Белинский и
Пушкин
Белинский был
истинным гением литературной критики, проницательнейшим судьей и ценителем
талантов. Он всегда мог увидеть и точно указать то особенное, что отличает одного писателя от другого.
Особенно велики заслуги Белинского в осмыслении и разъяснении творчества Пушкина. С Пушкиным Белинский
лично не успел познакомиться, хотя такое знакомство намечалось. Благоговея
перед памятью Пушкина Белинский высказывал иногда справедливые, а порой и не
справедливые критические суждения о нем. На опыте творчества Пушкина Белинский
вырабатывал критерии художественности. Изучая творчество великого поэта,
Белинский постигал закономерности русского литературного процесса. Критик
подходил к оценке творчества Пушкина конкретно, исторически. В трактовке романа
«Евгений Онегин» Белинский поднялся на невиданную до него ступень
социологического анализа. Указывая на народность поэзии Пушкина, Белинский
подчеркивал, что в истории России относительно прогрессивное значение имело та
часть просвещенного дворянства, которой принадлежали и сам поэт, и герой его
романа в стихах – Онегин и Татьяна. Поэт сумел подняться над предрассудками
своего класса и критически, с энциклопедической полнотой отобразил один из моментов
его жизни и жизненного общества. В «Пушкинских» статьях Белинский поставил
много общих вопросов эстетики. Он рассуждает о поэзии Пушкина, подчеркивая ее
земной, гуманистически глубоко нравственный характер. Пластичность, осязаемость
Пушкинских образов, в точность и выразительность его языка рассматривается в
общей системе реалистического творчества поэта. Он подчеркивал, что Пушкин –
поэт изящной формы, что Пушкин – вечно живое явление русской поэзии, что
никогда приговор поколений над ним не будет окончательным. А это возможно
только потому, что Пушкин поставил в своем творчестве кардинальные вопросы
русской жизни.
“Онегин”
есть самое задушевное произведение Пушкина, самое любимое дитя его фантазии, и
можно указать слишком на немногие творения, в которых личность поэта отразилась
бы с такою полнотою, светло и ясно, как отразилась в «Онегине» личность
Пушкина. Здесь вся жизнь, вся душа, вся любовь его; здесь его чувства, понятия,
идеалы».*
Эта поэма имеет огромное историческое и общественное значение. «Онегин» со
стороны формы есть произведение, в высшей степени художественное, а со стороны
содержания самые его недостатки составляют его величайшие достоинства. Прежде
всего, в «Онегине» мы видим поэтически воспроизведенную картину русского
общества, взятого в одном из интереснейших моментов его развития. С этой точки
зрения «Евгений Онегин» поэма историческая в полном смысле слова, хотя в числе
его героев нет ни одного исторического лица. «Первая истинно
национально-русская поэма в стихах была и есть – «Евгений Онегин»*
–
утверждает критик. Глубокое знание обиходной философии сделало «Онегина»
видением оригинальным и чисто русским. Содержание «Онегина» так хорошо известно
всем и каждому, что нет ни какой надобности излагать подробно. В «Онегине»
Пушкин решился представить сам внутреннюю
жизнь этого сословия, и в месте с ним и
общество в том виде, в каком оно находилось в избранную им эпоху, т.е. в
двадцатых годах текущего столетия. И здесь нельзя не подивиться быстроте, с
которою движется вперед русское общество: мы смотрим на «Онегина», как на роман
времени. «Велик подвиг Пушкина, что он первый в своем романе поэтически
воспроизвел русское общество такого времени и в лице Онегина и Ленского показал
его главную, то есть мужскую сторону; но едва ли не выше подвига нашего поэта в
том, что он первый поэтически воспроизвел, в лице Татьяны, русскую женщину»,*
–
говорил В. Г. Белинский. В своей поэме Пушкин умел коснуться так многого, что
принадлежит исключительно к миру русской природы, к миру русского общества.
«Онегина» можно назвать энциклопедией русской жизни и в высшей степени народным
произведением.
Поэт очень
хорошо сделал, выбрав себе героя из высшего круга общества. Онегин – отнюдь не
вельможа, Онегин – светский человек. Белинский писал, что Пушкин героем своего
романа взял светского человека. Онегину было дико в обществе Лариных; но
образованность еще более, нежели светскость, была причиною этого. Онегин с
первых же строк романа был принят за безнравственного человека. Онегин радуется
болезни своего дяди и ужасается необходимости корчить из себя опечаленного
родственника, – Вздыхать и думать про себя: Когда же черт возьмет тебя? Его
дядя был ему чужд во всех отношениях. Онегин был законченным наследником его
имения. Что в словах Онегина проглядывает какая-то насмешливая легкость, – это
виден только ум и естественность. Большая часть публики, по словам критика,
совершенно отрицала в Онегине душу и сердце, видела в нем человека холодного,
сухого и эгоиста по натуре, но светская жизнь не убила в Онегине чувства, а
только охладила к бесплодным страстям и мелочным развлечениям. Но Онегин не был
ни холоден, ни сух, ни черств, что в душе его жила поэзия и что вообще он был
не из числа обыкновенных, дюжинных людей. Дело только в том, что Онегин не
любил расплываться в мечтах, больше чувствовал, нежели говорил, и не всякому
открывался. Онегин презирал людей. «Дело говорит само за себя: гордая
холодность и сухость, надменное бездушие Онегина как человека произошли от
грубой неспособности многих читателей понять так верно созданный поэтом
характер. Онегин – не Мельмот, не Чаильд – Гарольд, не демон, не пародия, не
модная причуда, не гений, не великий человек, а просто – «Добрый малой, как вы да я, как целый свет»,*
–
пишет Белинский. Поэт справедливо называет «обветшалою модою». Везде находить
или везде искать все гениев да необыкновенных людей. Онегин не годится в гении,
не лезет в великие люди, но бездеятельность и пошлость жизни душат его; он даже
не знает, что ему надо, чего ему хочется; но он знает, и очень хорошо знает,
что ему не надо, что ему не хочется того, чем так довольна, так счастлива
самолюбивая посредственность. И за то-то эта самолюбивая посредственность не
только провозгласила его «безнравственным», но и отняли у него страсть сердца,
тепло души, доступность всему доброму и прекрасному. Вспомните, как воспитан Онегин,
и согласитесь, что натура его была слишком хороша, если ее не убило совсем
такое воспитание. Блестящий юноша, он был увлечен светом, подобно многим; но
скоро наскучил им и оставил его, как это делают слишком немногие. В душе его
тлелась искра надежды – воскреснуть и освежиться в тиши уединения, на фоне
природы, он скоро увидел, что перемена мест не изменяет сущности некоторых
неотразимых и не от нашей воли зависящих обстоятельств. Онегин, по мнению
критика, – страдающий эгоист. Его можно назвать эгоистом по неволе. Большинство
публики крайне удивлено тому, как
Онегин, получив письмо Татьяны, мог не влюбиться в нее, – и еще более, как тот
же самый Онегин, который так холодно отвергал чистую, наивную любовь прекрасной девушки, потом страстно влюбился
в великолепную светскую даму? Онегин был так умен, тонок и опытен, хорошо
понимал людей и их сердца. Он был живо тронут письмом Татьяны. Разлученный с
Татьяною смертью Ленского, Онегин лишился всего, что хотя сколько-нибудь
связывало его с людьми.
Убив на поединке друга,
Дожив без цели, без трудов
До двадцати шести годов,
Томясь в бездействии досуга,
Без службы, без жены, без
дел,
Ничем заняться не умел.
«Чем
естественнее, страдание Онегина, чем дольше оно от всякой эффективности, тем
оно менее могло быть понято и оценено большинством публики»,*
–
считал Белинский. В двадцать шесть лет так много пережить, не вкусив жизни, так
изнемочь, устать, ничего не сделав, дойти до такого безусловного отрицания, не
перейдя ни через какие убеждения: это
смерть! Но Онегину не суждено было умереть,
не отведав из чаши жизни: страсть сильная и глубокая не замедлила возбудить
дремавшие в тоске силы его духа. Встретив Татьяну на бале, в Петербурге, Онегин
едва мог узнать ее: так переменилась она! Онегин мог не без основания
предполагать и то, что Татьяна внутренне осталась сомой собою и свет научил ее
только искусству владеть собою и серьезнее смотреть на жизнь. Притом же в
глазах Онегина любовь без борьбы не имела никакой прелести, а Татьяна не
обещала ему легкой победы. И он бросился в эту борьбу без надежды на победу,
без расчета, со всем безумством искренней страсти, которой так и дымит в каждом
слове его письма:
Нет, поминутно видеть вас,
Повсюду следовать за вами,
Улыбку уст, движенье глаз
Ловить влюбленными глазами,
Внимать вам долго, понимать
Душой все ваше
совершенство,
Пред вами в муках замирать,
Бледнеть и
гаснуть… вот блаженство!
Онегин –
характер действительный в том смысле, что в нем нет ничего мечтательного,
фантастического, что он мог быть счастлив, чем несчастлив только в
действительности и через действительность. «Что стало с Онегиным потом? – Не
знаем, да и на что нам знать это. Когда мы знаем, что силы этой богатой натуры
остались без приложения, жизнь без смысла, а роман без конца»,*
–
завершает критик.
Натура Татьяны
не многосложна, но глубока и сильна. Татьяне, по мнению Белинского, нет этих
болезненных противоречий, которыми страдают слишком сложные натуры; Татьяна
создана как будто вся из одного цельного куска, без всяких приделок и примесей.
Вся жизнь ее проникнута тою целостностью, тем единством, которое в мире искусства составляет высочайшее достоинство
художественного произведения. Страстно влюбленная, простая деревенская девушка,
потом светская дама – Татьяна во всех положениях своей жизни всегда одна и та
же; портрет ее в детстве так мастерски написанный поэтом, впоследствии является
только развившимся, но не изменившимся.
Дика, печальна,
молчалива,
Как лань лесная,
боязлива,
Она в семье своей
родной
Казалась девочкой чужой.
Она ласкаться не умела
К отцу, ни к матери
своей;
Дитя сама, в толпе
детей
Играть и прыгать не
хотела,
И часто целый день одна
Сидела молча у окна.
Пальцы Татьяны
не знали иглы, и даже ребенком она не любила кукол, и ей чужды были детские
шалости; ей был скучен и шум и звонкий смех детских игр; ей больше нравились
страшные рассказы в зимний вечер. И поэтому она скоро пристрастилась к романам,
и романы поглотили всю жизнь ее. «Татьяна – существо исключительное, натура
глубокая, любящая, страстная»,*
– пишет критик. Любовь для нее могла быть
или величайшим блаженством, или величайшим бедствием жизни, без всякой
примирительной середины. Татьяна спокойна, но, тем не менее, страстно и глубоко
любила бы своего мужа, вполне пожертвовала бы собою детям, вся отдалась бы своими материнскими обязанностями не по
рассудку, а опять по страсти, и в этой жертве в строгом выполнении своих обязанностей нашла бы свое
величайшее наслаждение, свое верховное блаженство. Татьяна не избегала
горестной участи подпасть под разряд
идеальных дев, о которых мы говорили. Правда, мы сказали, что она представляет
собою колоссальное исключение в мире подобных явлений, – и теперь не отпирается
от своих слов. Татьяна возбуждает не смех, а живое сочувствие, но это не
потому, что она вовсе не походила на «идеальных дев», а потому, что ее
глубокая, страстная натура заслонила в ней собою все, что есть смешного и
пошлого в идеальности этого рода, и Татьяна осталась естественною, простою в
самой искусственности и уродливости формы, которую сообщила ей окружающая ее
действительность. Весь внутренний мир Татьяны заключался в жажде любви; ничто
другое не говорило ее душе; ум ее спал. Дикое растение, вполне представленное
самому себе, Татьяна создала себе свою собственную жизнь, в пустоте которой
тем мятежнее горел пожиравший ее
внутренний огонь, что ее ум ничем не был занят. Татьяна, по словам Белинского,
не могла полюбить Ленского и еще менее могла полюбить кого-нибудь из известных
ей мужчин; она так хорошо их знала, и они так мало представляли пищи ее
экзальтированному, аскетическому воображению. Разговор Татьяны с нянею – чудо
художественного совершенства! Это целая драма, проникнутая глубокою истиною. В
ней удивительно верно изображена русская барышня в разговоре томящей ее
страсти. Сдавленное внутри чувство
всегда порывается наружу, особенно в первый период еще новой, еще
неопытной страсти. Татьяна вдруг решается писать к Онегину: порыв наивный и
благородный; но его источник не в сознании, а в бессознательности: бедная
девушка не знала, что делала. После, когда стала знатною барынею, для нее
совершенно исчезла возможность таких наивно – великодушных движений сердца…
Письмо Татьяны, свело с ума всех русских читателей, когда появилась третья
глава «Онегина». Начало письма превосходно: оно проникнуто простым искренним
чувством; в нем Татьяна является сама собою. Все в письме Татьяны истинно, но
не все просто. Сочетания простоты с истиною составляет высшую красоту и
чувства, и дела, и выражения… Нельзя не желать о поэте, который видит себя
принужденным, таким образом оправдывать свою героиню перед обществом – и в чем
же? – в том, что составляет сущность женщины, ее лучшее право на существование
– что у нее есть сердце, а не пустая яма, прикрытая корсетом!.. И всего
грустнее в этом то, что перед женщинами в особенности старается он оправдать
свою Татьяну… «И так, в Татьяне, наконец, совершился акт сознания; ум ее
проснулся. Она поняла, наконец, что есть для человека интересы, есть страдания
и скорби, кроме интереса страданий и скорби любви. Посещение дома Онегина и
чтение его книг приготовили Татьяну к перерождению из деревенской девочки в
светскую даму, которая так удивило и поразило Онегина. Жизнь женщины по
преимуществу сосредоточена в жизни
сердца; любить – значит, для нее жить, а жертвовать – значит любить. Для этой
роли создала природа Татьяну; но общество пересоздала ее…»*
–
пишет Белинский. Татьяна это- портрет во весь рост. Татьяна это – тип русской
женщины.
Список
литературы
Для подготовки
данной работы были использованы материалы с сайта http://sochinenia1.narod.ru/
*
Белинский. Роман “Евгений
Онегин” в критике. Стр.
*
Белинский. Роман “Евгений Онегин”
в критике. Стр.
*
Белинский. Роман “Евгений Онегин”
в критике. Стр.
*
Белинский. Роман “Евгений Онегин”
в критике. Стр.
*
Белинский. Роман “Евгений Онегин”
в критике. Стр.
*
Белинский. Роман “Евгений Онегин”
в критике. Стр.
*
Белинский. Роман “Евгений Онегин”
в критике. Стр.
*
Белинский. Роман “Евгений Онегин”
в критике. Стр.