СОДЕРЖАНИЕ:
Введение
1. Внешняя политика Германии 1870 –1898 гг.
1.1 Франко – Прусские отношения
1.2 Образование международных союзов
2. Влияние Бисмарка на политикуГермании
2.1 Отношение политики Бисмарка кРоссии
2.2 Роль Бисмарка в истории Германии
Заключение
Список литературы
ВВЕДЕНИЕ
Обыкновеннокнязя Бисмарка причисляют к самым знаменитым дипломатам новейшего времени иставят в один ряд с Талейраном и Меттернихом. И действительно, своей ловкостьюсвоим умением одерживать так называемые дипломатические победы, блеском своейдеятельности, резонансом, который она вызывала во всей Европе, князь Бисмаркнесомненно заслужил такую же громкую известность, какой пользовались в первойполовине истекающего столетия Талейран и Меттерних. Но деятельность бывшегогерманского канцлера не ограничивается одной дипломатической областью. НазыватьБисмарка только дипломатом — значит суживать его значение. Он не толькодипломат, но и государственный человек в самом широком значении этого слова.Когда он начал принимать деятельное участие в государственных делах, Германия,как политическое целое, существовала только по имени. В самой Пруссии значениекоролевской власти было сильно подорвано. Перед Бисмарком стояла задача:во-первых, усилить и упрочить королевскую власть, во-вторых, доставить Пруссиирешительное преобладание в Германии и, в-третьих,— слить все германскиегосударства для успешной внутренней государственной деятельности и для защитыих внешних интересов. Этазадача была исполнена блестящим образом напротяжении каких-нибудь двадцати лет. Когда князь Бисмарк начал своюполитическую деятельность, Германию уподобляли «глупому Михелю в ночном колпакеи халате с тридцатью шестью заплатами»[1]; а менее чем четвертьвека спустя Европа уже имела дело с объединенным могущественным государством,голос которого пользовался преобладающим влиянием в совете держав.
Общественноемнение не только в самой Германии, но и в других государствах приписывает этотблестящий результат преимущественно бывшему германскому имперскому канцлеру.Таким образом, при оценке деятельности князя Бисмарка нельзя довольствоватьсяодной дипломатической его деятельностью: надо иметь в виду и его роль самоговлиятельного государственного человека сперва в Пруссии, а затем и в Германскойимперии. Это тем более необходимо, что и дипломатическая его деятельностьнаходится в самой непосредственной зависимости от главного события, с которымнеразрывно связано его имя. Объединение Германии признается главной заслугойкнязя Бисмарка, и поэтому, излагая обстоятельства его жизни, мы должны иметь ввиду главным образом это событие. Вся его деятельность приводится, как егосторонниками, так и противниками, в связь с этим крупнейшим событиеммеждународной жизни Европы второй половины истекающего столетия, и обыкновенносоответственно делят жизнь и деятельность князя Бисмарка на три периода, изкоторых первый обнимает собой подготовительную деятельность к созданиюГерманской империи, второй посвящен осуществлению этой исконной мечтыгерманского народа, а третий — упрочению достигнутого результата как вовнутренней, так и во внешней жизни государства. Таким образом, жизнь идеятельность князя Бисмарка приобретает целостный характер: с ранней молодостидо глубокой старости он был воодушевлен одной идеей, с железнойпоследовательностью добивался ее осуществления и с замечательным искусствомдостиг своей цели. Таков легендарный князь Бисмарк; таким изображают егоблагодарные соотечественники; таков распространенный на него взгляд в другихгосударствах.
Отто фонБисмарк, которому удалось объединить разрозненные немецкие земли в единуюГерманскую империю, и в наше время остается для многих немцев образцом мудрогополитика благодаря его особой роли в истории немецкой государственности.
Цельюданной работы является: исследовать внешнеполитическое положение Германии вовремена канцлерства Бисмарка.
В работебыли поставлены следующие задачи:
1)Проследить процесс зарождения конфликта между Бисмарком и Наполеоном III на кануне франко – прусской войны;
2)Охарактеризовать образование международных союзов после франко – прусскойвойны;
3)Определить роль Бисмарка в истории Германии.
Запрошедшее столетие выпущено значительное количество самой разнообразнойлитературы, посвященной Бисмарку. В данной работе были использованы следующиеиздания. В.В.Чубинский – Надежкин, автор единственной в СССР монографии о«железном канцлере» рассматривает деятельность Бисмарка так: «Только тот, ктослужит действительно социальному, культурному и нравственному прогрессу своегонарода и всего человечества, может достигнуть подлинного величия. Правапретендовать на такое величие в высшем смысле слова Бисмарк не имеет»[2].
А так жене малое значение было уделено изданию немецких писателей Хилльгрубера Андреасаи Берглара Петера. Вданной книге подробно рассказывается о жизненном путигосударственного деятеля на поприще политики, войны и дипломатии. Историческиенаблюдения автора удачно дополнены выдержками из писем и мемуаров Бисмарка,отражающими блестящий ум и незаурядные литературные способности великогополитика[3].
Так жебыли использована статья В. Дегоева. В своей статье «Россия и Бисмарк»[4]он рассматривает отношения складывавшиеся между Россией и Германией в периодканцлерства Бисмарка. Он описывает Бисмарка как выдающегося политика своеговремени. Автор очерка предлагает взглянуть на вещи более спокойно, непренебрегая возможностью вникнуть в мотивы и логику каждой из сторон. Он далекот намерения воспроизводить фактографическую картину. Автор уверен в своемправе предпочесть размышление констатации, общее – частному, изучениеисторического процесса – описанию статичной совокупности фактов.
Ф.Ф.Павленков в своем издании подробно описывает жизнь и деятельность князяБисмарка. Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники иисторико-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей деньинформационную ценность.[5]
1. ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА ГЕРМАНИИ 1870 – 1890 ГОДЫ
1.1 Франко-прусские отношения
Бисмаркпосле войны 1866 года настолько обострил конфликт во внутренней политике междуправительством и обществом, что в результате получилось безвыходное положение.Исход оставался один – прибегнуть к войне, создать во что бы то ни сталовооруженное столкновение. Никто с Пруссией войны не искал, менее всего Франция.
Наполеонвсячески избегал войны. Мы не имеем возможности тут проследить все фазисыпререканий, которые привели к франко-прусскому поединку. Но достаточно будетостановиться на главных моментах, чтобы понять, какого вызывающего образадействий придерживался Бисмарк. Тотчас после окончания войны 1866 годавозникает люксембургский вопрос, то есть Наполеон хочет вознаградить себя занейтралитет небольшим территориальным приращением, совершенно нечувствительнымдля Пруссии, тем более, что Люксембург, как известно, состоял тогда в личнойунии с королем голландским, который соглашался уступить Франции эту страну заизвестное денежное вознаграждение. Но Бисмарк противится этой сделке. Дело,однако, улаживается конференцией, которая, сообразуясь с международным правом,оставляет Люксембург за германским союзом и требует только срытия крепости иудаления прусских войск. Таким образом, Наполеон вознаграждения не получает, иможно себе живо представить, как велико было его разочарование. Он мечтал орейнской границе, о Бельгии, и вдруг не смог получить даже Люксембурга. Нототчас после этого удара Бисмарк наносит Наполеону второй, в шлезвигскомвопросе, то есть в вопросе об уступке Дании северных местностей Шлезвига сосплошным датским населением. Наполеон вступился за Данию, но Бисмарк емурешительно отказал. Это окончательно раскрыло Наполеону глаза. «Он увидел, скаким дипломатом он имеет дело, и убедился, что мирным путем он от Бисмарканичего не получит, что его династические интересы, которые он отождествлял синтересами Франции, сильнейшим образом пострадали от его неосторожной политики,то есть от доверия, которое он питал к Пруссии и которое побудило его датьПруссии возможность разгромить Австрию»[6]. Если австрийскиедипломаты громогласно заявляли, что они благодарности в политике не признают,то Бисмарк об этом не говорил, но в своих действиях проявлял такую чернуюнеблагодарность, что в этом отношении превзошел даже австрийских дипломатов.Наполеон испытал в люксембургском и шлезвигском вопросах то, что впоследствиипришлось испытать России на берлинском конгрессе и в болгарском вопросе.Заносчивость Бисмарка уже после 1866 года достигла таких размеров, что Наполеонвынужден был отказаться от всякого расчета на сколько-нибудь внимательноеотношение к своим интересам со стороны Пруссии и обратиться к усиленнымвооружениям. Франция готовилась к войне. Она приступила к реорганизации своейармии, начала разрабатывать план военных действий, поддерживать врагов Пруссиигде только могла, искать сближения с Австрией (зальцбургское свидание 1867года).
Конечно,для Бисмарка не могло быть тайной все, что творилось во Франции. Надо полагать,что, ввиду этих обстоятельств, ввиду приближавшейся войны, он постараетсясплотить германский народ, вступить в соглашение с южногерманскимигосударствами, проявить большую умеренность во внутренней политике, ослабить тоневыгодное впечатление, которое он произвел своей прежней деятельностью. Насамом деле ничего такого не было; наоборот, Бисмарк поступает так, как будто онпоставил себе целью поссориться со всеми. В рейхстаге он то и дело возбуждаетщекотливые вопросы или разжигает страсти разными нетактическими замечаниями.При пересмотре уголовного кодекса он настаивает на смертной казни там, гдерейхстаг хочет ее заменить более мягкими наказаниями, или «бросает в лицонародным представителям, проявившим столько патриотизма, упрек, что онизаражены республиканским духом»[7]. Великий герцогбаденский, связанный близкими узами родства с прусским королевским домом,предлагает вступить в северогерманский союз. Бисмарк отвергает это предложение,руководствуясь, вероятно, тем мотивом, что тогда объединителем Германии будетпризнан не он один. По отношению к свергнутым с престолов королю ганноверскомуи курфюрсту гессенскому он придерживался самого крутого образа действий, хотяони имели немало сторонников вГермании: он конфискует их имущество и наконфискованные суммы учреждает такой крайне непопулярный фонд, как вельфский,предназначенный преимущественно для организации официозной печати, то есть тойпечати, которая в течение двадцати с лишним лет неустанно возвеличивалаБисмарка и провозглашала его гениальнейшим из всех государственных людей.
Вооружаятаким образом всех против себя в пределах самой Германии, он в то же время всесильнее раздражает и Наполеона III. Вначале 1869 года возник так называемый гогенцоллернский вопрос, то есть вопросо кандидатуре принца Леопольда Гогенцоллернского на испанский престол. Самособою разумеется, что Франция не могла отнестись равнодушно к этой кандидатуре,особенно после тех поражений, которые уже нанес Бисмарк французской дипломатии:выходило, что Франция не только не может рассчитывать на территориальныевознаграждения за содействие, оказанное ею Пруссии, не только должнапримириться с возникновением могущественного государства на восточной своейгранице, но вдобавок еще ей угрожают с юга вступлением на испанский престолчлена прусской королевской семьи. Между тем Бисмарк в своих беседах с французскимпослом Бенедетти отговаривался тем, что «принц Леопольд пользуется полнойсвободой в своих решениях и что он, по-видимому, склонен принять испанскуюкорону, но что Бисмарк лично ему не советует пускаться в такое опасноеприключение, хотя это — дело самого принца»[8]. Понятно, какоевпечатление должны были произвести такие речи на французское правительство.Всем было известно, что принц Леопольд, как член прусской королевской семьи, нерешится на такой серьезный шаг без соизволения короля. Поэтому было весьмапонятно, что французское правительство усматривало в этой кандидатуревраждебное действие со стороны Пруссии. Сам король высказывался в том же духе,как и Бисмарк, то есть говорил, что он принцу не советует приниматькандидатуру, но что формально обязать себя, особенно относительно будущего, онне может. В это время произошло свидание короля прусского с императоромАлександром II в Эмсе в присутствии Бисмарка ирусского посла в Берлине, господина Убри. После этого свидания король прусскийстал еще решительнее отказываться принять на себя какие бы то ни былообязательства относительно кандидатуры принца Гогенцоллернского на будущее время,и когда французский посол Бенедетти проявил настойчивость в своихдомогательствах, ему отказано было в аудиенции. Таким образом, произошел разрывмежду Францией и Пруссией.
Ввидувсех этих фактов не может быть никаких сомнений относительно вопроса, кто, собственно,является истинным виновником войны 1870 года. После одержанной над Австриейпобеды Бисмарк в течение четырех лет постоянно раздражал Францию, и егосклонность довести дело до разрыва возрастала по мере того, как он терпелнеудачи во внутренней политике. Его образ действий не мог привести ни к чемуиному, как к сильному охлаждению немцев к идее об окончательной консолидации ихотечества под главенством прусского короля. И вот Бисмарк вторично ставит всена карту, вызывает новую войну в расчете, что и на этот раз военное счастье неизменит прусскому оружию. Настает решительный момент. Пруссия не уверена вготовности южногерманских государств сражаться вместе с ней против Франции.Казалось бы, что мнимому объединителю Германии, то есть Бисмарку, следовало бывступить в переговоры с Баварией, Вюртембергом и Баденом, чтобы заручиться ихсоюзом, но он хорошо сознает, что его миссия не может увенчаться успехом, чтоему, как представителю идеи полного подчинения германских государств Пруссии,вряд ли удастся склонить южногерманские государства к совместной борьбе.Объединителем Германии в этот критический момент выступает кронпринцФридрих-Вильгельм, позднейший император Фридрих III, признающий своим «долгом позаботиться о развитиигосударственной и национальной жизни в либеральном духе» и приглашающий немцев«верить, что он далек от мысли вмешиваться в их внутренние дела или лишать ихместной самобытности», и «смотреть на него и на его жену как на своих людей, ане как на северогерманских узурпаторов»[9], провозглашающий, что онбудет «монархом, который предстанет перед своим народом честно и без всяких,задних мыслей, преданный конституционным учреждениям».
КронпринцФридрих-Вильгельм склонил в этот решительный момент южногерманские государствасражаться вместе с Пруссией против общего врага; он уверил их, что Пруссия подего властью не будет подавлять свободу и самостоятельность других членов союзагерманских государств, и ему поверили, потому что он, в противоположностьБисмарку, всегда умел внушать к себе доверие всех, с кем ни сталкивала егосудьба, потому что он был натурой глубоко честной и потому еще, что егогосударственные приемы были диаметрально противоположны тем, которыхпридерживался Бисмарк. Германия обязана победой над Францией конечно, недипломатам, а людям военным, и на первом месте тут стоят опять-таки кронпринцФридрих-Вильгельм и Мольтке. Если последний проявил замечательные стратегическиеспособности, то будущий император Фридрих III сумел воодушевить армию, выступить решительным борцомза объединение Германии на основании того единственно верного принципа, что «онне знает различия между баварцем, баденцем и другими жителями тридцати трех отечеств»[10].Король Вильгельм был прав, когда под Парижем, указав на сына, заявил: «Вот ктонас сюда привел»[11]. О жизни и деятельностиБисмарка во время войны мы имеем самые подробные и точные сведения. Это —дневник одного из чиновников его походной канцелярии, доктора Морица Буша,появившийся в свете под заглавием: «Граф Бисмарк и его люди». Буш находился впостоянном общении с Бисмарком и принадлежит к самым горячим его сторонникам.Его книга с начала до конца является хвалебным гимном в честь его начальника, итем не менее трудно было бы, кажется, даже самому рьяному порицателю Бисмаркасоставить книгу, более для него невыгодную, окончательно его развенчивающую какчеловека и государственного деятеля. В общем, получается такая картина, чтоБисмарк преимущественно озабочен был тем, как бы поплотнее покушать и лучшевыпить. Страшное кровопролитие не производит на него никакого впечатления.Напротив, он возмущается тем, что военное начальство слишком мягко обращается сфранцузами. Когда ему сообщали, что войска сожгли ту или другую деревню, онвесело потирал руки, прибавляя: «Вот это я хвалю». Он приходит в восторг, когдаему сообщают, что какой-то баварский солдат спрашивает своего офицера: «Какпоступить с деревней: следует ли ее сжечь или умеренно опустошить?». Но вособенности поражает в дневнике Буша, что в самые решительные моментыразыгрывавшейся трагедии, когда гибли десятки тысяч людей, Бисмарк был озабоченглавным образом тем, как бы поплотнее покушать, добыть шампанского, причем онведет бесконечные гастрономические беседы, прерываемые только восклицаниями«надо расстрелять, повесить, сжечь» да жалобами на то, что военные власти несообщают ему никаких сведений о ходе операций. Во время знаменитой встречи сНаполеоном, когда тот старался выговорить наиболее выгодные условия длякапитуляции Седана и, возмущенный требованиями, которые предъявлял Бисмарк,заявил ему, что армия его предпочтет взорвать крепость и погибнуть, Бисмаркответил: «Что же, пусть себе взлетают на воздух». Такими «находчивыми» ответамии остротами наполнены два тома книги Буша, и в этом отношении рьяный сторонникБисмарка воздвиг ему очень незавидный памятник. Еще в другом отношении книгаэта содержит указания, весьма характерные для Бисмарка. Одною из главных егозабот было снабжать немецкую печать сведениями и соображениями по поводупроисходивших событий. Бывали дни, когда он внушал Бушу до шести разныхгазетных статей, вступая в полемику с разными мнениями. Почти каждый раз деньначинался с того, что Бисмарк предлагал написать ту или другую статейку,рекомендовал иллюстрированным газетам тиснуть тот или другой портрет людей, ккоторым он особенно благоволил. Статейки, внушенные Бисмарком, печатались вразнообразнейших органах, и, таким образом, он старался руководить общественныммнением, особенно когда оно проявляло склонность отнестись снисходительнее, гуманнеек побежденным французам. Само собой разумеется, что газеты дорожили сведениямис театра военных действий, и притом полученными из достоверных источников. Новсем этим сведениям придавалась определенная окраска в духе тенденций Бисмарка.Вот как писалась тогда история, как общество умышленно вводилось в заблуждение.
Несмотряна свои военные способности, кронпринц был врагом войны и в 1870 году поклялся,что это будет последняя его война. Он был расположен вести кампанию повозможности гуманнее, и в его распоряжениях это сквозит на каждом шагу.Наоборот, Бисмарк требовал самых крутых мер, особенно во время осады Парижа ипротив так называемых франтиреров. Его возмущало, что кронпринц склонен принятьанглийское предложение относительно смягчения участи жителей осажденногоПарижа. Ввиду всего этого кронпринц скрывал от Бисмарка многие известия,опасаясь, что тот, пользуясь своим влиянием, в день открытия общегерманскогорейхстагана короля, будет настаивать на крутом решении возникавших вопросов.Бисмарк мстил ему тем, что, когда ему удавалось где-нибудь завладеть хорошимпомещением для себя и своей канцелярии, он решительно отказывался уделитькронпринцу часть этого помещения и постоянно жаловался королю на образ действийкронпринца. Таким образом, и дело присоединения южногерманских государств кгерманскому союзу, следствием которого было провозглашение Германской империи вВерсальском дворце, обошлось без Бисмарка. Любопытно и то обстоятельство, чтокороль Вильгельм и его советник Бисмарк сомневались, как приступить к этомурешительному шагу: они чувствовали, что их прежняя политика не могла возбудитьсимпатии к мысли об окончательном объединении Германии, так что даже нерешались предложить титул «императора», полагали, что лучше назвать короляпрусского «герцогом» всех германских государей. И в этом вопросе энергиякронпринца Фридриха-Вильгельма преодолела все препятствия. Его личность внушалабезусловное доверие. Население, воодушевленное одержанными победами, шумнодомогалось окончательного объединения Германии, а государи знали, что, ввидупреклонных лет короля Вильгельма, в более или менее близком будущем императоромгерманским сделается кронпринц, взгляды которого во многих отношениях, и притомв коренных вопросах, диаметрально расходились со взглядами канцлера короляВильгельма. Не Бисмарк, а кронпринц, популярность которого в то время достигласамых широких размеров и личность которого внушала всем доверие, был связующимзвеном между германскими государями. Только благодаря ему, провозглашениеГерманской империи состоялось сравнительно легко, вопреки всем препятствиям,созданным Бисмарком.
Последствиемвойны для Бисмарка было возведение его в княжеское достоинство, награждениезначительными денежными суммами и переименование его из союзного канцлера в имперский,состоявшееся 9 марта 1871 года.
1.2 Образование международных союзов
С 1871г. расстроенная Крымской войной европейская система не только нестабилизировалась, но еще больше потеряла устойчивость. Мало того, что онаусложнилась новыми элементами (Италия, Румыния, Греция) и уже одним этим сталанеудобной для управления; в ней появился ярко выраженный доминирующий элемент(Германия). И то и другое представляло угрозу всеобщему миру. Банальная логикапонуждала Петербург к стратегии восстановления равновесия сил, к которомувсегда стремился и Лондонский кабинет. Но не всегда совпадали взгляды России иАнглии на то, с кем и против кого поддерживать равновесие. Не было никакойгарантии, что совпадут они и на этот раз, на фоне полухаотического хода событий,растущего напряжения, равновозможных коалиционных комбинаций. Казалось,объективная обстановка позволяла России утвердиться в роли арбитра междуГерманией и Францией. Однако Петербург мог извлекать пользу из подобногосудейства лишь до обострения собственных внешнеполитических проблем наконтиненте. То есть — до тех пор, пока ему самому не понадобились бы чьи-топосреднические услуги. А это уже ситуация, сужающая свободу маневра. В этомплане положение «блестяще изолированной» и «равноудаленной» от континентальныхдержав Англии было более выгодным. Ее «ахиллесовы пяты» находились за пределамиЕвропы.
Запутаннаяпартия, разворачивавшаяся на европейской «шахматной доске», глубоко озадачивалапочти всех игроков многообразием вариантов, рискованных и соблазнительных. Бытьможет, единственный человек точно знал, что ему делать, ибо он стремился непобедить, а не проиграть, не приобрести, а сохранить. Речь — о Бисмарке, длякоторого было очевидно: «сберечь объединенную Германию в ее новых границахотнюдь не легче, чем создать ее. А возможно, и труднее. Раньше Пруссияучаствовала в коалициях, чтобы стать Германией, теперь Германия должна былазащищаться от коалиций, чтобы вновь не превратиться в Пруссию»[12].Реваншизм Франции, настороженность России и недовольство Англии грозили слитьсяв целенаправленную политику: коллективно обуздать очередного претендента нагегемонию в Европе.
ОтнынеБисмарка заботило одно — выстроить такую международную систему, котораяисключала бы образование антигерманского союза. Он предполагал участие Берлинав любой комбинации европейских государств именно для того, чтобы контролироватьи гасить па корню опасные для Германии тенденции. Подобная задача, невероятносложная сама по себе, становилась почти невыполнимой из-за стремления канцлераоставить вне этой структуры одну державу — Францию, быстро оправлявшуюся отпоражения. Но чем более недосягаемой выглядела цель, тем настойчивее Бисмаркдобивался ее. Он взялся за дело в присущем ему стиле, сочетавшем неистовость ипрагматизм. Германская империя — великое детище «железного» канцлера — была длянего зеницей ока, ради которой он не собирался жалеть или щадить кого-либо. Какверного последователя Макиавелли, его мало волновал вопрос о «нематериальных»ценностях, могущих быть востребованными для жертвоприношения, — идеология,исторические традиции, династические связи, дипломатические обязательства,личные вкусы и симпатии. Он вовсе не жаждал увековечивать Францию в образе врагаи наверняка обрадовался бы возможности установить с ней надежный мир, если быона этого захотела. Однако абсолютный практицизм подсказывал Бисмарку, чтоПариж в обозримом будущем никогда не смирится с итогами франко-прусской войны.Поэтому надо сделать так, чтобы Франция вела политику реванша в одиночку, аГермания противостояла ей, имея на своей стороне нейтральную или – хорошо бы! –молчаливо сочувствующую Европу, коль скоро рассчитывать на большее простонереально. Бисмарк опасался не агрессии Франции (поскольку при этом великимдержавам будет не с руки поддерживать ее), а превентивного удара Германии,который может сплотить против нее Европу. После 1871 года выдающийся ум ичувство удовлетворенности превратили Бисмарка из милитариста в одного из самых миролюбивыхзападных лидеров, совсем не потому, что пацифизм был органичной чертой егонатуры, а потому, что пацифизм стал наиболее целесообразным оружием.
Послепобеды над Францией канцлер принялся свивать паутину союзов, имевших дляГермании в принципе оборонительное значение. По замыслу Бисмарка, все нитипаутины должны были сходиться в Берлине, в его руках. Новую систему онпредполагал снабдить прочным ядром, наподобие того, чем являлся в свое времяСвященный союз. Последний, однако; охранял всеобщий мир, как средствообеспечения равновесия и статус-кво для всей Европы. Бисмарку же требовался миртолько для защиты своей страны. Канцлер заранее подготовил условия дляпредотвращения изоляции Германии. В 1863 г. он безоговорочно поддержал Россию,не уставая и позже убеждать ее в своем полном благорасположении. В 1866 г. онпомог итальянцам приобрести Венецию. Тогда же у Австрии, проигравшей войнуПруссии, осталось нечто вроде чувства признательности Бисмарку, благодарякоторому ее поражение оказалось почти «турнирным», с минимальным в техобстоятельствах материальным и моральным ущербом для Вены.
Бисмаркостро нуждался в устойчивом геополитическом объединении в Европе, превышающемпо своей суммарной мощи любой другой альянс. Идеальными кандидатурами былиАвстро-Венгрия и Россия. Союз с первой гарантировал господство в СрединнойЕвропе. А дружба с Петербургом открывала перспективы глобального преобладания.Проблема, однако, состояла в том, как смягчить русско-австрийские противоречияпа Балканах и избежать столкновения в этом взрывоопасном регионе. Существовалии другие трудности. Остававшиеся вне этого предполагаемого объединениягосударства — прежде всего Англия и Франция — не испытывали никакого восторгаот такой реорганизации Европы, чреватой возрождением Священного союза. Они былиготовы противодействовать планам Бисмарка и искать контркомбинации, в том числес привлечением России и Австро-Венгрии. Кроме того, в Англии, где традиционнолелеяли идею равновесия, у кормила власти, после Пальмерстона, встали люди,понимавшие суть общеевропейских перемен не хуже германского канцлера. Все этопозволяло сравнить задачу Бисмарка с тем, что делает жонглер или эквилибрист. Содной существенной разницей — он никогда не занимался такого рода «фокусами», унего не оставалось времени для тренировки, и, наконец, он подвергал огромномуриску не только себя, но и судьбу Германии.
Петербург,хорошо видя, куда переместился дипломатический центр Европы, испытывал растущуюозабоченность. Его не устраивала сама идея чьего-либо господства на континенте,от которого Россия страдала дважды — при Карле XII и Наполеоне I. Что касается собственного господства, то на реставрацию его пока нехватало сил. Да и, похоже, прошли времена, когда в Европе могла безоговорочнодоминировать одна держава. Шла вязкая позиционная борьба на все более мозаичномполе. Каждый подбирал себе больших и малых союзников в соответствии со своимисобственными национальными интересами. Отчасти осознанно, отчасти стихийноформировалась новая сложная структура военно-политического равновесия.Усиливалось влияние на этот процесс внеевропейских, колониальных проблем. Ватмосфере неопределенности и тревоги перед неизвестным повысилась рольэкспериментального, так сказать творческого начала в международной политике.Всякий раз после крупных потрясений, отодвигавших в тень истории однигосударства и выводивших на свет другие, Европа должна была решать — что делатьдальше. Но, пожалуй, никогда прежде этот вопрос не стоял так зловеще, хотямногие еще не чувствовали всего драматизма возникшей перед пародами проблемывыбора.
Напервый взгляд, не было ничего фатального и ничего нового в том, что возвысиласьодна из держав. Ведь издавна существовала банальная модель пресечениядиктаторских поползновений — создание адекватного противовеса иззаинтересованных государств. Так действовала Европа против Испании, СвященнойРимской империи, Франции, России. И все же после 1871 г. в международнойконъюнктуре уже различимы признаки, отличающие ее от внешне аналогичныхситуаций в прошлом. Небывало выросли уровень военных технологий и скоростьармейской мобилизации, что резко повышало остроту взаимных угроз и взаимногонедоверия, порождало роковые соблазны. Возможность локализации войн ипрекращения их по воле людей стремительно сокращалась. Уменьшались и шансыдостигнуть быстрой и решительной победы над врагом, извлечь из нее нужныерезультаты, закрепить их в соответствующих дипломатических договорах изаставить других признать итоги войны. Благодаря распаду империй и образованиюнезависимых государств происходило дробление Европы. Увеличивалась общая суммапротивостоящих друг другу интересов. Слабые игроки искали помощи сильных, чтобыполучить гораздо больше того, что они имели или что им причиталось «посправедливости». Их заботили только собственные цели, даже если ради нихпонадобилось бы нарушить европейский мир. Великие же державы старалисьсоблюдать осторожность в отношениях со своими новоиспеченными собратьями и допоры до времени не давали вовлекать себя в опасные авантюры.
Какизвестно, появление в системе новых составных элементов усложняет ее управлениеи ее предсказуемость. В конечном итоге именно проблема контроля наддеструктивными процессами объективно являлась самой важной для Европы — важнее,чем в 1815 г. Тогда эту проблему решили почти оптимально, ибо политики понималиее всем своим существом. Теперь ее скорее ощущали, чем понимали. А когда все жепытались ее осмыслить, то не столько в контексте общеевропейскогоурегулирования, сколько с точки зрения частных преимуществ и гарантий для тойили иной стороны. Государственные деятели бисмарковского поколения были неглупее своих предшественников, но стоявшие перед ними задачи требовали больше,чем просто ума и просто воли. Перед лицом неведомого и тревожного будущего онине без опаски маневрировали в пределах имевшихся у них альтернатив, избегаясвязывать себя четкими долгосрочными обязательствами на все случаи жизни. Онипредпочитали отвечать на вызовы времени, а не упреждать их. Каждый из них вотдельности не был лишен благих намерений и способности к компромиссам, однакопри наличии явных угроз миру и стабильности отсутствовала общая — не важно, скакой идеологической подкладкой, — концепция европейской безопасности. И в этомони безусловно уступали участникам Венского конгресса. Спонтанное,неупорядоченное развитие событий вынуждало политических лидеров 70—80-х гг. XIX в. то и дело полагаться наимпровизацию и интуицию со всеми их плюсами и минусами. А как только «большаяигра» в Европе выходила за условные рамки канонических правил, превосходствонад партнерами и соперниками оказывалось на стороне Бисмарка.
Германскийканцлер, проявив небывалую расторопность в достижении цели, продемонстрироваляркий политический талант. А приложив после 1871 г. все силы к сохранениюдостигнутого, он выказал зрелую политическую мудрость. Совершенно не смущаясь,казалось бы, нереальной и одиозной в глазах Запада задачей, Бисмарк принялся завоссоздание того, что не могло не ассоциироваться со Священным союзом —австро-русско-германского блока. Пока Лондон, Париж, Петербург и Вена пыталисьопределить размеры угрозы, исходившей от новой Германии, Бисмарк сделалнесколько блестящих ходов, чтобы эти опасения не воплотились в согласованныедействия. Решительным предложением объединиться с Германией на взаимовыгодныхосновах он вывел из стана своих потенциальных противников Россию иАвстро-Венгрию. В результате интенсивных переговоров 1871—1873 гг. и обменовофициальными визитами между Берлином, Веной и Петербургом был образован Союзтрех императоров, декларировавший своими целями: сохранение статус-кво вЕвропе; совместное урегулирование восточного вопроса; сотрудничество вобуздании революции. В принципе подобные установки отвечали интересам всехсторон.
Бросалосьв глаза и сходство со Священным союзом, впрочем — при ближайшем рассмотрении —весьма относительное. Священный союз, как сердцевина Венской системы, несмотряна свои недостатки, представлял собой инструмент обеспечения мира истабильности для всей Европы. Что касается Союза трех императоров, то он создавалсяв качестве фундамента иной, бисмарковской системы. Конечный смысл ее состоял втом, чтобы возвести защитный барьер вокруг Германии, прежде всего — противФранции и тех, кто пожелает помочь ей. Такой подход не гарантировалколлективной безопасности. Более того — исключал ее. По-видимому, останетсянавсегда неразрешимым вопрос — а возможно ли было вообще придумать для Европынечто сравнимое по эффективности с Венской системой в ситуации, когда после1871 года в европейской геополитической «тектонике» образовалсякатастрофический франко-германский разлом, какого еще не знала Европа? Лишьодна общая тенденция поддавалась прогнозу: отныне непримиримый антагонизм междунемцами и французами станет источником накопления высочайшего напряжения вмеждународных отношениях, с почти неизбежной перспективой, что кто-то станет наодну сторону, а кто-то на другую.
Россияне собиралась обрекать себя на роль пассивного исполнителя планов Бисмарка. Онавступила в Союз трех императоров с целями, существенно отличными от тех,которые преследовал германский канцлер, открыто их не декларируя. Александра II действительно волновали проблемыстатус-кво в Европе, компромиссного решения восточного вопроса и предотвращенияреволюции. (Именно поэтому Бисмарк и провозгласил их как основу дляпартнерства.) И он намеревался честно сотрудничать с Берлином и Веной в этомнаправлении при условии, что его не лишат свободы действий в угоду чьим-тозамыслам. Однако Петербург решительно отказывался толковать Союз так, как этогохотел Бисмарк — в качестве средства апти-французской политики. Хотя канцлердогадывался об этом, все же он испытал немалое огорчение, когда его худшиеподозрения подтвердились, да еще в весьма рискованных для Германииобстоятельствах.
В апреле1875 г. Парижский кабинет предупредил великие державы о подготовке Германиейпревентивного удара против Франции. Со стороны последней это, скорее всего, былпробный шар, запущенный, чтобы выяснить реакцию Европы. Возникла ситуациявоенной тревоги, в которой Россия дала Берлину ясно понять, что «она недопустит нового поражения Франции, и никакой Союз трех императоров здесь ей непомеха»[13] Взбешенному Бисмаркуничего не оставалось, как принять это предупреждение к сведению. Егораздражение не было безосновательным, поскольку войны он не замышлял. Однако онмог утешиться тем, что военная тревога оказалась небесполезным опытом дляГермании. По крайней мере, теперь была точно известна позиция России,окончательно утвердившая Бисмарка в одном важном предположении: Берлин исчерпаллимит терпимости Петербурга к его экспансионистской политике в Европе, и отнынепродолжение ее чревато объединением России, Англии и. Франции. Пока германскимканцлером оставался человек, преследуемый «кошмаром коалиций», сохранялисьреальные шансы избежать большой войны.
События1875 г. позволили Петербургскому кабинету впервые за многие годы взять на себяарбитражную роль в Европе. Впрочем, этим преимуществом он владел недолго.Очередное обострение восточного вопроса сделало Россию настолько уязвимой, чтоей самой потребовались дипломатическая помощь и посреднические услуги Бисмарка.
НедовольныйРоссией, он всячески старался дать ей почувствовать свою сильную руку. Заключивв 1879 году союз с Австрией, он стремился поочередно присоединить к этому союзувсе другие государства, не тяготевшие ни к Франции, ни к России. Румыния,Сербия, Греция, Турция, Испания, Англия, Швеция и Норвегия прямо или косвенноприглашались присоединиться к «лиге мира». Представители всех этих государствсовершали паломничество в Берлин, желая по возможности дороже продать своюдружбу германскому имперскому канцлеру. Делая вид, что он поддерживаетдружественные отношения с Россией, он на деле собирал против нее все доступныеему силы и, где не мог заручиться прямым союзом, старался по крайней мереобеспечить за собой дружественный нейтралитет. Уже в самом факте заключенияэтой «лиги мира» содержался скрытый вызов по адресу России, потому что онавыставлялась державой, склонной прибегнуть к оружию. Российская дипломатияотвечала на весь этот поход Бисмарка молчанием, бездействием. Возник опасныйболгарский кризис, во время которого Российской дипломатии пришлось иметь делос соединенными силами Австрии, Турции, Англии и Италии при вполне безучастномна вид отношении Германии. В то время как Россия лишалась плодов кровопролитнойвойны на Балканском полуострове, Бисмарк продолжал повторять свою стереотипнуюфразу о «костях померанского гренадера»[14]. Для всех, однако, былоочевидно, что если бы он этой фразы не повторял, если бы он дал почувствовать,что в случае надобности Германия станет на сторону России, то болгарскаяпередряга разыгралась бы совершенно иначе. Россия и на этот раз промолчала, какбы мирясь со своей неудачей в Болгарии. Но игра Бисмарка была слишком ужочевидна. Пруссия продолжала усиленно вооружаться и, потребовав от рейхстагаувеличения мирного состава армии на 40 тысяч человек, вслед за тем внесла новыйзаконопроект о ландвере и ландштурме, увеличивающий численность германскойармии в военное время на 500 тысяч человек. Одновременно шли такие же усиленныевооружения и в Австро-Венгрии. При таких обстоятельствах состоялся приездимператора Александра III вБерлин. До чего дошел задор Бисмарка в этот момент, можно судить по следующемуфакту. Свиданию предшествовал рьяный поход всех германских официозных газетпротив финансов России: Россия выставлялась на краю банкротства, немецкимкапиталистам предлагалось во что бы то ни стало отделаться от русских бумаг,которые за два года перед тем, во время афганского кризиса, когда Бисмаркрассчитывал втянуть Россию в войну с Англией в Средней Азии, выставлялись егоофициозами и им самим ценностями вполне солидными; мало того, перед самымприездом императора Александра III вБерлин последовало запрещение германскому имперскому банку выдавать ссуды подрусские бумаги; результатом же всего этого было понижение Российскоговексельного курса до полтинника за рубль. Вот при такой обстановке Бисмаркустроил свидание с русским императором. Аудиенция продолжалась полтора часа.Бисмарку были предъявлены подложные документы, в которых заключались указанияна истинную роль, сыгранную им в болгарском вопросе. Он удовольствовалсяустановлением подложности этих документов. Вот все, что известно о состоявшемсясвидании. Но вслед за тем появилась в «Русском инвалиде» статья, в которойзаявлялось, что России «не страшны силы всей лиги мира»[15].Это было первое официальное признание с русской стороны острого характерамеждународного кризиса. В ответ на эту статью князь Бисмарк произнес врейхстаге, защищая законопроект об увеличении германской армии на 500 тысяччеловек, упомянутую уже речь, которую можно назвать его лебединой песнею. Вэтой речи он заявлял, что Германия может выставить «против Франции и России помиллиону вполне обученных и прекрасно вооруженных войск» и что она «никого,кроме Бога, не боится»[16].
25января (6 февраля) 1888 года Бисмарк произнес свою грозную речь, а 26 февраля(9 марта) императора Вильгельма I нестало. Для Бисмарка настали, как он сам выразился, «самые трудные дни в егожизни». Это чистосердечное признание крайне характерно для уяснения взглядаБисмарка на государственное дело. Казалось бы, что самыми трудными днями длянего должны бы быть те моменты, когда Пруссии угрожала война с Австрией иФранцией, когда решалась судьба Германской империи; теперь же Германия былаобъединена, серьезным опасностям ее единство не подвергалось, смертельнаяболезнь Фридриха III, как она нибыла прискорбна в других отношениях, менее всего огорчала самого Бисмарка,потому что взгляды этого несчастного монарха диаметрально расходились совзглядами Бисмарка, престолонаследие было вполне обеспечено,— значит, всеобстояло сравнительно благополучно,— и тем не менее, Бисмарк признаетстодневное царствование Фридриха III«самыми тяжелыми днями» в своей жизни. Все могли ожидать, что Бисмарку придетсявыйти в отставку. Фридрих III,когда был кронпринцем и тотчас по вступлении на престол, неизменно заявлял освоем твердом намерении управлять страной в строго конституционном духе.Манифест нового императора был составлен без участия канцлера, и ему официальнопредлагалось только принять к сведению и руководству «те начала, которыеимператором предначертаны». Бисмарк чувствовал, что бразды правления ускользаютиз его рук, и не особенно рассчитывал на сына Фридриха III, проявлявшего, несмотря на свою молодость, большуюрешительность. Недаром Бисмарк о нем говорил, что «он сам будет своимканцлером». Болезнь Фридриха IIIбыла слишком серьезна, чтобы он мог приступить к каким-нибудь решительнымправительственным мероприятиям. Тем не менее в Германии повеяло новым духом.Все, однако, знали, что дни столь симпатичного монарха сочтены. Взорыобращались на наследника престола, и тот, по-видимому, не намеревался отступатьот заветов своего дела и, между прочим, не хотел расставаться и с Бисмарком.Ходили слухи о воинственности Вильгельма II, и опять-таки чрезвычайно характерно для Бисмарка тообстоятельство, что в этой воинственности молодого монарха общественное мнениеусматривало верную гарантию того, что Бисмарк останется у власти. Но, каквскоре обнаружилось, толки о воинственности Вильгельма II не оправдались. Он вовсе не проявлял склонности продолжатьагрессивную политику своего канцлера, выразившуюся так ярко в возгласе: «Мы,немцы, никого, кроме Бога, не боимся»[17] Тотчас по вступлении напрестол молодой император попытался дать более миролюбивое направление политикегерманского правительства. Подобно своему отцу, он заявил о твердом своемнамерении управлять страной конституционно, удовлетворить справедливыетребования рабочего люда, устранить острый кризис в отношениях с Россией.
Такимобразом, между программою нового монарха и программою его канцлера обнаружилосьсущественное разногласие. Бисмарку пришлось публично признать, что он новомуимператору «не импонирует». Но в сущности шансы канцлера были гораздо хуже: онсам не отдавал себе отчета, что даже при лучшем желании императора он могоставить его во власти только в том случае, если Бисмарк признает свою политикуошибочной и вместе с тем будет впредь гораздо уступчивее. Действительно,продолжать политику германского канцлера по отношению к России значило довестидело до войны; продолжать политику Бисмарка по отношению к рейхстагу значилоокончательно лишиться в нем правительственного большинства; продолжать политикуБисмарка в сфере экономической значило нанести народному хозяйству непоправимыйвред, ибо, несмотря на таможенные пошлины, привоз превышал уже отпуск на 800миллионов марок, отпускная торговля Германии пришла в явный упадок, а между темпривоз земледельческих продуктов все усиливался, несмотря на пресловутыехлебные пошлины; продолжать политику Бисмарка по отношению к социалистам, такжене было возможности.
Такимобразом, отставка князя Бисмарка была вовсе не капризом императора Вильгельма II, тяготившегося будто бы опекойсвоего канцлера: она была неизбежна вследствие целого ряда крупных промахов,совершенных Бисмарком. Гениальность его представляется, следовательно, в оченьстранном свете. По всем отраслям управления он попал в глухие переулки, изкоторых не было выхода. Он посадил государственный корабль на мель, и нужнобыло во что бы то ни стало избрать «новый курс», чтобы не наскочить наподводный камень и не потерпеть окончательного крушения. Конечно, «новый курс»мог быть избран и при участии Бисмарка, но, понятно, только в том случае, еслибы он признал свои промахи с твердым намерением их больше не повторять. НоБисмарк был далек от подобного настроения; напротив, он по-прежнему был уверенв непогрешимости своих взглядов: он не мог отрешиться от убеждения, что он —величайший государственный человек своего времени и что отказаться от егосоветов значит погубить Германию. 8 (20) марта 1890 года его отставка былаподписана императором Вильгельмом II вместе с производством его в генерал-фельдмаршалы и присвоением емутитула герцога Лауэнбургского.
2. ВЛИЯНИЕ БИСМАРКА НА ПОЛИТИКУ ГЕРМАНИ
2.1 Отношение политики Бисмарка к России
70—80-егг. XIX в. считаются эпохой Бисмарка, чтоозначает признание его исключительного влияния на ход европейских дел. Характерэтого влияния отличался и от наполеоновской «антисистемы» начала XIX в., с ведущей ролью Франции, и отВенской системы, гарантом которой с 1815 г. по 1853 г. была Россия.
ГосподствоНаполеона обеспечивалось созданной им военно-политической машиной экспансии,быстро приходившей в негодность от остановок и простоев. Бесконечноподдерживать ее в состоянии движения, тем более перед лицом растущегосопротивления, оказалось невозможным.
Россиядолго доминировала в Европе с помощью более прочной и более сбалансированноймеждународной институции — европейского «концерта» и его сердцевины —Священного союза. Эта гиперструктура работала благодаря оптимальному сочетаниюв ней консервативно-идеологических и прагматических начал. Не чуждую подчас острыхвнутренних противоречий, ее предохраняло от распада то обстоятельство, что «онастроилась не для войны, а для мира — реалистичными на тот момент средствами, набазе многосторонних переговоров, рациональных решений и компромиссов»[18].В ней не было ни партий, ни оголтелых экспансионистов, а спорадическиепоползновения французских реваншистов эффективно сдерживались коллективнымиусилиями. В отличие от своего предшественника Наполеона 1, русские «жандармы»Европы Александр I и Николай I стремились не к завоеваниям, а ксохранению стабильности на континенте, и поэтому их арбитражная «диктатура»являлась относительно терпимой для всех членов европейского сообщества, а дляАвстрии и Пруссии — подчас совершенно незаменимой. В течение несколькихдесятилетий общим врагом правителей великих держав была не Россия, а Революция,борьба с которой без помощи Петербурга представлялась крайне сложной задачей. Ивсе-таки в конечном итоге именно гегемония России объединила против нее страны«крымской коалиции». Когда Европе захотелось радикальных перемен, стоивших в ееглазах риска и жертв, она решила, что царизм исчерпал свою историческую рольохранителя спокойствия и превратился в главное препятствие на пути социально-политическогопрогресса. К концу 40-х гг. XIX в.в общественном сознании, завороженном мечтой о светлом будущем, немыслимом безразрушения «темного» прошлого и настоящего, резко упал спрос на принципстатус-кво. На первый план вышла проблема реформ не только вовнутриполитической сфере, но и в международных отношениях. В частности, имелосьв виду восстановить нарушенное Россией равновесие сил, даже если придетсяприбегнуть к оружию. Крымская система, задуманная как способ поддержания«восстановленного равновесия», обернулась совершенно иным результатом: сначалареваншистская гегемония Наполеона III на фоне разлаженного европейского «концерта», затем военно-политическоепреобладание Германии и торжество бисмарковской дипломатии.
Мироустройствопо Бисмарку, изначально порожденное жаждой перемен, в конце концовэволюционировало в механизм их предотвращения. То, в чем остро нуждаласьобъединяющаяся Германия, было уже не нужно Германии объединенной. В пониманииэтого состояло бесспорное интеллектуальное и профессиональное преимуществоБисмарка над многими немецкими политиками. Консервативно-охранительная сутьбисмарковского международного порядка решительно разнила его с французскимгосподством времен Наполеона I, ажесточайший прагматизм этой эгоистической системы делал ее непохожей на русскоегосподство времен Священного союза с его полумессианскими идеалами.
Строгоговоря, реализованная Бисмарком схема германской безопасности основывалась непа принципе баланса сил, а на изумительной дипломатической эквилибристике,успех которой зависел от личного таланта канцлера. Этот талант не дорого быстоил, если бы он был неспособен осознать некий фундаментальный постулат. Аименно: без России — союзной или хотя бы нейтральной — благополучие Германиинедостижимо, поскольку немцам не с руки решать свои проблемы на западе,непрестанно оглядываясь на восток. Россия уже давно заняла в европейской имировой политике совершенно особое место, и, чтобы потерять его, требовалосьтакое количество просчетов, которое очень трудно было совершить физически.Потерпев, казалось бы, катастрофическое поражение в Крымской войне и «уйдя всебя», Россия осталась великой державой, радикально влиявшей на ход европейскойистории даже помимо своей воли. Наполеон III в апогее могущества и славы искал союза не скем-нибудь, а с Россией. А когда он поддался иллюзии о возможности обойтись безнее, Францию постигла трагедия. Бисмарк выучил этот урок на всю жизнь и никогдане повторил ошибки французского императора. Он был убежден: Россия непобедима, поэтомунельзя растрачивать силы на бредовую цель войны с русскими. Он не допустилсоздания антирусской коалиции в период восточного кризиса 70-х гг. XIX в. И сделал это вовсе не из чувстваблагодарности за 1871 год. Бисмарк поддерживал Петербург и во время балканскихсобытий 80-х гг., «прощая» его очевидные промахи. Даже после того, как Россияфактически потеряла Болгарию, канцлер не спешил откликаться на прогерманскиенастроения софийского правительства. Тут тоже не может быть речи ни о какихиных соображениях, кроме сугубо практических. Они же объясняют последовательнуюнастойчивость Бисмарка в вопросе о заключении целой серии партнерскихсоглашений с Россией, начиная с Альвенслебенской конвенции 1863 г. и кончаяПерестраховочным договором 1887 г. Главный залог прочности сплетенной Бисмарком«союзной паутины» он видел в треугольнике Берлин-Вена-Петербург, в которомрусско-германские отношения в конечном счете играли первостепенную роль.
Бесполезногадать по поводу того, как долго выстояло бы гигантское сооружение Бисмарка,останься он в 90-е гг. у власти. Но похоже все же, что канцлер был единственнымчеловеком, умудрившимся предохранить его от обвала. Прежде всего благодаряпониманию некоей «простой» истины: в любой общеевропейской политическойархитектуре, претендующей на долговечность, должен быть «русский» фундамент. Вполитике соискания дружбы России расчетливый Бисмарк переиграл самоуверенногоНаполеона III лишь для того, чтобы преемникифранцузского императора взяли реванш над преемниками «железного» канцлера.России принадлежала отнюдь не пассивная роль в международных отношениях 70—80-хгг. XIX в., но ее большая, чем у другихстран самодостаточность зачастую позволяла ей отдавать инициативу сближенияболее заинтересованной стороне, без опаски упустить выгодный момент и выгоднуювозможность. Пожалуй, это обстоятельство несколько развращало Петербургскийкабинет, мешая ему принимать своевременные, тем более упреждающие решения.Впрочем, порожденные подобной нерасторопностью ошибки все равно не грозили России,в отличие от других европейских держав, таким ущербом, который она была бы не всостоянии пережить.
2.2 Роль Бисмарка в истории Германии
«Немецкий вопрос», с тех пор как в ходестолкновения немцев с революцией и с «Великой империей» Наполеона он превратилсяиз литературно-духовной в политическую и социальную проблему, всегдапредставлял собой вопрос европейского масштаба. С тех пор в сильно сокращенномвиде «немецкий вопрос» означает следующее: как привести стремление немцев — посвоему расположению в центре Европы и своему потенциалу занимающих особое место— к единству и свободе, к объединению в национальном государстве, таком, какоекрупные западноевропейские нации имели уже со времен средневековья, всоответствие с безопасностью всей Европы, а так же с простирающимися до самогоцентра Европы властными амбициями великих европейских
держав (в том числе обеих великих немецких
держав, Австрии и Пруссии), с их заинтересованностью в состоянии «равновесия»,которое предоставляет максимально возможную свободу действий. До сих пор — этоеще раз подтвердила структура Германского союза, созданного Венским конгрессомв 1815 году, — такое состояние покоилось в основном на уравновешивающей функциицентра Европы, который представлял собой свободное государственное образованиесоюзного типа, включающее в себя суверенных немецких князей и вольные города, ислужил «буфером» между великими державами.
Ход иитоги революции 1848 года продемонстрировали едва ли преодолимыевнутригерманские территориальные и социальные трудности при решении «немецкоговопроса» посредством образования национального государства с первой попытки иреволюционным путем. Кроме того, события в 1848 г. способствовали тому, что входе дебатов в немецком Национальном собрании обнаружился гигантский размахпритязаний пребывающего в момент образования национального немецкогогосударства, которые в окончательном виде представляли собой — как всегда,имеющее разрозненный вид, основывающееся на понятиях «мелконемецкий»,«великогерманский» или «центральноевропейский», — объединение всей ЦентральнойЕвропы в широком смысле слова, от Северного и Балтийского морей до Адриатики.Подобное объединение в такой степени бросает вызов всей остальной Европе (каквеликим державам, так и мелким соседям национального немецкого государства),что эта попытка при наличии такой международной перспективы была неизбежнообречена на провал.
Стремлениек экономическому объединению как можно более обширной части Центральной Европы,которое родилось еще в домартовский период и имело место в ходе революции ипосле ее завершения, в условиях, когда две великие немецкие державы соперничалимежду собой, а средние и мелкие немецкие государства настаивали на своемсуверенитете, было в политическом отношении насильственно остановлено «на полпути».Начиная с 1834 года, экономическое единство было реализовано на «мелконемецком»уровне в рамках Германского таможенного союза, существовавшего под эгидойПруссии. В 50-е годы в качестве конкуренции планировалось созданиеширокомасштабного таможенного союза, соответствовавшего интересам Австрии. Самопо себе это стремление, даже в экономически мощном сочетании с «углем исталью», не могло привести к политическому решению «немецкого вопроса». К этомуприбавилась сильная позиция ведущей державы консервативного лагеря, России,которая распространяла свое влияние и на Центральную Европу и сопротивляласьлюбым переменам в этом регионе. Это в полной мере показал итог «союзной»политики Пруссии, ориентированной на «мелконемецкое» решение посредствомдоговоров, вскоре после революции, в 1850 году (Ольмюц). До тех пор покасохранялась такая расстановка сил в центрально-европейском и общеевропейскоммасштабе, решение «немецкого вопроса» было исключено.
Лишьновая историческая веха, Крымская война (1854-1856 гг.), повлекшая за собойвытеснение России с занимаемых позиций и длительный политический разрыв междуРоссией и Англией и Россией и Австрией, внесла изменения в существующуюрасстановку сил и создала внешнеполитические рамки для решения «немецкоговопроса». Пруссия, экономически более динамичная, в военном отношении послереформы более современная, в области проведения национальной политики болеегибкая, хоть и парализованная с начала шестидесятых годов внутриполитическимкризисом, имела по сравнению с Австрией несколько более благоприятные шансы.Однако до событий 1866 года под Кениггрецем решение оставалось открытым, а допоздней осени 1870 года еще «не окончательным».
Историческая заслугаБисмарка состоит в том, что он ясно осознал, каким образом, то есть на какойвластной основе (прусское военное и бюрократическое государство), в какомнаправлении и в каких пределах должен быть «немецкий вопрос» под эгидойПруссии, чтобы это решение было приемлемым для Европы. Главным же залогомуспехов канцлера было то, что его политическая концепция, основанная на этомрешении, cтратегически и тактически далекопревосходила действия противников. Эта концепция включала в себя подчинениенемецкого национального движения государственным интересам Пруссии, а такжепримат дипломатических и — в строго контролируемых пределах — военных средств врамках разумной политики нажима. В случае необходимости Бисмарк не исключалдуэлеобразных, не допускающих международного вмешательства, традиционных войн,в условиях отказа (от «излишних» эмоций национальной окраски или «подрывныхсредств» национал-революционного толка.
ПутьПруссии, с 1862 года вед омой Бисмарком, временами пролегал вплотную кобозначенным таким образом границам. Однако необходимости в нарушении их невозникало — не в последнюю очередь благодаря чрезвычайной фортуне прусскогопремьер-министра, проявлявшейся иногда при принятии решений. Результатомсобытий 1866 и 1870-1871 гг. было коренное изменение расстановки политическихсил в Европе при сохранении системы власти в целом, а также ее социальнойосновы.
Независимоот этого наблюдалась «революционизация» положения в Европе в двух отношениях.Решающее значение имело то, что вновь образованная Германская империя, котораясчиталась объективно «незавершенным», а Бисмарком объявлялась «удовлетворенным»национальным государством с Пруссией в главной роли, впервые на протяжениистолетий создала в Центральной Европе своего рода центр тяготения. Преждефланговые государства, Россия, Франция и Англия, соперничая друг с другом, темили иным образом распространяли свое влияние на центр континента. Теперь новаявеликая держава, занимающая «полугегемонистское» положение в Европе —Германская империя, — расширяла сферу своих интересов на Восток и Запад, на Юги Юго-Восток. Кроме того, Австрия в 1866 году утратила свою ведущую роль, иГабсбургская монархия была оттеснена на Юго-Восток. Истощающее силысоперничество между Австрией и Пруссией на центрально-европейской арене,существовавшее до 1866 года, сменилось в 1871 и в 1879 годах реализованным вдвойственном союзе сотрудничеством между ними. Это дало Германской империиотносительно прочное положение на континенте. Впрочем, в случае объединениядругих великих держав все еще оставалась опасность, которая, прежде всего из-завнутренней ослабленности двойной монархии, Австро-Венгрии, грозиланестабильностью империи в будущем. Сомнительность политики Бисмарка, до 1871года как в политическом аспекте, так и с точки зрения сохранения социальногоустройства Пруссии как «скала из бронзы», успешно способствовала поддержаниюконсервативного социального устройства всей Европы. Это качество канцлера далосебя знать при переходе от политического наступления на международной арене кнеизбежной обороне, а также в необходимости ограничиться консолидацией и сохранениемдостигнутого и принять незавершенность национально-государственного решения вдухе национальных идей Паульскирхе как данность. Бисмарк считал, что,осуществив аннексию Эльзаса и Лотарингии, объективно крайне спорную, нонеобходимую, по его мнению, для установления «истинного» равновесия междуконтинентальными великими державами в Европе, он сможет остановить динамикунациональной идеи, которую до сих пор культивировал, хоть и направлял вопределенное русло, и удержать вновь созданную Германскую империю в статичномсостоянии (как в социальном, так и в политическом отношении).
Бисмаркглубоко изучил современные ему структуры расстановки сил на международной аренеи сумел — пусть даже частично и временно (начиная с 1878 года) — включитьГерманскую империю в европейскую систему государств и выдвинуть ее в качествефактора поддержания мира. Это было внешнеполитическим достижением (после тогокак перед этим он сам разрушил существующее соотношение сил) чрезвычайногозначения. Вместе с тем у канцлера отсутствовали категории для осознаниясоциальной динамики, которую невозможно было с помощью перемены соотношения силв Центральной Европе надолго отвести в сторону от внутриполитическойпроблематики и обуздать. Более того, в результате «революции сверху», совершеннойсиловыми методами, социальные процессы ускорились. Попытки Бисмарканасильственными методами уничтожить опасные социальные силы, несущие в себереволюционный заряд, которые, как он считал, угрожают существованию империинаряду с коалициями иностранных держав, были обречены на провал. Национальная исоциальная динамика Германской империи, руководство которой выскальзывало изрук канцлера, оказывала, в свою очередь, обратное воздействие на международнуюполитику и уже в конце восьмидесятых годов грозила выйти за рамки союзной«системы», рассчитанной на поддержание мира в Европе.
«Зарядку»прусской державной идеи националистическими эмоциями Бисмарк считал чрезвычайноопасной, но не мог сдержать ни до, ни после отставки. Эта тенденция все чащепроявлялась в выступлениях социальных и политических сил, задающих тон вобщественном мнении Германии, и привела — как бы на другом, гораздо болееопасном уровне — к новому вызову Европе, подобно революции 1848 года. Однакотеперь, вследствие соединения пропаганды «пангерманской» и «центрально-европейской»идеи с прусско-германской государственной властью, во взрывчатой атмосфере«мировой политики» вильгельмовского образца это закончилось вначале реальнойизоляцией империи в Европе, а затем «бегством вперед», в войну за «мировое господствоили смерть».
Национальноеединство в 1918 году пережило поражение в мировой войне и конец монархий вГермании. Это стало подтверждением интегрирующей силы национальногогосударства, которая отчетливо проявилась, выйдя за пределы той чистоинструментальной роли, которую отводил ей Бисмарк, и преодолев социальныебарьеры. Критика Бисмарка проникла в историческую науку из политическойповседневности шестидесятых, семидесятых и восьмидесятых годов черезпублицистику и поэтому постепенно стала более тонкой. Критические голосараздавались со стороны католиков-пангерманистов, левых либералов и социалистов.Существовало несравнимо большее количество популярной, рассчитанной намассового читателя и активно воздействующей на него литературы, котораявосхваляла и возвеличивала Бисмарка, но грешила недопониманием и изображала его«милитаристом» и националистом-вильгельмистом. Критика продолжалась(параллельно с восхвалением в литературе) и в Веймарской республике. Однако входе дискуссии касательно «лжи об ответственности за войну» 1914 года напередний план научного «образа» Бисмарка выдвинулась его политика в периодпосле 1871 года, направленная на сохранение мира. Внутриполитическая же исоциальная проблематика деятельности канцлера отодвигаются на задний план.
Военная,политическая и моральная катастрофа, в которую вверг немцев Гитлер, в ходевторой мировой войны привела к разрушению европейского центра каксамостоятельной объединяющей силы. Это произошло под действием мощи фланговыхдержав, принявших брошенный им вызов и продвинувшихся до самого центраконтинента. Окончательный крах созданной Бисмарком империи и ее положениявеликой державы снова внес в повестку дня дискуссии вокруг фигуры канцлера рядпринципиальных проблем. Насколько глубоко в его деятельности, революционной вовсем, что касалось власти и политики, и консервативной в социальной сфере,следует искать корни роковых событий? Был ли путь, пройденный Германией отБисмарка до Гитлера, гладким и была ли катастрофа предопределена с самогоначала? Какие и насколько прочные параллели можно провести между ними и чтоотделяет того, кто создал империю, от того, кто империю погубил? Однако чемдальше отодвигаются даты 1866-1871 и 1945, начало и конец существованияполитически суверенной великой германской державы, тем все более прочную почвуприобретает под собой до обидного рациональное мнение о том, что возможностьрешения «немецкого вопроса», которую сумел использовать Бисмарк в решающейситуации 1862-1871 гг. и которая позволила большинству немцев на протяжениитрех четвертей столетия накапливать опыт существования в рамках великойдержавы, связана с совершенно определенной расстановкой сил на европейскойарене, ограничена во времени, а поэтому безвозвратно утрачена и никогда большене повторится. Однако невозможно уйти ни от этого опыта, ни от его последствийкак положительных, так и отрицательных. Они объединяют всех немцев, независимоот восхищенного, почтительного, сдержанного или отрицательного отношения, сБисмарком, основателем великой державы — Германской империи.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Цельюданной работы было: исследовать внешнеполитическое положение Германии вовремена канцлерства Бисмарка. В ходе данной работы эта цель была достигнута.Рассматривая поставленные задачи были сделаны следующие выводы.
Внешне ивнутриполитическая деятельность канцлера была подчинена единственной идее:консолидации и сохранению достигнутого как во внутренних, так и во внешнихделах.
Он самнеоднократно называл свою политику реальной, то есть основанной преимущественнона фактах, а не на теоретических взглядах или убеждениях. Факты же заключалисьв следующем. Германская империя, возникшая путем кровопролитных войн инарушения жизненных интересов других государств, постоянно должна была бытьготова к новым войнам на случай, если ее могущественные соседи пожелают сосвоей стороны начать воинственную политику. Поэтому последней приходилосьдеятельно заботиться о вооружениях, а беспрерывные вооружения требовалигромадных денежных средств. Таким образом, Бисмарк был поставлен внеобходимость постоянно приискивать новые источники доходов, пополнятьимперское казначейство, истощаемое военным ведомством. Отсюда бесконечные егопререкания с рейхстагом, принимавшие иногда такие же широкие размеры, как впресловутое время конфликта шестидесятых годов. Нельзя отрицать, что вприискании новых источников доходов Бисмарк проявил некоторуюизобретательность, но эта изобретательность шла у него рука об руку с большойнеразборчивостью и полным непониманием последствий тех или иных финансовыхмероприятий. Он отвергал политическую экономию и создавал собственныеэкономические теории чрезвычайно сомнительного достоинства или даже прямонесостоятельные. Отрешившись от политической экономии, он заменил ее личновынесенным опытом, опытом крупного землевладельца северо-восточной Германии.Это, разумеется, означало замену выводов, основанных на всемирном опыте ишироких данных, выводами, почерпнутыми из сравнительно недостаточныхнаблюдений. Но к этому примешивался еще третий элемент. Бисмарк очень частопользовался теми или другими экономическими мероприятиями для того, чтобы наносить удары своимполитическим противникам. Таким образом, происходило смешение экономическихмероприятий с политическими. И вот эту амальгаму он и называл реальной экономическойполитикой, признавая ее единственно спасительной в отличие от осмеянной им«манчестерской» политической экономии.
Германиябыла объединена или, выражаясь словами самого Бисмарка, была посажена в седло,и оставалось только научить ее править конем. Так выразился Бисмарк. Но слово унего разошлось с делом. Германия сидела на коне, но управлять ею хотел самБисмарк, и вот сразу получилось такое положение, что Германия и Бисмарк сталидруг у друга вырывать поводья. Прежняя беспрерывная глухая вражда междуАвстрией и Пруссией заменилась глухой борьбой между канцлером и рейхстагом.
ПолитикаБисмарка за двадцать лет его управления делами объединенной Германии показало,что он отыскивал только врагов; он требовал подчинения, а не дружной работы;энергии он проявлял немало, но направлена она была на то, чтобы создавать себеврагов, которые в конце концов его одолели, потому что каждый из них боролся зажизненный интерес, за кровное дело, а сам Бисмарк не сумел воодушевить немцевсознанием общего великого дела, поставить задачу объединенной Германии вышезадач отдельных партий, отдельных общественных классов. Великим государственнымдеятелем он не был, а простым конституционным министром он быть не хотел.
Студент– бретер, записной кутила, приводивший всех в ужас своими сомнительнымиподвигами, общественный деятель, бросавший вызов общественному мнению,реакционный министр, вызывающий всю страну на бой, дипломат, не пропускавшийслучая, что бы с кем-нибудь не повздорить, канцлер, как бы умышленноподготовляющий кровопролитные и опасные войны, бросавший перчатку и Франции, иРоссии, государственный деятель в отставке, жаждущий померяться силами суволившим его императором, — все это один и тот же Бисмарк. Слишком бурный,слишком страстный, слишком склонный вступать в личную борьбу, чтобы быть навысоте выпавшей на его долю великой роли, он, благодаря могучей своей натуре,своему знанию людей и находчивости в сношениях с ними, благодаря ловкости, скакой он умел выдвигать свою личность при помощи шумных выходок,соответствовавших его темпераменту, и при помощи той великой силы, которую мыназываем печатью и которая служит в раной мере и возвышенным идеям, и планамразных честолюбцев, но главным образом благодаря двум счастливым войнам, сумелприобрести громкую известность первоклассного государственного деятеля.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:
1. АндреасХильгрубер. Петер Берглас. Выдающиеся политики. Отто фон Бисмарк. Меттерних /Серия « Исторические силуэты». Ростов – на – Дону: «Феникс», 1998. – 320 с.
2. Альтернативы германскойистории в к. XIX н.XX вв. // Нов. И новейшая история, 1992 г. №4
3. Бисмарк и мы //Книжное обозрение, 1998 г. №2
4. Васильев В.И.История германского федерализма // Новая и новейшая история, 1998 г. №3
5. Виппер Р.Ю.История нового времени, М., 1995 г.
6. Всемирная историяв 10-ти томах: том 7 / Под ред. А.А. Губерта М. 1960. – 327 с.
7. Всемирнаяистория: учебник для вузов / Под ред. Г.Б.Поляка, А.Н.Марковой М. 1991. – 380с.
8. Дебидур А.Дипломатическая история Европы 1814 – 1878: Ростов – на – Дону: «Феникс», 1995.– 583 с.
9. Дегоев В. Россияи Бисмарк // Звезда № 7, 2001. – с. 129
10. Зюзюкин И.Дуэли «Железного канцлера» // Смена № 3, 2001. – с. 58
11. Новая история(второй период): учебник / Под ред. Е.Е. Юровского, И.Н. Кривыгуза М. 1976. –235 с.
12. Новиков С.В.Маныкин А.С. Дмитриева О.В. Всеобщая история: справочник студента М. 1999. –428 с.
13. Павленков Ф.Ф. АлександрМакедонский и Юлий Цезарь. Кромвель. Ришелье. Наполеон I. Бисмарк: Биогр. Повествование: Челябинск: «Урал», 1995. –537 с.
14. Степанов В.Л.Социальное законодательство Отто фон Бисмарка и законы о страховании рабочих вРоссии // Отечественная история. 1997. № 2 — 59 с.
15. Чубинский В.В.Бисмарк: политическая биография. М. Изд. «Мысль» 1998. – 520 с.
16. Хрестоматия поновой истории: Второй период: Пособие для учителя М. 1993. – 378 с.