Из чего рождается рассказ?
Рассказ Владимира Крупина “Зимние ступени”
Мельник В. И.
Порою
проза Владимира Крупина кажется слишком простой. Кажется, из чего и делается
она? Так – какой-то запоминающийся анекдот, несколько удачно переданных живых
диалогов, характерных словечек. Любопытно наблюдать: как бы из ничего вдруг
возникает какой-то сюжет, набросок жизни, острая мысль, лирическое чувство. Не
было ничего, а рассказ как-то получился, “живет”,- как говорил Н.В.Гоголь.
Но не так все просто. Манера писательская у Крупина мягкая, слегка ироничная.
Хоть и кажется, что художник упрощает свою задачу, показывая, например, два
контрастных характера, но делает он это умело и в итоге – ничего не упрощает.
Вот
рассказ “Зимние ступени”. Казалось бы, и повода для рассказа или даже
“рассказика” нет никакого. Двое мужичков-одногодков (им обоим уже за
пятьдесят) рубят ледяные ступеньки перед праздником Рождества Христова возле
знаменитой купели в селе Великорецкое, где шестьсот лет назад явилась икона
святителя Николая (благодаря непрекращающимся уже столетия Крестным ходам, да и
повести Крупина “Великорецкая купель”, место это хорошо знает весь
православный люд в России). Завтра пойдут женщины поэтим ступеням набирать воду
и скажут спасибо мужичкам. Один из них – Василий – очень прост, всю жизнь почти
прожил в деревне, и жизнь эта его не баловала,- вот отчего он выглядит старее
своего соработника Аркаши, чисто городского жителя. Ведут они себя совершенно
по-разному, по-разному думают и говорят. Аркаша – православный человек больше в
теории: начитан, любит поучить других. А от обязанностей и долгов старается
улизнуть. Он руководит Василием. Крупин с едва заметной иронией замечает:
” Василий работает ломом, Аркаша подчищает лопаткой”. Какая звонкая и
умная фраза составилась у прозаика. Вроде и осуждения в ней нет: ведь оба
работают. Но сравниваешь: один “работает”, а другой –
“подчищает”. Вроде тоже работа, а все же… И далее: у Василия лом, а у
Аркаши – “лопатка” – в уменьшительной форме. Вроде бы тоже ни о чем
явно не говорит, а глаз уже второй раз спотыкается о что-то
лукаво-уменьшительное. Да и, наконец, одного героя писатель зовет серьезным,
полным, истинно христианским именем – Василий. Звучит! А второго называет
Аркашей. Не обозвал, а основательности и серьезности лишил. Намеченная
характеристика растет и ширится. Василий “телогрейку давно снял,
разогрелся, Аркаша в тулупчике”. Не сказано, что Аркаша лентяй, а все же…
Вот из этих “все же” и составляется постепенно наше почти
подсознательное восприятие героев.
Тонко,
мягко, без нажимов, с легкой, изнесенной из провинции лукавинкой и иронией
работает Крупин. Постепенно в рассказе намечается невыгодный для Аркаши
контраст, в общем-то типичный для деревенской прозы, когда речь заходит о
сопоставлении городских и деревенских людей. Кажется, все вырулило на привычную
колею…
А
между тем автор, понимая уже, чего ждет читатель, берет да и обманывает его.
Вдруг повествование о двух мужичках прерывается колоритной, в духе почти лесковских
“Соборян”, зарисовкой. Писатель показывает, как батюшка, на слова
которого постоянно идут ссылки в разговоре Василия и Аркаши, готовит вечером
дома завтрашнюю проповедь. И снова мягкость, ироничность, неожиданно
приоткрывающаяся из-за бытовых и поэтических подробностей глубина: батюшка
“откладывает ручку и вздыхает. Когда батюшка был молод, принимал на себя
сан, дерзал спасти весь мир. Потом служил, бывал и на бедных, и на богатых
приходах и уже надеялся спасти только своих прихожан. А потом думал: хотя бы уж
семью свою спасти. Теперь батюшка ясно понимает, что даже самому ему и то
спастись очень тяжело”. И все эти милые подробности, все эти мысли батюшки
о завтрашней проповеди, о своей жизни – все это прямое имеет отношение к жизни
Василия и Аркаши, к их разговорам и несогласиям. И потому так легко снова
рассказчик возвращается к своим главным героям, показывая их уже на праздничной
службе. Василий – сама простота, у него чисто сердечное восприятие религии.
“Конечно, Василий не понимает многих слов, не понимает всего пения, но ему
так хорошо здесь, так умилительно глядеть на горящие свечи…” “Любит
меня Бог,- понимает Василий.- Любит. Ведь сколько же раз я мог умереть,
погибнуть,замерзнуть, спиться мог запросто, а живу”. Василий украдкой вытирает
рукавом слезы”. И снова уже подчеркнутый контраст: “Аркадий стоит
впереди всех, размашисто крестится. Но ему не до молитвы, надо готовить емкости
для водосвятия”. На глаза Аркадию попадается сосед – и он осуждает его,
поучает. Ему и впрямь – “не до молитвы”. Как меняются сразу местами
герои! Один велик в своей простоте, действительно стоит на службе в Божьем
храме “в страхе и трепете”. Другой – скорее присутствует. Все у
Аркаши внешнее, в сердце нет ничего. Это мы уже понимаем. Но понимаем как бы
сами, без авторского нажима и внушения, постепенно все более проникая в
характер героев. А писатель нас не поучает, продолжает свою скромную,
незаметную работу. Даже чисто негативную, оценочную фразу: “Ему не до
молитвы”,- смягчает таким продолжением: “надо готовить емкости для
водосвятия”. А это входит в обязанности Аркаши. И разве, правда, не надо
их готовить? И вот понимаешь, как тонко устроен текст Крупина, какая здесь
постоянная игра слов и смыслов.
И
вот когда мы уже почти сделали свои читательские заключения, что один герой –
простой и хороший, а другой с хитринкой, что один уйдет из храма, как мытарь, “более
оправданным”, а другой, словно фарисей,- менее, что один больше похож на
Марию, а другой на Марфу и т.д., вот тогда писатель покойно и величаво
оставляет своих героев, не делает завершающих контрастных мазков, дидактических
выводов. А просто поднимает глаза к небу : “Звонят колокола. В морозном
солнечном воздухе звуки их чисты и слышны далеко окрест”. Какие мысли
посещают нас после такого финала? Кажется, так хорошо вокруг (ведь Христос
родился!), такой великий Праздник у всех людей, у всей природы, у всего живого,
что все, все теперь прощены будут – и простой, серьезный , сердечный Василий, и
Аркаша, человек не без лукавинки, не без внутренней извилины и хитринки,- все,
все будут прощены. И “зимние ступени”, ведущие в обледеневшую
купальню (теперь уже понимается вполне), есть ступени той духовной
“лествицы”, которую видел когда-то Иаков и которая едет и Василия и
Аркадия в Небесное Царствие. Вот такая сложная гамма чувств,мыслей, настроений
в маленьком трехстраничном рассказике В. Крупина. Мал золотник, да дорог.
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.portal-slovo.ru/