Любовь и
Россия в жизни и творчестве Марины Цветаевой
Разбросанным в
пыли по магазинам (Где их никто не брал и не берет!) Моим стихам, как
драгоценным винам, Настанет свой черед. М. Цветаева …
Я обращаюсь с
требованьем веры И с просьбой о любви… М. Цветаева
Русская поэзия
— наше великое духовное достояние, наша национальная гордость. Но многих поэтов
и писателей забыли, их не печатали, о них не говорили. В связи с большими
переменами в последнее время в нашем обществе многие несправедливо забытые
имена стали к нам возвращаться, их стихи и произведения стали печатать.
Это такие
замечательные русские поэты как Анна Ахматова, Николай Гумилев, Осип
Мандельштам, Марина Цветаева. Чтобы узнать этих людей и понять то, почему их
имена были на время забыты, надо вместе с ними прожить жизнь, посмотреть на нее
их глазами, понять ее их сердцем. Из этой великолепной плеяды мне ближе и
дороже всех М. И. Цветаева. Марина Ивановна Цветаева родилась в Москве 26
сентября 1892 года. Если влияние отца, Ивана Владимировича, университетского
профессора и создателя одного из лучших московских музеев (ныне Музей
изобразительных искусств), до поры до времени оставалось скрытым, подспудным,
то мать, Мария Александровна, страстно и бурно занималась воспитанием детей до
самой своей ранней смерти. “После такой матери мне осталось только одно:
стать поэтом”, — вспоминала дочь. Характер у Марины Цветаевой был трудный,
неровный, неустойчивый. Илья Эренбург, хорошо знавший ее в молодости, говорит:
“Марина Цветаева совмещала в себе старомодную учтивость и бунтарство,
пиетет перед гармонией и любовь к душевному косноязычию, предельную гордость и
предельную простоту. Ее жизнь была клубком прозрений и ошибок”. Жила она
сложно и трудно, не знала и не искала ни покоя, ни благоденствия, всегда была в
полной неустроенности, искренне утверждала, что “чувство
собственности” у нее “ограничивается детьми и тетрадями”. Жизнью
Марины Цветаевой с детства и до кончины правило воображение. Воображение,
взросшее на книгах. Красною кистью Рябина зажглась. Падали листья. Я родилась.
Детство, юность и молодость Марины Ивановны прошли в Москве и в тихой
подмосковной Тарусе, отчасти за границей. Училась она много, но, по семейным
обстоятельствам, довольно бессистемно. Стихи Цветаева начала писать с шести лет
(не только по-русски, но и по-французски, по-немецки), печататься — с
шестнадцати. Появились первые наивные стихи, а затем — дневники и письма. В
1910 году она выпускает довольно объемный сборник “Вечерний альбом”.
Его заметили и одобрили такие влиятельные и взыскательные критики, как В.
Брюсов, Н. Гумилев, М. Волошин. Стихи юной Цветаевой были еще очень незрелы, но
подкупали своей талантливостью, известным своеобразием и непосредственностью.
На этом сошлись все рецензенты. Строгий Брюсов особенно похвалил ее за то, что
она безбоязненно вводит в поэзию “повседневность”,
“непосредственные черты жизни”. В этом альбоме Цветаева облекает свои
переживания в лирические стихотворения о несостоявшейся любви, о невозвратности
минувшего и о верности любящей: Ты все мне поведал — так рано! Я все разглядела
— так поздно! В сердцах наших вечная рана, В глазах молчаливый вопрос…
Темнеет… Захлопнули ставни, Над всем приближение ночи… Люблю тебя,
призрачно-давний, Тебя одного — и навек! В ее стихах появляется лирическая
героиня — молодая девушка, мечтающая о любви. “Вечерний альбом” — это
скрытое посвящение. Перед каждым разделом — эпиграф, а то и два: из Ростана и
Библии. Некоторые стихи уже предвещали будущего поэта. В первую очередь —
безудержная и страстная “Молитва”, написанная поэтессой в день
семнадцатилетия, 26 сентября 1909 года: Христос и Бог! Я жажду чуда Теперь,
сейчас, в начале дня! О, дай мне умереть, покуда Вся жизнь как книга для меня.
Ты мудрый, ты не скажешь строго: “Терпи, еще не кончен срок”. Ты сам
мне подал — слишком много! Я жажду сразу — всех дорог! Люблю и крест, и шелк, и
каски, Моя душа мгновений след… Ты дал мне детство — лучше сказки И дай мне
смерть — в семнадцать лет! Нет, она вовсе не хотела умереть в тот момент, когда
писала эти строки; они — лишь поэтический прием. Марина Цветаева была очень
жизнестойким человеком (“Меня хватит еще на 150 миллионов жизней!”).
В стихотворении “Молитва” звучит скрытое обещание жить и творить:
“Я жажду… всех дорог!” Они появятся во множестве — разнообразные
дороги цветаевского творчества. В стихах “Вечернего альбома” рядом с
попытками выразить детские впечатления и воспоминания соседствовала недетская
сила, которая пробивала себе путь сквозь оболочку дневника московской
гимназистки. В стихотворении “В Люксембургском саду”, с грустью
наблюдая играющих детей и их счастливых матерей, она завидует им: “Весь
мир у тебя”, а в конце заявляет: Я женщин люблю, что в бою не робели,
Умевших и шпагу держать, и копье, — Но знаю, что только в плену колыбели
Обычное — женское — счастье мое! В “Вечернем альбоме” Цветаева много
сказала о себе, о своих чувствах к дорогим ее сердцу людям, в первую очередь, к
маме и сестре. Завершается он стихотворением “Еще молитва”, где
цветаевская героиня молит создателя послать ей простую земную любовь. В лучших
стихотворениях первой книги уже угадываются интонации главного конфликта ее
любовной поэзии: конфликта между “землей” и “небом”, между
страстью и идеальной любовью, между сиюминутным и вечным, конфликта быта и
бытия. Вслед за “Вечерним альбомом” появилось еще два стихотворных
сборника Цветаевой: “Волшебный фонарь” (1912 г. ) и “Из двух
книг” (1913 г. ) — оба под маркой издательства “Оле-Лукойе”, домашнего
предприятия Сергея Эфрона, друга юности Цветаевой, за которого в 1912 году она
выйдет замуж. В это время Цветаева — “великолепная и победоносная” —
жила уже очень напряженной душевной жизнью. К тому времени Цветаева уже хорошо
знала себе цену как поэту: “В своих стихах я уверена непоколебимо”, —
записала она в своем дневнике в 1914 году. Жизнелюбие поэтессы воплощалось
прежде всего в любви к России и к русской речи. Цветаева очень любила город, в
котором родилась; Москве она посвятила много стихов: Над городом, отвергнутым
Петром, Перекатился колокольный гром. Гремучий опрокинулся прибой Над женщиной,
отвергнутой тобой. Царю Петру, и вам, о царь, хвала! Но выше вас, цари:
колокола. Пока они гремят из синевы — Неоспоримо первенство Москвы. — И целых сорок
сороков церквей Смеются над гордынею царей! Сначала была Москва, родившаяся под
пером юного поэта. Во главе всего и вся царил, конечно, отчий
“волшебный” дом в Трехпрудном переулке: Высыхали в небе изумрудном
Капли звезд и пели петухи. Это было в доме старом, доме чудном… Чудный дом,
наш дивный дом в Трехпрудном, Превратившийся теперь в стихи. Таким он предстал
в этом уцелевшем отрывке отроческого стихотворения. Мы знаем, что рядом с домом
стоял тополь, который так и остался перед глазами поэта на всю жизнь: Этот
тополь! Под ним ютятся Наши детские вечера. Этот тополь среди акаций, Цвета
пепла и серебра… Позднее в поэзии Цветаевой появится герой, который пройдет
сквозь годы ее творчества, изменяясь во второстепенном и оставаясь неизменным в
главном: в своей слабости, нежности, зыбкости в чувствах. Лирическая героиня
наделяется чертами кроткой богомольной женщины: Пойду и встану в церкви И
помолюсь угодникам О лебеде молоденьком. В первые дни 1917 года в тетради
Цветаевой появляются стихи, в которых слышатся перепевы старых мотивов,
говорится о последнем часе нераскаявшейся, истомленной страстями лирической
героини, в некоторых воспевается радость земного бытия и любви: Мировое
началось во мне кочевье: Это бродят по ночной земле — деревья, Это бродят золотым
вином — грозди, Это странствуют из дома в дом — звезды, Это реки начинают путь
— вспять! И мне хочется к тебе на грудь — спать. Многие из своих стихов
Цветаева посвящает поэтам-современникам: Ахматовой, Блоку, Маяковскому,
Эфрону… .
В певучем граде
моем купола горят, И Спаса светлого славит слепец бродячий… И я дарю тебе
свой колокольный град, Ахматова! И сердце свое в придачу.
Но все они были
для нее лишь собратьями по перу. Творчество одного только Блока восприняла
Цветаева как высоту недосягаемую, поистине поднебесную: Зверю — берлога,
Страннику — дорога, Мертвому — дроги. Каждому свое. Женщине — лукавить, Царю —
править, Мне славить Имя твое.
Марина Цветаева
пишет не только стихи, но и прозу. Проза Цветаевой тесно связана с ее поэзией.
В ней, как и в стихах, важен был не только смысл, но и звучание, ритмика,
гармония частей. Она писала: “Проза поэта — другая работа, чем проза
прозаика, в ней единица усилия — не фраза, а слово, и даже часто — мое”. В
отличие от поэтических произведений, где она искала емкость и локальность
выражения, в прозе любила распространить, пояснить мысль, повторить ее на
разные лады, дать слово в его синонимах. Проза Цветаевой создает впечатление
большой масштабности, весомости, значительности. Мелочи как таковые у Цветаевой
просто перестают существовать, люди, события, факты всегда объемны.
Цветаева
обладала даром точно и метко рассказать о своем времени. Вскоре свершилась
Октябрьская революция, которую Марина Цветаева не приняла и не поняла. Казалось
бы, именно она с бунтарской натурой своего человеческого и поэтического
характера могла обрести в революции источник творческого воодушевления. Пусть
она не сумела бы понять правильно революцию, ее цели и задачи, но она должна
была ощутить ее как могучую и безграничную стихию.
В литературном
мире Цветаева по-прежнему держалась особняком. В мае 1922 года со своей дочерью
она уезжает за границу. В первые годы эмиграции Цветаева активно участвует в
русской культурной жизни. Но год от года по разным причинам оказывается все в
большей изоляции. Новаторство ее поэзии не получило должной оценки эмигрантской
критики. Более охотно издатели брали ее прозу. Цветаева публикует небольшие
рассказы (как на русском, так и на французском языке), воспоминания о
поэтах-современниках (Волошине, Брюсове, Бальмонте, Кузмине, Маяковском,
Пастернаке), литературно-критические статьи.
Решительно
отказавшись от своих былых иллюзий, она ничего уже не оплакивала и не
предавалась никаким умилительным воспоминаниям о том, что ушло в прошлое. В ее
стихах зазвучали совсем иные ноты: Берегитесь могил: Голодней блудниц! Мертвый
был и сенил: Берегитесь гробниц! От вчерашних правд В доме смрад и хлам. Даже
самый прах Подари ветрам! Вокруг Цветаевой все теснее смыкалась глухая стена
одиночества. Ей некому прочесть, некого спросить, не с кем порадоваться. В
таких лишениях, в такой изоляции она героически работала как поэт, работала не
покладая рук. Самое ценное, самое несомненное в зрелом творчестве Цветаевой —
ее неугасимая ненависть к “бархоткой сытости” и всякой пошлости.
В ее дальнейшем
творчестве все более крепнут сатирические ноты. В то же время в Цветаевой все
более растет и укрепляется живой интерес к тому, что происходит на покинутой
Родине. “Родина не есть условность территории, а принадлежность памяти и
крови, — писала она. — Не быть в России, забыть Россию — может бояться только
тот, кто Россию мыслит вне себя. В ком она внутри — тот теряет ее лишь вместе с
жизнью”. С течением времени понятие “Родина” для нее наполняется
новым содержанием. Поэтесса начинает понимать размах русской революции
(“лавина из лавин”), она начинает чутко прислушиваться к “новому
звучанию воздуха”. Тоска по России проявляется в таких лирических
стихотворениях как “Рассвет на рельсах”, “Лучина”,
“Русской ржи от меня поклон… “, “О неподатливый язык…
“, сплетается с думой о новой Родине, которую она еще не видела и не
знает, — о Советском Союзе, о его жизни, культуре и поэзии. К 30-м годам Марина
Цветаева совершенно ясно осознала рубеж, отделивший ее от белой эмиграции.
Важное значение
для понимания позиции Цветаевой, которую она заняла к 30-м годам, имеет цикл
стихов к сыну. Здесь она говорит о Советском Союзе, как о новом мире новых
людей, как о стране совершенно особого склада и особой судьбы, неудержимо
рвущейся вперед — в будущее и в само мироздание — “на Марс”. Ни к
городу и ни к селу — Езжай, мой сын, в свою страну, — В край — всем краям
наоборот! Куда назад идти — вперед Идти, особенно — тебе, Руси не видывавшее.
Нести в трясущихся горстях: “Русь — этот прах, чти этот прах!” От
неиспытанных утрат — Иди — куда глаза глядят! Нас родина не позовет! v Езжай,
мой сын, домой — вперед — В свой край, в свой век, в свой час — от нас — В
Россию — вам, в Россию — масс, В наш-час — страну! в сей-час — страну! В
на-Марс — страну! в без-нас страну! Русь для Цветаевой — достояние предков,
Россия — не более как горестное воспоминание “отцов”, которые
потеряли родину, и у которых нет надежды обрести ее вновь, а “детям”
остается один путь — домой, на единственную родину, в СССР.
Столь же твердо
Цветаева смотрела и на свое будущее. Личная драма поэтессы переплеталась с
трагедией века. Она увидела звериный оскал фашизма и успела проклясть его.
Последнее, что Цветаева написала в эмиграции, — цикл гневных антифашистских
стихов о растоптанной Чехословакии, которую она нежно и преданно любила. Это
поистине “плач гнева и любви”, Цветаева теряла уже надежду —
спасительную веру в жизнь. Эти стихи ее — как крик живой, но истерзанной души:
О, черная гора, Затмившая весь свет! Пора — пора — пора Творцу вернуть билет.
Отказываюсь — быть В бедламе — нелюдей, Отказываюсь — жить С волками площадей.
На этой ноте отчаяния оборвалось творчество Цветаевой.
Дальше осталось
просто человеческое существование. И того — в обрез. В 1939 году Цветаева
возвращается на родину. Тяжело ей дались эти семнадцать лет на чужбине. Она
мечтала вернуться в Россию “желанным и жданным гостем”. Но так не
получилось. Муж и дочь подверглись необоснованным репрессиям. Цветаева
поселилась в Москве, готовила сборник стихотворений. Но тут грянула война.
Превратности эвакуации забросили Цветаеву сначала в Чистополь, а затем в
Ела-бугу. Тут-то ее и настигло одиночество, о котором она с таким глубоким
чувством сказала в своих стихах.
Измученная,
потерявшая веру, 31 августа 1941 года Марина Ивановна Цветаева покончила жизнь
самоубийством. Могила ее затерялась. Долго пришлось ожидать и исполнения ее
юношеского пророчества, что ее стихам, “как драгоценным винам, настанет
свой черед”. Марину Цветаеву-поэта не спутаешь ни с кем другим. Ее стихи
можно безошибочно узнать — по особому распеву, неповторимым ритмам, по общей
интонации. С юношеских лет уже начало сказываться стремление к афористической
четкости и завершенности. Марина Цветаева хотела быть разнообразной, она искала
в поэзии различные пути. Марина Цветаева — большой поэт, и вклад ее в культуру
русского стиха XX века значителен. Среди созданного Цветаевой кроме лирики —
семнадцать поэм, восемь стихотворных драм, автобиографическая, мемуарная,
историко-литературная и философско-критическая проза. “Цветаева — звезда
первой величины. Кощунство кощунств — относиться к звезде как к источнику
света, энергии или источнику полезных ископаемых. Звезды — это всколыхающая
духовный мир человека тревога, импульс и очищение раздумий о бесконечности,
которая нам непостижима… ” — так отозвался о творчестве Цветаевой поэт
Латвии О. Вициетис. Мне кажется, что время увидело Марину Цветаеву, признало ее
нужной и позвало. Она пришла уверенно, ее позвал ее час, ее настоящий час.
Список
литературы
Для подготовки данной
работы были использованы материалы с сайта http://ilib.ru/