Курсовая работа по теме:
Революции: как и почему онислучаются
1. РЕВОЛЮЦИЯ КАК ПРЕДМЕТ ИССЛЕДОВАНИЯ
Первое, с чемсталкивается исследователь, занявшийся проблемой революций — этонеопределенность предмета. Специалисты не могут договориться не только обопределении понятия революции, но и о том, можно ли считать революциюсамостоятельным объектом анализа. В общем, это неудивительно. События,однозначно относимые к революционным, достаточно немногочисленны. Разныеисследователи насчитывают во всей мировой истории от трех-четырех до десятка«бесспорных» революций. К тому же эти события происходили в столь различныевремена и в столь различных экономических, политических и культурологическихусловиях, что схожесть происходивших процессов скорее вызывала удивление инедоумение, чем давала базу для научного анализа. В то же время известно множествоявлений, которые близки к революциям, но по ряду признаков отличаются от«классических» случаев, причем подобных явлений насчитывается много больше, чем«бесспорных» революций.
Исследователи частопытаются выйти из этой ситуации, либо подменяя революции более общимипонятиями, такими как коллективное насилие, развал государства; либо разделяяслучаи революционных ситуаций и результативных революций; либо, наконец,ограничивая свое исследование сопоставлением нескольких конкретных революций иотрицая возможность более глобальных обобщений. Подобные тенденции сейчасявляются преобладающими, они отодвинули на задний план поиски универсальныхподходов к исследованию революций.
Однако отличие«классических» или «великих» революций от всей совокупности близких к нимявлений и по радикальности, и по воздействию на мировую историю столь велико иочевидно, что попытки сгладить эти различия, свести их к чисто количественнымпараметрам в конечном счете обречены на неудачу. Если рассмотреть работы, вкоторых сопоставляются несколько революций, становится очевидным: никому неприходит в голову всерьез сравнивать российскую революцию 1917 года сфранцузской 1830 года или с восстаниями в испанских провинциях в 40-х годахXVII века. Зато сопоставление с английской революцией XVII века, ВеликойФранцузской, а также китайской и мексиканской революциями представляется вполнеправомерным, и к нему достаточно часто прибегают исследователи.
Вопрос о месте«классических» революций в мировой истории стал особенно актуальным в последниегоды, когда произошел крах мировой коммунистической системы — сложное имногогранное историческое событие, в котором переплелисьнационально-освободительные движения, политические перевороты, радикальныесоциальные и экономические преобразования. Можно ли отнести все эти процессы креволюционным? На этот счет нет единого мнения, однако некоторые исследователиставят, например, события в России конца XX века в один ряд с ВеликойФранцузской революцией и большевистской революцией 1917 года. (Причем число сторонниковтакой позиции по мере продвижения российской революции постоянно возрастало).
В какой-то мере эта книгаидет наперекор сложившейся традиции. Ее задача — исследование именнополномасштабных, «классических» революций, случавшихся в мировой историидостаточно редко, но оставивших в ней неизгладимый след. Причем революций,происходивших на самых различных этапах развития цивилизации: от еще не знавшеймашинного производства Англии середины XVII века и до России конца XX века,времени информационных технологий и освоения космоса. Мы не обойдем вниманием идругие способы социальной трансформации, но рассмотрим их в контексте либопредпосылок, либо последствий великих революций.
Определенный подобнымобразом предмет исследования вызывает серьезные проблемы. Можно ли найти нечтообщее в причинах, предпосылках явлений, происходивших в столь разное время, встоль различных регионах, в столь несхожих условиях? Положительный ответ наэтот вопрос подразумевает, что общность причин может быть определена на достаточноабстрактном уровне: в каждой стране, в каждую эпоху они будут иметь своеконкретное обличие.
И все же схожестьпросматривается достаточно четко. Революции происходят в тех странах, которыесталкиваются с принципиально новыми, нетипичными для них проблемами,порожденными как процессами внутреннего развития, так и общемировыми,глобальными тенденциями. При этом институциональная структура и психологическиестереотипы населения этих государств не позволяют гибко приспосабливаться кновым требованиям; и эти встроенные ограничители, препятствующие адаптации, неудается устранить в процессе эволюционного развития. Если в системеобщественных отношений нет внутренних преград, не позволяющих обществуадекватно реагировать на возникающие проблемы, приспособление возможно безреволюционных катаклизмов, хотя оно бывает достаточно болезненным. Такимобразом, принципиальный фактор устойчивости структур и отношений, сложившихся вобществе — это их адаптивность, способность приспосабливаться к изменяющейсясреде.
Таков самый общий ответна поставленный вопрос. В дальнейшем он будет развиваться и конкретизироваться,выявляя все более полную картину революционной динамики.2. НОВЫЕ ПРОБЛЕМЫ И ВСТРОЕННЫЕ ОГРАНИЧИТЕЛИ
Авторы отнюдь не являютсяпервопроходцами в применении подхода, декларированного выше. Среди раннихисследований революций Тед Роберт Гурр, например, выделяет так называемыетеории «социальных изменений» («social change»), выводящие политическое насилиеиз неспособности социальных и политических институтов, обычаев, норм гибкореагировать на объективные перемены. С позиций этих теорий конец адаптации — это начало революции.
Из современныхисследователей наиболее последовательно использует этот подход Дж. Голдстоун: вконечном счете он связывает революционные потрясения с циклическими волнамироста населения. На протяжении веков эти волны периодически повторялись, однакоинтервал между ними был столь велик, что в каждом случае перед властью иобществом возникали совершенно новые проблемы, подрывающие основы традиционногопорядка. Рост населения вызывал увеличение спроса на товары, а значит, инеизбежный в условиях неэластичности предложения рост цен. Рост цен приводил красстройству государственных финансов и снижал покупательную способностьнаселения. В результате усиливающейся конкуренции между работниками падализаработки, увеличение крестьянского населения приводило к нерациональномудроблению земельных участков. Среди элиты усиливалось соперничество загосударственные должности. В быстрорастущих городах возникали новые очаги недовольства, особенно этомуспособствовали демографические сдвиги, увеличивающие долю молодежи в структуренаселения. В результате типичным для предреволюционной ситуации оказывалсякризис государственных финансов, усиление конфликтов в элите и резкий ростпотенциала массового неповиновения. Однако, по мнению Голдстоуна, ростнаселения далеко не всегда должен вести к катастрофическим последствиям. «Важното, достаточно ли гибки существующие социальные и политические институты, чтобылегко реагировать на это давление. Там, где институты гибки, как в современныхдемократических государствах, перевыборы и изменения в проводимой политикеобычно могут ослабить давление. Там, где институты относительно негибкие, — внаследственных монархиях или империях с традиционной системой налогообложения,рекрутирования элит и экономической организации — с большей вероятностьювозможны революция или восстание».
В других подходах средипричин революции также фигурируют и новые проблемы, и неспособность общества кним приспособиться, хотя и не в столь систематизированном виде, как у Дж.Голдстоуна. В марксистских исследованиях акцент, как правило, делается наневозможности обеспечить простор для новых экономических процессов в рамках сложившейсяструктуры старого общества, когда существующие производственные отношениястановятся оковами для развития производительных сил. Для нас здесь интересно впервую очередь внимание к экономическим процессам, которые часто игнорируютисследователи других, немарксистских направлений.
Среди экономическихпроблем, обострявшихся в предреволюционное время, особо выделяется рост городови его воздействие на развитие рыночных отношений. Как отмечал Баррингтон Мурприменительно и к предреволюционной Англии, и к предреволюционной Франции,«центральная проблема сельского хозяйства состояла в том, как обеспечить зерномте классы, которые ели хлеб, но не выращивали пшеницу». В росте городскихтоварных рынков он усматривал один 8из ключевых индикаторов «буржуазногокоммерческого импульса». Необходимость снабжать города продуктами питания идругими предметами потребления порождала проблемы, требовавшие выхода запределы сложившихся местных рынков и использования рыночных отношений в болеешироких масштабах. Существовавшая в то время структура общества не моглабезболезненно приспособиться к новой ситуации. Еще один фактор, действующий втом же направлении — усиливающаяся интеграция в международную торговлю, врезультате чего экономические.
Полемизируя смарксистской точкой зрения, Т. Скочпол и Э. Тримбергер утверждают, что решающуюроль в возникновении кризисных революционных явлений играют не внутренние, авнешние факторы, к которым они относят «военно-политическое давление со стороныэкономически более развитых зарубежных стран». Объективные противоречия врамках старого режима для них — в первую очередь «политические противоречия вструктуре и положении государств, находящихся под перекрестным давлениемвоенных конкурентов на международной арене, с одной стороны, и ограниченийсуществующей экономической системы и (в некоторых случаях) сопротивленияполитически значимых классовых сил внутри страны попыткам государствамобилизовать ресурсы для того, чтобы справиться с международной конкуренцией, сдругой стороны».
Наконец, многиеисследователи обращают внимание на роль социальных барьеров в вызреванииреволюционной ситуации. Традиционные механизмы вертикальной мобильности,препятствующие «открытию карьер талантам», не удовлетворяли новые элитныегруппы, появляющиеся в динамично развивающемся обществе. Так, одну из общихчерт российской, иранской, мексиканской и китайской революций, протекавших(или, по меньшей мере, начавшихся) в 1905-1911 годах, усматривают в том, что«экономический рост породил новые социальные группы, важные с экономической итехнологической точек зрения, но не имеющие доступа к власти».
Итак, исследованияреволюций дают богатый материал, позволяющий проиллюстрировать формированиереволюционных ситуаций: появление в обществе принципиально новых проблем,оказывающих давление на сложившуюся систему отношений в целом и структуругосударства в частности; ограниченные возможности общества и государстваадаптироваться к изменившейся ситуации из-за негибкости существующихинститутов. Однако мозаика не складывается в цельную картину, поскольку этипроблемы рассматриваются в несистематизированной форме, с акцентом на один изтипов проблем либо ограничений, а также применительно к ограниченномуисторическому периоду.
Попытаемся посмотреть напроблему с более общих позиций.
Во-первых, длявозникновения в обществе напряжения, которое может привести к революционномувзрыву, важно не только появление новых проблем, но и существование барьеров,препятствующих институциональной и психологической адаптации к этим проблемам.Что касается конкретного содержания и новых проблем, и имеющихся барьеров, тосо временем оно может существенно изменяться. Совершенно не обязательно, чтотенденции, вызывавшие кризисные явления в XVII-XVIII веках, будут столь жезначимы сегодня. Та роль «возмутителя спокойствия», которую в доиндустриальныхстранах играл рост населения, в современных условиях принадлежитнаучно-технической революции и острой международной конкуренции.
Характер ограничителей,препятствующих переменам, также может меняться. В современных условияхпринципиально важна неспособность к гибкой адаптации систем, основанных нацентрализованном управлении. Поскольку этот момент существенен для дальнейшегоанализа, мы позволим себе привести достаточно подробное рассуждение, иллюстрирующееданный тезис. Специалисты по кибернетическим системам отмечают, что «система сцентрализованным управлением отличается большой жесткостью структуры,отсутствием пластичности вследствие того, что приспособление ее к изменениям,как случайным (флуктуации), так и выражающим эволюцию самой системы иокружающей среды, происходит не в отдельных частях системы, а лишь вцентральном пункте управления. Централизованное управление позволяет долгоевремя осуществлять стабилизацию системы, подавляя как флуктуации, так иэволюционные изменения в отдельных частях системы, не перестраивая ее. Но вконечном счете это может оказаться роковым для системы, так как противоречиямежду неизменной структурой системы и изменениями, связанными с эволюцией,вырастают до глобальных размеров и требуют такой радикальной и резкойперестройки, какая уже невозможна в рамках данной структуры и приводит к ееразрушению (т.е. переходу к качественно новой структуре)».
Во-вторых, особенностькризисной ситуации в предреволюционном обществе заключается в том, что передэтим обществом встает не одна, а целый комплекс непреодолимых проблем — внутренних и внешних. Внутренние трудности могут быть результатом новыхдемографических, технологических, экономических, социальных процессов,воздействующих на механизмы функционирования общества и сферу государственногоуправления. Внешних факторов давления тоже немало, они могут быть связаны нетолько с непосредственной военной угрозой извне, но и с межгосударственнойконкуренцией, а также с необходимостью противостоять внешним «шокам» — внезапным колебаниям спроса на внешних рынках, региональным и мировым экономическим кризисам, глобальным военнымконфликтам и т.п. В каждом конкретном случае соотношение внутренних и внешнихфакторов может быть различным. Поэтому бесперспективно искать одинуниверсальный фактор, объясняющий предреволюционный кризис. Напротив, требуетобъяснения тот факт, но и определенные моменты общество сталкивается с целымкомплексом проблем, требующих кардинальных изменений в механизмах егофункционирования. Далее, мы покажем, что это не случайное совпадение, чтореволюционная ситуация в любой стране вызывается кризисами экономическогороста, возникающими на строго определенных этапах ее развития.
В-третьих, столь жемногообразны и варианты встроенных ограничителей. Их также возможноклассифицировать, разделив на внутренние и внешние. К внутренним ограничителямотносятся экономические, социальные, политические и психологические.
Экономическиеограничители — это такие экономические формы и отношения, которые либо совсемне способны реагировать на изменение экономических условий, либо реагируют наних совершенно неадекватно. Наиболее очевидные примеры — средневековая цеховаясистема в городах и общинные отношения в деревне”. Высокомоно-полизированнаяэкономика, характерная для развитых стран конца XIX — начала XX века, такжепредставляет собой структуру с ограниченным адаптационным потенциалом. Низкуюприспособляемость централизованной плановой системы мы уже упоминали выше.
Социальные ограничителивключают в себя различные формальные и неформальные механизмы, которыезатрудняют горизонтальную и вертикальную мобильность, препятствуют приведению всоответствие реального экономического и общественного положения и формальногостатуса индивидов и социальных групп, а также изменению их социального статусав соответствии с новыми экономическими возможностями и потребностями. Очевидныепримеры социальных ограничителей — сословная система, различные формыкрепостного права, а также номенклатурная система и прописка, характерные длястран «социалистического лагеря» в недалеком прошлом.
Политические ограничителипроявляются в основном в двух формах. С одной стороны, это невозможность врамках легальных политических механизмов сменить господствующий режим и егополитический курс, когда он не способен адекватно реагировать на изменениевнутренних и внешних условий. С другой стороны, это невозможность обеспечитьполитическое представительство новых экономически влиятельных кругов, дать иминституциональные возможности защиты собственных интересов. В той или инойстепени эти ограничители существуют в любом недемократическом обществе.
Все рассмотренные вышеограничители носят институциональный характер. Между тем адаптация необходима ив социокультурной, психологической области. «Психологически люди должны тактрансформировать или адаптировать старую культуру, чтобы она стала совместимойс современной деятельностью и институтами, — отмечал, например, В. Ростоуприменительно к процессу модернизации. Личные отношения, теплые и сильныесемейные узы традиционного общества должны в значительной степени уступитьместо новым, более обезличенным системам оценки, когда о людях судят по тому,как они выполняют в обществе специализированные функции». Барьерами на пути подобнойадаптации выступают психологические стереотипы, оставшиеся от традиционногообщества в экономической, политической, культурной и религиозной сферах.
Социокультурныеограничители не только существенно влияют на способность обществаприспосабливаться к изменениям, но и могут играть негативную роль в устраненииинституциональных ограничителей. Так, например, широко распространенные вмассах представления о божественном происхождении монархии могут препятствоватьснятию политических ограничителей, демократизации общества.
Внешние ограничителихарактерны в первую очередь для колониальных и полуколониальных стран, а такжедля формально независимых государств, находящихся под контролем извне. Такиестраны в экономике и политике вынуждены ориентироваться не на собственныеинтересы, а на навязанные им другими государствами цели. Это, естественно,никак не способствует приспособлению общества к решению новых задач и резкообостряет связанные с этим проблемы. Подобные факторы сыграли существенную рольпри вызревании причин Американской войны за независимость, мексиканскойреволюции, а также других революций в странах «третьего мира».3. МЕХАНИЗМЫ УСТРАНЕНИЯ ВСТРОЕННЫХ ОГРАНИЧИТЕЛЕЙ
Было бы непростительнымупрощением утверждать, что революция — единственный способ преодолеть барьеры,препятствующие адаптации общества к новым требованиям. На самом деле, в каждой стране ограничители устранялись в ходе длительного ипротиворечивого развития. И в каждом случае действовали различные историческиемеханизмы. Наряду с революционными процессами, которые составляют предметнашего исследования, к подобным механизмам можно отнести реформы, революции«сверху», вынужденные преобразования в странах, потерпевших поражение в войне.
Наиболее очевиднымпротивовесом революции в трансформации общества являются реформы, проводимыесуществующим режимом. Стремление власти к реформам вполне естественно,поскольку именно она в первую очередь и в полном объеме ощущает на себедавление новых обстоятельств и усиление недовольства населения. История знаетнемало примеров успешных преобразований подобного рода: реформы Петра I,реформы в Пруссии 1807-1814 годов, реформы Кольбера во Франции времен ЛюдовикаXIV и т.п. Хотя в большинстве своем они не были направлены на подрыв основсуществовавшего экономического и политического порядка, с их помощью удавалосьмобилизовать новые возможности развития в рамках существующих ограничителейлибо даже снять часть из них. В результате жизнеспособность системы хотя бычастично восстанавливалась, а необходимость более радикальных перемен накакое-то время откладывалась. Такие реформы, например, сыграли важную роль вистории России и Германии, повышая их способность к адаптации.
Однако ипредреволюционные режимы нередко стремились проводить достаточно радикальныепреобразования. Современные исторические исследования подрывают сложившиесяпредставления об их консерватизме и реакционности. Карл I, например,инициировал совершенствование методов ведения сельского хозяйства накоролевских землях12(осушение земель в Восточной Англии), а «корабельныеденьги», при всей ненависти к ним современников, были первой попыткойустановления современной системы налогообложения. Французские власти впредреволюционный период стремились активно поддерживать развитиепромышленности и сельского хозяйства, в том числе по английскому образцу.Хорошо известны попытки Людовика XVI провести реформу налогообложения иусовершенствовать систему государственного управления в целом. Реформы Тюрго,во многом так и не осуществленные на практике, включали в себя, наряду спреобразованием налоговой системы, свободную торговлю зерном, отмену монополийи цеховой системы в городах. Широко признаны и многовековые усилия царскогорежима в России модернизировать страну. Но все эти действия не только неувенчались успехом, но даже, по мнению которых исследователей, способствовалиприближению революции.
Тот же необъяснимый напервый взгляд парадокс характерен и для так называемых революций сверху,которые некоторые исследователи выделяют в особый класс революций. Для ниххарактерна смена режима в рамках прежнего господствующего слоя, приводящая кизменению политической формы правления и приходу к власти наиболее радикальныхпредставителей существующей элиты. В дальнейшем новая власть выходит за рамкиполитических преобразований и проводит политику реформ, направленных на болееили менее радикальное устранение существующих экономических и социальныхограничителей развития общества. Революции «сверху» отличаются от реформ илипереворотов тем, что глубокие преобразования, проводимые в их рамках, приводятк «разрушению доминирующей социальной группы».
Но на самом делепрактически любая революция начинается как революция политическая, и сменавласти ограничивается рамками существующей элиты. Однако в некоторых случаяхгосподствующей элите удается удержать власть, в других же события выходятиз-под ее контроля, и революция превращается в движение снизу. Так, лидерыреволюции Мэйдзи в Японии (1868 г.) сумели сохранить власть и закрепить успехдостигнутых преобразований. В ходе же Великой Французской революции, например,достичь этого не удалось. Как отмечает А. Коббан, французская революцияначалась сверху, а продолжалась под нажимом снизу, в первую очередь со стороныбеднейших слоев городского населения.
Причины успеха революции«сверху» Элен Тримбергер, одна из основных исследователей этого феномена, видитв первую очередь в существовании сильного бюрократического аппарата, несвязанного непосредственно с интересами господствующего класса и потому способногов кризисной ситуации пожертвовать его интересами, чтобы осуществить глубокиесоциальные преобразования. Но не менее решительно, чем в революциях «сверху»,действовали власти и на первых этапах Великой Французской революции. ФрансуаФюре утверждает, что во Франции буржуазная революция была осуществлена безвсякого компромисса со старым режимом уже в 1789-1791 годах. Действительно,наряду с преобразованием политического строя, а именно формированиемпредставительной власти и переходом от абсолютной к конституционной монархии,была разрушена сословная система, осуществлено «открытие карьер талантам»,установлено всеобщее равенство перед законом, сняты ограничения на свободное движение рабочей силы,устранены препятствия для торговли и предпринимательства. Контрреволюционнонастроенная часть знати эмигрировала. Фактически был решен вопрос опреобразовании отношений собственности: выкуп крестьянами феодальных правостался лишь на бумаге. Крестьяне-собственники в массовом порядке отказывалисьот выкупа прав, предусмотренных декретами 4-11 августа 1789 года, и болеепоздние решения об освобождении их от уплаты стали лишь юридическим оформлениемсвершившегося факта.
Лидеры революции Мэйдзиреализовали очень схожую программу: уничтожили феодальные барьеры на путиразвития торговли и производства в городе и деревне, ограничения напередвижение рабочей силы и свободный выбор рода занятий. Были сняты статусныеперегородки и осуществлено «открытие карьер талантам», установлено всеобщееравенство перед законом. Крестьянам предоставили право частной собственности наземлю. Большая радикальность преобразований в рамках революции Мэйдзи обычноаргументируется тем, что в ее ходе удалось разрушить экономическую и социальнуюбазу традиционной аристократии, самураев. Однако нельзя забывать, что самураибыли достаточно своеобразным господствующим классом. Они не имели собственнойэкономической базы, а жили на получаемые от государства рисовые стипендии.Отмена этих стипендий в чем-то схожа с резким ограничением расточительных инепроизводительных трат двора, которые были поставлены под контроль на первыхэтапах как Английской, так и Французской революций. Что касается социальногослоя, который реально господствовал в деревне и контролировал крестьянство, тоего позиции в условиях революции Мэйдзи существенно упрочились. Классоваяструктура традиционного общества не была радикально разрушена. «Японскаябюрократия… согласилась разделить власть с докапиталистическим земельнымклассом».
Напрашивается вывод:весьма схожие по характеру и степени радикальности действия властей в различныхстранах и разных условиях приводили к совершенно противоположным результатам, водних случаях предотвращая обострение кризиса и позволяя избежатьполномасштабной революции, в других же оказываясь бессильными остановитьреволюционный процесс и едва ли не ускоряя его. Можно предположить, что разницаопределяется различием исходных условий, в которых власть инициировала процесстрансформации. Эти условия и станут предметом нашего дальнейшего рассмотрения.4. ЭКОНОМИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ И ФРАГМЕНТАЦИЯ ОБЩЕСТВА
Исследователи революциидавно заметили, что предреволюционное общество чрезвычайно фрагментировано ирасколото на многие противостоящие друг другу слои и группы. Еще де Токвильотмечал бесконечную раздробленность французского общества, в котором«однородная толпа разделена огромным количеством мелких преград на множествочастей, каждая из которых выглядит особым сообществом, занимающимся устройствомсвоих собственных интересов и не принимающим участия в общей жизни». Онобъяснял это жесткими сословными перегородками, разделившими общество нанебольшие группы, чуждые и безразличные друг другу. Дж. Голдстоун такжеостанавливается на этом феномене, связывая его с ростом населения и усилением всвязи с этим конкуренции за землю, рабочие места, государственные должности.Некоторые исследователи выводят предреволюционную фрагментацию обществанепосредственно из разрушения единой системы ценностей, норм, правил, мифов,верований, символов, нравственных установок и т.п., полагая, что «согласие ввопросе о социальных ценностях и нормах — главное для консолидации общества»,тогда как «любое общество, где существуют противоположные мифы, в определеннойстепени подвержено дезинтеграции и расколу».
Центральный фактор,вызывающий высокую раздробленность общественных сил и интересов — этодлительное и бурное (по меркам своего времени) экономическое развитие впредреволюционный период, сопровождающееся началом экономического роста изначительными структурными сдвигами. Подобные процессы характерны практическидля всех стран, переживших полномасштабные революции. Во Франции активноепреобразование сельского хозяйства начинается со второй половины XVIII века, апериод с 1760 по 1790 год характеризуется успешным промышленным развитием наоснове заимствования английского опыта, что обычно рассматривается как перваяфаза промышленной революции. Хорошо известны периоды активного роста ииндустриального развития в конце 30-х — первой половине 40-х годов ХІХ века в Германии, а также на рубежеХІХ — Х Х в е -ков и в период междуреволюцией 1905 года и началом Первой Мировой войны в России. Сложнее обстоитдело с Английской революцией, где информационная база для комплексного анализапредреволюционного периода достаточно ограничена. Но и здесь некоторыеисследователи, в первую очередь Джон Неф, относят раннюю стадию промышленнойреволюции к предреволюционному времени. По его мнению, с середины XVI века и доначала гражданской войны в Англии наблюдался быстрый промышленный рост в рядеотраслей, в том числе резкое увеличение добычи угля.
Если обратиться кнеевропейским революциям, то эти тенденции просматриваются еще более явно.Предреволюционные режимы проводили здесь сознательную политику активнойиндустриализации и ломки традиционных структур, опираясь в первую очередь наширокое привлечение иностранного капитала. Так, темпы роста ВНП в Мексике между1884 и 1900 годами составляли 8% годовых, при этом активно развивалосьжелезнодорожное строительство, добыча полезных ископаемых, легкаяпромышленность, производство сельскохозяйственной продукции на экспорт. ВИране, где предреволюционный период совпал с нефтяным бумом, происходили ещеболее серьезные сдвиги, ВНП, особенно в период сверхдоходов от экспорта нефти, росчрезвычайно высокими темпами: 1962-1970 — 8%; 1972-1973 — 14%; 1973-1974 — 30%в год. Доля городского населения увеличилась примерно с 28% в 1950 году до 47%в 1976 году. За 20 лет доля крестьян и сельскохозяйственных рабочих в общейчисленности занятых уменьшилась с 60% почти до 30%. Более подробно феноменпредреволюционного экономического роста проанализирован в главе VII, специальнопосвященной характерным для революций экономическим процессам.
В период, непосредственнопредшествующий революции, бурное развитие обычно сменяется острым кризисом ихозяйственным упадком, наступающим либо из-за сильных неурожаев, либо из-занеблагоприятной конъюнктуры международной торговли, либо, наконец, из-за неудачполитического и военного характера. В условиях, когда общество и государство неспособны адаптироваться к новым тенденциям, порождавшимся предшествующимдинамичным развитием, последствия циклических по своей природе негативныхпроцессов оказываются еще более тяжелыми. Так, необходимость поставлятьпродукты питания в быстро растущие города обостряла для крестьян последствиянеурожев. Касаясь проблемы снабжения французских городов хлебом, Б. Муротмечал, что «отток (хлеба. — Авт.) в несколько больших городов ощущался впервую очередь во время его нехватки и становился разрушительным фактором». А вот что пишет Джон М. Харт опричинах длительного и катастрофического по своим последствиям голода,непосредственно предшествовавшего мексиканской революции: «Сельское хозяйствоМексики было уязвимо, поскольку правительство не смогло направить достаточносредств на ирригацию, а крестьяне-производители основных видов продовольствиявытеснялись ориентированными на экспорт, коммерциализированнымисельскохозяйственными предприятиями». Действия все более запутывающейся в противоречияхвласти усиливали негативные хозяйственные процессы. Так, неблагоприятныетенденции в английской промышленности предреволюционного времени во многомобъясняются перешедшей все возможные границы продажей монопольных прав приКарле I и неадекватной внешней политикой режима.
Исследователинеоднократно подчеркивали связь экономического роста, экономического развития вцелом с вызреванием предпосылок революции. М. Олсон, например, рассматривалбыстрый экономический рост как «основную силу, ведущую к революции инестабильности», как «огромную дестабилизирующую силу». Многие отмечали и ролькризиса, непосредственно предшествующего началу революции. Однако механизмвоздействия экономической динамики на обострение ситуации трактовалсяпо-разному.
Марксистская теорияделала упор в первую очередь на вызревание предпосылок нового,капиталистического общества, на появление буржуазии как класса, экономическизначимого, но лишенного социальных и политических прав. Противостояние этогонового класса и традиционной, препятствующей изменениям аристократии, котораягосподствует в обществе, пользуясь поддержкой старого режима, и приводит вконечном счете к революционному взрыву. Однако представителям так называемойревизионистской школы удалось доказать, что в предреволюционных обществахсредние (буржуазные) слои не были непосредственно вовлечены в промышленную,предпринимательскую деятельность, и потому их нельзя рассматривать как зародышкапитализма. К тому же для представителей буржуазии путь «наверх» был закрытдалеко не всегда. Приобретение земельной собственности либо государственныхдолжностей, браки между представителями различных слоев и сословий позволялипреодолевать барьеры «вертикальной мобильности». Политика предреволюционныхрежимов, как мы уже упоминали, также не всегда отличалась консерватизмом.
Другие исследователи,полагавшие, что «политическая стабильность или нестабильность в конечном счетезависят от состояния умов, от настроения в обществе», усматривали вызреваниепредпосылок революции в массовой психологии: продолжительный периодэкономического развития формировал завышенные ожидания, а последую2щ1 ий резкийспад вызывал у людей вполне понятное разочарование. Однако и это объяснение невполне убедительно. Как справедливо отмечала Теда Скочпол, ни одна успешнаяреволюция не была осуществлена мобилизующим массы революционным движением. Длятого, чтобы революционный авангард мог возглавить разочарованные массы, вобществе должен созреть революционный кризис. Возникновение этого кризиса, впервую очередь проявляющегося в кризисе государства, по-прежнему требуетспециального объяснения.
Между темнепосредственная связь экономических изменений с вызреванием предпосылокреволюции все-таки существует, но она проявляется не столь прямолинейно, какэто трактуют рассмотренные выше подходы. Чтобы понять существующие здесьвзаимозависимости, более подробно проследим воздействие экономических измененийна социальную структуру предреволюционных обществ.
Совершенно очевидно, чтоэкономическая динамика оказывала глубокое воздействие на социальную ситуацию,все дальше уводя ее от устойчивости, характерной для традиционных систем.Последние характеризуются стабильной, сцементированной вертикальными связямисоциальной структурой, в которой различные типы социальной стратификации невступают в противоречие друг с другом, а положение и доходы каждого социальногослоя отвечают его функциям. Это делает систему устойчивой и оправдывает еесуществование в глазах не только элиты, но и народных масс. Начало динамичногоэкономического развития кардинально меняет ситуацию. Подрываются основытрадиционной социальной структуры, происходит масштабное перераспределениебогатства, возникают новые экономически значимые социальные силы.
Общества впредреволюционный период уже достаточно далеки от своего традиционного,патриархального состояния, и традиционные отношения в них существенно размыты.Для нас же существенно, что процесс размывания резко ускоряется в десятилетия,непосредственно предшествующие революции. Характеристику ситуации в Германииперед революцией 1848 года, данную Кнутом Борчардом, можно отнести к любойпредреволюционной стране: «Быстрая смена владельцев состояний, чередованиевзлетов и падений помогли расшатать и ослабить традиционную структуруэкономики. Немногих не затронуло перераспределение экономических возможностей,недвижимости и денежных средств… Все это ослабило вес традиций и привычек».
Однако этот динамичныйпроцесс наталкивался на традиционные социальные рамки и барьеры, не позволяющиепривести стратификацию по статусу и доступу к власти в соответствие с новымраспределением богатства. Хотя, как уже было отмечено выше, социальнаямобильность не была полностью блокирована. Под давлением новых обстоятельствтрадиционная система постепенно трансформировалась, однако не отмиралаполностью, — старые и новые элементы в ней сосуществовали и вступали внепримиримое противоречие. Наложение новой стратификации, возникшей врезультате экономического развития, на традиционную статусную систему приводитк возникновению специфического феномена — предреволюционной фрагментацииобщества. Фрагментация — это результат давления новых процессов, порождаемыхэкономическим ростом (более широко — динамичными экономическими изменениями),на встроенные ограничители в социальной структуре.
В предреволюционномобществе фрагментация охватывает как элитные слои, так и народные массы вцелом. Происходит обострение межгрупповых и внутригрупповых противоречий. Темсамым фрагментация резко усложняет систему экономических и социальныхинтересов, делая ее чрезвычайно раздробленной и конфликтной, не позволяяформировать устойчивые социальные коалиции.
Основные процессы,приводящие к фрагментации общества в предреволюционный период, можноохарактеризовать следующим образом:
Во-первых, происходитнакопление богатства в руках новых экономически активных слоев, тогда как поменьшей мере часть традиционной знати испытывает серьезные экономическиетрудности. В результате усиливается расхождение между накоплением богатства, содной стороны, и статусом и доступом к власти, с другой. Часть новойэкономической элиты находит способы проникнуть в ряды высших сословий, усиливаяпротиворечия в рядах знати и воздействуя на эволюцию ее интересов. Для другойчасти (так называемых маргинальных элит) преимущества и привилегии правящейэлиты остаются недоступными, что ставит под угрозу стабильность сложившейсясистемы.
Во-вторых, меняются рольи экономические функции традиционных социальных слоев. Среди крестьянстваусиливается социальное расслоение, в результате интересы его зажиточной ибедной частей все более расходятся. Втягивающиеся в рыночные отношениялендлорды уже не стремятся сохранять патриархальные отношения со своимикрестьянами, выступать их защитниками, помогать им в трудные времена. В то жевремя они все менее склонны оставаться послушными подданными своего сюзерена.Система вертикальной взаимозависимости постепенно начинает заменятьсягоризонтальными связями.
Эти процессы приводили кмногообразным напряжениям и конфликтам в элите. С одной стороны, нарасталодавление со стороны тех социальных слоев, реальная роль которых в обществе несоответствовала их формальному статусу. С другой стороны, углублялся кризисвнутри господствующего социального слоя, разделенного на множество группикланов уже не способного объединиться вокруг общих интересов. Причем этафрагментация часто происходила не по традиционным линиям раздела, отражавшимструктуру старой элиты: аристократия — джентри, дворянство шпаги — дворянствомантии. Экономическое развитие по-разному воздействовало на представителейодного и того же слоя социальной иерархии, делая их интересы различными, аиногда и противоположными. Многие исследователи отмечают, что дляпредреволюционных обществ характерна парадоксальная ситуация, когдапротиворечия внутри отдельных классов и социальных слоев по степени остротымогут существенно превосходить противоречия между различными классами и слоями.
Известная дискуссия отом, происходило ли возвышение джентри и разорение старой аристократии впредреволюционной Англии, так и не дала окончательного ответа на этот вопрос,однако со всей очевидностью показала, что в среде и тех, и других проходилоактивное имущественное расслоение и дифференциация подходов к методам веденияхозяйства. «Инфляционное столетие перед 1640 годом было гигантскимводоразделом, — отмечал Кристофер Хилл, — когда во всех слоях обществапроисходило экономическое размежевание. Некоторые йомены возвысились доположения джентри, другие, напротив, опустились. Одни пэры накопили огромныесостояния, другие оказались на грани банкротства». При этом часть высшейаристократии принимала непосредственное участие в предпринимательскойдеятельности. В предреволюционной Франции знать также активно втягивалась вкоммерцию, тогда как провинциальное дворянство в большинстве своем оставалоськонсервативной силой, заинтересованной в сохранении традиционных отношений.
Во многом аналогичныеявления характерны и для России начала XX века. В целом класс землевладельцев струдом приспосабливался к процессам модернизации, его упадок все болееусиливался, особенно после революции 1905 года. Однако были и исключения: вЗападной Украине, например, помещики вполне успешно осуществляликоммерциализацию сельского хозяйства.Единство интересов земельной аристократии размывалось и тем, что ее представителивсе более активно втягивались в промышленную деятельность. На рубеже веков 82из 102 крупнейших землевладельцев были полными или частичными собственниками500 промышленных предприятий. Из 1482 акционерных обществ, обследованных в1901-1902 годах, не менее чем в 800 руководящие посты занимали потомственныедворяне.
Таким образом, наканунереволюции в элите наблюдаются сильные дезинтеграционные процессы, и верхниеслои общества превращаются в сложную мозаику социальных групп с разнообразнымии противоречивыми интересами: экономически сильные социальные группы, неимеющие доступа в элиту; «новички», не до конца признанные традиционной элитой,но, в свою очередь, стремящиеся не допустить ее дальнейшего расширения;преуспевающая часть традиционной элиты; разоряющаяся часть традиционной элиты ит.п. При этом часть старой аристократии, активно втягивающаяся в коммерческуюдеятельность, может иметь много общих экономических интересо в спредпринимателями из непривилегированной части общества, однако их объединениюпрепятствуют традиционные сословные перегородки.
Перераспределениебогатства — лишь один из факторов, обостряющих отношения в рамках элиты.Существенное влияние оказывают постепенная трансформация механизмовгосударственного управления, а также усиливающаяся в результате роста населенияконкуренция за привилегии и государственные должности. Важно подчеркнуть, чтоэти конфликты носят не просто межличностный или межклановый характер. В рамкахэлиты формируется сложная система противоречивых экономических, политических исоциальных интересов, причем применительно к различным проблемам внутриэлитныегруппировки могут иметь разную конфигурацию.
Не менее важно и то, чтов предреволюционные десятилетия активизируется фрагментация населения в целом,связанная с усиливающимся социальным расслоением, привязкой источникажизнеобеспечения к традиционным либо новым экономическим структурам. В основедифференциации здесь также лежит различие экономических интересов. Идетрасслоение крестьянства, означающее выделение,с одной стороны, более зажиточной верхушки, а с другой — безземельных слоев. Утрадиционной цеховой системы появляется конкурент в лице мануфактуры илифабрики, вызывая противоречия между новыми предпринимателями и городскимиремесленниками. Позиции купцов, предпринимателей и финансистов дифференцируютсяв зависимости от того, насколько тесно их коммерческая деятельность связана синтересами существующего режима. В результате создается почва длямногочисленных противоречий.
Анализируя наказыразличных сословий, адресуемые Генеральным Штатам во Франции в 1789 году, Ф.Фюре отмечал многообразные внутри- и межсословные конфликты: «между богатыми ибедными крестьянами — на почве дележа общинных выгонов; среди владельцевмастерских и мастеров гильдий — из-за разногласий в вопросе о свободе труда,между епископами и приходскими священниками — о демократизации церкви, междудворянством и церковью — по проблеме свободы прессы». Общий вывод — «общество«статусов» и «рангов» было в высокой степени раздробленным (пар-тикуларистским)».
Несомненно, фрагментациявсех слоев общества существенно влияла на ход революционного процесса. Пословам Дж. Голдстоуна, «революции… обычно выявляют множество конфликтов,уходящих корнями в социальные структуры нижнего уровня и в большей мерезатрагивающих народные массы, чем конфликты вокруг национальногоправительства».
5.ФРАГМЕНТАЦИЯ ОБЩЕСТВА И РЕВОЛЮЦИЯ
Активное экономическоеразвитие и вызываемая им фрагментация общества приводят к резкому ослаблениюгосударственной власти в стране, а потому делают неизбежным революционноеразрешение конфликта между новыми процессами и встроенными в ткань общественныхотношений барьерами к адаптации. И дело здесь не только в неспособностисуществующей власти к решительным шагам. В истории были случаи, когдапредреволюционные режимы неадекватно воспринимали характер стоявших передобществом задач и своими действиями лишь ухудшали ситуацию. Однако есть ипротивоположные примеры, демонстрирующие способность власти в предреволюционныйпериод осознавать необходимость перемен ипредпринимать активные попытки их практического воплощения.
Но при нарастаниикризисных явлений и фрагментации общества объективные условия дляпреобразований оказываются чрезвычайно неблагоприятными. Во-первых, власть неможет проводить целенаправленную политику, поскольку вынуждена концентрироватьвсе силы, использовать все доступные ей инструменты для предотвращенияфинансового краха, даже если это противоречит более долгосрочным задачам.Во-вторых, она постоянно испытывает давление абсолютно несовместимых требований- различные социальные слои и элитные группы ждут от нее диаметральнопротивоположных действий. Чьи бы интересы она ни пыталась удовлетворить, этонеизбежно вызывает все большее сопротивление остальных. В сложной мозаикеразнонаправленных сил и интересов ни один из предлагаемых существующей властьюпутей преобразований не может найти общественной поддержки: с высокой вероятностьюбаланс интересов «против» всегда окажется больше, чем «за».
Попадая во все болеебезвыходную ситуацию, власть начинает метаться, то идя на поводу у радикальныхнастроений, то пытаясь спрятаться в привычных рамках традиционной системы, топроявляя излиш32нюю жесткость, то соглашаясь на бессмысленные компромиссы. Врезультате режим становится еще более уязвимым, теряя свою базу и средитрадиционных сторонников, и во вновь возникающих социальных слоях. Он вызываетвсеобщее недовольство, хотя и по диаметрально противоположным причинам.Ослабление государственной власти продолжается.
В подобных условияхдоступные правящему режиму способы поддержания социальной стабильности резкоограничиваются. Революция в Иране и распад советской империи, судя по всему,дали недвусмысленный ответ на вопрос, столь долго интриговавший специалистов потеории революции: «Если Карл I в 1640-м, Людовик XVI в1789-м, Николай II в1917-м и прочие располагали бы сильными и надежными войсками, которые онихотели бы использовать для подавления инакомыслящих, кто может с уверенностьюутверждать, что революция разразилась бы именно в этот момент или произошла бывообще?». Армия и полиция — неотъемлемая часть общества, они находятся подвлиянием господствующих в нем идей и настроений. Высшее офицерство представляетсобой важнейший слой правящей элиты, и кризисные явления этой элиты не могутобойти его стороной. Поэтому потеря правящим режимом социальной поддержки идоверия со стороны элиты резко сокращает его возможности использовать силовыеметоды подавления недовольства.
Начало революционногопроцесса не снимает многочисленные конфликты и противоречия, характерные дляпредреволюционного общества. Новая власть, приходящая на первой стадииреволюции, на этапе революции «сверху», наследует ту же ситуацию, с которой несправился старый режим. Общество остается предельно фрагментированным,разнонаправленные силы и интересы подрывают возможность проводитьсколько-нибудь целенаправленную политику «сверху». Именно степень фрагментацииобщества в результате предшествующего периода экономической динамики в гораздобольшей мере, чем степень радикальности программ, предопределили различие всудьбе лидеров революции Мэйдзи и вождей первого этапа Великой Французскойреволюции.
В настоящее времядоказано, что Япония перед революцией Мэйдзи не находилась в состоянии полногозастоя, как полагали ранее. Годовые темпы роста ВВП на душу населения в1830-1860 годах составляли 0,10-0,15%. В стране развивалась торговля, шлипроцессы протоиндустриализации. Проблемы, с которыми столкнулся сегунатТокугавы к середине XIX века, также схожи с другими известнымипредреволюционными ситуациями. «Иностранцы добивались доступа к японскойторговле. Внутри страны финансовая ситуация была ненадежна, традиционнаясистема статусов и рангов по богатству и доступу к власти пришла врасстройство, все чаще происходили народные волнения».
Тем не менее, можнопредположить, что дестабилизирующее воздействие на традиционные структуры здесьбыло слабее, чем в других странах при «старом режиме». В подтверждение этойгипотезы можно привести по меньшей мере три фактора. Во-первых, хотяэкономический рост в Японии не прекращался, его темпы были существенно ниже,чем во Франции второй половины XVIII века (где они составляли более 0,6%) идаже в Англии XVII века (0,20-0,23%). Во-вторых, достигнутый ко второй половинеXIX века уровень экономического развития Японии был существенно ниже, чем воФранции конца XVHI века и в Англии середины XVII века. По уровню ВВП на душунаселения Япония отставала от этих стран в указанные периоды примерно на треть.В-третьих, закрытость от внешнего мира, проводившаяся в Японии политикаизоляционизма элиминировали воздействие нестабильности мирового рынка навнутреннюю ситуацию в стране.
Меньшая зрелостьпредреволюционных противоречий подтверждается еще и тем, что при всей слабостигосподствующего режима, его внутренний кризис оказался недостаточно глубок дляспонтанного начала революции. Смена власти произошла лишь под воздействиемвнешней угрозы.
Сказанное о Японии ещеболее применимо к другим успешным революциям «сверху» — все они происходили вотносительно слаборазвитых странах, где традиционные структуры не были всерьезрасшатаны динамичным экономическим развитием. Поэтому там существовалавозможность провести преобразования «сверху», не допуская активного участиянародных масс в политике.
Что касается болееразвитых и динамично развивающихся стран (к ним относилась, например, Франциявторой половины XVIII века), то здесь экономические изменения затрагивали всюсистему общественных отношений снизу доверху. Поэтому различные слои населения,отстаивая свои интересы, стремились активно включиться в процесспреобразований. В этих условиях революция «сверху» неизбежно сталкивалась снеразрешимой дилеммой. Согласие на подавление движения «снизу» означалокомпромисс со старым режимом, и это делало революцию беззащитной перед силамиреакции. По этому пути пошли германская революция 1848 года и российскаяреволюция 1905 года, что и предопределило в конечном счете их поражение. Опораже на активность масс неизбежно выводит революцию за рамки, которые приемлемыдаже для наиболее радикальных слоев старой элиты, и предопределяет ее переход вновую стадию — революцию «снизу».
Фрагментация общества — не только главный фактор, определяющий неизбежность революции, она же решающимобразом воздействует на ход революционных событий. Современные исследователивсе чаще подчеркивают чрезвычайную гетерогенность участвующих в революции сил.По отношению к Английской революции утверждается, что «схема конфликта отнюдьне была образцом резкого и четкого размежевания, напротив, мириады локальныхстолкновений по-разному формировали конфликт в различных местах» (Goldstone,1991, р. 81). Активно разрабатывая этот тезис применительно к Франции XVIIIвека, многие специалисты выделяют в ней три разнородных течения или даже одновременнопроисходящих революции: буржуазную революцию, которую также характеризуют как«революцию элит» или «революцию просвещения», отстаивающую свободупредпринимательства; крестьянскую, выступающую за получение земли, завосстановление общинных прав и одинаково враждебную сеньорам, и буржуа; а такжереволюцию городских низов, эгалитарную по своемухарактеру, отрицающую право частной собственности, подчиняя его «справедливымпотребностям общества».
В аналогичных категорияхрассматривается и германская революция 1848 года, в которой выделяют тритечения с существенно различными целями: буржуазное по своему содержаниюдвижение среднего класса, крестьянские бунты и восстания в городах, основнуюсилу которых составляли ремесленники. «Для буржуазного либерала она означалаоснование новой нации, парламентского управления и материальногоблагосостояния. Для мастера гильдии — восстановление корпоративного контролянад промышленным производством. Для крестьянина — отмену помещичьегоземлевладения и перераспределение земельной собственности».
Каждое выделяемоеподобным образом течение тоже оказывалось неоднородным. Как отмечает Дж.Голдстоун, «конфликты среди крестьянства нередко включали противоборствореволюционно и контрреволюционно настроенных деревень, в то время как городскиеконфликты разводили по разные стороны различные группы рабочих и городскойэлиты».
Далеко не все участвующиев революционном процессе силы заинтересованы в разрушении барьеров,препятствующих адаптации общества к новым требованиям времени. Наряду сдвижением против ограничителей, мешающих дальнейшему развитию общества, нареволюционную сцену выходят сами «бунтующие ограничители», то есть социальныесилы, которые в соответствии со своими интересами выступают противнововведений, даже тех, которые осуществлялись еще старым режимом.Принципиально важно, что «бунтующие ограничители» оказываются не только настороне контрреволюции, но выступают важнейшей составной частью самихреволюционных сил.
Носителями идеологии«бунтующих ограничителей» могут быть патриархальное крестьянство, городскиеремесленники, традиционное духовенство. В ходе революции они открытопроповедуют свои антимодернизационные программы. В разгар революции 1848 года вГермании Франкфуртскому парламенту была представлена декларация с основнымитребованиями городских ремесленников, первым пунктом которой значилось: «Мыпровозглашаем, что мы категорически против свободы развития промышленности, итребуем, чтобы она была полностью отменена в Германии специальным параграфомосновного закона нации» (. Перед Французским Конвентом не раз ставили вопрос отом, что «свобода хлебной торговли несовместима ссуществованием республики», а «продовольствие является собственностью народа»,что фактически означало требование восстановить старую практику регулирования.
Феномен «бунтующихограничителей» в различной степени проявлялся в разных революциях, однако ниодна из них в полной мере не смогла его избежать. В наименьшей степени онхарактерен для Английской революции, где к этой категории можно отнести лишьдвижение клобменов (clubmen), отстаивающее традиционные отношения и ценности, атакже часть местного дворянства. «Бунтующие ограничители» играли гораздобольшую роль в Великой Французской революции: экономическая политика якобинцевво многом определялась требованиями городских и деревенских низов, выступавшихпротив свободы торговли и разрушения патриархальных отношений в деревне. Важнымбыло их значение в Мексиканской революции 1910 года и Иранской революции 1979года.
Сохраняющаяся фрагментацияпредопределяет слабость государственной власти на протяжении всего периодареволюционных преобразований, пока судьба каждого из сменяющих друг другарежимов полностью зависит от временных и неустойчивых коалиций, в которыевступают чрезвычайно раздробленные силы, участвующие в революции. И лишь когдав ходе революционной трансформации общества появляются предпосылки возвышенияновой элиты, способной стать опорой стабильной государственной власти,революционный процесс подходит к своему завершению. Таким образом,принципиально важная особенность революций состоит в том, что трансформацияобщества происходит в условиях слабой государственной власти, не способнойконтролировать происходящие события и процессы. Гетерогенность участвующих вреволюции сил и стихийный характер преобразования общественных отношенийпредопределяют неоднозначность результатов революционного процесса.6. РЕЗУЛЬТАТЫ РЕВОЛЮЦИИ И ПОСТРЕВОЛЮЦИОННОЕ РАЗВИТИЕ
Воздействие революции наход исторического развития той или иной страны относится к категории проблем,по которым в науке не только не достигнут консенсус, но существуют полярные,несовместимые точки зрения: революция привела кполному разрыву с прошлым — она не оказала сколько-нибудь существенноговлияния, и постреволюционное развитие есть прямое продолжениепредреволюционного; революция открыла новые перспективы для развития общества — она затормозила позитивные процессы, которые зародились в предреволюционныйпериод. С точки зрения концептуального подхода, которого придерживаются авторы,революция служит одним из механизмов разрушения встроенных ограничителей,мешающих адаптации общества к новым условиям. В связи с этим возникает вопрос:в какой мере в результате революции устраняются ограничители и создаютсяпредпосылки для дальнейшего эволюционного развития. На него нет простого иоднозначного ответа. Здесь возможны по меньшей мере три варианта.
Ограничители могут бытьустранены способами, которые позволяют в целом повысить адаптивность системы,ее способность приспосабливаться к изменениям вне зависимости от того, в чемэти изменения состоят. При этом создаются предпосылки для эволюционногоразвития общества на перспективу, и, хотя возникающие новые проблемы способнывызывать в обществе серьезные конфликты и трения, они разрешаютсянереволюционным путем. Это самый благоприятный исход революции, но практическини одна из них в полной мере не привела к подобному результату.
Устраняются лишь теограничители, которые сделали неизбежной данную революционную ситуацию и непозволили приспособиться к новым условиям, специфическим для конкретногоисторического периода. При этом система остается негибкой, и при появлениипринципиально новых проблем ее способность к адаптации оказываетсянедостаточной. Общество в таких условиях демонстрирует высокую стабильность вкраткосрочной и даже среднесрочной перспективе, однако с течением временивозможны новые революционные потрясения.
В ходе революции частьограничителей может быть устранена, а часть — сохраниться или даже усилиться.Кроме того, в результате революции могут возникнуть новые ограничители, нехарактерные для старого режима. В этих случаях адаптивные способностипостреволюционного общества недостаточны, и проблема существования встроенныхограничителей сохраняется и на послереволюционный период. Тем самым остается ивероятность революционных потрясений в дальнейшем, хотя этого можно избежать,поскольку существуют другие пути устранения ограничителей.
Факторы, влияющие нарезультаты революции, обеспечивающие различную степень адаптивности общества впослереволюционный период, многообразны и разнородны.Попытаемся выделить некоторые наиболее общие моменты, демонстрирующиевзаимосвязь предпосылок и результатов революции.
При прочих равныхусловиях, вероятность ликвидации существующих ограничителей прямопропорциональна давлению новых обстоятельств, вызывающих необходимостьадаптации. Так, и во Франции в результате революции 1789 года, и в России врезультате революции 1917 года произошло «осереднячивание» крестьянства, что нев полной мере снимало экономические ограничители, препятствующие дальнейшемуразвитию. Создавались не очень благоприятные условия для проведенияиндустриализации и достижения быстрого экономического роста — недостаточнаяемкость внутреннего рынка, слабый приток дешевой рабочей силы в промышленность.Для Франции это означало низкую конкурентоспособность французских товаров посравнению с английскими и сохранение экономической гегемонии Англии в Европе имире. Однако в тот период это не грозило Франции более опасными последствиями:не было угрозы лишиться национальной независимости, опуститься до уровнятретьестепенной державы и т.п.
Что касается России, тодля нее задача ускоренной индустриализации воспринималась как вопрос жизни исмерти. Знаменитые слова Сталина: «Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет.Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нассомнут», — возможно, несколько драматизировали ситуацию, однако были не такдалеки от истины. И сложившийся в результате революционных преобразованийбаланс сил в ходе термидора был насильственно изменен: коллективизациясельского хозяйства позволила осуществлять практически неограниченноеперераспределение средств на нужды индустриализации. В Японии вопросыликвидации барьеров на пути индустриализации также решались достаточно успешно,причем «неумолимость и смертельная опасность вызова, с которым столкнуласьЯпония после 1853 года, объясняет последующее стремление к модернизации, болееединодушное, чем в континентальной Европе после 1815 года».
Однако именно насущностьи очевидная опасность проблем, стоящих перед страной, концентрация всех сил имобилизация всех ресурсов на их решение предопределяют жесткий, одноцелевойхарактер постреволюционной системы. Создавая возможности для ускоренногоразвития в краткосрочной перспективе, она потенциально несет в себе зародышновых конфликтов и потрясений в будущем. Таким образом, чем сильнее давлениеновых обстоятельств, тем меньше вероятность достижения гибкости и адаптивности системыв целом к любым новшествам и изменениям. И тем больше вероятность второго изперечисленных выше вариантов снятия ограничителей.
Для обеспечениядолгосрочной адаптивности системы наиболее важно устранить политическиеограничители. Между тем любой революционный процесс создает для этогонеблагоприятные условия. Восстановление сильной государственной власти, котороезнаменует собой окончание революции, обычно предполагает установлениеавторитарного режима, способного покончить с анархией и неопределенностьюреволюционного периода, привести общество в состояние хотя бы временногоравновесия. Поэтому в той или иной форме политические ограничители сохраняются.Для обеспечения перехода страны к устойчивому эволюционному развитиюпринципиально важно, в какой форме и в какие сроки их удается устранить.
С этой точки зренияпоучительно сравнение Английской и Французской революций. В целом результатыФранцузской революции выглядят несравнимо более радикальным разрывом с прошлым,и можно предположить, что она должна была дать гораздо больший просторобщественному развитию, чем Английская. Однако, как известно, Англия до сих поризбавлена от новых революционных потрясений, тогда как Франция пережила целуюсерию революций. Объяснение этого феномена видится в том, что в результатеАнглийской революции 40-х-50-х годов и последовавшей за ней «славной революции»80-х годов XVII века удалось установить политическую систему, способнуюсаморазвиваться, адаптироваться к изменению условий в стране и отражать вновьвозникающие политические и экономические интересы. Поэтому дальнейшее развитиемогло идти эволюционным путем, а необходимые преобразования — осуществляться«сверху», существующим политическим режимом.
Иначе развивались событияво Франции. Революция здесь не сумела устранить политические ограничители,установить политический порядок, способный приспосабливаться к изменяющимсяусловиям. В результате страна прошла через длительный период революций исоциальных потрясений и лишь во второй половине XX века обрела устойчивую политическуюсистему.
Приведенный выше пример — прекрасная иллюстрация того, что степеньликвидации встроенных ограничителей в результате революции обратно пропорциональнажесткости самих этих ограничителей.
Другими словами, чемболее сильная перестройка требуется системе для приспособления к новымтребованиям, тем меньше вероятность, что адаптация осуществится за один шаг,даже если этот шаг — радикальная революционная ломкасложившихся отношений. Роль «бунтующих ограничителей» в революционном процессетакже непосредственно связана с жесткостью барьеров на пути адаптации.Активность этого элемента во многом определяется историческими традициямистраны и глубиной перемен, реально необходимых для решения стоящих передобществом задач.
Очевидно, что жесткость существующихбарьеров детерминируется уникальным историческим опытом каждой из стран. Помнению Дугласа Норта и Роберта Томаса, исторические условия еще в XIV-XV векахпредопределили различный объем власти монарха и несхожие принципыналогообложения в Англии и Франции, что оказало принципиально важное влияние наих дальнейшее развитие. «В первой из них парламент смог вырвать у монарха правоустанавливать налоги. В последней хаос XV века и вызванная им незащищенностьвсех прав собственности привели к тому, что Генеральные Штаты отдали правоустанавливать налоги Карлу VII в обмен на обещание в большей мере обеспечитьпорядок и защиту от мародерствующих банд наемников и английских завоевателей.Выполняя обещание, французский король уничтожил своих ближайших соперников, иэто позволило Короне претендовать на более существенную долю общественныхсбережений, создаваемых правительством» (имеется в виду за счет государственнойзащиты прав собственности.). В результате политические ограничители во Францииоказались значительно более жесткими, чем в Англии. Французские короли получиливозможность в гораздо больших масштабах регулировать жизнь своих подданных,создавая тем самым барьеры к адаптации. В то же время в Англии гражданесохранили существенную независимость от власти, что предопределяло достаточновысокую гибкость системы еще в предреволюционный период.
Если рассмотретьрегулирование производства, для Англии и Франции были характерны схожиеподходы, основанные на жестких ограничениях свободы предпринимательства: поддержкацеховой системы и связанных с ней ограничений емкости рынков, количествапроизводителей, технологий производства, цен и заработков. Как отмечал ДжонНеф, «на протяжении восьмидесяти лет, предшествовавших гражданской войне,Елизавета и два ее преемника — Стюарта делали все, что было в их власти, длясоздания всеобъемлющей системы промышленного регулирования… Их цели былиочень близки целям французских королей того времени. Они также стремились крегулированию в национальных интересах заработной платы». Принципиальная жеразница заключалась в том, что французские власти смоглинавязать выполнение принятых решений, тогда как в Англии они в основномоставались на бумаге.
Таким образом, масштабывстроенных ограничителей в двух странах оказывались совершенно различными, иесли в Англии достаточно умеренные преобразования смогли обеспечить необходимыйадаптивный потенциал, то во Франции гораздо более радикальная по своей формереволюция оказалась неспособной в полной мере решить эту задачу.
Наконец, с точки зренияустранения встроенных ограничителей разных типов последствия революций «сверху»и «снизу» могут быть различны. Наиболее очевидна разница в воздействии насоциокультурные ограничители. Революция «сверху», как правило, не способнаобеспечить их преодоление, поскольку происходит без широкого участия масс и непозволяет им в реальной борьбе накопить опыт, который необходим дляосвобождения от веками складывающихся стереотипов. Революции «снизу», напротив,позволяет значительно продвинуться вперед в преодолении традиционныхсоциокультурных стереотипов, вовлекая массы в активные политические действия,расширяя их кругозор далеко за рамки обыденной жизни. Большую роль здесь играети характерный для радикальной фазы любой социальной революции решительный разрывс прошлым — как в идеологии, так и на практике. Так, казнь монарха, черезкоторую проходила практически каждая великая революция, наносила непоправимыйурон идее о божественном происхождении королевской власти.
Что касаетсяэкономических барьеров, то оба типа революций способны оказывать на них самоепротиворечивое влияние. Революции «сверху» могут воздействовать на экономикуболее радикально, по меньшей мере в краткосрочном плане, поскольку в них невозникает потребности учитывать интересы «бунтующих ограничителей». Напротив,перспектива ликвидации политических ограничителей в рамках революции «сверху»еще менее благоприятна, чем в революциях «снизу». Узость и неопределенностьсоциальной базы установившегося в результате революции «сверху» авторитарногоправления делает политический режим чрезвычайно нестабильным, что чреватосерьезными политическими катаклизмами в будущем.
Революции и того, идругого типа обычно успешно снимают социальные ограничители, разрушая барьерыгоризонтальной мобильности и открывая «карьеры талантам». Некоторые революции сэлементами национально-освободительных движений добивались также серьезныхуспехов в устранении внешних ограничителей: государства обретали национальнуюнезависимость, существенно ограничивали возможности зарубежных стран диктоватьусловия послереволюционного экономического и политического развития.7. ДРУГИЕ СПОСОБЫ СНЯТИЯ ОГРАНИЧИТЕЛЕЙ
Поскольку революции, какбыло показано выше, в большинстве случаев не приводят к радикальному устранениюбарьеров на пути общественного развития, необходимо остановиться на другихспособах решения этой проблемы. Ранее мы уже проанализировали такие отличные отполномасштабных революций механизмы, как реформы и революции «сверху». Снятиеограничителей может осуществляться в результате комбинации нескольких способов,перечисленных выше. Так, за поражением социальной революции обычно следует нетолько политическая реакция, но и активный поиск средств, позволяющих старомурежиму не допустить новых революционных потрясений. При этом активизируютсямодернизационные усилия «сверху», которые существенно отличаются и от попытокреформ в предреволюционный период, и от классических революций «сверху».Основное отличие состоит в том, что старый режим, пытаясь реформировать страну,вынужден принимать как данность то соотношение социальных сил, котороесложилось в ходе революции, и осуществлять активное социальное маневрированиене только в рамках элиты, но и на более широком социальном пространстве.
Консерваторы, вернувшиесяк власти в Германии после революции 1848 года, поспешили завершить аграрнуюреформу, поскольку они «видели в сельском хозяйстве не только основунациональной мощи, но и противовес промышленному либерализму». Они вынужденыбыли искать золотую середину между интересами растущего предпринимательства иразоряющегося ремесленничества, а также серьезно пойти навстречу интересамрабочего класса. Революция 1905 года в России также послужила катализаторомреформ, направленных, в частности, на разрушение крестьянской общины, которая,вопреки представлениям царской власти, оказалась активной революционной силой.Однако и в Германии, и в России осуществляемые преобразования обычно невыходили за рамки достаточно ограниченных реформ. Более того, они сопровождалисьоткатом назад по многим направлениям, где революция добивалась существенныхуспехов в снятии барьеров на пути общественного развития. И все же способностьгосподствующего режима маневрировать, учитывать интересы различных слоеввозрастала, поэтому преобразования «сверху», стремящиеся приспособитьсуществующие структуры и институты к изменяющемуся балансу социальных сил иинтересов, могли в дальнейшем играть более существенную роль в устраненииограничителей.
Наконец, последний израссматриваемых нами способов снятия барьеров на пути развития — это измененияв общественных отношениях, привнесенные извне. Более развитая держава,осуществляющая захватническую политику, может навязать эти изменения странам,которые находятся на сопоставимом уровне развития, но обладают более архаичнойинституциональной структурой. Совершенно особую роль в этом смысле сыгралинаполеоновские войны, распространившие достижения французской революции назначительную часть Европы.
Разрушение ограничителейв этом случае происходит двумя возможными путями. Если страна терпит военноепоражение и подвергается оккупации, на ее территории насильственноустанавливается политический и экономический порядок, характерный длястраны-победителя. Если же предпринимаются активные усилия для организацииотпора агрессору, необходимо заручиться социальной поддержкой всего общества,что часто требует проведения решительных социальных реформ в соответствии срецептами своего военного противника. Примером такой политики может служитькомплекс преобразований, проведенных в Пруссии в 1807-1814 годах, и нередкорассматриваемый как революция «сверху». В результате этих реформ крепостноеправо было ликвидировано, а средневековые ограничения на развитие производства,вертикальную и горизонтальную мобильность — существенно смягчены.
Различные способы снятиявстроенных ограничителей обобщены в таблице 1., которая позволяет определитьместо революций «снизу» в этом процессе. Возможных вариантов снятияограничителей достаточно много, и не всегда удается однозначно их классифицировать.Тем не менее, таблица 1 демонстрирует принципиальное отличие революций «снизу»от преобразований всех других типов. Это единственный случай, когда снятиеограничителей происходит стихийно, спонтанно и поддается весьма слабомуконтролю со стороны государственной власти. Во всех других ситуациях именногосударство, будучи инициатором перемен, способно сознательно контролировать ирегулировать их ход, корректировать проводимую политику.
Таблица 1 — Способыснятия встроенных ограничителей в ходе исторического развитияСпособы снятия ограничителей Характеристика Возможные варианты РЕФОРМЫ Снятие ограничителей существующей властью, опирающейся полностью или частично на традиционную элиту.
Реформы как результат своевременного осознания сильной властью новых требований времени.
Реформы как реакция на потерпевшую поражение революцию. Реформы под угрозой внешнего завоевания и потери национальной независимости. РЕВОЛЮЦИИ «СВЕРХУ» Снятие ограничителей сильной властью, резко меняющей свою социальную базу и опирающейся на новые социальные группы и слои. Осуществляется новой властью, пришедшей в результате насильственного переворота. Осуществляется существующей либо пришедшей в результате легитимных процедур властью. РЕВОЛЮЦИИ «СНИЗУ» Стихийное снятие ограничителей в условиях слабой государственной власти. Великие полномасштабные революции. Малые, вторичные революции. ЗАВОЕВАНИЕ ИЗВНЕ Снятие ограничителей в результате установления на оккупированной территории порядков, характерных для более развитой страны-завоевателя.
Литература
1. Адо А.В.Современные споры о Великой Французской революции // Вопросы методологии иистории исторической науки. М.: МГУ, 1977.
2. Английскаябуржуазная революция XVII века: В 2-х томах / Ред. Е.А. Косминский, Я.А.Левицкий. М.: Изд-во АН СССР, 1954.
3. Архангельский С.И.Распродажа земельных владений сторонников короля // Известия АН СССР. Сер. 7:Отделение общественных наук. 1933. № 5.
4. Барг М.А. Великаяанглийская революция в портретах ее деятелей. М.: Мысль, 1991.
5. Белл Д.Социальные рамки информационного общества // Новая технократическая волна наЗападе. Ред. П.С. Руревич. М.: Прогресс, 1986.
6. Белоусов А.Р.Кризис индустриальной системы // Куда идет Россия? Альтернативы общественного развития/ Ред. Л.А. Арутюнян, Т.Н. Заславская. М.: Инерпракс, 1994. Вып. 1.
7. Берк Э. Размышленияо революции во Франции. L.: Overseas Publications Interchange Ltd., 1992.
8. Богданов А.Вопросы социализма. М.: Книгоиздательство писателей в Москве, 1918.
9. Бородкин Ф.М. идр. Постижение: Социология. Социальная политика. Экономическая реформа / Ф.М.Бородкин, Л.Я. Косалс, Р.В. Рывкина. М.: Прогресс, 1989.
10. Гайдар Е.Т.Государство и эволюция // Гайдар Е.Т. Сочинения. Т. 2. М.: Евразия, 1976.
11. Далин С.А. Инфляция в эпохисоциальных революций. М.: Наука, 1983.
12. История Франции /Ред. А.З. Манфред. М.: Наука, 1973. Т. 2.
13. Кондратьева Т. Большевики-якобинцы ипризрак термидора. М.: Ипол, 1993.
14. Короткое С.Н. Квопросу о характере якобинской диктатуры // Вестник ЛГУ, Сер. 2. 1984. Вып. 4.№ 23.
15. Короткое С.Н.Финансовая политика Французской революции: характер и итоги // От старогопорядка к революции. Л.: ЛГУ, 1988.
16. Короткое С.Н.Финансовая политика Конвента. Автореферат диссертации на соискание ученойстепени кандидата исторических наук. СПб.: СПГУ, 1992.
17. Кунов Г. Борьбаклассов и партий в Великой Французской революции: 1789-1794. 3 изд. М.; Л.:Государственное издательство, 1923.
18. Ленин В.И.Развитие капитализма в России //Ленин В.И. Поли, собр. соч. Т. 3.
19. Ленин В.И. Обоценке текущего момента. 1908. // Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 17.
20. Ленин В.И. Планброшюры «О продовольственном налоге» // Ленин В.И. Поли. собр. соч. 1921а. Т.43.
21. Ленин В.И.Материалы к X Всероссийской конференции. Планы доклада «О продовольственномналоге» // Ленин В.И. Поли, собр. соч. 19216. т. 43.
22. Манфред А.З.Французская буржуазная революция конца XVIII века (1789-1794). М.: Наука, 1950.
23. Маркс К.К критикеполитической экономии// Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2 изд. Т. 13.
24. Маркс К.Восемнадцатое Брюмера Луи Бонапарта // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2 изд.Т. 8.
25. Маркс К. Капитал// Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2 изд. Т. 23.
26. Майский И.М. Испания, 1808-1917. М.:Изд-во АН СССР, 1957
27. Савин А.Н. Лекции по историиАнглийской революции. М.: Крафт+, 2000.
28. Токвиль А. Старыйпорядок и революция. М.: Моск. филос. фонд, 1997.
29. Фукуяма Ф. Конецистории и последний человек. М.: ACT,2004.
30. Энгельс Ф.Развитие социализма от утопии к науке // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2 изд.Т. 21.