Сатира как творческий принцип

Сатира как творческий принцип

“Сказки”
Салтыкова-Щедрина составляют самостоятсльныи пласт его творчества. За небольшим
исключением, они созданы в последние годы жизни писателя (1883-1886) и
предстают перед нами неким итогом работы Салтыкова в литературе. И по богатству
художественных приемов, и по идейной значимости, и по разнообразию воссозданных
социальных типов эта книга в полной мере можст считаться художественным
синтезом всего творчества писателя.

Адресовав
“сказки”: “для детей изрядного возраста”, Щедрин сразу же
вводит читателя в особую атмосферу своей книги. На этих страницах к “детям
изрядного возраста”, то есть ко взрослым, сохранившим наивные иллюзии
прекраснодушного юношества, обращаются сурово. Им не сочувствуют – их умно и
зло высмеивают; розовые очки, охраняющие их нежные глаза от суровой
действительности, безжалостно разбивают.

Сатира
Щедрина – особое явление в русской литературе. Смех органически присущ нашей
культуре. И если Пушкин мог с полным правом сказать: От ямщики до первого поэта
Мы асе поем уныло. Грустный вой – песнь русская, то с неменьшими основаниями
можно говорить о смехе: так же, как и грусть, он свойствен всем – “от
ямщика до первого поэта”. Перу Пушкина принадлежат добрые шутки и резкие
эпиграммы; то веселостью, то мрачной иронией блещет желчный Лермонтов;
неразрывно слиты смех и слезы в творчестве великого печальника и сатирика
Гоголя; смешные -хоть и нс всегда симпатичные-уродцы сходят со страниц
Островского… И русский фольклор насыщен смехом: от шуток-прибауток до
целостной системы смехового мира, глубочайший анализ которого дан Д.С.
Лихачевым в книге “Смеховая культура древней Руси”.

Литераторы,
принадлежавшие к лагерю революционеров-демократов, культивировали в своем
творчестве особую смеховую культуру: они отдавали приоритет сатире, призывали
высмеивать и бичевать пороки общества, “язвы современной жизни”.
Творчество Салтыкова-Щедрина можно с полным правом назвать высшим достижением
социальной сатиры 60-80-х годов, квинтэссенцией сатирического направления
натуральной школы. Ближайшим предшественником Щедрина не без основания принято
считать Гоголя, создавшего сатирико-философскую картину современного мира.

Однако
и от этого ближайшего предшественника Щедрин бесконечно далек, ибо ставит перед
собой принципиально иную творческую задачу: выследить, разоблачить и
уничтожить. В.Г. Белинский, рассуждая о творчестве Гоголя, определял его юмор
как: “…спокойный в своем негодовании, добродушный в своем
лукавстве”, сравнивая с иным: “грозным и открытым, желчным, ядовитым,
беспощадным.” Эта вторая характеристика глубоко раскрывает сущность сатиры
Щедрина. Замечательным подтверждением выглядит такая запись И.С. Тургенева:
“Я видел, как слушатели корчились от смеха при чтении некоторых очерков
Салтыкова. Было что-то страшное в этом смехе. Публика, смеясь, в тоже время
чувствовала, как бич хлещет ее самоё.”Таким образом, для Гоголя смех был
путем к нравственному исправлению людей, к возрождению истинной духовности.
Салтыков-Щедрин видел назначение сатиры в ином: она призвана возбуждать
негодование, формировать активных борцов с рабством и деспотизмом. Не к
исцелению России стремился Щедрин, но к полной гибели существующей
социально-государственной системы и построению на ее месте новой (обратите
внимание, как близки его цели “базаровским” нигилистическим
идеям!).Форма сказки дала Щедрину возможность открыто высказываться по
волнующим его и его соратников проблемам. В главе о поэме Некрасова “Кому
на Руси жить хорошо?” мы уже рассуждали о роли и значении жанров фольклора
в авторской литературе; определили, что фольклорные элементы в рамках
авторского произведения не утрачивают своей чужеродности, принадлежности к
иному искусству. И, обращаясь к фольклору, писатель стремится сохранить его
жанровые и художественные особенности, с их помощью привлечь внимание читателя
к основной проблеме своего произведения. “Сказки” Салтыкова-Щедрина
по жанровой природе представляют собой некий сплав двух различных жанров
фольклорной и авторской литературы: сказки и басни. Свободная форма изложения,
волшебные превращения, место и время действия, определяемые как “в
некотором царстве” и “некогда”, – все это заимствовано писателем
у жанра сказки. Однако герои Щедрина вовсе не сказочные -это аллегории, сатирические
маски басен, где волк, заяц, медведь, орел, ворона и другие звери, птицы и рыбы
явственно принадлежат отнюдь не к животному миру.

Следуя
традициям Крылова, Щедрин не произвольно надевает на своих персонажей те или
иные маски, но стремится “воздать каждому по заслугам”: в его сказках
в каждой личине сконцентрированы характерные черты, точно определяющие в своем
единстве распространенный социальный или человеческий тип. Вспомним, на-пример,
сказку “Самоотверженный заяц”. Там “играют” все привычные
“сказочные” и “бытовые” черты персонажей. Волк и заяц нс
только символизируют охотника и жертву: волк кровожаден, силен, деспотичен,
зол; заяц – труслив, малодушен, слаб. Но эти образы наполнены злободневным
социальным содержанием. Волк наслаждается положением властителя, деспота:
“За то, что с первого моего слова не остановился, вот тебе мое решение:
приговариваю я тебя к лишению живота посредством растерзания. А так как теперь
и я сыт, и волчиха моя сыта, и запасу у нас еще дней напять хватит, то сиди ты
вот под этим кустом и жди очереди. А может быть… ха-ха… я тебя и
помилую”. Посмотрите, этот волк не просто пользуется правом сильного: в
его образе воплощены черты представителей власти всех уровней – от жандармского
“хватать и не пущать!” до судейского, губернаторского и т.д.
манипулирования законом. Вся волчья семья живет по “волчьим” законам:
и волчата играют с жертвой, и волчиха, готовая зайца сожрать, его по-своему
жалеет… (Как тут не вспомнить грибоедовское: “По-христиански, так, он
жалости достоин”!) Однако у автора вовсе нс вызывает сочувствия заяц –
ведь он тоже живет по волчьим законам, безропотно отправляется волку в пасть!
Щедринский заяц не просто труслив и беспомощен, он малодушен, он заранее
отказывается от сопротивления, облегчая волку решение “продовольственной
проблемы”. И здесь авторская ирония переходит в едкий сарказм, в глубокое
презрение к психологии раба.

Злое,
гневное осмеяние рабской психологии – одна из основных задач сказок Щедрина. Он
не только констатирует эти особенности русского народа -его долготерпение,
безответность, не только с тревогой ищет их истоки и пределы, как свойственно
было Некрасову. Салтыков-Щедрин безжалостно обличает, едко высмеивает, бичует –
ибо видит именно здесь главную беду времени. Сказки – жанр, доступный народу и
любимый им. И именно сатирическая сказка, считал Щедрин, быстрее и эффективнее
всего дойдет до народа.

Маски
животных нужны сатирику не только как аллегория. М. Горячкина справедливо
отмечает: “Щедрин в сказках не только идет по линии наделения животного
чертами представителя того или иного класса, той или иной политической партии,
но и по линии низведения человека, олицетворяющего враждебную народу силу, до
положения хищного животного.” К этой мысли сам Щедрин старательно подводит
читателя: “…будь он хоть орел, хоть архиорел, все-таки он – птица. До
такой степени птица, что сравнение с ним и для городового может быть лестно
только по недоразумению.” Это отрывок из сказки “Орел-меценат”,
в которой особенно отчетливо звучит еще одна важная для Салтыкова-Щедрина
мысль. Обратите внимание: автор делает все для деромантизации, депоэтизации
привычных образов. “Поэты много об орлах в стихах пишут, и всегда с
похвалой. И стать у орла красоты неописанной, и взгляд быстрый, и полет
величественный. Он не летает, как прочие птицы, а парит, либо ширяет; сверх
того: глядит на солнце и спорит с громами. И теперь я думаю об
орлах так: “Орлы суть орлы, только и всего. Они хищны, плотоядны.
А живут орлы всегда в отчуждении, в неприступных местах, хлебосольством
не занимаются, но разбойничают, а в свободное от разбоя время дремлют”.Для
чего потребовалось сатирику это развенчание привычно романтических образов? Он
считает пагубным само восхищение хищником, пусть даже хищной птицей.
Разумеется, поэты в образе орла опоэтизировали не пожирателя мышей; они создали
символ гордого одиночества, мощи, тяги к свободе и т.д. Но при всем том орел не
переставал быть плотоядным и все так же, говоря словами Пушкина, “кровавую
пищу клевал”. Вот поэтому-то и возмущает Щедрина любование хищником.
Ореолом романтических черт овеян убийца – и автор разрушает ореол. Бог с ними,
с птицами – они “имеют свое оправдание, что сама природа устроила их
исключительно антивегетарианцами.” Но, романтизируя орла, люди одновременно
романтизируют и себе подобных – совершающих преступления. Оправдывая орлов –
оправдывают властителей, сильных мира сего. И Салтыков-Щедрин саркастически
высмеивает это “вредное заблуждение”, не позволяя видеть в
поработителе героя, “право имеющего”. И нельзя не видеть, что это –
его решение “наполеоновской темы”, что щедринские волк и заяц, орел и
мышь, карась и щука иллюстрируют все ту же глобальную, центральную для русской
литературы тему, которой Достоевский посвятил “Преступление и наказание”:
“Тварь ли я дрожащая или право имею”.Показательно, к слову, что
Достоевский прибег к “щедринскому” приему, заставив Раскольникова в
его теории разделить человечество на “Наполеонов” и
“муравейник”: то есть на людей и насекомых!

Сказки
“о животных” – лишь один тип сказок Щедрина. В сказках другого типа
действуют люди (“Дикий помещик”, “Повесть о том, как один мужик
двух генералов прокормил” и др.). Их персонажи не прикрыты масками зверей,
рыб и птиц, и автор использует иные сатирические приемы: гиперболу, гротеск.
Герои этих сказок, однако, тоже явлены как маски-символы: автор создает
собирательные образы социальных типов.

Такие
сказки, как “Добродетели и пороки”, “Пропа-ла совесть”,
можно объединить в отдельный цикл аллегорических сказок. Они наполнены большим
философским содержанием, сказанное в них соотнесено нетолько с настоящим
моментом, но и с вечными вопросами бытия.
Список литературы

Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.coolsoch.ru/
http://lib.sportedu.ru