям подвергать еретиков: их то сжигали живыми, то приговаривали к тюремному заключению, а имущество конфисковывали. Но по мере того, как разгорелась борьба с ересью, наказания становились более жестокими.

При преследовании ереси духовный суд не выносил смертных приговоров; он ограничивался признанием обвиненного еретиком, после чего он отпускал, т.е. предавал в руки светской власти, лицемерно при этом, заклиная ее отнестись к нему снисходительно, пощадить его жизнь и не проливать его крови. Тем не менее, инквизиторы обрекали в форму закона, что всякий, даже только подозреваемый в недостаточно энергичном преследовании еретиков, сам совершал преступление, равное ереси, и заслуживает такого же наказания2.

Колебания в отношениях Церкви к еретикам, проявленное в XI-XII вв., совершенно пропало к XIII в. Всякий, вера которого покажется сомнительной, должен был считаться еретиком; то же относится и к схизматикам, которые, принимая все догматы религии, не оказывают римской Церкви должного повиновения. И те и другие должны быть силой приведены в лоно католической Церкви. Ересью объявлялась и небрежность в соблюдении пап­ских декреталий, так как в этом сказывается неуважение к папской власти.

Вскоре устанавливаются следующие правила. Еретикам не должно быть оказываемо никакого снисхождения. Церковь в своем милосердии дважды обра­щается к ним с увещаниями; если они и после этого про­должают упорствовать, то они должны быть выданы свет­ской власти и изъяты из общества людей посредством смертной казни1.

Однако Церковь в своем милосердии всегда готова при­нять еретика, даже много раз изменявшего вере; она готова наложить на него покаяние, чтобы дать ему возможность снискать жизнь вечную; но кротость к одним не должна исключать строгости к другим. Так, всякий еретик, каю­щийся в своих заблуждениях и отрекающийся от них в пер­вый раз, должен быть подвергнут покаянию и ему должна быть оставлена жизнь. Но если он снова впадет в ересь, хотя на него и можно наложить покаяние, чтобы спасти его душу, то он, тем не менее, должен быть казнен смертью. Не избегали гнева Церкви даже мертвые. Человек, скрывший свое беззаконие и умерший смертью христиани­на, не должен был покоиться на освященной земле, за него не должны были молиться верные; он не только избежал наказания, но его имущество, подлежавшее конфискации в пользу Церкви и государства, незаконно перешло к его наследникам, и его следовало отобрать у них.

Веронский собор 1184 г. официально отлучил от Церк­ви всех еретиков; всякий отлученный, если он не попросит отпущения грехов в течение года, осуждался бесповорот­но; следовательно, все еретики, которые умерли без послед­него напутствия и не отреклись от ереси, уже сами себя осудили и не имели права на погребение на освященной земле. Если же они были погребены как христиане, то, как только обнаружилась ошибка, их следовало вырыть и сжечь; следствие, устанавливавшее их виновность, было простым расследованием их поступков, а не обвинением; а кара­тельные меры вытекали сами собой2. Обычай вырывать тело еретика вошел во всеобщее употребление; было признано, что великий грех предать тело еретика или его покровителя; даже невольно виновный в нем мог получить прощение, если собственноручно выроет тело. Дела о мерт­вых играли видную роль в деятельности инквизиции.

Люди святой доброты, высокого ума проявляли страш­ную жестокость, когда дело касалось ереси, и были готовы подавить ее самыми бесчеловечными наказаниями. Как по­казывают судебники и судебные хроники европейских стран XIII — начала XIX в., строгость наказаний возрастала, начи­ная с XIII в., и это, очевидно, было следствием пагубного влияния инквизиции на уголовный суд Европы1.

Люди смотрели на ересь не только как на преступле­ние, а как на мать всех преступлений. Уничтожение еретиков было делом, которое радовало верных, и тем более должны были они радоваться, если их внутреннее убеждение или общественное положение нала­гало на них долг преследования; схоластическое богосло­вие поучало, что преследование есть проявление любви к ближнему и чрезвычайно полезно для тех, против кого оно возбуждается.

Очень часто в преследованиях играли видную роль эго­истические и корыстные мотивы, гордость и честолюбие не менее чем чувство долга перед Богом и людьми. Не нужно также упускать из виду, что религиозное восстание угрожа­ло мирским благам Церкви и привилегиям ее членов; сопротивление, которое встречало всякое новшество, до из­вестной степени объясняется желанием удержать эти пре­имущества. Вожди Церкви считали своей священной обя­занностью сохранять унаследованные ими права и бороться за их удержание против врагов, учение которых стремилось ниспровергнуть то, что они считали основанием социаль­ного строя2.

Еще один мотив, более низменный и грязный, воз­буждал деятельность инквизиции и зажигал дикий фана­тизм: конфискации имуществ, они повсюду были обычным на­казанием еретиков3.

2.2. Нищенствующие монахи

В противовес еретическим сектам, проповедовавших апостольскую бедность, было создано несколько орденов нищенствующих монахов. Наибольшую известность из них получили доминиканцы и францисканцы. Строгий устав и огромный авторитет святых, в честь которых им были даны имена, привели в их ряды лучших, честнейших людей той эпохи, остававшихся верными принципам католицизма.

На первых порах эти ордена строго следовали своим уставам, чем заслужили почет и уважение во всем христианском мире. По сути дела, они практически полностью дублировали правила поведения секты Лионских бедных, но в системе церковной иерархии. Именно поэтому инквизиторов назначали провинциалы францисканцев или доминиканцев из состава братьев своего ордена.

С первых же шагов инквизиторы получили огромные полномочия и полную бесконтрольность1.

Мнение, что Доминик был основателем инквизиции и первым генерал-инквизитором, неразрывно связано католической традицией. Но страдает преувеличением и легендарным характером утверждение, что организация инквизиции и ее упрочение было делом одного доминиканского ордена. Рим никогда не возлагал официально на доминиканцев инквизиторских обязанностей; не было также никакого официального по­становления об учреждении инквизиции. Доминиканцы были только наиболее подходящим и лучше подготовлен­ным орудием для розыска скрывающихся еретиков, тем более что их главной обязанностью была проповедь и обращение. Когда же обращение уступило преследованию, то не менее полезными оказались и францисканцы, которые разделили с доминиканцами все труды по организации инквизиции. Впрочем, всякий раз, как того требовали обстоятельства, не задумывались возлагать инквизиторские обязанности и на любое духовное лицо.

Несомненно, первые инквизиторы были из домини­канцев. Когда, после заключения договора между Раймундом Тулузским и Людовиком Святым, серьезно принялись за уничтожение альбигойской ереси, то епископские суды оказались не в силах выполнить эту задачу, и были посла­ны доминиканцы, которые должны были работать под ру­ководством епископов. Понемногу в руки доминиканцев перешла борьба с ересью и на севере Франции. В 1232 г. их рекомендовали Таррагонскому архиепископу в Арагоне как людей, опытных в деле розыска еретиков. Формально веде­ние расследований было поручено им в 1249 г. Вскоре юг Франции был разделен между ними и францисканцами; доминиканцам была поручена западная часть Франции2.

Нищенствующим орденам были предоставлены всевозможные привилегии и льготы. В течение всего XIII в. сделали их совершенно независимыми от местных церковных властей, освободили нищенствующих монахов от подсудности суду епископа; одни только статуты ордена должны были быть применяемы к ним, несмотря ни на какие положения канонического права.

Захват нищенствующими монахами всего в свои руки возбудил вражду всего духовенства, которое боялось не только за свои привилегии, за свои богатства и за свой авторитет, но понимало также, что новая папская милиция окончательно подчинит его Риму и лишит его последней независимости1.

Иногда оба ордена работали совместно. Но между обоими орденами издавна росли соперниче­ство и ненависть, и обе стороны только искали случая, чтобы удовлетворить ее, не стесняясь в средствах, что гро­зило Церкви крупным скандалом и большой опасностью. Так, например, в 1266 г. ссора возникла между доминикан­цами Марселя и францисканцем, инквизитором этого го­рода. Раздор распространился по всему Провансу.

Повсюду они публично проповедовали друг против друга и возводили друг на друга всевозможные обвинения. Кли­мент IV был вынужден запретить на будущее время инкви­зиторам пользоваться своей властью для взаимных пресле­дований, хотя бы виновность одной из сторон и была вполне очевидной, так как во время этой борьбы пользовались все­ми средствами, предоставляемыми инквизицией.

Вражда между двумя орденами была настолько силь­на, что Климент IV счел необходимым определить, чтобы между их владениями постоянно находилась нейтральная полоса, по крайней мере, около тысячи километров. Возникли даже споры о праве на место в процессиях и при погребениях.

Однако, несмотря на соперничество, оба нищенствующих ордена с начала XIII в. были наиболее деятельной силой не только Церкви; они оставили глубокий след в развитии средневекового общества, как в хорошем, так и в дурном отношении2.
2.3. Следствие

Следствие инквизиции держалось на трех основных китах: розыске, доносах и сыске. Но основным из этих трех инструментов на начальном этапе являлся розыск3.

Инквизитор, в отличие от обыкновенного судьи, дол­жен был не только установить факты, но и выведать самые сокровенные мысли своего пленника. Преступление, кото­рое преследовал инквизитор, было духовным, уголовные действия виновных не подлежали его юрисдикции. Простое сомнение считалось ересью, и инквизитор должен был убе­диться в том, что, внешне, будучи верным католиком, под­судимый не был еретиком в глубине своего сердца. Но ин­квизиторы полагали, что лучше принести в жертву сто невинных, чем упустить одного виновного. Из трех форм возбуждения уголовного преследования — обвинение, до­нос и розыск — третья обратилась в правило. Обвинение, как форма возбуждения уголовного преследования, была ус­транена под предлогом, что оно вызывала пререкания, т. е. давала обвиняемому возможность защищаться. Донос не был обычен, и с самых первых дней основания инквизиции ро­зыск стал почти исключительной формой возбуждения дела1.

На обвиняемого заранее смотрели как на виновного. В 1278 г. один опытный инквизитор принимает за правило, что в областях, сильно подозреваемых в ереси, нужно вы­зывать на суд каждого жителя, требовать от него отречения от ереси и подробно его допросить о нем самом и о других, малейшая неоткровенность должна была позднее привести к наказаниям, которые полагались для впавших снова в ересь. В протоколах инквизиции в 1245 и 1246 гг. говорится о двух­стах тридцати допросах жителей маленького городка про­винции Авиньона, о ста допросах в Фанжо и о четырехстах двадцати допросах в Мас-С.-Пуэльес.

Никто, достигший того возраста, в котором, по мне­нию Церкви, он был ответственен за свои поступки, не мог отказаться от обязанности давать показания перед ин­квизитором. Соборы Тулузы, Безье и Альби, предписывая требовать клятву отречения от всего населения, определи­ли этот возраст в четырнадцать лет для мужчин и в двенад­цать для женщин; другие считали, что дети должны быть достаточно развиты, чтобы понимать значение присяги; третьи считали ответственными их, начиная с семилетнего возраста; некоторые определяли предельный возраст в девять с половиной лет для девочек и в десять с половиной для мальчиков. Правда, в латинских землях, где законные совершеннолетие наступало только в двадцать пять лет, никто моложе этого возраста не мог быть вызван на суд; но это препятствие, которого несовершеннолетнего пытали и казнили уже с четырнадцати лет, когда человек делался ответственным по обвинению его в ереси.

Отсутствие считалось неявкой и только увеличивало заранее предполагаемую виновность новым прегрешением; неявка считалась равной признанию.2

Инквизитор был принужден совершать постоянные объезды подведомственного ему участка. Приезжая в тот или иной населенный пункт, он объявлял, так называемый, срок милосердия, в течение которого все окрестные еретики могли прийти и покаяться перед лицом инквизиции. По окончанию этого срока инквизитор начинал розыск. Если имелись покаявшиеся еретики, то он заставлял их выдать своих бывших единоверцев.

Если же таковых не оказывалось, то инквизитор принуждал под присягой всех местных жителей указать подозрительных или еретиков. Арестовав вновь выявленных еретиков, он под конвоем препровождал их в центр епископии, где и начинал допрос. Почти с первых же шагов инквизиция начала применять пытки, как физические, так и нравственные1.

Единственным поводом отвода свидетелей являлась смертельная вражда, но инквизиция не практиковала сообщение имен свидетелей подозреваемым.

Единственным его шансом было назвать его злейших врагов, надеясь, что свидетель попадет в их число. Инквизитор совмещал в одном лице обязанности судьи и обвинителя, а адвокат обвиняемому в ереси не полагался, да и любой защитник мог быть обвинен в сочувствии ереси и тут же занять место своего подзащитного. Инквизитор имел право назначать себе помощников и охранников, которые пользовались церковной неприкосновенностью и обладали полной свободой притеснять, унижать население.

Отличительной особенностью инквизиторского следствия была его значительная протяженность во времени, иногда до десяти лет. Все действия и слова обвиняемого, равно как и обвинительное заключение, фиксировались в двух экземплярах. Подобная организация делала невозможным для еретиков укрыться в другом государстве. Так как при необходимости копия могла быть послана вслед за ним. Поняв, что существует огромное количество лжесвидетелей, инквизиция ввела следующее правило: ” Если кто-либо уличен в лжесвидетельстве, на него должно быть наложена суровая епитимья, но показания его из дела изыматься не должны”2.

Обычно ход инквизиционного процесса был следую­щим. Указывали инквизитору на отдельное лицо как на по­дозреваемое в ереси или его имя было произнесено каким-либо задержанным при его признаниях; приступали к негласному расследованию и собирали все возможные сви­детельства на его счет; затем его тайно требовали явиться в суд в такой-то день и час, и брали с него поручительство; если казалось, что он намеревается бежать, его неожидан­но арестовывали и держали под арестом до дня явки на суд. По закону вызов в суд должен был повториться до трех раз, но это правило не соблюдалось. Когда преследование было основано на народной молве, то в качестве свидете­лей вызывали первых попавшихся, и когда количество до­гадок и пустых слухов, распространенных этими свидете­лями, боявшимися навлечь на себя обвинение в сочувствии к ереси, казалось достаточным для возбуждения мотивиро­ванного дела, то неожиданно наносили удар. Таким обра­зом, обвиняемого осуждали уже заранее; на него смотрели как на виновного уже по одному тому, что его вызывали на суд. Единственным средством спастись было для него при­знать все собранные против него обвинения, отречься от ереси и согласиться на всякую епитимью, которую могли бы наложить на него. Если же при наличии свидетельств против него он упорно отрицал свою виновность и настаи­вал на своей верности католичеству, то он превращался в нераскаявшегося, закоренелого еретика, который должен быть выдан светской власти и сожжен живым1.

Чтобы сломить упорство заключенного, который отказывался сознаться или отречься, посылали к нему в камеру жену и детей, слезы и убеждения которых могли склонить его. Заключенному резко улучшали условия содержания, с ним обращались с видимой добротой в расчете, что его решимость ослабнет, колеблясь между надеждой и отчаянием. Инквизитор последовательно применял все приемы, которые могли дать ему победу над несчастным. Одним из наиболее действенных приемов была медленная пытка бесконечными отсрочками разбора дела. Арестованный, который отказывался признаться или признания которого казались неполными, отсылался в свою камеру, и ему предоставлялось размышлять в уединении и в темноте. После многих недель или месяцев заключенный просил выслушать его снова; если его ответы были опять неудовлетворительны, его снова запирали. Часто бывало, что между первым допросом заключенного и окончательным решением протекало три, пять, десять или даже двадцать лет.

Основной целью инквизиции по понятию было вырвать души грешников из когтей Сатаны, а то, что происходило в это время с телом, значения не имело. Во время крестового похода против альбигойцев было сформулировано еще одно правило: «лучше отправить на тот свет десять добрых католиков, чем дать уйти от правосудия хоть одному еретику». В борьбе за такую важную вещь, как человеческая душа, цель оправдывала применение любых средств2.

2.4. Наказания

Инквизиция накладывала обычно три вида наказания: епитимья, тюремное заключение и передача в руки светской власти, что означало костер. Епитимья могла заключаться в пожизненном ношении крестов, паломничестве по святым местам, внесении определенного пожертвования на благие дела. Но это только самые распространенные методы, вообще епитимья была ограничена только фантазией инквизитора1.

Самая суровая кара, которую могли наложить сами инквизиторы, было тюремное заключение. Согласно уче­нию инквизиции, это, в сущности, не было наказанием, но средством для кающегося, подвергнув себя посту на воде и хлебе, получить отпущение своих прегрешений. Разумеет­ся, это духовное наказание налагалось только на обратив­шихся. Еретик, упорствовавший в своем непослушании, упрямо отказывавшийся сознаться в ереси и твердивший о своей невиновности, не мог быть подвергнут этому духовному наказанию: его передавали в руки светской власти, то есть в руки палача.

Было два вида тюремного заключения: строгое и смяг­ченное. Но в обоих случаях заключенный получал только хлеб и воду, содержался в одиночной камере и не мог ни с кем иметь сношений из боязни, чтобы его не совратили другие или он других. Заключенный в карцер содержался в ножных оковах в узкой и темной камере; часто он был прикован еще к стене. Это наказание налагалось на тех, преступные деяния которых носили характер соблазна, или на тех, кто нарушал присягу, дав неполное признание; но это всецело зависело от усмотрения инквизитора. Если ви­новные принадлежали к монашескому ордену, то обычно наказание хранилось в тайне, и осужденный заключался в тюрьму монастыря своего ордена; для этого при монасты­рях обычно имелись одиночные камеры, в которые никто не должен был входить, никто не должен был видеть за­ключенных, пищу ему передавали через специальную фор­точку. Это была могила живых. Лишь, после 1350 г., было предписано настоятелю монастыря два раза в месяц навещать и утешать заключенного; последнему же предостав­лялось право просить, чтобы два раза в месяц его навеща­ли монахи2.

Тюремное начальство не заботилось о том, чтобы об­легчить участь заключенных. Для еретиков добиться лучше­го обращения было почти невозможно, так как имущество их было конфисковано и было опасно всякое малейшее проявление участия к ним.

При постройке тюрем, естественно, старались сокра­тить расходы и сэкономить место, нисколько не заботясь о здоровье и удобствах их подневольных жильцов. Папские инструкции гласили, что они должны состоять из малень­ких одиночных камер без воздуха и света. В течение долгих лет в них находились несчастные кающиеся, участь которых оказывалась гораздо хуже, чем короткая агония костра. Они были предоставлены всецело на произвол тю­ремщиков; жалоб их никто никогда не слушал; если зак­люченный жаловался на какой-либо акт насилия, то его даже клятвенное показание устраняли с пренебрежени­ем, тогда как всякое слово тюремных служителей прини­малось на веру.

Конец страданиям заключенных приносила смерть, вызываемая ужасной грязью, в которой им приходилось гнить. Смертность в этих тюрьмах была огромна. В аутодафе часто объявлялись приговоры по делам заключенных, умер­ших до окончания процесса. На ауто 1300 г. упоминается десять лиц, умерших уже после того, как они созналась в ереси, но раньше решения их дела; в ауто 1319 г. было во­семь подобных случаев. В ауто 1326 г. имеются приговоры по делу четырех умерших; к ауто 1328 г. пяти. Тюрьма, вполне естественно, была мерой наказания, которую чаще всего применяли инквизиторы1.

Отбывали срок в узкой, душной камере, иногда в ручных и ножных кандалах, возможно прикованных к стене, в предельно антисанитарных условиях. Средняя продолжительность жизни в подобном заключении составляла три года. Но иногда были амнистии замещение тюремного заключения на строгую епитимью.

Выдача в руки светской власти подразумевало под собой сожжение заживо. Церковь не отказывалась даже от преследования покойников. Уже умершего еретика могли приговорить к сожжению. Это подразумевало под собой изъятие останков из могилы с последующим сожжением и конфискация имущества.

Что подразумевала под собой конфискация? Полное изъятие движимого и недвижимого имущества, аннулирование всех долговых обязательств, принуждение всех должников вернуть средства в определенный срок. Если возбуждалось преследование ныне умершего человека, то конфискация распространялась на наследников вплоть до третьего колена2.

Распределение средств от конфискации происходило следующим образом: треть получал инквизитор, треть представитель светской власти, треть — Святейший Престол. Инквизитор должен был употреблять полученные средства на нужды сыска. Но на практике средства расходовались по его усмотрению. Одним из факторов того, что инквизиция не утвердилась в северной Европе, было то, что еретиков было мало и они преимущественно происходили из беднейших семей. (Если государство брало на себя расходы по учреждению инквизиции, то оно получало определенную долю от доходов конфискации).

Князья стали пополнять свои скудные доходы при помощи конфискаций1.

Отношение инквизиции к конфискованным имуществам в разные эпохи и в разных странах было различно. Даже в тех государствах, где инквизитор номинально не имел никакой доли в конфискации, он был полным хозяином имущества обвиняемого.

Светская власть и без напоминаний Церкви спешила завладеть имуществом своих подданных-еретиков. Дело преследования еретиков было не менее прибыльно для кармана и епископов. Лишь только подозреваемый вызывался инквизицией, как на его имущество накладывался секвестр, и его должников уведомляли, чтобы они уплатили королю все должные ими суммы. Нередко чиновники позволяли еретикам за взятки сохранять часть имущества и осуждали на костер несчастных с единственной целью захватить их имущество и с особым старанием разыскивали повсюду, чтобы конфисковать2.

В опись конфискуемого имущества вносилось все до домашней и наличной провизии включительно.

Массовые конфискации не только навлекали бедствия на тысячи женщин и беззащитных детей, доведенных до нищенства, но они буквально парализовали общественную жизнь и повседневные сношения между собой людей. Ни заимодавец, ни один покупатель не мог быть уверен правоверии того или иного лица, с которым имел дело; кроме утраты права на владение в случае ереси, почти неограниченное право возбуждать процессы против умерших через много лет мешало всякому спокойно пользоваться своим благоприобретенным или унаследованным имением.

Наиболее распространенным среди духовенства было мнение, что содержание инквизиции было обязанностью светских князей, которые пользовались доходами от конфискации. Скупость и жажда к грабежу играли видную роль в действиях инквизиции. Все занимавшиеся преследованием всегда имели в виду материальную выгоду3.

Что же касается смертной казни, как и конфискацию, в теории инквизиция не применяла. Первоначально приговор был толь­ко простым осуждением за ересь и сопровождался отлуче­нием от Церкви или объявлением, что виновный не считается больше подсудным суду Церкви; иногда добав­лялось, что он передается светскому суду, что «он отпущен на волю»; это обозначало, что кончилось прямое вмеша­тельство Церкви в его судьбу. Со временем в приговорах часто упоминалось, что Церковь ничего не может больше сделать, чтобы загладить прегрешения виновного; переда­ча его в руки светской власти объявляется словами: «да бу­дет наказан по заслугам». Лицемерное обращение, в кото­ром инквизиция заклинала светские власти пощадить жизнь и тело отпавшего, не встречается в приговорах XIII в. и ни­когда не формулировалось точно в более позднее время.

Воззвание к милосердию было пустой формальностью, к нему прибегали только, чтобы не казалось, что инквизи­торы согласны на пролитие крови, так как это было бы нарушением канонов. Но в то же время Церковь зорко сле­дила за тем, чтобы ее резолюция не толковалась преврат­но, она и поучала, что не может быть и речи о каком-либо снисхождении, если еретик не раскается и не выдаст всех своих единомышленников1.

Один из богословов XIII в. про­возгласил: «Цель инквизиции — уничтожение ереси; ересь же не может быть уничтожена без уничтожения еретиков; а еретиков нельзя уничтожить, если не будут уничтожены также защитники и сторонники ереси, а это может быть достигнуто двумя способами: обращением их в истинную католическую веру или обращением их плоти в пепел, пос­ле того как они будут выданы в руки светской власти». В XIV в. инквизитор Алонзо де Спина замечает, что, прежде чем осудить их на уничтожение, нужно дважды обращаться к ним с предупреждениями, чтобы они не грозили спокой­ствию Церкви, в случае нераскаяния их следует уничто­жать без промедления и следствия2.

Светские власти, однако, верили, что, сжигая ерети­ков, они исполняли приказания инквизиции.

Законы всех государств Европы присуждали еретиков к сожжению живыми; в лице инквизитора признавали судью, приговоры которого подлежали слепому исполнению3.

Не раскаявшейся еретик, предпочитавший мученическую смерть вероотступничеству, не был единственной жертвой костра. Еретиком, также достойным костра, считался тот, кто отказывался от исторгнутого у него признания. Человек, торжественное обращение которого было признано ложным, был неисправимый еретик, его требовал костер.

Зачастую светские судьи не обращали внимания на снисходительные приговоры инквизиции и сжигали без всякого милосердия; в свое оправдание гражданские власти ссылались на то, что иначе не удастся очистить страну от еретиков и что снисходительность поведет к усилению ереси1.

Факт сжигания человека только за то, что он верит иначе, чем мы, представляется такой драматической жес­токостью и так поражает ужасом, что, в конце концов в нем стали видеть существенную черту деятельности инк­визиции. Но необходимо помнить, что среди других нака­заний, налагаемых ее приговорами, костер был сравни­тельно менее употребителен. Бернар Гиза время своей инквизиторской деятельности в Тулузе (1308—1323 гг.) от­правил на костер шестьсот тридцать семь еретиков, не счи­тая шестидесяти семи приговоров сожжения останков умер­ших еретиков. На деле инквизиторы более добивались обращений, разоблачений и конфискаций, чем увеличе­ния числа мучеников. Костер, зажигаемый время от вре­мени, поддерживал в населении ужас, который считали спасительным. Главным и самым страшным оружием свя­того трибунала, притом оружием страшным, были тюрь­мы, массовые конфискации, унизительные епитимьи и, наконец, невидимая полиция, благодаря которой она па­рализовала ум и сердце всякого, кто имел несчастье раз попасть в ее руки2.

Теперь о самой казни. Когда собиралась толпа смотреть предсмертную агонию мучеников, то старались не выказать никакой к ним жалости, чтобы не смягчить фанатизма зрителей. Виновного не удушали раньше, чем поджигали дро­ва, как это практиковалось в позднейшей испанской инк­визиции; порох еще не был изобретен, и поэтому еще не обвязывали шею жертвы мешком с порохом, чтобы сокра­тить ее мучения, когда пламя охватит ее. Несчастного при­вязывали живым к столбу, возвышавшемуся над грудой дров настолько высоко, чтобы верные могли видеть все. Монахи сопровождали его до последней минуты в надежде вырвать, если возможно, его душу из когтей дьявола; если он не был рецидивистом, он мог еще в последнюю минуту от­речься и спасти свое тело. Монахам строго запрещалось убеж­дать несчастную жертву умереть без сопротивления, или взойти твердым шагом на эшафот, или мужественно отдать себя в руки палача, ибо, давая подобные советы, они мог­ли ускорить ее конец и тем самым допустить «неправиль­ность». Обыкновенно казнь совершалась в праздничный день, чтобы могло собраться больше народа и чтобы зре­лище было поучительнее; из боязни, чтобы жертва не вы­звала в собравшихся чувства жалости или симпатии, на нее накладывалось молчание3.

Второстепенные подробности известны из отчета од­ного свидетеля казни Яна Гуса в Констанце в 1415 г. Несча­стный должен был стать между двух вязанок хвороста, и его крепко привязали веревками к толстому столбу; на шею ему надели цепь. Затем заметили, что он повернулся лицом к востоку, а так как это было неприлично для еретика, то его повернули лицом к западу. Он был обложен до самого подбородка связками хвороста и соломы. После этого граф-палатин, наблюдавший за исполнением казни, подошел к эшафоту вместе с констанцским прево и в последний раз предложил Гусу отречься. Когда тот отказался, они отошли и ударили в ладони, что было знаком для исполнителей казни поджечь костер. Когда огонь пожрал все, то присту­пили к окончательному уничтожению обуглившегося тру­па; его разорвали на части и перебили кости, а затем ос­танки и внутренности снова бросили в огонь.

Чтобы присутствовавшие не сохранили останков му­ченика, после того, как огонь погасал, тщательно собира­ли пепел и бросали его в проточную воду1.

Если еретик умирал до совершения над ним казни и, если делалось постановление о выкапывании его тела или костей, то церемония сожжения их была, конечно, менее торжественна, но не упускали ничего, чтобы сделать ее ужас­ной. В 1237 г. в Тулузе было вырыто много трупов людей знатных и других покойников. Их кости и разложившиеся трупы тащили по улицам, причем впереди шел глашатай и кричал: «всякий, кто поступит так, так вот и погибнет», затем они были сожжены «во славу Бога, Блаженной Девы Марии, Его Матери, и блаженного Доминика, их служите­ля». Эта процедура, несмотря на то, что была довольно до­рога, сохранялась все время существования инквизиции. Согласно отчетам от 1323 г., вырыть кости трех еретиков, купить для них мешок, купить веревки, чтобы завязать мешок, нанять двух лошадей дотащить мешок до площади и купить дрова для костра — стоило больше пяти ливров.

Костер служил инквизиции еще для того, чтобы очи­щать страну от «заразительных и еретических сочинений»; это было начало цензуры, занявшей впоследствии видное место в деятельности инквизиции2.

Методы, изобретенные и одобренные инквизицией, епископские суды применяли к еретикам; и вскоре наси­лие и произвол распространились на все дела, подсудные епископским судам.

Еще более гибельно сказалось влияние инквизиции на светское судопроизводство. До конца XVIII в. в большей ча­сти Европы инквизиционное судопроизводство, развивше­еся в целях уничтожения ереси, стало обычным методом, применявшимся в отношении всех обвиняемых. В глазах свет­ского судьи обвиняемый был человеком, стоящим вне за­кона, виновность его всегда предполагалась, и из него надо было, во что бы то ни стало хитростью или силою вырвать признание. Так же относились и к свидетелям. Узник, со­знавшийся под пыткою, подвергался новым пыткам, что­бы он выдал «других преступников», которых он мог знать1. Равным образом инквизиция ввела в обычный суд преступ­ление «подозрения»; если не удавалось обличить обвиняе­мого в преступлении, которое приписывалось ему, то его можно было наказать как подозреваемого, причем наказа­ние предоставлялось усмотрению судьи. Вся эта порожден­ная инквизицией система до XVIII в. Отдавала несчастных и беззащитных на произвол жестоких судей2.

Как и большинство импраторских организаций, Инквизиция обширна и покрывает галактику бесчестным количством агентов. Но, тут сходство кончается, так как внутреннее устройство Инквизиции отлично от чудовищной бюрократии Adepus Terra. Цели её открыты, мандат прост: защищать Императора и Человечество от любых угроз, любыми способами. Такая миссия требует абсолютной гибкости: спектр угроз варьируется от индивидуального мутанта до заговоров и вторжений пришельцев распространяющиеся на целые системы и спектора.

Инквизиция имеет невероятные силы, доступ и войском, вооружнию, архивам и информации сверх большинства имперских организаций, но всё же за этим она должна обращаться к Adepus Mechanicus и др.

Инквизиция существует не как сила сама по себе, но как направляющая рука, которая направляет Империуму, наблюдающих за угрозами мутаций, агрссии чужич, предательства и некомпетентности.

Таким образом, Инквизиции часто приходится работать в роли побуждния. Если планета подверглась нападению пришельцев, коррупции хаоса или другим серьёзным угрозам, долг инквизитора – заставить работать военную машмну и следить за её работой. Часто Адмиралы и Полковники империума, прибыв на мсто события, даже не догадываются, что именно инквизиция побудила серию событий, вследствие которых они оказались в данном месте в данное время.

    продолжение
–PAGE_BREAK–
Заключение

Самое мощное оружие антирелигиозной пропаганды — история самой религии, историческая истина, противопоставленная церковным вымыслам и легендам, а в истории религии – самое потрясающее явление – инквизиция. Если под инквизицией понимать осуждение и преследование господствующей церковью инакомыслящих – вероотступников, то хронологические рамки инквизиции следует расширить на всю историю христианской церкви – от ее возникновения по настоящее время, ибо епископы еще со времен раннего христианства и по сей день присвоили себе право осуждать и отлучать от церкви тех верующих, которых они считают еретиками.

История инквизиции – прежде всего тайная история. Церковь имела все основания тщательно скрывать и замалчивать или извращать в целях самооправдания ужасающие факты инквизиции. История инквизиции неразрывно переплетается с историей всего общества и ее корни надо искать не в религиозном духе идей, а в условиях и обстановке классовой борьбы между буржуазией и угнетаемыми классами.

Изучив все факты и аспекты затронутой проблемы, можно сделать такое умозаключению, что цель не была оправдана теми средствами, которые были затрачены для её достижения.

Сотни тысяч сгоревших на костре, миллионы томившихся в тюрьмах, искалеченных, отверженных, лишенных имущества и доброго имени — таков общий итог деятельности инквизиции. Среди ее жертв — участники народных еретических движений, руководители восстаний, герои патриотической борьбы, философы и естествоиспытатели, гуманисты и просветители, противники папства и феодальных порядков.

Нужна ли была инквизиция? В принципе, не нужна была. Инквизиторами становились не фанатические верующие – скорее люди, жаждущие развлечений. Вера всего лишь прикрытие.

Инквизиция показала, насколько несоответствие законов реально существующим общественным отношения может быть опасно для общества. Имей подданные тогдашних монархов правовые гарантии прав личности, они бы не стали такой легкой жертвой в руках отцов — инквизиторов. Это отвратило сердца людей от системы канонического права и она не рассматривалась как реальная альтернатива Римскому праву. Также ужасы Инквизиции отвели от Европы “опасность” стать единым теократическим государством.

Роль инквизиции в истории Европы и всего человечества огромна и двояка. Не будь этого института, неизвестно по какому пути пошло бы развитие европейской цивилизации, но то, что в техническом отношении она не была бы похожа на имеющийся образец — это точно. Неизвестно, имели бы место религиозные войны сотрясавшие Европу столь долгое время, возможно, эта цивилизация была бы в большей степени терпима к другим верованиям. Вероятно, наука получила бы более раннее развитие, не имея за плечами “соглядатаев” инквизиции. Католическая церковь подверглась бы более ранней реформации и не сыграла бы такой огромной роли в жизни человечества. Произошла бы более ранняя рецепция римского права и греческих идей о свободе человека. Но наставления, написанные самыми авторитетными отцами — инквизиторами для своих молодых коллег, является одним из ярчайших примеров организации сыскной работы.

На протяжении практически всей истории инквизиции мы можем наблюдать подобное явление: после декларации богоугодных идей и под их прикрытием творятся такие преступления, которых свет не видел, а по выражению дореволюционных авторов: «Перо опускается не в силах вынести описание подобных зверств и ужасов».

Список использованных источников

Шпренгер Я. Молот ведьм. /пер. с лат. Н. Цветков. – СПб., 2007.

Х.А.Льоренте. Критическая история испанской инквизиции.М.,1936, Т1.

Bernardo di Como. Lucernainquisitiorum haereticae pravitatis.-Mi.,1566.-p.185

Documens pour server a I’histoire de I’inquisition dans le Languedoc/Ed.C.Douais.-P.,1900.-p.116.

Список использованной литературы

Белов А., Миллер И. Две жизни Франциска Ассизского (О жизни и учении итальянского проповедника, основателя ордена францисканцев). // Наука и религия. – 1985. — № 10. – С. 42-46.

Бекорюков А. Франциск Ассизский и католическая святость. // Москва. – 2001. — №2. – С.226-235.

Будур Н.В. Инквизиция: гении и злодеи. – М., 2006.

Букалов А. Нельзя убивать во имя Бога. // Новое время. – 2002. — №5. – С.26-27.

Григулевич И.Р. Инквизиция. – М., 1985.

Ильин Л. Католицизм. // Смена. – 2003. — №2. – С. 186-194.

Караванов И. Смерть после смерти: (об обрядах самосожжения). //Наука и религия. – 1991. — № 7. – С. 38-39.

Кобо Х. Инквизитор на все времена. // Новое время. – 2002. — №5. – С.22-23.

Колесанов С.А. Воспитание ужасом: Историю инквизиции не отделить от истории церкви. //Независимая газета. – 2004. – 7июля. – С.6.

Лазарев Е. «Тайная книга» альбигойцев: о религиозных учениях X-XIV вв. // Наука и религия. – 1992. № 4-5. – С. 46-49.

Ли Г.Ч. История инквизиции в Средние века. /пер. с франц. А.В Башкирова. — Смоленск ., 2002.

Лозинскиий С.Г. Святая инквизиция. – М., 1927.

Мейкок А. История инквизиции. /пер. с англ. М.В. Келер. – М., 2002.

Шустер Г. История тайных обществ, союзов и орденов. – М., 2005.