Средневековье о “чужих “:арабы, монголы и
индейцы глазами европейцев VIII – XVI веков
Г.Г.Пиков
“Нельзя
вдвинуть действительность в столь простые категории. Например, мы Французы, мы
– Римляне по языку, Греки по цивилизации, Евреи по религии. Факт происхождения,
самый важный вначале, постепенно теряет свое значение по мере того, как великие
исторические факты, именуемые греческим владычеством, римским владычеством,
германским владычеством, христианством, исламом, возрождением, философией и
революцией, по мере того, как эти события подобно мельничным жерновам
перетирают первобытные разновидности человеческой семьи, заставляя их слиться в
более или менее однородные массы”.
(
Э. Ренан)
Цель
настоящих методических указаний – дать предварительную информацию, практически
недоступную до сих пор, студентам о некоторых аспектах достаточно сложной и, в
то же время, актуальной в научном, политическом и методологическом отношениях
теме “Средневековая Европа и окружающий мир”, помочь найти
самостоятельный подход к исследуемым проблемам. Указанная тема, к сожалению, до
настоящего времени, не вошла в учебную литературу, ибо сравнительно недавно
только стала предметом пристального внимания исследователей. Данный обзор
одного из ключевых аспектов может оказать помощь студентам, дав им необходимый
на первых порах материал и нарисовав общую картину эволюции отношения
средневековых европейцев о “чужих”.
То,
что проблема “образ чужого в культуре” привлекла внимание многих
специалистов буквально в последние десятилетия, не случайно. Складывается
“единый мир”, в рамках которого прежнее представление об иерархии
народов и культур просто не работает. А из этого очевидного и простого факта
вытекает масса наисложнейших проблем, связанных со взаимоотношениями тех или
иных народов, культур, религий в прошлом. Проблемы эти являются и важнейшими,
ибо без осознания и осмысления прошлого трудно понять настоящее. Это банальное
соображение, к сожалению, для каждого поколения нередко становится откровением.
Еще известный французский историк прошлого века Алексис де Токвиль писал, что
единственным уроком истории является то, что люди не извлекают из нее уроков.
Стремление
и умение “войти” в “чужую” духовную жизнь имеет особое
значение и для развития собственной культуры. Существует устойчивое
представление, что до конца средневековья “фундаментальная
противоположность “своего” и “чужого” имела формы устойчивого
противопоставления” (Одиссей. 1993.М.:Наука, 1993. С.5). Но
противопоставление не обязательно означает осуждение иной культуры.
Убедительные примеры того связаны с историей средневековой Европы.
Понятно,
что история – это “спор без конца”, но потомки не должны быть судьями
( хотя, чего греха таить, именно в этом качестве чаще всего и выступают), они
должны быть скорее правопреемниками людей прошедших поколений. История, по
словам нашего известного отечественного историка Арона Яковлевича Гуревича,
должна быть диалогом современного человека с теми, которых уже нет, которые уже
“далече”. Поэтому, прежде, чем выносить суждение по той или иной
проблеме, истоки и конец которой теряются в тумане времени, стоит выслушать
мнение современников далеких событий.
Встреча
двух цивилизаций, кроме того, всегда порождает необходимость, осмысляя
неожиданное появление “чужих”, связать их со своей собственной
историей, найти им “нишу” в освященной традициями и религией цепочке
значимых событий. В средние века только так можно было понять феномен иной
культуры, попытаться предвидеть возможные последствия этой встречи.
Наконец,
стоит обратить внимание и на тот любопытный факт, что мировосприятие тесно
связано с мировоззрением. Как бы банально ни звучало подобное утверждение, но
поражает в первую очередь именно эволюция мировоззренческой основы
этногеографических представлений христианского мира в средние века.
Почему
именно в средние века? Прежде всего потому, что мнение европейцев о других
народах в последние столетия достаточно хорошо известно и, в немалой степени,
даже через литературные произведения, предлагаемый же здесь средневековый
материал, вероятно, не столь известен. Это не удивительно, ведь от того времени
до нас дошли довольно скупые и отрывочные сведения. Они к тому же еще не прошли
окончательно через фильтры официальной науки и потому на них почти не обращали
внимания писатели и поэты, эти, с позволения сказать, популяризаторы,
проводники научных идей в массы. Но главное, думается, в ином – в том, что
средневековые люди задавали те же вопросы, которые задаем и мы, а это значит,
что мы можем (и должны!) воспользоваться их мнениями и суждениями.
Арабы
практически не были известны европейцам до 7 века, когда впервые вторглись в
южные провинции Византии. Их знали в Средиземноморье преимущественно как сарацин,
т.е. “людей Востока” (от араб. корня аш-шарк ). Появление арабов в
Сирии, Северной Африке, а впоследствии в Испании и Италии, поэтому было
воспринято как еще одно свидетельство извечной борьбы двух миров, Запада и
Востока, продолжение Троянской и Греко-Персидских войн. Христианская Европа
восприняла пришельцев, кроме того, и как одного из многочисленных врагов,
угрожавших христианству со всех сторон и не видела на первых порах особой
разницы между ними и “примитивными язычниками” с севера и востока (викингами,
славянами и мадьярами). Однако латинские авторы не могли не обратить внимания
на монотеизм ислама, т.е. его кардинальное отличие от восточного язычества.
Поскольку арабская экспансия быстро выдохлась и в битве при Пуатье (732г.) Карл
Мартелл остановил их продвижение по Европе, жители большинства европейских
стран довольно равнодушно встретили их появление на международной арене. Этим и
объясняется стремление ученой Европы с 700 по 1100 гг. определить лишь их
происхождение и родственную связь с уже известными народами. За этот период
меняется значение термина “исторические народы” под ними начинают
понимать уже не только и не столько жителей Римской империи, сколько бывших
“варваров”. Широкое применение в историографии этого периода получают
схема Евсевия – Иеронима и идеи Аврелия Августина, в соответствии с чем
“профанная” история понимается как часть истории священной, как ее
продолжение и завершение. Все известные европейцам народы имеют свое строго
определенное место в этом процессе, вплоть до загадочных серов. Неудивительно,
что ближайшей своей задачей латинские авторы ставили привязку мусульман к
священной истории. “Ключом” к тайне сарацин здесь естественно стала
Библия, ибо в то время почти исключительно она помогала объяснить происхождение
и предпосылки современных событий, в частности, давала возможность найти следы
древнейших упоминаний сарацин в ветхозаветной истории и установить их родство с
известными народами и религиями. Она же давала ответ и на вопрос о дальнейшей
судьбе мусульман, их месте в предстоящем конце всего сущего.
Среди
всех авторов тогдашнего латинского христианского мира, использовавших Библию
как высокоэффективный интеллектуальный инструмент для разгадки
“тайны” ислама, для нас особенно интересен Беда Достопочтенный (Bede
Venerabilis, 674? – 26.V. 735). Именно он, пожалуй, первым попытался осмыслить
место арабов и ислама в мире, его выводы стали основой для латинских авторов
вплоть до конца XII в. Беда – один из крупнейших писателей, историков и
теологов раннего средневековья, “первый замечательный энциклопедист
заальпийского Запада” (Добиаш – Рождественская О.А. Культура
западноевропейского средневековья. М.: Наука, 1987. С.191). Его перу
принадлежат трактаты по истории, философии, теологии, хронологии, математике,
орфографии, астрономии, музыке, грамматике и другим наукам того времени, в
которых он, по словам И.П. Стрельниковой, собирал “ученость, сложившуюся
до него в Европе, и предлагал ее в доступной форме своим
соотечественникам” (Памятники средневековой латинской литературы IV – IX
вв. М.: Наука, 1970. С.209.). Наиболее значительным произведением Беды является
“Церковная история народа англов”(Historia ecclesiastica gentis
anglorum) в пяти книгах, которая не потеряла ценности до сих пор, будучи чуть
ли не единственным источником по ранней истории Англии. Она была уже закончена
Бедой, но он вносит в нее соответствующую информацию. О сарацинах пишет
спокойно и равнодушно. Более обстоятелен он в своих библейских комментариях и
некоторых трактатах.
Основная
идея всех работ Беды Достопочтенного – превосходство христианства над всеми
прочими религиями. Как и большинство средневековых историков, Беда понимал
историю как прямолинейный прогрессирующий процесс, у которого одинаково важны
начало и конец. В трактатах “О неделе” и “О шести возрастах
мира” он дает развернутое историко-философское построение, где история
человечества представлена как трудовая неделя, приготовляющая к блаженству
вечной субботы. Семь возрастов мировой истории (от Адама до потопа – от потопа
до Авраама – от Авраама до Давида – от Давида до вавилонского пленения – от
плена до Рождества – от Христа до конца света) соответствуют шести возрастам
человека (до 7 лет – детство, до 14 – юность, до 21 – молодость, до 50 –
зрелость, до 70 – старость, до 100 – дряхлость). Логическим завершением этой
идеи было принятие Бедой счета времени от Рождества Христова, предложенного
римским диаконом, папским архивариусом Дионисием Петавиусом (Малым) в 525 году.
Дионисий, продолжая работу Кирилла Александрийского по определению срока Пасхи
в течении малого индиктиона 153 – 247 гг. Эры Диоклетиана, вместо следующего
248 года поставил 532-1 год от Рождества Христова ( или 1285 год ab urbe
condita, от основания Рима). Рождество Христово пришлось, таким образом, на 754
год от основания Рима. Новая периодизация на континенте долго не принималась.
Если в Англии одна королевская хартия помечена уже 604 годом, то первый
датированный диплом Карломана относится к 742 году. Окончательно новый счет
времени был принят только в 963 г. Роль Беды в его распространении очень
велика: он ввел его в свои труды и сделал расчет новых пасхальных таблиц до
1064 г., т.е. на следующий после 532 г. великий индиктион.
Дорога
истории представляется ему весьма длинной, ведь мир стар (Mundus senescit – мир
стареет) и Беда, подобно Аврелию Августину или Иоахиму Флорскому, ощущает себя
близким к пределу времени. Шестой трудовой день уже наступил. Сколько лет или
веков осталось – не знает никто, но симптомы приближения субботы несомненны,
среди них и остановка арабской экспансии Карлом Мартеллом.
Если
в “Церковной истории” арабы привлекаются лишь в качестве примера и
вся информация о них укладывается в одно предложение, то в своих библейских
комментариях он пишет об арабах более основательно и более эмоционально. В частности,
детально останавливается он на вопросе о происхождении сарацин. Делает это Беда
с помощью Библии и считает их потомками Агари – египетской жены Авраама. Агарь
была вывезена из Египта в числе прочих даров, которыми снабдили Авраама
египтяне (Быт 12-16). Имя ее означает “бегство”, дано оно было либо в
соответствии с пророческим предсказанием, либо благодаря последующему
воспоминанию о ее двукратном бегстве из дома госпожи своей (Быт 16-6 ; 21-14) .
Прошло десять лет с тех пор, как Бог обещал Авраму и Саре многочисленное
потомство, а у них все еще не родилось ни одного сына. Сара виноватой считала
себя (Быт 16,1-16), потому и предложила мужу Агарь. Она основывалась при этом
на обычае эпохи: дети мужа от служанки считались законными детьми и принадлежали
мужу и жене (Быт 30-3). Агарь стала как бы женой второго ранга, хотя и была
лишь временной наложницей (Быт 25-6). Впоследствии она стала презирать Сару,
ибо на Древнем Востоке, особенно у евреев, многодетность была признаком
божественного благословения, составляла фамильную гордость (Быт 21-6; 24-60;
Исх 23-26; Втор 7-14), а бесплодие считалось несчастьем и бесчестием (Быт
19-31; 30-1;30-23; Лев 20-20; Лк 1-48 и др.). Агарь стала непочтительно
обращаться с Сарою, поэтому стала Сара упрекать Аврама и тот в конце концов
отдал наложницу жене. От притеснений Сары Агарь вынуждена была бежать в Египет,
но в пустыне Сур ( в северо-западном углу аравийского полуострова, теперь
известна как пустыня Джафар), на пути между Египтом и Ассирией, ее нашел Ангел
Господень и велел покориться Саре, предсказав: “вот, ты беременна, и
родишь сына, и наречешь ему имя : Измаил, ибо услышал Господь страдание твое;
он будет между людьми как дикий осел; руки его на всех, и руки всех на нем;
жить будет он пред лицом всех братьев своих” (Быт 16-11,12), потомство его
будет великое. Сара вернулась и родила 86 -летнему Авраму сына.
Эта
идентификация проведена была не Бедой, а Евсевием в начале 4 в., а, может быть,
и раньше. Непосредственным источником Беды были комментарии на книгу
“Бытие” Исидора Севильского. Но Исидор традиционно отождествлял
агарян с евреями. Данное отождествление идет от ап. Павла: “Ибо Агарь
означает гору Синай в Аравии и соответствует нынешнему Иерусалиму, потому что
он с детьми своими в рабстве” (Галатам 4-25; более подробно см. Галатам
4-22-26,30). У Авраама было два сына: Исаак от Сары и Измаил от ее рабыни,
“но который от рабы, тот рожден по плоти; а который от свободной, тот по
обетованию.”. Отсюда, по представлениям средневековых христиан, Исаак как
сын свободной женщины был прообразом Христа ( его потомки и составили Церковь),
а Измаил и его потомки были аллегорией евреев.
Однако
более тщательный анализ Библии позволял под потомками Измаила понимать и
сарацин:
1.
Измаил был в пустыне (Быт 21 – 20-21), имел 12 сыновей, которые стали
родоначальниками 12 племен аравийских (Быт 25 – 12-18; 17-20), но ведь и арабы
пришли из пустыни.
2.В
Библии часто встречается имя измаильтян . Братья Иосифа видят караван именно
измаильтян (Быт 37-25). Измаильтяне и мадианитяне – это одно и то же (Быт
37-28; Судей 8-24). Иосиф Флавий в “Иудейских древностях” (I,12;
II,4) говорит, что потомки Измаила занимали свою страну от р. Евфрата до
Чермного моря. Любопытно, что мусульмане поддерживали эту интерпретацию. В их
преданиях подробно рассказывается, что Измаил был старшим сыном Ибрахима от
невольницы Хаджар. Из-за вражды и ревности своей жены Сары Ибрахим увел Хаджар
и Измаила в Аравию и оставил их одних в безводной пустыне. Мальчика очень
мучила жажда, мать искала колодец или оазис. На помощь пришел главный ангел
Джибрил, по воле которого там, где Измаил топнул ножкой, забил священный
источник Земзем. Ибрахим часто посещал своего сына, именно они вдвоем построили
мекканский храм Кааба. По арабской генеалогии от Измаила произошли все североарабские
племена. Традиционная его могила располагается возле Каабы.
3.
Измаил был диким, необузданным человеком (“рука его на всех”). Это
давало возможность и было достаточным для средневековых авторов, чтобы провести
параллели между ним и арабами, которые обладали таким же бешеным нравом.
Измаил
был исключен из завета (Быт 17 – 20-21), как и сарацины.
Помимо
этих способов были и другие, с помощью которых арабов отождествляли с
измаильтянами. Беда не первый сделал это, но именно он ввел эту идентификацию в
средневековую традицию библейской экзегетики, после него это становится общим
местом для латинских авторов. Тем самым Беда дал мусульманам “нишу” в
священной истории, привязал их к ней.
Вместе
с тем эта идентификация подняла и ряд сложных проблем. Почему эти люди
именовались сарацинами, если произошли от Агарь, а не Сары? Греческие авторы
(Иоанн Дамаскин и др.) связывали это со словами Агарь “Sarra vacuam me
dimisit”( Сара отпустила меня пустой). Их мнение не было известно в Европе
и латинские авторы давали другое объяснение. Исидор Севильский, например,
считал, что либо сарацины ложно объявили себя происходящими от Сары (Sarra
geniti), либо названы так из-за своего сирийского происхождения
(quasi-Syrigenae).
Удивляет
отсутствие злобы по отношению к арабам у Беды и его каролингских
последователей. Объясняется это, видимо, тем, что североевропейские авторы
обитали далеко от сарацин и от той опасности, которую те представляли. Было
множество более близких врагов у стен монастырей, а не на границах христианского
мира. Кроме того, в космической борьбе Бога и Сатаны сарацины играли довольно
скромную роль. Максимум, что смогли и захотели сделать северные латинские
авторы – привязать их к ветхозаветной истории. С тех пор их гораздо больше
интересовало, сколько букв “р” в слове “Сарра” (Sarah), чем
история, быт и религия этого народа. Для решения этих проблем они и
подготовлены были лучше. Анализом библейских пророчеств с целью понять сущность
ислама займутся испанские авторы середины 9 века.
Очень
многие идеи, касающиеся ислама, в период раннего средневековья попадали в
континентальную Европу из Испании. Даже Беда, отождествляя сарацин с сыновьями
Агари, отталкивался от схемы Исидора Севильского. Испания первой пострадала от
арабского нашествия, неудивительно, что там больше размышляли о новой религии.
Здесь сложилась специфическая ситуация. Достижения античной мысли и патристики
были мало доступны испанским жителям, тогда как блестящая мусульманская
цивилизация, ее высокая культура, синтезировавшая и поднявшая на невиданную
высоту достижения подвластных народов, была в их полном распоряжении. Христиан
в Испании часто называли мосарабами (Muztarabes – арабизованные) . Существовало
даже мнение, что завоевание Испании арабами – это Божья кара за нечестивый
образ жизни. В этих условиях на полуострове складывается группа христиан,
вставших с целью протеста против засилия ислама на путь мученичества. Во главе
их были епископ Толедо Евлогий и мирянин Павел Альбар. Они обвиняли христиан в
трусости и поддержке врагов веры. Волнения в испанской церкви продолжались до
конца 9 века.
Павел
Альбар написал полемическое сочинение “Indiculus Luminosus” , в
котором отстаивал мысль о том, что господство ислама – подготовка к
окончательному приходу Антихриста. Доказательства Альбар нашел в Библии, в
книге Даниила. Эта книга уже была освоена христианской традицией. Если сам
автор книги, писавший во время успешной борьбы евреев против монархии
Селевкидов, четвертым из последовательных насильнических и угнетательских
царств считал эллинистическое государство, то Иероним в своем комментарии
последней земной монархией именует Римскую империю. Перед Аврелием Августином,
жившим в период агонии Рима, встала серьезная проблема. Надо было каким-то
образом объяснить падение этого четвертого царства, ведь вслед за ним сразу же
должно было наступить пятое “вечное” Божье царство. Его буквально
засыпали письмами, в которых требовали разъяснения вопросов, связанных с
приближением конца мира. Но церковь не могла принять прежнюю актуальную
эсхатологию, ибо это мешало складыванию организации. Было два выхода: признать,
что Рим никогда не был сокрушен или поставить на его место другую монархию.
Таким образом, падение Рима ставило целый ряд проблем. Прежде всего, это
проблема периодизации “профанной” истории. Кроме того, земная власть
в соответствии с христианским вероучением, была результатом грехопадения. Если
ей приписать “конечный” характер, то произойдет подмена религиозной
эсхатологии политической. Поэтому-то Августин и заметил, что “те, кто обещают
земным царствам вечность, не руководимы истиной”. Но обойтись без теории
четырех монархий христианская церковь тоже не могла. Она возникла в Персии
примерно в первой половине 2 века до н. э., незадолго до написания кн. Даниила,
но именно в его формулировке и через его комментатора Иеронима ( 4 в. н. э.)
эта периодизация стала, по словам немецкого историка Ц. Трибера,
“краеугольным камнем исторического мировоззрения на протяжении всего
средневековья”. Она тесно связана с представлением о прямолинейном прогрессивном
движении человечества. По апокалиптическому видению Даниила гибель четвертой
монархии последует за появлением Мессии, а перед пятой произойдет воскресение
мертвых.
К
9 в. в европейской латинской литературе уже мелькает мысль об окончательной
гибели Римской империи. В Испании, ставшей жертвой арабской экспансии, эта
мысль стала практически общим местом. Поэтому П. Альбар истолковывает кн.
Даниила в соответствии с событиями, происходящими вокруг него. Слова Даниила
“четвертый зверь будет четвертое царство на земле, которое будет
отличаться от всех царств и уничтожит всю землю, и задавит ее, и разнесет на
куски” (7-23) он понимает традиционно, считая, что речь идет о Римской
империи. “А десять рогов значат, что из этого царства восстанут 10
царей…”: имеются в виду варвары, разрушившие Римскую империю. “…
и после них восстанет иной, отличный от прежних, и уничтожит трех царей” (
7-24): Альбар увидел здесь самого Мухаммеда. “И против Всевышнего будет
произносить слова и угнетать святых Всевышнего; даже возмечтает отменить у них
праздничные времена и законы” (7-25) : в этой фразе автор увидел аналогию
с Кораном и мусульманским календарем. Но самой интересной является его
трактовка конца 25-го стиха в переводе Вульгаты: “et tradentur in manu
eius usque ad tempus, et tempora, et dimidium temporis ( и они преданы будут в
руку его до времени и времен и полувремени)”. Он интерпретирует это место
в том смысле, что ислам будет процветать 3,5 периода по 70 лет каждый, т. е.
245 лет. Писал книгу Альбар в 854 г. , а начало мусульманской эры относится к
622 г. ( год хиджры, т. е. переселения Мухаммеда в Медину), следовательно,
конец совсем близок. Альбар, возможно, даже начинал мусульманскую эру с 618 г.
“Подтверждала” правоту Альбара и история: в 852г. умирает эмир
Кордовы Абд-ар-Рахман III и ему наследует Мухаммед I – “человек –
проклятие нашего времени”. Неудивительно, что многие испанские христиане
легко поверили Альбару. В это же время еп. Евлогий нашел в одном из наваррских
монастырей около Памплоны жизнеописание Мухаммеда, созданное на основе
византийской традиции. В нем, в частности, говорилось, что Мухаммед умер в 666
году испанской эры. Это было, разумеется, воспринято как еще одно подтверждение
апокалиптической роли мусульманского пророка. Любопытно также, что жизнь Мухаммеда
в этом сочинении рисуется как жизнь Христа “наоборот”. Если Христос,
в частности, вознесся на небо, то глазам единомышленников пророка предстали не
ангелы, а собаки, которые стали терзать труп. Легенда эта впоследствии будет
очень популярна среди латинских авторов.
Итак,
и в Испании, как в континентальной Европе, христианские авторы мало знали и
понимали ислам, хотя находились практически в центре этой культуры. Первая
причина этого совершенно очевидна – нежелание знать, игнорирование. Эта позиция
позднее четко будет обозначена хронистом Гвибертом Ножанским : “можно
спокойно говорить ложь о том, степень ложности чего превышает самое большое
вообразимое зло”. Второй причиной является плохое знакомство с
мусульманской литературой, в силу чего христиане предпочитали черпать
информацию из скупого и недостоверного сочинения о Мухаммеде и, конечно же,
прежде всего из Библии, чем из Корана. Фанатизм стимулировал поиски
доказательств своих взглядов, хотя и невежественных, а не стремление узнать и
понять учение Мухаммеда. Этот “период невежества” будет продолжаться
до Крестовых походов. Один из ученейших людей северной части Европы,
современник Альбара Пасхасий Радбертус, обсуждая в своих обширных комментариях
к Евангелию от Матфея проблему “последнего дня”, упоминает сарацин,
но уже не для того, чтобы доказать, будто они являются воплощением Антихриста,
а чтобы продемонстрировать пределы триумфального шествия Слова Божьего. Он
уверен, что предсказание Матфея “И проповедовано будет сие Евангелие
Царствия по всей вселенной, во свидетельство всем народам, и тогда придет
конец”(24-14) сбывается : проповедники пронесли “благую весть”
не только до западных островов (Британия и Ирландия), но и до сарацин, которые
отвергли его. Радульф Глабер в “Истории своего времени в пяти книгах”
описывает эпизод из жизни клюнийского аббата Майолуса (972г.). Тот был взят в
плен сарацинами, случайно уронил Библию и один из арабов наступил на нее ногой,
но “оскорблением пророков” возмутились остальные сарацины. Глабер добавляет,
что сарацины верят, будто ветхозаветные пророчества воплотились в Мухаммеде и
выводят его происхождение от Измаила подобно генеалогии Христа в начале
Евангелия от Матфея. Действительно, христиане считались у мусульман
“людьми Писания” (ахл ал_Китаб) , но “нарушителями закона”.
В Коране (Сура 3 Семейство Имрана, 71/64) христиане обвиняются в том, что
исключили из священных книг упоминания о Мухаммеде и его миссии в качестве
последнего пророка: “О, обладатели Писания! Почему вы облекаете истину
ложью и скрываете истину, в то время как вы знаете!”
Библия
активно используется для доказательства того, что ислам – это пародия на
христианство. Если христиане верят в Троицу, то мусульмане поклоняются Троице
извращенной, абсурдной, состоящей из Аполлена (Аполлона), Тервагана и Магомета.
Если христиане почитают основателя своей религии, то мусульмане поклоняются
антиподу Христа, т.е. Мухаммеду, и выполняют обряды, извращающие обряды
христианские, которые для развращенного народа установил извращенный пророк.
Оттон Фрейзингенский, хронист XIIв., выразит эту мысль так: “известно, что
все мусульмане почитают единого Бога и признают ветхозаветный закон и
обрезания. Они не нападают ни на Христа, ни на Апостолов. В одном лишь далеки
они о спасения – в отрицании Иисуса Христа как Бога или Сына Бога и в почитании
соблазнителя – Магомета, как великого пророка верховного Бога” . Папа
Иннокентий III (1160 – 1216) в 1213г. в своей речи сделает из всей традиции
категоричный вывод о том, что сарацины – это зверь из Апокалипсиса, “число
которого 666” и будет доказывать, что конец его близок, ибо почти 600 лет
из этого числа прошли ( отсчет от 622г. или 632г., года смерти Мухаммеда).
Еще
Э. Ренан писал, что “интересно было бы написать историю понятий, которые
христианские народы составляли себе о Магомете”. На примере интерпретаций
Беды Достопочтенного и испанских авторов видно, что раннесредневековая
литература по исламу создавалась преимущественно теологами, информация
отбиралась предвзято, факты сознательно или бессознательно искажались. Преобладали
религиозно-идеологические мотивы, ибо надо было найти религиозное обоснование
исламу и его основателю. Если для христианства вся цепь пророчеств и откровений
есть постепенная подготовка к кульминации мировой истории –
“боговоплощению”, то Мухаммед через шесть веков заявил о себе как о
подлинном завершителе пророческого цикла, более того, он утверждал, что ему
ниспослана вся полнота божественного откровения. Он отверг некоторые
фундаментальные догматы христианства. Неудивительно, что в Европе сформировалось
представление об исламе как ереси и о Мухаммеде как ересиархе. Самого Мухаммеда
считали часто даже дьяволом, свидетельством чему шотландское слово mohound
(дьявол), являющееся искажением его имени. Ислам был верой врагов Европы и
неудивительно, что постепенно сформировался искаженный образ ислама. По мнению
Филиппа Хитти, “любое сходство между конечным образом ислама,
сформированным европейским сознанием, и действительностью – чисто
случайно” . Рене Генон добавляет, что искаженный образ ислама явился в
немалой степени и результатом европейского шовинизма, сознательного стремление
замолчать роль мусульманской культуры в развитии Европы.
Мусульмане,
захватившие все Южное и Восточное Средиземноморье, оттеснили христиан от
общения с остальным миром, мусульманское окружение создало некую
“мусульманскую стену”. Кругозор европейцев практически до самого
начала Крестовых походов не менялся. Вильям Мальмсберийский (1090 – 1142)
считал, что весь мир, кроме Европы, принадлежит мусульманам. Петр Достопочтенный
( сер. 12в.) полагал, что ислам исповедует треть или даже половина народов
всего мира. Однако, после захвата монголами Азии, европейцы воспрянули духом.
Интеллектуалами того времени было предложено несколько вариантов возможного
дальнейшего развития событий. Один, первый по времени, основывался на идее
возможного военного союза с монголами против мусульман.
Европа
вначале довольно равнодушно отнеслась к известию о появлении татар, не видя в
них отличия от других кочевников. В анналах Мельрозского монастыря за 1238 год
спокойно отмечается, что “впервые прошел слух по земле нашей, что
нечестивое полчище тартарейское многие земли разорило; истинно ли это, будущее
покажет”(Матузова В.И. С.98) .О том, как плохо представляли европейцы, кто
такие монголы, говорит и то, что, узнав о их появлении, автор “Хроники
монастыря св. Эдмунда” Джон из Тэкстера предположил, что это
“нечестивое” племя пришло с неких “островов” и затем
“наводнило (собою) поверхность земли”(Матузова В.И. С.100).
Составители “Анналов Тьюксберийского монастыря” продолжили традицию
Беды Достопочтенного и монголов тоже отнесли к “сынам Измаиловым”,
“вышедшим из пещер (числом) до 30 миллионов и более”(Матузова В.И.
С.106). Подобная позиция дольше сохранялась на Востоке. В Лаврентьевсой
летописи под 1224 годом значится : “Приде неслыханная рать безбожнии
моавитяне, рекомыи Татаръве” (ПСРЛ.Т.2. Спб.,1908. Стб.740). На известном
Лионском соборе 1245г. архиепископ из Руси Петр Акерович из Руси происхождение
татар попытался понять традиционно, на основе Библии, и пересказывает их
историю так: “последние из мадианитов, бежав от лица Гедеона до отдаленных
частей востока, удалились в некую пустыню, которая называется Этрев. И было у
них 12 вождей, главного среди которых звали Татаркан, от которого они нареклись
тартарами. А от него произошел Чиркам, имевший троих сыновей. Имя
перворожденного – Тессирикан, имя второго – Куртикан, имя третьего –
Бататаркан. Огни, хотя были окружены высочайшими и будто бы непроходимыми
горами, однако, вызванные Курцевзой, внуком Сальбатина, повелителя одного из
городов, который называется Орнак, вышли, а именно отец и трое его сыновей с
великим множеством вооруженных воинов; и убив Сальбатина, и Орнак, город его,
захватив ,Курцевзу, внука его, преследовали по многим провинциям. А провинции,
дававшие ему убежище, они опустошали; среди них в большей части опустошена
Руссия. Прошло уже 26 лет. По смерти же отца три брата между собой
разделились” (Матузова В.И. С.181). Общее с Лаврентьевской летописью здесь
то, что и мадианитяне, и моавитяне мстили за свое былые поражения (Библейская
энциклопедия. М.: Терра,1991. С.445, 479) .
Любопытно,
что появление татар в Европе было воспринято в традиционном духе как
естественное и неизбежное наказание за “грехи мира” , но под
последними понимались уже те кризисные явления, которые связаны были не с
абстрактными грехами, а с вполне конкретными негативными явлениями в
общественной и хозяйственной жизни Европы 13 века (Матузова В.И.С.182).
Монголы
не казались пока европейцам опасными по разным причинам. Во-первых, в
предложенной в свое время Аврелием Августином классификации народов в
соответствии с их отношением к христианству (1-знают и хотят знать, 2 – не
знают, но хотят знать, 3 – знают и не хотят знать, 4 – не знают и не хотят
знать) эти племена явно должны занимать либо второе, либо даже первое место,
ведь среди них было немало христиан. Во-вторых, монголы оказались в стороне от
традиционной библейской альтернативы “люди, вошедшие в Завет – люди, не
вошедшие в Завет” . Под второй категорией в это время понимались
“измаильтяне” или “агаряне”, т. е. арабы, мусульмане.
В-третьих, они располагались все-таки далеко от границ христианского мира. И,
наконец, в-четвертых, они явно враждовали с арабами, европейцы надеялись, что
враг врага вполне может стать другом. Именно этот первый вариант и был
испробован в первую очередь. Задуманный еще Иннокентием III пятый крестовый
поход состоялся в 1217 – 1221 гг. И папский легат Пелагий, по сообщению
арабского историка Ибн аль-Алефа , начал переговоры с Чингис-ханом, вторгшимся
в Персию. Усиленное муссирование слухов о государстве пресвитера Иоанна наводит
на мысль, что желание военного союза христиан и монголов не казалось необычным.
Неудачи
крестовых походов в 13 в. помимо внутриевропейских причин, были обусловлены и
внешними факторами, в частности, возросшим могуществом египетского султаната,
который, по сути, занял в то время ведущее положение в арабском мире. Но
египетские мамлюки нанесли жестокое поражение и монгольским отрядам. Этим в
значительной степени объясняется взаимная заинтересованность предводителей
крестоносцев и монгольских ханов в создании антиегипетской коалиции.
Первыми
активность, естественно, проявили римские папы. В середине XIII в. на восток
отправляется сразу несколько миссий. Именно папа Иннокентий IV в 1245г.
направил в Каракорум к великому хану Гуюку миссию францисканца Джованни Плано
Карпини . В 1249г. в путь на восток отправилось французское посольство Андре
Лонжюмо от короля Людовика IX Святого. Потерпевший в 7 крестовом походе
поражение французский король активно поддержал усилия папы Иннокентия и отослал
к преемнику Гуюка хану Мункэ в 1253г. доминиканско – францисканскую миссию
фламандца Гийома Рубрука уже с прямым предложением антимусульманского союза, но
хитрый монгольский правитель потребовал невозможного, а именно подчинения
Франции монголам. Причины столь массированного дипломатического
“наступления” Запада разнообразны. Кроме прощупывания возможности
военного союза, являвшегося в их сознании скорее перспективой, чем реальностью,
европейцы хотели разузнать ближайшие планы “завоевателей мира”, их
реальные и потенциальные силы. Завоевание обширных районов Азии и поход в
Юго-Восточную Европу (1222 – 1224) произвели столь сильное впечатление, что о
монголах стали говорить как о величайшем бедствии человечества. По всем городам
Европы служили молебны об отвращении страшной опасности. Можно предположить,
что монахи должны были выяснить также возможность проповеди христианства среди
монголов. Идея миссионерской деятельности уже достаточно широко была
распространена в Европе, ее высказывали по разным причинам и с разной целью
толедский архиепископ Евлогий (9 в.), аббат Клюнийского монастыря Петр
Достопочтенный (1095 – 1156)., Фома Аквинский и Франциск Ассизский в 13в. Все
основывались на словах Христа “идите по всему миру и проповедуйте
Евангелие всей твари” ( Мк 16-15) .
Во
второй половине 13в. уже монгольские ильханы Хулагуидского улуса, охватывавшего
Иран, Ирак, Закавказье, стали оббивать европейские пороги. Хулагуиды ведут
активные дипломатические переговоры с римскими папами Климентом IV, Григорием
X, Николаем III, с Генуей и королями Англии и Франции. В 1287 – 88гг. посол
ильхана Аргуна несторианский монах, уйгур по происхождению Раббан Саума побывал
в Риме, Генуе, Франции. Его попытка сколотить антиегипетский союз не удалась.
Отношения
монголов с Европой принимают более спокойный характер в конце 13в. В 1294г. в
столицу юаньского Китая Даду (монг. Ханбалык) прибыл посланец папы Бонифация
VIII Дж. Монтекорвино. Хубилай (Шуцзу) получил разрешение остаться в столице и
построить там церковь.
В
1298г. вышла в свет “Книга” венецианского купца Марко Поло, который
долгие годы провел в Китае и сообщил об этой стране самые невероятные и
фантастические сведения. С этой книги начнется новый этап в развитии интереса
Европы к Востоку.
На
восприятие же европейцами монголов в целом повлиял целый ряд факторов. Прежде
всего, это та опасность, которую представляли монголы. Если появление арабов в
8 в. почти вся Европа восприняла равнодушно и Беда Достопочтенный пытался
понять их лишь с точки зрения эсхатологии, теперь европейцы применили к
пришельцам те методы, с помощью которых они анализировали внутриполитические
конфликты. Вопрос о татарах был даже специально поставлен на Лионском соборе
1245г. наряду с другими острыми политическими проблемами, такими как борьба с
германским императором Фридрихом II, походы в “Святую Землю”, судьба
Латинской империи (Пашуто В.Т. Киевская летопись 1238 года // Исторические
записки.1948. 26. С.299) .
Особо
следует подчеркнуть и то, что анализ ведется теперь, как правило, с учетом
развития экономических, а не идеологических процессов. Появление иноземцев для
формирующейся городской экономики казалось большей катастрофой, чем для
“деревенской” Европы 8в. Потому Европа и старается просчитать все
возможные варианты изменения внешнеполитического положения континента. К тому
же принцип расчета и выгоды уже выходит на первое место в европейской системе
ценностей. От рационального ведения хозяйства происходил переход к рациональной
организации государства. Появлялись сложные органы управления и контроля,
система налогов и государственного кредита, формировалась политика,
взвешивающая все мыслимые факты и возможности, даже характеры политических
деятелей, в ранг высокого искусства возводилась изворотливая дипломатия. Идет
процесс перерастания средневековых народностей в нации и уже не только и не
столько на этнической, сколько на экономической основе формируется
нравственно-политический принцип патриотизма.
Рационализм
широко проникает и в область идеологии. Еще Иоанн Скотт Эриугена (810-877),
крупнейший представитель неоплатоновского движения в средние века, создатель
пантеистической онтологии, выдвинул принцип свободного поиска истины с помощью
разума. Идеи Беренгария Турского (1010 – 1088), Пьера Абеляра (1079 – 1142),
Ибн Рошда (Аверроэса, 1126 -1198) и Сигера Брабантского (1240 – 1284)
закладывали основы принципа религиозного плюрализма, первые проявления которого
имелись в учениях катаров и альбигойцев, равенства религий и возможности их независимого
сосуществования. Один из первых серьезных кризисов средневекового христианства,
имевший место именно в 13 веке и вызванный формированием городской культуры,
внушительной интервенцией мусульманского свободомыслия, антиталмудической
критикой мистиков-каббалистов, затронувших и ряд общих с христианством
догматов, возродил интеллектуальные поиски “истинной философии”
первых веков нашей эры. Неудивительно и появление в этих условиях такой фигуры,
как Роджер Бэкон (1214 – 1292). Этот “ученый, вызывающий удивление”,
казавшийся вначале “червонцем, застрявшим в навозе своего века”
(Вольтер), но представший перед потомками “царем мысли средних веков”
(Э. Ренан), подобно гностикам пытался получить истинную картину мира в результате
синтеза сведений из всевозможных наук. Одним из источников науки для него
является “философия древних”, т.е. античная культура и мораль. Именно
он, по словам М.П. Алексеева, дал “связный географический очерк Азии на
основании критического сопоставления новых данных, полученных опытным путем, и
всей существующей литературы”. Он первым из крупнейших средневековых
мыслителей, по сути, сформулировал идею неизбежной будущей конвергенции
христианского и языческого миров, причем на основе диалога культур, а не их
борьбы.
Традиционно
он дает описание трех частей света Европы, Азии и Африки и ссылается на
античных авторов (Аристотеля, Плиния и др.), но основной фактический материал
берет у своих современников – францисканских монахов Иоанна де Плано Карпини и
Гийома де Рубрука. Однако “бесхитростные и во многом наивные
рассказы” Карпини и Рубрука он анализирует очень тщательно и компонует
материал так, что тот лишь подтверждает его научную концепцию. Отказываясь, по
существу, от использования Библии в качестве единственного “ключа” к
тайне происхождения “татар”, он привлекает сведения античных и прежде
всего современных авторов. Происхождение этого народа, который “теперь
очень известен и попирает мир ногами своими”, он связывает с подвижками
племен в Центральной Азии и, в частности, с историей государства кара-китаев
(1124-1218).. Государственное устройство и состояние наук у татар Бэкон
оценивает весьма высоко, предполагая, что по уровню своего развития они мало
уступают европейцам, а в чем-то даже превосходят их, “ведь предводители там
управляют народом с помощью прорицаний и наук, которые сообщают людям о
будущем, или являются частями философии, как астрономия и наука об опыте, или
магическими искусствами, которым предан и которыми пропитан весь
восток”(Матузова В.И. С.216). На страхи Европы он, отталкиваясь от
рациональных доказательств, отвечает, что “тартарское нашествие еще не
является признаком того, что грядет время пришествия Антихриста, но требуются и
другие доказательства, дабы объяснить последствия”(Матузова В.И. С.220).
Подробно описывает Бэкон и конфессиональную ситуацию, давая исчерпывающие для
13 в. сведения о религии и верованиях “татар” и других центрально –
азиатских племен и народов, о различных христианских общинах и сектах в Азии, о
религиозной политике монгольских правителей. Пытается он понять и причины
возвышения тех или иных племен, то говоря о неожиданно возникающей
“страсти к владычеству”, то связывая это с численным ростом
восточного населения и, как следствие того, борьбой за пастбища и угодья.
Таким
образом, выход монголов на мировую арену, помимо всего прочего, настолько
сильно повлиял на кругозор европейцев, что можно говорить о влиянии и этого
фактора на начало процесса складывания новой географической науки. Ее
основателем будет справедливо считать Роджера Бэкона.
С
любопытным явлением мы сталкиваемся в эпоху Возрождения. Пытаясь понять феномен
Нового Света, ученые 16 – 17 вв. апеллируют уже к иному “ключу”, а
именно к платоновской традиции. Обращение к языческой, а не христианской
традиции, было закономерным результатом развития гуманистической культуры и
достаточно прочно утвердившегося уже в сознании европоцентризма. Европейцам
того времени никак не могло прийти в голову, что “за пределами нашего
мира” богатые золотом и серебром, “изобилующие плодами земными” и
густонаселенные страны могут быть не европейского, а иного происхождения.
Уже
в Отношении Христофора Колумба достаточно рано появилось утверждение, что он
знал о предании Платона об Атлантиде и пытался найти ее. Колумб великолепно
знал древнюю литературу, где были упоминания о легендарном острове, был лично
знаком с географом конца 15 века Мартином Бехаймом, на глобусе которого
значились многие легендарные острова, неоднократно переписывал для других
моряков карту Паоло Тосканелли. Сохранился принадлежащий Колумбу экземпляр
книги кардинала Пьера д*Элли “Картина мира” (Imago mundi, 1410г.) с
отрывками из сочинений древних географов. На полях книги множество заметок
Колумба. Известны были ему и “пророческие слова” Люция Аннея Сенеки
Младшего из трагедии “Медея”:
Venient annis saecula seris
Quibus Oceanus vincula rerum
Laxet, et ingens pateat tellus
Tethysque novos detegat orbes
Nec sit terris ultima Thule.
Промчатся
года, и чрез много веков
Океан
разрушит оковы вещей,
И
огромная явится взорам земля,
И
новые Тифис откроет моря,
И
Фула не будет пределом земли.
(Цит.
по: Люций Анней Сенека. Трагедии.
М.,Л.,Academia,1933. С.61. Перевод С. Соловьева).
Возможно,
он был гораздо лучше осведомлен о географии Атлантики, чем считается до сих
пор. Об этом свидетельствует, помимо прочего, и знаменитая карта адмирала Пири
Рейса, составленная безвестным испанским участником экспедиции Колумба. Картой
этой пользовался и сам Колумб. На ней нанесены контуры обеих Америк,
освобожденной ото льдов Антарктиды и Гренландии. Заключение
картографов-специалистов гласило, что точность этой карты “столь высока,
что достигнуть ее можно было только в результате кругосветного
путешествия”
По
натуре скрытный, не рассказывавший никому даже о своей переписке с
флорентийским астрономом и географом П. Тосканелли, он мог умолчать и об
Атлантиде как ориентире своих поисков. Вместо этого он много раз цитирует
Библию и утверждает, что “Путешествию в Индию нисколько не способствовали
высокие решения разума, математика и мировые карты. Тут просто – напросто
сбылось то, что предсказывал пророк Исайя”( Цит. по: Петри Э.Ю. Христофор
Колумб .Б.м., б. г.С.594):
Исайя
24,16:От края земли мы слышим песнь: “Слава Праведному!” И сказал я:
беда мне, беда мне! Увы мне! Злодеи злодействуют, и злодействуют злодеи злодейски.
(a
finibus terrae laudes audivimus gloriam iusti et dixi secretum meum mihi
secretum meum mihi vae mihi praevaricantes praevaricati sunt et praevaricatione
transgressorum praevaricati sunt)
Исайя
60,9: Так, Меня ждут острова и впереди их корабли Фарсисские, чтобы перевезти
сынов твоих издалека и с ними серебро их и золото их, во имя Господа Бога
твоего и святого Израилева, потому что Он прославил тебя.
(me enim insulae expectant et naves
maris in principio ut adducam filios tuos de longe argentum eorum et aurum
eorum cum eis nomini Domini Dei tui et Sancto Israhel quia glorificavit te).
Исайя
65,17: Ибо вот Я творю новое небо и новую землю, и прежние уже не будут
воспоминаемы и не придут на сердце.
(ecce enim ego creo caelos novos et
terram novam et non erunt in memoria priora et non ascendent super cor).
В
свете сказанного несколько голословно выглядят утверждения ряда историков, в
частности: “Нет никаких данных, которые бы свидетельствовали, что Колумба
когда-либо смущали эти философские бредни, хотя бы в самые тяжелые моменты его
блужданий; также не мог он серьезно ознакомиться с Платоном, напечатанным
по-латыни, – если только Платон был в его руках, – прежде, чем первое издание
его появилось в 1483 году, во время пребывания Колумба в Португалии” (Уинсор
Дж. Христофор Колумб и открытие Америки. Спб., 1893. С.114).
Если
сам Колумб мог еще верить, что открыл не новый материк, а восточно-азиатский
берег, то многие его современники увидели здесь действительно “Новый
Свет”. Уже в 1493 году Педро Мартир, автор первого описания открытия
Америки, писал : “Некто Колон доплыл до западных антиподов, до индийского
берега, как он сам верит… Я этого не могу оспаривать, хотя кажется, что
величина земного шара приводит к другому выводу”(Цит. по: Зайдлер Л.
Атлантида. М.: Мир, 1966. С.180). Первыми вспомнили предание Платона,
естественно, итальянцы, для которых древний философ был “кладезем
мудрости”. Недаром Рафаэль в своей ватиканской фреске “Афинская
школа” дал в руки Платона именно “Тимея”, т. е. тот диалог, где
содержится рассказ об Атлантиде. Он, видимо, желал показать, что именно в нем
скрыта глубочайшая мудрость философа. Первым и достаточно четко сформулировал
мысль о том, что именно платоновская Атлантида является источником культуры
Нового Света, итальянский врач, философ, астроном и поэт Джироламо Фракасторо
(1478 – 1553). В своей эпической поэме “Сифилис, или о французской
болезни” (1521-1530) он рассказывает, как появилась страшная болезнь( 1-я
книга): добрый Юпитер на столетнем совете богов вынимает дурной жребий для
человечества. Зародыши неслыханной болезни заполняют эфир. На примере
страдающего юноши Фракасторо описывает симптомы болезни и обращается с мольбой
к богам о бедной Италии. Во 2-й книге предписывается образ жизни, определенные
лекарства и выражается уверенность, что болезнь удастся обуздать с помощью
“железных оков нашего искусства”. В 3-ей книге воспевается
“храбрый челн открывателей” Америки и заключенный с туземцами мир,
благодаря которому новый материк завещает европейцам свои древние тайны. Здесь
же сообщается, что в преданиях индейцев хранится память о их прародине
Атлантиде. Поэма посвящена Пьетро Бембо и в те времена была незаменимым
психологическим и санитарным руководством. В 1555г. в Вероне был открыт
памятник Д. Фракасторо, на табличке которого он был назван “лучшим поэтом
после Вергилия”, а его поэма названа “Божественной комедией”.
Горячо
поддержали идею о том, что источником культуры Нового Света является
цивилизация атлантов, испанские хронисты Гонсало Фернандес де Овьедо-и-Вальдес
(1478 – 1557) (“Всеобщая и подлинная история Индий, островов и материка в
море-океане”, 1535) и Агустин де Сарито (Сарате, ? – окт. 1560)
(“История открытия и завоевания Перу”, 1555) .
Наиболее
детально обосновывал эту идею автор “Всеобщей истории Индий и завоевания
Мексики” (1552) и “Истории Индии” (Historia de las Indias.
Saragossa, 1553) Франсиско Лопес де Гомара (1510 – 1560). Опираясь на обширный
материал по истории завоевания Вест-Индии и Мексики, впервые обобщенный им, и
первую правильную карту фламандского географа Герарда Кремера (Меркатора), он
привел ряд доводов в пользу своего утверждения и даже заявил, что можно найти
Атлантиду, но искать придется не возле Азорских и Канарских островов, а рядом с
Большими и Малыми Антилами. Он считал Америку не сохранившейся Атлантидой, а
тем самым “противолежащим материком”, о котором писал Платон,
остатками же легендарной страны эти острова, названные так в память об
Атлантиде Педро Мартиром. Сочинение Гомары было очень популярно в Европе и, подтвердив
часть сообщения Платона, он как бы открыл новую эру в атлантологии. Впервые
после средневекового затишья спор об Атлантиде ожил.
Англичанин
Хемфри Гильберт, приводя в своих сочинениях доводы в пользу возможности
достигнуть Китая северо-западным проходом, утверждал уже, что “Атлантида
теперь называется Америкой и была всегда известна как остров”, даже до
того, как часть ее погрузилась в море. По его мнению, Платон “определенно
описал Вест-Индию” и в классической древности уже были “некоторого
рода неясные представления и несовершенные сведения” о Новом Свете.
Если
Мартин Вальдземюллер в 1507г. предложил называть южную часть открытого материка
Америкой в честь Америго Веспуччи, а Меркатор распространил это название на обе
части Нового Света, то тюдоровский географ А.Ди решил “восстановить
справедливость” и предпочитал вместо названий “Америка” и
“Вест-Индия” использовать “Атлантида”. (Taylor E.G. R. The
Tudor Geography. L.,1930. P.99) . В 1601г. у истоков р. Парагвай был открыт
город Гран – Моксо, расположенный подобно столице атлантов на острове посреди
большого озера, что, по мнению современников, было еще одним свидетельством в
пользу отождествления Америки с Атлантидой. Такого мнения придерживались
Бирхероде (Bircherodius. Schediasma de orbe novo non novo Altdorf, 1683) и
составители карты 1689г.
Но
вскоре стали раздаваться и голоса против такого отождествления. Первым подал
свой голос итальянец Джироламо Бенцони (“История Нового Света”,
Венеция, 1565) ,который несколько лет жил в “Западной Индии”.
Серьезные
возражения прозвучали и в “Опытах” ; известного французского
гуманиста Мишеля де Монтеня (1533 – 1592): “не похоже, чтобы этим островом
и был Новый Свет, который мы недавно открыли, ибо вышеупомянутый остров почти
соприкасался с Испанией, и трудно поверить, чтобы наводнение могло затопить
страну протяжением более чем на тысячу двести лье; а кроме того, открытия
мореплавателей нашего времени с точностью установили, что это не остров, но
материк, примыкающий, с одной стороны, к Ост – Индии, а с другой – к землям,
расположенным у того и другого полюса, – или, если он все-таки не смыкается с
ними, то они отделены друг от друга настолько узким проливом, что это не дает
основания называть новооткрытую землю островом” (Монтень М. Опыты. Кн.1.
М.: Терра, 1991. С. 323) .Любопытно, что в своем рассказе, начиная с абзаца
“Солон у Платона…” (Там же. С.322) М.Монтень воспроизводит текст
французского перевода книги Бенцони (Женева, 1579), а источником всей его
информации о жителях Нового Света является книга Гомары (1553).
Начинается
новый этап в эволюции восприятия европейцами Нового Света. Для него характерен
отказ от обязательного “ключа” в виде священного текста или языческих
сочинений и опора уже на доводы рассудка и научные данные. И атлантологи
разделились.
Часть
из них по-прежнему отстаивала “атлантическую” точку зрения. Немецкий
иезуит Афанасий Кирхер , профессор нескольких университетов, где преподавал
философию, математику, теологию, историю, физику, технику (именно он изобрел
так называемый “волшебный фонарь”), древнееврейский и ассирийский
языки, последние годы жизни полностью посвятил археологии и египетским
иероглифам. В книге “Подземный мир”(Mundus subterraneus, 1665) он
считал, что Азорские острова, Канарские и острова Зеленого мыса не что иное как
вершины гор затонувшего материка. Он даже поместил его на карту, причем
очертания его довольно точно соответствуют неизвестным еще в то время глубинам
океана. Он абсолютно уверен в правдивости Платона: “Как мы показываем в
нашем “Эдипе”, Платон старался довести до минимума баснословную долю
своего рассказа и придать ему подлинную историческую ценность мелочным
описанием физической, экономической и политической географии острова
Атлантиды”(Цит. по:Богаевский Б.Л. Атлантида и атлантская культура// Новый
Восток. 1926. 15. С.227).
Основатель
и руководитель иезуитской организации на Канарских островах Луи Анкиета
(Anchieta), родившийся в 1648г. в Лагуне на О.Тенериф, был уверен, что снежный
пик Тенериф и есть Атлас, а сами прекраснейшие Канарские острова – не что иное,
как воспеваемые античными авторами Острова блаженных, Елисейские поля, Сады
Гесперид (“О красотах Канарских островов”, 1679).
Однако
другие авторы уже начинают перемещать загадочную страну на ту или иную часть
суши. Любопытно, что в это время зарождаются многие из известных ныне теорий о
местонахождении и гибели Атлантиды. Так, Кирхмейер (“Заметки об Атлантиде
Платона”)(Kirchmeier. Exercitatio de Platonis Atlantide, Wittenberg, 1685)
помещает ее, предвосхищая теорию Лео Фробениуса (1908г.), на юго-западном берегу
Африки.
Известный
английский гуманист Фрэнсис Бэкон (1561 – 1626) в своей “Новой
Атлантиде” (1624) ищет ее где-то на американском континенте: “Китай и
великая Атлантида (именуемая у вас Америкой)” и добавляет: “все это
поэтический вымысел, одно, во всяком случае, верно; эта Атлантида, так же как и
Перу (в то время называвшаяся Койя) и Мексика (носившая название Тирамбель),
были мощными и гордыми державами, которые славились войском, флотом и
богатствами…великая Атлантида была разрушена до основания – не
землетрясением, как утверждает наш источник (ибо вся та часть света мало им
подвержена), но частичным потопом или наводнением… Однако, вследствие того,
что вода, хотя и неглубокая, стояла очень долго, жители долин, даже там, где
они не утонули, погибли от недостатка пищи и других необходимых предметов. Не
удивляйтесь поэтому редкому населению Америки, а также грубости его нравов; ибо
нынешних обитателей Америки надлежит считать молодым народом, не менее чем на
тысячелетие моложе остальных народов мира” (Бэкон Ф. Сочинение. Т.2. М.:
Мысль, 1978. С.496-497) . Эту точку зрения впоследствии поддержали французы
Сансон (1689), Герль.
Швед
Олаус Рудбек (Olaus Rudbeck. Atlantika
sive Manheim, vera Japheti posteriorum sedds ac patria. 4 vol.
Upsala,1675; Rudbeck. Atlantica. Frankfurt, 1692) , основываясь на сочинениях
Гомера и труде Плутарха “О лице в лунном диске”(De facie in orbe
Lunae), доказывал, что Атлантида находилась в Швеции и была родиной сыновей
Иафета или европейцев. Ее столицей была Упсала. Интересна его аргументация,
ярко свидетельствующая о первых шагах опытного знания в Европе: “Огигия
находится отсюда недалеко в открытом море… На расстоянии пяти дней пути от
Британии, во-вторых, около большого залива не меньше, чем Меотис, в-третьих, там,
где Солнце не скрывается в течение тридцати дней в году, исчезая только на один
час…”( Цит. по: Зайдлер Л. С.173) .
Французский
ботаник Жозеф-Паттон Турнефор (1656 – 1708), один из первых исследователей
Крита, пришел к выводу, что некогда Черное море переполнилось водами большого
европейско-азиатского речного бассейна и прорвалось в другое великое озеро,
ставшее впоследствии Средиземным морем, и оно, выйдя из берегов, затопило
находившуюся против него Атлантиду (Tournefort. Relations d*un voyage au
Levant. Paris, 1717). Эту же идею впоследствии доказывал Фессенден ( Fessenden.
Atlantis. L., 1925) .
В
18 веке уже начались, по словам В. Я. Брюсова, “попытки использовать
сообщения Платона на основании точных научных данных” (Брюсов В.Я. Учителя
учителей //Летопись. 1917. 9-12. С.224) .
Список литературы
Батунский
М.А. Развитие представлений об исламе в западноевропейской средневековой
общественной мысли (XI – XIV вв.). // Народы Азии и Африки. 1971. 4.
Бейкер
Дж. История географических представлений и исследований. М.,1950.
Верн
Ж. История великих путешествий. Кн. 1. Открытие земли. М.: Терра – Terra, 1993.
Габриэли
Ф. Данте и ислам // Арабская средневековая культура и литература. М.,1978.
Генон
Р. Влияние исламской цивилизации на Европу // Вопросы философии. 1991. 4.
Жиров
Н.Ф. Атлантида. Основные проблемы атлантологии. М.: Мысль, 1964.
Журавский
А.В. Христианство и ислам. М.: Наука, 1990.
Зайдлер
Л. Атлантида. М.: Мир, 1966.
Лучицкая
С.И. Араб глазами франка (Конфессиональный аспект восприятия мусульманской
культуры) // Одиссей. Человек в истории. 1993. М.: Наука, 1994.
Лучицкая
С.И. Образ Мухаммада в зеркале латинской хронистики XII – XIII вв. // Одиссей.
Человек в истории. 1994. М.: Наука, 1994.
Магидович
И.П., Магидович В.И. Очерки по истории географических открытий. Т.1,2. М.1982.
Матузова
В.И. Английские средневековые источники IX – XIIIв. Тексты. Перевод.
Комментарий. М.: Наука, 1979.
Монтавес,
Педро Мартинес. Ислам и христианство в экономике позднего средневековья.
М.,1970.
Пиков
Г.Г. Беда Достопочтенный об арабах и исламе // VII Арсеньевсеие чтения. Тезисы
докладов региональной научной конференции по проблемам истории, археологии и
краеведения. Уссурийск, 1994.
Пиков
Г. Г. Библия и представления европейцев VIII – XII вв. об исламе и арабах //Традиции
и инновации в истории культуры. Межвузовский сборник научных трудов.
Новосибирск, 1995. С. 52 – 63.
Пиков
Г.Г. О восприятии монголов европейцами в XIII веке //История мировой культуры и
методы ее преподавания. Тезисы докладов международной конференции. Новосибирск:
НГПУ,1995.
Пиков
Г.Г. О восприятии Нового Света европейцами в ХVI – XVII вв. // История мировой
культуры и методы ее преподавания. Тезисы докладов международной конференции.
Новосибирск: НГПУ,1995.
Райт
Дж. К. Географические представления в эпоху Крестовых походов. Исследование
средневековой науки и традиции в Западной Европе. М.: Наука, 1988.
Уотт
У. М. Влияние ислама на средневековую Европу. М.:Наука, 1976.
Хенниг
Р. Неведомые земли. Т.1-4. М-Л.,1961-1963.
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://students.gf.nsu.ru/