–PAGE_BREAK–САМОБЫТНОСТЬ ДРЕВНЕРУССКОЙ РЕЛИГИИ.
Каждый из нас сравнительно неплохо представляет себе античную мифологию. Существует масса литературы — от детской до серьезной научной, античная мифология изучается в школе. На этом фоне наше знание собственной мифологии, дохристианской культуры вообще выглядит сплошным “белым пятном”.
В общественном сознании в отношении дохристианской духовной культуры Руси бытует масса сказок и нелепостей — последствий как сознательного так и неосознанного исторического мифотворчества. Наше знание этого отрезка истории, как правило является смутной иллюстрацией к поэме А.С. Пушкина “Песнь о вещем Олеге”. В среднестатистическом сознании живут идолы, волхвы и кровавые человеческие жертвы.
Одной из иллюстрации к тезису о историческом мифотворчестве является сам термин “язычник”, “язычество”. Русское, дохристианское понимание этого слова аналогично по своему смыслу античному “варвар”, т.е. представитель другого народа (“языка”), не русский. В этой смысловой нагрузке слово “язычник” употребляется в тексте “Велесовой книги”, такое же значение слова проступает и в тексте русских летописей. Для крестителей Руси, византийцев русские зачастую были действительно представителями другого народа, “варварами”, в русском переводе — “язычниками”. Так произошла некоторая подмена понятий. Настоящими русскими стали считаться крещеные, христиане, все остальные не получили права считаться русскими и стали “язычниками”. Этот подход веками позднее зафиксировали славянофилы и Ф.М. Достоевский, сказавший: “Православный — значит русский”. Исходя из вышесказанного применять термин “язычество” к русской духовной культуре, религии дохристианского периода некорректно. Более правильным будет употребление терминов “русская вера”, “русская культура”, русский религиозный уклад и т.д. (православие — вера не русская, а обрусевшая).
Наиболее одиозным положением исторического мифа сих пор имеющем хождение в умах, является мнение о “варварском” характере древнеславянской религии, который, в частности, заключался таких фактах как человеческие жертвы богам. Удивительно, как такие “варвары” впоследствии могли обнаружить высокие образцы христианской духовности.
В тексте “Велесовой книги” явно указывается на недопустимость человеческих жертвоприношений. Наши предки знали о существовании такого обычая у других народов (в том числе у западных славян), но считали его недопустимым применительно к своим богам. Анализ русских летописей, выполненный С. Лесным также опровергают сложившееся мнение о наличии в религии восточных славян практики человеческих жертвоприношений.
“Считают, что восточные руссы практиковали человеческие жертвоприношения, и ссылаются на свидетельство летописи об убиении варяга-христианина, отказавшегося принести сына в жертву.
Наткнувшись на свидетельство “Влесовой книги”, что человеческие жертвы у древних руссов не совершались, что это ложь (“лужева ренщ”), что подобные жертвоприношения существуют у западных славян, — мы обратились к летописям. К нашему изумлению, оказалось, что “Влесова книга” права: нет ни малейших данных, что до Владимира Великого на Руси были кумиры, человеческие жертвоприношения и т. д. Это было новшество, завезенное Владимиром от западных славян в угоду дружине (оттуда), на которую он опирался. Просуществовало это не более 10 лет и поэтому никак не может быть приписано нашим предкам.” [1, с.241]
Археологическими данными [8 с.261-268] сложившееся мнение о человеческих жертвоприношениях также не подтверждается. Первым летописцам было выгодно сформировать и закрепить в письменной традиции негативное впечатление об исконной русской религии. Этот факт был замечен еще С.М.Соловьевым [3, с.63], который отмечал, что “… на иностранных писателей нравы славян производили благоприятное впечатление, они отзываются о них с похвалою; вовсе не так снисходителен к древним славянским нравам и обычаям наш начальный летописец, духовный христианский, который потому с омерзением смотрел на все, что напоминало о древнем язычестве”.
Миф, созданный летописцами, историками, церковными и светскими идеологами достаточно прочно укоренился в общественном сознании, несмотря на то, что он противоречил фактам которыми располагала историческая наука еще в прошлом веке. Учитывая бытующее мнение об отсутствии у славян письменности до принятия христианства многие делали вывод, что корни русской духовности — христианские, византийские. На мой взгляд этот вывод ошибочен. Русский народ очень плохо воспринимает нововведения, идущие вразрез с традицией, но если все же таковые удается утвердить, он переделывает их на свой лад, иногда изменяя до неузнаваемости, восстанавливая таким образом традицию. Ничего, как известно не берется ниоткуда и не исчезает в никуда[3]. Традиции русской духовности христианского периода не могли вырасти на пустом месте или быть заимствованы из античной, греческой христианской, героической скандинавской или любой другой культуры. Они выросли здесь, на нашей русской почве, их несомненные истоки в дохристианской русской духовной культуре. После тысячелетнего господства христианства на Руси пора отрешиться от (продолжающейся и по сей день[4] !) борьбы христианства с “язычеством” и оценить ситуацию трезвым взглядом.
По мнению С.Лесного, у нас нет оснований стыдиться веры наших предков. “Это была сильная, внутренне крепко скроенная религия, высокая, красивая, а потому представлявшая для христианства страшного противника. Прежде всего в ее основных положениях было много сходства с христианством: единобожие (а не политеизм, как принято думать!), вера в бессмертие души, в загробную жизнь и т. д.” [1, с. 240]
ИДЕЯ БОГА. СВЯЗЬ С ВЕДИЧЕСКОЙ ТРАДИЦИЕЙ.
Многие исследователи вопроса отмечают в славянском язычестве наследие древнеарийской духовной культуры, связь с ведической традицией. Так С.М. Соловьев считает, что “Религия восточных славян поразительно сходна с первоначальною религиею арийских племен: она состояла в поклонении физическим божествам, явлениям природы и душам усопших, родовым, домашним гениям…” [3, с ] Ю.П. Миролюбов по существу не разделяет ведизм и язычество, он считает одно продолжением и развитием другого. Отличительными чертами древнерусского религиозного уклада, по мнению Миролюбова, во многом роднящими его с ведической традицией, являются его поэтичность, понимание Бога, как Отца, Друга, Пращура.
“… весь религиозный уклад славян был глубоко поэтическим, основанным на понимании Бога как Отца и Друга, источник красоты, всяческого Совершенства. Как древние ведийцы, славяне были внуками Дажьбога (ведийцы были детьми Индры), и потому Бог для них был не доктринально-схоластической фигурой, не догматизированным законодателем, а своим, близким Дедом Вселенной. Они его любили и поклонялись ему, любя, но не страшась.” [2, с.156]
“Молитвы были овеяны тихой поэзией и музыкой, в которых выражалась любовь к Богу, Отцу и Пращуру, которого не боялись, а чтили, как своего Предка, потому что от “Сворожия всепойде”. Семиты должны были входить в союз с Богом, а славяне об этом даже и не думали, так как он был их Отцом. Они себя всегда рассматривали как “Сварожьих Детей” или как “Внуков Дажьбожьих”.” [2, с.130]
“Этой поэзии неоткуда было взяться, если бы она не шла из Вед.
… в ведизме Бога принимали как красоту и источник красоты, а не как сухого законодателя. Естественно, что славяне, идущие по прямой линии от ведизма, сохранили в своей религии поэтическое представление о Боге.” [2, с.129]
Понимание древней русской религии как банального политеизма является ошибочным. Основанием для такого толкования обычно служит то, что летописи и фольклорная традиция говорят о нескольких богах и называют их имена: Перун, Дажьбог, Велес, Яро (Ярила), Ладо, Коляда, Купала. На самом деле, вывод о политеизме — результат понимания религиозной идеи на уровне обыденного сознания. Имена богов — отражение идеи Единого Бога, существующего и проявляющегося во множестве своих ипостасей.
“Наличие других богов и божков нисколько не нарушайте принципа монотеистичности. Как в христианстве кроме Творца признаются Богоматерь, апостолы, святые, ангелы и т. д., так и у древних руссов имелись второстепенные боги и божки, отражавшие многообразие сил в природе. Но над всеми ими господствовала единая всемогущая сила — Бог. Любопытно, что идея троицы, родившаяся в недрах арийских народов, была ясно выражена и здесь. Бог также назывался Триглав. Это было триединство. Триглав вовсе не был, как это неверно представляют, отдельным, особым богом с тремя головами. Это был единый Бог, но в трех лицах. Именно — Сварог, Перун и Световид. Последние два были порождением Сварога. Имелась своего рода аналогия с христианством (“Бог един, но троичен в лицах”). Вместо “Троицы” употреблялось слово “Триглав”.
Вместе с тем религия древних руссов была и пантеистична: они не отделяли богов от сил природы. Они поклонялись всем силам природы — большим, средним и малым (подробности дальше). Всякая сила была для них проявлением бога. Бог был для них всюду: свет, тепло, молния, дождь, родник, река, ветер, дуб, давший им пищу, плодородие земли и т.д.— • все это, большое и малое, двигавшее жизнь, было проявлением бога, а одновременно и самим богом. Руссы жили в природе, считали себя ее частью и, так сказать, растворялись в ней. Это была солнечная, живая, реалистическая религия.” [1, с.242]
“… если был Прабог, Сварог, то другие были при нем Прибо-гами, т.е. как бы его помощниками, и они Творцами не были, Творцом всего был лишь Сварог.
Сварог, проявлявшийся в свете и тепле, был Даждь-Богом, Огнебогом (Агни), Хоросом, в огне и воде (Дождь-Молния) — Перуном-Тучей, в воздухе он был Стрибогом, живящий травы он именовался Ладо, проявление его в вешнем Солнце было Ярилой, Ярью, летнее Солнце — Купалой, Даждь-Богом (урожай) и т.д. Таким образом ясно, что Прибеги были лишь при Боге”. [2, с.128]
“Перун-Индра был самым могущественным в глазах наших предков и ему они молились (молонья), а само его явление в туче, громе и буре было как бы таинством омовления (молонь, молынь). Дождь, ливший с неба, был как бы таинством омовления прибога Паруна-Индры (Божественный Пот, сброшенный с вехтем из Небесной мовницы Сварогом или его прибо-гом Перуном-Индрой). Светами Разными вспыхивали его Небесные Огни (Агни). Перун-Паруна не Пуруша ли? Пуруша по свойствам ипостаси, ибо все тот же Бог-Солнце. Его молонья блещет как лучи Солнца из Туч.
Присни “всегда, и не и присно”, Индра-Паруна, Пуруша, Перун был заместителем Деда Вселенной на Земле и Небе. С Ним были Дажьбог и Мокошь, Мокша, Кострома-богиня, Сварожичи. Но и те кудесники, что жили в Бозе, тоже становились Сварожичами, Сваржичами, как и Питрис с Адитиас. Растворялись в Исвароге”. [2, с.132]
“В противоположность грекам и римлянам древние руссы мало персонифицировали своих богов. Они не переносили на них своих человеческих черт, не делали из них просто сверхчеловеков, как это рисовалось грекам и римлянам. Боги их не женились, не имели детей, не пировали, не бились и т. д. Божества были скорее символами явлений природы (довольно расплывчатыми, кстати). Человеческого в них было мало. Отсюда вытекала особая черта религии восточных руссов: они не создавали кумиров, как это делали западные руссы. Они не старались воображать богов во плоти, в материи. Они были крайне далеки от грубого язычества, которое мазало своим кумирам губы, подразумевая под этим кормление последних пищей, и т. д. В связи с этим понятно, что в пантеоне богов древних руссов вовсе отсутствуют богини. Понятие пола как-то не касается их религии.
Древний русс (восточный) видел в своих богах главным образом силы, влиявшие на человека тем или иным образом: силы добрые и злые. Человеческое в этих силах было то, что они понимали древних руссов. Природа для руссов была полна сил-богов, и они непосредственно с ними общались. Они не устраивали особых мест для молитв — они просто молились тому, что было перед ними. Если деревья (напр., старые дубы) являлись центрами, возле которых совершались религиозные обряды, то это не означало, что руссы поклоняются ему. Поклонялись той силе, которая создала этот дуб. Религия древних руссов была религией радости, восхищения перед силой и красотой природы”. [1, с.243]
“Начнем с критики современной идентификации в мифологии. Она страдает материалистически односторонней неубедительностью: если, так сказать, в некотором смысле можно поставить знак равенства, весьма относительного при этом, между Зевсом и Сварогом, то, конечно, они неидентичны в себе, а лишь приблизительно напоминают друг друга! Еще меньше напоминает Зевса идея Бога-Отца Библии. Между тем, то, что мы знаем из язычества о главном Боге славян, отличается в основе от идеи Бога-Отца Библии. Славяне считали Исварога-Сварога, Ишвару, не только Богом-Отцом, но и Дедом, Пращуром самих людей. В этом основная разница с Зевсом, Зевс людей сотворил, а Сварог породил. Так, греки считали, что они — дело рук Зевса, а славяне — что они его Внуки! Греческий Зевс — Отец Богов и сам вроде отца людей, но не отец, между тем, как Сварог — Дедо, Пращур, Щур и Сноп, Ниво, или же Вениво, Род-Рожанич, как Зерно является рожденным, но и рождающим. Зерно — одно из названий Исварога: “My бо бящет Зрно, яко есь Зрну”, то есть “Зерно Ему является тем же, чем Он — Зерну” (Род-Рожаниц, Рожанич). Антропоморфический греческий пантеон не совпадает со славянским Сонмом Богов. Само слово “Сонм” есть “Суна-Сурия-Сунце”. Это Божества, стоящие за Солнцем, в нем находящиеся или им управляющие. Таким образом ясно, что Зевс и Сварог различны по своему содержанию и на самом деле выражает собой Исварог — сумму принципов-атрибутов.”[2, с.292]
продолжение
–PAGE_BREAK–РЕЛИГИОЗНОЕ МИРОВОЗЗРЕНИЕ ДРЕВНИХ СЛАВЯН.
Основные категории мировоззрения древних славян С.Лесной характеризует следующим образом.
“Древние руссы принимали три основные субстанции мира: Явь, Навь и Правь. “Явь” — это видимый, материальный, реальный мир. “Навь” — мир нематериальный, потусторонний, мир мертвецов. “Правь” — это истина или законы Сварога, управляющие всем миром, т. е. в первую очередь Явью. После смерти душа человека, покидая Явь, переходила в мир невидимый — Навь. Некоторое время она странствовала, пока не достигала Ирия, или Рая, где жил Сварог, сварожичи и предки руссов. Душа может явиться из Нави, где она пребывает в некотором состоянии сна, опять в Явь, но лишь по тому пути, по которому она вышла из Яви в Навь. Этим объясняется древний обычай, согласно которому, тело покойника выносилось из дому не через двери, а через пролом в стене, затем его немедленно заделывали. Душа не могла вернуться в дом и беспокоить живых людей, ибо через стену проникнуть не могла, а через двери и окна был уже не тот путь, каким она вышла. Вера эта настолько была сильна, что тело Владимира Великого, несмотря на то, что он был христианин и окружение его крещено, все же было вынесено через пролом в стене.
Понятия ада не существовало. Понятие Нави дожило до современности, хотя и утратило черты ясности. Мы знаем “Навий день”, т. е. день покойников, который отмечался еще в минувшем столетии в крестьянстве. Знаем “навьи чары”, т. е. наваждение. Но теперь это лишь пустая оболочка слов без содержания (оно утратилось)”.[1, с.241-242]
С понятиями Правь, Явь и Навь непосредственно связано представление древних славян о душе человека и загробной жизни. Ю.П. Миролюбов считает, что “учение же о Прави, Яви и Нави резко отличает наивное веропредставление древних греков от стройного представления славян, родственного Ведическому и параллельного позднейшему браманическому.” [2, с.292]
“Славяне верили в “тот свет” приблизительно как в Рай, Ад и Чистилище, но в то же время понятие об Аде у них было более расплывчатым, так как Бог, по их пониманию, был добрым и за грехи не наказывал, а наказание шло от самого греха, как огонь идет от искры, а свет идет от костра. Таким образом “Тот свет” был не только Рай, где Лазурное Царство принимало праведных людей, но был и Сер-Свет, а за ними Черный Свет, где Черное Солнце. Морило и Могила посылают в Белый свет, т.е. в Явь, где живут люди, своих детей — Морилок (Морлоки), которые морят людей болезнями, а дочь их Мара (Морена, или Мора), умерщвляя их, бросает их в Мертвое Царство, в Навь, Невь, и в этой Нави “живут” все, кто стал Навьем. Навь-Человек — мертвый человек.” [2, с.177]
“… грешные люди шли не в Ад, где мучения, а в Навь, где особых мучений не было, но не было и настоящего существования. Итак, язычество не страшило людей наказанием. Вот откуда и боязнь представителей христианской церкви затрагивать языческие темы. Сравнение оказалось бы в этом вопросе загробия для христианства невыгодным.” [2, с.124]
“… уход умерших “на Тот Свет”, “откуда не приходят вена венить”, не был уходом в Ад, а в Навь, и все, бывшее в Нави, именовалось Навье.
Явь, или жизнь, текла по законам Кола Коляды. В Нави такого течения не было. Там Жизнь стояла. Движением она становилась лишь в Ирии-Рае, где “души горят Солнцами” (“Риг-Веда”).”. [2, с. 125]
Для древнерусской духовной культуры не характерно учение о равнозначности добра и зла.
“… Предки наши считали, что они на стороне добра и что их Боги — добрые Боги. О наказанье Божьем нигде, ни в какой легенде или обряде не говорится. Говорится лишь, что “Бог отступился от него”. Этого достаточно. Это самое большое несчастье, которое может постигнуть Язычника, у которого Бог — Исварог, Пращур. Перун или Дажьбо является в образе простого человека на Тризне или на Колядино Свято. У Славян нет слепого рабского преклонения Божествам. Они к ним обращаются как к друзьям. Также и ведийцы считают, что Индра их сильный друг в Небе. Он их Небесный Защитник, которого они призывают в беде и несчастье.
Мовление-таинство в бане есть та магическая операция, при помощи которой человек входит в общение с Богом Исварогом через посредство Купалы. Жизнь по Божеству, общение с Богом — вот главная цель славянина, любующегося природой и ее красками. Описание наказаний Божьих отсутствует полностью в Ведах, и если временами и случается, то лишь мимоходом и не как система. В семитическом вероучении Библии наказание — одна из главных тем. Но сумма наказаний — греховность человека, а затем его духовная гибель, и, следовательно, необходимость спасения. В ведизме спасения не надо. Оно в общении с Богом, который является их Родоначальником; Чуром и Пращуром. Человек спасен уже тем, что он происходит от Бога. Он — Дажьбожий Внук.” [2, с. 189]
Добро в древнеславянской традиции персонифицируется Белобогом, Зло — Чернобогом. Анализуруя этот вопрос Ю.П. Миролюбов использует широкие параллели с древнеарийской религией.
“Тьма отступает перед светом. Чернобог уступает в борьбе Белобогу. Победа всегда на стороне Добра. В Зенд-Авесте ни добро, ни зло до конца не побеждают. В этом отличие славянского язычества от религии персов.
Индра поражает отвратительного монстра — чудовище Тваштри. Тьма в ее персонификации становится злым Богом, убитым Всемогущим (“Р.В.”, разд. 1, чт. VI, г. VI, в. X, т. 1, стр. 164).
У славян Белобог не убивает Черно6ога, он его лишь осиливает. Затем Чернобог, отдохнув от поражения, при помощи Тамо-Лихо, Тьмы и злых воинств, снова коварно нападает сзади на Белобога, но Перун, Белес, Дажьбо, Стрибог, Вышний, Коляда, Ярила, Хорос летят ему на помощь, и Зима, время Сивого, уходит и наступает Весна. Таким Колом (циклом) течет Явь по Прави, и Чернобог не может увлечь Белобога-Святовида в Навь. Над ним есть Сварог, Дед Вселенной, который этого не допускает. Таким образом Сварог регулирует смену Времян Языческого Кола и является той точкой, вокруг которой оно вращается. Так же действует и Индра (“Р.В.”, разд. Ill, чт. Ill, г. VIII, в. IV, т. II, стр. 69): “Вот является Заря; она уничтожает тьму она приходит из края Неба, она их (тени) убивает и превращает в прах”. Таким образом то, чего не хватает нам в понимании язычества, мы можем найти в ведизме, где Бог делает то же самое. Индра тоже всегда побеждает зло.
Рай-Дуга, Радуга, Перунов Мост в Сварге, возникает после победы Белобога-Святовида над Чернобогом. По нему, по Мосту, сходят все Боги на землю, и тогда начинается тепло, и приходит Яро. Тогда “Родичи в могилках просыпаются и потягиваются от долгого сна”.[2, c. 184]
В мире, где идет постоянная борьба этих двух полюсов религиозная идея чужда пассивности, она требует от человека действия, действия, увеличивающего силу Добра. Анализируя проблему понимания Добра и Зла у славян Ю.П.Миролюбов приводит южнорусскую легенду о Беляке и Черняке.
“Человек, живя на свете, находился под непрерывным и неусыпным наблюдением двух Братьев-Близнецов: Черняка и Беляка. Один из них во всем черном, с белыми заплатами на одежде. Другой во всем белом, с черными заплатами. Оба они идут неотступно за человеком. Куда он, туда и Братья. Вся жизнь человека проходит на их глазах. И так как человек склонен к чрезмерности как в добре, так и во зле, то и наблюдение братьев сводится к регистрации поступков человека. Идут они, каждый со своей книгой, записывая в нее все поступки, независимо от того, покаялся ли человек в своих грехах или нет. Если покаялся, запись выцветает, она еле видна, но и в этом случае она все же сохраняется, чтобы Бог “мог видеть Правду”, иначе покаявшийся, но живший преступно на земле человек мог бы явиться как праведник. Последний живет, не делая Зла, а кающийся живет, это Зло делая. Между тем, если бы тень записи его поступков не была сохранена, то они были бы оба на одном уровне.
Итак, человек живет под наблюдением Братьев-Близнецов и в один день, который будет последним в его жизни, оба они одновременно направятся к нему со словами: “Ну, человече добрый, пора. Иди за нами!” И человек, скорбя о конце своей жизни, грустно идет за ними. Жизнь его кончена. Он скорбит, если не успел покаяться или не успел сделать какого-либо дела. Тогда Беляк говорит: “Делать нечего. Сын твой докончит дело!” А Черняк добавляет: “И ему тоже не все удается доделать!” Они идут все трое к Синей Меже, что на краю земли, к горизонту, “за которым — Рай”. Там человек является впервые и, если его не примут, идет назад и тогда идет в своего рода чистилище, или Ад, сообразно своей жизни. Но Братья-Близнецы и здесь не оставляют его: если он в чистилище, они ему непрерывно читают свои записи. Один читает все добрые поступки, другой — все злые. Один говорит: “В день Покрова ты пошел в церковь”. А другой: “Но слушал службу Божью плохо, думал о домашних делах!” Другой скажет: “Но, когда служба кончилась, ты перекрестился и подошел к кресту”. А Черняк скажет: “И, выходя из церкви, в ту же минуту забыл, что был перед Богом, и пошел водку пить с друзьями!” Беляк скажет: “Но, даже выпив, никакого другого зла не сделал”. А Черняк возразит: “Но и добра тоже никакого не сделал”. И так, день за днем, всю жизнь прочтут. И тогда человек сам увидит, куда ему идти: в Рай или в Ад, или ни туда, ни сюда. И Суд Божий будет только санкцией того, что человек сам увидел. Таким образом, Бог только подтверждает то, что человек сам о себе решил.
В этой легенде сказано еще, что иногда Бог, если человек себя слишком строго осудил сам, может сказать, что милует его!” [2, с.227]
Белобог и Чернобог, некогда чрезвычайно могущественные, дожили, смешавшись с христианской традицией до начала XX века в качестве свидетеле, которым известно все. Анализируя легенду, Миролюбов делает вывод о ее дохристианском происхождении.
“… она несколько расходится с чисто христианским взглядом на Суд Божий. Христианин оставляет все на Волю Бога, тогда как в этом мифе, в котором дуалистичность выступает вполне ясно, роль Судьи выполняет сам человек. Тем не менее, Бог следит за правильностью решения и может вмешаться, милуя грешника.
Двойственность этого мифа приводит нас к языческому верованию в Белобога и Чернобога. Вне всякого сомнения, Беляк и Черняк именно они. Однако, понятие об этих Божествах древности сильно изменилось. В мифе отводится большая роль совести, которая понимается почти как христианская. Ибо если в христианстве роль Судьи оставляется Богу, то роль совести почти идентична с Гласом Бога. Ведически это — “искра Индры-Агни-Варуны-Сомы” в человеке. Христиански это — весы Добра и Зла, на которых человек сам взвешивает свои поступки и наделен, таким образом, свободной волей.
… С другой стороны, если в язычестве Божества видят жизнь человека, они ему не ставят в упрек его поведения, ибо достаточно очищения, омовения и самопокаяния, чтобы Боги простили и забыли плохие поступки человека. В анновской легенде-мифе прощение есть, но забвения поступков нет. Таким образом, близнецы ничего не забывают. Они регистрируют все. И человеку тоже ничего не остается другого, как принимать все свои грехи, даже прощенные, за один общий грех, могущий перетянуть чашку Весов в ту или другую сторону. Люди же, не попавшие ни туда, ни сюда, остаются между Раем и Адом так долго, пока Бог, испытав их временем, не решает Сам, куда им идти. Нами это и отмечено, как своего рода “чистилище”, но это “чистилище”, конечно, совершенно не похоже на католическое.” [2, с.227]
продолжение
–PAGE_BREAK–