Еврейские мотивы в творчестве русских поэтов

Еврейские мотивы в творчестве русских поэтов 

Эллан Пасика, Мельбурн

Идея
этой статьи относится к тому времени, когда в конце 80-х. я познакомился в
Израиле со списком книг «Библиотеки «Алия», теперь, к сожалению, почившей в
бозе. В этом списке под №10 значился сборник «На одной волне», с подзаглавием:
«Еврейские мотивы в русской поэзии». В начале 90-х, уже в России вышла книга
«Менора» с таким же подзаглавием. К сожалению, и та, и другая мне оказались
недоступны, и, может быть, ещё и поэтому захотелось окунуть голову в эту
тему. 

Сразу
же хочу себя ограничить. Я буду здесь писать о поэзии этнических русских
поэтов. Это значит, что не буду касаться творчества, например ни Фруга, ни Саши
Чёрного, ни Веры Инбер с Ильёй Эренбургом, ни Светлова со Слуцким, ибо они –
евреи. Не буду вести речь о Надсоне, хотя он был только наполовину евреем, но
чувствовал свою принадлежность к ним. Пропущу я и православных Мандельштама и
Бродского – ведь они и не отрекались фактически от своих корней. И Пастернак
тоже окажется вне рассмотрения, ибо, перефразируя Бен Гуриона, можно сказать:
не важно за кого принимают себя те, кто думает, что они не евреи – важно, за
кого принимают их русские. 

Как
правило, я не буду писать о тех, кто специализировался раньше или сейчас на
черносотенстве, ибо полагаю, что хорошему взаимоотношению народов, как и
отдельных людей, больше помогает хвала, чем хула. Да и нет желания
способствовать славе каждого подонка. 
Золотой век русской поэзии 

Впервые
в русской поэзии еврейская тема появляется, видимо, в стихах В.А.Жуковского
(1783-1852). В 1814 он написал стихотворение «Библия»: Кто сердца не питал кто
не был восхищен/ Сей книгой, от небес евреем вдохновенной!/ Ее божественным огнем
воспламенен… В другом стихотворении, «Египетская тьма» поэт описал одну из
казней, посланных древним египтянам за притеснения евреев. 

У
А.С.Пушкина еврейская тема встречается не менее 13-ти раз. Пушкин тесно
соприкоснулся с евреями в 1821, когда в Кишинёве снимал комнату в доме у еврея.
Судя по стихотворению той поры, Пушкин не пренебрегал любовью еврейской
девушки: 

Христос
воскрес, моя Ребекка! 

Сегодня
следуя душой 

Закону
бога-человека, 

С
тобой целуюсь, ангел мой. 

А
завтра к вере Моисея 

За
поцелуй я, не робея 

Готов,
еврейка, заплатить – 

И
даже то тебе вручить, 

Чем
можно верного еврея 

От
православных отличить. 

В
1821 поэт написал свою знаменитую «Гаврилиаду» – пародию на евангельский
рассказ о непорочном зачатии, которая начинается так: воистину еврейки молодой/
мне дорого душевное спасенье… 

Видимо,
в поэме, которая при жизни поэта не была опубликована, Пушкин лишь смакует
подробности любовных утех с еврейской женщиной, возможно, с той же Ревеккой.
Интересна где-то встреченная мысль, что в вышеприведенных стихах еврейка –
просто антураж: мол, не мог же Пушкин такие фривольности допускать в печати по
отношению к русской женщине, а в отношении еврейки в то время это выглядело
иначе… Известна фраза «Ко мне постучался презренный еврей» из стихотворения
«Чёрная шаль», и неприятное для евреев замечание в “песнях западных
славян” о том, что «…в мерзостной игре жида с лягушкою венчают». Один из
Пушкинских набросков начинается с того, что «теснится средь толпы еврей сребролюбивый» 

В
маленькой трагедии «Скупой рыцарь» выведен отвратительный еврей-жид, который
отказывается ссудить деньгами молодого рыцаря Альбера, много задолжавшего ему.
Альбера после смерти отца будет ждать богатое наследство, и жид предлагает ему
отравить отца, для чего обещает достать яду. Благородный рыцарь отвергает с
гневом это предложение. Таким образом, противопоставляются благородный, хоть и
беспутный рыцарь-христианин, и готовый на любую низость еврей-ростовщик. 

Весьма
интересна эпиграмма на Фёдора Булгарина: 

Не
то беда, что ты поляк: 

Костюшко
лях, Мицкевич лях! 

Пожалуй,
будь себе татарин, – 

И
тут не вижу я стыда; 

Будь
жид – и это не беда: 

Беда,
что ты Видок Фиглярин 

Здесь
недвусмысленно проставлен «табель о рангах»: поляк, потом татарин, а уже потом
– еврей. Татарин, конечно, плохо – вряд ли Пушкин не знал пословицу: незваный
гость хуже татарина, но еврей- это уже на самом низу. Величайший русский поэт,
стоит почитать хотя бы его переписку, не всегда «милость к падшим призывал», а
в отношении к евреям не поднимался над толпой. Лишь в одном наброске, где он
перелагает отрывок из библейской книги «Юдифь», поэт находит для еврейского
народа уважительные слова: 

Высок
смиреньем терпеливым 

И
крепок верой в бога сил, 

Перед
сатрапом горделивым  

Израил
выи не склонил; 

Конечно,
можно ещё упомянуть пушкинского «Пророка» («Духовной жаждою томим…»), на
слова которого исполняется популярный романс. В стихотворении использованы
некоторые мотивы 6-й главы «Книги пророков», однако в данном случае использование
ветхого завета – не более чем художественный приём. 

Было
при жизни Пушкина время, когда, казалось многим, слава Пушкина поблекла в лучах
славы другого поэта-Владимира Бенедиктова (1807-1873). В стихотворении «Исход»
этот поэт воспел бегство евреев из Египта, как героический подвиг Моисея и
всего еврейского народа. В нескольких других стихотворениях он продолжил
библейскую тему Еврейская тема встречается не менее, чем в 9-ти произведениях
М.Ю.Лермонтова. В 3-х крупных произведениях поэта: драмах «Маскарад» и
«Испанцы» и поэме «Сашка» действуют также и евреи. Оставляя без рассмотрения
бледно поданную в поэме «Сашка» легкомысленную и красивую полуеврейку Тирзу,
хочется остановиться на изображении евреев в драмах Лермонтова. Роль светского
заимодавца Шприха в «Маскараде» сравнительно небольшая, но существенная, так
как в значительной части из-за его интриг Арбенин начинает обвинять Нину в
неверности. Правда, здесь еврей не выступает таким олицетворением порока, как
ростовщик в «Скупом рыцаре» Пушкина. Всё же здесь Лермонтов продолжает
классическую характеристику ростовщика-злодея. Совсем иначе обстоит дело с
благородным Фернандо в драме «Испанцы». Еврей по рождению, Фернандо воспитан в
христианской семье, но его настоящий отец, и сестра тоже не лишены доброты и
благородства. К сожалению, своего Фернандо Лермонтов написал в 16 лет и намного
раньше, чем подлого Шприха. 

«Пророк»
Лермонтова (Когда всевышний судия/мне дал всевиденье пророка…) по
гениальности не уступает пушкинскому. Какой же силой воздействия должна была
обладать созданная гением еврейского народа книга, чтобы вдохновить величайших
русских поэтов на такие шедевры! 
Поэты середины и второй половины XIX века 

В
то время русские поэты продолжают разработку библейской тематики. Особенной популярностью
вслед за Бенедиктовым пользовался исход евреев из Египта. Этому посвящено,
например, стихотворение Льва Мея (1822-1862) «Пустынный ключ». Лев Мей являлся
также автором 13-ти стихотворений, составивших цикл «Еврейские песни» и
являющихся переложением библейской «Песни песней». Он также переложил несколько
библейских плачей. 

Поэт
Николай Арбузов (1829-64) в стихотворении «Когда торжественно пучину…»
воспевает Моисея за отвращение евреев от поклонения золотому тельцу и призывает
поэтов брать пример с Моисея: Чтоб хоть на миг мы чужды стали/ Страстей и
похотей земли,/ И вдохновенные скрижали / В священном трепете прочли. 

Если
русские поэты, как правило, обращались к библейской теме только для раскрытия
своих собственных идей, не имевших никакого отношения к самому еврейскому
народу, то здесь особняком стоял крупнейший русский философ и поэт Владимир
Сергеевич Соловьёв (1853-1900) и его, по определению энциклопедии «Иудаика»,
«теологический и практический филосемитизм». У него есть стихотворение «Неопалимая
купина». По библии однажды Моисею в горящем, но несгорающем терновом кусте
(неопалимой купине) явился Бог (Ягве), призывая того освободить евреев из
рабства. Выразительно заканчивается стихотворение: 

Трепещут
боги Мицраима, (здесь – Древний Египет-Э.П.) / Как туча, слава их пройдет,/ И
купиной неопалимой/ Израиль в мире расцветет”. 

Так
показал Вл.Соловьёв свою уверенность в возрождении еврейского народа. Эта
уверенность зиждилась не только на вере в духовные силы нашего народа, но и на
общности иудейской и христианской культур. Вл. Соловьёв, кстати, одним из
первых предсказал опасность для христианско-иудейского мира тогда только
начавшего поднимать голову исламского национализма. 

Не
чуждались библейской темы и славянофилы, в частности Алексей Хомяков
(1804-1860) и Степан Шевырёв (1806-1864). Защищая старообрядцев от притеснений
московским градоначальником, А.Хомяков использовал образ Давида. 
Серебряный век русской поэзии 

На
рубеже XIX-го и XX веков возникает целая плеяда русских поэтов первой величины,
среди которых были Николай Гумилёв, Анна Ахматова, Вячеслав Иванов, Фёдор
Сологуб, Иван Бунин, Максимилиан Волошин, Владислав Ходасевич, Марина Цветаева
и многие другие. В их числу следует отнести также и Вл.Маяковского, однако его
творчество удобнее рассматривать в следующем, советском периоде русской поэзии.
С точки зрения социальной жизни российских евреев, то в это время впервые в
России появился широкий слой еврейской интеллигенции, вовлечённой в русскую
культурную жизнь, и среди русских поэтов и писателей, появились писатели и
поэты – евреи, писавшие на русском языке, и среди них Илья Эренбург, Самуил
Маршак, Саша Черный, Борис Пастернак, Осип Мандельштам. Появление последних, а
также возросшие ассимиляция еврейства, антисемитизм и появление сионизма
отразились на росте популярности и разнообразии еврейской темы в творчестве
русских поэтов. Усилилось их стремление посетить Палестину. Помимо традиционной
библейской темы, например, у Фёдора Сологуба (1863-1927), Корнея Чуковского
(1882-1969), Валерия Брюсова (1873-1924), или Ивана Бунина (1870-1953), у того
же Бунина появляются стихи, навеянные впечатлениями от посещения Святой земли.
В его стихотворении «Иерусалим» настоящее святого города навевает только
печальные воспоминания о былом его величии: 

И
сказал проводник: «Господин! Я еврей 

И,
быть может, потомок царей. 

Погляди
на цветы по сионским стенам: 

Это
все, что осталося нам». 

Впечатлениям
от посещения Палестины посвятили свои стихи Николай Гумилёв (1886-1921), а
также одесский поэт Александр Фёдоров (1868-1939). Вот начало его стихотворения
«Стена плача», от которого веет тем же настроением, что и от стихов
Бунина: 

В
цветных хламидах, в шапках с лисьим мехом 

И
с пейсами вдоль впалых, бледных щек, 

Они
стоят, и скорбь библейских строк 

В
их голосах звучит бессильным эхом. 

Ряд
поэтов, например Владислав Ходасевич и Вячеслав Иванов начинают переводить
поэзию с иврита. Один из крупнейших русских поэтов серебряного века
Вл.Ходасевич был на четверть евреем, его дедом по матери был печально
знаменитый Яков Брафман, крестившийся и написавший «Книгу кагала», в которой
тенденциозно и с яро- антисемитских позиций описал обычаи и нравы еврейских
общин. Отец поэта был обрусевшим поляком, но в семье строго придерживались
католических обычаев. Способный к языкам, Ходасевич переводил с польского,
армянского, финского и иврита. Он перевёл несколько поэм Саула Черняховского и
сделал ряд переводов древней еврейкой поэзии. Он же – автор лучшего на русском
языке эссе о крупнейшем поэте ХХ века, писавшем на иврите, Хаиме Бялике. Из
оригинальных стихов на еврейскую тему стоит отметить его «Моисея». Вообще,
образ вождя, выведшего еврейский народ из рабства, – наиболее популярная тема
на библейские мотивы у русских поэтов. 

Один
из крупнейших деятелей культуры серебряного века, поэт и философ Вяч.Иванов
блистательно перевёл с иврита ряд стихотворений Хаима Бялика. 

Подобно
своему идейному предшественнику Вл.Соловьёву, другой известный русский философ
Николай Бердяев (1874-1948) был также большим заступником евреев. Он редко
писал стихи, тем ценнее то из них, которое он посвятил евреям 

Темна
Россия и забита: 

Тираны,
войны, недород… 

К
чему клеймо антисемита 

Тебе,
страдающий народ? 

К
чему свирепствовать, Россия, 

От
хижины и до дворца? 

К
тому ли звал тебя Мессия? 

Поводыря
нет у слепца? 

Опомнись:
нет великих наций, 

Евангелью
не прекословь. 

Отвергни
ритуал оваций. 

Когда
громишь ты иноверцев, 

Стократ
твоя же льется кровь, 

Так
коль не разумом, так – сердцем. 

Максимилиан
Волошин был хорошо известен своей приязнью к евреям. В 1915-м он начал писать
книгу стихов, в которой есть стихотворение, написанное в 1919-м – «Неопалимая
купина». Так же он назвал и саму книгу. В отличие от Вл.Соловьёва Волошин
использовал неопалимую купину, как образ раздираемой гражданской войной России,
тем выразив надежду на её возрождение. 

Часто
касается еврейской темы в своём творчестве Марина Цветаева. Вот стихотворение
«Евреям»: 

Израиль!
Приближается второе 

Владычество
твое. За все гроши 

Вы
кровью заплатили нам: герои! 

Предатели!
Пророки! Торгаши! 

В
любом из вас – хоть в том, что при огарке 

Считает
золотые в узелке, 

Христос
сильнее говорит, чем в Марке 

Матфее,
Иоанне и Луке. 

По
всей земле – от края и до края – 

Распятие
и снятие с креста. 

С
последним из сынов твоих, Израиль, 

Воистину
мы погребем Христа… 

Многократно
выразив в ранний период своего творчества любовь к евреям, М.Цветаева в своих
записных книжках позднее с грустью отмечала, насколько осложнилась для неё эта
проблема. Вот выдержка из её записной книжки от 15 ноября 1918 года: «Слева от
меня (прости, безумно любимый Израиль!) две грязные, унылые жидовки… Жидовка
говорит: “Псков взят!” – У меня мучительная надежда:
“Кем?!!”». Цветаева чувствует, что её Россия гибнет, её муж Семён
Эфрон (наполовину еврей) добровольно борется с большевиками на стороне Белой
армии, а возле себя она слышит как две еврейки, захлёбываясь от восторга,
сообщают, что красными взят Псков… Наблюдая за гибнущей Россией, она
отмечает, что везде «кишат евреи». 

Мы
требуем, и справедливо, покаяния от других народов за зло, принесённое евреям.
Так давайте покажем пример. 

Показав
пример, поймём, а, поняв, простим… 

Поэзия
первых советских десятилетий 

Анна
Ахматова всегда дружила с евреями. Лидия Чуковская в своих записках вспоминает
такой случай. Пришли (уже в наше время) к Ахматовой какие-то типы и говорят:
“Вы же наша замечательная поэтесса, как же так, что вы все время окружены
евреями? И даже когда приезжаете в Москву, останавливаетесь в еврейской
семье…”. Она встала и сказала: “Немедленно уйдите!”. Вернёмся
в 1922 год. Расстрелян первый муж Ахматовой Гумилёв, эмигрировали многие её
друзья: «Заболеть бы как следует, в жгучем бреду/ повстречаться со всеми
опять…» Нет, лучше обо всём этом не думать… Но не думать, не оглядываться
на прошлое невозможно. И Анна Ахматова создаёт «Библейские стихи», три
стихотворения, посвящённых трём библейским женщинам, в том числе одно, – о жене
Лота, племянника Авраама. Спасаясь из разрушенного Содома, она нарушила
обещание не оглядываться. Оглянувшись, она превратилась в соляной столб. 

Наиболее
сильно влияние еврейства чувствуется в это время в поэзии Владимира Маяковского
(1892-1930). Известно, что с юности и до самого своего конца он любил
незаурядную еврейскую женщину – Лилю Брик, а ближайшим его другом был её муж
Осип Брик. Именами друзей и приятелей-евреев буквально напичканы стихи
Маяковского: «напролёт болтал о Ромке Якобсоне», «…чтобы врассыпную
разбежался Коган, встреченных калеча пиками усов», «Тихий еврей Павел Ильич
Лавут» и.т.д. Пребыванию в гостях у американских евреев-коммунистов он посвятил
проникновенное стихотворение «Кемп Нит Гедайге» (лагерь «Не унывай»). В
стихотворении «Христофор Колумб» Маяковский сетует, что вот по одной из версий
Колумб-еврей, а евреи-эмигранты, плывущие в Америку «с машинным адом в горящем
соседстве лежат, под щёку подложивши котомки» В 1926, в разгар деятельности
Общества Землеустройства Евреев-Трудящихся (ОЗЕТ) в степной части Крыма, поэт
написал стихотворение «Еврей (Товарищам из ОЗЕТа)», в котором он бичевалл три
антиеврейских предрассудка: все евреи-богачи, евреям отдают лакомый кусок
земли, и что евреи не умеют и не хотят работать на земле: Еврей – караты/ еврей
– валюта. Люто богаты/ и жадны люто./ А тут/ им/ дают Крым!/ А Крым известен:/
не карта, а козырь;/ на лучшем месте -/ дворцы и розы,- так врут/ рабочим
врагов голоса,/ но ты, рабочий,/ но ты -/ ты должен честно взглянуть в глаза/
еврейской нищеты. 

Вообще,
слово «еврей» в первые годы советской власти встречалось довольно часто в
советской литературе (как правило, в соответствии с традициями того времени, с
положительным оттенком.): и в произведениях этнических русских поэтов и в
произведениях поэтов – евреев. Однако, постепенно слово «еврей» начинает
исчезать из книг, журналов и газет. Его начинает заменять термин «безродный
космополит». Поэтому нетрудно представить моё впечатление от стихов Степана
Щипачёва (1899-1979), которые я нашёл в конце 1952-го(!) в одном из его
сборников: 

Мне
твои глаза забыть едва ли 

У
евреек, кто-то мне сказал, 

Разве
только в древности бывали 

Серые,
как у тебя, глаза. 

Их
не затуманить и слезами. 

Светлое
лицо поднимешь ты, 

И
не отрывался бы часами 

От
твоей библейской красоты. 

Лёгкою
дорогою земною 

Я
пошёл бы смело за тобой, 

Если
б не стоял передо мною 

Чёткий
профиль женщины другой. 

Если
бы и до сих пор не верил 

Что
тебя в один счастливый час 

Я
когда-то в молодости встретил 

Не
затем, чтоб разлюбить сейчас. 

Видимо,
это был один из предвоенных сборников поэта. Потом я это стихотворение ни в
одном из его сборников не находил. Нет его до сих пор и на интернете. 
Современная поэзия 

В
послесталинское время в официальной жизни слово «еврей» остаётся только в
паспортах – пресловутый 5-й параграф. Вплоть до перестройки это слово было
«некошерным». Вместо евреев при Брежневе появляются «лица еврейской
национальности». И «сионисты». Как правило, через тире с какой-нибудь
гнусностью… В 1961-м, как удар грома, всех оглушило стихотворение Евгения
Евтушенко «Бабий Яр». Долго ещё не было в Бабьем Яру памятника, но слова: Над
Бабьим Яром памятника нет,/ Крутой обрыв, как чёрное надгробье… казались
вылитыми из бронзы. Появление этого стихотворения вызвало ликование евреев и
многих им сочувствовавших. И бурное негодование в средствах массовой информации
«патриотов» типа недоброй памяти Грибачёва и Кочетова. Поэт Алексей Марков
опубликовал «Мой ответ»: 

Какой
ты настоящий русский 

Когда
забыл про свой народ, 

Душа,
что брючки стала узкой, 

Пустой,
что лестничный пролёт 

В
свою очередь Евтушенко не полез за словом в карман, и в своём ответе сравнил
обидчика с черносотенцем Марковым Вторым из царской Думы: 

И
Маркову Третьему Марков Второй /Кричит из могилы: «Спасибо, герой» 

В
1964-м Евтушенко написал поэму «Братская ГЭС». Поэма чрезвычайно талантлива и
достаточно противоречива. Что ж, может быть, только поэтому поэту часто
удавалось сказать то, что другие даже пытаться сказать не смели. В поэме в 2-х
главах основными действующими лицами являются евреи. Одна из глав – «Азбука
революции», где приведен привлекательный образ еврейской девушки-
санитара: 

Гремит
«Авроры эхо, пророчествуя нациям, 

Учительница
Элькина на фронте в 19-м… 

Конечно,
теперь после Солженицына, Шаламова и Гроссмана мы совсем по иному смотрим на
Революцию, теперь мы и революцией большевистский переворот не называем… В
другой главе «Братской ГЭС»- «Диспетчер света» выживший в гетто Изя Крамер,
рассказывает об ужасах, которые пережил там он, и которые не пережила его
подруга Рива. Думаю, что человек моего поколения не может читать эту главу без
слёз. 

В
России был ещё один поэт, в творчестве которого еврейские голоса звучат более
явственно, более часто, чем даже у Евтушенко. И хотя голос этого поэта не так
громок, но поэт он – милостью божьей, и еврейская тема слышится у него на
протяжении всего его творчества. Приходится только сожалеть, что пока имя этого
поэта известно сравнительно узкому кругу любителей поэзии. Это Борис Алексеевич
Чичибабин (1923-1994). Брошенный в 1946 прямо со студенческой скамьи в тюрьму
за антисталинские стихи, в 1948, в черные для советского еврейства дни, он
пишет проникновенное стихотворение «Народу еврейскому»: 

Был
бы я моложе – не такая б жалость:/Не на брачном ложе/ наша кровь смешалась,

а
в 1959 в стихотворении «Клянусь на знамени весёлом»: 

Пока
во лжи неукротимы 

Сидят
холёные. Как ханы, 

Антисемитские
кретины 

И
государственные хамы, 

……………………………………. 

не
умер Сталин 

У
кого ещё из русских поэтов можно найти такие замечательные по искренности
строки по отношению к своим друзьям-евреям, как в стихотворении Чичибабина
«Благодарствую други мои…»: Видно, вправду, такие чаи,/ Уголовное время,/ Что
все близкие люди мои – / Поголовно евреи… В стихотворении «Чефут-Кале» он так
объяснил этот феномен: Давно пора не задавать вопросов,/Бежать людей. /Кто в
наши дни мечтатель и философ/ Тот иудей. 

Из
18-ти «Сонетов Любимой» три целиком посвящены еврейской теме. А какие
пронзительные стихи Чичибабин посвятил отъезду своих друзей в эмиграцию! Да,
еврейские мотивы в творчестве Бориса Чичибабина – достойная тема для
специального исследования. Уже под занавес жизни поэту удалось побывать в
Израиле. Итогом размышлений о влиянии еврейства на мировую культуру явились
строки: 

Солнцу
ли тучей затмиться, добрея, 

ветру
ли дунуть, – 

Кем
бы мы были, когда б не евреи, 

страшно
подумать. 

Другим
русским поэтом, у которого явно звучит еврейская тема, является Андрей
Дементьев (род. в 1928), в течение длительного времени бывший редактором
(1981-1992) популярного советского журнала «Юность» Несколько лет назад он
надолго приехал в Израиль, в результате чего появился посвящённый этой стране
цикл стихов, и среди них одно стихотворение – о встрече с узницей гетто, а
другое – «День дерева», о том как поэт участвовал в посадке деревьев: 

И
я горжусь, что среди многих 

Роскошных
пальм – есть и мои. 

Они
стоят вблизи дороги, 

Как
символ искренней любви. 

Сейчас
много говорят о растущем в мире «новом антисемитизм», когда антисемитизм
смыкается с неприязнью к Израилю. Однако, нельзя не обратить внимания также на
рост симпатий к Израилю, связанный с растущим пониманием не только общности
иудейской и христианской культур, но и осознанием общей опасности, исходящей от
исламского фундаментализма. Вслед за христианами-евангелистми поворачиваются
лицом к Израилю и другие христианские конфессии. Ширится движение «Христиане
России – в поддержку Израиля». К числу сторонником этого движения принадлежит
известная московская поэтесса Татьяна Кузовлёва, написавшая после посещения в
составе представителей этого движения два года назад Святую землю стихи,
проникнутые любовью к еврейской стране: Поверь, Иерусалим:/ Была моя бы воля,/
Губами бы сняла/ С твоих камней слезу./ Здесь вертикаль любви/ С горизонталью боли/
Образовали крест/И я его несу. 

Таким
образом, крест становится символом не только страданий одного великого еврея –
Христа, но всего еврейского народа. 

Две
тысячи лет назад стараниями апостолов и их последователей христианство было
сперва оторвано от еврейства, а потом превратилось в его врага. Будем
надеяться, что ростки дружбы христиан с евреями дадут сильные всходы. Чтобы не
отдать великую иудейско-христианскую цивилизацию в руки беспощадного врага,
грозящего похоронить эту цивилизацию. Будем также надеяться, что мотивы этого
сближения мощно зазвучат в русской поэзии ближайших десятилетий. 
Список литературы

Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.berkovich-zametki.com