Финн и фианы

Финн и фианы

Вслед
за эпохой правителей Эмайн Махи, согласно анналам древней Ирландии, наступило
время череды шествующих монархов, которые, будучи столь же мифическими, как и
король Конхобар и его двор, тем не менее со временем приобретали более земной,
человеческий облик. Этот период продолжался около двух веков, достигнув своей
кульминации в годы правления династии, с которой связано куда больше легенд,
чем со всеми ее непосредственными предшественниками. Итак, эта последняя
династия, по утверждению старинных хронистов, началась в 177 г. н. э., когда на
трон вступил знаменитый Конн Сотня Воинов”, и вплоть до правления его
знаменитого внука, Кормака Величественного, и она непосредственно связана с
третьим циклом гэльских преданий – циклом, повествующим о подвигах Финна и его
фианов. Все эти короли имели те или иные контакты с национальными богами
кельтов. Легенда, сохранившаяся в старинном ирландском манускрипте XV века и
именуемая “Пророчество героя”, рассказывает о том, как Конну однажды
явился сам бог Луг, облек его магическим туманом, увлек за собой в некий
заколдованный дворец и там поведал ему пророчество о будущем его потомков, о
продолжительности их правления и причинах смерти или гибели каждого из них.
Другое предание повествует о том, как сын Конна, Конла [2], был соблазнен некой
богиней и, подобно знаменитому Артуру мифов соседей-бриттов, перенесся в
волшебной стеклянной ладье в Земной Рай, находящийся за морем. Еще одна легенда
связывает женитьбу самого Конна с именем Бекумы Прекрасная Кожа, жены того
самого Лабрайда Скорого на Меч, который, как сказано в другом предании, был
женат на Ли Бан, сестре Фанд, возлюбленной самого Кухулина. Бекума появляется в
интриге с Гайаром, сыном Мананнана, и, будучи изгнана из “земли
обетованной”, переплыла через море, разделяющее бессмертных и смертных,
чтобы предложить Конну руку и сердце. Король Ирландии, разумеется, взял ее в
жены, но брак их обернулся несчастьем. Дело в том, что богиня воспылала
ненавистью к Эйртy, сыну Конна от первой жены, и потребовала отправить его в
изгнание, но затем было решено, что они сыграют партию в шахматы, чтобы решить,
кто из них должен уйти, и Эйрт выиграл. Затем этот Эйрт, прозванный Одиноким,
ибо он лишился своего родного брата, Конлы, стал после смерти Конна королем, но
в легендах он больше известен как отец Кормака.

[1]
В других вариантах – Фионн (прим. перев.).

[2]
В другой огласовке – Коннлай (прим. перев.).

Немало
старинных ирландских легенд посвящено воспеванию славных подвигов и деяний
Кормака, которого принято изображать великим законодателем, этаким кельтским
Соломоном. Некоторые предания даже утверждают, что он первым на Британских
островах принял более возвышенное духовное учение, чем традиционный кельтский
языческий политеизм, и якобы даже пытался запретить друидизм. За это друид по
имени Маэлкен наслал на него злого духа, который заставил кость лосося встать
королю поперек горла, и тот как сидел за столом, так и принял за ним смерть. Но
в целом ряде других преданий король, напротив, провозглашается любимцем тех же
самых языческих божеств. Сам Мананнан Мак Лир настолько дорожил его дружбой,
что перенес его в страну чудес и даровал ему волшебную ветвь. На этой ветви
росли золотые и серебряные яблоки, и стоило только ее потрясти, как раздавалась
столь сладостная и нежная мелодия, что раненый забывал о боли, а страждущий – о
скорби и печали и тотчас погружался в глубокий умиротворяющий сон. Кормак всю
жизнь берег это сокровище как зеницу ока, но после его смерти дивная реликвия
вернулась к богам.

Король
Кормак был современником Финна Мак Kумалла, которого он назначил предводителем
так называемых Фианна Эйринн, более известных как фианы. Вокруг Финна и его
фианов со временем сложился обширным круг легенд, который пользовался
одинаковой популярностью среди гэльских кланов Ирландии и Шотландии. Легенды и
поэмы об их подвигах мы читаем в древнейших ирландских манускриптах, в Ирландии
и Вест Хайлендс имена этих героев и предания о них веками сохранялись в
народной памяти. В XVIII веке замечательный шотландский поэт Джеймс Макферсон
активно использовал эту живую фольклорно-эпическую традицию, сохранившуюся в
народных балладах, для создания образа древнего барда Оссиана.

Сегодня
уже невозможно установить, в какой мере Финна и его приближенных воинов можно
считать историческими персонажами. Между тем сами ирландцы издавна полагали,
что легендарные фианы были чем-то вроде отрядов народной полиции, а сам Финн –
их предводителем. Этой точки зрения придерживаются авторы наиболее ранних
исторических сочинений. Так думал, в частности, хронист Тьерна из Клонмакноиса
(ум. в 1088 г.), а “Анналы Четырех Владык”, представляющие собой
позднюю (возникшую между 1632-м и 1636 гг.) компиляцию материалов старинных
хроник и вообще игнорирующие короля Конхобара и его богатырей как персонажей,
которым нен места в серьезных документах, считают Финна вполне реальным героем,
скончавшимся около 283 года. Один из исследователей, Юджин О’Карри, ясно и
недвусмысленно говорит о том, что Финн, коего принято считать “вымышленным
либо совершенно мифическим персонажем”, на самом деле был “вне
всякого сомнения, реальным историческим лицом; по всей вероятности, он жил
около того времени, которое указано в анналах; точно так же, как Юлий Цезарь
жил именно в то время, на которое указывают авторитетные римские
историки”.

Однако
этой точке зрения явно противоречат взгляды позднейших исследователей кельтов.
На первый взгляд родословная Финна, сохранившаяся в составе знаменитой
Лейнстерской книги, может показаться веским аргументом в пользу гипотезы о
реальности его существования, но после более внимательного исследования
оказывается, что имена как самого Финна, так и его отца восходят к куда более
древним прототипам. Финн, или Фионн, что означает “прекрасный”, – это
имя одного из мифических предков гэлов, а имя его отца, Кумалл, что означает
“небо”, практически тождественно с именем Камулуса, галльского бога
неба, в свою очередь, отождествляемого с древнеримским Марсом. Весьма
маловероятно, что его потомки могли иметь земную, человеческую природу. Скорее
их можно сопоставить с Кухулином и другими богатырями Эмайн Махи. В самом деле,
их подвиги носят ничуть не менее сказочный характер. Как и богатыри Ольстера,
они находятся, так сказать, в неформальном общении с древними божествами.
“Фианы Эрина, – говорится в трактате под названием
“Агаламх-на-Сеньорах”, то есть “Диалоги старейшин”,
сохранившемся в составе рукописей XIII – XIV веков, – чаще и свободнее общались
не с простыми смертными жителями, а с богами клана Туатха Де Данаан”.
Оэгунс, Мидхир, Лир, Мананнан и Бодб Дирг со всеми своими бесчисленными
сыновьями и дочерьми занимают в так называемых “Оссиановых” песнях
столь же заметное место, как и сами фианы. Они сражаются на их стороне или,
наоборот, против них; они берут их в жены выходят за них замуж.

Другой
исследователь, Джон Рис, также полагает, что фианы принимали самое активное
участие в знаменитой воине между богами Туатха Де Данаан и фоморами. Наиболее
часто в роли антагониста Финна и его фианов выступают племена (кланы)
захватчиков, прибывшие из-за моря и именуемые в преданиях под общим названием
лохланнах. Эти “мужи Лохланна” обычно отождествляются с племенами,
которые в легендах фиановского цикла принято называть отрядами норвежцев,
опустошавших и грабивших в IX веке побережье Ирландии. Однако в наиболее раннем
ядре преданий о фианах набеги скандинавов явно являются позднейшими вставками,
и смертные враги в них просто-напросто заняли место бессмертных богов, страна,
или Лохланн, которых находилась не за морем, а под его волнами.

Наиболее
ранние ирландские хронисты с готовностью сообщают даты и факты, связывающие
само возникновение института фианов как таковых с деятельностью и личностью
Финна. Так, сообщается, что впервые отряды фианов были организованы королем
Фиахадом в 300 году до н. э., а ликвидированы или, точнее говоря, истреблены
Кэйрбром, сыном Кормака Мак Эйрта, в 284 году н.э.

Далее
мы узнаем, что эти формирования состояли из трех подразделений, образцом для
которых послужили римские легионы. В каждом из этих подразделений в мирное
время насчитывалось до трех тысяч воинов, но во время военных действий они
получали значительное подкрепление. Главной задачей этих формирований была
охрана побережья Ирландии и вообще всей страны; их немедленно перебрасывали в
графство, подвергшееся вооруженной агрессии интервентов. В течение шести
месяцев в зимнее время воины этих отрядов ставились на постой к местным
жителям, а в летнее время должны были сами добывать себе пропитание, что они и
делали, занимаясь охотой или рыбалкой.

Жили
они в лесах и на глухих болотах, закаляя организм столь суровыми бытовыми
условиями. Места их огромных лагерных кострищ на долгие века сохранили название
“очаги фианов”.

Однако
стать членом этих знаменитых отрядов было нелегко. Кандидат должен был быть не
только искусным воином, но и поэтом и вообще образованным человеком. Он
практически навсегда отрекался от своего клана или, по крайней мере, приносил
клятву, что не будет мстить за своего убитого родича, а тот не должен мстить за
него. Он добровольно налагал на себя многочисленные запреты, или гейсы,
например, никогда не отказывать в покровительстве всем, кто бы ни попросил его
об этом, не поворачиваться в бою спиной к врагу, не оскорблять женщину и не
требовать приданого за женой. Кроме того, он должен был успешно выдержать
достаточно трудные физические испытания. В самом деле, образы фианов, дошедшие
до нас и приукрашенные и без того щедрой фантазией кельтских бардов, наделяются
совершенно сказочными и сверхчеловеческими чертами. Так, в “Фианна
Эйринн” мы узнаем, что претендент на вступление в ряды фианов должен был
стать на колени в яме, вырытой для него, и иметь при себе только шит и палку из
орешника, а девять воинов, вооруженных длинными копьями, становились на
расстоянии девяти грядок земли от него и обращали оружие против него. И если
претенденту не удавалось отразить их натиск, его со стыдом изгоняли прочь. Если
же он выдерживал это первое испытание, ему приказывали встать на расстоянии
высоты дерева, а затем воруженные воины начинали преследовать его по всему лесу.
И если хотя бы одному из них удавалось ранить претендента, доступ в ряды фианов
был для него закрыт. Но даже если ему удалось остаться целым и невредимым, но
во время бега распускалась хотя бы одна прядь его волос, а сам он переломил
хоть одну ветку или оружие просто дрожало и звенело в его руках, его также
изгоняли. После всех этих испытаний кандидат должен был перепрыгнуть через
ветку, находившуюся на уровне его лба, и на всем бегу проскочить под другой
веткой, находившейся на уровне его колена, и ни разу не задеть ее; на бегу
вытащить терновый шип из пятки, не замедлив бега. Ясно, что ряды фианов
пополнялись исключительно выносливыми и сильными атлетами.

А
теперь самое время перейти к более подробному описанию всех этих богатырей. Они
тоже составляют славное сообщество, ни в чем не уступающее знаменитым мужам
Ольстера. Первый из фианов – это, конечно же, Финн, пусть и не самый большой
силач среди них, но зато самый верный, мудрый и добрый, благородный в общении с
женщинами, справедливый в отношении мужчин и доверяющий всем без исключения.
Если он может помочь, то никогда и ни за что не покинет людей в беде или
нищете. “Если бы все сухие листья в лесу превратились в золото, а белая
пена морей и рек – в серебро, Финн без сожаления роздал бы все это золото и
серебро нуждающимся”.

У
Финна было двое сыновей: Фергус и более известный из них, Ойсин.

Фергус
Сладостные Речи был бардом фианов, а также, во многом благодаря дару вкрадчивой
и медоточивой речи, их дипломатом и посланником на всех переговорах. Однако по
иронии судьбы не ему, а его брату Ойсину (то есть Оссиану), вообще не
упоминаемому и ранних легендах в качестве поэта, шотландский поэт Джеймс
Макферсон приписал авторство песен, получивших широкую известность под
названием “Оссиановых баллад”. Матерью Ойсина была Садб, дочь Бодб
Дирга. Ревнивая богиня-соперница превратила ее в лань, что объясняет
происхождение имени самого Ойсина, которое означает “молодой олень”.
Благодаря столь необычайному происхождению он бегал так быстро, что легко мог
догнать красного оленя и схватить его за ухо, хотя его бег и не отличался такой
мягкостью, как у его кузена Каоилте Тонкого Мужа. Однако он не мог сравниться
силой со своим собственным сыном Оскаром, самым известным силачом среди всех
фианов, который в юности был настолько болезненным, что воины даже отказывались
брать его с собой в походы. Однако им пришлось переменить свое мнение о нем
после того, как он однажды тайно последовал за ними и в стычке с врагом, когда
герои-фианы совсем было бросились наутек, бросился к ним на помощь и в одиночку
остановил целый отряд врагов, вооружившись огромным бревном, как нельзя более
кстати подвернувшимся ему под руку на поле боя. После этого подвига Оскар был
провозглашен самым великим воином среди фианов. В первом своем бою он убил
сразу трех королей, а затем в пылу сражения по ошибке сразил и своего друга,
Линне. После этой победы он получил под свою команду целый отряд, и его
знаменосец, по имени Грозная Метла, всегда становился в самом центре войска,
ибо о нем было известно, что он никогда не отступал ни на шаг назад. Другими
видными фигурами среди фианов были Голл Мак Морна, поначалу ярый враг Фианов,
но впоследствии их верный боец, муж, искусный в военном деле, так и в учении. И
хотя он был одноглазым, в книге далее говорится, что он пользовался большим
успехом у женщин, правда, не таким оглушительным, как кузен Финна, Диармайд уа
Дуибхне, роковая красота которого не оставила равнодушным даже сердце Грайне,
обрученной невесты Фиана. Роль комического персонажа среди фианов выполнял
Конан, которого представляют старым, сутулым, вспыльчивым и раздражительным
мужем, хвастливым, как шекспировский Пистоль, и самонадеянным, как Тирсит, и
тем не менее, после того как его однажды уличили в плутовстве, человеком
честным и мастером на все руки. Таковы основные персонажи фиановского цикла,
исполнители главных ролей в этих преданиях.

Эпический
цикл о фианах начинается еще до рождения главного героя, с битвы между двумя
соперничающими кланами, каждый из которых объявил себя, и только себя, единственными
настоящими фианами Эрина. Этими кланами были Кланн Морна, во главе которого
стоял Голл Мак Морна, и Кланн Баоизгне, возглавляемый Кумаллом, отцом Финна.
Битва между ними разгорелась в Кнухе (современный Каслнок в окрестностях
Дублина), и Голл убил Кумалла, после чего воины Кланн Баоизгне были разбиты.
Однако жена Кумалла родила после его смерти сына, которого тайно отослала в
горы Слив Блум, опасаясь, что враги его отца могут найти мальчика и предать его
смерти. Мальчик, которому поначалу дали имя Демна, вырос и стал превосходным
стрелком, неутомимым пловцом, стремительным бегуном и удачливым охотником.
Позднее он, подобно Кухулину, получил второе, более известное имя. Все видевшие
его спрашивали, кто этот “прекрасный” юноша. И тогда он сделал этот
постоянный возглас своим вторым именем и стал именовать себя Демна Финн.

Однажды,
бродя по брегам Бойна, он встретил прорицателя по имени Финегас, жившего возле
глубокого пруда в окрестностях Слэйн, так называемого Фекс Пул. Старик надеялся
поймать одного из “лососей познания” и, съев его, обрести
всепроницающую мудрость. Он оставался у пруда вот уже целых семь лет, и все
напрасно; однако он знал, что существует пророчество, согласно которому лосося
суждено было поймать юноше по имени Финн. И когда к нему приблизился один из
сынов Кумаллы, фиан-прорицатель принял его за слугу. Вскоре он наконец поймал
долгожданного лосося и вручил его старику, который распорядился сварить рыбу,
но ни в коем случае не есть ни кусочка от нее.

–
Ну что, наверное, отъел порядочный кусок, а? – спросил он мальчика, когда тот
подал ему вареную рыбу.

–
Да нет же, даже не попробовал, – отвечал тот, – Но когда я варил ее, мне на
руку брызнула капля отвара и обожгла кожу: на ее месте вздулся волдырь, и я
пальцем сковырнул его, а затем сунул палец в рот, чтобы заглушить боль.

Старик
в недоумении уставился на него:

–
Ты говоришь, что тебя зовут Демна, верно? Но нет ли у тебя другого имени?- Да,
есть. Меня еще иногда называют Финном.

–
Достаточно, – с досадой прервал его прорицатель. – Ешь этого лосося сам, ибо
ты, как я вижу, один из тех, о ком говорится в пророчестве. Финн послушно съел
лосося познания, и с тех пор ему достаточно было лишь слегка прикусить зубом
свой палец, совсем как он сделал это, когда обжегся, чтобы получить какое-нибудь
предсказание или магический совет от духов [1].

[1]
Этот и другие подобные “отроческие подвиги” Финна Мак Кумалла описаны
в небольшом сочинении, написанном на фрагменте Кэйшелской Псалтыри (IX в.).

Обладая
этим бесценным даром, Финн стал настоящей находкой для Кланн Морна. Весьма
любопытны легенды, повествующие о том, как он предстал перед старыми воинами
своего отца, с помощью волшебных чар победил всех врагов и превратил их в своих
верных слуг. Даже Голл Крепкий Удар вынужден был подчиниться ему. Постепенно он
примирил два враждовавших клана, объединив их в рамках ополчения фианов,
предводителем которого он был назначен, брал дань с королей разных земель
Ирландии сражался с фоморами из Лохланна, сокрушал всевозможных великанов, змей
и чудовищ, обитавших на острове, и наконец распространил свою мифическую власть
на всю Европу.

Cреди
поистине бесчисленных историй о подвигах Финна очень трудно выбрать наиболее
яркую. Все они проникнуты духом героизма, романтики, дикой простоты и буйной
фантазии. Во многих из них важную роль играют древние боги клана Туатха Де
Данаан. Одна из таких историй связана с ранним мифологическим эпизодом, уже
упоминавшимся в главе 11, “Боги в изгнании”. Читатель, наверное,
помнит, что, когда Дагда утратил власть повелителя бессмертных, на его место
появилось сразу пять претендентов. Из этих пяти соискателей – в числе которых
были Оэнгус, Мидхир, Лир, Илбрих, сын Мананнана, и Бодб Дирг – королем стал
последний; Лир, не пожелавший признать его, впоследствии помирился с новым
королем, а вот Мидхир, поднявший такой же мятеж, удалился в “пустынную
страну в окрестностях горы Лейнстер”, что в графстве Карлоу, и каждый год
между его воинством и армией остальных богов происходили ожесточенные битвы,
ибо богам очень хотелось смирить и наказать мятежников. Эти войны продолжались
и во времена Финна, и Мидхир оказался не настолько горд, чтобы пренебречь его
помощью. Однажды Финн вместе с Ойсином, Каоилте и Диармайдом охотился в
Донегале, и их собаки вспугнули прекрасного молодого оленя, который, подпуская
преследователей совсем близко и все-таки всякий раз ускользая от них, привел их
к самой горе Лейнстер. Здесь он внезапно исчез, как скозь землю провалившись на
склоне холма. Тем временем повалил густой снег, “под тяжестью которого
ветви дубов сгибались словно ивовые лозы”, и фианам пришлось искать крова.
Они внимательно оглядели то самое место, на котором пропал олень. Оно вело в
величественный сидх, расположенный в глубине холма. Войдя в сидх, герои
встретили прелестную деву-богиню, которая приветливо поздоровалась с ними и
поведала им, что перед ними – дочь самого Мидхира и что она нарочно приняла
облик оленя, чтобы заманить их сюда в надежде, что они помогут ей оборонять
сидх от полчища врагов, которые вот-вот готовы напасть на нее. Финн поспешно спросил,
кто ей угрожает, и богиня отвечала, что это грозный Бодб Дирг со своими семью
сыновьями, Оэнгус Сын Молодости с семеркой своих сынов, Лир из Сидх Фионнехаидх
с двенадцатью сыновьями и Фионнбар из Сидх Мидха с семнадцатью сыновьями, а
также множество других, не столь известных божеств, собравшихся из сидхов не
только со всей Ирландии, но и Шотландии и прибрежных островов. Тогда Финн
пообещал помочь ей, и буквально на закате того же дня перед сидхом богини
появились полчища врагов и приступили к его осаде. Сражение продолжалось всю
ночь и окончилось для богов потерей “десяти мужей, десяти раз по двадцать
и десяти сотен”. Сам Финн, Оскар и Диармайд, а также большинство воинов
Мидхира были жестоко изранены, но целитель Лабра мигом излечил все их раны.

На
самом деле фианы далеко не всегда искали столь благородного и необычайного
повода, чтобы начать военные действия против обитателей холмов.

Одна
из так называемых “Оссиановых баллад” носит название “Охота на
заколдованных свиней Оэнгуса из Бруга”. Оэнгус – это, разумеется,
“Сын Молодости”, а Бруг – его знаменитый сидх на берегу реки Бойн, из
которого он некогда изгнал своего собственного отца, Дагду. Следуя неписаному
этикету общения богов с героями, он пригласил Финна и добрую тысячу его сподвижников
на праздничный пир в Бруг. Те явились на пир в своих самых нарядных одеждах, и
“кубки и чаши переходили из рук в руки, а разносчики не поспевали за
гостями”. В конце концов беседа коснулась сравнения всевозможных
удовольствий и наслаждений, в частности – застольных. Оэнгус решительно заявил,
что “жизнь богов, этот сплошной вечный пир”, куда прекрасней, чем
охотничьи радости фианов, но Финн столь же твердо возразил ему. Затем Финн
позвал своих собак, и Оэнгус заявил, что лучшие из них не станут убивать его
свиней. На это Финн раздраженно возразил, что его большие псы, Бран и Сгеолан,
растерзают любую свинью, которая только попадется им на дороге. И тогда Оэнгус
объявил, что он может показать Финну такую свинью, которую его собаки и
охотники ни за что не сумеют поймать или убить. Тут между богами и героями, как
и положено в легендах, вспыхнула жаркая ссора, но распорядитель пира решительно
вмешался в нее и заявил, что всем пора ложиться спать. На следующее утро Финн
покинул Брг, ибо ему вовсе не хотелось с горсткой своих воинов сражаться против
всего волшебного воинства Оэнгуса. Прошел целый год, прежде чем он вновь
услышал о них; наконец от Оэнгуса прибыл вестник, напомнивший ему о его
обещании поохотиться со своими людьми и собаками на Оэнгусовых свиней. Итак, фианы
расположились на вершинах холмов, и каждый держал на привязи своего любимого
пса. Внезапно им предстало невиданное зрелище: на восточной стороне долины они
насчитали целых сто одну свинью, да притом таких, каких никому из фианов еще
никогда не приходилось видеть. Каждая из этих свиней была ростом с доброго
оленя и притом черной, как уголь в кузнице; щетина у них на загривке была
густой, как лесная чаша и толстой, словно корабельные мачты. Однако доблесть
фианов была такова, что они все же убили всех свиней до единой, но каждое из
этих чудищ унесло с собой жизни десяти воинов и множества собак. Тогда Оэнгус
заявил, что фианы предали смерти его сына и многих богов клана Тултха Де
Данаан, которые просто приняли на время облик свиней. Тут стороны принялись осыпать
друг друга упреками и обвинениями, и под конец фианы, выведенные из себя,
собрались было начать штурм Бруг-на-Бойн. Только после этого Оэнгус пошел на
попятный, и Финн, по совету Ойсина, заключил мир с коварным богом и его
волшебным племенем.

Однажды
Финн со своими воинами, отдыхай после сытного обеда, увидел, что к нему
приближается странное существо ростом с башню. Существо это оказалось
девушкой-великаншей, которая представилась героям и поведала, что она –
Бебионн, дочь Треона, из Тир-на-Мбан, Страны Дев. Золотые кольца,
поблескивавшие на ее перстах, были толщиной с бычье ярмо, а сама она была
поистине прекрасна. Когда дева сняла свой золотой шлем, сплошь усыпанный
драгоценными каменьями, ее золотистые волосы рассыпались по плечам, словно
волны, и финн, залюбовавшись ею, воскликнул: “Велики боги, которым мы
поклоняемся, велики чудеса Кормака и Этне, но женщины фианов отдали бы все,
чтобы только увидеть Бебионн, прекрасную дочь Треона!” Дева рассказала
фиаиам, что ее против воли выдали за немилого поклонника по имени Аэда, сына
короля соседних земель, и что, когда она услышала от одного рыбака, приставшего
в бурю к ее берегу, о славе и благородстве Финна, она поспешила к нему, чтобы
попросить у него покровительства. Пока она говорила с фианами, те внезапно
заметили, что к ним приближается еще одно громадное существо. Это был
юноша-великан, стройный и удивительно красивый; в руках он держал
багрово-красный щит и огромное копье. Не говоря ни слова, он подошел совсем
вплотную к изумленным фианам и, прежде чем те успели помешать ему, ударил деву
своим копьем, пробив ее тело насквозь, и поспешно удалился. Финн, вне себя от
ярости из-за гибели человека, попросившего у него защиты, приказал своим воинам
найти и пре дать смерти убийцу. Фианы, бросившиеся вдогонку за великаном,
заметили его на морском берегу и поспешили за ним к кромке прибоя, но он
направился прямо в море, где его ожидала громадная галера. На ней он и уплыл в
неведомые края. Вернувшись с пустыми руками к Финну, они увидели, что дева
умирает. Перед смертью она раздарила им все свое золото и драгоценные камни, и
фианы погребли ее под огромным курганом, а на его вершине воздвигли надгробный
памятник, написав на нем ее имя старинным письмом огам. С тех пор это место
носит название Гряда Мертвой Женщины. “В этой истории, помимо всевозможных
чудес, важную роль играет красота. Это весьма характерная особенности;
кельтской литературы того периода, и хотя иной раз может возникнуть
впечатление, что герои этих историй неизвестно откуда появляются и неведомо
куда уходят, на самом деле они уходят в царство снов, где нет никаких бедствий,
в Сказочную страну, где самые грозные битвы не имеют никакого отношения к
реальным земным нуждам, где любые существа и предметы способны исчезать в
магических лучах, принимая, подобно утреннему туману, любой облик, и тем не
менее их волшебное очарование помогло им многие века жить в народной памяти,
когда сказители, сидя у очага, из поколения в поколение передавали их из уст в
уста.

Таковы
наиболее колоритные образцы легенд, составляющие цикл саг о подвигах фианов.
Самая характерная их деталь – охота, ибо фианы, разумеется, были искусными
охотниками, но существа, которых они преследовали, отнюдь не всегда были
созданиями из плоти и крови. Колдуны и волхвы, желавшие фианам зла, всегда
могли принять облик оленя или дикого вепря, чтобы удобнее погубить их; и многие
истории о деяниях фианов начинаются с рассказа о вполне невинной охоте, а
заканчиваются описанием кровавой битвы. Но фианы, как об этом с гордостью
заявляет Ойсин, “благодаря своей верности, силе и крепким рукам всегда
выходили победителями из таких перипетий”.

Но
объектом самой знаменитой погони стали все олень и не дикий вепрь, а смертные
мужчина и женщина – обрученная жена Финна и его собственный племянник,
Диармайд. Не знавший поражений в военных походах, Финн был на редкость
несчастлив в семейной жизни. Собравшись жениться в достаточно почтенном
возрасте, он отправил послов к Грайне, дочери Кормака, Верховного короля
Ирландии. Сам король Кормак и его дочь дали согласие на этот брак, и послы
Финна возвратились с приглашением посетить королевский дворец на следующий
вечер и повидаться с будущей невестой. Финн отравился к королю с отрядом
стражников, и ему был оказан подобающий прием в главном зале дворца в Таре. В
честь жениха был устроен торжественный пир, во время которого дочь короля,
Грайне, увидев одного из спутников Финна, что называется, положила глаз на
него.

У
Диармайда, этого кельтского или, точнее сказать, фианнского Адониса, на щеке
красовалась удивительная родинка, увидев которую ни одна из женщин не могла
остаться равнодушной и тотчас воспламенялась любовью к герою. И Грайне,
несмотря на все свое королевское происхождение, тоже не стала исключением.
Принцесса попросила придворного друида рассказать ей поподробнее столь
почтенных гостях. Друид поведал ей их имена и перечислил их подвиги. Тогда
Грайне приказала подать ей украшенный самоцветами рог для питья, наполнила его
усыпляющим вином и послала его гостям, приказав пить из него по очереди всем,
кроме Диармайда. Никто из них не посмел отказаться от чести выпить вино из рук
принцессы. Итак, все выпили и тотчас заснули глубоким сном.

Грайне
же, поспешно поднявшись, направилась к Диармайду, призналась ему в пылкой любви
и потребовала взаимности.

–
Я не могу полюбить обрученную невесту своего вождя, – отвечал юноша, – не могу,
не смею, если бы даже и захотел. – Затем он принялся восхвалять добродетели
Финна и всячески принижать свою собственную славу. Однако Грайне спокойно
отвечала, что она налагает на него гейсы (запреты, которые не вправе нарушать
никто из героев), предписывающие похитить и увезти ее, и вновь уселась на свое
кресло, прежде чем вся благородная компания очнулась от волшебного сна.

После
ужина Диармайд направился к своими друзьям и с глазу на глаз поведал им о
Грайне, внезапно воспылавшей к нему страстью, и о том, что она наложила на него
гейс, согласно которому он должен увезти ее из Тары. Затем он спросил каждого
из фианов, что же ему теперь делать. Те единодушно отвечали, что герой не
вправе нарушать гейс, возложенный на него женщиной. Диармайд обратился даже к
самому Финну, утаив от него имя Грайне, и тот дал ему точно такой же совет, как
и все остальные. В ту же ночь он с Грайне покинул Тару, направившись к
Шэннонскому броду в Атлоне, перебрался через него и поспешил в некое глухое
место, именуемое Лес Двух Шатров. Там Диармайд и сплел из ветвей лоз хижину для
пылкой Грайне.

Тем
временем Финн узнал об их бегстве, и гневу его не было предела. Он тотчас
послал своих вассалов, воинов Кланн Неамхуайн, в погоню за беглецами. Те
последовали за ними в лес, и один из них, взобравшись на высокое дерево, увидел
вдалеке хижину, обнесенную крепким частоколом с семью воротами, а внутри хижины
– Грайне и Диармайда. Когда фианы узнали эту новость, они очень опечалились,
поскольку их симпатии были на стороне Диармайда, а вовсе не Финна. Они
попытались было предупредить его, но он не обратил на их слова никакого
внимания, поскольку решил сражаться, а не спасаться бегством. Даже когда прибыл
сам Финн и, подойдя к частоколу, окликнул Диармайда, спросив, здесь ли его
Грайне, тот отвечал, что она здесь, но никто не должен входить в ворота без
его, Диармайда, позволения.

Выйдя
на двор, Диармайд, как некогда Кухулин в войне за независимость Ольстера,
увидел, что он один противостоит целому войску, но тут у него, как и у
Кухулина, нашелся небесный покровитель. Любимец клана Туатха Де Данаан, он был
учеником Мананнана Мак Лира еще в бытность в Тир Таирнигириб, Земле
Обетованной, а его воспитателем был сам Оэнгус из Бруга. Мананнан вручил ему
два своих копья, Красный Дротик и Желтое Древко, а также два меча, прозванные
Большая Фурия и Малая Фурия. Кроме того, Оэнгус сам явился взглянуть на своего
воспитанника и облачил его в свой волшебный плащ, делавший его невидимым. Такой
плащ обычно надевали только боги. Затем он посоветовал Диармайду и Грайне
завернуться в этот плащ, выйти из хижины и незамеченными проскользнуть мимо
врагов. Диармайд упорно отказывался спастись бегством и попросил Оэнгуса взять
Грайне под свою защиту. Накинув на красавицу свой волшебный платок, бог
незаметно для фианов вывел принцессу из кольца врагов.

Тем
временем Финн приставил своих воинов сразу ко всем семи воротам частокола.
Диармайду пришлось по очереди перебегать от одних к другим. У первых ворот его
ждали Ойсин, Оскар и воины Кланн Баоизгне. Они предложили ему свою защиту. У
вторых ворот стояли Каоилте и воины Кланн Ронан, пообещавшие сражаться за него
до последней капли крови. За третьими воротами Диармайда поджидали Конан и
воины Кланн Морна, тоже оказавшиеся его друзьями. У четвертых стояли Куан и
фианы Мунстера, родной провинции Диармайда. У пятых ворот его ждали фианы
Ольстера, точно так же пообещавшие оказать ему помощь в бою с Финном. Зато у
шестых ворот его ждала встреча с воинами Кланн Неамхуайн, ненавидевшими его, а
у седьмых стоял сам Финн!

–
Вот через твои-то ворота, о Финн, я и выберусь! – воскликнул Диармайд. Финн
тотчас приказал своим воинам немедленно окружить Диармайда, как только тот
выйдет за ворота, и убить его. Однако тот расшвырял частокол, перепрыгнул через
головы врагов и бросился наутек, да так быстро, что осаждающие никак не могли
угнаться за ним. А тот бежал все дальше и дальше, пока не добрался до того
места, куда, как он знал, Оэнгус перенес Грайне. Благосклонный к нему бог, покидая
героя и его возлюбленную, дал им несколько советов: никогда не прятаться в
дереве с одним стволом, не искать укрытия в пещере с одним-единственным входом,
не останавливаться на острове, попасть на который можно только одним путем, не
есть ужин на том же месте, где они приготовили его, и ни в коем случае не
ночевать дважды на одном и том же месте. Благодаря такой хитроумной тактике они
смогут провести вместе еще какое-то время, прежде чем Финн сумеет их
обнаружить.

Однако
тому наконец удалось найти беглецов, и Финн послал за ними своих богатырей с
огромными и страшными псами, приказав схватить влюбленных или прикончить их. Но
Диармайд одолел всех своих противников.

Тем
не менее Финн упорно продолжал преследовать его, и Диармайд, в очередной раз
пытаясь спастись от погони, укрылся под волшебным деревом – старой рябиной на
которой росли алые, как кровь, ягоды, амброзия богов. Дерево это выросло из
одной-единственной ветки, брошенной в землю кем-то из богов клана Туатха Де
Данаан и когда те узнали, что по недомыслию даровали смертным небесный источник
пищи бессмертия, они тотчас послали одноглазого великана, фомора по имени
Сербам, охранять заветную рябину, чтобы никто не смог отведать хотя бы ягодку с
нее. Целый день истукан стоял на страже под деревом, а ночью спал на его
ветвях, и один вид его бьы настолько страшен, что ни фианы ни местные жители не
решались приблизиться к рябине ближе чем на несколько миль.

Однако
Диармайд решил договориться с фомором по-доброму в надежде заполучить надежное
укрытие для Грайне. Он храбро подошел к великану и попросил его позволить им
поселиться здесь и охотиться по соседству с ним. Фомор угрюмо отвечал, что он
может жить и охотиться где угодно, в том числе и здесь, если не будет трогать
алых ягод рябины. Обрадованный Диармайд мигом построил возле родника уютную
хижину, и они с Грайне поселились в ней, охотясь на диких животных и питаясь их
мясом.

Но
вскоре Грайне, которая к тому времени забеременела, как на грех, появилось
непреодолимое желание отведать ягод рябины, и она поняла, что не успокоится до
тех пор, пока не исполнит свою прихоть. Поначалу она скрывала это пагубное
желание, но затем была вынуждена признаться во всем своему спутнику по
изгнанию. Диармайд не испытывал ни малейшей охоты ссориться с грозным фомором и
потому сам поспешил к нему, рассказал о положении, в котором оказалась Грайне,
и попросил дать ей горсть ягод.

Однако
суровый фомор отвечал: “Клянусь, что даже если бы жизнь принцессы и ее
будущего ребенка не могло спасти ничто другое, кроме ягод с моей рябины, и даже
если бы она осталась последней женщиной на земле, то и тогда она не получила бы
ни единой ягодки”. После этого Диармайду не оставалось ничего другого как
вступить в бой с Сербаном, и после долгой и изнурительной битвы он убил
мрачного исполина.

До
Финна тотчас донеслась весть о гибели грозного стража волшебной рябины, и он
сразу же предположил, что его убил не кто иной, как Диармайд, и вождь во главе
семи отрядов фианов отправится в те места. Тем временем Диармайд с женой
покинули свою хижину у ручья и поселились в хижине самого Сербана, выстроенной
на ветвях заколдованнои рябины. В ней вечный изгнанник и сидел с Грайне, когда
Финн со своими воинами подошел к самой рябине и приказал разбить лагерь под ее
ветвями, чтобы переждать дневную жару, а с наступлением вечерней прохлады
продолжили поиски беглецов.

Чтобы
скоротать время, Финн приказал принести шахматы и предложил своему сыну,
Ойсину, сыграть партию-другую. Игра началась, и она оказалась очень упорной, и
в конце концов Ойсину предстояло сделать nocледний ход.

–
Всего один ход может принести тебе победу – обратился Финн к сыну, – итак,
приглашаю тебя и всех фианов найти этот ход.

Оказалось,
что ход этот смог найти только Диармайд, наблюдавший сверху сквозь ветви за
игроками. И он, не удержавшись, бросил одну-единственную ягодку рябины на то
самое поле, на которое должен был поставить свою фигуру Ойсин, чтобы одержать
победу над отцом. Затем они сыграли и вторую, и третью партии, и всякий раз
повторялась га же самая картина И тогда Финн решил, что ягоды, указывающие
Ойсину путь к победе, бросает с дерева тот же Диармайд. Финн немедленно
окликнул его, спросив Диармайда, он ли это, и благородный герой никогда никому
не лгавший, отвечал, что он самый. Тогда воины плотным кольцом окружили рябину,
подобно тому как они некогда брали в кольцо ту самую лесную хижину. Но и на
этот раз все повторилось вновь, ибо мгновенно явился Оэнгус из Бруга и вынес из
окружения Грайне, закутав ее в волшебный плащ, сделавший ее невидимой. А сам
Диармайд, пройдя по толстой ветке за пределы кольца воинов, спрыгнул на землю у
них за спиной и благополучно спасся бегством.

Таков
конец знаменитой “Погони”, ибо бог Оэнгус взяв на себя poль
посланника, явился к Финну и предложит ему простить 6eглецов. Все лучшие
воины-фианы принялись упрашивать своего господина сменить гнев на милость. Так
Диармайд и Грайне получили прощение, было позволено вернуться на родину.

Но
Финн так никогда и не простил Диармайду этой обиды и вскоре после примирения
послал его на охоту за диким вепрем из Бенн Гулбан [1]. Диармайд сразил
страшного зверя, оставшись цел и невредим, ибо, подобно древнегреческому герою
Ахиллу, он был неуязвим, так что поразить его можно было только в пяту. Финн,
знавший об эгом, приказал герою снять с вепря кожу и измерить ее длину босыми
ступнями. Диармайд так и поступил. И тогда Финн, заявив, будто герой
неправильно измерил ее, велел еще раз промерить ее с другого конца. На этот раз
Диармайду пришлось идти против щетины, и одна из ядовитых щетинок, пронзив кожу
на его пятке, нанесла ему рану, которая оказалась смертельной.

[1]
В наши дни это место называется Бенбулбин; находится оно в окрестностях Слиго.

Легенда
“Погоня за Диармайдом и Грайне”, которую мы позволили себе изложить
здесь столь подробно, в известной мере свидетельствует об упадке былого
могущества фианов, которое явно клонилось к неминуемому концу. Друзья Диармайда
никогда не простили Финну того коварства, посредством которого он обрек его на
верную смерть – а неприкрытое соперничество между Голлом и его Кланн Морна, с
одной стороны, и Финном и его Кланн Баоизгне – с другой, вскоре переросло в
откровенную вражду. Между фианами и королями Ирландии начались вооруженные
столкновения, кульминацией которых явиюсь полное уничтожение фианов в битве при
Габхре. Битва эта, по преданию, произошла в 284 году. Правда, сам Финн отошел в
мир иной за гол до нее Он пал в бою с мятежными фианами у брода Бре на реке
Бойн. Вместе с ним погиб и король Кормак Мак Эйрт, отец Грайне. Главными
врагами в этой битве были внук Финна Оскар и сын Кормака Кэйрбр. Это мифическое
сражение отличалось такой же свирепостью, как и последний бой Артура при
Камлуане. Оскар сразил Кэйрбра и сам пал от его копья. Эйдин, жена Оскара,
умерла от горя после его гибели, и Ойсин, отец Оскара, похоронил ее со всеми подобающими
почестями в Бен Эдаре (Хоут) и воздвиг над ее могилой офомный дольмен, стоящий
там до сего дня. В битве погибли почти все фианы и было уничтожено все войско
Кэйрбра.

В
живых остались лишь двое видных фианов. Одним из них был Каоилте, которому спасло
жизнь его замечательное умение бегать совсем бесшумно, когда для фианов все уже
было потеряно. Знаменитый памятник, известный под названием “Диалоги
старейшин”, изображает его, спустя несколько веков, беседующим со св.
Патриком, повествуя тому о славных подвигах фианов. Потеряв всех своих друзей,
оставшихся в той героической эпохе, он, как гласит предание, сошелся с богами
клана Туатха Де Данаан. Так, он участвовал на стороне Илбреха, сына Мананнана,
в сражении против самого Лира и своими руками убил древнего бога моря. Легенда
рассказывает, что он даже завладел прекрасным дворцом Лира в Сидх Фионнехаидх;
после этого мы больше почти ничего не знаем о нем, за исключением того, что он
остался в памяти ирландцев как один из правителей сидхаДругим был Ойсин, не
участвовавший в битве при Габре, ибо задолго до этого он отправился в
путешествие в дальние края. Такие путешествия совершают многие герои
архаических мифов, но в отличие от простых смертных они всегда возвращаются из
них. Как и Кухулин, Ойсин отправился туда по приглашению богини. Фианы, как
обычно, охотились в окрестностях озера Лейк Килларни, когда перед ними явилась
некая женщина поистине неземной красоты и поведала им, что она – Ниам, дочь
Бога Моря.

Гэльский
поэт Майкл Комин, создавший в XIX веке немало поэтических переложений старинных
исторических преданий, описывает ее почти также, как сделали бы это знаменитые
барды прошлого [1]:

[1]
У.Б. Йейтс на тот же сюжет создал поэтическое произведение под названием
“Скитания Ойсина”

На
голове ее сиял венец, И мантия из дорогого шелка, Вся в золоте, влачилась по
земле, Когда она ступала по траве.

Как
жар горели кольца золотые На каждом локоне златых ее кудрей;

Глаза
ее синели, словно небо, Как капельки росы на листьях мака.

Алее
алой розы были щеки;

Она
плыла, как лебедь на волне, И губы девы были слаще меда, В душистом
растворенного вине.

Богатой
позолоченною сбруей Бряцал ее роскошный белый конь;

Седло
под нею было золотым, И левою рукой она узду держала.

Горели
на копытах скакуны Четыре лучших золотых подковы:

Серебряная
перевязь на гриве…

О,
то был лучший в целом свете конь!

Такой
предстает пред нами Ниам Златокудрая, дочь самого Мананнана, и неудивительно,
что, когда она остановила свой выбор на Ойсине, сыне простого смертного, все
прежние подвиги фианов не шли для него ни в какое сравнение с ее любовью. Он
мигом взлетел на круп коня позади нее, и они поскакали через всю страну к
берегу моря, а потом помчались прямо по гребням волн. И пока они летели над
волнами, красавица описывала своему возлюбленному прекрасную страну богов почти
в тех же выражениях, в каких сам Мананнан воспевал ее красоты перед Краном,
сыном Фебала, в каких Мидхир живописал ее для Этэйн, ибо всякий, кто
отправляется туда, жаждет поделиться ее очарованием с остающимися в земном мире.

На
свете нет прекраснее страны;

Величественней
края нет под солнцем.

Там
на ветвях – бутоны и плоды.

И
золото листвы горит на ветках.

Там
изобилье меда и вина, Всего, чего твой глаз ни пожелает;

И
эта роскошь времени не знает:

Ни
смерти там, ни увяданья нет.

Итак,
влюбленные отправляются в страну чудес, и вскоре их глазам предстают прекрасные
дворцы, тенистые беседки, беломраморные стены, высящиеся прямо посреди морских
волн. У одной из них они останавливаются, и Ойсин, по повелению Ниам, нападает
на свирепого вида фомора, живущего в ней, изгоняет его прочь и освобождает
прелестную деву из клана Туатха Де Данаан, которую фомор долго томил в
заключении. Затем они видят безрогого оленя, прыгающего с волны на волну,
пытаясь спастись от странных белых собак с кроваво-красными ушами, которые так
часто встречаются на страницах кельтских мифов. Наконец влюбленные достигают
берегов Тир на Ог, Страны молодости, и там Ойсин целых триста лет предается
блаженству с Ниам, пока не вспоминает об Эрине и фианах. В нем просыпается
непреодолимое желание вновь увидеть свои родные края и жителей тамошних мест, и
Ниам, отпуская его, дарит ему своего прекрасного скакуна, но при этом берет с
возлюбленного всего одну клятву – ни в коем случае не ступать ногой на землю.
Ойсин, пообещав ей не делать этого, мигом достигает берегов Ирландии на крыльях
ветра. Однако, как и дети короля Лира после долгих скитаний, он видит, что Эрин
изменился до неузнаваемости. Он пытается разузнать что-нибудь о Финне и фианах,
и ему отвечают, что это – имена людей, живших много веков назад, чьи деяния
описаны в старинных книгах. За это время произошла славная битва при Габре, в
Ирландию приходил св. Патрик и переменил прежние обычаи и веру. Изменился даже
внешний облик людей: они измельчали, стали почти карликами по сравнению с
великанами, жившими в его время. Увидев, как добрых три сотни человек
изнемогают, пытаясь поднять мраморную плиту, Ойсин по доброте душевной помогает
им, легко подняв ее одной рукой. Но при этом от усилия под его седлом лопнул
богатый золотой ремень, и герой, соскользнув с седла, ступил ногой на землю.
Волшебный конь тотчас исчез, а сам Ойсин тотчас утратил свою вечную молодость и
богоподобную красоту, превратившись в слепого, седого, сгорбленного старика.

В
целом ряде вдохновенных старинных баллад, известных под названием “Диалоги
Ойсина со св. Патриком”, рассказывается о том, как Ойсин, странствуя в
глубокой старости по земным пределам и будучи не в силах от дряхлости раздобыть
себе хлеб насущный, встретил св. Патрика и тот отвел его к себе в дом. Затем
святой принялся яркими красками живописать перед ним картины царства небесного,
в которое Ойсин может войти, если обратится в новую веру, и мрачные призраки
кромешного ада, в котором претерпевают вечные муки его прежние друзья, умершие
язычниками. На все эти доводы, убеждения и угрозы святого Ойсин отвечает на
удивление спокойно и твердо. Он не может поверить, чтобы царство небесное было
закрыто для фианов, если они только пожелают войти в него, и, наоборот, уверен,
что сам господь бог гордился бы своей дружбой с фианами. А если это не так, то
какой же ему, Ойсину, прок от вечной жизни, если в ней не будет ни охоты, ни
любезничанья с хорошенькими женщинами, ни старинных преданий и нежных песен?
Нет, уж лучше он отправится к фианам, сидящим за пиром у жаркого очага, и
умрет, как и жил.
Список литературы

Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.celtica.ru