Фофанов К.М.
Константин Михайлович Фофанов (1862-1911)
Константин Михайлович Фофанов родился в небогатой купеческой семье,
систематического образования не получил. Писал стихи с детства. Печатался с
1881 г. в самых разных журналах и газетах, более всего в “Новом
времени”; Л. С. Суворин издал несколько сборников его стихотворений, очень
неравноценных. Жизнь Фофанова была омрачена постоянной бедностью и тяжелым
недугом. Умер он в глубокой нищете, почти не принятый новой читательской
аудиторией.
В сознании современников Фофанов обрел мифологизированный облик Поэта,
служителя Красоты, способного в минуты вдохновенья подняться над обыденностью и
собственным несовершенством (алкоголизм, психическое заболевание). В этом
запоздалом романтизме есть и болезненная взвинченность, и простодушие, которого
будет лишена поэзия следующих поколений, и зов уйти в “сны” и
“грезы” от беспросветно-унылой прозы реального. “Сны” в его
поэзии (вещие, волшебные, пленительные, святые и пр.) “кажутся… каким-то
особым знаком, утверждающим принадлежность стихов Фофанову”,- писал один
из тогдашних критиков.
Поэтическая условность причудливо соединяется у Фофанова с неожиданной
точностью конкретной детали, особенно в пейзажных зарисовках. Он любит
фиксировать запахи земли: “Пахнет укропом и пахнет крапивой…”
“Пахнет свежею травою и увядшею листвой…” Эти прозаизмы были тогда
непривычны. Но именно на пересечении романтически неопределенного
“взлета” и крепкой связи с земной “предметностью” возникали
лучшие образы Фофанова; по собственному его точному определению, “Еще к
земле прикован чуткий слух,/Но к небесам уже подьяты крылья”.
Природа у Фофанова чаще всего городская или окраинная: парки, сады,
бульвары, аллеи, пруды, решетки, каменные стены и т.д. Тоскливая будничность
современного города постепенно обретает фантастические очертания, предстает как
“чудовище” – воплощение городского кошмара и шире – обреченности
существования. А в пейзаже петербургского пригорода проступает
космически-катастрофический облик “поруганной” земли; здесь Фофанов
перекликался с символистами. Они высоко чтили его, но порой несколько
выпрямляли, “подтягивая” к своему мироощущению.
Так, Мережковский полагал, что для Фофанова жизненные явления, хранящие
“божественную тайну мира”, “в высшей степени прозрачны”.
Брюсов же ценил в нем дух диссонанса (столь характерный для поэтов рубежа
веков), хотя, быть может, и преувеличивал его остроту, когда писал: “Через
всю поэзию Фофанова проходит… борьба двух начал: романтизма, зовущего поэта
укрыться в “гротах фантазий”, и человека наших дней, смутно
сознающего все величие, всю силу, все грозное очарование современного
мира”.
* * *
Пел соловей, цветы благоухали.
Зеленый май, смеясь, шумел кругом.
На небесах, как на остывшей стали
Алеет кровь,- алел закат огнем.
Он был один, он – юноша влюбленный,
Вступивший в жизнь, как в роковую дверь,
И он летел мечтою окрыленной
К ней, только к ней,- и раньше и теперь.
И мир пред ним таинственным владыкой
Лежал у ног, сиял со всех сторон,
Насыщенный весь полночью безликой
И сладкою весною напоен.
Он ждал ее, в своей разлуке скорбной,
Весь счастие, весь трепет и мечта…
А эта ночь, как сфинкс женоподобный,
Темнила взор и жгла его уста.
Май 1897
Список литературы
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://russia.rin.ru/