Сергеев С. М.
Консерватизм и традиционализм
Спорыо терминах, вероятно, самые сложные в гуманитарных науках с их почтионтологической неточностью в дефинициях. Но в то же время совершенно очевидно,что невозможно правильно понять то или иное явление (историческое, в нашемслучае), не дав ему правильного наименования. Приблизительность последнеговлечет за собой приблизительность знания о сути предмета исследования. Понебесспорной, но интересной мысли о.Павла Флоренского, “суть науки — впостроении, или, точнее, в устроении т е р м и н о -л о г и и (разрядка автора.— С.С). Слово, ходячее и неопределенное, выковать в удачный термин — это изначит решить поставленную проблему” (1).
“Консерватизм”относится к числу чрезвычайно сложных и расплывчатых терминов. Долгое время вотечественной публицистике, где с середины XIX в. тон задавали либеральные исоциалистические органы печати, это понятие было практически ругательным,синонимом мракобесия, обскурантизма, всего того, что противоречит нормальномуобщественному развитию. В политической литературе начала ХХ века можно былопрочесть, что “консерваторы — это группа, которая опирается на силупредрассудков, суеверий, преданий и народного невежества, которые они породилиза время своего господства. Консерваторы стремятся сохранить то, что мешаетобществу жить и развиваться, а людям дышать” (2).
Визвестном справочном издании того же времени говорилось, что консерватизм есть“стремление отстаивать существующее против всякого новшества, господствующиеполитические и социальные формы — против стремлений к глубоким и широкимпреобразованиям, в особенности, если они имеют революционный характер” (3).Сказано более деликатно, но суть та же самая. Впоследствии подобноепредставление, густо приправленное марксистской фразеологией, стало основойтрактовки данной темы советской гуманитарной наукой. Так, в опубликованной ужев период “перестройки” научно-популярной брошюре, ее авторы подразумевали подконсерватизмом “тип политики господствующих классов антагонистического обществас соответствующей идеологической надстройкой, с определеннойпартийно-организационной базой. Консерватизм направлен противобщественного прогресса, противодействуя ему разнообразными методами — от провозглашенияготовности к ограниченным реформам до откровенного насилия ” (4). Всловарях 1980-х гг. консерватизм подавался как “приверженность к старому,отжившему и вражда ко всему новому, передовому” (5), как явление,противостоящее “прогрессивным тенденциям социального развития” (6).
Но,… “времена меняются”, и сегодня такие оценки выглядят уже как маргинальные.Более того, ныне именовать себя “консерватором” стало и модно, и престижно,свидетельством чему служат высказывания видных представителей “российской элиты”— от политиков до кинорежиссеров. Естественно, изменился и тон нашихобществоведов. “Мы категорически против того, чтобы заведомо выносить русскомуконсерватизму какие-либо приговоры ” (7), обнадеживающезаявляет в предисловии к новейшему исследованию проблемы В.Я. Гросул. Однако,нельзя сказать, чтобы с исчезновением тенденциозного негативизма в отношенииконсерватизма, данное явление обрело четкую удовлетворительную дефиницию.Напротив, для большинства попыток создать последнюю характерна еще большаярасплывчатость, чем прежде. Скажем, тот же В.Я. Гросул определяет консерватизмкак “идейное и политическое течение охранительного характера, направленное напринципиальное сохранение существующих социальных отношений и государственногоустройства ” (8). При внешней справедливости этой трактовки, оналишена историзма и, в сущности, применима ко всем векам и государствам от концаIII тысячелетия до н.э. до начала XXI столетия н.э., от Шумера до РоссийскойФедерации. Всегда и везде существовали люди и идейно-политические течения,отстаивавшие общественный status quo против реформ или революций. Такимобразом, под консерватизмом можно понимать некую всечеловеческую жизненнуюустановку, состоящую в приверженности к устоявшемуся и апробированному в противовесновому и неизведанному. Подобный подход сделался весьма распространенным всовременной научной литературе. Для А.Н. Родионова, скажем, “консервативнаятрадиция предстает в виде цепи защитных реакций на вызовы революционных ирадикальных движений и умонастроений, направлена на погашение ихдестабилизирующих импульсов” (9). В.И. Приленский видит в консерватизме“понятие, обозначающее политические силы, которые в тот или иной период борютсяза сохранение традиционных, сложившихся основ общественной жизни, а такжехарактеризующее определенный тип или стиль мышления” (10). Отдает даньрасширительному толкованию консерватизма и А.В. Репников, утверждающий, что он“в определенной степени присущ всем политическим движениям” (11). Та жеразмашистость проявляется и в хронологии консерватизма. Американец Р. Пайпс в 1970 г. взял за исходную точку русского варианта этой идеологии конец XV в.(12), а нашсоотечественник В.А. Гусев в 1993 г. переместил ее уже в XI столетие, объявивосновоположником русской консервативной традиции митрополита Иллариона (13).
Расширительныйподход к консерватизму имеет под собой определенные основания, свою логику инекоторые плюсы. Действительно, консерватизм как структура сознания или типмышления имеет много общего во все века и у всех народов. Но при такой егоинтерпретации мы теряем возможность продуктивного исследования консерватизмакак особой идеологии, противостоящей и либерализму, и социализму (коммунизму),имеющей свою систему ценностей, свою историю, своих классиков (Э. Берка — вАнглии, Ж. де Местра и Л. де Бональда — во Франции, А. Мюллера — в Германии, Х.Доносо–Кортеса — в Испании, Н.М. Карамзина и К.Н. Леонтьева в России…).Естественно, что понимая консерватизм расширительно, возможно говорить нетолько о консервативных либералах, но и о консервативных коммунистах и даже и оконсервативных нигилистах. Мы нисколько не утрируем: современный шведскийфилософ Т. Топше совершенно серьезно доказывает, что любой устоявшийся порядоктрадиционен и защита его и есть консерватизм, приводя в качестве примеракоммунистов-ортодоксов из СССР (14). А вот мнение российского философа В.И.Толстых: “Консерваторы есть и среди либералов, и среди социалистов, и срединационалистов, образуя “фундаментальное” крыло любой из существующих идеологий”(15). Следуя этой логике, нетрудно обнаружить либеральных, социалистических и …консервативных консерваторов. А если мы еще вспомним, что некоторые мыслителинаходят социализм уже в Древнем Египте и в империи инков, а слово “либерал”давно стало синонимом бытового и административного демократизма, то легковообще ликвидировать всю устоявшуюся идеологическую триаду конца XIX — началаХХ вв.: консерватизм, либерализм, социализм (коммунизм). Мы не консерваторы вобласти научных методологий, но нам кажется, что, если в культурологии илипсихологии понимание консерватизма как структуры сознания не только уместно, нои перспективно, то в социально-политической истории оно только запутываетпроблему. Нет сомнения, что упомянутая выше триада не объемлет всей полнотыисторической конкретики, что она являет собой схему… Но, возможна ли вообщегуманитарная наука без таких схем, как неких “идеальных типов” (М. Вебер) (16)?Думается, что нет. Рассмотрение К.П. Победоносцева, П.Н. Милюкова и М.А.Суслова как звеньев “цепи защитных реакций на вызовы революционных ирадикальных движений” нам не представляется слишком многообещающим делом дляисторика общественной мысли. Если мы обратимся к фактам, то сразу же увидимнеудобство расширительной трактовки консерватизма. Например, когда в 1797 г. Жозеф де Местр полемизировал с известным либеральным идеологом Б. Констаном (автором брошюрыс характерным названием “О мощи нынешнего правительства Франции и онеобходимости принять его сторону”) (17), то, кто из них был “консерватором”,кто отстаивал “существующие социальные отношения и государственное устройство”?Республиканец Констан, а не монархист де Местр. В 1880–1890-е гг.консерваторами выглядят совсем не К.Н. Леонтьев или Л.А. Тихомиров, апублицисты либерального “Вестника Европы” типа Л.З. Слонимского, защищающие от“вызовов радикальных движений” “старый порядок”, сложившийся в результатеВеликих реформ. Конечно, Ж. де Местра и К.Н. Леонтьева можно назвать“реакционерами”, но вряд ли это будет вполне корректно: первый прямо говорил,что проект возврата к дореволюционному состоянию Франции подобен разлитиюЖеневского озера по бутылкам (18), а второй недвусмысленно утверждал, что“возвратиться вполне к прежнему и нельзя, и не нужно ” (19) (курсивздесь и в других цитатах, кроме особо оговоренных случаев — их авторов).Нередко, не только в публицистике, но и в научной и научно-популярнойлитературе (например, у А.Н. Медушевского, О.В. Кишенковой, А.М. Руткевича(20)) мы встречаем смешение “консерватизма” славянофилов и К.Н. Леонтьева с“консерватизмом” либералов вроде Б.Н. Чичерина и религиозных философов началаХХ в. вроде Н.А. Бердяева или С.Л. Франка. Но между этими “консерватизмами”различий больше, чем сходства…
Нельзя,однако, не заметить, что сама семантика понятия “консерватизм” провоцирует наподобный “универсалистский” подход к теме. “Консервировать”, т.е. сохранятьможно все, что угодно, — и либерализм, и коммунизм в том числе. А что же хочетсохранить “консерватизм”? Слово на сей вопрос однозначного ответа не дает, вотличие от тех же “либерализма” и “коммунизма”, четко и ясно выражающихцентральные идеи обозначаемых этими терминами движений. Кроме того, получается,что “консерватизм” как идеология имеет только негативную дефиницию, что он“трактуется с помощью негативных определений, выступая как антитеза программевсяких изменений вообще” (21) (А.Н. Медушевский). На самом же деле, позитивнаяпрограмма в “консерватизме”, как и в других идеологиях играла не меньшую роль,чем критика идейных противников. Нам, поэтому, представляется, что явление,именуемое “консерватизмом”, нуждается в другом, более точном названии.
Мыдумаем, что искомый термин давно уже найден, имя ему — традиционализм. В данномконтексте он впервые был использован (со ссылкой на Макса Вебера) КарломМанхеймом в 1927 г. (22) Но для последнего он означал не идеологическуюструктуру, а ее эмоциональную подпочву — нерефлектирующую приверженностьпрошлому. “Консерватизм” же понимался Манхеймом именно как идеология, какосознанный традиционализм. Его точку зрения разделяют некоторые современныеотечественные исследователи (23). Но такое словоупотребление совершеннопроизвольно и, в сущности, не опирается на какие-либо серьезные доводы. Мы жеприсоединяемся к позиции польского социолога и культуролога Е. Шацкого,поменявшего в манхеймовской дихотомии “консерватизм” и традиционализм местами.Причем Е. Шацкий здесь не выступает каким-то новатором, а присоединяется кцелому ряду предшественников — известных западных философов (П.Р. Роден, А.Рош, А. Лаланд, Э. Шилз, Р. Арон) (24). Сам он называет традиционализмом “непросто склонность противодействовать любому изменению, а более или менеесистематизированную совокупность утверждений о специфической ценности всего,что старо” (25). Далее, конкретизируя данное понятие, Е. Шацкий, ссылаясь на Э.Шилза, обозначает “консервативные” доктрины Нового времени как “идеологическийтрадиционализм” (26). Очень важна оговорка польского ученого о том, что“идеологический традиционализм не исключает из своей картины мира социальныхизменений ”, что “защита “доброго старого времени” была длябольшинства представителей “идеологического традиционализма” “скорее защитойнеких общих принципов (таких, например, как иерархия, авторитет,антииндивидуализм, приоритет обычая над законом), нежели защитой конкретногосоциального порядка, существовавшего в определенном месте в определенное время”(27). В подтверждение своей мысли Е. Шацкий приводит весьма выразительноевысказывание Жозефа де Местра: “Наверняка человеком будут управлять всегда, ноникогда одним и тем же способом. Разные обычаи, разные верования неизбежновызовут к жизни разные законы” (28).
Средироссийских ученых наиболее близкую нам точку зрения мы обнаружили у специалистапо французской общественной мысли М.М. Федоровой, чьи рассуждения судовольствием процитируем: “ консерватизм означал не просто возврат кпрошлому, но и определенный проект переустройства общества, но наиных началах, чем предлагал либерализм, а позднее социализм. Такимобразом, смыслообразующим элементом для консерваторов выступает традиция,понимаемая как сохранение и развитие всего ценного, что было накоплено тем илииным народом за всю его историю и реконструкцию политических институтов всоответствии с этими культурно-историческими ценностями Вот почему общественно-политический проект консерватизма в целом следовало быназвать традиционализмом в качестве одной из тенденций в рамках консерватизма” (29).
Иу Е. Шацкого, и у М.М. Федоровой совершенно справедливо отмечено, что идеяразвития отнюдь не чужда “консерваторам”. Поэтому, когда И.Л. Беленькийформулирует, что консерватизм — это “система воззрений на мир, ориентированнаяна сохранение и поддержание исторически сформировавшихся “органических” формгосударственной и общественной жизни, ее морально-нравственных оснований” (30), в его достаточно удачном определении как раз не хватает слова“развитие” рядом с “сохранением” и “поддержанием”… Но может ли “консервируемое”развиваться? По точному смыслу слова, нет. А вот традиция, без всякогосомнения, развиваться может, не переставая при том выполнять функциисохранения, и потому традиционализм — термин, в данном случае, гораздо болееадекватный.
Спринятием термина традиционализм идеология, ранее именовавшаяся “консерватизм”,приобретает позитивный вектор, присущий всем идеологиям без исключения, у неепоявляется совершенно определенный и ясный субъект — традиция. Традиционализмвыступает не против развития вообще, а против антитрадиционных (с его точкизрения) вариантов развития, выдвигая им в противовес свою собственнуюположительную программу, опирающуюся на опыт прошедших столетий. Использованиеэтого термина прекращает путаницу вокруг двойного смысла понятия“консерватизм”. Можно спокойно согласиться с его расширительным толкованием ипризнать, что и у либералов, и у социалистов, и у традиционалистов есть своирадикалы и свои консерваторы. Кроме того, традиционализм сразу же вызываетассоциацию с таким понятием, как традиционное общество. И эта ассоциация,конечно, не случайна, ибо традиционализм и является, в сущности, рациональнымвыражением идеалов традиционного общества. По точной формулировке В.М. Ракова,“традиционализм есть отстаивание ценностей традиционного общества в условияхмодернизации” (31).
Идеологическийтрадиционализм появляется в Европе в конце XVIII в. как реакция на идеологиюПросвещения и его социальное следствие — Французскую буржуазную революцию. Этообщее место в работах, посвященных “консерватизму” (например: “консерватизм — дитя реакции на Французскую революцию и Просвещение” — американский исследователь проблемы Р. Нисбет) (32). До тех пор,пока ценности традиционного общества не были поставлены под радикальноесомнение, потребности в подобной идеологии не существовало. Как замечаетанглийский ученый Р. Арис, — “ пока прежний порядок оставалсянеизменным, традиционалистские тенденции никогда не выливались в замкнутуюсистему идей или политическое движение” (33). В России зачатки идеологическоготрадиционализма можно найти у противников церковных реформ патриарха Никона иособенно у противников преобразований Петра I, какие-то намеки на неговстречаются у М.М. Щербатова и А.С. Шишкова. Но, конечно, подлинной датойрождения русского традиционализма следует считать 1811 г. — время создания “Записки о Древней и Новой России” Н.М. Карамзина. Это сочинение стало“своеобразным манифестом” русского политического консерватизма (34) (Ю.С.Пивоваров); “самым выдающимся памятником зарождающегося русского политическогоконсерватизма” (35) (В.Я. Гросул); “ от Карамзина тянется длинная нитьрусского политического консерватизма, охватывающего самые разнообразныенаправления — от славянофильства и почвенничества до “византизма” и веховства”(36) (А.Ф. Замалеев). Конец традиционализма как реальной социально-политическойсилы в Европе и России естественно связан с крушением в результате Первоймировой войны и буржуазных революций монархических режимов в Германии,Австро-Венгрии и России, т.е. его можно датировать 1917–1918 гг. При этомидеологический традиционализм отнюдь не исчезает, более того, он существует ипо сей день, но с течением времени все более маргинализируется, ибо егосоциальная база — остатки традиционного общества, — довольно быстроразмывается. На сегодняшний день традиционализм в чистом виде есть уделнебольших групп интеллектуалов, не имеющих никакого веса в реальной политике.Так называемый “неоконсерватизм” на Западе представляет собой в целомконсервативный либерализм, отстаивающий свободный рынок, гражданское общество ипарламентаризм, т.е. все то, с чем боролись Жозеф де Местр и К.Н. Леонтьев(37). Другое дело, что элементы традиционализма были впитаны различнымиидеологиями ХХ в. — тем же либерализмом, национализмом, фашизмом, всевозможнымивидами “национального социализма” и даже коммунизмом. Такие традиционалистскиепонятия как авторитет, иерархия, религиозная вера, — оказались в разной степенивсем им необходимы.
Итак,традиционализм (“консерватизм”) — это направление мировой общественной мысли,возникшее в Европе в конце XVIII в., а в России — в начале XIX в.Традиционализм является идеологическим ответом традиционного общества на вызовмодернизации и сопутствующей ей идеологии Просвещения с ее подчеркнутымотрицанием исторической традиции как предрассудка, рационализмом,индивидуализмом, механицизмом, экономическим и политическим либерализмом,приоритетом формального права. Традиционализм выступает за сохранение,поддержание и развитие исторически сложившихся религиозных, культурных,политических и хозяйственных основ данного общества. Для традиционализмахарактерны: 1) признание религии (в случае России — православного христианства)фундаментом общества; 2) понимание общества как своеобразного организма,продукта постепенного исторического роста; 3) предпочтение “мудрости веков”абстрактным схемам, обычая — формальному праву; 4) приоритет общности надиндивидом; 5) социальный иерархизм; в случае России — 6) подчеркивание еецивилизационной самобытности; 7) апология самодержавной монархии (38).
Две тенденции в русском традиционализме 1880–1890-хгг.
Проблематипологии русского традиционализма (“консерватизма”) не менее сложна изапутанна, чем проблема его дефиниции. В историографии по этой проблеме быловысказано немало интересных суждений. У Р. Пайпса, например, классификацияданного явления совпадает с его периодизацией, и он выделяет четыре типа“консерватизма”: церковный, дворянский, интеллигентский и бюрократический (39).Представителями “интеллигентского” или “нового” “консерватизма”, возникшегопосле 1860 г., американский ученый называет И.С. Аксакова, Н.Я. Данилевского,Ф.М. Достоевского, Ап.А. Григорьева, М.Н. Каткова, К.Н. Леонтьева, К.П.Победоносцева, Ю.Ф. Самарина (40). Список чрезвычайно пестрый, но различиймежду вышеназванными мыслителями Р. Пайпс не фиксирует совершенно, хотядостаточно сопоставить позиции И.С. Аксакова и К.П. Победоносцева, или А.А.Григорьева и М.Н. Каткова, чтобы они обнаружились. Их легко различить, как намкажется, любому человеку, неплохо знающему историю и культуру России XIX в., ауж тем более специалисту по общественной мысли. О нелепости определения Р.Пайпсом “консерватизма” 1880–1890-х гг. как “бюрократического” уже говорилось.
Внедавних работах российских ученых подход к проблеме классификации гораздоболее продуман. К.А. Лотарев, скажем, разграничивает консервативное,охранительное и реакционное направления в русском традиционализме (41), но ониу него практически не прописаны. В.М. Раков выделяет два варианта:“радикально-охранительный” и славянофильский (42). К первому он относится резкоотрицательно (“упрощенческий, конфронтационный вариант”), а второе считает “явлениемплодотворным”. Недостатком данной типологии являются весьма приблизительныепредставления ее создателя о славянофильстве, куда им записаны наряду с И.В.Киреевским и А.С. Хомяковым, Н.В. Гоголь, Ф.М. Достоевский, Л.Н. Толстой и В.С.Соловьев (последний подается как самый яркий символ этого направления). А К.Н.Леонтьев каким-то странным образом попал в число и “славянофилов”, и“радикалов-охранителей”.
М.С.Вершинин считает, что в отечественном “консерватизме” существовало два основныхтипа. Первый — “ценностный”, предполагающий, что “цель общества в сохранении ивоплощении основополагающих ценностей — ценностей социальной интеграции: Бог,Родина, община, этничность, общее прошлое, общая судьба и др. (славянофилы,“почвенники”). Второй — “структурный”, который исходит из того, чтостабильность обеспечивается не сохранением ценностей, а общественнымиструктурами (М.Н. Катков, К.Н. Леонтьев, К.П. Победоносцев, Л.А. Тихомиров)(43). В таком разделении есть определенный смысл: действительно, представителивторого типа больше размышляли о вопросах государственного и общественногоустройства, чем представители первого. Но абсолютизировать такое разделениебыло бы неверно. Из всех “структурников” только М.Н. Катков в полной мере можетбыть к ним причислен. Ни К.Н. Леонтьев, ни Л.А. Тихомиров, ни даже К.П.Победоносцев никогда и нигде не писали о приоритете “структур” над“ценностями”. С другой стороны, и многие славянофилы (особенно, И.С. Аксаков иЮ.Ф. Самарин) думали не только о “ценностях”, но и о “структурах”.
Близокпо ходу мысли к М.С. Вершинину А.В.Р епников, отделяющий от славянофилов особуюгруппу “консервативных государственников” (Н.Я. Данилевский, К.Н. Леонтьев,К.П. Победоносцев, Л.А. Тихомиров) (44).Резон для такого отделения опять-такиимеется, проблема государства у указанных мыслителей играет гораздо болеезначительную роль, чем у славянофилов. Странным, правда, выглядит отсутствие вэтой группе государственника par exellence — М.Н. Каткова. Неудачен, как намкажется, сам термин, — что же, И.С. Аксаков, “антигосударственник” или“негосударственник”? Как быть с тем, что Н.Я. Данилевского многие славянофилысчитали своим виднейшим теоретиком? Но главное в том, что фигура К.П.Победоносцева выбивается из всего остального ряда, легко объединяемого по близостиисториософских или социально-политических идей. К.Н. Леонтьев ссылается на Н.Я.Данилевского, Л.А. Тихомиров — на К.Н. Леонтьева при разработке самыхсущественных вопросов своих концепций; нетрудно провести между этими тремямыслителями единую идейную линию. Ссылки же на К.П. Победоносцева у К.Н.Леонтьева и Л.А. Тихомирова носят прикладной или прагматический характер, аН.Я. Данилевский же о Константине Петровиче и вовсе не упоминает, впрочем, каки тот о Николае Яковлевиче…
Своеобразную“поколенческую” классификацию предложил Э.А. Попов, который разводит“консерваторов-ортодоксов” (К.П. Победоносцев) и “новое поколение” (К.Н.Леонтьев, Л.А. Тихомиров, Д.А. Хомяков), выдвинувших программу “консервативныхреформ” (45). Отделение К.П. Победоносцева от К.Н. Леонтьева и Л.А. Тихомироваи определение последних как “консервативных реформаторов” нам кажетсясовершенно справедливым, но сама терминология — расплывчатой инеудовлетворительной. Во-первых, не ясно, что такое “ортодоксальныйконсерватизм”. Во-вторых, понятие “новое поколение”, вполне применимое к Л.А.Тихомирову и Д.А. Хомякову, нимало не подходит к К.Н. Леонтьеву и формально (онмладше К.П. Победоносцева всего на четыре года), и фактически (печататьсяКонстантин Николаевич начал раньше, чем Константин Петрович, раньше выступил икак теоретик традиционализма, главный теоретический труд К.П. Побеносцева“Московский сборник” вышел через пять лет после смерти К.Н.Леонтьева).
Подходк проблеме типологии традиционализма, предлагаемый нами, имеет довольно продолжительнуюгенеалогию. Еще в 1899 г. П.Б. Струве тонко подметил, что современный емурусский “консерватизм” не представляет собой единого целого и обозначил в немдва направления: “консервативную романтику” (“консерватизм” как “целостноекультурное миросозерцание”) и “консервативную казенщину” (“консерватизм” как“узкое направление практической политики”) (46). И если “консервативнаяромантика, создавая или воссоздавая целостный культурно-общественный идеал,требует его целостного воплощения в жизнь”, то “консервативная казенщинаохраняет данную конкретную действительность” (47). Это оченьблизко к классификации М.С. Вершинина, но гораздо точнее и внятнее. “Романтика”и “казенщина”, конечно, никуда не годятся в качестве исторических терминов, ноглавный водораздел между “консерваторами” П.Б. Струве определил совершенноверно. В 1969 г. А.Л. Янов вычленил два типа “реакционных идеологий” —“охранительный” и “консервативный”: “Охранительные идейные течения исходили из нерушимости существующей структуры во всей ее целостности. И, сталобыть, любое изменение структуры казалось охранителям революцией, катастрофой,гибелью системы. В основе же консерватизма лежало представление онепрерывности определенной культурной традиции, другими словами, о приоритете инерушимости лишь какого-то одного элемента существующей структуры, будь то“православие”, “народность” или “византизм”. Ради оптимального функционированияименно этого элемента консервативная мысль, как правило, проектировала иной,отличный от существующего набор связей его с другими элементами системы. А,стало быть, и принципиально другую структуру системы” (48). Постигнуть смысляновской тирады не очень просто, из-за ее интеллектуальной и лексическойневразумительности. Но, если попытаться отбросить абсурдные рассуждения о“приоритете” того или иного “элемента”, и пересказать сей текст нормальнымязыком, то мы увидим, что автор правильно нащупал точку расхождения разныхнаправлений традиционализма. Излишне, наверное, говорить, что сама терминологияА.Л. Янова просто анекдотична: по своему смыслу слова “охранитель” и“консерватор” — синонимы.
Используянаходки П.Б. Струве и А.Л. Янова, мы определяем две тенденции русскоготрадиционализма как “консервативную” (или “охранительную”) и “творческую”.
Еслипервая видит цель своих усилий в сохранении существующего status quo как онесть, то вторая желает преобразования наличной действительности, но не в духелиберальных или социалистических идей или банального реставраторства, а наоснове продолжения и развития православно-монархических традиций русской жизнив новых, соответствующих духу эпохи формах. Если первая руководствуется преждевсего интересами конкретной политической ситуации (“практической политики”), товторая исходит, в первую очередь, из “целостного культурно-общественногоидеала”, который она пытается воплотить в жизнь.
Попытаемсяподтвердить нашу гипотезу на материале 1880-1890-х гг. Нам представляется, чтовыразителями консервативного традиционализма в эту эпоху являлись К.П.Победоносцев, М.Н. Катков, В.А. Грингмут, а традиционализма творческого — И.С.Аксаков и другие поздние славянофилы, К.Н. Леонтьев, Л.А. Тихомиров. Разберемсначала консервативную тенденцию.
Ссамого начала необходимо оговориться, что всякий консерватизм относителен и чтопротивники любых изменений вообще вряд ли существовали когда-либо в природе. НиК.П. Победоносцев, ни М.Н. Катков, ни В.А. Грингмут, естественно, не призывалик некой абсолютной социально-политической неподвижности России. Напротив, М.Н.Катков был идеологом большинства так называемых “контрреформ” Александра III, аК.П. Победоносцев — инициатором возрождения системы церковно-приходских школ.Речь идет о другом: меры, которые предлагались консервативнымитрадиционалистами, являлись частичными, представляя лишь незначительнуюкоррекцию той социально-политической системы, которая сложилась в стране впериод Великих реформ Александра II, эти меры не носили характерапринципиального пересмотра основ данной системы. Консерваторы пыталисьприостановить процессы разложения традиционного общества в России, нопозитивного Большого проекта общественного развития, который мог бы статьдостойной альтернативой Больших проектов либералов или социалистов они невыдвинули. Вообще, теоретическая база консервативных традиционалистов оказаласьразработана очень слабо, во многом потому, что они были слишком тесно привязанык реалиям текущей политической жизни.
КонсерватизмК.П. Победоносцева имел наиболее последовательный характер. Скептик ипессимист, он вообще не верил в возможность улучшения общества посредствомпеределки его государственных и социальных институтов, считая, что толькоблагодаря исправлению человеческих нравов можно достичь каких-нибудь положительныхизменений. Государственную программу, которую он пытался осуществить, можноназвать “программой нравственного перевоспитания общества” (49). Ко всему же,что выходило за пределы этой программы, К.П. Победоносцев относился, по меньшеймере, с недоверием (характерно его любимое присловье — “не надо”). Поэтому онбыл противником всякой “коренной ломки” социального бытия, и даже основные“контрреформы” 1880-х гг. встретили в нем решительного противника (50). Впублицистике К.П. Победоносцева также невозможно найти хоть какой-нибудь намекна положительный социально-политический проект, она практически вся посвященакритике основ либерализма и социализма, тотальный критицизм пронизывает и егописьма. Любопытен в этой связи отзыв в дневнике славянофила А.А. Киреева опобедоносцевском “Московском сборнике”: “ есть превосходные страницы,в особенн[ости] переводные, но в этом сборнике — весь Победоносцев. Умнонаписано, виден культурный человек с сильно развитым анализом, но с полнымотсутствием синтеза, от этого — сильная критика, разрушение и никакихсозидательных сил, кастрат!” (51) Хорошо передают сущность мировоззрения К.П.Победоносцева и строки из письма к нему И.С. Аксакова, однокашникаобер-прокурора Святейшего Синода по Училищу правоведения: “Если бы в те временаспросили тебя: созывать ли Вселенские Соборы, которые мы признаем теперьсвятыми, ты представил бы столько основательных критических резонов против ихсозыва, что они бы, пожалуй, и не состоялись. Твоя душа слишкомболезненно чувствительна ко всему ложному, нечистому, и потому ты сталотрицательно относиться ко всему живому, усматривая в нем примесь нечистоты ифальши” (52). Не слишком одобрял К.П. Победоносцев и теоретические изысканияидеологов творческого традиционализма. В декабре 1896 г. Л.А. Тихомиров записывает в дневнике, что “Победоносцев не особенно доволен моейпублицистикой за то, что касаюсь идеалов Монархии. Он этого всегда боится”(53). В январе 1897 г. — похожая запись: обер-прокурор говорил В.А. Грингмуту(намекая на Л.А. Тихомирова), “что нетактично или непрактично писать осамодержавии…” (54).
Бодрый,темпераментный М.Н. Катков был, казалось бы, полной противоположностью К.П.Победоносцева, но их роднило полное отсутствие разработанной теоретическойпрограммы. М.Н. Катков являл собой типичного журналиста, меняющего свои взглядыв зависимости от политической ситуации. Впрочем, несмотря на все его повороты,он оставался верен одной идее, “а идея эта, — по точным словам Н.П.Гилярова-Платонова –единство Русского государства и его мощь. Частные факты,теоретические права и интересы преклонялись перед ней, исчезали в ней” (55). Отом же свидетельствовал и К.Н.Леонтьев: “ говорил он почти всегдавовремя и кстати, заботясь лишь о действиях завтрашнего дня .Умалчивая о том, что прежде его это самое сказали Хомяков, Аксаков,Н.Я.Данилевский, Тютчев, он повторял чужие мысли в такие толькоминуты, когда становилось возможным их немедленное приложение . ОттогоКатков так часто и менял свои мнения, оставаясь всегда верен одной основнойцели: принести пользу русскому государству, принести ему пользу так, как он самв данную минуту понимал эту пользу” (56). “Великий оппортунист” (57), М.Н.Катков не создал какой-нибудь самостоятельной идеологии и потому, как бы нистарались исследователи его творчества, им никак не удается связно определитьего своеобразия как мыслителя (58). По верному замечанию В.В. Розанова,“невозможно даже политическую часть идей Каткова свести ни в какую систему” (59). Теоретическая девственность Михаила Никифоровича хорошовыразилась в таком его пассаже из статьи 1881 г.: “Что теперь нам делать? Прежде всего не задавать подобных вопросов. В этих-то беспрерывных вопросах и состоитнаш опасный недуг. Что нам теперь делать? Да просто стать на ноги, очнуться отдремоты, отряхнуться от праздности и делать то, что у каждого подруками. Что делать? Очевидно, следует делать то, что требуетсяосновными законами нашей страны” (60). Суженный кругозор политического эмпирикапривел М.Н. Каткова к выводу, что “Россия в настоящем своем положениисовершенно здорова, что она не нуждается ни в славянофильских, ни в либеральныхпереустройствах, чтобы идти по пути православия, самодержавия и народности” (61). Процитированное выше суждение В.А. Грингмута о М.Н. Катковедостаточно полно объемлет собственную программу этого правоверного катковскогоапологета и ученика. Правда, В.А. Грингмут испытал на себе некоторое влияниеК.Н. Леонтьева, прежде всего в трактовке славянского вопроса, но в целомлеонтьевский пафос оказался ему чужд (недаром, К.Н. Леонтьев дважды, в письмахк разным корреспондентам называет его “предателем” (62)). Служивший подруководством В.А. Грингмута в “Московских ведомостях” Л.А. Тихомировнеоднократно отмечает в дневниках его “пренебрежение к теоретической работе”(63) и даже характеризует своего начальника как “чистокровного бюрократа” (64).В.В. Розанов отмечал “чрезвычайную элементарность” идей и личности ВладимираАндреевича (65). Будучи типичным эпигоном, В.А. Грингмут лишь довел дологического конца линию М.Н. Каткова, возведя в систему его лозунги 1880-х гг.
Консервативнаятенденция в традиционализме с первого взгляда кажется более очевидной, чемтворческая. Но при внимательной работе с материалом становится ясно, что какявление мысли второе направление несравнимо значительнее первого, ибо только вовтором случае можно говорить о четкой системе взглядов, об идеологии. Вряд линужно доказывать, что И.С. Аксаков, К.Н. Леонтьев или Л.А. Тихомиров являютсяболее оригинальными мыслителями, чем К.П. Победоносцев, М.Н. Катков или В.А.Грингмут. В отличие от консервативных, творческие традиционалисты пыталисьсоздать свой Большой проект развития России, который можно было быпротивопоставить как равноправный проектам либералам и социалистов. И надосказать, что по своей радикальности идеи творческих традиционалистов часто неуступали идеям их оппонентов. И это оттого, что восприятие традиции И.С.Аксаковым и К.Н. Леонтьевым было динамическим, а не статическим, как у К.П.Победоносцева и М.Н. Каткова.
Пониманиетого, что слова “традиционализм” и “развитие” не есть антонимы, в последниегоды начинает прочно утверждаться в отечественной историографии. Так, например,О.В. Кишенкова характеризует “консерватизм” “не как безоглядную защиту старого,отжившего, а как идею обновления, которое не предполагает разрушения всегопредшествующего ” (66). Т.А. Филиппова и К.А. Лотарев употребляютпонятие “консервативное обновление” (67). А.В. Репников высказывается по даннойпроблеме, используя весьма близкую нам терминологию: “ консерваторы небыли просто “охранителями” Они были еще и творцами. Термин“консервативное творчество” имеет полное право на существование” (68). Однакочеткого разграничения (в том числе и терминологического) двух главныхнаправлений традиционализма сделано еще не было. Мы отдаем себе отчет, чтословосочетание творческий традиционализм звучит достаточно необычно, и, возможно, кому-то покажется неудобоваримым. Но нам оно представляется наиболееадекватным для обозначения рассматриваемого явления.
Начнемс того, что само понятие творчество имеет для И.С. Аксакова, К.Н. Леонтьева иЛ.А. Тихомирова принципиальное значение. Слова “творчество”, “творческий”,“творить”, “творец” и т.д. встречаются в текстах этих мыслителей очень часто ивсегда употребляются в позитивном смысле. Чтобы не быть голословным, приведемсооответствующие цитаты.
И.С.Аксаков. Верховная власть “со времен Петра была не свободна отржавчины отрицания. От этой-то ржавчины и необходимо ей вполне избавиться, чтобстать снова и вполне — силою творчеcкою(выделено здесь и далее нами. — С.С.) изиждущею” (69). “Наш недуг утрата внутренней цельности и творчестважизни” (70). “Ни народ без того слоя, который призван служить ему органомсамосознания, ни этот самый слой сам по себе не могуттворить ничего.А ведь именнотворчества и недостает нашей земле” (71).“Поистине,колоссальный подвиг предназначен нам восстановить в себе цельность итворчество народной жизни” (72). “Необходимо покончить с периодомказенщины; необходимо энергии отрицания противопоставить энергию положительноготворчества ” (73). “Народность — есть то же самое, что в отдельномчеловеке личность, но вмещающее в себе большее богатство творчества ”(74).
К.Н.Леонтьев. Противопоставляя оригинальность “охранения (старого)”,“оригинальности творчества (нового)”, он отдает предпочтение последнему, ибо“надежно только созидание чего-либо нового ” (75). К.Н. Леонтьев резкокритикует “консервативную” прессу за “равнодушие ко всему творческому”(76).“Пусть то, что на Западе значит разрушение, — у славян будеттворческимсозиданием…” (77). “ у нас слишком еще мало своеготворчества ” (78). Похвала католичеству за то, что в его истории —“что ни шаг, то творчество, своеобразие, независимость, сила” (79). “Я всегдаготов был ненавидеть русский ум и русский вкус за недостаток творчества истиля” (80). Необходимо “способствовать национальному творчеству навсех поприщах, начиная с государственного и художественного и кончаяпромышленным ” (81).
Л.А.Тихомиров. От успешности “процесса национального самоопределения зависит все наше социальное творчество” (82). Тихомиров призывает “непересоздавать русское, а создавать его, творить из него и сообразно с ним”(83). Царствование Александра III “дает исходный пункт живому творчествунаучной мысли, а, стало быть, подготовляет умственный капитал для своеобразногои самостоятельного развития страны” (84). “ вся свободнаятворческаяработа сосредоточилась” в среде традиционалистов (85). Революционеры“составляют вечную помеху социальному творчеству…” (86). “Вредное действиебюрократии состоит в том, что она всю жизнь нации подводит пододнообразные обязательные нормы, уничтожая всякую свободнуютворческую работу нации ” (87). “Значение государства состоит в том,что оно дает место сознательному человеческому творчеству в широких пределахнационального или даже (в идеале) всемирного союза” (88). “государство при монархической верховной власти наилучше обеспечиваеткачественную сторону коллективного творчества” (89).
Подобныхвысказываний нетрудно подобрать еще много, но и так очевидно, что понятиетворчество отнюдь не случайное для всех троих вышепроцитированных мыслителей. Уних встречаются и другие общие ключевые понятия, например, созидание,зиждительность, органичность, весьма близкие по смыслу к творчеству и потомуеще более утверждающие нас в правильности нашей терминологической новации. Конечно,можно было бы прибегнуть к более “академичному” определению данного явления,обозначить его как “традиционалистский реформизм” или “реформаторскийтрадиционализм”, но слово реформа объемлет лишь социальный аспект проектовтрадиционалистов и не затрагивает более широкий (и более для них важный) аспекткультурно-исторический. Не подходит нам и ставшее модным в современнойпублицистике, с легкой руки А.Г. Дугина, словосочетание консервативнаяреволюция, которым, кстати, тот же Дугин определяет мировоззрение иславянофилов, и К.Н. Леонтьева (90). Перенося понятие, возникшее в Германии в1920-х гг. в среде непримиримых противников Веймарской республики, пытавшихсясинтезировать “правые” и “левые” ценности (А. Мелер ван ден Брук, Э. Юнгер, Э.Никиш и др.) публицист как будто не замечает, что, в отличие от последних,русские традиционалисты выступали лишь за преображение существующегогосударственного и социального строя, а не за его уничтожение, а словореволюция в их лексиконе имело определенно негативное значение.
Отделяяперсонажей нашего исследования от консерватизма, мы специально проследили ихсубъективное отношение к этому понятию. Выяснилось, что всем им оно казалосьнеподходящим для обозначения их философской и общественной позиции. И.С.Аксаков вобще отказывался идентифицировать себя с консерваторами, впрочем, каки с либералами, видя и в тех, и в других помеху нормальному развитию общества иназывал их соответственно “лжеконсерваторами” и “лжелибералами”,противопоставляя им “направление народное”, которое “только одно иконсервативно, и либерально вместе” (91). Естественно, главным выразителем“народного направления” И.С. Аксаков считал славянофильство, чьим лидером онявлялся в 1860-1880 гг. В понятии славянофил, таким образом, снималось для И.С.Аксакова противоречие между консерватором и либералом. Вспомним, однако, чтосам термин славянофилы не может считаться слишком удачным, ибо онвозник какпрезрительная кличка, данная кружку А.С. Хомякова, Киреевских и Аксаковых ихоппонентами-западниками, и отцы-основатели “славянофильства” долгое время еечурались (92). И.С. Аксаков жестко отчитывал современных ему “охранителей” заотсутствие творческого духа: “Лишенные точной руководящей мысли, они знаюттолько одно различие: “старое” да “новое”, преисполненные искреннейшего испугапри встрече лишь с призраком чего-либо “нового” (хотя бы это новое было само посебе очень и очень старо, но только забыто или презренно), они в то же времяиспытывают “влечение — род недуга” ко всему “старому”, — хотя бы это староебыло никуда не годным, или само в свою пору было незаконным и насильственнымновшеством! Они ничего не охраняют, а разве лишь мертвят, обрывая уохраняемого ими корня всякий новый росток, новый стебель ” (93).
К.Н.Леонтьев, во многом идейный антагонист И.С. Аксакова, тем не менее, тоже неопределял себя как консерватора и писал, что это наименование для противниковлибералов и социалистов “не совсем правильно” (94). Он пытался найти другоеназвание для своего направления, и у него возникали достаточно экстравагантныесловосочетания, вроде “прогрессивно-охранительное”, “реакционно-двигающее”,“реакционно-прогрессивное” (95), “консервативно-творческое” (96) и т.д.Константина Николаевича раздражали его союзники, занимавшиеся “робкимохранением существующего и только одного существующего ” (97). Онпостоянно подчеркивал, что “нужна жизнь новая” (98).
Л.А.Тихомиров, подобно И.С. Аксакову, не относил себя ни к консерваторам, ни клибералам, предпочитая называть свой идейный лагерь лагерем “русскихнационалистов”, “именуемых со стороны противников “консерваторами”,“реакционерами” и т.п., в действительности же — являвшихся сосредоточием всегопрогресса русской мысли” (99). Именно его единомышленники казались ЛьвуАлександровичу носителями нового, а оппоненты-либералы — “реакционерами”. Л.А.Тихомиров отмежевывается от “ложного”, “малодушного” консерватизма, т.к. он “избоязни поколебать основы общества, скрывает их, не дает им возможности расти иразвиваться” (100). Истинный же консерватизм, по его мнению, “совершенносовпадает с истинным прогрессом в одной и той же задаче: поддержаниижизнедеятельности общественных основ, охранении свободы их развития, поощренииих роста” (101). Отвечая на упреки, что-де его идеалы в “прошедшем”, Л.А.Тихомиров писал: “Нет, нисколько. Мои идеалы в вечном, которое было и впрошлом, есть в настоящем, будет и в будущем. Жизнь личности и жизнь обществаимеет свои законы, свои неизменные условия правильного развития. Чем лучше, почутью или пониманию, мы с ними сообразуемся, тем мы выше. Идеалы мои в том, чтобы видеть возможно большее торжество жизненныхначал. “Реакционно” же такое мое мировоззрение или “прогрессивно” — право, меняэто ни на одну йоту не интересует” (102).
Итак,и И.С. Аксаков, и К.Н. Леонтьев, и Л.А. Тихомиров выступали не за сохранениевсего старого, а за творческое развитие традиционных основ русской жизни,говоря словами Леонтьева, “совершенно новых по частным формам, но вечных посуществу своему” (103). Но выражение этих вечных устоев России они мыслили себетолько в рамках знаменитой уваровской триады “Православие, Самодержавие,Народность”, будучи уверенными в том, что все ее составляющие способны кплодотворному развитию.
Подробномурассмотрению идеологии творческого традиционализма будут посвящены следующиеглавы диссертации. Пока же попытаемся сформулировать несколько постулатов,общих для всех творческих традиционалистов, чтобы затем проверить на конкретномматериале соответствие этих постулатов мировоззрению каждого из персонажей нашегоисследования.
1.Понимание России как самобытной цивилизации (находящейся в стадии становления),принципиально отличающейся как от Запада, так и от Востока. Понимание“истинного прогресса” как органического процесса развития русской цивилизациипо своему собственному пути.
2.Отрицательное отношение к европейской цивилизации ХIХ в., в особенности к такимее элементам, как секуляризм, индивидуализм и парламентаризм.
3.Определение духовно-общественных основ России формулой “Православие,Самодержавие, Народность”, при подчеркивании несомненного главенства первогочлена триады.
4.Признание русской действительности 1880-х гг. недостаточно традиционной дляпростого ее охранения. Призыв к ее преобразованию на основе традиционныхценностей. Наличие Большого социально-политического проекта данногопреобразования.
5.Осознание Православной Церкви как духовно-общественного фундамента страны. Идеясоздания сильной, самостоятельной, независимой от светской власти церковнойорганизации. Требование освобождения Церкви от гнета синодальной бюрократии.
6.Идея изменения социальной структуры России и расширения социальной базысамодержавия.
7.Призыв к серьезной теоретической работе для осмысления новых путей развитиятрадиционных основ русской жизни.
8.Требование активной внешней политики для расширения границ русской цивилизациии оздоровления внутриполитической ситуации в империи.
Следуетсразу отметить, что консервативные традиционалисты были солидарны с творческимив полной мере лишь по пункту № 2. Обоснование самобытности русской цивилизацииу них отсутствует. Более того, издававшийся М.Н. Катковым журнал “Русскийвестник” откликнулся на первую публикацию “России и Европы” Н.Я.Данилевского ввысшей степени неблагожелательной рецензией П.К. Щебальского, в которой, междупрочим, недвусмысленно утверждалось: “Ныне культура одна для всех, это та,которая с Востока перешла в Грецию и оттуда разлилась по всей почти Европе иАмерике, обещая проникнуть во все части света ” (104). К.Н. Леонтьеввпоследствии писал, что этот “пустейший отзыв” “стыдно читать” (105). Внешнесоглашаясь с приоритетом Православия, они, по сути, ставили на первое местосамодержавие. Поэтому они были резкими противниками независимости Церкви.Особенно последовательную позицию здесь занимал К.П. Победоносцев (106). М.Н.Катков развернуто по данному вопросу не выступал, но К.Н. Леонтьев на основеличных бесед с ним утверждал: “Феофан Прокопович вот кто в нем жил Государство — прежде; Церковь — после; видимо, думал Катков. Дальшеидеалов Петра I он не шел” (107); Катков “в делах Церкви хуже анафемы” (108).Социальные идеи М.Н. Каткова сводились к усилению роли дворянства. В принципе,выступая за внешнеполитическую активность России, консерваторы не имели еепродуманной концепции. Об отношении же их к теоретической работе ипреобразовательным проектам мы уже говорили выше.
Взаключение, два слова о генеалогии обоих, выявленных нами, направлений русскоготрадиционализма. Они, конечно, возникли гораздо раньше 1880-х гг. Идейныйфундамент консервативной тенденции заложен еще Н.М. Карамзиным в его “Записке оДревней и Новой России”, эту тенденцию продолжали и развивали в 1830–1840-е гг.идеологи так называемой “официальной народности” (М.П. Погодин, С.П. Шевырев),она получила отражение в публицистике Н.В. Гоголя и Ф.И. Тютчева. Творческийтрадиционализм оформился в классическом славянофильстве 1840–1850-х гг.; в1860-х гг. появились его новые ответвления в лице почвенничества (А.А.Григорьев, Ф.М. Достоевский, Н.Н. Страхов) и учения Н.Я. Данилевского. Ноименно в эпоху 1880–1890-х гг. оба течения достигают своей окончательнойзавершенности.
Список литературы
1.Священник Павел Флоренский. Соч. в 4-тт. Т.3(1). М., 1999. С.210.
2.Каменев Ю. Что такое либерал и консерватор. М., 1906. С.5.
3.Водовозов В. Консерватизм // Новый энциклопедический словарь. Т.22. Пг,. Б.д.С. 500.
4.Галкин А.А., Рахшмир П.Ю. Консерватизм в прошлом и настоящем. М., 1987. С.5.
5.Советский энциклопедический словарь. М., 1980. С.628.
6.Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 273.
7.Русский консерватизм XIX столетия. Идеология и практика. М., 2000. С. 14.
8.Там же.
9.Современный консерватизм. М., 1992. С.49.
10.Приленский В.И. Консерватизм // Русская философия. Словарь. М., 1999. С.235.
11.Репников А.В. Консервативная модель переустройства России // Россия в условияхтрансформации. Историко-политологический семинар. Материалы. Вып.2. М., 2000.С.25.
12.Пайпс Ричард. Русский консерватизм во второй половине XIX века. М., 1970. С.1.
13.Консерватизм в России. (“Круглый стол”) // Социологические исследования. 1993.№ 1. С.44.
14. См. Рахшмир П.Ю. Три консервативные традиции: общее и особенное // Исследования по консерватизму.Вып.2. Пермь, 1995. С.14-15.
15.Консерватизм как течение общественной мысли и фактор общественного развития.(Материалы “круглого стола” // Полис. 1995. № 4. С.38.
16. См.: Вебер М. Избранные произведения. М., 1990. С.389-414. “Идеальный тип — не “гипотеза”, онлишь указывает, в каком направлении должно идти образование гипотез. Не дает они изображения действительности, но представляет для этого однозначные средства”// Там же. С.389 (курсив автора. — С.С.).
17.Местр Жозеф де. Рассуждения о Франции. М., 1997. С.192. (сноска).
18. См.: Консерватизм как течение общественной мысли… С.41.
19.Леонтьев К.Н. Восток, Россия и Славянство. М., 1996. С.228.
20.Консерватизм в России … С.52.; Кишенкова О.В. Концепция общественноймодернизации в политической доктрине российской консервативной мысли XIX — нач.ХХ вв.: Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидатаисторических наук. М., 1996. С.24; Руткевич А. Что такое консерватизм? М. СПб.,1999. С. 213.
21.Консерватизм в России… С.49.
22. См.: Манхейм К. Диагноз нашего времени // Консервативная мысль. М., 1994. С.593-597.
23. См. например: Рахшмир П.Ю. Указ. соч.; Раков В.М. Особенности русского традиционализма // Исследованияпо консерватизму. Вып. 2. Пермь, 1995. С.70.
24.Шацкий Е. Традиция. Обзор проблематики // Шацкий Е. Утопия и традиция. М.,1990. С.365-366, 369-370, 377-378.
25.Там же. С.378.
26.Там же.
27.Там же. С.380, 381.
28.Там же. С.382.
29.Консерватизм как течение общественной мысли… С.41.
30.Беленький И.Л… Консерватизм // Отечественная история. Энциклопедия. Т.3. М.,2000. С.15.
31.Раков В.М. Указ. соч. С.70.
32.Цит. по: Галкин А.А., Рахшмир П.Ю. Указ. соч.- С.8. (Советские авторы полностьюсогласны с американским коллегой).
33.Цит. по: Шацкий Е. Указ.соч. С.380.
34.Пивоваров Ю.С. Политическая культура пореформенной России. М.,1994. С.169.
35.Русский консерватизм XIX столетия… С.43.
36.Замалеев А.Ф., Осипов М.Д. Русская политология. СПб., 1994. С.60.
37. См. подробнее: Неоконсерватизм в странах Запада. Ч.1-2. М., 1982.
38.При выявлении признаков традиционализма мы использовали схему С. Хантингтона(См.: Шацкий Е. Указ. соч. С.399-400).
39.Пайпс Р. Указ соч. С.1.
40.Там же. С.5.
41.Лотарев К.А. Политический консерватизм в процессе реформирования российскогообщества. История и современные проблемы.: Автореферат диссертации на соисканиеучёной степени кандидата политических наук. М., 1995. С.14.
42.Раков В.М. Указ. соч. С.75-77.
43.Вершинин М.С. Типологические особенности политической философии русскогоконсерватизма // Отечественная философия: русская, российская, всемирная.Нижний Новгород, 1998. С. 39.
44.Репников А.В. Консервативная концепция русской государственности. М., 1999.С.44-45.
45.Попов Э.А. Разработка теоретической доктрины русского монархизма в конце XIX–начале ХХ века: Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидатаисторических наук. Ростов-на-Дону, 2000. С.4-5, 27.
46.Струве П.Б. Романтика против казенщины. (В.В.Розанов. “Сумерки просвещения”.СПб., 1899) // Василий Розанов. Pro et contra. Кн. 1. Спб,. 1995. С.362.
47.Там же. С.363.
48.Янов А.Л. Славянофилы и Константин Леонтьев // Вопросы философии. 1969. №8.С.100.
49. См. подробнеее: Полунов А.Ю. К.П. Победоносцев в начале 1880-х гг.: Программа нравственногоперевоспитания общества // Россия и реформы. 1861-1881. М., 1991.; Он же. Под властью обер-прокурора… М., 1996. См. также общую характеристику мировоззрения К.П. Победоносцева в наших работах: К.П. Победоносцев // Великиегосударственные деятели России. М., 1996.; К.П. Победоносцев // Русскиеписатели. 1800-1917. Биографический словарь. Т.4. М., 1999 (совместно с А.А.Гумеровым).
50.Зайончковский П.А. Российское самодержавие в конце XIX столетия. М., 1970.С.32, 405-406.
51.НИОР РГБ. Ф.126. К.12. Л.74.
52.К.П. Победоносцев и его корреспонденты. Т.1. Полутом 1. М.-Пг., 1923. С.277.
53.ГАРФ. Ф. 634. Оп.1. Ед. хр.6. Л.66.
54.Там же. Л. 80 об.
55.Гиляров-Платонов Н.П. Сборник сочинений. Т.2. М., 1899. С.523.
56.Леонтьев К.Н. Указ. соч. С.443.
57.Там же. С.458.
58. См.: Твардовская В.А. Идеология пореформенного самодержавия. М., 1978.; Ванеян С.С. Катков М.Н.// Русские писатели. 1800-1917. Биографический словарь. Т.2. М., 1992.;Лебедева Г.Н. Социально-философская концепция консерватизма в творчествеМ.Н.Каткова: Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидатафилософских наук. СПб., 1996.
59.Розанов В.В. Письмо в редакцию // Северный вестник. 1897. № 4. С.87.
60.Катков М.Н. О современных вопросах России. М., 1898. С.6.
61.Грингмут В.А. Катков как государственный деятель // Памяти Михаила НикифоровичаКаткова. 1897 — 20 июля — 1897. М., 1897. С.56.
62.Леонтьев К.Н. Избранные письма. СПб., 1993. С.507.; Александров А.А. ПамятиК.Н.Леонтьева. Письма К.Н.Леонтьева к А.Александрову. Сергиев Посад, 1915. С.80.
63.ГАРФ. Ф.634. Оп.1. Ед. хр.6. Л.76 об.; Там же. Л.192.
64.Там же. Л.201.
65.Розанов В.В. Указ. соч. С.88.
66.Кишенкова О.В. Указ соч. С.3-4.
67.Филиппова Т.А. Мудрость без рефлексии // Кентавр. 1993. № 6. С.55; Лотарев К.А.Указ. соч. С.24.
68.Репников А.В. Консервативная концепция российской государственности… С.43.
69.Аксаков И.С. Полное собр. соч. Т.5. М., 1887. С.74.
70.Там же. С.39.
71.Там же. С.82.
72.Там же. С.552.
73.Там же. С.43.
74.Там же. Т.2. М., 1886. С.570.
75.Леонтьев К.Н. Восток, Россия и Славянство… С.514.
76.Там же. С. 645.
77.Там же. С. 392.
78.Там же. С.674.
79.Там же. С.699.
80.Леонтьев К.Н. Собр. соч. Т.9. М., 1914. С.333.
81.Там же. Т.5. М., 1912. С.263.
82.Тихомиров Л.А. Славянофилы и западники в современных отголосках // Русскоеобозрение. 1892. №10. С. 920.
83.Он же. К вопросу об упадке творчества // Русское обозрение. 1893. № 8. С.906.
84.Он же. Между прошлым и будущим // Русское обозрение.1895. № 11. С.428.
85.Он же. Современные направления // Русское обозрение. 1897. № 2. С.1030.
86.Он же. Борьба века. 2-е изд. М., 1896, С.36.
87.Он же. Единоличная власть как принцип государственного строения. Нью-Йорк,1943. С.93.
88.Там же. С.127.
89.Там же. С.128.
90.Дугин Александр. Консервативная революция. Краткая история идеологий третьегопути // Элементы: Евразийское обозрение. 1992. № 1. С.15-16.
91.Аксаков И.С. Полн. Собр. Соч. Т.2. С.538.
92. См. подробнее: Цимбаев Н.И. Славянофильство. М., 1986. С.23-33.
93.Аксаков И.С. Полн. собр.соч. Т.4. М., 1886. С. 666.
94.Леонтьев К.Н. Восток, Россия и Славянство … С. 432.
95.Там же. С.391, 393.
96.Леонтьев К.Н. Собр. соч. Т.9. С.281.
97.Он же. Восток, Россия и Славянство … С.456.
98.Там же. С.362.
99.Тихомиров Л.А. Современные направления … С.1030.
100.Он же. Борьба века … С.38.
101.Там же.
102.Тихомиров Л.А… К чему приводит наш спор? // Русское обозрение. 1894. № 2.С.913-914.
103.Леонтьев К.Н. Указ. соч. С. 378.
104.П.Щ. [П.К. Щебальский]. Заметка // Русский вестник. 1869. № 7-8. С.368.
105.Леонтьев К.Н. Указ. соч. С.470.
106. См. его аргументацию в книге: А.Р. Историческая переписка о судьбах Православной Церкви. М.,1912. С. 32-48.
107.Леонтьев К.Н. Указ. соч. С.454.
108.РГАЛИ. Ф.290. Оп.2. Ед. хр. 86. Л.1.
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.portal-slovo.ru